За несколько кварталов до участка Кохрейн выключил мигалку и сирену и припарковался на стоянке при участке. Адам увидел у тротуара перед домом знакомый зеленый «моррис-майнор», припаркованный на двойной желтой линии. Белый клочок бумаги хлопал на ветру под стеклоочистителем. Кохрейн, заметив, что Адам поморщился, ухмыльнулся.
— О, это не настоящая повестка, сэр, — сказал он с некоторой гордостью. — Или, точнее, настоящая, но пустая. Перед поездкой в аэропорт я поговорил с инспектором дорожного движения. Когда мистер Ловэт будет уезжать, я ее заберу.
— Вы сообразительны, мистер Кохрейн, — воскликнул Адам засовывая медицинскую сумку под сиденье. — Мистер Ловэт ваш должник.
— Ну, — улыбнулся Кохрейн, — к счастью, так уж случилось, что упомянутый инспектор дорожного движения — моя невеста.
Они вошли в дом через боковую дверь и поднялись на нужный этаж на служебном лифте.
— Инспектор сказал, что лучше не проходить через главный вестибюль, — объяснил Кохрейн, когда они вышли из лифта в пустой коридор. — Теперь сюда, сэр.
До кабинета Маклеода добрались, никого не встретив. Но все равно у Адама было неприятное ощущение, что за ним наблюдают.
Дверь кабинета открыл Перегрин, бледный, но с воинственно поблескивающими очками. При виде Адама его лицо прояснилось.
— Слава Богу! — воскликнул художник пылким шепотом, отступив в сторону, чтобы они могли войти.
Маклеод сидел, откинувшись в кресле, с влажным бумажным полотенцем на глазах; волосы взъерошены, галстук перекошен. Когда новоприбывшие вошли, он снял полотенце и надел очки, слабо усмехнувшись Адаму.
— Добро пожаловать, — хрипло пробормотал он. — Лучше бы мне приехать к вам, чем заставлять вас приходить ко мне, но в данный момент я доверяю своим ногам не больше, чем паре резиновых лент.
— Мне так и сказали. — Адам взял Маклеода за запястье, чтобы проверить пульс. — Вам вообще повезло, что вы еще с нами. Где та штука, которая вызвала все неприятности?
Узнав, что оригами спрятана в сейфе, Адам послал за ней Кохрейна. Пульс Маклеода был достаточно ровным, но заметно быстрее обычного, а лицо его напряжено от боли.
— Вряд ли мне нужно говорить вам, что это работа Рыси, — казал Маклеод, когда Адам подтащил второе кресло и сел.
— Не нужно. Сам способ служит подписью.
Когда он снял с Маклеода очки и отложил в сторону, чтобы посмотреть на налитые кровью глаза, инспектор тяжело вздохнул.
— Могу представить, о чем вы думаете, после нашего разговора в понедельник, — сказал он, когда Адам прикрыл ему сначала один глаз, потом второй и полез в нагрудный карман за тоненьким, как авторучка, фонариком. — Клянусь, сознательно я не сделал ничего, чтобы выдать себя.
— Вы не настолько глупы. — На лице Адама промелькнула улыбка. — А теперь расслабьтесь и дайте мне закончить осмотр.
Он коротко посветил узким лучом в глаза Маклеода; инспектор вздрогнул и отвернулся, что-то бормоча.
— Простите, — прошептал Адам. — Я принес лекарство, которое должно ослабить боль, но сначала позвольте задать вам пару вопросов. Во-первых, кто-нибудь, кроме вас, дотрагивался до амулета-оригами?
— Нет, — произнес Маклеод уверенно.
— Хорошо, — кивнул Адам. — Я хочу разобрать его, чтобы посмотреть, что там внутри. Мне понадобится что-то вроде пинцета, но не проводящее… дерево или пластик.
— Пара карандашей? — предложил Перегрин.
— Нет, графит может быть проводником. Интересно, есть у него в ящике какие-нибудь пластиковые ножи?
Маклеод покачал головой, прежде чем Перегрин смог посмотреть; по лицу было видно, что инспектор едва сдерживает усиливающуюся боль.
— А зубочистки? Ноэль, есть у вас зубочистки?
— Есть кое-что получше, — выдавил из себя Маклеод. — Как насчет палочек для еды?
— Палочки для еды? Идеально. Где они?
— В среду был китайский ленч. Выдали по два набора, — объяснил Маклеод, указывая на стаканчик с карандашами.
Адам достал набор из стаканчика и вытащил палочки из бумажной обертки. Они были деревянные, с заостренными кончиками.
— Да, как раз подойдет, — решил он. — Когда вернется мистер Кохрейн с образцом, мы произведем необходимую вивисекцию. Перегрин, давайте снимем с него пиджак, и закатайте рукав, чтобы я смог сделать укол.
Пока Перегрин помогал ему снять пиджак и расстегивал манжету рукава, Маклеод смотрел, как Адам вынимает шприц из кармана пальто.
— Что это? — прошептал он.
— То, что поможет вам расслабиться и справиться с тошнотой, — ответил Адам, быстро смазывая тампоном участок кожи на бицепсе. — Оно сработает лучше, если вы позволите мне ненадолго усыпить вас.
— Ладно. — Маклеод зевнул, уже начав расслабляться под воздействием лекарства. — Только будьте осторожны, если собираетесь возиться с этой рысью… Фью, ну и наркота!
Адам улыбнулся и убрал шприц в карман, потом снова пощупал пульс, на миг прижав свободную руку ко лбу Маклеода.
— Оставьте все тревоги мне, друг мой. Пора глубоко-глубоко вздохнуть и погрузиться в сон. Вот так… Избавьтесь от боли. А теперь наклонитесь вперед и положите голову на руки.
Устроив Маклеода, Адам наконец смог уделить внимание Перегрину.
— Ну что же, Кохрейн частично изложил мне, что вы здесь делали, — сказал он серьезно, — но констебль явно не понимает, что происходило на самом деле. К счастью, Ноэль уже некоторое время вел с ним подготовительную работу. Вероятно, в будущем он мог бы быть рекрутом… Пока он не вернулся, расскажите мне все с вашей точки зрения — своими словами. Кстати, вы хорошо поработали; вы купили Ноэлю драгоценное время.
Не зная почему, Перегрин вдруг покраснел, как виноватый школьник, под проницательным взглядом Адама. Похвала была приятна, но собственная неуверенность Перегрина умалила удовольствие.
— Не уверен, что смогу четко объяснить, — сказал он. — Я пытался сообразить, что сделали бы вы…
Сбивчиво он описал, как сфокусировал внутреннее Зрение на том, что причиняло боль Маклеоду: грязных серых усиках, похожих на терновый венец, — и как сдирал усики руками и они съеживались и исчезали.
— Хотя я должен признаться кое в чем еще, — добавил он, закончив короткий рассказ. — Я… в конце концов использовал кольцо Майкла Броуди.
Он виновато повесил голову, и Адам спросил:
— Почему это вас беспокоит?
Он внимательно смотрел на лицо Перегрина. Не встречаясь с Адамом взглядом, молодой художник тихо промолвил:
— Я говорил вам, что не буду носить его без вашего разрешения.
— Говорили, — согласился Адам. — Но это правило установили вы, а не я.
Светло-карие глаза Перегрина метнули на него испуганный взгляд.
— Истинная добродетель, — ласково сказал Адам, — не в том, чтобы установить правила, а потом держаться их любой ценой. Напротив, она в том, чтобы взвесить ситуацию и точно оценить результаты. Помните указание «И Цзин»; «Незаурядный человек отличает высокое от низкого». В данном случае вы поступили правильно, отвергнув меньшее благо ради большего.
Обеспокоенное лицо Перегрина прояснилось.
— Значит, вы не разочаровались во мне?
— Разочаровался? — Если бы молодой художник не выглядел таким серьезным, Адам не выдержал бы и громко расхохотался. — Вряд ли, — с улыбкой заверил он Перегрина, — скорее, удивился… но ведь с самого Мелроуза вы были постоянным источником удивления для меня и Ноэля. И я хочу, чтобы это было воспринято как комплимент.
Видя, что Перегрин тоже слабо улыбается, он добавил:
— Есть что-то еще, что мне, по-вашему, надо знать?
— Не думаю… Нет, подождите! Когда Кохрейн уехал за вами, я сделал несколько набросков. Это скорее смутные образы, чем настоящие рисунки, но они тыкались мне в разум, пока я не зарисовал их. Вдруг вы сможете здесь что-то понять.
Перегрин полез во внутренний карман блейзера и вытащил пачку сложенных листков — рисунки, сделанные на ведомственных бланках. Посторонний принял бы их за причудливую работу сюрреалиста, однако для посвященного взгляда Адама они символизировали нависшую над Маклеодом опасность.
Первый рисунок, очевидно, был натюрмортом, составленным из двух пенопластовых стаканчиков, нескольких листов бумаги, скальпеля и ручки со стальным пером. На втором четыре кровоточащих больших пальца протянулись над чашей. На третьем красовалась фигура человека окруженного кольцом горящего колючего кустарника. Все вместе, как карты из какой-то странной колоды Таро, они указывали путь к истине.
— В них, кажется, нет особого смысла, верно? — заметил Перегрин.
— Напротив, — задумчиво произнес Адам, возвращая рисунки, — мне они говорят многое.
Он сказал бы и больше, но стук в дверь возвестил о возвращении Кохрейна с конвертом, где лежала оригами-рысь.
— Простите за задержку, сэр. Там бродила еще пара ребят, а я не хотел казаться слишком настойчивым.
— Очень разумно, — кивнул Адам, когда Кохрейн подал ему конверт.
Он на миг крепко сжал его в руках, и в его глазах появилось знакомое Перегрину отсутствующее выражение. Потом взял палочки для еды и засунул под клапан, чтобы распечатать его. Под взглядами Перегрина и Кохрейна Адам, используя палочки, осторожно вытащил носовой платок на промокашку и поднял верхние слои, чтобы увидеть, что внутри.
Бумажная рысь сверкнула золотом, когда Адам проткнул ее деревянной палочкой. Никогда прежде он не видел, чтобы оригами изображала рысь. Она была хитро сделана; искусство создателя, похоже, превосходило искусство Маклеода. Толщина тела предполагала, что внутрь что-то вложено.
Бросив рысь обратно в шелковое гнездо, Адам правой рукой нарисовал в воздухе над ней знак, потом снова потянулся к стаканчику с карандашами и вытащил пластиковую линейку. Прижав ею рысь, чтобы не нарушить защиту, он аккуратно залез внутрь палочками и начал осторожно разворачивать сложенную бумагу, действуя палочками с точностью хирурга.
Бумага была позолочена только с одной стороны. Постепенно Адам вытащил четыре длинные узкие полоски чего-то похожего на белый пенопласт и клочок белой бумаги с необычными красно-коричневыми пометками. Пометки был и также и на непозолоченной стороне бумаги, но Адам, используя палочки, поднял сначала одну из пенопластовых полос, чтобы внимательнее рассмотреть.
— Это явно куски ободка пенопластового стаканчика для кофе — сообщил он. — Наверняка одного из тех, которыми Ноэль пользовался в последние несколько дней. Потом его вытащили из мусорного ведра… а для чего, мы уже знаем.
— А бумажка? — прошептал Перегрин, когда Адам положил полоску назад. — Что это за надпись? Какая-то клинопись? И что написано внутри? Выглядит почти как кровь!
Адам хмуро поднял клочок бумаги палочками.
— Вероятно, здесь и на бумаге, из которой сделана рысь, зафиксирована формула заклинания, — сказал он тихо, — а кровь, несомненно, благодатное средство для активации подобных заклинаний. А вот надпись на другой стороне…
Он перевернул бумажку. На печатном обрывке бланка была подпись, сделанная черными чернилами.
— Это подпись Маклеода! — ахнул Перегрин.
— Да, действительно, — сказал Адам. — Третье звено для привязки к нему фокуса заклинания.
Кохрейн пристально всматривался в листок бумаги через плечо Адама.
— Мне это не нравится, сэр, — сказал он, беспокойно нахмурившись. — Это оторвано от какого-то листа со служебной перепиской… это написано прямо здесь, в управлении.
Адам кивнул. В сочетании с прочими доказательствами замечание Кохрейна указывало на вероятное присутствие агента Рыси в самом Управлении полиции.
— Я надеялся, что такую возможность рассматривать не придется, — сказал он Кохрейну. — Если найдете еще что-нибудь интересное, я был бы благодарен, если бы вы смогли дать мне знать.
— Так и сделаю, сэр.
Адам потянулся за двумя листами простой почтовой бумага из среднего ящика; заколдованная полоска моментально свернулась. Используя палочки и защищая пальцы концом шелкового платка, он скрепкой прижал оригами позолоченной стороной к листу бумаги, прикрепил в углу клочок с клинописью, потом положил сверху еще один лист и засунул образованный таким образом «сандвич» в первую же папку, какую смог вытащить из стола Маклеода.
— Не уверен, получится ли скопировать это, мистер Кохрейн, но мне хотелось бы иметь фотокопию для более тщательного изучения, — сказал он, передавая констеблю папку. — Не возьмете ли сии труды на себя? Только ни в коем случае не дотрагивайтесь до этого.
— Нет проблем, сэр, — сказал Кохрейн, — хотя мне потребуется время, чтобы найти свободный копировальный аппарат. Насколько я понимаю, лучше обойтись без свидетелей.
— Вы совершенно правы, — ответил Адам. — А о времени не беспокойтесь. Если надо — подождем.
Когда Кохрейн ушел выполнять последнее поручение, Адам снова повернулся к Маклеоду и легко дотронулся до запястья инспектора. Маклеод, казалось, спал, но предательский трепет движения под закрытыми веками говорил, что он на самом деле все еще в трансе и часть его полностью сознает окружающее.
— Ноэль, я надеюсь скоро увести вас отсюда. А прежде чем мы попытаемся двинуться, немного укрепим вашу защиту. Хорошо?
Не открывая глаз, Маклеод пробормотал:
— Угу.
— Молодец. Тогда погрузитесь еще глубже в сон.
Закрыв глаза, Адам глубоко вздохнул, чтобы и самому войти в транс. Изменение восприятия на миг притупило внешние чувства, но уже со следующим вздохом он смог открыть внутренние глаза. Перед ним предстала картина: ослабевший Маклеод стоит в кольце колючих кустов диаметром с вытянутую руку.
Тени танцевали на терниях, как черное пламя. Прошептав мольбу к Свету, Адам шагнул в круг к Маклеоду. Сила изливалась из него, как источник. Сосредоточив эту силу в правой руке, он начертил в воздухе охранительный знак.
Движение руки оставило пенистый след. Клубящиеся тени с шипением отхлынули от нарисованного символа. Усилив сосредоточенность, Адам пошел по кругу вправо, останавливаясь в каждой из оставшихся четвертей, чтобы повторить охранительный знак. Расход энергии был ощутимым. Заканчивая запечатывать круг, он уже дрожал от напряжения.
Но нарисованный круг держался крепко. Убежденный, что на данный момент Маклеод защищен от дальнейшего ущерба, Адам отступил в центр круга и вышел из него в той же точке, где вошел. Изменение сознания сопровождалось знакомым приступом головокружения.
Маклеод не шевелился, но дышал теперь легче, хотя лицо по-прежнему было воскового цвета. Рядом стоял сильно встревоженный Перегрин. Увидев, что Адам очнулся, художник спросил, понизив голос:
— Теперь он будет в порядке?
— Окончательно он придет в себя, лишь когда будет уничтожено само заклинание, — сказал Адам. — Но этим я не намерен заниматься здесь.
Он спокойно сидел, продолжая укреплять защиту Маклеода пока не вернулся Кохрейн с требуемой фотокопией.
Осторожно убрав скрепки защищенными шелком пальцами, Адам высвободил позолоченную бумагу и листок с подписью и, используя палочки, бросил их обратно в сделанное из носового платка гнездо. Следом отправились полоски пенопласта; Адам смог сложить их более компактно, потом завернул в платок, сунул все в другой конверт и запечатал его. Копию он сунул вместе с конвертом в нагрудный карман. Пиджак был с шелковой подкладкой, что обеспечивало дополнительную защиту.
— Пора выводить его отсюда, — сказал Адам молодым помощникам, поглядев на карманные часы. — Сейчас уже почти конец рабочего дня. Будем надеяться, что в следующие четверть часа столько народу будет приходить и уходить, что мы сможем выскользнуть, не привлекая особого внимания.
Перегрин потянулся за пальто и шарфом. Тем временем Адам обратился к Маклеоду через порог гипнотического транса:
— Вы со мной, Ноэль? Кивните, если слышите меня. Прекрасно. Через минуту-другую мы выйдем из здания. По моему слову вы полностью очнетесь, вспомнив все, что произошло, но не выказывая внешнего нездоровья. Я знаю, что вы все еще очень плохо себя чувствуете, но вы не поддадитесь недомоганию, пока не доберетесь до машины. Если кто-то задаст вопрос, вы скажете, что, кажется, подхватили грипп…
Они надели на Маклеода пиджак и пальто. Кохрейн проводил их из кабинета, закрыл дверь и запер с небрежностью, заслужившей похвалу Адама. Благодаря постгипнотическому внушению Маклеод сам спустился по черной лестнице и дошел до автостоянки, и ноги у него не подгибались, хотя кое-кто из коллег бросал на инспектора странные взгляды. Пока Кохрейн сходил забрать медицинский саквояж Адама из полицейской машины и «повестку» из «моррис-майнора», Адам и Перегрин нашли черный «БМВ» Маклеода на выделенном для него месте и, воспользовавшись ключами инспектора, открыли двери. С помощью Адама Маклеод залез на пассажирское сиденье и со вздохом положил голову на подголовник.
Через минуту к ним подошел Кохрейн. Передав Адаму черный саквояж, он наклонился к окну машины и бросил на начальника последний озабоченный взгляд.
— Мне неприятно об этом говорить, сэр, — сказал констебль, пытаясь казаться несерьезным, — но вряд ли вы будете в форме, чтобы присутствовать сегодня вечером в Ложе на обряде святого Андрея.
— Ты, пожалуй, прав, — уныло согласился Маклеод. — Извинись там за меня.
— Охотно, сэр. Какие-нибудь последние указания, пока я не ушел?
— Ага. В следующие двадцать четыре часа непременно сходи в бар и поставь себе пинту пива, — сказал Маклеод. — Ты это более чем заслужил.
Глава 20
Адам отвез Маклеода домой на «БМВ»; Перегрин ехал следом на своей машине. Джейн Маклеод на мгновение встревожилась, увидев, как Адам ведет ее мужа по дорожке, а следом за «БМВ» останавливается вторая машина, но Маклеод сам успокоил ее, использовав придуманное Адамом еще в участке объяснение.
— Похоже, нынешний вирус гриппа в конце концов добрался до меня, — объявил он со слабой усмешкой. — Адам утверждает, что я буду жить, но в данный момент картина не самая привлекательная.
— Ваш супруг, — скривился Адам, — не самый дисциплинированный пациент… хотя вряд ли для вас это новость. Постарайтесь удержать его на несколько дней в постели.
— О, это будет нелегко, — довольно резко сказала Джейн, беря Маклеода за другую руку и помогая Адаму вести его в дом. — Мужчины иногда просто невозможны. Но ты немедленно отправишься в постель, Ноэль Маклеод, и если вдруг позвонят из управления, я скажу им, что тебе наскучила городская жизнь и ты сбежал в море!
— Он может принять аспирин, если головная боль станет совсем уж невыносимой, — сказал Адам, — но в остальном, думаю, сон будет для него лучшим лекарством. Утром я позвоню вам и узнаю, как дела.
Убедившись, что Маклеод под надежным присмотром, и позвонив в Стратмурн предупредить Хэмфри и Филиппу, Адам сел в «моррис-майнор» Перегрина. Час пик был в самом разгаре, когда они потихоньку двигались в сторону Форт-роуд-бридж и дома, и следующие несколько миль Перегрин был слишком занят дорогой, чтобы задавать многочисленные вопросы, жужжащие в мозгу, как мухи. Однако, оставив позади городские предместья, он больше не смог держать свои мысли при себе.
— Адам, — решился он, — судя по тому немногому, что я до сих пор слышал о Ложе Рыси, они, кажется, прилагают все силы, чтобы сохранить свои действия в тайне. Однако нападение на инспектора явно их работа. Почему, по-вашему, они так небрежны, что оставили свою визитную карточку?
Адам пошевелился на сиденье, словно очнувшись от задумчивости.
— По-моему, это не столько небрежность, сколько самоуверенность, — сказал он мрачно. — Нападение на Ноэля должно было быть смертоносным. Если бы оно достигло цели, физические симптомы совпадали бы со смертью от сердечной недостаточности или удара. Если не знать, где искать, никто ничего не заподозрит.
— Но как же само заклинание? — запротестовал Перегрин. — Ради Бога, ведь это была рысь! Несомненно, тот, кто сделал фигурку, должен был понимать, что ее могут найти.
— А дальше? — сказал Адам. — Коли на то пошло, сколько народу хотя бы знает о существовании Ложи Рыси или верит в нее? Очень немного, скажу я вам. Зато все в управлении знают, что Маклеод увлекается оригами. У него прямо в кабинете есть дюжина образцов. Как ни посмотри, риск был минимальным.
— Представьте себе, — продолжал он, глядя на габаритные огни впереди. — Кто-то входит в кабинет Маклеода и находит его умершим за рабочим столом. Начинается переполох; все находящиеся в пределах слышимости мчатся посмотреть, что произошло. Пока внимание сосредоточено на жертве, кто заметит еще одну фигурку-оригами? Что-то подобное очень легко могло исчезнуть после того, как унесут тело, в сущности, таким, наверное, и был их план.
Перегрин кивнул. Он прекрасно мог вообразить эту сцену.
— К нашему большому счастью, — продолжал Адам, — и к еще большему счастью Ноэля, противник недооценил его способность к самозащите. Он, как вы сами заметили, человек необыкновенной силы воли и стойкости. На подобную стойкость противник не рассчитывал. Полагаю, это и спасло Ноэля, или по крайней мере дало силу продержаться до прибытия подкреплений.
Перегрин вздрогнул.
— Я понятия не имел, что все было настолько худо, — пробормотал он. — Возможно, это и к лучшему.
Адам улыбнулся.
— Вы блестяще выдержали испытание. Леди Джулиан хорошо знала, что делает, когда подарила вам кольцо Майкла.
Перегрин, как и положено, покраснел от похвалы. Помолчав, он спросил с любопытством:
— Что, по-вашему, вызвало это внезапное нападение? Я имею в виду, почему сейчас? Если бы они узнали о Маклеоде после Уркхарта, разве они не предприняли бы что-нибудь раньше? И если узнали о нем, то разве не узнали и о нас? Или мы будем следующими?
— Не обязательно — по всем пунктам, — сказал Адам. — Иногда разумно просто оставить все, как есть. Но то, что они не имели точного представления о силах Ноэля, склоняет меня к мысли, что они не долго наблюдали за ним… а значит, по крайней мере пока они не поймут, что он выжил, у них не будет твердого мнения и о нас. Почти наверняка за прошедшую неделю произошло что-то, что убедило их: безопаснее устранить его, чем оставить в покое. Когда он почувствует себя лучше, а я разберусь с этим… — он похлопал по карману пиджака, — мы проверим всю его деятельность после смерти Рэндалла Стюарта и посмотрим, не удастся ли установить возможные активные участки…
Было около семи часов, когда они проехали в ворота Стратмурна. К тому времени Перегрин чувствовал себя совершенно вымотанным.
— Боже, как я устал! — пробормотал молодой человек, останавливаясь у боковой двери помещичьего дома. — Первым делом, когда вернусь в сторожку, приму горячий душ! А на обед была бы миска кукурузных хлопьев, если бы я не знал, что мисс Гилкрист оставила мне немного стовис и овсяных лепешек!
Адам усмехнулся. Стовис — пикантное крошево из солонины, лука и картошки — было почти таким же гвоздем шотландской национальной кухни, как хаггис[8], и любимым блюдом многих аристократических знакомых Адама. Никто не готовил его лучше грозной мисс Гилкрист, чья материнская забота о благополучии Перегрина нередко побуждала ее снабжать молодого человека приношениями со своего стола.
— Хорошо, что вы упомянули об обеде, — сказал Адам, доставая из-за сиденья медицинский саквояж. — Я еще днем хотел спросить… У вас есть какие-то планы на завтрашний вечер? Если нет, надеюсь, вас не затруднит зайти к нам около семи выпить и пообедать? Ничего особо официального — просто для вас с Филиппой случай познакомиться.
— Спасибо, с удовольствием, — ответил Перегрин. — Тогда и увидимся, если не раньше.
Договорившись об обеде, Адам пожелал художнику доброй ночи и вышел из машины. Хэмфри встретил его на пороге и забрал пальто и саквояж.
— Как я рад, что вы дома, сэр. Надеюсь, с инспектором Маклеодом все хорошо.
— В данный момент неплохо, — сказал Адам, — но впереди еще много работы. Матушка в библиотеке?
— Да, сэр. И она распорядилась не приступать к обеду, пока не поговорит с вами.
Адам кивнул.
— Тогда мне лучше поговорить с ней. Боюсь, обед придется отменить вовсе.
Сквозь обычную невозмутимость Хэмфри пробилось беспокойство.
— Настолько серьезно, сэр?
— Настолько серьезно.
— Понимаю, сэр. — Хэмфри помолчал. — И все-таки немного чая?..
Адам позволил себе благодарный вздох и кивнул.
— Великолепное предложение, — сказал он, — только не приносите его сразу же. Мы позвоним, когда будем готовы.
Он направился в библиотеку.
Филиппа устроилась у камина с книгой на коленях — расслабленная, но элегантная в красном свитере и юбке в складку с красным тартаном Синклеров, как и пристало хозяйке. По переплету книги Адам узнал первое немецкое издание «Aion» Карла-Густава Юнга. В молодости Филиппа училась у Юнга.
— Вижу, ты советуешься со старым другом, — весело сказал Адам.
Улыбка Филиппы сверкнула, как вспышка далекой молнии.
— Учившийся когда-то будет учиться всегда, — заметила она. — Ты же знаешь, я ненавижу тратить время впустую. Поскольку Джиллиан Толбэт прибывает в понедельник, я подумала, что уместно нанести мысленный визит в лекционный зал для разбора феноменологии самости.
Филиппа потянулась за закладкой, тонкой лентой из чистого золота, и, вставив ее на место, отложила книгу.
— Ты выглядишь скорее утомленным, чем расстроенным, — заметила она, вглядываясь в лицо сына проницательными темными глазами. — Значит, кризис удовлетворительно разрешился?
Глубоко вздохнув, Адам сел в кресло напротив нее и открыл длинную шкатулку из благоухающего сандалового дерева, стоявшую на столе рядом с креслом. Внутри она была обита синим, как морская вода, шелком. В нее Адам и положил конверт с шелковым носовым платком Маклеода с его опасным содержимым.
— Благодаря блестящей поддержке Перегрина и собственной стойкости Маклеода мы смогли избежать худших последствий стихийного бедствия. Однако ситуация еще далеко не улажена. — Он закрыл шкатулку.
— Вот как? — Филиппа вскинула брови. — В таком случае тебе лучше сообщить мне все подробности.
Адам коротко рассказал обо всем, что произошло после их расставания в аэропорту, показав копию надписи на внутренней стороне амулета. Пока он говорил, Филиппа помалкивала, однако ко времени окончания рассказа ее утонченное худое лицо затвердело, как маска сфинкса.
— Это руны, а не клинопись, — сказала она, возвращая копию, — скорее всего североевропейские, что согласуется с описанным тобой торком. Я проведу кое-какие изыскания, чтобы уточнить; тем временем сам амулет надо уничтожить и отвести угрозу от Маклеода. — Она посмотрела на шкатулку с холодным расчетом. — Дело будет нелегким… особенно после того, что ты уже совершил сегодня. Ты намерен разобраться, не откладывая?
Адам откинулся на спинку кресла и устало потер глаза.
— Это надо сделать сегодня. И не думай, что попробуешь сама. Не говоря уже о моих тесных связях с Ноэлем, я более компетентен. Но я был бы рад твоей помощи.
— Почему же еще я держала бедного Хэмфри в неизвестности насчет обеда? — сказала Филиппа с хмурой усмешкой. — Искренне надеюсь, что он не планировал на этот вечер чего-то особенного! Хотя я не люблю отменять уже готовую трапезу, боюсь, в данном случае ничего не поделаешь. Если мы должны как следует разобраться с этим, — она махнула на шкатулку, — понадобится напрячь все наши способности.
Адам подтвердил ее слова серьезным кивком. Пост был желательной частью подготовки к Работе, ибо физиологический процесс пищеварения отвлекал кровь от мозга и притуплял умственные функции. Еще важнее — в эзотерическом смысле — был заземляющий эффект принятия пищи, мешающий вознесению души на верхние уровни. На самом деле есть рекомендовалось после духовных трудов любой интенсивности — для возвращения к действительности.
— Я предупредил Хэмфри, что, возможно, обеда не будет вообще, — сказал Адам. — В любом случае, по-моему, мисс Гилкрист упоминала, что оставит тушеное мясо с овощами на случай сбоя в расписании самолетов. Когда дело доходит до Работы, Хэмфри понимает необходимость воздержания не хуже тебя или меня. Какие бы кулинарные планы мы ни нарушили, он не пожалеет потраченных усилий там, где на кону благополучие Охотничьей Ложи.
* * *
Выпив по чашке чая, они разошлись по комнатам, чтобы принять душ и приготовиться, каждый по-своему. Когда через час Адам спустился вниз, на нем был синий стеганый халат поверх широких серых брюк и чистой белой рубашки, а на ногах украшенные гербом тапочки — его любимое одеяние для формальной Работы. Филиппа щеголяла в похожем на тунику розовато-лиловом платье.
Они спустились по узкой лестнице в сладкую, пахнущую плесенью темноту винного погреба. Филиппа шла впереди, неся старинную масляную лампу в форме листа папируса, которая дополняла электрический свет желтоватым сиянием и слабым ароматом лимонной вербены. Адам нес длинную металлическую шкатулку, хранящую обломки оригами-рыси.
Адам прошел мимо затененных полок с марочными винами к дальнему концу погреба. Здесь, в углубленном портале, пряталась арка, увенчанная геральдическим знаком Синклеров — фениксом, взмывающим из пылающего гнезда. Сама дверь была выложена прямоугольными дощечками из разных пород дерева: каждая дощечка размером с человеческую ладонь и украшена инкрустацией.
Передав шкатулку Филиппе, Адам нагнулся и прижал правую руку к дощечке из тюльпанового дерева в центральной верхней точке двери. Дощечка поддалась под нажатием пальцев, потом сдвинулась вверх, открыв неглубокую нишу. Соседняя дощечка слева, кленовая, при прикосновении Адама плавно подвинулась на приготовленное для нее место, подобно передвижному кусочку китайской головоломки.
Последовательное перемещение еще нескольких дощечек открыло тайник, хранящий полированный медный ключ. Вынув его, Адам передвигал дощечки в случайном на вид порядке, пока наконец центральная дощечка не отодвинулась, раскрыв замок, для которого предназначался ключ.