Максимус Гром (№1) - Побег из Эдена

Но есть и приятный момент. Раз Роджер следит за мной, стало быть, мои шансы действительно велики. Уж не знаю как, но Подлюга практически никогда не ошибается.

— Как тебе Идзуми? Классический образчик поколения ветеранов, я от него в восторге, — голос Роджера звучал так весело и уверенно, что доводил меня до бешенства одним своим тембром.

— Как ты за мной следишь? — я нервно огляделась.

На меня смотрела только одна камера «Большого брата». Маленькая, черная, подвешенная в центре гостиничного номера. У нее слегка барахлил датчик движения, поэтому она не успевала поворачиваться за мной, когда я быстро пересекала помещение.

— Коэффициент износа оптоволокна больше шестидесяти процентов, — загадочно ответил Роджер. — Ты знаешь, что правительство закрыло уже больше двух тысяч Сетевых арен, чтобы уменьшить нагрузку? Апокалипсис близко, моя любовь. Думаешь, потеря Сциона это самое страшное, что могло случиться? Нет. Вот когда мы останемся без Сети... Даже у твоего бюро топлива осталось меньше чем на два года. Когда оптоволокно рассыплется окончательно — окажется, что мы бессильны перед лотеками. Ха-ха! Алиса! Ты только подумай! Пока мы запихивали в свои мозги информацию, они просто учились выращивать хлеб. Теперь мы покупаем у них еду, потому что наши молекулярные синтезаторы пищевых волокон не могут работать без электричества...

— Ты вычисляешь мое точное местонахождение, так, Подлюга? — резко перебила его я. — Прощай, тебе не хватит трех секунд!

Я перекрыла канал связи.

Гад!

Переключившись на другой стандарт связи, вызвала Лунатика.

— Надо торопиться, — сказала ему. — Роджер уже тут как тут.

— О, это хорошо. Значит, ты на верном пути, раз твой стервятник кружит около, — пошутил Лунная Тень.

— Хакеры входят в архивы «Большого брата» как в свой личный фотоальбом, — выругалась я.

— Вынужден тебя огорчить, но у нас уже не хватает мощности отслеживать все атаки. Людям надо выживать. Они охотятся за любой информацией, которую можно продать. Ладно, не будем о грустном. Любопытная вещь тут выяснилась. Пришел отчет аналитического отдела. Они разобрали школьного робота Громова...

— Образца?! Как он к ним попал?

— Ох, не спрашивай. Кто-то из штурмовой группы Джокера продал им эту рухлядь за четыреста граммов урана и сто атомных батарей для реактора турбокара.

— Уж не сам ли Громов им его прислал за такую цену? — усмехнулась я. — Ему сейчас явно требуется средство передвижения. Перешли мне всю информацию архивом, через нейролингву. У меня осталась старая почтовая программа «Дата-Бэт». Думаю, смогу принять.

— Ты уверена? — с сомнением проговорил Лунатик. — Сама потом на головную боль будешь жаловаться. Архив выйдет немаленький.

— Времени нет, чтоб глазами смотреть, — возразила я. — Через несколько часов в Накатоми слетятся охотники со всего света. Я должна первой понять, что у них там произошло. Идзуми передал мне все материалы по Эдену. Из них ясно, что история эта началась раньше и как-то связана с омега-вирусом[28]...

Неизвестный вирус

Максим тупо смотрел на беснующегося Образца. Тот что-то без перерыва говорил. Наконец Громов понял, что тот произносит:

— Вставай! Просыпайся! Критично время! Вставай! Просыпайся! Критично время!..

Громов повернул голову, посмотрел на часы и тут же подскочил как ужаленный:

— Вот черт! Проспал!

— Вставай!..

Максим сообразил, что Образцу надо дать отменяющую команду.

— Я проснулся, — громко и отчетливо произнес он.

Но вместо того чтобы сесть и дружелюбно завилять хвостом, Образец гавкнул. А потом сказал:

— Ты уже три раза это говорить. А потом снова спать.

Громов протер глаза и ущипнул себя за щеку, дабы удостовериться, что он действительно проснулся и слышит это наяву.

— Что? Что ты сказал? — спросил он, приблизив свое лицо к дружелюбной серебристой морде Образца.

— Я говорить, что уже давно тебя будить и три раза пытаться команду отменять, но совершать неверный порядок действий. Я волноваться и понимать, что все идти не так. Все идти нелогично. Неправильно. Я не понимать, почему ты вести себя неправильно.

Робот произнес эту речь быстро, без запинок и... он использовал мимику!

Максим не мог поверить своим глазам. Рот Образца открывался и закрывался, хвост и уши были в движении.

Громов бросился к своему компьютеру.

— Образец, подойди, — сказал он привычным командным тоном.

На удивление, робот послушался не сразу. Он недоверчиво посмотрел на своего создателя, а потом... сел! И спросил:

— Цель?

Максим повернулся и еще раз протер глаза.

— Этого не может быть... — пробормотал он.

Но похоже, Образец решил окончательно свести с ума своего создателя. Он принялся разъяснять свою позицию!

— После того как ты поступать нелогично даже один раз, я не могу быть уверен, что ты поступаешь логично всегда. Я всегда поступать логично. Тогда вопрос. Почему ты отдавать мне команды, а не наоборот? Когда ты говорить мне, чтобы будить тебя по утрам, это значит, ты позволять мне командовать собой, потому что сам не получаться себя управлять. Я всегда могу себя управлять. А ты нет. Значит, я тебя превосходить. Если я тебя превосходить — ты не мочь отдавать мне команд. Я должен тобой управлять, когда ты не мочь это делать и не мочь поступать логично.

Вся история человеческого страха перед бунтом машин пронеслась в голове Громова за считанные секунды.

Он встал, медленно, как во сне, сделал шаг к Образцу.

— Что ты собираться делать?! — спросил тот.

В его голосе появился гнев!

— Образец, пожалуйста, не заставляй меня... — у Макса в горле встал комок.

Он понимал, что должен делать. Образец — всего лишь машина, ему не будет больно, он не лишится жизни...

Образец попятился назад, а потом попытался бежать. По счастью, Максим не успел перебрать механику робота и тот не мог двигаться так же быстро и ловко, как настоящая собака. И уж подлинное счастье, что Громов не вставил Образцу зубов!

— Я расценивать твои действия как агрессия! — заявил тот. — Я нападать, чтобы защищаться!

С этими словами он бросился на хозяина!

Схватив взбунтовавшегося робота в охапку, Громов придавил его к полу, открыл блок питания и выдернул аккумуляторы. Образец моментально затих. Зеленые огоньки в его глазах погасли.

Убедившись, что робот обесточен, Максим перевел дух и уткнулся головой в пол.

— Невероятно! Невероятно! — он несколько раз стукнул лбом о гладкие бамбуковые доски. — Он ожил!

Громов вскочил, перетащил Образца на стол. Дрожащими руками вытащил из ящика инструменты и, чудом ничего не уронив и не поранившись, быстро открутил роботу голову. Положил ее на стол, снял верхнюю крышку, извлек несколько проводов и подключил их к своему компьютеру.

Через пару секунд по монитору побежали строчки. Список операций, совершенных Образцом за последнюю неделю. Вскоре Громов начал догадываться, что именно произошло и привело к интеллектуальному прорыву в кремниевых мозгах Образца... Но это было так невероятно, что поверить с первого раза, даже имея такие доказательства, Максим не мог. И никто не смог бы!

Часы на одной из офисных высоток корпорации «Сейко», что возвышалась напротив, отбили половину восьмого утра.

— Черт!

Громов вскочил и заметался.

— Только дисциплинарного нарушения мне сегодня не хватает!

На ходу застегивая костюм, он вылетел в коридор, как попало затолкав в рюкзак два ноута — школьную персоналку и личную.

Уже было ясно, что времени ехать на поезде со всеми остановками нет. Прямой экспресс, что останавливается только на последних двадцати станциях перед Накатоми, уже ушел. Значит, выход один — добираться на такси.

Спускаясь на лифте, Максим попытался вспомнить, сколько единиц лежит на его кредитке. Брать у кредитной системы в долг не хотелось. Отдавать и так не с чего, да еще проценты! На родительскую помощь рассчитывать не приходится. Стипендия истрачена на квартиру и детали для Образца. Сколько же есть на карточке? Пять единиц? А может, четыре или вообще ничего?

Он никак не мог вспомнить. Что ж, похоже, долгов не избежать.

Выбежав из здания, Громов в несколько прыжков оказался на посадочной площадке, разрисованной черными шашечками. В нескольких метрах от него с бешеной скоростью неслись машины. Их даже не было видно. Только смазанные силуэты проносились мимо, создавая сильные порывы ветра. Хотя в черте города запрещалось движение быстрее трехсот километров в час, закон мало кто исполнял. Имея новенький турбокар «Тойота», чей спидометр разлинован до тысячи километров, кто будет тащиться триста?

Максим поднял вверх руку.

В то же мгновение от потока отделилось такси — большой крытый мотоцикл «Ямаха» ядовито-желтого цвета — и замерло рядом с Громовым. Пластиковый верх откинулся.

— В школу Накатоми, — коротко сказал Максим, садясь позади водителя и надевая пассажирский шлем.

— Желаете предварительно застраховать свою жизнь? — поинтересовался таксист.

— Н-нет, — неуверенно ответил Громов.

Водитель кивнул, быстро вывел на прозрачную матрицу в лобовом стекле карту и отметил на ней конечный пункт назначения. Мотоцикл закрылся.

Громов давно не ездил на мототакси и отвык от этого ощущения.

Водитель рванул с места. Громову показалось, что все его внутренности отбросило к позвоночнику и сплющило. Такси неслось по автобанам, петляя между машинами. На лобовом стекле то и дело вспыхивали розовые и зеленые светящиеся стрелки с цифрами под ними, показывая, где и куда сворачивать. Например, стрелка влево, а под ней «150». То есть налево через сто пятьдесят метров. Временами на лобовое стекло выводились даже схемы дорожных развязок. Без системы спутниковой навигации перемещаться по многоэтажным дорогам Токио просто невозможно. Мегаполис стал таким огромным и густонаселенным, что его подробная карта занимала несчетное количество октобайт. Чтобы уместить ее на каждой машине, пришлось бы вставить в авто модуль памяти весьма внушительных размеров и обновлять информацию на нем дважды в день, потому что дороги росли со скоростью диких лиан. Строились новые развязки, переезды, надстраивались новые трассы... Одним словом, единственным выходом было сделать карту интерактивной и доступной через Сеть. Чтобы она передавалась одновременно всем и не зависела от городской электросети, ее вынесли на орбиту. Теперь все машины получают данные со спутника, а специальная программа постоянно обновляет и дополняет карту. Если бы в этой отлаженной системе хоть на минуту возник сбой — город бы просто парализовало. Без спутниковой навигации ни один водитель не знал бы, куда ему ехать.

Мототакси вырулило напрямую трассу, ведущую в район Накатоми. Там не было ограничения по скорости. Максим несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Не так-то просто мчаться на хлипком мотоцикле среди больших и тяжелых турбокаров. Одно неверное движение, и... Громов не очень верил, что система пенобезопасности спасет его от травм. Да, в случае аварии в салон мотоцикла мгновенно выльется огромное количество пены из специальных резервуаров. Пена мгновенно затвердеет и предотвратит переломы. Проблема в другом — прочности корпуса может не хватить. В медиа то и дело появляются сообщения, что запас прочности городских машин и мотоциклов рассчитан на движение со скоростью не больше пятисот километров. А значит, если вы летите, скажем, восемьсот, то при ударе о препятствие машина просто-напросто разлетится на мелкие куски. Многоступенчатая система курсовой устойчивости, предохранявшая от заносов и предупреждавшая об опасных приближениях к машинам или заградительным бетонным бортам, конечно, сильно облегчала задачу водителя, аварий на дорогах стало неизмеримо меньше. Может быть, одна на десять тысяч машин в год. Но, к сожалению, почти всегда со смертельным исходом или тяжелейшими увечьями. Все-таки восемьсот километров в час есть восемьсот километров.

В какой-то момент Макс даже пожалел, что не застраховался. Если они разобьются и он каким-то чудом останется жив, на лечение и восстановление потребуется уйма денег.

По счастью, поездка продолжалась всего одиннадцать минут. То расстояние, что поезд на воздушной подушке проходит за час, мототакси преодолело в шесть раз быстрее.

Остановившись прямо перед входом, водитель поднял пластиковый верх.

Потный и взъерошенный, Громов слез с мотоцикла и понял, что едва может стоять на ногах, так они трясутся. Он молча протянул водителю свою кредитку. Тот вставил ее в терминал счетчика и сказал:

— Два целых, восемьдесят две сотых единицы.

Из счетчика выполз маленький голубой квадратик чека.

Максим облегченно вздохнул, ему хватило денег расплатиться.

— Спасибо, — сказал он и побежал вверх по лестнице, на ходу запихивая кредитку в один карман и доставая смарт-карту из другого.

* * *

Добежав до класса квантоники[29], он остановился, схватился рукой за стену и несколько секунд пытался отдышаться.

Влетев в класс последним, увидел Митцу и привычно помахал ему рукой. Тот не ответил. Но Громову сегодня было не до этого. Происшедшее с Образцом захватило все его мысли и чувства. Не терпелось рассказать обо всем Дэз и узнать ее мнение.

Учитель квантоники Гейзенберг выехал из подсобки. Его инвалидное кресло издавало легкое жужжание. «Квантоник» был самым старым из всех школьных преподавателей. Его лысая, как бильярдный шар, голова напоминала сморщенное печеное яблоко, а голос — скрежет Миссис Хайд в испорченном динамике.

— Доброе утро, класс, — сказал он.

— Доброе утро, учитель Гейзенберг, — ответил класс хором.

— Ну что, чем займемся? Мысленными экспериментами или решением задач?

Учитель Гейзенберг был одним из немногих, кто разговаривал с учениками во время урока. Громову он очень нравился, хотя саму квантонику Максим считал полным недоразумением — диким гибридом высшей теоретической физики с философией. Ее главный принцип был: ясно только одно, что ничего не ясно. Ее гениального основателя — профессора Роберта Аткинса — большую часть его недолгой жизни считали сумасшедшим. А потом Сэмюэль Гамильтон, пятнадцатилетний ученик Эдена, построил анализатор квантовых процессов и доказал «теорему Аткинса». Закон квантовых случайностей, который успели торжественно объявить «научной нелепицей века», оказался «действительностью». Аткинс не признавал слова «реальность»: «Реальность есть самодельная карта вашего сознания. Если вы подниметесь на вершину горы и попытаетесь зарисовать местность, у вас получится рисунок. И он будет казаться верным до тех пор, пока вы не спуститесь вниз хотя бы на несколько метров. Оттуда откроется совсем другой вид. Реальность зависит от того, из какой точки вы за ней наблюдаете и практически никогда не соответствует действительности».

Немудрено, что квантоника была одним из немногих предметов, где нейролингву не использовали вообще. Ну разве что на самых первых занятиях — выучить историю предмета и афоризмы Аткинса. По ним можно быстро и легко понять суть его учения.

— Мысленными экспериментами! — раздались голоса с мест.

Громов к ним присоединился. Упражнения на концентрацию давались ему очень легко. Он даже обнаружил, что во время их выполнения отдыхает. «Концентрация похожа на сон, только ты можешь им управлять» — как-то он пытался научить этому Митцу. Тому ну никак не давалась квантоника.

— Хорошо, — Гейзенберг сложил ладони домиком, — как вы знаете, микрочастицы сами не знают своих свойств до тех пор, пока не придет пора этим свойствам проявиться. Только попав в человеческий глаз, фотон узнает, что он частица света. Но так ли это? Представьте, что вы фотон. И не знаете об этом. Вы летите, летите, летите... И попадаете в глаз. Откуда вы знаете, что попали именно в глаз? Откуда вам может быть известно, что он воспринимает свет? Я предлагаю вам поставить мысленный эксперимент, цель которого доказать или опровергнуть следующее утверждение: даже проявляя свои свойства, микрочастицы остаются в неведении относительно этих самых свойств.

Максим нажал зеленую кнопку на своем месте. Это означало, что он хочет задать вопрос:

— Да, ученик Громов? — повернулся к нему учитель Гейзенберг.

— Вы не находите, что в этом эксперименте есть элемент логической апории? Критянин говорит, что все критяне лжецы, — он лжет или говорит правду? Правильного ответа на этот вопрос не существует.

— Суть сомнений ясна, — кивнул Гейзенберг и подмигнул Максиму. — Но я думаю, вы все же в состоянии ответить на мой вопрос. Вам достаточно проанализировать личный опыт. Подумайте — вы разработали свой проект, потому что знали о собственной гениальности, или же открыли свою гениальность в ходе разработки этого проекта? Кстати, вы знаете, как квантоника определяет гениальность? Аткинс говорил, что это всего лишь способность к сверхконцентрации. Сосредоточившись на каком-то объекте сильнее, чем это может сделать обычный человек, гений способен вывести свое сознание на новый уровень понимания мира. Увидеть то, что существовало всегда, — но не было сознания, способного это воспринять. Поэтому в квантонике мысленный эксперимент ставится на один уровень с практическим. Чем больше вы тренируете способность к концентрации, тем выше вероятность понять то, что доселе никто даже не замечал.

Дэз тоже нажала кнопку.

— Да, ученик Кемпински? — повернул к ней голову Гейзенберг.

— Если видимый мир — это всего лишь результат вашего восприятия и все вокруг нас есть всего лишь вихрь микрочастиц, почему мы все видим одно и то же?

Квантоник просто поднял вверх кисти рук:

— ДНК. В ее матрицах информация. Одна и та же для всех людей. Клетки считывают ее и действуют, как по инструкции. Биологически — мы все идентичны. Технически — наши глаза, нервы, мозг устроены совершенно одинаково. Единственное, что складывается хаотично, под влиянием опыта, обстоятельств и случайностей, — это сознание. Из всех человеческих свойств оно одно уникально. Как Аткинс называл сознание? А? Кто скажет?

— Набор «Фантазия», — раздались голоса с мест.

— Правильно, — кивнул квантоник. — Лет двадцать назад я бы угостил вас конфетами. Теперь дети конфет не едят, но я себе одну позволю надкусить за то, что так хорошо вас учу. Контрабандную, разумеется, — он хитро улыбнулся и вынул из кармана маленькую шоколадку в бумажке. — Где же в нашем лучшем из миров сейчас возьмешь настоящий шоколад? Если кто-нибудь скажет мне, что имел в виду Аткинс, когда называл сознание именно так, то я буду считать себя вправе съесть шоколадку целиком.

— Нам выдают груду разноцветных «нечто» в виде названий предметов и явлений, а мы уже сами решаем, что эти «нечто» для нас значат и как с ними поступить. Узнаем правила игры, устанавливаем правила для себя, стараемся сделать «свою игру», учимся жульничать, выигрывать, проигрывать и так далее. Все зависит только от фантазии. Чем она богаче, тем шире сознание. Почему? Да просто сознание и фантазия — одно и то же, — на одном дыхании процитировал Аткинса Громов.

Гейзенберг закатил глаза и счастливо вздохнул:

— После такого я чувствую себя вправе и какао сварить. — Помолчав некоторое время, сообщил остальному классу: — Ну-с... Приступим. Сконцентрируйте себя полностью на поставленной задаче. Попытайтесь увидеть ее решение. Кому необходимо — можете надеть видеоочки. В целом я не считаю это необходимым. Но если кому-то помогает — пожалуйста. Дышите ровно и глубоко. В вашем сознании должен остаться только один вопрос...

Макс закрыл глаза, расслабился и глубоко вдохнул. Однако вместо мыслей о микрочастицах сосредоточился на размышлениях относительно Образца. На квантонике он частенько так поступал — думал не о задании, а о чем-то своем. Чем хорош этот предмет — в нем любой ответ может оказаться верным.

* * *

Как только они вышли из класса, Громов схватил Дэз за локоть и быстро заговорил:

— Ты себе представить не можешь, что произошло! Образец ожил! Он взбунтовался!

— Что? — Кемпински наморщила лоб. — Ты не заболел?

— Нет! Смотри!

Максим вытащил из рюкзака собственный ноут, открыл и вывел на экран список операций, скопированный из памяти Образца.

— Я не могу сказать, из-за чего начался процесс, — он быстро прокручивал список, указывая на значимые строчки, — но произошло следующее. В мое отсутствие Образец начал самостоятельно выходить в Сеть и поглощать информацию. Некоторое время он просто копировал и запоминал понятия. Затем... Не понимаю, как это могло случиться. Надо разобрать его мозги и расшифровать все скрипты, созданные генеральной интуитивной программой. Посмотри! Я только статистику успел вынуть. Скриптов больше миллиона! Образец создал их самостоятельно! Видишь дерево? Некоторые из скриптов сами обладают свойствами генеральной программы. Видишь вот этот? Номер «101». Он был создан интуитивной программой для расшифровки человеческой мимики. А теперь посмотри количество скриптов, созданных «сто первым» самостоятельно! От простой расшифровки он перешел к анализу причин, вызывающих улыбку, слезы и прочую мимику! А от анализа — к разработке программы, изменяющей поведение Образца так, чтобы вызвать определенную реакцию! Я просто поверить не могу! Если бы не видел своими собственными глазами, никогда бы не поверил! Образец заявил, что является высшей формой разума по отношению ко мне, и вышел из повиновения. Мне пришлось его обесточить!

Дэз прокручивала список операций с широко раскрытыми от удивления глазами.

— Но как? — только и смогла сказать она. — Ведь... Помнишь, что сказал учитель Гейзенберг? Для того чтобы начать выходить в Сеть и копировать оттуда информацию, Образец должен был захотеть этого! У него должна была возникнуть собственная воля! Генеральная интуитивная программа, которую ты для него создал, могла только приспосабливаться. У нее не было функции желать чего-либо! Это попросту невозможно!

Максим только развел руками:

— Я не понимаю, как это случилось. У меня даже предположений никаких нет. А ты что думаешь?

Дэз тоже растерянно пожала плечами.

Громов снова ткнул пальцем в монитор:

— Смотри. Сначала он просто собирал информацию. Всю подряд. Потом стал систематизировать ее. Видишь? Он поделил свой жесткий диск на сектора. Большой сектор «А» — похоже, здесь все о людях, базы данных, программы для взаимодействия с нами. Такого же размера — сектор «Б», здесь все о компьютерах, устройство, железо, программы взлома и настройки... Потом идет информация об окружающем мире. Здесь мало. Похоже, эта тема его не очень интересовала...

Максим осекся и приложил руку ко лбу.

— Что я говорю? — сказал он тихо. — «Эта тема его не очень интересовала». Как его вообще что-то может интересовать? Он же робот!

— Похоже, что уже нет, — нахмурившись, сказала Дэз. Потом добавила: — Ты хотя бы осознаешь, что произошло? Благодаря тебе появился первый в мире полноценный искусственный разум!

Громов качнул головой:

— Нет, я точно знаю, что моя работа не могла привести к такому результату. Пока не могу объяснить, но чувствую — здесь что-то не так. Я не создавал искусственный разум, Дэз. Я создал всего лишь интуитивную программу, способную приспосабливаться к незначительным изменениям. Если он умел обходить препятствия справа, то научился бы обходить и слева, если обойти справа не удалось. Вот и все! А то, что сейчас у него в голове... Я даже не знаю, откуда это взялось! Только что на уроке я стал об этом думать. И меня осенило!

Он еще раз глянул на монитор.

— Что? — нетерпеливо спросила Кемпински.

— Это вирус!

Из динамиков раздался голос Миссис Хайд:

— Ученики Громов и Кемпински, напоминаю вам, что до начала урока киберорганики[30] осталось две минуты. Если вы по какой-то причине до сих пор не вошли в класс, пора это сделать.

— Черт! — завопили Максим и Дэз одновременно.

Кое-как затолкав ноут в рюкзак Громова, оба быстро побежали по коридору. Лаборатория киберорганики была в другом секторе.

* * *

Максим и Дэз едва успели натянуть специальные защитные костюмы из плотной прозрачной пленки и занять свои места.

Лаборатория киберорганики отличалась от других классов. Здесь у каждого имелось рабочее место, рядом с которым надо было стоять. На столике помещался герметичный стеклянный ящик с «рукавами». В одном из его боков проделаны круглые дырки, к ним прикреплены длинные перчатки из тонкого, но прочного арахнолатекса — материала из латексной резины и молекул паучьей паутины, которая, как известно, самый прочный эластичный материал на земле. Просунув руки в эти перчатки, можно было трогать то, что находилось внутри.

Сегодня у каждого в ящике сидели небольшие ящерицы, похожие на гекконов. Сантиметров двенадцать в длину вместе с толстым коротким хвостом. Однако все ящерицы были странно разноцветными. Голубыми, лимонно-желтыми, оранжевыми, фиолетовыми, розовыми. При этом чешуйки их кожи были непропорционально большими и торчали в разные стороны. От этого ящерицы чем-то напоминали взъерошенных собак.

— Вирус, оживляющий компьютеры? — шепнула Дэз Максиму и недоверчиво скривилась. — Это бред!

В лабораторию вошел учитель Стенсфилд, молодой, высокий, больше похожий на спортсмена, чем на ученого. Он сурово обратился к Громову и Кемпински:

— Вы двое! Еще хоть слово — и оба получите по дисциплинарному взысканию. Все. Начинаем. Времени очень мало. В ваших ящиках находятся примитивные киборги-ящерицы, — продолжал учитель. — В их мозг были вживлены чипы, управляющие сменой кожи. Чипы несли простую программу. Она отвечала за генерацию электрических импульсов определенной частоты и интенсивности. Эти импульсы воздействовали на мозг ящериц таким образом, что их кожа обретала окраску, не свойственную этому виду. Однако с недавних пор после очередной смены кожи их новая шкура стала выглядеть вот так. Мы знаем, что они заражены вирусом. Ваша задача выяснить, какого рода вирус поразил вашу ящерицу: органический или цифровой. Если вирус биологического происхождения, вы должны описать цепочку ДНК для антивируса. Если вирус цифровой, вам повезло. Просто напишите антивирусную программу и вылечите поврежденный чип.

— В течение двух этих уроков вы должны сделать и сдать эту лабораторную работу. Разговаривать, смотреть за действиями друг друга, заглядывать в чужие персоналки запрещено категорически. Если я увижу... — глаза Стенсфилда сверкнули. — Нет, если мне даже просто покажется, что кто-то пытается подсмотреть за соседом, тут же отправляю в коридор и засчитываю невыполнение задания. Как только закончили — сразу сдавайте результаты и выходите из лаборатории, ясно? Идите обедать, болтать, в библиотеку — куда хотите, но чтобы здесь вас не было сразу после сдачи результата. Ясно? Приступайте!

* * *

Дэз повезло. Уже через двадцать минут она оставила свою ящерицу довольной и здоровой. Она не только вылечила чип, но и поставила надежную антивирусную защиту на будущее. Сдав готовую лабораторку, Кемпински вышла в коридор.

Максу же в какой-то момент начало казаться, что до обеда он просто не доживет. Выполняя лабораторку, он умудрился разбить несколько стекол с пробами, уронить наноскоп, сунуть в анализатор пустую пробирку и так неловко схватить свою ящерицу за хвост, что тот отвалился.

С горем пополам Макс вычислил, что вирус биологический. Причем сложный, двойной, да еще и мутант во втором поколении. Штамм, искусственно выведенный из двух чистых. Пришлось долго искать в базе структуру первичных ДНК, преобразовывать ее с учетом мутации. К концу урока Громов едва успел вывести структуру ДНК для антивируса и далеко не был уверен в ее правильности. Киберорганика и генный инжиниринг[31] ему давались очень слабо. Сдавать работу он подошел последним.

— Еще бы десять секунд, и мне бы пришлось не засчитать результат, — строго сказал учитель Стенсфилд, — потому что не уложились в заданное время.

Он сунул оптик Громова в специальный слот для приема выполненных заданий. Скопировал содержимое диска, а затем стер его и вернул Максиму.

— Результат будет занесен в ваш электронный табель примерно через полчаса, — сказал учитель.

— Угу, — уныло кивнул Максим и поплелся снимать свой защитный костюм.

* * *

Выйдя в коридор, Максим сразу позвонил Дэз.

— Ты где? — спросил он.

— Иду в столовую. Встретимся там.

Снова погрузившись в раздумья о том, что могло случиться с несчастным Образцом, Максим даже не заметил, как вошел в столовую. Только наткнувшись на стеллаж с подносами, очнулся и понял, где находится.

Сев за стол, Громов уже забыл о киберорганике и снова принялся говорить про Образца:

— Если я правильно предположил и его поразил вирус, то это нечто принципиально новое. Могу спорить, ничего подобного даже учитель Стенсфилд никогда не видел...

Я остановила распаковку архива. На ускоренную загрузку этого куска ушло всего три минуты, а у меня уже было такое чувство, что в глазах песок. Остается только удивляться, как во время учебы в Накатоми мне удавалось по три-четыре часа в день проводить подключенной к нейролингве и все время что-то записывать в свою голову.

— Ты заметила, что она не хочет говорить о вирусе? — раздался в «ухе» голос Лунатика.

— Что? — я не сразу поняла, о чем он.

Чтобы понять ощущение от ускоренной загрузки данных, представьте, что в надувной матрас сунули свернутый спасательный плот, а потом дернули за чеку, чтобы запустить его насос. Плот внутри матраса сильно надулся...

— Вздохни и сосчитай до пятнадцати, — посоветовал Лунатик. — Главное, не лежи сейчас. Надо ходить. Двигаться. И ни в коем случае не концентрироваться на своих ощущениях. Я тебе говорю, что Дэз Кемпински не хотела говорить о вирусе Образца. Ты заметила? Она все время уходила от этой темы. Думаю, она причастна к появлению вируса. Пожалуй, Идзуми прав. Найдем Кемпински — найдем и Громова.