Глава 12

Было уже светло, когда Морган и Дункан выехали из северного выхода Гуннури Пасс. День был ясный, хотя и холодный. Звонкий стук копыт лошадей далеко разносился с морозном воздухе. Лошади уже ощущали воду, ведь впереди, в полумиле за деревьями, окружающими гробницу Святого Торина, лежало озеро Яшан. Морган и Дункан, отдохнувшие за ночь после вчерашнего пути, были погружены в мысли о том, что принесет им сегодняшний день.

Сейчас они находились в дикой горной стране, где царствовали камни, душившие все живое, где на горных склонах нельзя было увидеть даже чахлого куста. Но сама Джасса была расположена в прелестной долине, которую украшали тенистые леса, где протекали бурные потоки, а в лесных чащах можно было увидеть зеркальную поверхность голубых озер.

Люди Джассы строили свои дома и города из деревьев. Сырой горный воздух предотвращал опасность гибельных пожаров. И даже часовня, к которой сейчас подъезжали Морган и Дункан, была построена из дерева. При ее строительстве люди использовали все великое множество пород деревьев, которые росли в этой благодатной местности. А так как Святой Торин считался покровителем леса, то для часовни, посвященной ему, этот материал подходил как нельзя лучше.

Теперь уже никто в точности не знал, как Торин стал святым. В Джассе о нем ходило множество легенд, но достоверно известным было то, что жил он примерно за полвека до Реставрации, в пору расцвета царствования Дерини. Утверждали, что он был сыном благородных, но бедных охотников, которые по наследству занимали должность хранителей северных лесов. Ну, а что касается остальной его жизни, то с уверенностью никто не мог ничего сказать.

Говорили, что ему подчинялись все звери в тех лесах, которые он охранял. Говорили и о многочисленных чудесах, которые он творил. Ходили легенды о том, как он спас короля Гвинеда, который охотился там. Однако уже все забыли, как это произошло.

И, тем не менее, Святой Торин после смерти был признан патроном Джассы, и поклонение ему стало составной частью жизни этого городского народа. Женщины были освобождены от служения культу Святого Торина. У них была своя собственная Святая — Этальбура. Но мужчины, откуда бы они ни приехали, если они хотели войти в Джассу, обязаны были совершить сначала паломничество к гробнице Святого Торина и получить там полированную оловянную эмблему, удостоверяющую их лояльность. И только после этого они могли подойти к лодочникам, которые перевозили путешественников через широкое озеро Яшан в саму Джассу.

Те, кто не совершил паломничества, привлекали к себе нежелательное снимание, чтобы не сказать больше. И даже если лодочники соглашались перевезти такого путешественника в город — а пути в город вокруг озера не было — то все равно ни в одной гостинице, ни в одной таверне не обслужат человека, не имеющего эмблемы, полученной в часовне Святого Торина. Да и более серьезные дела в городе тоже было невозможно вести чужестранцам, которые на совершили паломничества к покровителю города. Жители Джассы очень ревниво следили за тем, чтобы их святому оказывались необходимые почести. Так что редко находились путешественники и торговцы, которые не совершали бы паломничества к Святому Торину.

Площадка для ожидания, на которую Морган и Дункан направили своих лошадей, вся поросла травой. Это была небольшая, частично отгороженная лужайка, которая находилась в стороне от главной дороги. Здесь путешественники и их лошади могли немного отдохнуть, прежде чем предстать перед Святым. В дальнем конце лужайки высилась вырезанная из дерева скульптура Святого, воздевающего руки вверх в жесте благословения. Огромные деревья простирали свои узловатые ветви над головами пилигримов.

Тут же находилось несколько путешественников. Полученные ими эмблемы говорили о том, что они уже получили благословение святого и теперь просто отдыхают перед тем, как направиться в город. Юноша в такой же охотничьей одежде, как и у двух наших путешественников, снял с головы свою шляпу и вошел в часовню.

Дункан и Морган спешились и привязали лошадей к кольцу, вделанному в каменную плиту. Морган ослабил на шее ремешок шляпы. Он с удовольствием снял бы ее, но тогда существовала реальная опасность, что его узнают. А этого нельзя было допустить, если он хочет попасть на заседание курии: мало было в Гвинеде людей с такими золотыми волосами, как у Моргана.

Дункан внимательно посмотрел на людей, которые стояли в дальнем конце лужайки. Затем перевел взгляд на часовню, а сам немного наклонился в сторону кузена.

— Очень странно они строят здесь из дерева, — прошептал он. — Эта часовня как будто сама выросла из земли, а не построена человеческими руками. Она выросла как гриб за одну ночь.

Морган усмехнулся, а затем осмотрелся, не видел ли кто-нибудь его усмешки.

— Сегодня твое воображение несется вскачь, кузен, — сказал он, едва шевеля губами и осматриваясь вокруг. — Жители Джассы уже давно являются самыми искусными мастерами по дереву.

— Может быть, — сказал Дункан. — И все же что-то неестественное ощущается здесь. Ты не находишь?

— Только ощущение святости, как и в других часовнях, — ответил Морган. — Да и к тому же оно чувствуется здесь гораздо слабее. Тебе не кажется, что твоя совесть священника сейчас мучает тебя?

Дункан фыркнул:

— Ты невыносим. Ты знаешь об этом? Тебе никто не говорил это раньше?

— Очень часто, — признал с улыбкой Морган. Он еще раз окинул взглядом лужайку, чтобы убедиться, что они не привлекают внимания. Затем он подошел поближе к Дункану. На его лице появилось серьезное выражение.

— Я забыл сказать, что случилось со мной ночью, — сказал он тихим шепотом.

— Да?

— Кажется, что боковой алтарь в Святом Неоте был некогда посвящен Святому Камберу. Я даже боялся, что мне будет опять видение или явление.

Дункан с трудом сдержался от того, чтобы не повернуться к кузену.

— Ну и…? — спросил он, с трудом понижая голос до шепота.

— Меня испугала крыса, — ответил Морган. — К тому же, у меня разыгрались нервы. Смотри, мы, кажется, не одни.

Из-за поворота показались два всадника. Морган обратил на них внимание только потому, что они ехали шагом. Оба всадника были одеты в бело-голубые цвета. За ними из-за поворота выехали еще два всадника, и еще, и еще…

Друзья насчитали шесть пар всадников, за которыми ехала небольшая карета, отделанная голубыми панелями в черных рамках. В карету были впряжены четыре лошади, покрытые голубыми покрывалами и украшенные белыми перьями. Одни только вооруженные люди в униформе на дороге в Джассу привлекли бы всеобщее внимание, как весьма необыкновенное явление. А роскошная карета еще больше усиливала впечатление. Кто-то очень высокопоставленный ехал в Джассу. А если учитывать, что Джасса поддерживала традиционный нейтралитет, то это мог быть кто угодно.

Когда карета и эскорт подъехали ближе, молодой пилигрим вышел из часовни. На его голове сверкала эмблема Святого Торина. Так как Морган не высказывал желания идти следующим, то Дункан отстегнул свой меч и повесил его на дерево. Затем он двинулся ко входу в часовню.

Всадники уже поравнялись с Морганом. Когда они проезжали мимо, он хорошо видел их развевающиеся плащи, слышал приглушенное позвякивание кольчуг под плащами и звон шпор и сбруи. Копыта запряженных в карету лошадей утопали в грязи, даже когда она въехала на площадку. А затем они вынуждены были остановиться, так как колеса экипажа завязли и лошади не могли сдвинуть экипаж с места.

Кучер размахивал кнутом, крича, но не ругался, как про себя заметил Морган. Два всадника подхватили лошадей под уздцы и тащили их вперед. Но все было бесполезно, карета увязла.

Морган внимательно рассматривал подъехавшую карету. Он знал, что его могут позвать на помощь. Не будут же дворяне делать грязную работу, когда вокруг полно простого люда. А сегодня переодетый Дюк Корвин был простолюдином. И Морган приготовился к работе.

— Эй, вы, — один из всадников подъехал к Моргану и другим путешественникам и движением кнута показал на дорогу. — Помогите вытащить экипаж благородной леди.

Так, значит, в экипаже леди. Неудивительно, что кучер выбирал выражения, когда кричал на лошадей.

Поклонившись, Морган поспешил к карете, навалился на колесо и попытался сдвинуть его. Карета не сдвинулась. Еще один человек присоединился к Моргану и ухватился за другую спицу колеса. Несколько человек ухватились за другое колесо.

— Когда я скомандую, — сказал один из всадников, — ты, кучер, понукай лошадей, а вы толкайте. Готов, кучер?

Кучер кивнул, поднимая кнут. Морган сделал глубокий вдох.

— Ну, пошли!

Лошади рванули, Морган и его соседи напряглись, колеса и карета заскрипели, затем медленно стали выходить из ямы. Кучер отвел карету на несколько футов вперед и остановил ее. Всадник подъехал поближе к Моргану и другим пилигримам и поднял кнут в знак приветствия.

— Леди вас благодарит, — крикнул он.

Морган и остальные поклонились.

— И она хочет лично передать вам благодарность, — послышался нежный музыкальный голос из кареты.

Морган с удивлением увидел голубые глаза, каких раньше он никогда не видел, и лицо неописуемой красоты. Лицо было в воздушном облаке красно-золотых волос.

Они образовывали вокруг головы два огненных крыла, а над головой прятались в маленькую корону. Нос был маленький, аккуратный и чуть-чуть вздернутый. Губы полные, чувственные.

Взгляд этих голубых глаз встретился на мгновение с его взглядом, но этого мгновения было достаточно, чтобы они навсегда остались в его памяти, а затем Морган опомнился, отступил назад и глубоко поклонился. Он вовремя вспомнил, что сейчас он не лорд Алярик Морган: он сейчас простой человек и говорить ему сейчас надо соответственно со своим званием.

— Для Алана-охотника большая честь служить вам, леди, — прошептал он, боясь снова увидеть ее глаза: второй раз он бы не выдержал.

Всадник прокашлялся, подъехал к Моргану и постучал его кнутом по плечу.

— Ну хватит, охотник, — сказал он, — Леди торопится.

— Конечно, сэр, — пробормотал Морган, отходя от кареты и стараясь еще раз хоть мельком увидеть прекрасную незнакомку. — Доброго пути, благородная леди.

Леди кивнула и начала задергивать занавеску. И вдруг чья-то головка в красной шапочке вынырнула из-под руки и посмотрела на Моргана широко раскрытыми глазами. Леди покачала головой, прошептала что-то на ухо ребенку, затем улыбнулась Моргану и исчезла из виду. Морган с улыбкой смотрел, как кучер хлестнул кнутом лошадей и карета двинулась дальше. Дункан вышел из часовни, снял меч и прицепил его к поясу. Эмблема Торина украшала его шляпу. Со вздохом Морган подошел к лошадям, чтобы оставить свой меч, затем решительным шагом пересек двор и вошел в часовню.

Первая комната, куда он вошел, была небольшая и полутемная. Стены были украшены решетками, на полу — мозаичный паркет. В конце комнаты виднелись двери, ведущие в саму часовню. За решеткой справа кто-то находился. Морган посмотрел туда и кивнул.

Должно быть, это монах, всегда присутствующий здесь. Он выполнял функции исповедника, если кто-либо из пилигримов захочет облегчить свою душу и получить отпущение грехов, а кроме того, он наблюдал, чтобы в часовню входил только один невооруженный человек.

— Господь благословит тебя, брат мой, — прошептал Морган, надеясь, что тон его достаточно смиренный и не вызовет подозрений.

— И на тебя падет милость божья, — ответил монах хриплым шепотом.

Морган поклонился в ответ на благословение и пошел к дверям. Когда он протянул руку к ручке двери, он услышал сзади шорох, как будто монах зашевелился. Морган решил, что он делает что-то не так, и повернулся к монаху, надеясь, что его личность не вызвала у монаха никакого подозрения. Монах откашлялся.

Морган задумался. Может, он что-нибудь забыл? Затем в углу его рта появилась еле заметная усмешка. Он нащупал кошелек на поясе и достал золотую монету.

— Я тебе очень благодарен, брат, — сказал он, пряча улыбку. — Вот тебе за беспокойство.

Он приблизился к решетке и просунул монету в узкую щель. Когда он снова направился к дверям, то услышал мягкий звон золота и не слишком скрываемый вздох облегчения.

— Иди с миром, сын мой, — услышал он шепот монаха, когда открывал двери. — Может, ты найдешь то, что ищешь.

Морган закрыл за собой дверь и подождал, пока его глаза привыкнут к царящему сумраку. Часовня Святого Торина не производила особого впечатления. Морган видывал и гораздо большие и более роскошные часовни, построенные в честь более знаменитых святых, чем этот ничем не выдающийся местный лесной Святой. Но какое-то очарование было и в этой бедной часовне. Оно полностью захватило Моргана.

Часовня была целиком сделана из дерева, и стены, и потолок, и даже алтарь были вырублены из гигантского дуба. Пол был собран из пластинок дерева разных пород, которые образовывали сложный и красивый узор. Стены и потолок были укреплены дубовыми балками.

Но передняя стена часовни просто поразила Моргана. Над стеной за алтарем трудился лучший мастер, который до тонкости знал каждое дерево своей страны, он тонко чувствовал оттенки и текстуру дерева, знал как их соединить, чтобы каждая пластина подчеркивала все достоинства соседних, и вся стена создавала впечатление бушующего вечного моря, на фоне которого высился крест алтаря. Это был символ вечной жизни и торжества церкви над злом. Статуя Святого Торина, стоящая слева, была вырублена из дуба, по контрасту с распятием алтаря, сделанным из твердого темного дерева. Святой Торин казался почти белым. Фигура на распятии была сделана не по канонам, освященным церковью — человек на кресте с распростертыми руками в форме буквы «Т», глаза устремлены вдаль. Король на троне, а не страдающий человек.

Моргану не понравилось такое холодное бездушное изображение Христа. Оно полностью уничтожало то впечатление теплоты, человечности, которым веяло от стен, потолка, в которые лучшие мастера вложили свою душу. Даже живой свет лампад и свечей пилигримов не мог смягчить тот холод, который исходил от надменной фигуры Царя Небесного.

Морган окунул палец в чашу со святой водой, перекрестился и пошел дальше. Его первоначальное ощущение спокойствия и безмятежности при более внимательном осмотре сменилось ощущением беспокойства.

Он пожалел, что на его поясе нет меча. Он был бы рад поскорее покончить со всем этим и убраться отсюда.

Задержавшись у небольшого стола в центре часовни, он зажег свечу, которую должен был принести к алтарю. Когда свеча разгорелась, его мысли на мгновение вернулись к прекрасной незнакомке — свет свечи напомнил ему огненный цвет ее волос. Затем воск потек по его пальцам и он очнулся. Пора было продолжать церемонию.

Алтарные ворота были закрыты. Морган опустился на колени, чтобы показать свою набожность, и протянул руку к засову. Свечи других пилигримов горели за алтарной решеткой, перед изображением святого, Морган встал, когда алтарные ворота с легким щелчком открылись. Проходя через ворота, он вдруг почувствовал, что его руку что-то оцарапало. Потекла кровь. Инстинктивно он поднес поврежденное место ко рту. Он решил, что алтарные ворота — очень неподходящее место, чтобы царапаться.

Он наклонился к алтарю, все еще держа руку у рта. И вдруг вся комната начала бешено крутиться. Прежде чем он смог выпрямиться, он попал в какой-то бешеный поток, цветные огни мелькали у него перед глазами.

Марала! — раздался крик в мозгу.

Должно быть, она была на засове, а затем он занес ее с кровью в рот. Хуже всего было то, что он боролся с оцепенением мозга, которое вызывала марала у Дерини. Чужая личность вторгалась в его сознание, поглощающая, могущественная сила, которая угрожала выхватить его, погрузить в забвение.

Он упал на четвереньки, стараясь освободиться, но чувствовал, что уже поздно, что атака был чересчур внезапной, а наркотик очень сильным.

И затем чья-то огромная рука стала опускаться на него, рука, которая заполняла всю комнату, которая закрывала от него плавающие дрожащие огни, которая сомкнулась вокруг него.

Он пытался позвать Дункана, но боль обрушилась на его мозг, подавив последние очаги сопротивления этой зловещей силе, которая скрутила его. Все было бесполезно. Хотя казалось, что его крики могут вырваться отсюда наружу и достичь Дункана, но он понимал, что все, что исходит от него, поглощается злой силой.

Он почувствовал, как рухнул, упал, и крик его был беззвучен. Он скользнул в пустоту.

А затем наступил мрак.

И забвенье.

Глава 13

Через четверть часа после того, как Морган вошел в часовню, небо потемнело. На лужайке не было никого, кроме Дункана и трех лошадей. Поднялся сильный ветер, который растрепал волосы Дункана, хлестнул хвостом лошади его по лицу, когда тот стал осматривать поврежденную ногу животного. Наконец лошадь подняла голову, и Дункан положил копыто себе на колени. Он вынул кинжал и стал острием вытаскивать острую щепку, которая вонзилась лошади в ногу. Где-то прогремел гром, обещая приближающуюся бурю. Дункан нетерпеливо посмотрел на часовню.

Что там делает Алярик? Ведь он должен был бы давно вернуться. Может, что-нибудь произошло?

Он опустил ногу лошади на землю, встал и вложил кинжал в ножны.

Да, это на Алярика не похоже. Его кузен никогда не отличался религиозностью, а особенно теперь, когда они торопятся на заседание курии, он не стал бы тратить время на осмотр захудалой деревенской часовни. Дункан снова посмотрел на дверь часовни. Затем он снял с себя шляпу, поиграл эмблемой Святого Торина, повертел шляпу на пальце. Может, что-нибудь случилось? Следует проверить?

Решительным движением он надел шляпу и направился к часовне. Затем вдруг остановился, повернулся и отвязал лошадей — вдруг потребуется бежать — и снова пошел к часовне. За решеткой в первой комнате послышалось какое-то торопливое движение, и его окликнул хриплый голос монаха:

— Вы не должны входить с оружием сюда. Вы знаете это. Это святое место.

Дункан нахмурился. Он не хотел нарушать местные обычаи, но он не намеревался при таких подозрительных обстоятельствах оставаться безоружным. Если Алярик попал здесь в западню, то ему придется бороться за двоих. Его левая рука почти бессознательно сжала рукоятку меча.

— Я ищу человека, который вошел сюда после меня. Ты видел его?

Монах величественно проговорил:

— Никто не входил сюда после вас. А если вы не выйдите отсюда с этой грешной сталью, которая оскорбляет Святого, то мне придется позвать на помощь.

Дункан решительно посмотрел на решетку, за которой притаился монах. В нем вспыхнули подозрения.

— Так ты утверждаешь, что не видел человека в охотничьей одежде, который вошел сюда?

— Я видел только вас. И никого больше. Теперь уходите.

Рот Дункана превратился в тонкую линию.

— Тогда ты не будешь возражать, если я посмотрю сам, — сказал он холодно, подходя к двери и распахивая ее.

Он услышал сзади себя негодующие крики монаха, но не обратил на них внимания. Дункан вошел в часовню и закрыл за собой дверь. Приведя все свои защитные чувства Дерини в боевую готовность, он быстро пошел вперед. Монах не солгал: здесь никого не было, по крайней мере, в настоящий момент. Но ведь в часовне один выход. Куда же исчез Морган?

Приблизившись к алтарю, Дункан внимательно осмотрел его, не опуская на малейшей подробности. Он призвал на помощь всю свою память Дерини. Горящих свечей у алтаря не прибавилось. Но у ступеней одна скомканная, которую он раньше не видел. Но ворота — разве они были закрыты, когда он входил? Конечно, нет.

Но тогда зачем же Алярику понадобилось их закрывать?

Вернее, так: Алярик не закрыл ворота. А если закрыл, то зачем?

Он оглянулся на дверь и увидел, что она бесшумно закрылась. Однако он успел заметить фигуру с тонзурой и в коричневой сутане, которая мгновенно скрылась из вида.

Значит, монах следит за ним! И, вероятно, он вернулся с подкреплением.

Дункан снова повернулся к алтарю, начал открывать засов и заметил коричневую кожаную охотничью шляпу: она была вся измята и валялась по ту сторону ограды.

Шляпа Алярика?

Жуткие подозрения возникли у него в мозгу. Он пошел к шляпе и замер, когда его рукав зацепился за что-то. Он осторожно наклонился, чтобы посмотреть, за что же он зацепился. Это была тонкая игла. Дункан осторожно отцепил рукав, убрал руку и стал ее рассматривать. Он выпустил мысленный зонд и коснулся иглы.

Марала!

Его мозг будто содрогнулся от прикосновения к ней, и Дункан покрылся холодным потом. Он с трудом оправился от потрясения и пришел в себя. Он опустился на колени и, держась за ограду, тяжело дышал. Марала! Теперь все понятно: закрытые ворота, шляпа, засов.

Он уже представил, как все это произошло: Алярик приблизился к алтарным воротам, как и Дункан, горящая свеча в руке… сунул руку, отыскивая засов, он настороже, готовясь отразить любое нападение и даже не предполагая, что самая большая опасность таится в простом засове… игла поражает руку, а затем кто-то, поджидающий в темноте, нападает на отравленного маралой, неспособного защищаться лорда Дерини, и уносит его прочь, навстречу его судьбе.

Дункан проглотил комок в горле и огляделся. Как он был близок к тому, чтобы разделить судьбу Моргана! Он должен торопиться. Разгневанный монах уже, вероятно, спешит сюда с подкреплением. Но он должен попытаться связаться с Аляриком прежде, чем уйдет отсюда!

Вытерев вспотевший лоб рукавом, Дункан наклонился и достал через прутья ограды шляпу Моргана. Он очистил мозг и начал мысленный поиск. Резкая боль, смятение, сгущающийся мрак сомкнулись над ним, и тут Дункан увидел те сверхъестественные силы, которые обрушились на его кузена.

И вот уже Дункан вне часовни, его мозга касаются чьи-то мысли, много мыслей. Ведь на дороге так много групп путешественников. Он ощущал мысли группы солдат, которые куда-то направлялись. Однако расстояние было большим и их цели он не мог прочесть. Затем он ощутил зловещую черноту чьих-то мыслей. Это мог быть только монах, мозг которого излучал ярость и негодование по поводу наглеца, вторгшегося в святое место. И в этой черноте мелькнуло что-то еще! Монах видел Алярика! И он не видел, как тот выходил из часовни — монах знал, что он не выйдет!

Дункан резко вышел из транса, покачнулся, но, ухватившись за решетку, удержался на ногах. Пора было уходить. Монах был, очевидно, связан с теми, кто похитил Алярика, и теперь с минуты на минуту мог вернуться с солдатами. И если он хочет помочь Алярику, то он не должен попадать им в руки, не должен сам становится пленником.

Со вздохом Дункан поднял голову и в последний раз окинул часовню взглядом. Да, пора уходить, и поскорее.

Но где же Алярик?

Он лежал на животе. Щека прижималась к чему-то холодному, шершавому, сырому. И первое, что он ощутил, придя в себя, это была пульсирующая боль, которая начиналась где-то у кончиков пальцев ног и, пронизывая все тело, кончалась внутри черепа, у глаз. Глаза были закрыты, и у него не было сил открыть их. Свирепые волны боли, не давая покоя, прокатывались по нему с каждым ударом сердца.

Он крепче зажмурил глаза и попытался отвлечь ощущение боли, стараясь сосредоточиться на том, чтобы привести в движение хотя бы часть своего нового тела. Наконец пальцы левой руки задвигались. Он ощутил под ними грязь и солому.

Где он?

Когда он задал себе этот вопрос, то понял, что боль куда-то переместилась. И он решился попытаться открыть глаза. К его большому удивлению, глаза повиновались, однако, в следующий момент он решил, что ослеп.

Затем он увидел свою левую руку в дюйме от собственного носа, лежавшую на полу, засыпанном соломой. И он с трудом осознал, что не ослеп, а находится в темной комнате, и плащ каким-то образом упал на лицо и мешает видеть. Когда его затуманенный мозг воспринял этот факт, он смог посмотреть дальше своей руки. Морган попытался сфокусировать зрение, все еще не двигая ничем, кроме ресниц — и обнаружил, что он может различать темные и светлые тона.

Он находился в чем-то, что можно было назвать большим сараем. Все здесь было сделано из дерева. В том положении, в котором он находился, его поле зрения было минимальным, но все же он видел стены, освещенные факелами. В стенных нишах он с трудом различал высокие неподвижные фигуры. Они угрожающе стояли в полумраке, вооруженные копьями, держа в руках овальные щиты с каким-то геральдическим знаком. Он моргнул и посмотрел снова, пытаясь разглядеть символы — затем он понял, что это статуи.

Где же он?

Он попытался подняться, но быстро понял, что это делать еще рано. Он приподнялся на локтях, голова оторвалась от пола на несколько дюймов, но тут же вернулись волны головокружения. Он стиснул голову руками, стараясь остановить это бешеное вращение, и, наконец, сквозь туман в мозгу родилось понимание того, что это одурманивающее последствие маралы.

Память резко вернулась к нему. Марала! Все произошло у врат алтаря в часовне. Он попался в ловушку как зеленый новичок. Горький вкус во рту и еле ворочающийся язык сказали ему, что он все еще находился под воздействием наркотика. Так что все его могущество сейчас совершенно беспомощно, оно не может выручить его из того положения, в котором он находился.

Поняв причину своего состояния, он теперь мог, по крайней мере, ослабить свои физические мучения, остановить головокружение. Он осторожно поднял голову от пола и увидел над собой край черного плаща, а затем — серые сапоги. Они стояли всего в шести футах от его головы. Глаза его обежали круг — сапоги, черный плащ, конец широкого меча — и он понял, что находится в страшной опасности, что он должен встать на ноги.

Каждое движение причиняло страшную боль, но он заставил тело повиноваться: подтянул ноги, поднялся на четвереньки. Поднимаясь, он видел все выше и выше. В поле его зрения попался сокол, вытканный на груди стоявшего перед ним человека. Он поднял глаза повыше и встретился со взглядом пронзительных черных глаз, которые смотрели на него сверху вниз, подавляя его дух. Теперь он знал, что обречен: человек в тунике с эмблемой сокола мог быть только Барином де Греем.

Дункан повернулся, чтобы покинуть часовню, но остановился, чтобы еще раз внимательно осмотреть ее.

На что-то он не получил ответа. Он не смог оценить всю имеющуюся у него информацию, которая может помочь спасти Алярика. Эта свеча, которую он увидел, когда вошел в часовню, где она?

Он увидел ее у алтарных ворот слева от центра. Он протянул руку к засову, но резко отдернул ее, вспомнив о страшной опасности. Дункан занес ногу над оградой и перешагнул ее. Нервно оглянувшись на дверь, он наклонился над свечой и осторожно тронул ее пальцем.

Свеча была еще теплая, воск был мягок на том конце, где горел фитиль. Он ощутил слабые следы боли и ужаса, которые успели запечатлеться на свече, прежде чем она выпала из рук Моргана.

Черт возьми! Все указывает на то, что он что-то пропустил. Алярик был внутри ограды. Ворота открывались, и свеча лежала слишком близко к алтарю, она бы не могла закатиться сюда сама.

Внимательно осматривая пол вокруг свечи, Дункан увидел капли воска, которые вели от свечи по голому деревянному полу к коврику перед алтарем. Одна большая капля была у самого коврика, и на ней была тончайшая трещина, как будто…

Глаза Дункана сверкнули. Ему внезапно пришла в голову сумасшедшая мысль. Он наклонился, чтобы повнимательнее рассмотреть это место. Может быть, это не просто трещина в деревянному полу, и не линия, образующая сложный рисунок мозаики?

Он пополз на коленях вдоль линии, не забыв бросить извиняющийся взгляд на алтарь. Ему было стыдно за свое поведение в святом месте.

Да! Эта линия обегала весь коврик перед алтарем. Она выделялась более четко, чем все остальные линии и трещины. А вот и подозрительная выпуклость на коврике!

Потайная дверь?

С трудом поверив, что такое возможно, Дункан закрыл глаза и пустился в мысленный поиск, зондируя то, что находилось внизу. Он ощутил внизу пространство, лабиринт поворотов и узких переходов.

Поднявшись на ноги, Дункан задумчиво смотрел на квадратик, ограниченный ковриком. Он мог бы легко проникнуть туда. Достаточно сильного удара ногой. Но приведет ли это его к Алярику? А если и приведет, то жив ли его кузен? Трудно было предположить, что те, кто напал на Алярика, оставили его без охраны. Если Алярик получил большую дозу маралы — а в этом тоже нельзя сомневаться, — то он будет в беспомощном состоянии несколько часов. С другой стороны, если Дункан последует за ним, вооруженный мечом и искусством Дерини, он может его спасти.

Дункан еще раз осмотрелся и принял решение. Только следует быть осторожным. Ведь он собирался прыгнуть в неизвестность, с мечом, готовым к бою. Внизу лабиринт, и неизвестно сколько ему придется провозиться, какие там повороты. Пока он доберется до конца, он может напороться на собственный меч.

Он задумчиво тронул рукоятку меча, а затем решительно взял ножны под мышку, рукояткой меча вниз. В таком положении риск заколоться мечом минимальный, а когда он доберется до конца, он сможет мгновенно обнажить его.