Приведенные данные указывают, что даже с малой поддержкой от правительства население России может развить свой сельскохозяйственную деятельность, если таковая будет поставлена в сколько-нибудь выгодные условия.

Только вывоз яиц и масла, получивший развитие главным образом инициативой самого населения, дает ему крупную сумму заработка — свыше 100 млн руб. Притом вывоз этих продуктов не истощает землю, подобно вывозу зерна. Можно, значит, надеяться, что сельскохозяйственный кризис, переживаемый ныне оскудевшим центром русской земли, при энергичной помощи правительства ослабится, а затем прекратится.

Упадок сельскохозяйственной деятельности значительной части населения России уменьшил покупную способность населения, что в свой очередь отразилось в конце XIX века угнетающим образом на заводско-фабричной промышленности. Эта промышленность, на быстрое развитие которой было обращено особое внимание правительства в ущерб заботам о подъеме благосостояния главного кормильца и защитника русской земли — земледельца, получила одностороннее и не вполне нормальное развитие. Создавалось много предприятий, рассчитывавших, при покровительственных тарифах, лишь на возможно большие барыши. Дела велись небрежно и выделываемые в России фабрикаты и изделия оказались худшего качества и более дорогими по цене, чем те же продукты и изделия, выделываемые за границей. Поэтому, когда внутренний рынок, недостаточно развитой, вследствие ослабленной покупной способности русского населения был насыщен, то для наших фабрикатов и изделий пришлось, как и в других странах, искать рынков для сбыта вне России; но тут-то и обнаружились недостатки нашего фабрично-заводского производства. Оказалось, что на равных условиях мы конкурировать с изделиями других стран не можем. Чтобы протащить русский фабрикат за границу, потребовалось выдумывать разные льготы и премии.

П. Шванебах в своем труде «Денежное преобразование и народное хозяйство» указывает, что только за период с 1894 по 1899 год было разрешено в России 927 акционерных компаний и обществ с основным, номинальным капиталом около полутора млрд руб. Из них действительно поступило в дело лишь 800 млн руб. За тот же пятилетний период в России была допущена деятельность 150 иностранных акционерных обществ. В 1902 году общее количество предприятий составило 1469, из них иностранных было 210.

«Это общее количество (около полутора тысяч) предприятий, как видно, не только удовлетворило полностью потребности обедневшей страны, но даже их превысило, так как все жалуются на отсутствие сбыта не только фабрикатов, но даже топлива, и потому все одинаково оказались в кризисе; всех больше развивалась металлургия, она же всего более и стеснена теперь. Перепроизводство фабрикатов — это, конечно, есть полное достижение идеала протекционистов, ибо это уже свидетельствует о том, что мы стали в уровень с европейскими промышленными странами, и для нас наступило время заботиться о вывозе наших произведений на мировой рынок, если таковые не могут быть потребляемы дома. Между тем, такое блестящее достижение цели у нас стали называть кризисом не только люди, наблюдающие за делом со стороны, не причастные к нему, но и сами фабриканты. Такое смешение понятий произошло потому, что наши фабрикаты не могут показаться на мировой рынок для соперничества с иностранными фабрикатами, более совершенными и менее дорогими»[52].

Такое неожиданное явление С. Бехтеев объясняет тем, что промышленность, рождающаяся под чуть не запретительной охраной, не может быть здоровой. Эта охрана так крупно удорожает фабрикаты и сулит капиталистам такие непривычные для европейцев выгоды, что они, в надежде на них, настолько неряшливо обставляют свои предприятия, что не в состоянии производить столь же совершенные и дешевые фабрикаты, как делают это немцы и бельгийцы у себя дома. Действительность это подтверждает; несмотря на относительную дешевизну наших рабочих рук и даже топлива, наши фабрики и заводы не могут дать ни дешевых, ни совершенных произведений.

«Таким образом, первоначальная цель развить промышленность достигнута, удешевление же и усовершенствование фабрикатов чрез конкуренцию не достигнуто.

В конечном результате — современное положение промышленности, страшно угнетенное вследствие отсутствия сбыта фабрикатов. По той же причине произошло сокращение производства и, следовательно, безработица для фабричного населения и явления, обычно это сопровождающая»[53].

Русский потребитель, вследствие существования односторонне направленного для защиты промышленности протекционизма, переплачивает, сравнительно с ценами на заграничный товар, только на хлопчатобумажные изделия свыше ста млн руб.

На кровельное железо на каждый пуд русское население приплачивает около рубля. Силезские заводчики предлагают кровельное железо с уплатой таможенной пошлины (по 97 коп. с пуда) за 2 руб. 55 коп. за пуд, а свои южные заводы ставят железо по 2 руб. 60 коп. за пуд.

Относительно положения промышленности в России к началу XX века различными исследователями высказываются следующие мнения:

М. Балабанов в статье «Промышленность России в начале XX века» признает естественным, «что в первые годы промышленного развития России отводится особое внимание развитию парового транспорта и организации кредита. Правительственная экономическая политика семидесятых и восьмидесятых годов прошлого столетия носила характер, если и не соответствовавший вполне нуждам промышленного развития страны, то и не противоречивший им в такой степени, как впоследствии»[54].

В 1890-х годах начинается усиленное железнодорожное строительство и поворот правительства к таможенному покровительству, вызванный, главным образом, интересами фиска.

Тариф 1891 года, во многом граничащий с запретительной системой, «создал прочную таможенную стену, ограждавшую промышленность от иностранной конкуренции, обеспечившую промышленникам крупную норму прибыли».

«К концу XIX века Россия являла собой страну с широко развитым промышленным капитализмом. Громадный прилив в промышленность отечественных и иностранных капиталов, быстрое увеличение производительности по всем группам производства, нарождение ряда новых производств (среди них столь характерных для роста промышленности, как горнозаводское, достигшее значительных размеров) концентрация производства, образование многомиллионной армии промышленного пролетариата, быстрый рост городов и городского населения, увеличение числа промышленных центров и территориальное расширение сферы господства промышленного капитализма — все это свидетельствовало о росте производительности как о процессе, совершающемся на основе капиталистического развития.

Голодный 1891 год вскрыл пропасть, в которой оказалась Россия. Так как к этому времени податное население, которое давало главные средства для государственного казначейства, обессилело и обеднело, пришлось выбирать один из двух путей: или пойти по пути укрепления крестьянства или еще более энергично содействовать промышленному росту России. Правительство избрало второй путь.

Если раньше «поощрение» промышленности практиковалось постольку, поскольку этого требовали промышленники и фискальные соображения, так сказать, добавочного свойства, то теперь это поощрение становилось целью самодовлеющей. Промышленность должна была дать бюрократии то. чего уже не могло дать нищее земледельческое население: деньги для казны и финансовый блеск для поддержания престижа могущественной державы.

С 1894 года государственный банк становится одним из главных орудий бюрократии, с помощью которого она направляет промышленную жизнь.

Начинается выдача огромных ссуд для поддержания разных предприятий.

Профессор Мигулин осторожно упрекает министерство финансов в чрезмерном доверии, которое оказывалось разным лицам и предприятиям, которые этого доверия отнюдь не заслуживали»[55].

В целях поощрения промышленности казна при правительственных заказах отдавала решительное предпочтение отечественным промышленникам: «Так, когда для Сибирской железной дороги английские заводчики брались поставлять . стальные рельсы по 75 коп. за пуд, заказ был отдан отечественному предпринимателю по 2 руб. с пуда, с выдачей аванса в несколько миллионов на устройство завода. При заказах цены вообще назначались не по соображениям рынка, а единственно в видах воспособления заводам»[56].

В 1898—1900 годах, когда чугун стал на заводах 62— 65 коп., казна платила за рельсы 1 руб. 12 коп., и в последующем, когда чугун упал в цене до 40—50 коп., цена на рельсы была повышена до 1 руб. 25 коп. Такая щедрость казны приводила к тому, что на южных заводах рельсы не для казны расценивались 85—87 коп. за пуд, а для казны в 1 руб. 25 коп. Ежегодные переплаты казны по предметам железнодорожного оборудования достигли не менее 15 млн руб.

Особая щедрость казны в поощрении промышленности вызывала спекуляции в огромных размерах с целью основания фиктивных предприятий. Миллионы рублей, минуя производительную цель, попадали в карманы учредителей и посредников, и когда в 1900 году наступил промышленный кризис, развились ссуды государственного банка (внеуставные), принявшие необычайные размеры: в 1901 году таких ссуд было выдано 65 млн, а в 1902 году свыше 100 млн руб. Для поддержки промышленных предприятий пускались в дело даже сберегательные кассы. Результаты такой, превосходящей действительную надобность, поощрительной деятельности правительства очерчены М. Балабановым в следующих мрачных красках:

Несравненно спокойнее, как к росту нашей промышленности, так и к возникшему в конце XIX века промышленному кризису, относится Б. Брандт. Этот серьезный исследователь пишет:

Но и Б. Брандт находит, что при всей естественности развития нашей промышленности, в самих условиях этого развития, в форме акционерных компаний лежали зародыши сперва спекулятивного подъема, а затем кризиса и упадка.

Естественное в начале движение публики к помещению сбережений в промышленные ценности выродилось в биржевую горячку.

Исследуя причины кризиса различных видов промышленности, Б. Брандт признает, что металлургическая промышленность приняла у нас несколько одностороннее направление, будучи рассчитана не столько на массовый спрос, сколько на тот специальный спрос, который создавался железнодорожным строительством и потребностями обрабатывающей промышленности.

Когда такой специальный спрос стал уменьшаться, на выручку ему должно было выступить массовое народное потребление, но этого не произошло, по объяснению Б. Брандта, по следующим причинам:

По мнению цитируемого автора, были и другие причины, ускорившие кризис во многих промышленных предприятиях.

Причины эти заключались в самих условиях и обстановке, при которых у нас возникли многие металлургические предприятия, условия, которые заранее исключали для этих предприятий продолжительное прочное и солидное существование. Многие предприятия создались с чрезвычайной поспешностью, соблазняясь существующими высокими ценами и стараясь по возможности скорее воспользоваться выгодами благоприятной конъюнктуры. При интенсивности строительства расходы на сооружение были очень велики; к тому же, технические расчеты оказывались зачастую неправильными и, как показала практика, приводили к необходимости немедленного переустройства многих заводов уже вскоре по их возникновении. Не всегда хватало денег на окончание начатых построек, вследствие чего приходилось прибегать к дорого стоившему кредиту. Бывали примеры, что при переходе дел от учредительства к началу эксплуатации от первоначального акционерного капитала оставалась налицо едва пятая его часть. Некоторое число организованных на юге предприятий возникло и устроилось на почве самой обыкновенной спекуляции. Были случаи, когда не спрос и не достаточная наличность естественных богатств вызывали к жизни известное предприятие, а лишь желание небольшой группы лиц воспользоваться горячкой и увлечением и получить учредительское вознаграждение.

Расходы учредительские, комиссионные, переплата за приобретаемые имущества и права достигали подчас небывалых размеров. Доходило до того, что даже за уступку каких-то словесных соглашений с собственниками или арендаторами земли на право разработки в них руды платили весьма значительные суммы, причем иногда права по таким соглашениям впоследствии не могли быть осуществлены.

Полезной стороной уже пережитого в 1904 году Россией промышленного кризиса Б. Брандт считает понижение высоких цен на изделия промышленности и установление цен, более доступных для населения.

С целью развития вывоза русских изделий за границу были установлены особые пониженные вывозные тарифы.

Так, внутренний тариф по перевозке одного пуда сахара-рафинада и сахарного песка на 1000 верст — 49,39 коп., а если тот же сахар идет за границу, то с того же пуда и с тех же 1000 верст взимается только 23,7 коп.

С керосина при перевозках внутри страны взимается с пуда 28,86 коп. за 1025 верст, а при вывозе — 14,47 коп. Со спирта — 34,16 коп., а при вывозе — 23,61 коп. С мануфактуры внутри страны с пуда и с 1000 верст — 88,34 коп., а при вывозе — 45,8 коп.[60].

Итак, если продукт вдет к русскому потребителю, то он должен оплачивать более высокие ставки; если же он идет к иностранному потребителю, то ставки на него понижаются вдвое, а иногда и больше.

В тех же целях возможно большего вывоза продуктов от нас за границу мы возвышаем акциз, организуем вывозные премии для сахарной и мануфактурной промышленности (скрытые) и т. д.

Несмотря на все принятые искусственные меры к увеличению вывоза русских изделий за границу, вывоз их составляет в общем только 1/20 часть вывозимых за границу продуктов сельскохозяйственной деятельности населения. В 1909 году весь наш вывоз составил по стоимости 1 млрд руб. В том числе было вывезено хлеба на 470 млн руб., яиц — на 56 млн, коровьего масла—на 44 млн руб. Всего жизненных припасов было вывезено на сумму 600 млн руб. Изделия не только фабрично-заводские, но и ремесленные составили по вывозу в 1906 году лишь 31 млн руб. Только вывоз яиц в два раза превышает вывоз за границу изделий всех заводов и фабрик, для создания и развития которых правительство положило так много труда и средств в ущерб развитию земледельческого населения страны. В результате же в то время, когда фабрикаты можно вытолкнуть за границу только путем разных премий, вывоз зерна за границу очень велик. К сожалению, этот вывоз, как указано выше, не составляет избытка хлеба. Иногда нужда заставляет русское население голодать, но все же продавать хлеб.

Независимо от поощрения иностранных капиталов, вкладываемых в развитие промышленности, русское правительство, особенно в последние 15 лет прошлого столетия, само взяло в свои руки кроме лесного хозяйства еще хозяйство железнодорожное, а также и организацию очистки и продажи водки (монополия).

На постройку дорог были сделаны займы, увеличившие, как указано выше, наш государственный долг с 1892 по 1903 год на 2 млрд руб.

Насколько отпуски из казны на постройку железных дорог были велики, видно из следующих цифр: было отпущено на постройку железных дорог в 1898 году — 151 млн руб., в 1899 году — 142 млн руб., в 1900 году — 145 млн руб., в 1901 году — 124 млн руб., в 1902 году —263 млн руб.[61].

С задачей постройки железных дорог и их эксплуатации правительство не справилось: дороги были выстроены, в общем, слишком дорого, а эксплуатация их приносит на многих дорогах убытки. В России имелись примеры очень экономной постройки железных дорог в Финляндии; дороги, построенные военным ведомством под руководством генерала Анненкова: Полесская и Средне-Азиатская — тоже могли бы служить строителям министерств путей сообщения и финансов образцом постройки скорых и относительно дешевых дорог. Постройка многих железных дорог в Америке, где первоначально принимались все меры удешевить и ускорить постройку, а затем, по мере развития движения, улучшали дороги, увеличивали разъезды, водоснабжение и проч., тоже не показалась нашим инженерам поучительной. Дороги у нас были выстроены очень дорого, причем многих значительных затрат можно было избежать. На глухих станциях появились дорогие пассажирские и другие здания. Расход на рельсы, подвижной состав и мосты получился очень большой вследствие возвышения цен наших заводчиков, пользовавшихся таможенной охраной и желанием правительства, чтобы их заказы делались дома, а не за границей. Для выгоды заводчиков правительство только на рельсы иные года переплачивало огромные суммы. Были случаи, что для частных лиц заводчики назначали одну цену, а для правительственных заказов другую, очень возвышенную. Огромные работы сдавались крупным подрядчикам. Масса их наживалась, но рабочие получали минимум платы, да и та недостаточно охранялась от мелких хищников, продававших рабочим предметы первой необходимости, одежду, а иногда и спаивавших рабочих. Оклады инженеров были очень высоки. В результате за счет казны нажились заводчики, подрядчики, торговцы, а казне и ныне еще приходится нести огромные расходы по уплате процентов по займам на постройку дорог. Эти уплаты при оказавшейся чрезмерной стоимости наших железных дорог, составляют одну из главных причин, если не главную, бездоходности многих из построенных дорог. Постройка министерством финансов Восточно-Китайской дороги произведена солидно, но также стоила весьма дорого и при постройке были тоже допущены многие расходы, которых следовало избежать. Как и в России, строители Восточно-Китайской дороги не были заинтересованы в производстве работ наиболее экономичным образом.

Установленный при постройках так называемый «фактический» контроль сводился по преимуществу на контроль чисто бумажный.

Выкуп в казну частных дорог производился иногда без соблюдения интересов казны.

Эксплуатация казной вновь построенных дорог или дорог, выкупленных в казну, тоже шла неудачно.

При рассматривании причин этого последнего явления, опытные деятели по железнодорожной и коммерческой частям указывали, что служащие на железных дорогах всех степеней не были заинтересованы в том, чтобы дороги приносили более дохода, а расходы по эксплуатации не превышали действительной надобности: дорогами управляли инженеры, обратившиеся в чиновников, а не предприимчивые люди с коммерческой жилкой, способные находить грузы и привлекать их на дорогу. Отсутствие достаточного количества подъездных путей, малое количество шоссейных дорог, плохое состояние грунтовых, масса бесплатных пассажиров и льготных перевозок грузов — все это, вместе с мало развитой жизнью многих местностей, оказывало влияние на малую доходность дорог. Значительный произвол, допущенный в назначении тарифных ставок, тоже препятствовал правильной деятельности дорог. Наконец, некоторые из дорог, построенные по стратегическим соображениям, влияли в общем балансе на уменьшение доходности всей казенной железнодорожной сети.

Другие отрасли государственного хозяйства, например, лесное дело, к концу XIX века все еще не были поставлены на широкие коммерческие рельсы.

Бойко пошло только одно из предприятий государственного хозяйства — винная монополия. Но не на радость русской земле и русскому народу развивалось это предприятие: употребление в деревне и городе водки русским населением не уменьшалось от перенесения продажи водки из кабака в винную лавку. Тайная продажа вина получила огромное развитие.

Даже в глухом углу, где я проживал последние четыре года, существуют деревни, население которых живет в каждом отдельном хозяйстве главным образом тайной продажей водки. То, что водка стала крепче, по мнению членов-специалистов особой комиссии, рассматривавшей вопрос о народном пьянстве, тоже идет во вред населению.

Выше изложено, что уже в 80-х годах обнаружился экономический упадок земледельческого населения в русских губерниях. Одной из главных причин упадка было малое внимание правительственной власти в период 1861—1881 годов на устройство и улучшение положения как бывших крепостных крестьян, так и бывших помещиков.

Со вступлением на престол императора Александра III уже обозначились в сельскохозяйственной деятельности русского населения многие тревожные явления, определявшие оскудение центра России, и настоятельно требовалось принятие неотложных мер, «чтобы остановить дальнейшее развитие этих явлений и затем поднять материальное положение земледельцев, составляющих главную силу России».

Принятый государем императором Александром IIIосновной девиз деятельности «Россия для русских» указывал, что заботы о поднятии духовного и материального уровня должны были начаться, прежде всего, по отношению к массе русского населения. В действительности, как изложено выше, сотрудники государя императора Александра III выбрали для исполнения вели государя другой, окольный путь: начав с огромной энергией развитие фабрично-заводской деятельности, они надеялись, что это развитие неизбежно будет способствовать и поднятию сельскохозяйственной деятельности земледельческого населения всей России. Проведение железных дорог должно было способствовать, по их мнению, достижению той же цели.

В течение пятнадцати последних лет прошлого столетия было израсходовано несколько миллиардов русских и иностранных денег на развитие фабрично-заводско-промышленных предприятий и проложение железных дорог. В результате лихорадочной деятельности министерства финансов, как изложено выше, промышленные итоги к концу XIX столетия поражали достигнутыми результатами: по официальным сведениям министерства финансов стоимость выработанных на заводах и фабриках продуктов и изделий в период с 1887 по 1897 годы с одного миллиарда трехсот миллионов дошла почти до двух миллиардов девятисот миллионов, т. е. более чем удвоилась.

Но это развитие отразилось на земледельческом населении России различно. Прежде всего, следует указать, что за период особо быстрого роста промышленности с 1887 до 1897 года, т. е. за 10 лет, число рабочих, привлеченных вновь к фабрично-заводской промышленности, составило всего до 700 тыс. человек. Чтобы судить, насколько эта прибавка заработков рабочему населению России была незначительна, необходимо принять во внимание, что за период с 1887 по 1897 год население России увеличилось приблизительно на 20 млн душ, и в том числе возросло мужское население, только в возрасте от 18 до 40 лет свыше чем на три с половиной млн душ. Так как часть фабрично-заводских рабочих состоит из женщин и даже подростков, то очевидно, что привлечение в течение 10 лет новых 700 тыс. рабочих мало изменило положение массы земледельческого населения, которое искало дополнительных заработков на заводах и фабриках.

Принятая покровительственная таможенная система, способствуя развитию отечественной фабрично-заводской промышленности, в то же время для населения, занятого земледельческим трудом, удорожала в значительной степени нужные ему фабрикаты и изделия. Так, имеются указания, что наши заводы продавали железные изделия дороже на один рубль за каждый пуд, сравнительно с теми же изделиями в Силезии. По исчислению, приведенному в отчете по министерству финансов[62], если бы был разрешен ввоз мануфактурных изделий из-за границы, то покупка населением мануфактуры иностранного производства обошлась бы на сто с лишком миллионов руб. в год дешевле. Выписка дешевых и прочных земледельческих орудий, пока производство их не наладилось в России, тоже облегчила бы земледельческую Россию.

Но одним из самых тяжелых последствий принятия нашим правительством (почти запретительной для разных заграничных изделий) таможенной системы было ответной со стороны немцев возвышение пошлины на вывозимый нами за границу хлеб, что понизило цены на этот главный, производимый земледельческим населением, продукт. При невозможности для земледельческого населения обойтись без продажи хлеба, даже по низкой цене (требовалось найти деньги на уплату податей и покупки не производимых населением продуктов), производительность земледельческой деятельности настолько понизилась, что не стала покрывать затраченный на эту деятельность труд.

Только в период с 1892 по 1904 год[63] государственные займы, главным образом для постройки железных дорог, составили 2 млрд руб., а платежи по всему государственному долгу приблизились к 300 млн руб. в год. Эта уплата вместе с быстро возраставшими потребностями по всем министерствам вызвала ряд мер, принятых министерством финансов для увеличения государственных доходов. Эти меры соображались с потребностью в деньгах, но не с платежной способностью населения. Население платило, но экономически не развивалось. Главная масса вновь установленных платежей снова легла наибольшей тяжестью на земледельческое население России.

Повышение налогов начинается с 1887 года. Несмотря на то, что ежегодно стали оказываться в государственном казначействе значительные, превышающие в год 200 млн руб., остатки, тяжелое обложение населения не уменьшается.

Самые скромные требования министерства земледелия иногда отвергались и в то же время на поддержку разных начавших шататься скороспелых промышленных предприятий выдавались ссуды десятками миллионов руб..

Быстро построенная правительством сеть железных дорог обошлась чрезмерно дорого; выкуп в казну частных дорог произведен без тщательной оценки действительной доходности этих путей. Неумелая и неэкономная эксплуатация железных дорог увеличивала государственный долг, вызывала огромные государственные расходы и отвлекала внимание и средства государственной власти от сельского населения, наиболее нуждавшегося в быстрой помощи.

Проложение новых железных дорог без создания сети подъездных путей, улучшения грунтовых, прокладки шоссейных, без улучшения многих важных водных путей привело к тому, что земледельческое население России, неся бремя уплат по неудачно поставленному железнодорожному хозяйству, в то же время не могло воспользоваться всеми выгодами, которые должны были представлять эти железные дороги. При неустроенности подъездных путей стоимость провоза зерна и других продуктов к ближайшим железнодорожным станциям в иных местностях обходилась так дорого, что обесценивала хлеб и другие продукты земледельческого труда.

В результате финансовой политики нашего правительства за последние 15 лет прошлого столетия и первые годы настоящего столетия (до войны) промышленное развитие России сделало очень большие успехи, но земледельческое население центральной России не только не выиграло от одностороннего направления этой политики, но лишь пострадало.

Воля государя императора АлександраIIIтребовавшего «развить материальные силы русского народа», по отношению к коренному русскому населению не была выполнена

На основании вышеизложенного относительно внутреннего положения России к концу XIX века можно сделать следующие выводы:

Бюрократизм в России к концу XIX века получил чрезмерное развитие и значение. Заменив национальную политику во внешних делах политикой общеевропейской, в России и внутреннюю политику вели без соображения с национальными нуждами, без соображения, прежде всего, с нуждами русского племени.