Мстительное сердце

      – Все что угодно, любимый, – сонно проговорила она. – Между нами больше не должно быть тайн.
      – Когда ты… – Он откашлялся. – Когда ты, ну… узнала о наследстве, полученном от твоего отца, что ты почувствовала?
      – Что я почувствовала? – Ханна окончательно проснулась. Полежав какое-то время молча, она сказала: – Первая моя мысль была о тебе и о том, что подумаешь ты. – Она оперлась на локоть и смотрела на него сверху вниз. – Ты должен понять, что я никогда не стыдилась своего отца! И никогда не буду стыдиться. Это был замечательный человек. И я любила его всем сердцем. Я много думала обо всем этом и пришла к одному выводу. Я осталась такой, какой была до того, как узнала о негритянской крови моего отца. Мои чувства остались теми же, мои взгляды остались теми же. Два человека, которых я люблю и уважаю больше всех на свете, – чернокожие, и они равны любому белому мужчине или женщине и лучше большинства из них. В глубине души я не считаю, что моя негритянская кровь – это большой недостаток. Кроме того, я не думаю, что положение служанки, работающей по договору, так уж отличается от положения рабыни, разве что цвет кожи у них разный. А Андре рассказывал мне, что в давние времена белых тоже обращали в рабство.
      – Да, это верно!
      – А ты, Майкл? Что ты почувствовал?
      – Что я почувствовал? Touche , дорогая Ханна. – Он коротко рассмеялся. – Честно говоря, живя в «Малверне» в детстве и позже, я никогда особенно об этом не задумывался. Рабы там были, и это было обычным житейским явлением. Я знаю, мой отец не очень-то одобрял рабовладение. Он часто говорил мне об этом. Но он считал, что рабство необходимо для плантаторского хозяйства. А потом… – Теперь его смех длился дольше. – Тебе трудно будет в это поверить, но впервые я серьезно задумался о рабстве, когда был пиратом у Черной Бороды!
      – У Черной Бороды? – изумленно спросила Ханна.
      – Да, дорогая. Как это ни невероятно, но многие из его шайки были чернокожими, в основном беглыми рабами, как я понял. Я спросил его как-то раз, почему это, и он сказал… сейчас попробую вспомнить его слова точно. Он сказал: «Каждый должен иметь право делать то, что ему хочется, братец. Цвет кожи, раса – все это ничего не значит. Черный человек для Тича – это просто человек, если он может выполнять то, что я от него требую. А ты как думал, что такое пиратская жизнь? Это вольная жизнь, такая жизнь, где все равны и дают друг другу то, что могут…» Услышать такое от капитана Тича, самого мрачного из всех злодеев! Это заставило меня задуматься. И еще он вот что сказал: «Я знаю, что ты или по крайней мере Малкольм Вернер владеете рабами: они работают на вашей расчудесной плантации. Уж не думаешь ли ты, что это возвышает тебя над старым Тичем?»
      И знаешь, я не смог придумать, что ему ответить на это. Но если такой человек, как Черная Борода, считал чернокожих ровней, почему я должен думать иначе? С того дня я стал смотреть на черных – все равно, рабы это или свободные, – другими глазами. О, я вовсе не имею в виду, что собираюсь освободить всех своих рабов, когда вернусь в «Малверн». С тех пор прошло два года, а я еще не сделал этого. Но об этом следует подумать. Кстати, об этих двух годах…
      Он повернулся к ней, и Ханна заметила, что он опять готов к ласкам.
      – Ах, сэр, как вы пылки!
      – Я сделаю тебе еще одно признание, сердце мое. Я – человек больших страстей. Кровь у меня горячая. И тем не менее, с тех пор как вернулся в «Малверн» из Нового Орлеана, я жил холостяком.
      Он замолчал, словно ожидая от нее ответа. Ханна внутренне напряглась. Может быть, он ждет от нее такой же исповеди? Она вспомнила свою фразу о том, что между ними больше не будет тайн. С ее губ уже готово было сорваться имя Джошуа, но древний инстинкт женщины, подсказывающий ей, когда говорить и когда молчать, наложил печать на ее уста.
      – Если дело обстоит таким образом, вероятно, нам придется наверстать упущенное. А я, дорогой мой Майкл, становлюсь распутницей, когда я с тобой. Надеюсь, тебя это не шокирует?
      – Шокирует? Вовсе нет, любимая. Это меня восхищает! – Он громко рассмеялся. – Не хотелось бы мне иметь у себя в постели холодную рыбину!
      Она пробормотала:
      – Я не холодная рыбина, сэр.
      И раскрыла объятия.
      В сумерках они подъезжали к «Малверну». Стоял прохладный сентябрьский вечер. Джон с утра изо всех сил погонял лошадей, чтобы поскорее добраться до дому.
      Хотя Ханна устала от путешествия, она не отрывалась от окна, когда экипаж свернул на знакомую подъездную аллею.
      – Вот он, вот «Малверн»! – Она взяла Мишель у Бесс и приблизила ее к окну, чтобы девочка впервые в жизни взглянула на свой дом. – Отныне это наш дом, Мишель.
      И словно об их приезде заранее оповестили, все рабы собрались перед домом.
      Вперед вышел Генри. Он открыл дверцу экипажа и помог Ханне сойти на землю.
      – Добро пожаловать в «Малверн», миссис Ханна.
      – Как это замечательно – вернуться сюда, Генри.
      Потом настала очередь Майкла. Он хлопнул Генри по плечу:
      – Как дела на плантации, дружище?
      – Все в порядке, маста, – ответил Генри. – Хорошо, что приехать вовремя и присмотреть за сбором урожая.
      Ханна опять взяла Мишель у Бесс и подбежала к двери, которую Дженни открыла перед ней. Ей хотелось первой перенести дочь через порог. Майкл задержался, беседуя с Генри. Держа Мишель на руках, Ханна перебегала из одной комнаты в другую.
      Она ликовала. И прошептала дочке:
      – Мое дорогое дитя, я наконец раз и навсегда стала настоящей хозяйкой «Малверна»!
      Потом она услышала, что ее зовет Майкл:
      – Ханна! Где ты, девочка?
      Она выбежала в холл и спросила, задыхаясь:
      – Что такое?
      Он указал на широкую лестницу:
      – Ты помнишь, как мы с тобой вдвоем поднимались по этой лестнице в последний раз?
      – Разумеется, помню, сэр! Вы обошлись со мной… – Потом, опомнившись, она испуганно оглянулась и увидела ухмыляющиеся лица.
      – И опять обойдусь так же! – Он взял у нее Мишель и передал ребенка Бесс. Потом, прежде чем Ханна поняла его намерения, сгреб ее в охапку и стал подниматься наверх.
      Вспыхнув алым румянцем, молодая женщина шепнула ему на ухо:
      – Майкл, я дома, и теперь надолго.
      – Верно, отныне и навсегда.
      Майкл поднимался вверх по лестнице. Смеясь над своим смущением, Ханна обняла его за шею и, спрятав пылающее лицо у него на плече, ощутила неимоверное блаженство.
      А мысленно она еще раз повторила: «Хозяйка „Малверна“!»