Ханна нахмурилась.
      – Кутя… Кутю – что?
      – Я придумывал дамские туалеты, мадам, – галантно объяснил Андре. И жестом изящной руки нарисовал в воздухе женскую фигуру.
      – А я думала, портнихами бывают только женщины.
      – Здесь, в колониях, это так. На мужчин, занимающихся подобным ремеслом, у вас смотрят с ужасом. – Он грустно улыбнулся. – Но в моей стране все обстоит по-другому.
      – Я думаю, Ханна, – вмешался в разговор Вернер, – что месье Леклэр может выполнить все, что вы потребуете от него, и вполне успешно. – Он кивнул Андре: – А теперь вам, быть может, хотелось бы пройти к себе и привести себя в порядок?
      – С вашего разрешения, сэр. – Андре сокрушенно взглянул на свои руки. – Когда путешествуешь по Виргинии, дорожная пыль просто въедается в кожу.
      Вернер позвал Дженни и велел ей проводить Андре наверх, в его комнату, принести горячей воды для мытья. Совершив поклон, тот еще раз поцеловал Ханне руку и пошел следом за Дженни.
      Все это время Ханна с трудом сдерживала смех. Теперь, когда Андре уже не мог ее слышать, она рассмеялась:
      – Он всего-навсего проделал дорогу сюда из Уильямсберга – и уже чувствует, что ему необходимо помыться?
      – Боюсь, месье Леклэр несколько привередлив, – сухо ответил Вернер.
      – Но вы уверены, что он сможет сделать все то, о чем вы говорили?
      – О да. Андре обладает множеством талантов, за исключением, как он сам сказал, деловой хватки. Как вам известно, денег в обращении мало, поэтому владельцы лавок торгуют, записывая покупки своих клиентов от одного сбора урожая до другого в долговые книги. Бедный Андре не смог дотянуть до конца года. Несколько месяцев назад ему пришлось закрыть свою торговлю париками. С тех пор он перебивается кое-как, давая уроки и берясь за все, за что ему могут заплатить.
      – Но как он одет! Малкольм, его наряд, наверное, страшно дорого стоит!
      – Если бы вы рассмотрели его поближе, то увидели бы, что все это очень тщательно латано-перелатано.
      – Но такой человек, который привык к парижским чудесам, – почему ему пришлось покинуть Францию, приехать сюда, в Виргинию? Здесь он кажется таким… таким неуместным.
      – Полагаю, он бежал из Франции, – ответил Вернер с кривой улыбкой. – Человек с таким… э-э-э… характером легко может попасть в неприятное положение.
 
      – Но вы должны раздеться донага, дорогая Ханна. Совершенно донага, – сказал Андре, непрерывно жестикулируя. – Иначе как же я смогу снять с вас мерку? Нам нужно узнать ваши размеры, тогда я смогу заказать все, что необходимо, для шитья ваших платьев. Если бы вы пришли в Уильямсберге в мастерскую, где шьют платья, вы не стали бы упираться, я уверен.
      Ханна почувствовала, что краснеет.
      – Но ведь вы мужчина, Андре!
      – Ах да. Мужчина. – Он вздохнул. – Возможно, к несчастью, но это так. Ну что же, будем заниматься делом?
      – Будь по-вашему, если вы настаиваете!
      Ханна быстро разделась и оказалась перед Андре в костюме Евы; но, как ни странно, вопреки ожиданиям, она не почувствовала смущения.
      Подперев подбородок рукой, Андре несколько раз обошел вокруг нее, бормоча:
      – Прекрасная фигура, дорогая леди. Вы должны ею гордиться, равно как и месье Вернер.
      – Он еще не видел меня без одежды, – вырвалось у Ханны. – Мы не обвенчаны.
      – Вот как? – Андре выгнул бровь. – Весьма необычно, должен заметить. Хотя, полагаю, здесь такое считается восхитительным. Но в моей стране… – Он пожал плечами, а потом пощелкал языком. – Какая жалость! Какая потеря!
      – Жалость? – спросила Ханна.
      – Вы обвенчаетесь с каким-то плантатором, будете вынашивать детей и много работать, уродуя свое прекрасное тело. А в моей стране вы могли бы стать известной куртизанкой.
      – А что такое куртизанка? – с любопытством спросила Ханна.
      – Ну как же, дорогая леди, это блудница. О… – Он поднял руки. – Разумеется, высшего сорта. Избалованная, изнеженная, хорошо обеспеченная.
      – Что вы говорите! – изумилась Ханна.
      – А что такое, дорогая леди? В моей стране любая дама сочла бы это за комплимент. Впрочем, ладно. – Он улыбнулся. – Мы здесь находимся не для того, не так ли?
      Затем Андре еще раз обошел вокруг Ханны.
      – Сначала, конечно, основа всего… начнем с корсета и шнуровки…
      – Нет! – Ханна топнула босой ногой. – Я ни за что не стану надевать эти дурацкие сооружения для пыток.
      – То есть как? – Андре в изумлении уставился на Ханну. – Вы отказываетесь носить то, что любая женщина в Виргинии считает самым главным, основу, на которой зиждется представление о благородной леди?
      – Отказываюсь. Ребра стиснуты так, что дышать невозможно, и к тому же при этом потеешь, как лошадь. Я ни за что не стану это надевать!
      Андре поджал губы.
      – Mon dieu! Вот женщина с характером, независимо мыслящая! – Он хлопнул в ладоши. – Я аплодирую вам. Найти здесь, в этой некультурной стране, женщину, у которой хватает духу отрицать условности! Тогда… – Он опять пожал плечами. – Тогда забудем о том, на чем держится платье, и будем танцевать, исходя из того, чем одарила вас природа, дорогая леди.
      Он стал снимать с нее мерку, то тут, то там прикасаясь к ее обнаженному телу. Она не испытывала ни малейшего смущения оттого, что он видит ее нагой, ни даже оттого, что он к ней прикасается. Он делал все это со столь безразличным видом, словно она была не женщина из живой плоти и крови, а всего лишь манекен. И пока Андре занимался своим делом, она размышляла над этим странным явлением.
      И постепенно истина открылась ей. Ханна уже слышала обрывки разговоров о мужчинах, получающих удовольствие от близости с другими мужчинами, о мужчинах, которые не интересуются женщинами с точки зрения пола. Сама она таких не встречала и даже не очень верила в их существование. Она предполагала, что, увидев такого человека, почувствует к нему отвращение. Но этого не случилось. Андре все больше нравился ей. Она никогда не сталкивалась с подобной утонченностью; к тому же он обладал острым умом, который забавлял ее.
      Вдруг ей в голову пришла еще одна мысль. Значит, это и было причиной странной веселости, которую она подметила во взгляде Малкольма. Он знал о склонностях Андре. Не потому ли он доверил ее рукам этого человека? А стал бы ее жених ревновать, будь Андре другим? Мысль о том, что Малкольм может ревновать, увлекла ее и развеселила; теплая радость охватила ее.
      Теперь Андре драпировал на ней какую-то старую ткань, найденную в сундуке миссис Вернер.
      – Это, видите ли, только чтобы сделать выкройку. Мы купим новую ткань и сошьем платье из нее. – Он втыкал булавки в ткань – то там, то тут. И вдруг сердито воскликнул: – Merde! – и отступил, хмуро глядя на свой палец, на котором выступила капелька крови.
      – Merde? – повторила Ханна. – А что это значит?
      – На вашем языке это значит «дерьмо», – ответил Андре, не поднимая головы.
      Сначала Ханна почувствовала себя шокированной, но тут же, откинув голову, от всей души рассмеялась.
      Капризным жестом Андре вынул из кармана платок и вытер кровь. Потом взглянул на Ханну и улыбнулся.
      – Я вас шокировал? Приношу извинения, дорогая леди. Иногда я говорю прежде, чем успеваю подумать.
      – Я не шокирована, – ответила Ханна, все еще смеясь. – Я и раньше слышала это слово. Я выросла на ферме.
      Андре продолжал скалывать ткань булавками и снимать мерки.
      – Андре… а вы не могли бы придумать для меня штаны для верховой езды?
      – Штаны для верховой езды? – Теперь шокированным казался он. – Даже в моей стране леди не надевают мужских штанов!
      – Мне это безразлично. – Ханна гордо вздернула подбородок. – Я люблю ездить верхом, а в платье это трудно.
      Андре покачал головой и снова щелкнул языком.
      – Вы продолжаете удивлять меня. Кажется, я буду иметь удовольствие…
      Раздался стук в дверь.
      – Кто там? – спросила Ханна.
      – Дикки, м'леди.
      – Погоди минуточку. – Ханна проверила, вся ли она задрапирована тканью, а потом сказала: – Входи, Дикки.
      Дверь отворилась, и вошел Дикки. Подойдя к ним, он сказал:
      – Мисс Ханна, Бесс говорит, что пора подумать об ужине, ей нужно поговорить с вами – что подавать.
      Ханна бросила взгляд в открытое окно. Вечерние тени удлинились; она и не думала, что уже так поздно.
      – Проклятие! Бесс вовсе не нуждается в моей помощи, чтобы…
      Она вдруг осеклась. Неужели Бесс интересует, что происходит наверху, и она послала Дикки прервать то, что могло бы происходить? Ханна едва не задохнулась от смеха. Она еще расскажет Бесс об Андре!
      Украдкой глянув на француза, она заметила, что тот внимательно смотрит на Дикки.
      – Дикки, ступай обратно и скажи Бесс, что не нужно меня…
      Но Дикки не слушал ее. Он уставился на Андре восторженным взглядом; казалось, он ослеплен блеском этой чудесной фигуры.
      Андре подошел к мальчику.
      – Дикки, да? – И, положив руку на голову Дикки, проговорил мечтательно: – Какой хорошенький мальчик. Настоящий Адонис…
      – Дикки! – резко проговорила Ханна. – Оставь нас! Я же сказала тебе, что делать!
      – Да, мисс Ханна, – вздрогнув, опомнился Дикки. – Я мигом. – И он выбежал из комнаты.
      Едва за ним закрылась дверь, как Ханна в ярости напустилась на француза.
      – Не смейте прикасаться к Дикки! – зло сказала она. Он взглянул на нее; лицо его затуманилось.
      – Так вы знаете, да? Как правило, мне везет. Немногим в этой глухомани случается узнать обо мне правду.
      – Пусть вас это не беспокоит. – Ханна махнула рукой. – Просто оставьте в покое Дикки! Это невинное дитя.
      – Вы глубоко ранили меня, мадам.
      Теперь в нем были заметны грусть, затаенная печаль, и Ханна почувствовала это. Уже потом она узнала, что Андре Леклэр способен продемонстрировать целую гамму чувств всего за несколько минут разговора. Позже она пришла к выводу, что из него мог бы получиться хороший актер. Но в этот момент она подумала, что ей удалось проникнуть в душу Андре Леклэра.
      – Неужели вы считаете меня столь невоспитанным человеком, – говорил он, – который может злоупотребить гостеприимством – вашим и месье Вернера? – Он развел руками. Лицо его по-прежнему было меланхолично. – Полагаю, теперь вы пожелаете, чтобы я уехал?
      – Я этого не говорила. – Ханна повернулась к нему спиной. – Может быть, мы продолжим наши занятия? Времени у нас мало.
      Какое-то время Андре не двигался и не проронил ни звука. Когда же он опять заговорил, в его голосе звучала уже знакомая насмешливая нотка.
      – Не только красота и ум. но и чуткое сердце. Редкое сочетание, дорогая леди.
      Ханне было приятно слышать этот комплимент, но она я виду не подала.
      Андре снова занялся делом, втыкал в ткань булавки, что-то измеряя и болтая. Ханна никогда не встречала таких болтливых мужчин. Француз уже пробыл в «Малверне» четыре дня, ужинал, конечно, с Ханной и Вернером. Он смешил их своими остротами; руки его никогда не оставались без движения. Его ум сверкал подобно клинку рапиры.
      Ханну особенно увлекали его рассказы о Франции, об интригах, которые происходили в высшем свете этой страны, при дворе короля. Казалось, что некогда Андре Леклэр вращался среди знати. Если же это не так, то он, значит, был еще более искусным выдумщиком, чем Бесс.
      – Женщина, в особенности замужняя, – говорил он за работой, – это немногим больше, чем рабыня, дорогая леди, и прав у нее едва ли больше, чем у рабов, которыми владеет месье Вернер. Я удивляюсь, что почти никто из женщин не выказывает решительности – той, которой, кажется, обладаете вы. Я вспоминаю довольно забавный случай, имевший место в Уильямсберге в прошлом месяце. Я был на свадьбе. Во время церемонии, когда священник добрался до первой фразы насчет того, что жена должна во всем слушаться своего мужа, невеста прервала его, заявив: «Не должна». Священник продолжал, словно бедная женщина ничего не сказала. Еще два раза во время церемонии священник произносил ту же фразу, и каждый раз женщина отвечала одно и то же: «Не должна». Но он так и не обратил на это внимания. Знаете ли вы, что по английским законам, которые действуют и здесь, жена наследует только треть состояния супруга? Знаете ли вы также, что муж имеет законное право бить жену, если она не исполняет все его желания?
      – Малкольм не станет так обращаться со мной.
      – А почему бы и нет?
      – Потому что он любит меня!
      – Ах, любит! – Андре поднялся с колен. – А вы его любите?
      – Я… – Ханна заколебалась. – Я чувствую к нему привязанность.
      – Привязанность можно чувствовать к брату, дорогая леди.
      Ханна повернулась к нему.
      – А как еще могла бы я получить все это, – она широко развела руками, – не имея кого-нибудь вроде Малкольма Вернера? Вы говорите о куртизанках, о шлюхах в вашей стране… а знаете ли вы, что такое шлюха здесь? Шлюха работает на постоялом дворе. И именно этим я занималась, пока Малкольм не выкупил меня у Эймоса Стрича! А кем же еще могла я стать? Я малограмотная, знаю только то, чему меня научил отец. Если бы мне удалось выйти замуж, так это был бы какой-нибудь пьяница мужлан, который, разумеется, бил бы меня и замучил бы работой до смерти. Именно это произошло с моей матерью.
      – Ах, Ханна, простите меня. Я не знал этого, – проговорил Андре смущенно. Вдруг глаза его засмеялись – очаровательно и проказливо. – Теперь я вижу, что был не прав. Теперь понимаю.
      – В самом деле?
      – Ах да. Примите мои поздравления, мадам. – Он схватил Ханну за руку и склонился в поцелуе. – Вы – дама моего сердца.
 
      Как-то, проходя мимо дверей музыкальной комнаты, Ханна услышала звуки музыки. Она вошла.
      За клавесином сидел Андре, его гибкие пальцы двигались по клавиатуре с совершенным артистизмом. Музыка показалась ей необычной. Легкая, воздушная, она вместе с тем отличалась четким ритмом. Ханна замерла, захваченная прекрасной мелодией, и стояла неподвижно до тех пор, пока Андре не закончил.
      Подойдя к клавесину, Ханна спросила:
      – Что это за музыка?
      – Это французская танцевальная сюита, – ответил он, взглянув на нее. – Когда я уезжал, в Париже только ее и слушали.
      – Мне она кажется странной. Но играете вы очень хорошо.
      – Naturellement . – Он пожал плечами. – Андре также еще и музыкант.
      – А вы не знаете такую песенку? Ее мне часто пел отец. – И она спела один куплет.
      Андре внимательно слушал ее, склонив голову набок, что-то тихонько мурлыкая.
      – Повторите, пожалуйста.
      И Ханна вновь запела:
 
Любовь моя мила, скромна,
С фиалкой я сравню ее —
Один я знаю, где она
Цветет, сокровище мое.
Пусть роза дерзкая в саду
Доступна всем – моя любовь
Лишь мне верна, я к ней иду
Один, любуюсь ею вновь.
 
      Когда Ханна повторила куплет, Андре принялся тихонько наигрывать мелодию – как ее запомнила Ханна. Она спела куплет еще, на этот раз увереннее.
      Когда Ханна закончила, Андре слегка похлопал ей.
      – У вас хороший голос, дорогая леди. Не поставленный, но точно воспроизводящий мелодию, приятный и чистый. Если с вами позаниматься…
      – Вы меня научите? – пылко спросила она. – И играть на клавесине?
      – Если хотите. – Он внимательно посмотрел на нее. – Но на это потребуется время, больше времени, чем остается до вашей свадьбы.
      – Но разве вы не можете остаться здесь и после свадьбы? Есть столько разных вещей, которым я хотела бы у вас научиться. Петь, играть, а еще – как правильно говорить и писать. Как стать взаправдашней леди!
      – Вы родились леди, – сказал он, – дорогая Ханна. Как всегда, от неожиданного комплимента Ханна покраснела.
      – Малкольм сказал, – вырвалось у нее, – что вы были учителем. А мне нужно многому научиться!
      – Я был бы счастлив остаться. Но что на это скажет ваш будущий муж?
      Ханна покачала головой:
      – Он согласится, если я попрошу.
      Андре улыбнулся:
      – Да, думаю, он согласится.
      Ханна схватила его за руку и сжала ее.
      – Пойдемте в бальную залу. Я должна научиться танцевать до свадьбы!
      Андре встал из-за клавесина.
      – Здесь есть кто-то, кто умеет играть на каком-нибудь музыкальном инструменте?
      – Насколько мне известно, никто.
      – Было бы гораздо удобнее обучать вас танцам, имея аккомпаниатора. Но Андре сможет обойтись и без этого.
      – Не беспокойтесь. – Ханна улыбнулась. – Мне музыка не нужна. Я буду танцевать под музыку, которая звучит у меня в голове.
      Андре остановился и удивленно взглянул на девушку.
      – У вас в голове?
      – Конечно, – просто ответила она, – когда я танцую, музыка звучит у меня в голове.
      – Mon Dieu! – Андре хлопнул себя по лбу. – Эта леди не только пылкая, решительная и красивая – она еще и немного безумная. – И он повертел пальцем у виска.
      Потом с насмешливым полупоклоном показал Ханне на дверь:
      – После вас, мадам.

Часть вторая
Ханна Вернер