Раздача участков земли за службу в Германии и Франции создавала вассалов и привела к феодальной системе.

Не представляются неожиданными и те трудности отбывания воинской повинности с земли, при частых походах в XVI-XVIII столетиях, которые изложены в предыдущих главах. Припомним, что жители у нас разбегались, и дворянам-землевладельцам было не по силам выходить самим и выводить определенное для каждого число воинов. В те времена многие уклонялись от службы и мечтали царю служить, а сабли из ножен не вынимать. Главные трудности несения службы вытекали из того, что доходы с земли не покрывали всех расходов, на нее возложенных. Некоторые дворяне даже бросали свои земельные участки и приписывались к другим сословиям.

Оказывается, что еще при Карле Великом, на восемь столетий ранее, чем у нас, происходили те же явления, но, быть может, в еще более острой форме. Мелкие землевладельцы в германской империи, часто отрываясь от своих владений для войны, беднели и старались избежать «ненавистной для них военной службы». Кто мог — платил штраф, а многие передавали свои земли или крупным землевладельцам, или церкви.

Карлу Великому пришлось «ограничить воинскую повинность теми землевладельцами, которые были в состоянии исполнить ее»[158].

Четвертый вид военного устройства — наемничество — имел малое значение в нашей армии, и применение этого способа, очень распространенного с XV до XVIII столетия в Европе, окончилось в России неудачно. Наемные отряды иностранцев в конце XVI и начале XVII столетий изменяли России в самые трудные минуты, и от них отказались.

Но в Европе, особенно во Франции, наемные войска играли с XV столетия очень большую роль и положили основание постоянного типа армии. По найму особенно много служило во Франции немцев и швейцарцев.

Высчитано, что с 1474 по 1715 год швейцарский союз выставил для Франции 700 тыс. человек и получил за это 146 млн гульденов[159].

В 1752 году активная сила французской армии считалась в 164 тыс., из которых 44 тыс. составляли наемные иностранцы; остальные были привлечены в армию преимущественно вербовкой за плату.

В Австрии постоянные войска возникли в 1681 году.

В Пруссии еще в XVII столетии велись списки всем военноспособным. Великий курфюрст Фридрих-Вильгельм объявил в 1654 году, что, в случае крайней опасности, каждый человек обязан военной службой.

Король Фридрих I окончательно уничтожил феодальный быт и, чтобы добыть средства для армии, обложил постоянной податью все, как рыцарские, так и крестьянские, имения. Он не только сломил сопротивление местного дворянства, но обратил его в верное военное дворянство и придал корпусу офицеров сословный характер.

Дворяне — «юнкеры» являлись, как землевладельцы, прирожденными начальниками людей, взятых от страны, которым они повиновались охотнее, чем кому-либо другому[160].

В 1733 году в Пруссии введена регулярная конскрипция[161] с объявлением принципа, что все жители страны рождены для оружия.

Страна была разделена на «кантоны», определившие районы укомплектования полков. Но это еще не была всеобщая воинская повинность, потому что существовало много изъятий, особенно для богатых бюргеров, а также лиц, готовившихся в духовенство, и единственных сыновей крестьян. Король Фридрих-Вильгельм II еще увеличил число изъятий.

Только с 1813 года в прусской армии были отменены все изъятия.

В России Петр Великий начал формирование постоянной армии путем набора с населения рекрут. Меры были суровые, но армия получилась прекрасная. Наборы существовали в нашей армии свыше 70 лет. Общая воинская повинность, в подражание западным державам, объявлена в России только в 1874 году, на 60 лет позже, чем в Пруссии. Но по многочисленности изъятий наша «всеобщая воинская повинность» 1874 года напоминает скорее систему «регулярной конскрипции», введенной в Пруссии 140 лет ранее.

При создании в России регулярной армии мы брали образцы с Запада в организации, обучении, вооружении. Мы нанимали иностранцев, которые учили нас военному делу и выучили.

В этот организационный период влияние иноземцев на армию было необходимо и принесло большую пользу. Но уже в начале XVIII века нахождение иноземцев в рядах наших войск встречалось с недоверием и враждебностью. Вспомним, что в сражении под Нарвой, вместе с беспорядочным отступлением наших войск, убивались иностранные офицеры, служившие в нашей армии.

К концу своего царствования Петр I мог с гордостью назвать свой армию русской, предводимой русскими начальниками, вооруженной, одетой и накормленной трудами русских людей.

Конечно, при подражании Западу не обошлось без увлечений. Так, в нашу армию, в подражание пруссакам, попали парики, косы, пудра, неудачная одежда, а главное, прусская муштра. В особенности недобрую память оставил по себе в период засилия на Руси иноземцев Миних. Многое, заведенное Петром, он переделал на западный образец ко вреду для армии и ввел жесткое обращение с нижними чинами.

Великие учителя нашей армии — Румянцев и Суворов — выкинули много лишнего и поставили русскую армию на высоту, равную лучшим армиям в Европе.

С 1815 года начинается возврат Миниховской муштры, но уже под названием Аракчеевщины. Перестав следить за всем тем, что делается в западных армиях, мы явились в 1853—1855 годах отсталыми и в выучке, и в техническом отношении.

Урок Крымской войны прикрепил надолго к нашей армии западное влияние. Под этим влиянием, чтобы не отставать от наших соседей, изменена была система комплектования армии, установлена разница между мирным и военным составами, принято усовершенствованное оружие.

В подражательной работе, за неотпуском достаточных денежных средств, мы не могли двигаться с необходимой быстротой и в войну 1877—1878 годов снова отстали в техническом отношении даже от турок.

Последние двадцать лет прошлого столетия, развиваясь частью самостоятельно, частью заимствуя те или другие порядки и изобретения Запада, наша армия усиленно работала, чтобы стать во всех отношениях на один уровень с армиями соседей. По численности, обучению, вооружению она и не отставала от них, но опять по неотпуску нужных денежных средств имела в техническом отношении, как указано выше, значительные недочеты.

Из наиболее важных реформ, принятых в последнее время под влиянием западных идей, следует упомянуть переход нашей армии к трехлетнему сроку действительной службы, хотя по указаниям боевого опыта русско-японской войны уменьшать срок службы не следовало бы.

Если иноземные влияния вредно отражались на нашей внешней политике и на внутренних делах, то иноземные влияния на нашу армию в большинстве были полезны, ибо усиливали ее.

В особенности отставая от своих западных соседей в культурном отношении, мы должны были заимствовать от соседей технические усовершенствования в оружии и вообще в технических средствах войны.

Большую пользу нашей армии принесло принятие многих иноземных порядков по организации армии и по устройству всей военной системы. Но в этом отношении многое явилось у нас и самостоятельно. Устав Петра Великого стоял выше современных ему уставов. Тактическая подготовка войск в конце XVIII века Румянцевым и Суворовым стояла выше в нашей армии, чем в армиях наших соседей. Казаки составляли особенность, усиливавшую русское войско.

Менее всего пользы нашей армии приносили заимствования от соседей внешних отличий войск: форм одежды, головных уборов и т. п. К сожалению, в нашей армии во второй половине XIX века даже в числе наиболее даровитых и образованных начальников войск находились такие, которые боролись против принятия нашей армией, по примеру соседей, усовершенствованного оружия.

Один из таких генералов, хороший мыслитель, но плохой практик, последовательно боролся против принятия в нашей армии ружья, заряжающегося с казенной части, затем—против скорозарядного ружья, ныне принятого в нашей армии, и, наконец, против принятия скорострельной пушки.

Иноземные влияния на русское племя с юго-запада начались свыше тысячи лет тому назад. Из Византии к нам пересены христианство и грамотность. При оживленных, некоторое время торговых отношениях Киевской Руси с Византией и во время походов под Царьград, русские приходили в соприкосновение с населением высшей против них культуры, что и должно было оставлять следы.

Когда турки завоевали Балканский полуостров и пришли в соприкосновение с венгерско-польским государством и с Венецией, то правительства этих стран пытались затянуть Россию в борьбу с турками, с целью ослабить обе стороны. В 1473 году венецианский совет сообщил Ивану III, что Восточная империя «за прекращением императорского рода в мужском колене должна принадлежать вашему высочеству, в силу вашего благополучнейшего брака с Софией Палеолог»[162]. Сам наследник «Восточной империи», брат Софии, Андрей Палеолог, является дважды в Москву в 1480 и 1490 годах с предложением продать свои права за деньги.

В 1484 году папа Сикст V просил у Ивана III помощи против турок и предлагал за эту помощь королевский титул. Почти одновременно польский король Казимир тоже предлагал Ивану III союз для совместных действий против турок.

В 1519 году посол магистра прусского Тамберг передал в Москве Василию III важное поручение от папы, которое состояло в приглашении «за свой константинопольскую вотчину стоять и что время к тому удобное».

В 1576 году венское правительство делало предложение Ивану IV Грозному вступить в союз против турок с целью изгнать их, «чтобы все царство греческое на восток солнца к твоему величеству пришло, чтобы ваша пресветлость была за восточного цесаря». Цена при этом требовалась не малая: подчинение русской церкви папе[163].

Православное духовенство бывшей Византийской империи очень рано усвоило и начало проводить мысль, что на московских государей перешли обязанности охранения православия, присвоенные до того византийским императорам. В 1561 году вселенский патриарх из Константинополя утвердил в сане царя великого князя Ивана IV, в силу его родства с византийским императором.

Заслуживает внимания, что во всех вышеприведенных предложениях поводами к вмешательству России в дела Балканского полуострова ставятся причины династического характера и причины религиозные; о племенном же родстве славян московских со славянами балканскими не упоминается. Лишь спустя сто лет славяне Балканского полуострова, разуверившись в возможности получить защиту от европейских государств, обратились за помощью к России и в своих домогательствах стали опираться на племенное родство. Первыми представителями этого славянофильства явились митрополит Киприян и особенно Крижанич в XVII столетии.

Наши государи той эпохи, как изложено было выше, не соблазнялись этими предложениями. Они охотно помогали церквам и монастырям Балканского полуострова, но, по словам Н. Чарыкова, принимая охотно духовное преемство от византийских императоров, решительно отказывались от реального наследования на Ближнем Востоке.

Иван III, несмотря на брак с Софией Палеолог (оказавший влияние на принятие при московском дворе некоторых византийских порядков), не только не согласился на предложение польского короля Казимира воевать против турок, но с 1492 года положил начало дружеским отношениям с Турцией. Благодаря искусному образу действий, Иван III имел в вассале турецкого султана — крымском хане — верного союзника в течение многих лет.

Иван IV, следуя той же политике, завоевал без ссор с султаном Казанское и Астраханское царства. Но уже Иван IV высказал константинопольскому патриарху и афонским монахам пожелание освобождения их «от томительства богохульных».

Так мы действовали в XVI и XVII столетиях, избегнув войны с турками. Относительно наших отношений к туркам в XVIII и XIX столетиях Н. Чарыков высказывает такое мнение:

В это мнение необходимо ввести значительную поправку: в XVIII столетии войны России с Турцией имели определенную цель и вызывались преследованием Россией ее национальной задачи — выхода к Черному морю. Мы могли получить этот выход, завоевать Крым и обеспечить себя на юго-западе границей по р. Днестр только после нескольких победоносных войн с турками. Надо припомнить, что, когда мы начали бороться с Турцией, не только черноморское побережье, но и часть Малороссии находились в турецких руках.

Победами русских войск национальная задача России была окончена уже в XVIII столетии.

В XIX столетии, после всех веденных с Турцией войн, Россия присоединила к своим владениям на европейском материке от Турции только небольшой участок земли между Прутом и Днестром. Главные же результаты войн оказались в пользу христианского населения Балканского полуострова, подчиненного Турции: Румыния, Греция, Сербия и Болгария, ценой русской крови, получили независимое существование. Поэтому можно признать, что в XVIII столетии Россия вела с турками войны с целями завоевательными, а в XIX столетии — с целями освободительными.

В войнах XVIII столетия наши государи пытались привлечь христианское население Балканского полуострова помогать нам, но без успеха. Неудача Петра I в Прутском походе объясняется отчасти излишним доверием, которое он оказал донесениям о готовности к восстанию христианского населения. Петр I рассчитывал, что этим путем будут отвлечены значительные турецкие силы, и назначил для похода к Пруту только 50 тыс. человек. Петру I доносили, что христианское население, подвластное туркам, ждет «с затаенным восторгом полтавского победителя». Кантакузен уверял Петра, что с прибытием русских войск все молдаване примкнут к русскому войску[165].

Оказалось, что молдаванские бояре дали совет своему государю удалиться в безопасное место, ждать исхода сражения и принять сторону победителя[166].

Милорадович, посланный поднять восстание в землях с сербским населением, тоже не имел успеха.

В XIX столетии положение христиан на Балканском полуострове интересовало не только Россию, но и другие европейские державы. Например, восстание в 1821—1825 годах греков вызвало совместные против турок действия нескольких держав, которые вылились в истребление турецкого флота под Наварином.

В 1876 году восстание на Балканском полуострове сербского и болгарского племен привело на время к соглашению России с Австрией о совместных против Турции действиях; но потом это соглашение, к сожалению, расстроилось.

Можно таким образом предположить, что при желании со стороны России и искусстве ее дипломатов войны освободительного характера на Балканском полуострове могли вестись не одной Россией, а несколькими державами.

В предыдущих главах изложено, что хотя войны в XIX веке с Турцией были по результатам освободительными, особенно война 1877—1878 годов, но Россия каждый раз давала повод подозревать своекорыстные виды и этим вызывала недоверие к ее действиям. Это недоверие настолько было сильно, что в 1854 году выразилось коалицией против России (Крымская война). В 1878 г . против России тоже готовилась коалиция и, не изъяви Россия согласия передать решение вопроса о договоре с Турцией конгрессу в Берлине, не удалось бы, вероятно, избежать и войны.

Эти уроки истории указывают, что и в настоящее время, как бы ни были бескорыстны предпринимаемые, под западным или юго-западным влияниями, те или другие шаги наши на Балканском полуострове, никто не поверит их бескорыстию. И мы, делая шаг на Балканский полуостров, должны, на основании опыта истории, знать, что в то же время делаем шаг к европейской войне.

В XXVII главе настоящего труда изложены соображения, из которых видно, что на Балканском полуострове в настоящее время только вопрос Босфорский имеет особую важность для России. Там же изложено, что для России совсем не требуется спешить с решением этого вопроса.

Но если решение Босфорского вопроса, сообразно интересам России, может ожидаться долгие годы и произойти даже и без пролития русской крови, то спрашивается, может ли ныне Россия по другим вопросам Балканского полуострова быть вновь втянута в вооруженную борьбу с Турцией или с другими державами, например, с Австрией? К сожалению, на этот вопрос приходится отвечать утвердительно: да, Россия может быть втянута в войну из-за вопросов, не имеющих для нее жизненного значения.

Возбуждение в русской печати в 1908 году из-за вопроса о Боснии и Герцеговине получило остроту, напоминавшую возбуждение перед Русско-турецкой войной 1877— 1878 годов.

Ныне печать является могущественным выражением не только мнения правительственных сфер, но выражением общественного мнения интеллигентных слоев населения. Печати же принадлежит ныне и руководство этим мнением в тех случаях, когда те или другие задачи представляются обществу неясными или спорными. К такому роду вопросов принадлежат ныне и вопросы о предстоящей России в XX столетии роли в делах славянских народностей Европы вообще и Балканского полуострова в особенности.

Руководствуясь историческим ходом событий на Балканском полуострове, в которых Россия в XIX столетии играла главенствующую роль, для многих представляется неизбежным и естественным продолжение такой же роли и в XX столетии. Забывается при этом, что кровью России, пролитой в XIX столетии, уже создались на Балканском полуострове независимые Греция, Румыния, Сербия и Болгария. Упускается из виду и то, что основной мотив вмешательства России в дела христианских народностей Балканского полуострова. заключался в освобождении этих народностей от мусульманского гнета и турецкого произвола. Ныне, по отношению к огромному большинству христианского населения Балканского полуострова, эти цели достигнуты. Казалось бы, Россия с полным основанием могла бы признать свой освободительную миссию на Балканском полуострове законченной и предоставить каждой из обособленных народностей, освобожденных от власти турок, самой защищать свое дальнейшее существование и развитие. Оказывается совсем не так. Оказывается, что, освободив славянские народности от турок, мы, по мнению многих горячих славянофилов, еще обязаны в своих интересах защищать их и от напора пангерманизма не только дипломатическим путем, но и силой оружия.

Первоначально по религиозным побуждениям, потом под влиянием идей славянофилов русское племя в XIX столетии, запустив свои внутренние дела, храбро сражалось на Балканском полуострове для создания независимых Греции, Румынии, Сербии и Болгарии. Теперь, указывая нам на племенное родство с разными западными славянскими народностями, в том числе и балканскими, нас толкают на вооруженную борьбу уже не на полях Болгарии и Румынии, а на нашей западной границе, толкают на борьбу с Австрией и ее союзницей — Германией. Нас толкают на борьбу за улучшение быта славянских народностей, более богатых, чем русское племя, а в Европе и несравненно более нас культурных. Толкают на новый расход русских сил, на пролитие русской крови в то время, когда мы, истощенные борьбой за чужие интересы, не можем дать защиты даже своим кровным братьям — белоруссам и малороссам; не можем освободить их от польского и еврейского ига, экономического и духовного. Невольно зарождается мысль, что в числе толкающих нас на вооруженную борьбу с Германией и Австрией находятся и такие, которые сознательно стремятся к распаду России.

Общество нервно настроено и не может разобраться: как это случилось, что неожиданно из-за турка, с которым мы привыкли сражаться, вдруг появились австриец и пруссак, с которыми мы до сих пор жили в мире. За два последних столетия русские в восьми войнах в союзе с австрийцами сражались против турок, французов, пруссаков и венгров; с пруссаками 150 лет тому назад мы вели «по недоразумению» войну, но с тех пор, начиная с 1806 года, сражались вместе против французов, помогли освободить от ига Наполеона, а в 1870 году косвенно помогли победить французов. Неужели интересы России в отношении сербов, босняков и других западных славян так велики, что для защиты прав чужих подданных нам следует готовиться разорвать соседские отношения с двумя могущественными соседями и рисковать вызовом вооруженной борьбы, в которой начнут стрелять семь миллионов ружей?

Вопрос этот так важен, так чреват последствиями, что на нем стоит остановиться самым внимательным образом.

В XIX веке мы были так увлечены устройством чужих нам дел в Европе, столько вели войн из-за этих чужих русскому племени дел, что истощили русскую землю и русское племя, отстали поэтому в культуре от своих соседей и, ослабев, стали легкой добычей иноземцев и инородцев, которые ныне и завоевывают Россию. Неужели и в XX веке, только еще в большем масштабе, русское племя повторит ту же роковую ошибку? Но если вмешательство России в чужие дела в XIX столетии стоило России ослабления ее, то таковое же вмешательство в XX столетии, при увеличившихся средствах разрушения, может повести и к ее распадению.

Наши войны на Балканском полуострове в XIX столетии в значительной степени были войнами идейного характера: Россия жертвовала своими сынами и своими скудными средствами для освобождения своих братьев по вере и по племенному родству. Многие мечтатели надеялись при этом, что освобожденные родственные нам племена когда-либо составят вместе с русским племенем одну могучую славянскую семью. Поэтому и ныне такие же мечтатели опасаются, что успехи пангерманизма ослабят национальную силу балканских славян и славян западных, и этим всему славянскому миру будет нанесен тяжелый удар.

Роль Австрии в этом походе на славян рисуется в самом мрачном свете; но о том, какой длинный исторический путь пройден Австрией для приобретения права влиять, например, на босняков, сербов, многие совершенно не знают.

Не знают у нас в массе интеллигентного населения вообще истории балканских народностей, не знают поэтому и того, что значение племенной связи с балканскими народностями, о которой теперь так много говорят, в сущности, стало выставляться, как повод для заступничества России, лишь в недавнее время. Ранее, в XVIII столетии и большей части первой половины XIX столетия, этой связи не придавали такой важности, чтобы для поддержания и укрепления ее жертвовать кровью сынов России.

Войнами в XVIII и XIX столетиях Россия, частью вместе с Австрией, низводит владения турок на европейском материке с 15 454 кв. миль в 1700 году до 2755 кв. миль в 1879 году.

Но и XX век застает еще многие вопросы на Балканском полуострове не решенными. В числе их вопросы: македонский, имеющий почти тысячелетнюю давность, и вопрос о проливах; ныне решается вопрос Босно-Герцеговинский, имеющий шестисотлетнюю давность; наконец, не решен вопрос о Царьграде.

Небольшие, возникшие на Балканском полуострове, государства нервно готовятся отстаивать свои интересы на Балканском полуострове. Как и 1000 лет тому назад, эти интересы в родственных племенах сербов и болгар противоположны.

Но положение сербов в Сербии ухудшается потому, что объединению сербского племени на Балканском полуострове препятствует Австрия, властно вторгаясь внутрь Балканского полуострова, и занятием Боснии и Герцеговины вбивая клин между Сербией и Черногорией.

Даже приведенный в XXVII главе краткий очерк существования Сербии, Болгарии и Боснии до завоевания их турками может, хотя и в незначительной степени, пояснить, какие права имеются у Сербии на Боснию и Герцеговину, какие права имеют Болгария и Сербия на македонские земли, какие, наконец, имеет права Турция на занятые ей на Балканском полуострове позиции.

Балканский полуостров со времен доисторических служил ареной для передвижения разных народностей. В первых веках христианства славяне, явившиеся на Балканский полуостров, перемешиваются частью с греками, аварами, остготами. Позже в VII столетии болгары, выходцы из Азии, перемешиваются со славянами восточной части Балканского полуострова. Еще позже являются турки, которые тоже в сильной степени смешиваются со славянами Балканского полуострова. Кроме того, внутрь Балканского полуострова вторгались русские со Святославом, печенеги, венгры, монголы.

Все эти народности не могли не оставлять в большей или меньшей степени свой след в стране, ими проходимой или даже обитаемой некоторое время. Характер местности, род занятий, больший или меньший гнет, под которым те или другие народности существовали, в свой очередь, заметно влияли на характер населения не только в духовном, но и в физическом отношении. Не мудрено поэтому, что ныне, например, тип болгарина в физическом отношении заметно разнится от серба и в особенности от черногорца. Все эти три народности довольно резко в свой очередь отличаются от славян русских.

Даже вера не являлась объединяющим началом, ибо в Сербии было некоторое тяготение к католичеству, а в Боснии правители и значительная часть магнатов приняли католичество, а после покорения Боснии турками боснийская знать приняла мусульманство. Часть болгар тоже перешла в мусульманство. Не было религиозной общности и потому, что Болгария и Сербия то подчинялись в духовном отношении патриархату греческой церкви, то освобождались от этой зависимости.

Вся история отдельных славянских народностей на Балканском полуострове сложилась так несчастно, что вместо единения шла почти непрерывная распря, не только между отдельными племенами, но и междоусобная в каждом племени (вроде борьбы наших князей удельного периода).

Как болгарская, так и сербская народности выделяли немало выдающихся энергией, характером и талантами лиц, становившихся во главе своих народов; к числу их относятся Симеон Великий и Асен II болгарские, Душан Великий сербский и Твыртко боснийский. Эти четыре лица являются представителями расцвета независимого существования Болгарии, Сербии и Боснии. Но эта независимость держалась, главным образом, не сплоченностью народа, не его учреждениями, а мощью этих лиц. Умирали вожди — распадались и наскоро основанные ими государства.

За весь длинный период существования славянских племен на Балканском полуострове до подчинения их туркам историками не отмечено случая, чтобы одна славянская народность помогла другой стать на ноги, приобрести самостоятельность. Напротив того, как только, например, болгары добились независимости, они начали воевать с Сербией и наоборот. Независимые Болгария и Сербия целью своих действий ставили движение к югу, включение Македонии, Фессалии, Эпира в свои владения, выход к морю (Салоники). Общность этих целей, как у болгар, так и у сербов, создавала между ними соперничество, которое продолжается и ныне. Свободная с 1878 года Сербия проявляет свой независимую волю, прежде всего, в войне с Болгарией.

При Симеоне Великом, почти 1000 лет тому назад, Сербия входила в состав владений Болгарии. При Душане Великом, 700 лет тому назад, Болгария была побеждена сербами, хотя и сохранила свой автономность, так как сербы удовольствовались лишь вассальной подчиненностью Болгарии.

Вряд ли ныне болгары в мечтаниях о великой Болгарии вспоминают о подчинении им в течение короткого времени Сербии, но Болгария, соединенная с Македонией или, по меньшей мере, Болгария Сан-Стефанского договора не кажется болгарам задачей неисполнимой. Но тут на дороге у них, кроме турок, опять стоит Сербия, тоже предъявляющая свои права на Македонию. Но в состав Сербии входила также Македония, уже после того, как она была ранее завоевана болгарами. Поэтому права на Македонию с исторической и этнографической точек зрения как у болгар, так и у сербов несомненны.

Гораздо труднее сербам доказать их исторические права на Боснию и Герцеговину. Из изложенного в XXVII главе видно, что Босния никогда не входила в состав Сербии. Босния все время своего независимого существования тянулась не к объединению с сербами, а к Хорватии, Далмации, Венгрии, тянулась к Западу и католичеству, но не к Востоку и православию. Кроме краткого, отчасти случайного, самостоятельного существования в XIV столетии, Босния и Герцеговина других прав на самостоятельное устройство не имеют.

В битве против турок на Коссовом поле в 1389 году боснийские войска в самый решительный момент покинули сербов и облегчили победу турок. Через 8 лет сербские войска энергично помогают туркам в бой под Никополем против Сигизмунда, предпринявшего крестовый поход против турок; участие сербских войск на стороне турок решает подчинение Балканского полуострова туркам.

За весь длинный исторический период пятнадцати столетий Россия не играет никакой роли на Балканском полуострове. Исключение составляют несколько походов наших князей Киевской Руси в восточную часть Балканского полуострова.

Заметную роль в судьбах балканских славян русские сыграли во второй половине X столетия. Это время совпадает с независимым существованием первого болгарского царства. Чтобы избавиться от болгар, ставших слишком сильными, византийский император Никифор приглашает воинственного князя киевского Святослава в Болгарию. Святослав со своей дружиной является в Болгарию и покоряет болгар. Этим он наносит тяжкий удар независимости Болгарии. Византийский император пользуется ослаблением болгар и в 971 году подчиняет вновь Болгарию Византии. Через 900 лет Россия исправляет сделанное ей зло Болгарии и кровью своих сынов завоевывает Болгарии независимость.