Волны любви

Теперь настала очередь капитана застыть на месте. Странным взглядом уставился он на Марианну, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его, сдержанно кивнул Пруденс Котрайт, после чего нахлобучил несколько набок свою фуражку и ушел.

– Пойдем, дорогая, – ласково проговорила Пруденс Котрайт. – Я покажу тебе твою комнату.

И Марианна поднялась вслед за тетушкой Филипа по крутой деревянной лестнице в комнату, в которой ей предстояло прожить последующие два года.

Стоял чудесный весенний день, и Марианна, выглянув сквозь распахнутое окно в сад, пожалела о том, что еще не закончила делать уроки: с каким удовольствием она прогулялась бы сейчас по саду, подышала свежим воздухом.

Из сада в комнату врывался такой благоухающий запах цветов – львиного зева, роз и пионов, – что от него сладко кружилась голова.

Марианна вздохнула, взглянула на учебник по истории Англии и снова смиренно уткнулась в него. Пруденс Котрайт оказалась учительницей строгой и требовательной. Она нагружала Марианну уроками так, что той вздохнуть было некогда, однако она никогда не жаловалась, потому что понимала: ей это нужно.

За два года, прошедшие с тех пор, как Адам Стрит привел ее в этот дом, Марианна выучила массу полезных и нужных вещей, и самым главным из них оказались, без сомнения, любовь и уважение к пожилой женщине, которая великодушно предоставила ей стол и кров.

Правда, на первых порах им обеим пришлось нелегко. Марианна улыбнулась, вспомнив, какой невежественной и упрямой она была тогда и насколько смутное имела представление о жизни в этом огромном и сложном мире.

А теперь? Ну, хотя она и теперь еще далека от совершенства – впрочем, идеальной она вообще вряд ли когда-нибудь станет, – однако с той не сравнить. Пруденс и сама это часто говорила.

Из кухни донесся какой-то шум. Значит, старушка опять хлопочет по хозяйству, догадалась Марианна. Только бы не переусердствовала. Вскоре после приезда Марианна обнаружила, что Пруденс, хоть и кажется на первый взгляд крепкой, на самом деле очень больна. У нее было слабое сердце, и врач советовал ей поменьше работать и не волноваться.

Странно, но именно хрупкое здоровье тетушки Филипа стало одной из причин, по которой Марианна осталась в ее доме. В первые дни ею владела непомерная гордыня – она не желала принимать от Пруденс милостыню – именно так Марианна расценивала тогда великодушный поступок тетушки. Но мало-помалу она поняла, что Пруденс сама нуждается в помощи, что ей нужно, чтобы кто-то всегда был рядом, и Марианне сразу стало гораздо легче выполнять условия их с Пруденс неписаного соглашения.

Марианна снова опустила учебник на колени. Филип... Где он сейчас? Вспоминает ли о ней? Год назад он прислал одно-единственное письмо, адресованное им обеим, и Марианне, и тете, в котором сообщил, что чувствует он себя хорошо, только очень занят, но непременно к ним приедет. Марианна пробежала глазами страницы – к тому времени она уже выучилась читать и очень этим гордилась, – однако лично для нее Филип ничего не написал. Так, лишь общие фразы да подпись: «Ваш любящий племянник и друг».

Марианна положила письмо в маленькую деревянную шкатулку, которую ей выделила Пруденс для самых ценных вещей. Пока что таковых набралось немного: аметистовый флакон, письмо и ленточка, которой капитан Стрит завязал ей волосы.

Как бы ей хотелось опять увидеть Филипа! Сердце рвалось к нему, губы жаждали его поцелуев. Как часто длинными ночами ее тело трепетало при воспоминании о других долгих ночах, наполненных безумной страстью и безграничной нежностью. Однако в таких случаях Марианна тотчас же отдавала вероломному телу приказ: забыть! Филип потерян для нее навсегда. Она больше никогда его не увидит. Но никто другой ей не нужен. И она дала себе клятву никогда больше не заниматься любовью ни с одним мужчиной.

Теперь Марианна не могла без смущения вспоминать о той жизни, что вела раньше, когда она была женщиной Джуда, и о тех безумных ночах, что проводила в объятиях Филипа. Теперь она понимала, что ни одна приличная девушка ни за что на свете не будет так себя вести. Марианна, будучи девушкой далеко не глупой, вскоре после приезда в Бостон поняла, что девственность ценится в светском обществе очень высоко. Неудивительно, что Филип уехал от нее. Невысокое, должно быть, сложилось у него о ней мнение. Он, конечно, чувствовал себя перед ней в долгу, ведь она спасла ему жизнь, но жениться на ней... Нет, об этом не может быть и речи.

Понимая все это, Марианна тем не менее скучала по нему и частенько ночью, лежа в темноте, представляла себе, как Филип вернется и как им будет хорошо вместе.

Марианна никогда не разговаривала на эту тему с Пруденс, однако нередко задавала себе вопрос: если Филип и в самом деле вернется, что тогда будет?

Несмотря на то что ничего хорошего от жизни в доме тетушки Филипа она не ждала, Марианна была здесь по-настоящему счастлива. Она много и упорно училась и даже завела себе подруг. Интересно, что бы они сказали, если бы узнали о ее прошлом? Наверняка с презрением отвернулись бы от нее, ведь все они были девушками добропорядочными, из хороших семей. После того как Пруденс Котрайт немного пообтесала Марианну и представила юным леди свою воспитанницу, те приняли ее довольно радушно, особенно после того, как поняли, что девушка она веселая и острая на язык.

Марианна печально вздохнула. Как переменилась ее жизнь, переменилась к лучшему, однако все-таки ей так не хватает...

Тоскливо взглянула она сквозь распахнутую дверь на дорожку, по обеим сторонам которой росли цветы, и замерла.

По ней шел какой-то мужчина с рюкзаком за плечами. Солнце светило у него за спиной, поэтому лица она не разглядела, но видно было, что незнакомец этот высокий, стройный и его белокурые волосы золотом отливают на солнце.

Сердце Марианны подпрыгнуло в груди, словно шаловливый козленок, и замерло. Не может быть! Наверное, она думала о нем, вот он ей и привиделся. Бросило в жар. Хотела позвать его, но не могла вымолвить ни слова. А он уже стоял на пороге и, щурясь от солнца, заглядывал в комнату.

Наконец раздался его голос, такой знакомый, как свой собственный.

– Тетя Пруденс! Марианна!

– Филип, – едва слышно прошептала Марианна, а потом чуть громче: – Филип!

Он рассмеялся в ответ, и в следующую секунду, наплевав на то, что он о ней подумает, забыв обо всем, за исключением его такого неожиданного, словно по волшебству, появления, Марианна бросилась ему на шею, и он прижал ее к себе. Она одновременно и плакала, и смеялась, и пыталась заговорить.

Филип легонько отстранил ее от себя, заглянул в лицо.

– Марианна, – удивленно проговорил он. – Как же ты выросла, маленькая моя. Неужели прошло всего два года?

– Целая вечность! – воскликнула Марианна, все еще плача.

Снова обхватив его руками за шею, она притянула его к себе.

Он позволил ей это сделать, однако уже через секунду осторожно расцепил ее руки, воскликнув:

– Тетя Пруденс!

Марианна отступила в сторону, а Филип бросился к тете, которая только что вошла в комнату. Нащупав в кармане носовой платок, Марианна принялась вытирать глаза и пылающие щеки. Ее раздирали самые противоречивые чувства: и восторг оттого, что она видит Филипа; и злость на себя, что не смогла его встретить, как подобает приличной девушке; и беспокойство из-за того, что сам Филип отнесся к ней в отличие от нее довольно сдержанно.

Пруденс встретила племянника чуть менее пылко, но с такой же любовью. Крепко сжимая его руки в своих, она, улыбаясь, смотрела на него сияющими глазами, а слезы текли по ее щекам.

– Филип, мальчик мой дорогой! Как же давно я тебя не видела! Мы так о тебе беспокоились, но теперь, когда ты здесь, все будет хорошо, – порывисто проговорила она и перевела взгляд с Филипа на Марианну. – Спасибо тебе, что прислал ко мне Марианну. С ее появлением жизнь у меня переменилась. Она оказалась мне хорошим другом... Да разве только другом! Она мне как дочь. Ну, садись же, садись, устраивайся поудобнее, а я пойду поставлю чайник. У меня есть кусочек сливового пирога, который ты так любишь. А за чаем ты расскажешь нам обо всех своих приключениях. Нет-нет, Марианна! Останься здесь, чтобы Филипу не было скучно, – махнула она рукой Марианне, которая тоже собралась на кухню. – Я ведь знаю, вам обоим хочется поговорить.

Но когда молодые люди остались одни, между ними воцарилось неловкое молчание. Марианне ужасно хотелось броситься к Филипу на шею, прижаться к нему крепко-крепко, целовать, ласкать, но она сидела, словно ее пригвоздили к креслу, да и Филип вел себя точно так же, а вот почему, она никак понять не могла.

Филип, на ее взгляд, похудел и возмужал. Время сделало из мальчика мужчину.

– Ты стала еще красивее, Марианна, – внезапно проговорил он, глядя на нее тем любящим взглядом, который Марианна отлично помнила.

– Спасибо, Филип, – вежливо отозвалась она.

Ну почему он вместо того, чтобы болтать всякую чепуху, не обнимет ее, не прижмет к себе!

– Ты тоже хорошо выглядишь, хотя, по-моему, немного похудел.

Сотни вопросов теснились у нее в голове, но ни один из них она почему-то не могла задать: казалось, между ними выросла невидимая стена, которую ни один из них не мог разрушить.

Филип, откашлявшись, продолжил светскую беседу:

– Ты была здесь счастлива, Марианна?

– О да! – Марианна энергично закивала головой. – Сначала я думала, что мне здесь будет очень плохо, но твоя тетя такая замечательная женщина. Я... – И, не удержавшись, выпалила: – Филип, как же я по тебе соскучилась!

Филип порывисто наклонился вперед.

– Я тоже по тебе соскучился, моя маленькая. Больше, чем мог себе представить. Прости, что не писал тебе часто, но пришлось слишком много переезжать с места на место.

Когда Филип сказал, что сильно скучал по ней, сердце Марианны радостно забилось. Быть может, если они немного посидят и поболтают, эта странная неловкость, невесть откуда взявшаяся между ними, исчезнет.

– А чем ты занимался, Филип? Почему тебе приходилось так много ездить?

– Это долгая история, Марианна. Наверное, я должен был рассказать тебе ее раньше. Я ведь тебе уже говорил, что мои родители умерли, да? Отец разорился и, не вынеся позора, покончил жизнь самоубийством, а вслед за ним умерла от горя и мама. Но дело в том, что отец разорился не сам. Ему помогли это сделать два брата по фамилии Барт, люди жестокие и бессовестные. Видишь ли, они организовывали кораблекрушения торговых судов, перевозящих ценные грузы. Они были связаны с бандами мародеров, вроде той, что действовала на Аутер-Бэнкс, которые сажали корабль на мель, а потом забирали груз. Однако братья Барт охотились не за грузом. Главной их целью были корабельные компании. У моего отца, например, столько судов разбилось, что он разорился и его корабельная компания перешла к пронырливым братцам. У меня есть основания считать, что именно братья Барт подстроили кораблекрушение и того корабля, на котором плыл я. Видишь ли, я ясно дал им понять, что не только считаю их виновными в банкротстве отца, но и не успокоюсь, пока с ними не поквитаюсь. Посадив мой корабль на мель, они рассчитывали навсегда заткнуть мне рот, но благодаря тебе их план потерпел неудачу.

Марианна пришла в ужас. Она нисколько не сомневалась в словах Филипа, поскольку теперь становилось ясным то, что раньше казалось чуть ли не сверхъестественным: необыкновенная осведомленность Иезекииля Троуга о том, когда корабли будут проходить мимо их острова.

– Иезекииль Троуг... – прошептала она.

Филип кивнул:

– Это тоже приходило мне в голову. Вполне возможно, что Троуг действует с братьями сообща. Во всяком случае, Марианна, я не успокоюсь, пока эти подлые братья...

В этот момент в комнату вошла Пруденс с подносом, заставленным разнообразной снедью.

– А вот и я, – радостно объявила она. – Представляю, как ты проголодался, племянничек. Ты и в самом деле очень похудел. Ну да ничего, я тебя откормлю.

Филип улыбнулся, однако улыбка получилась смущенная. Интересно почему, подумала Марианна.

– Спасибо, тетя Пруденс. Я и в самом деле очень голоден. Мы причалили сегодня рано утром, и я не стал ждать завтрака, да и днем был слишком занят, чтобы пообедать.

Значит, он пробыл в Бостоне весь день и только сейчас пришел их навестить. От этой мысли у Марианны больно сжалось сердце, однако она промолчала.

А вот Пруденс молчать не стала.

– Ты хочешь сказать, что находишься в городе с самого утра и только сейчас к нам пришел? Да как же ты мог, Филип! Ты же знаешь, как мы по тебе соскучились!

Филип виновато улыбнулся.

– Не сердитесь, тетя Пруденс. Конечно, я это знал, но у меня были неотложные дела. – И он потянулся за тарелкой с пирогом. – Я только что рассказывал Марианне об отце и о том, почему я обязан отомстить за его смерть.

Пруденс, вздохнув, перевела взгляд на Марианну.

– Безвременная кончина моего брата оказалась для меня сильнейшим ударом. Он был хорошим человеком, отличным мужем и отцом. Мы с ним были очень близки. Не могу сказать, что я одобряю Филипа, который решил всю свою жизнь посвятить тому, чтобы восстановить доброе имя отца. И тем не менее я его понимаю. Молю лишь Бога, чтобы он помог Филипу остаться в живых. – И она снова потянулась за чайником. – С молоком или с лимоном, дорогая?

Но Марианне сейчас было не до чая.

– Значит, ты хочешь сказать, Филип, что все эти два года пытался выследить этих людей? – повернулась она к Филипу.

– Да. Я намерен восстановить доброе имя моего отца во что бы то ни стало. Пусть даже я погибну, но не отступлюсь!

– И ты еще не довел задуманное до конца? Я хочу сказать, ты собираешься с нами остаться или снова уедешь?

– Я должен уехать, Марианна, – проговорил Филип несчастным голосом. – Я уже почти у цели, но... – Он слабо улыбнулся. – Я сейчас, как охотничий пес. Чую запах лисицы, но пока еще не подобрался к норе. Надеюсь, ты меня понимаешь.

На секунду Марианна забыла обо всем, чему ее учили в течение двух лет. Неистовая ярость охватила все ее существо. Вот Филип, вот она сама, вот Пруденс, и все трое они могли бы быть очень счастливы вместе. И что же Филип? Он и не думает оставаться вместе с ними! Зачем? У него другое на уме. Он собирается охотиться за какими-то идиотами, которые, как он считает, погубили его отца! Да какое это теперь имеет значение? Отец мертв, но ведь они-то с Пруденс живы! И если Филип продолжит свою дурацкую погоню, он и сам может погибнуть. И кому от этого станет легче?

– Дурак ты, Филип Котрайт! – яростно выкрикнула она. – Жизнь слишком хорошая штука, чтобы тратить ее на мертвеца, даже если это твой отец. Дьявол тебя раздери! Занимаешься какой-то ерундовиной!

Марианна собиралась продолжить свою обвинительную речь, но заметив, что Филип с Пруденс смотрят на нее, разинув рты, запнулась на полуслове. Только сейчас она поняла, что перешла на крик.

– Марианна, милая моя, где ты выучилась таким выражениям? – спросила потрясенная Пруденс.

– Я и не ожидал, что ты меня поймешь, – сдержанным голосом проговорил Филип.

– Ты хочешь сказать, что я, простая девчонка с Аутер-Бэнкс, не способна понять таких высоких материй? – снова взорвалась Марианна. – Ты прав, Филип. Этой галиматьи я и в самом деле не способна понять. У нас на острове люди не занимались всяким маразмом, а просто жили.

И, вскочив со стула, Марианна помчалась наверх в свою комнату, а тетя с племянником, ошарашенные, так и остались сидеть, глядя ей вслед.

В тот вечер во время ужина за столом царила холодная и принужденная атмосфера. У Марианны сердце от горя разрывалось. Что она натворила! Ну зачем дала волю гневу! Сидела бы лучше да помалкивала. И все-таки в глубине души, на самом ее донышке, затаились обида и боль. Месть за отца, восстановление его доброго имени значат для Филипа больше, чем она, Марианна.

Она понимала, что ничего не сможет изменить, но свыкнуться с этой мыслью оказалось нелегко.

Однако после ужина, когда все выпили по рюмочке вишневого ликера и вежливым, принужденным тоном обсудили какие-то пустяковые темы, Марианна позволила Филипу увести себя в сад, где благоухание цветов, лунный свет и весенний нежный воздух ночи смягчили обиду Марианны и воскресили любовь.

И Пруденс Котрайт, которая с беспокойством следила за молодыми людьми сквозь занавес в гостиной, с облегчением увидела, как они слились в жарком поцелуе.

Понимая, что чего не знаешь, то не может причинить боль, Пруденс тихонько поднялась наверх в свою спальню, но еще долго лежала в постели без сна, вспоминая прошедшие два года.

В первые дни после того, как Марианна попала к ней в дом, Пруденс, осознав, насколько невежественна и в то же время горда ее будущая воспитанница, пришла в ужас, однако, умея прекрасно владеть собой, не выдала своих чувств.

Но несмотря на всю вспыльчивость и грубость, было в Марианне что-то удивительно чистое и светлое. Кроме того, она показалась Пруденс девушкой неглупой и сообразительной. И Пруденс приняла вызов и смело взялась за дело.

И теперь она была очень этому рада. Перемена, произошедшая в Марианне, оказалась разительной. Пруденс знала, что она, говоря без ложной скромности, отличная учительница, но основная заслуга в чудесном преображении Марианны принадлежала ей самой. Она впитывала знания, как губка, и за два года выучила столько, сколько другие учат за десять. Кроме того, она расцвела и превратилась в красивую молодую женщину с душой трепетной и нежной. И в то же время она оставалась прежней Марианной, веселой, живой, временами вспыльчивой и легкоранимой.

Пруденс искренне привязалась к девушке и всем сердцем полюбила ее. Как было бы славно, если бы Марианна с Филипом поженились. Они могли бы жить здесь, в этом доме, скрашивая своим присутствием ее одинокую жизнь, жизнь старой больной женщины.

Пруденс знала, что Марианна обожает Филипа, это она поняла уже давно. А вот испытывает ли ее племянник подобные чувства, это еще вопрос. Если даже он любит Марианну, сможет ли он отказаться от своей навязчивой идеи отомстить за смерть отца и, женившись, посвятить себя заботам о своей семье?

Пруденс закрыла глаза и принялась тихонько молиться, но, не успев дочитать молитву до конца, незаметно для самой себя заснула с улыбкой на губах.

– Марианна, малышка моя, как же я по тебе скучал, – хрипло прошептал Филип.

Они лежали на узенькой кровати в комнате Марианны, и Марианна, вне себя от счастья, что сжимает в объятиях своего ненаглядного Филипа, пробормотала в ответ что-то неразборчивое и принялась покрывать жадными поцелуями его лицо, щеки, плечи.

– Я очень тебя люблю, ты же знаешь, – прошептал он, и невыразимая радость охватила все ее существо.

– Тогда останься, – взмолилась она, проведя своим нежным пальчиком по его животу. – Не уезжай, останься со мной. Мы бы были так счастливы, Филип, так счастливы!

Застонав, Филип прижал к себе маленькое тело Марианны так крепко, словно пытался запомнить каждый его изгиб, каждую впадинку.

– Бог мой, Марианна! Зачем ты это говоришь? Ты ведь знаешь, что больше всего на свете я хотел бы остаться с тобой!

– Так останься, любовь моя, – попросила Марианна, ощущая всем телом восхитительно гладкое тело любимого.

Как же она его любит! Он для нее словно юный бог, и в то же время она способна зажечь в нем неукротимый огонь желания, дающий ей ни с чем не сравнимое ощущение власти.

Прерывисто вздохнув, Филип оказался наверху и одним движением стремительно вошел в нее, заставив Марианну застонать от охватившего ее блаженства.

– Скажи, что останешься, – прошептала она. – Обещай.

Но Филип уже ее не слышал. Темп его движений все убыстрялся и убыстрялся, и вот уже Марианну закружил и увлек за собой яростный вихрь страсти. Все осталось где-то далеко позади. Важным казалось лишь одно – утолить эту неистовую страсть. Наконец тела их содрогнулись в последнем сладком взрыве...

Придя в себя, Марианна ощутила прерывистое дыхание Филипа, щекотавшее ей шею. Он продолжал лежать на ней, подминая ее под себя своим теперь уже казавшимся тяжелым телом.

– Пообещай мне, что останешься, – вспомнив свои последние слова, попросила Марианна.

Филип, скатившись с нее, проговорил:

– Не могу, Марианна. И ты должна с этим смириться. Иначе никогда себе этого не прощу.

Марианна, чувствуя себя так, словно ее предали, отвернулась от него. Она уже ощущала боль расставания, не дававшую ей покоя, словно старая рана. Наверное, Филип ее все-таки не любит, и теперь если уйдет, то наверняка никогда больше не вернется. Опять он поигрался с ней и бросил...

Ну почему она была такой дурой, что позволила Филипу делать это с ней? Ведь знала, что до свадьбы допускать этого ни в коем случае нельзя. Ни одна порядочная девушка себе этого не позволит. Ну почему не смогла удержать Филипа на расстоянии, оставаясь гордой и неприступной? Может быть, тогда он бы никуда не захотел уезжать и даже женился бы на ней. Да, именно так она должна была поступить. Да любая из ее новоиспеченных подруг в два счета заманила бы его в свои сети. Он бы и думать забыл о какой-то там дурацкой мести. А она? Что сделала она? Упала в его объятия, словно переспелый персик, а потом позволила Филипу увлечь себя в постель. Вот и получила сполна. Он ее использовал в свое удовольствие, а теперь опять бросает.

– Марианна, – нежно прошептал Филип, но, коснувшись ее щеки, почувствовал, что она мокрая от слез.

На рассвете Филип вышел из тетушкиного дома и, отойдя, бросил на него прощальный взгляд. Этот маленький домик притягивал его как магнитом, ведь за его четырьмя стенами скрывалось все, чем Филип дорожил больше всего на свете.

Он знал, что из окна своей комнаты за ним наблюдает Марианна, хотя и не видел ее.

Тело Филипа все еще было наполнено приятной легкостью после ночи любви с Марианной, и он с грустью подумал о том, чего лишается, бросая ее. Ни с одной женщиной не доводилось ему испытывать такой страсти, как с Марианной. Рядом с ней меркли все остальные девушки. То, что он в очередной раз вынужден от нее уехать, причиняло Филипу острую, почти физическую боль, поскольку, раз познав ее маленькое нежное тело, уже невозможно было не думать о нем. И в то же время он с грустью понимал, что Марианна думает, что он ее не любит. Он большую часть ночи пытался доказать ей, что жить без нее не может, что непременно вернется к ней. Тщетно...

Если бы он только мог остаться с Марианной, он бы со временем непременно доказал ей, что любит ее. Но он должен был уехать, должен следовать тому пути, который для себя избрал. Как бы ему хотелось, чтобы Марианна на прощание пообещала, что будет его ждать. А что, если она его бросит и уйдет к другому? Ведь она такая красивая, что мужчины непременно будут слетаться к ней, как мухи на мед. В желающих соблазнить ее недостатка не будет... Филип попытался выбросить эти неприятные мысли из головы – он сейчас должен думать о других, более важных вещах, – но это оказалось не так-то легко. Тогда он загнал свои сомнения в самый дальний уголок памяти, однако они время от времени выбирались и оттуда и назойливо кружили над ним, не давая покоя.

Филип вытащил из кармана золотые часы-»луковицу», которые достались ему – среди немногих прочих вещей – от отца и потому были особенно дороги, и взглянул на циферблат. Шесть часов утра. А его корабль «Экскалибур» отчаливает в восемь. Багаж уже на корабле, так что время еще есть.

В этот ранний час торговые лавки были еще закрыты, но на пристани уже вовсю кипела жизнь. Несколько кораблей готовились к отплытию. В лицо Филипу пахнуло знакомым терпким ароматом моря. Ночной туман постепенно рассеивался, и бледные солнечные лучи уже коснулись украшенных капельками росы крыш домов и корабельных мачт. Наступал новый день.

Филип любил море. Ему нравились его свежий запах, рокот прибоя, плеск волн, однако постоянная жизнь в море, необходимость плыть, хочется тебе или нет, уже порядком поднадоели. И вот теперь опять приходится отправляться в путь, хотя добьется он на этот раз успеха или нет, трудно сказать, все так зыбко и неясно. И в то же время Филип чувствовал, что цель близка. Лишь бы только хватило времени, чтобы распутать весь клубок, а вот его-то как раз и не хватает, поскольку Филип точно знал, что привлек к себе внимание братьев Барт, а они, как он успел выяснить, обладают огромным влиянием. Раз они знают, что он сел им на хвост, то попытаются с ним расправиться. Филип не сомневался, что они пойдут на все, лишь бы только остановить его.

Подул свежий ветерок, принеся с собой запах моря, гнилых фруктов и рыбы, и Филин позволил себе последнее воспоминание о Марианне.

«Любимая, – мысленно обратился он к ней, – я вернусь к тебе, обещаю. Верь мне».

И, грустно улыбнувшись, Филип свернул на узкую улочку, ведущую к пристани.

Путь его лежал мимо небольшой подворотни, расположенной между двумя магазинчиками. Внезапно из ее темной утробы выскочили двое громил и набросились на Филипа.

Он лишь успел увидеть их искаженные злобой лица и в ту же секунду получил сильнейший удар дубинкой по голове. Уже теряя сознание от боли, Филип почувствовал, как его, заломив руки за спину, втащили в подворотню.

Один из нападавших, самый мощный, злобно оскалившись, поднял руку. Сверкнула игла. Увидев ее, Филип дернулся, попытался крикнуть – ведь должен же хоть кто-нибудь услышать и прийти на помощь! – но в этот момент игла вонзилась в его руку, и мысли его поглотили острая боль и навалившаяся вслед темнота...

Когда Филип пришел в себя, он увидел, что находится на палубе какого-то корабля, но не «Экскалибура». Словно в тумане замаячили над ним лица похитителей.

Один из мужчин рывком поставил Филипа на ноги, другой тщательно обыскал, вытряхивая все из карманов. Голова болела так, что Филипу показалось, будто она сейчас расколется.

Сквозь пелену боли Филип заметил, как один из похитителей потянулся к крышке люка.

– Где я? Кто вы? Что это значит? – едва слышно прошептал Филип.

Мужчина откинул крышку, выпрямился и ухмыльнулся во весь рот.

– Сейчас ты отправляешься в славное путешествие, приятель. Вокруг мыса Горн до Гонконга. Здорово, правда? Еще благодарить нас будешь.

Филип почувствовал резкий толчок и в следующую секунду полетел вниз.

А тот же голос с издевкой произнес:

– Счастливого плавания, дружок!

«Господи Боже мой! Да ведь меня и в самом деле собираются отправить матросом на этом корабле! Что же делать?» – в отчаянии подумал Филип и потерял сознание.

Часть вторая

1843 год

Сэг-Харбор

Глава 8

Дом опустел. Мебель все еще стояла на своих привычных местах, по-прежнему висели на окнах хрустящие белоснежные занавески, все так же цвели в саду цветы, но дом был пуст, поскольку лишился самого главного – души.

Марианна стояла посреди маленькой, чистенькой комнатки, в которой она прожила более двух лет, и невидящим взглядом смотрела на чемодан, в котором лежали все ее вещи. Сейчас их было намного больше, чем два года назад, когда она впервые переступила порог этого дома. Но за эти годы она приобрела не только новые вещи, она получила куда более ценные подарки, которые нельзя купить ни за какие деньги: доброту и любовь, которыми окружила ее Пруденс Котрайт, знания, которыми та поделилась, этикет и манеры, чувство собственного достоинства, которое сменило непомерную гордыню. Все это коренным образом изменило ее жизнь.

Марианна машинально надела шляпку и завязала под подбородком ленты. Внезапно ей припомнился тот день, всего неделю назад, когда Пруденс купила ей эту прелестную вещицу.

Слезы уже готовы были хлынуть у Марианны из глаз, однако огромным усилием воли ей удалось их сдержать. Она не должна поддаваться отчаянию, иначе наверняка не выдержит и заплачет, а позволить себе подобную роскошь Марианна не могла. Сегодня ей предстоит навсегда покинуть этот гостеприимный дом, и ей потребуется все мужество, чтобы справиться с теми трудностями, которые встретятся на ее пути. Ей предстоит очередное путешествие, третье по счету. Во время первого, из Аутер-Бэнкс в Чарлстон, рядом с ней находился Филип. Во время второго, из Чарлстона в Бостон, ее сопровождал капитан Стрит. На сей раз она будет совершенно одна.

Марианна решительным движением накинула на плечи шаль и взяла в руки сумочку.

Уже умирая, Пруденс наказала ей быть сильной и запретила плакать по ней.

– Я ухожу в лучший мир, дорогая моя, – едва слышно проговорила она, беря Марианну за руку. – Жизнь я прожила долгую. И я благодарю Господа за то, что он послал мне тебя и ты сумела сделать последние мои два года самыми счастливыми. Как же радостно мне было видеть, что с каждым годом ты становишься все красивее и умнее. Ты мне как дочка. Дай Бог тебе счастья.

Слабый голос Пруденс затих, ресницы смежились, и она задремала.

Марианна смотрела на нее, и душу ее переполняло отчаяние. За два с лишним года она успела крепко полюбить тетушку Филипа. Пруденс была ей ближе, чем родная мать.

Марианна никогда не задумывалась о будущем, о том, что станет с ней, когда Пруденс умрет. И только позже, когда читали завещание, Марианна поняла, что потеряла не только близкую подругу, но и дом.

Маленький домик, в котором она жила так счастливо, должен был уйти на оплату долгов Пруденс. Тетушка Филипа, насколько Марианна помнила, никогда не беспокоилась о деньгах, но только после ее смерти Марианна поняла, насколько тяжелым было ее финансовое положение. А не говорила Пруденс о нем лишь потому, что не хотела беспокоить свою воспитанницу.

Едва тело Пруденс успели предать земле, как незамедлительно встал вопрос о продаже дома, и его быстро продали с аукциона. После уплаты всех долгов Марианна получила небольшую сумму денег. Однако она понятия не имела, где ей теперь жить и как зарабатывать на хлеб. Бесспорно, за прошедшие годы она усвоила хорошие манеры и этикет, выучилась грамоте и письму, приобрела массу полезных навыков – в общем, с той неграмотной, дикой девчонкой, какой она приехала в Бостон, и не сравнить, – однако по-прежнему не имела никакой специальности. И если она не найдет способа заработать денег, то долго на ту сумму, которая досталась ей после смерти Пруденс, не протянет.