Их вера в это особое призвание России была тесно связана с другим их убеждением: что Европа, представляемая романским и германским племенами, отживает свой век, сказала свое последнее слово, сделала все свое дело и что теперь судьбы мира должны перейти к славянству, с Россией во главе. Славянофилы так решительно выделяли Россию из общего строя европейской культуры, так горячо настаивали на особом призвании России только потому, что они были, с другой стороны, уверены если не в наступившем, то во всяком случае в неминуемом „гниении“ Запада»
[186].
«Запад гниет», — вот во что веровали славянофилы. Помочь человечеству может только вступление на арену цивилизаторской деятельности нового исторического типа, именно славянского.
Н. Данилевский пишет, что мысль, высказанная славянофилами о гниении Запада, кажется ему совершенно верной.
Если вызывается культурная жизнь нового исторического типа, то, значит, жизнь старого угасает.
«Самое обилие результатов европейской цивилизации в XIX столетии есть признак того, что та творческая сила, которая их производит, уже начала упадать, начала спускаться по пути своего течения»[187].
Этим верованием объясняется и легкость перехода славянофилов от идеи освобождения славян от турецкого ига к идее о неизбежности борьбы против пангерманизма, хотя само понятие «пангерманизм» служит знаменем не угасания и ослабления, а надежд на дальнейший расцвет и усиление германского племени.
Не останавливаясь на разборе вопроса — гниет ли Запад или усиливается, — перейду прямо к разбору проекта Н. Данилевского о всеславянском союзе.
В 1811 году, когда Россия собиралась воевать с Наполеоном и Австрия примкнула к французам, предполагалось поднять всех славян Австрии и образовать славянскую империю. Но затем русское правительство удовольствовалось обещанием Австрии воевать в 1812 году с Россией только «для вида». Обещание это было сдержано.
Ныне, по истечении ста лет после появления в 1811 году проекта славянской империи, образование всеславянского союза встретит отпор в государствах Европы. Для осуществления всеславянского союза, прежде всего, требуется разрушение Австрии и Турции, — это будут первые наши противники. Германия, несомненно, будет на их стороне. Но и для других держав Европы: Англии, Франции и Италии разгром турок и создание в Константинополе центра всеславянского союза грозят опасностями в экономическом отношении. Всеславянский союз, очевидно, будет стремиться выйти в Средиземное море и захватить всю левантскую торговлю в свои руки. Создастся, кроме того, постоянная угроза положению англичан в Египте и движению по Суэцкому каналу.
Таким образом, против России может составиться могущественная коалиция из нескольких держав и притом более ее готовых в военном отношении, более богатых культурными средствами для войны, чем Россия.
Но если правительства великих держав Европы будут против России в случае, когда бы она задумала осуществить мечтания славянофилов, то, быть может, те народности, которые предположено включить в союз, так стремятся к нему, что самым деятельным образом будут работать для осуществления его. России придется только помогать им, объединять их усилия. Прежде всего, можно предвидеть, что славяне западные отнесутся подозрительно к роли России в этом союзе. Сами славянофилы не признают возможным равенство в союзе: голос русского народа будет преобладать. Это преобладание голоса русского народа представится другим славянским народностям опасным.
Известное стихотворение Пушкина о том, что славянские ручьи сольются в русском море, еще не забыто. Необходимо совершенно ясно помнить, что те из славянских народностей, которые стали культурнее русских, не могут желать в какой-либо форме начальствования над ними России. Это, по их мнению, был бы шаг не вперед, а назад. Но независимо от розни политического характера, между славянами существует рознь религиозная. Католики-славяне, объединенные под главенством России, будут видеть в этом главенстве опасность не только своему культурному росту, но и угрозу со стороны православной церкви своему верованию.
Можно ли не включать во всеславянский союз поляков? Очевидно, нельзя: какой же это будет всеславянский союз, если одна из самых многочисленных и даровитых славянских народностей будет из него выключена? Но чтобы удовлетворить поляков, надо, прежде всего, объединить их в одну политическую группу. Уже одна такая задача без европейской войны выполнена быть не может.
Нельзя рассчитывать на особое сочувствие к России со стороны и таких славянских племен, как хорваты, словены и другие. Они мало знают Россию, и то, что им известно, не располагает к доверию к нам.
В прошлом году в газете «Новое время» появилась корреспонденция из Люблин[188]. Автор пишет, что отношение словенского народа к России теоретически безучастное, а по наружности враждебное, чтобы не навлечь на себя преследования правительственных агентов.
Возможно также отнестись с недоверием к мнению, что чехи будут содействовать образованию всеславянского союза с Россией во главе. Этот в высшей степени достойный удивления и уважения народ, выдерживая много веков натиск германизма, все же успел сохранить свой народность. Но ближайшее соседство с немцами, закаляя чешскую народность в отстаивании своей национальности, в то же время полезным образом влияло на культурное развитие чехов. В этом развитии чехи далеко обогнали нас, русских, и командная в будущем по отношению к ним роль русских ни в каком отношении не может представляться чехам желательной.
В составе Австрийской империи проживает в Галиции вместе с поляками и значительное число русских (русины). Данилевский считает, что Галицию и так называемую Угорскую Русь надо просто присоединить к России, не давая им во всеславянском союзе особого политического устройства. В III главе мной указывалось, что хотя Галицкая Русь и составляла некоторое время удел Киевской Руси, но уже со времени монгольского ига, т. е. в течение 700 лет, живет особой от России жизнью. Галицкая Русь с XIII века подчинялась то венграм, то полякам, пока не вошла в XVIII столетии в состав австрийской монархии. Вследствие большей близости к Западу, уже в XIV и XV столетиях галицкое население по образованию и развитию стояло выше москвичей. Н. Рожков указывает, что в библиотеках западно-русских дворян той эпохи, кроме книг религиозного характера, уже находились труды научно-литературные, по философии, медицине и естествознанию. А в это время наши бояре не всегда умели подписать свой фамилию и преимущественно занимались охотой и пирами. В настоящее время положение русского населения в Галиции поставлено менее благоприятно, чем других славянских племен Австрии. Русские в Галиции находятся под гнетом поляков и евреев. Но, несмотря на этот гнет, русское население в Галиции в культурном отношении, а до последнего времени и в политическом, все же стоит выше примыкающего к нему населения в русском государстве.
Очень интересную и жизненную картину рисует гр. Бобринский, посетивший в 1908 году Галицию. Он поехал в «деревенскую глушь». Но как резко отличается эта деревенская глушь «угнетенной» Галиции от нашей родной деревенской глуши! На станции железной дороги гр. Бобринского ожидали фаэтоны, конвой конных молодцов-парней сопровождал экипажи до церкви. Гр. Бобринский видел сытый народ. По выходе из экипажа перед устроенной в честь его триумфальной аркой гр. Бобринскому поднесла хлеб-соль «стройная красавица в нарядном костюме». Громко и отчетливо «на чистом литературном языке» красавица говорит хорошую речь. От арки до дверей церкви стоят шпалерами девушки и забрасывают высокого гостя цветами. В церкви служат пятеро священников. Благоговейная служба, могучее пение мужчин, женщин, детей, а вне церкви пальба из мортир, — все это производит на графа впечатление потрясающее.
Поехали затем обедать к священнику. Под окна пришли деревенские женщины и девушки с песнями. Гр. Бобринский вышел к ним… — «И не скоро мы вернулись к столу, — пишет он, — так хорошо было поговорить с этими умными, развитыми, грамотными русскими женщинами и девушками».
Ни о какой полиции не упомянуто. Приехал к «угнетенным» один из влиятельных членов русской Государственной Думы, и никто не препятствовал ему брататься с галицким народом.
Гр. Бобринский указывает, что он был в одном из оазисов, но прибавляет, что таких уже много.
Интересно также указание нашего путешественника, что во время посещения им Галиции в октябре, по всей русской части Галиции собирались «веча», на которых обсуждалось неудовлетворительное положение школьного дела и другие вопросы.
Одна эта картина, схваченная гр. Бобринским с натуры, способна привести к вопросу: выиграла или проиграла Галицкая Русь от того, что не была присоединена к России? И это вопрос не праздный, ибо мы, русские, объединив уже около 150 лет тому назад своих юго-западных малорусских братьев в политическом отношении, до сих пор слишком мало сделали, чтобы освободить их в духовном и экономическом отношениях от гнета польского и еврейского. Такие деревенские оазисы, в которых бы девушки говорили на литературном языке, были бы умные, развитые и грамотные, думаю, среди русских крестьянских селений Волынской губернии найти нельзя. Правда, давно, — 25 лет тому назад, — мне пришлось близко ознакомиться с местностью и населением районов Дубенского, Луцкого, Ровенского и Кременецкого, и я был поражен забитостью и малым развитием приграничного русского сельского населения.
В брошюре «Галицкая Русь прежде и ныне»[189] помещено много интересных данных, рисующих современное положение русского населения в Галиции. Это население уже 34 года пользуется конституционными правами. Правительство и поляки в общем уже признали жизненность русского племени в Галиции и согласны не препятствовать развитию русской народности, но под условием, чтобы русские в Галиции считали своей родиной Австрию, а не Россию.
20 лет тому назад, на сейме в 1890 году, выступили ораторы украинофилы, которые доказывали, что они — русские в Галиции — отдельный народ от российского и польского.
Вот какие при этом приводились доводы:
«Малорусская нация, хотя под чужой фирмой, подставляла грудь в защиту цивилизации и несла свечу культуры на Восток, имеет будущность и старается достигнуть цели. Это отдельный от польского и российского народ, самостоятельный; он должен развиваться легальным путем, но лишь в Австрии, которая для него служит вторым отечеством. Вот оттуда та преданность наша и лояльность. Австрия ввела нас в европейскую цивилизацию. Возрождаясь сегодня, мы приспособляемся к борьбе между Востоком и Западом и чем больше приобретем сил в Австрии, тем скорее за той силой пойдут наши братья из-за кордона, и решим победу в пользу Запада»[190].
Поднятый в Галиции год тому назад вопрос о чеканке медали в честь изменника Мазепы находится в связи с этим учением.
Сторонники единства Руси составляют русско-народную партию, которая признает, что червоноруссы, малороссы и великороссы — все братья и для всех одна родная мать — святая Русь. Этой партии приходится много переносить не только от чужих, но и от своих, но она бодро борется, работая для просвещения русского народа в Галиции и для охраны его от социализма.
«Силу галицко-русского населения составляет средняя интеллигенция: чиновники, адвокаты, врачи и, по преимуществу, священники. Большая часть этой интеллигенции вышла или прямо из простонародья или, по крайней мере, в трех-четырех поколениях принадлежала к нему. Отсюда ее характеризует, по крайней мере, младшую ее генерацию полный демократизм и любовь к простонародью. Все для народа и чрез народ — вот главный принцип, которым руководятся русские галичане, чтобы добыть народную силу чрез массы простонародья — посредством организации их и просвещения»[191].
Насколько велики силы русской интеллигенции в Галиции, видно из того, что в 1905—1906 годах в Львовском университете состояло русских 856 (на 1601 поляка и 758 еврея).
В народной жизни университетская молодежь принимает живое участие в митингах, при открытии читален и т. д. и всюду дает толчок к живому национальному движению в галицко-русском обществе.
«Утешительное явление представляет постепенное пробуждение национального самосознания и подъем умственного уровня у галицко-русской женщины, которая до недавнего времени не выходила было из своего тесного семейного кружка»[192].
Разве не является зависть к этим «угнетенным» русским в Галиции, которых мы хотим освобождать? Они идут верным путем к поднятию своей национальности: вся интеллигенция и учащаяся молодежь, близкая к народу, служат национальной идее.
Думаю, что если бы русским в Галиции предложили на выбор оставаться под властью Австрии или перейти вместе с их землей в подданство России, то после общей подачи голосов получился бы результат, для России обидный: хороших слов нам сказали бы много, но все же отказались бы разрывать связь с той исторически сложившейся обстановкой, в которой они живут, вне русского подданства не утратив своей народности, уже свыше 700 лет.
Народности Балканского полуострова, при дальнейшем устройстве их судьбы к их выгоде, конечно, будут рады помощи России, но как только эта помощь будет дана, они только с опасением начнут взирать на возможность какого-либо начальственного отношения к ним России. Выше были перечислены исторические примеры, подтверждающие это мнение.
Наконец, в том, что венгерская нация будет противиться образованию всеславянского союза и включению Венгрии в этот союз, нельзя и сомневаться.
Вот что еще в 1867 году было помещено в венгерской газете «Pesti naplo».
«Панслависты ошибаются, если думают, что мир посмотрит на их движение такими же глазами, какими смотрит на стремление к единству итальянцев и немцев; из их движения может произойти лишь один результат — сосредоточение колоссальной физической силы в руках (русского) царя… Такое движение не только не найдет себе сочувствия среди образованных наций мира, но создаст великую лигу, которая станет плотиной против новых вторжений варварства»[193]. Такого же взгляда на панславизм держится вся Западная Европа и по сей день, прибавляет автор брошюры «Всеславянское братство».
Признавая за Россией огромную силу физическую, народы Запада не доверяют, при нашей культурной отсталости, возможности со стороны России плодотворной, мирной цивилизаторской работы в объединенной славянской семье.
Но если для других наций образование всеславянского союза представляется опасным, если даже для тех или других западных славянских племен главенство России в этом союзе является нежелательным, то, быть может, этот союз является столь выгодным во всех отношениях для русского племени, что надо преодолевать все препятствия и идти в XX век к его осуществлению.
Разберемся хотя в коротких словах в этом вопросе.
Прошло только около 40 лет, и для современного поколения России мечты Данилевского представляются не столько несбыточными, сколько совершенно невыгодными для интересов России и русского племени. Прежде всего, численность всеславянского союза в 128 млн, казавшаяся Данилевскому в 1871 году такой грозной, оказывается незначительной по сравнению только с населением одной России. Действительно, в настоящее время, без союза с какими-либо государствами, без разрушения Австрии и Турции, в России уже 155 млн жителей, а еще через 20 лет без всяких новых завоеваний в России будет 200 млн населения. Только из этих цифр видно, что для России нет никакой выгоды вести новые тяжелые войны и перекраивать карту Европы, чтобы к своему громадному населению прибавить еще несколько десятков миллионов союзников, для поддержания которых придется расходовать, к ослаблению России, русские силы и средства. Но, независимо от сего, необходимо принимать во внимание, что среди населения России находится почти третья часть народностей не русского племени. Ставя в XX веке заботу об усилении русского племени на первое место, Россия не может и не должна заботу об устройстве судеб славянских народностей, не входящих в состав России, ставить выше забот об устройстве участи своих подданных не русского происхождения.
Трудно, конечно, допустить, что бескорыстная миссия России в XIX столетии по освобождению христианских народностей Балканского полуострова явилась случайной. Можно верить, что Промыслом Божьим эта тяжелая миссия была предопределена России и совершена ей. Но это была очень тяжелая жертва, принесенная Россией на пользу своих отдаленных братьев по крови и вере. Жертва эта ослабила Россию; ослабила в особенности вместе с другими причинами русское племя и сделала его в настоящее время легкой добычей в экономическом отношении других племен, иноземных и инородческих; ныне идет завоевание богатств России не русскими элементами. Такое положение грозит будущности России. Русскому племени необходимо в XX веке занять первенствующее в России место и получить этим путем силы противиться иноземному и инородческому нашествию и овладению богатствами России. Эта забота, вместе с заботой об устройстве ежегодного прироста населения России, ныне в 2400 тыс. человек, так велика, что в XX веке каждое отвлечение сил и средств России для внешних предприятий может сделать эти внутренние задачи вовсе невыполнимыми.
Из вышеизложенного вытекает необходимость для России признать ее освободительную миссию на Балканском полуострове оконченной.
Но это не означает, что Россия ничего не хочет и не может сделать для защиты христианских народностей Балканского полуострова в будущем.
Эти народности, для освобождения которых от турецкой зависимости пролито столько русской крови, никогда не станут чужими для России. В особенности, по моему мнению, для России должна быть близка судьба Болгарского государства. Боевое братство, скрепленное 32 года тому назад на высотах Шипки и в долине Казанлыка, между русскими и болгарами всегда будет служить прочной между ними связью. Мы, бывшие участники войны 1877—1878 годов, не иначе, как с теплым чувством, вспоминаем прекрасную страну, в которой вели войну, и мужественный болгарский народ, родственный с нами по языку настолько, что русские очень быстро понимали болгар и обратно.
И в будущем для России важно поддерживать с Болгарией ту «кровную» связь, которая образовалась на полях сражений с турками. Во всех случаях, когда вопросы Балканского полуострова будут обсуждаться и решаться представителями европейских держав, мощный и доброжелательный голос России, надо надеяться, будет подаваться в пользу славян Балканского полуострова.
Но для дальнейшего укрепления положения Греции, Румынии, Сербии, Черногории и даже Болгарии или для усиления их местностями, еще подчиненными Турции, Россия не должна расходовать свои силы и средства, так необходимые ей для устройства своих внутренних дел.
Относительно значения славянофильства в будущем весьма интересно мнение Н. Страхова. Вот какие мысли высказывает он:
«В истории нашего литературного и умственного движения нет ничего печальнее судьбы славянофильства, и такой долговременный опыт невольно приводит к заключению, что и впереди этому учению предстоят одни горькие неудачи. Ни одна из надежд, ни одно из задушевных желаний славянофилов не имеет впереди себя ясного будущего. Церковь осталась в том же своем положении; укрепление и развитие ее внутренней жизни по-прежнему идут шатко и медленно, и невозможно предвидеть, откуда явится поворот к лучшему. Славянские дела ясно свидетельствуют, что духовное значение России не развилось. После подвигов, достойных Аннибала или Александра Македонского, мы вдруг с сокрушением видим, что старания иностранцев и их политическое и культурное влияние берут верх над той связью по крови, по вере и по истории, которая соединяет нас со славянами. Но ведь весь узел славянского вопроса заключается именно в нашей культуре, и если самобытные духовные и исторические силы наши не развиваются, если наша религиозная, политическая, умственная и художественная жизнь не растет так, чтобы соперничать с развитием западной культуры, то мы неизбежно должны отступить для славян на задний план, сколько бы мы крови ни проливали»[194].
Таким образом, Н. Страхов справедливо признает, что культурных сил в России накоплено еще недостаточно, чтобы перестраивать судьбы Европы. А между тем планы как западников, тянувших Россию мешаться в дела Западной Европы, так и юго-западников (славянофилов), тянувших в дела Юго-Западной Европы, несомненно создавали существующую еще и поныне недоверчивую и враждебную по отношению к России обстановку в Европе.
Вот какие справедливые мысли высказывает Вл. Соловьев в заключении своего труда «Национальный вопрос в России».
«В начале своей „России и Европы“ Данилевский поставил вопрос: почему Европа так не любит Россию? — Ответ его известен: Европа, думает он, боится нас как нового и высшего культурно-исторического типа, призванного сменить дряхлеющий мир романо-германской цивилизации. Между тем, и само содержание книги Данилевского, и последующие признания его и его единомышленника наводят, кажется, на другой ответ. Европа с враждой и опасением смотрит на нас потому, что при темной и загадочной стихийной мощи русского народа, при скудости и несостоятельности наших духовных и культурных сил притязания наши и явны, и определенны, и велики. В Европе громче всего раздаются крики нашего „национализма“, который хочет разрушить Турцию, разрушить Австрию, разгромить Германию, забрать Царьград, при случае, пожалуй, и Индию. А когда спрашивают нас, чем же мы — взамен забранного и разрушенного — одарим человечество, какие духовные и культурные начала внесем во всемирную историю, то приходится или молчать, или говорить бессмысленные фразы»[195].
Заключение о значении для России славянофильского учения может быть сделано следующее:
Заботы славянофилов, чтобы наследие Византии в духовном отношении не угасло, а развивалось, заботы о духовном единении всех славян, заботы об открытии славянам всех сокровищниц русской мысли, — все это, несомненно, в высокой степени полезная деятельность, поддерживающая чувство родства между славянами по языку или по вере.
Но деятельность славянофилов (панславистов) пореальному наследованию от Византии; их программы политического содержания, с проповедью о разрушении Оттоманской империи, о занятии Россией Константинополя и, наконец, о неизбежности вооруженной борьбы с Австрией и Германией, — эта деятельность не может быть признана ни желательной, ни полезной в будущем, потому что успех этой деятельности грозит европейской войной. Выкинув совершенно политику из своей программы, славянские общества в России и в Европе могут, путем съездов, принести много пользы, знакомя разные славянские племена между собой.
Особенно важно русскому племени ознакомиться с обогнавшими нас по культуре местностями, например, Богемией. Не с целью узнать, как чехи организуют борьбу с немцами, а с тем, как они ведут борьбу с землей, чтобы победить ее, с тем, что они делали, чтобы школа у них стала патриотичной, что они делали, чтобы их интеллигенция и народ думали одну думу, жили одной жизнью.
Таким образом, иноземное влияние с Юго-Запада проявлялось на Руси различно: в первый период это было влияние благодетельное: мы приняли с Юго-Запада в Киев христианство и грамоту. Во второй период, до XVIII столетия, поддерживалась, хотя и в слабой степени, духовная связь русских с единоверцами в Турции, но все попытки представителей греческого духовенства, как и государей Западной Европы, не оказывали настолько сильного влияния на правящие круги России, чтобы вызвать борьбу России с Турцией.
В третий период, который обнимает XVIII столетие, Россия, в целях своей национальной политики, перешла в наступление против Турции, ослабила ее и достигла выхода к Черному морю.
В четвертый период, повинуясь не только различным влияниям с Запада и Юго-Запада, но и под влиянием работы славянофилов, Россия исполнила на Балканском полуострове высокую миссию: освободила христианские народности Балканского полуострова и дала им самостоятельное существование.
В пятый период России предстояло бы, по учению панславизма, закончить борьбу с Турцией и, путем борьбы с пангерманизмом, объединить в один союз все западные славянские народности под своим руководством.
Как изложено выше, от этой задачи России надлежит решительно отказаться и признать свой освободительную на Балканском полуострове миссию законченной.
Можно, однако, предвидеть, что и без участия России в Австрии произойдут перемены, благоприятные славянской идее.
В 1907 году в статье об австрийской политике в XIX веке (помещенной в журнале «Чешская политика»[196]) высказаны мысли о необходимости изменения политики австрийского правительства по отношению к славянам, признанием равноправности славян с венграми и немцами.
«Справедливая ко всем народностям политика привела бы Австро-Венгрию к более достойной великой державе, более самостоятельной внешней политике. Дружественные отношения к России освободили бы Австрию от вредного подчинения Германии».
Как только такое равноправие будет достигнуто, народности Балканского полуострова отнесутся к Австрии с полным доверием, и настанет время образования, без вооруженного участия России, балкано-австрийского союза, в котором каждая из народностей, существующих ныне самостоятельно, сохранит свой самостоятельность.
Этот союз по племенному составу будет естественно дружествен России.
В статье М. Меньшикова «Славяне и англосаксы»[197] помещены мысли известного Стэда: Стэд рассматривает присоединение Боснии и Герцеговины к Австрии как одну из ступеней подъема славянства. Он приводит следующую таблицу прироста населения за 1904 год в главнейших государствах Европы:
В Германии — 820 000 душ
В Британии — 690 000 душ
В Италии — 374 000 душ
В Австрии — 323 000 душ
В Венгрии — 299 000 душ
Итого — 2 506000 душ
Во Франции население уменьшилось на 20 тыс. душ. В одной России за тот же год население увеличилось на 2464 тыс. душ.
Стэд справедливо заключает:
«Славяне могут одни сказать: время за нас. Могут ждать, когда стихийное их могущество само вырастет и даст совершенно другой смысл всяким аннексиям и оккупациям славянских земель».
Выводы из деятельности русской армии в XIX столетии
Выводы из деятельности русской армии в XV—XVIII столетиях
Ранее мной изложены причины, по которым русское племя, бедное и менее культурное, чем его западные соседи, в течение четырех столетий выходит победителем из борьбы с татарами, ливонцами, литовцами, поляками, шведами и турками и основывает могущественное государство.
На основании исторических данных, изложенных в предыдущих главах настоящего труда, основными причинами, облегчившими русскому племени образование обширного государства, были:
1) Образование на Руси сильной самодержавной власти.
2) Умелая и твердая в течение нескольких столетий национальная политика.
3)Содействие в достижении поставленных нашими государями целей со стороны правящих классов и духовенства.
4) Необыкновенно упорное и терпеливое преследование поставленных целей.
5) Огромная самоотверженная работа наших войск, закалившихся в неудачах.
6) Наконец, главная причина успеха в борьбе русского племени со всеми встреченными им в течение тысячелетия врагами заключалась в прирожденных силах русского племени, его выносливости, мужестве и способности к жертвам.
Повторим из XVII главы, какие нравственные устои русской армии и русского народа помогали в прежнее время выходить победителями из всех испытаний.
Главным образом работой русской армии создалась великая Россия. Но если работа эта была успешна, то очевидно, что эта заслуга относится ко всему русскому народу, ибо русская армия и русский народ в этой работе не могут быть разделяемы.
Наша армия в войнах XIV—XVIII столетий, особенно в XVIII веке проявила высокие духовные силы. Очевидно также, что эти силы заключались в самом русском народе.
Только при огромных природных силах, дарованиях, религиозности, чрезвычайной выносливости в труде и лишениях, несокрушимом мужестве русский народ мог выйти победителем из всех тяжких испытаний, выпавших на его долю в тысячелетний период его истории. Но условия жизни населения были так тяжелы, что для проявления этих сил с таким несомненным успехом необходима была особо благоприятная к тому обстановка. В чем же эта благоприятная обстановка заключалась для русского народа? Прежде всего в том, что уже с ХIII века явилась сильная власть, которая могла начать собирать Россию и направлять усилия всех к определенным целям.
Царская власть, поддержанная церковью, стала священной для русского народа.
Отношение русского человека к царской власти лучше всего выражается народным взглядом на царя как на царя-батюшку. Одновременно, представляя себе нашу родину матушкой-Россией, народ русский объединяет в своих сыновних чувствах царя-батюшку и Россию-матушку.
Государи России преемственно, в течение многих поколений, преследовали национальные цели, вполне понятные населению, близкие его сердцу и важные для его будущности.
Имея в населении огромный запас сил, терпения, трудолюбия и мужества, они широко пользовались этими силами, опираясь на поддержку духовенства и верхов общества.
Жертвы, освященные духовной властью, переносились легче верующим населением и в мирное, и в военное время, а в некоторых особо серьезных случаях призыв духовенства к жертвам вызывал религиозное возбуждение, очень облегчавшее победу.