Не было только доклада на тему «Иудаизм и демократия». Ну это понятно: жена цезаря вне подозрений! А впрочем, жаль, что такого доклада не было: мне было бы интересно услышать демократическое толкование такого, например, талмудического предписания: «Некто намеревался убить скотину, а убил человека; язычника, а убил еврея, – он не отвечает по суду человеческому», поскольку «за убийство язычника еврейский суд не наказывает» .
      Ну а в тех докладах, что все же прозвучали, под демократией почему-то каждый раз понималась не власть народа, то есть большинства, не уважение его интересов и требований, а бережное отношение к интересам меньшинств (религиозных, национальных и иных). В итоге, презрев предупреждение сатирика М. Задорнова о том, что с западными товарищами шутить нельзя, я, когда дошла очередь до моего выступления, начал его так: «Вы знаете, после того, что я тут сегодня услышал, я могу быть пророком. Я могу предсказать, кто же будет президентом США в следующем веке. Им станет одноногая негритянка, лесбиянка и мормонка: „меньшинство“ в пятой степени!» Зал был неоднороден: было немало людей из Восточной Европы и из Прибалтики. Были и представители «старых демократий». Так вот, первые в этом месте дружно расхохотались. Вторые же не позволили себе этой вольности: они сидели с каменными лицами – ведь на их глазах было нарушено табу.
      Такая поистине религиозная серьезность настораживает. Мы уже и в России видим, к чему ведет такое понимание демократии. Лозунг: «Демократия – это соблюдение прав меньшинств» оказался чрезвычайно удобен для войны с христианскими народами: «большинство» должно посторониться. Если в классе будет один еврейский мальчик – демократия потребует, чтобы тридцать русских детей не смели изучать Евангелие…
      Вот еще один возможный вариант нарушения «политической корректности». Мы помним, что в Советском Союзе были распространены добровольно-принудительные пожертвования в виде «государственных займов», «облигаций» и взносов в различные массовые «добровольные» общества. Если кто-то уклонялся от жертвы ДОСААФ, на его отношения с государством ложилась некоторая тень. Не захотел человек «добровольно» подписаться на «Правду» – и через некоторое время оказывалось, что его очередь на квартиру по «объективным обстоятельствам» передвинулась, профсоюзная льготная путевка в санаторий «сгорела», а годовая премия его миновала. И вообще: «Вы не сработались с нашим дружным коллективом»…
      Однако, сама советская тоталитарная действительность есть не более чем тень грядущего «нового мира». А теперь представьте себе, что у государства вновь появились ясно выраженные идеологические приоритеты. И для их достижения оно решает использовать современные средства контроля за публичной и частной жизнью граждан.
      И вот в этом новом мире вдруг в результате стихийного бедствия или террористического акта гибнет, предположим, дворец ламы в Лхасе. Великий памятник архитектуры, храм, признанный общечеловеческим достоянием и взятый под охрану ЮНЕСКО. Все средства массовой информации и, соответственно, все человечество – в шоке. Журналисты полны решимости воссоздать великую святыню. Идя навстречу пожеланиям граждан, всемирное государство (или некий неофициальный, но все же более чем влиятельный фонд) начинают сбор денег по всему миру для воссоздания буддийской святыни. Каждый должен внести небольшую сумму – не более доллара: с миру по нитке, а далай-ламе – храм. Но может ли христианин жертвовать на строительство языческого храма?
      И если электронные деньги ясно скажут, что христианин не перечислил желаемого доллара в фонд воссоздания Лхасы, его религиозно-политическая благонадежность сразу станет сомнительной . Он обнаружит себя в качестве человека недостаточно терпимого, недостаточно открытого, а значит, станет источником потенциальной агрессии (у одной из влиятельнейших современных сект – сайентологии Р. Хаббарда – есть даже специальный термин для таких людей: «пин – потенциальный источник неприятностей»). Сделать его общественную и частную жизнь достаточно неприятной – это уже дело управленческой техники. Например, если христианин – ученый, то всегда можно отказать ему в грантах (научных стипендиях) на следующий год. И даже занятость в сфере частного бизнеса его не спасет.
      Если человек не будет в обществе антихриста исповедовать соответствующую идеологию, то ему не дадут работать. Как это было в советские времена: ты не согласен с партией – значит, многие профессии тебе закрыты .
      Более того – изгнание с идеологически значимой работы нельзя будет компенсировать переходом на работу, связанную с торговлей или физическим трудом. В праве США существует понятие «слишком высокая квалификация». По этой формулировкке человеку вполне официально могут отказать в принятии на ту или иную должность. Скажем, обладателя университетского диплома бакалавра, не нарушая закона, не возьмут рядовым библиотекарем . Школьный учитель или журналист, нарушивший правила «политкорректности», чье досье помечено соответствующим электронным клеймом, не сможет ни найти работу по специальности, ни нырнуть в социальный низ. Там, в социальнной глубине в советские годы можно было прятаться от режима и его идеологии. Оттого диссиденты (не те из них, которые делали из диссидентства свою профессию) уходили в кочегары и сторожа. Но скрупулезное исполнение американских законов (в случае, если они станут образцом для всего нового мирового порядка) сделает такое бегство от официоза невозможным. Уволенный человек просто останется безо всякой работы.
      И надежду на милостыню ему тоже придется оставить – при электронных деньгах кусочек кредитной карточки на милостыню оторвать будет невозможно…
      Более чем вероятно, что столь строгий контроль за жизнью граждан государство, в свою очередь контролируемое антихристом, будет осуществлять через электронные средства наблюдения. Электронная память, в определенных кодах хранящая все данные о жизни гражданина, электронные деньги, фиксирующие все покупки человека, позволят государству следить за такими мелочами частной человеческой жизни, которые ускользали из-под контроля даже советской идеологии. Так можно ли быть уверенным, что на эти реально существующие и все более прочные рычаги власти не лягут недобрые руки?
      В мире антихриста люди будут жить со столь извращенной верой, что Христа они уравняют с идолами и языческими божками. И только тот, кто будет смотреть на Христа таким помутненным оком, – только тому государственная власть разрешит общественную деятельность. Если же человек не подтвердит своими делами свою верность антихристовой идеологии, – то ему не будет дано возможностей даже для покупок и торговли. Такой человек будет отлучен от любых контактов с обществом. И даже живя в городе, он окажется – в пустыне.
      В середине ХХ века люди начали размышлять о нравственной ответственности ученых-естественников. Не всякое открытие столь нейтрально, что можно его приветствовать, не задумываясь о том, что произойдет, если оно окажется у властителей с притупленным чувством совести. Современная христианская эсхатология также все настойчивее предупреждает, что человеческая история не может дать никаких гарантий против того, что современные и все более эффективные техники управления, техники контроля за поведением людей и технологии формирования массового сознания не обернутся однажды против самого человека.
      Предположим, что современные демократии действительно управляются волеизъявлением большинства. Но это большинство не само вырабатывает свои взгляды, в том числе и религиозные. Убеждения, которые оно не прочь считать своими, предлагаются ему средствами массовой информации.
      И здесь – еще одна черта, решительно отличающая общество «нового века» от традиционных обществ. Информационная цивилизация делает возможной активную лепку мировосприятия людей. Не случайно «культурная революция» – это одна из первых массовых акций любого тоталитарного режима. Всех людей надо научить грамоте – чтобы все могли читать правительственные газеты и чтобы всем могли быть промыты мозги. «Культпросвет» ставит своей целью не приобщение людей к «классике мировой культуры», но привитие навыка к потреблению «агитпроповской» продукции. То есть в конечном счете его цель – еще более отдалить человека от той самой классики и, вырвав его из привычного течения жизни и традиционной системы оценок, погрузить в мир красных цитатников.
      Через «культурные революции» ХХ века (их репетиции имели место в Германии и Франции ХIХ века во время кампаний по «культуркампфу» и «секуляризации») в мир пришел новый общественный строй. Предшествовавшая история знала авторитарные режимы, контролировавшие внешнюю, экономико-политическую жизнь своих граждан, но в области убеждений требовавшие лишь внешних знаков лояльности. Мир газет и «культпросвета», мир радио и массовых партий дал возможность создать новое, тоталитарное общество. Это общество требует уже реального единомыслия.
      Голос избирателей зависит от мнения средств массовой информации. А от кого зависят СМИ? Руководители телевидения и редактора газет все-таки не избираются населением. «Телезритель голосует кнопкой переключения программ»? Но он очень редко производит это «голосование» по политическим или нравственным мотивам – в основном он ищет что «поинтереснее» или «покруче». Так что некоторый уровень первоначального вложения денег и профессионализма вполне позволяет создать телеканал с таким мировоззрением, которое в явном виде не приемлет большая часть телезрителей, но к которому их постепенно можно приучить. Приучить к новому для них мышлению .
      Почти стихийный процесс секуляризации, который идет в западном мире в течение столетий, активно подгоняется информационными элитами ХХ столетия. Еще в дотелевизонную эру Честертон подметил, что «никогда еще не бывало, чтобы считанные люди значили так много, все остальные – ничего не значили. Газета говорит: „Страна идет за Хаммом“, а мы понимаем, что его поддержали три владельца газет» . А значит, механизмы «демократического голосования» никак не могут служить гарантом от прорыва к власти явно антихристианских групп.
      Никогда еще не бывало, чтобы у правящей группы были такие средства для контроля за жизнью людей в сочетании с небывалыми средствами для их индоктринации. Век тоталитаризма не случайно оказался веком массовой школы, газет, радио и массовых политических партий. Нельзя построить тоталитарное общество, не контролируя мысли людей. Для контроля над мыслями и чувствами нужно уметь «доходить до каждого». «Ликбез» и радиофикация и были первыми отмычками для взлома черепных корбок. Идеологически выдержанный букварь (ну не ради же изучения Шекспира и Достоевского большевики вели свою кампанию по ликвидации безграмотности!) и без умолку громыхающая радиотарелка приучали людей к правильным маслям и правильным реакциям. Массовая партия, имеющая свои ячейки и своих соглядатаев повсюду, проверяла эффективность этой работы…
      Но ведь это милость Божия – что Гитлер и Сталин пришли в наш мир до создания массового телевещания. Ибо в этом случае судьба нашего поколения могла бы быть другой.
      Телевидение ведь с самого начала создавалось именнно для промывки мозгов. «Человек в состоянии осознать 24 кадра в секунду. Именно с такой скоростью крутят пленку в кино. ТВ, в отличие от кино, как бы создано для скрытого доступа в подсознание. В нем изначально установлен стандарт – 25 кадров в секунду. Поэтому применительно к ТВ термин „25-й кадр“ звучит неточно. Лучше использвоать термин „скрытый кадр“, „кадр-невидимка“» . До поры до времени это тайное гипнотическое оружие почти не используется (ну, иногда на выборах, да в России уже были случаи скрытой рекламы секс-услуг на местных телеканалах). Но и помимо 25-го кадра ТВ формирует новое человечество.
      Предположим, что к Земле подлетел инопланетный космический корабль. Инопланетяне осторожны и они прежде высадки на Землю решают собрать информацию о ней. Для чего они начинают собирать и анализировать ту информацию, которую Земля само о себе посылает в космическое простанство. И вот, повиснув высоко над останкинской телеиглой, НЛО впитывает испускаемую ей информацию. Эта информация идет на непонятном языке и потому для ее анализа используется самый очевидный прием: вычленяются те информационные блоки, которые звучат наиболее часто, и предпринимается попытка постичь их смысл. А какие блоки чаще всего посылаются в эфир? Верно – рекламные. А инопланетяне они на то и инопланетяне, чтобы не понимать, с какой это стати именно об этом земляне говорят больше всего. И они делаю логический вывод: раз именно об этом земляне вещают непрестанно, значит именно это и есть главное в их жизни. А что реклама говорит космосу о нас? Из анализа рекламных блоков вывод о нас можно сделать однозначный: «человек – это существо, производящее грязь». Ибо это – главная тема наших реклам: перхоть, насморк, зубной налет, запах изо рта, газы в желудке, памперсы, туалетная бумага, дезодоранты, женские тампоны…
      Ладно, что подумают о нас инопланетяне с НЛО меня не волнует. Но «пришельцы» живут посреди нас. Это – наши ползунки. Годовалый малыш, который еще и мультфильмов не смотрит, прерывает свою возню на полу, когда начинается реклмная пауза и как подсолнух к солнышку поворачивается к экрану, впитываая все, излучаемое оттуда. Дошколята распевают песенки и стишки из рекламных роликов, даже не понимая их смысла… Каким будет это поколение, в которое с пеленок заложили гремучю смесь мизантропии (грязное существо по имени человек) с гордыней («Я этого достойна! Бери от жизни все!»)?
      В плане земной истории христианство проиграет хотя бы потому, что в соревновании с ТВ Церковь не может не проиграть. Атеистическому обществу не дадут перейти в православное. Его заклинит где-нибудь на язычестве. Для этого есть масса резонов. Один из них заключается в том, что постхристианское общество не терпит, чтобы его члены близко к сердцу принимали какие бы то ни было убеждения – особенно же церковные .
      Однажды при встрече с руководителями американских протестантских миссий в России я сказал, что в нашей стране нет традиций плюрализма, в которых изначала воспитывалась Америка. Реакция была весьма неожиданной: по секрету мне сказали, что в Америке сегодня и нет никакого плюрализма. Ведь плюрализм предполагает уважение к убеждениям другого человека. А в американских масс-медиа высказывание убежденности – какой бы то ни было и по какому бы то ни было вопросу – считается вообще дурным тоном. Тот «плюрализм», который складывается сегодня в Америке, один студент-христианин из Стэнфордского университета описал следующим образом: «Если я попытаюсь „навязать свое мнение“, я выйду за дозволенные рамки. К христианам проявляют терпимость, но они взамен должны соблюдать молчаливое соглашение» . Если христианин попытается осудить гомосексуализм или аборты, его быстро поставят на место и осудят за некорректность. Те, кто придерживается сегодня «узких» христианских взглядов, имеют все меньше шансов сделать карьеру.
      Более того – новое всеевропейское государство своей ревностной защитой «меньшинств» ведет к тому, что «вне закона» окажутся и христианская Церковь и вообще сколь-либо традиционные исторические религии. Так 12 марта 2002 года Европарламент одобрил радикальную феминистскую резолюцию, содержащую нападки на католицизм, православие и движение «про-лайф», выступающее против абортов. Проект резолюции, озаглавленный «Женщины и фундаментализм», был вынесен на рассмотрение европейских парламентариев еще в октябре 2001 года по инициативе депутата от Испании Марии Искьердо Рохо. С критикой текста выступила парламентарий от Ирландии Дана Розмари Скаллон, отметившая, что статья 4 резолюции может быть истолкована как призыв к Католической Церкви рукополагать женщин. Эта статья, в частности, гласит, что Европарламент «осуждает административные органы религиозных организаций и лидеров экстремистских политических движений, способствующих расовой дискриминации, ксенофобии, фанатизму, а также недопущению женщин на руководящие посты в политической и религиозной иерархии». Помимо этого, статья 23 резолюции призывает не принимать в состав Евросоюза страны, в которых человеческая жизнь охраняется законодательно с момента зачатия. А статья 31 буквально гласит: «Европарламент призывает верующих любых исповеданий выступать за равные права для женщин, в том числе за их право контролировать свои собственные тела и решать, когда им заводить семьи…». Статья 33 заходит еще дальше, призывая Папу Римского и Патриарха Румынского изменить свое отношение к гомосексуализму. Европарламент, говорится в этом пункте резолюции, «выражает поддержку лесбиянкам, оказавшимся в тяжелой ситуации и страдающим от фундаментализма, и призывает религиозных лидеров, включая Румынского Патриарха и Папу, изменить отношение к этим женщинам». Комментируя новую резолюцию по радио Ватикана, кардинал Роберто Туччи назвал ее «плодом фундаменталистского секуляризма». «Эта мания навязывать Церкви определенные правила поведения, исключая ее из общественной жизни, свидетельствует об образе мысли, совершенно противоположном светскому духу», – сказал кардинал .
      Общественное мнение, формируемое газетами, сегодня лишает христиан права на самозащиту. Критиковать христианство, ругательски его ругать – можно. Это «свобода слова и самовыражения». Но попробуй христианин возмутиться потоком кощунств – и его поведение будет признано некорректным.
      Четвертого декабря 1998 года в самом центре Москвы произошло странное событие. В Манеже открылась выставка «Арт-Манеж’98». Очень разные художники представляли свои творения. Это – обычно. Странность же была в том, что одна экспозиция оказалась лишенной всякой художественной ценности: все выставленные православные иконы (около двадцати) были неавторские, то есть это были не иконы, писанные мастерами, а типографские изделия. Обычные иконки, которые сегодня тиражируются тысячами. Поэтому поначалу было непонятно: зачем же их принесли в зал, попасть в который мечтают многие настоящие художники?
      Но к шести часам вечера стало ясно: перед нами – очередной образец того направления современного авангарда, которое предполагает, что картина должна не просто пассивно восприниматься, но вовлекать зрителя в некое действие. Исполнителями действия стали несколько 15 – 16 летних подростков. Само же действие состояло в том, что они на глазах у спокойно взирающей публики начали рубить и рвать иконы. И это не было непредусмотренным вторжением. Около стенда с иконами Христа и Богоматери оказался прейскурант: разорвать икону – 100 рублей. Плюнуть, растоптать и т. п. – 50 и 20 рублей. Посетители были спокойны. Администрация Манежа тоже. Лишь вмешательство других художников остановило эти кощунства.
      Организаторами этого надругательства были некая галерея «Вперед» и «художник» Авдий Тер-Оганьян. Стоит также напомнить, что 4 декабря по православному календарю – это праздник Введения во Храм Божией Матери…
      Но по-настоящему важно не то, что произошло в Манеже: «отморозки» есть всюду… Гораздо важнее иное: реакция на это событие в прессе. Светская пресса это событие не заметила и не осудила. Сегодня пресса очень остро реагирует на любые оскорбительные замечания в адрес иудаизма. Однако религиозные чувства и святыни есть не только у евреев, но и у людей иных религиозных традиций, в том числе – православной. Заходит речь об оскорблении национально-религиозных чувств евреев – и все выражают свое возмущение хулиганами. Но когда речь идет об оскорблении чувств православных – тут начинаются оправдания: «Свобода самовыражения, свобода высказывания, авторское право…» Но неужели непонятно, что свобода движения моего кулака кончается там, где начинается чужое лицо? И здесь совсем не важно, какой национальности и какой веры это униженное и оскорбленное лицо.
      За год до «манежной» эскапады по сути такое же событие произошло еще более публично – когда по НТВ показали фильм, плюющий в тот образ Христа, который дорог для верующих. Тогда пресса встала на защиту тех, кто оскорблял. Вроде бы человеку, которому больно, принадлежит бесспорное право свидетельствовать о своей боли. Но наша странная журналистика обвинила в нетерпимости тех, кто вскрикнул от боли и поощрила эксперименты тех, у кого атрофировалось чувство благоговения. Прошел год, и ничего не изменилось. Боль в прессе по прежнему воспринимается по-партийному: если неудобство испытывают «свои», то это повод для полномасштабной обвинительной кампании, а если боль испытывают другие, «не наши», то и боль у них не настоящая (вдобавок, вполне заслуженная), во всяком случае, не такая, чтобы высказывать осуждение действиям тех, кто «социально близок» владельцам «демократической» прессы.

Гонения во имя терпимости

      По меркам «нового мышления» христианин не должен отвечать на критику христианства и не должен иметь никаких сердечных привязанностей к символам и к святыням своей традиции. Более того – по сути он и не имеет права быть христианином. «Смотрите на вещи шире! Не связывайте себя какой-то одной определенной позицией по этому вопросу». Плюрализм из общества должен перекочевать в каждую отдельную голову – каждый человек должен верить сразу в несколько богов. Этакий «плюралотеизм». В. В. Розанов по этому поводу как-то заметил, что нормативный интеллигент «утром верит в Ницше, в обед – в Маркса, а вечером – в Христа». Г. Честертоном подобная широта взглядов высмеивалась в образе Ричарда Уайта, который «недавно обрел веру, но каждую неделю менял вероисповедание» .
      До такой степени люди затерроризированы идеей обязательного «мира между религиями», настолько пленены пропагандой их «равноценности», что даже Инесса Ломакина, которая в своей книге описывает человеческие жертвоприношения, совершаемые буддистскими ламами, торопится сделать поклон в сторону идола «всетерпимости» и «неосуждения»: "Молодая женщина – член буддийской общины Санкт-Петербурга, прочтя часть рукописи, спросила меня: "К чему все эти ужасы, эти жертвоприношения? Буддист не сорвет травинку, благословляя все, растущее и живущее на земле. Или вы против возрождения ламаизма? « – „Нет, нет, не против; любая вера сейчас, наверное, во благо. Только ламаизм – вера особая, вобравшая мудрость Степи“» . Конечно, вырывать сердца из груди живых людей – это идет «во благо человека». Ведь карма убитого, по ламаистским поверьям, от этого становится лучше.
      А журналист из «Огонька», описав нравы каннибалов, живущих в Новой Гвинее, опять же считает нужным совершить жертвоприношение «духу терпимости». Рассказав, как и по каким мотивам племя каннибалов в 1961 г. съело Майкла Рокфеллера, сына тогдашнего губернатора Нью-Йорка (подобным же образом в 1770 г. каннибалы съели 20 моряков капитана Кука, высадившихся с корабля на берег в поисках воды), журналист заканчивает свой очерк: «Асматы. Мужественные, бесстрашные воины, гордые люди, не покорившиеся завоевателям. Да, с точки зрения белого человека, они коварны, вероломны и кровожадны, они не признают нашей морали и нашей жизни. И все же жаль, если цивилизация когда-нибудь уничтожит их самобытность» .
      Если читатель разделяет скорбь автора «Огонька» о том, что каннибализм может исчезнуть, а в результате наш мир станет чуть-чуть менее плюралистичным, – значит, он готов в жертву модной идее, в жертву идолу «плюрализма» приносить реальные человеческие жизни. Его богословское кредо: «Не все ли равно как верить!», – оказывается, предполагает: не имеет значения – чту в меню у наших сограждан по планете: человечина или баранина. Конечно, – в чужую тарелку заглядывать неприлично…
      Вот точно так же будет неприлично обсуждать различия между религиями и защищать христианство в мире антихриста. О приходе лжехристианского призрака предупреждал еще в прошлом веке Хомяков: «Мир утратил веру и хочет иметь религию какую-нибудь; он требует религии вообще».
      За минувшие с тех пор сто с лишним лет ситуация изменилась: чувство безответственности, нежелание всерьез думать и выбирать лишь усилилось. Но сама религиозная жажда стала в людях сильнее. То, с чем флиртовали барышни прошлого века, на полном серьезе становится смыслом жизни современных людей. В течение многих десятилетий все самые модные идеологии говорили о том, что никакого "я" и никакой души нет: человек – это «совокупность общественных отношений», «место, где язык проговаривает себя», «эпифеномен подсознательного»… Человек стосковался по себе самому – и потому с такой готовностью откликается на возвещения религий о том, что он – есть. Человек не хочет быть более маленьким, чем он есть, и в ответ на дегуманизацию школьной и газетной идеологии он ищет трансцендентную основу своего бытия – ту Инаковость, которая превосходит социальность. И вот ему говорят, что то, Иное, есть. Но у человека кружится голова от непривычной высоты, начинается кислородное голодание, привычные слова и навыки мышления умирают. И тут ему предлагают экзотические словеса про «карму», «чакры», «астрал» и «нирвану»… И хочется сразу всего. Все кажется равно «съедобным», годным к быстрому употреблению.
      Именно эта форма «любой и всякой» религиозности все навязчивее заявляет о себе в нынешней России: трудно найти школьную учительницу или журналистку, которые бы не уверяли окружающих, что они нашли возможность скрестить «духовность Православия» с «духовной мудростью Востока». Неколебимая уверенность советских «образованцев» в том, что всякая «духовность» – благо, внесет свою лепту в торжество «эры Водолея»…
      Такая религия внутреннего плюрализма, религиозной всеядности и духовного безвкусия и станет общеобязательной религией будущего. В демократическом обществе, как известно, по вопросу о плюрализме двух мнений быть не может.
      Жизнь без убеждений (по диагнозу К. Г. Юнга, такая жизнь как раз и порождает шизофрению) начинает считаться нормой. Человек же, имеющий религиозные убеждения и не готовый их менять с каждым новым газетным выпуском или при встрече с каждым новым собеседником, рассматривается как угроза для общественного порядка. Вскоре, похоже, будет считаться, что здоровым и нормальным состоянием является всеверие, тогда как исключительная верность Евангелию будет диагностироваться как одержимость «сверхценной идеей» . Соответственно, такой –"одержимый" Евангелием – человек будет рассматриваться как источник агрессии. Что ж, опыт ХХ века позволяет и здесь сказать, чем все это кончится. В романе Г. К. Честертона «Шар и крест» антихрист, воцарившийся в мире, «провел свой законопроект. Теперь организована медицинская полиция. Даже если вы сбежите, любой полисмен схватит вас, поскольку у вас нет справки о нормальности» .
      «Средневековые пережитки» могут быть «терпимы» лишь в том случае, если они не претендуют на исключительность, на обладание истиной. Конечно, каждый имеет право молиться и веровать, как он пожелает… Но публично высказывать свое несогласие с ясно выраженным общественным стремлением к религиозному всеединству все же нельзя. Верь как хочешь – но с другими верами в полемику не вступай. Точнее, даже полемику вести можно – но только с позиций плюрализма, только для того, чтобы понудить еще одну группку фанатиков (кришнаитов там или старообрядцев) расширить свое сознание и отвергнуть те догмы их вероучения, которые могут провоцировать религиозные разделения в обществе.
      Поэтому именно отношение к веротерпимому синкретизму и должно стать единственным критерием общественной и государственной религиозной политики. Если какая-то религиозная группа не демонстрирует энтузиазма по поводу совершающегося общерелигиозного «синтеза» – государство найдет способы продемонстрировать свое неудовольствие этой группой. Те религиозные движения, которые будут продолжать проповедовать собственную национальную или религиозную исключительность, будут понуждаемы к принятию более демократичной, более мягкой позиции. Мир «в человецех» есть высшая ценность, и, дабы не допустить войны, придется развернуть такую борьбу за межрелигиозный мир, что от некоторых конфессий камня на камне не останется… «Мы должны бороться против разъединения» .
      А на то, что в синкретическом объединении кости реальных религий будут поломаны, – рекомендуется не обращать внимания. «Творческий синтез»! Хотя на деле религиозный синкретизм – это просто лиса из венгерской сказки, где рыжая плутовка вызвалась делить сыр поровну между двумя малышами. Она так «уравнивала» обе половинки сырной головки, что в итоге сама все и съела… Так синкретисты, заверяя, что они хотят примирить буддизм с христианством, лишь прикрывают до поры до времени свой подлинный взгляд на мир: именно их доктрину и должны принять как христиане, так и буддисты. Но уже в древности блаженный Августин сказал о подобных «примирениях»: «Хвалят Христа, чтобы придать большую вероятность своим хулам на христиан» .
      24 ноября 1909 г. состоялось заседание Религиозно-философского общества, посвященное теософии. После доклада председателя Теософского общества А. Каменской выступил Вяч. Иванов: «Желание непременно и во что бы то ни стало все соединить несомненно сопряжено, как и всякий синкретизм, с большой опасностью. Мы можем не оставить неискаженным ни одного из этих учений, если мы так неметодично, так просто субъективно будем смешивать одно учение с другим. Теософическое общество являет при ближайшем рассмотрении черты, которые обличают притязания Теософического общества выступить в роли церкви. Итак, я бы спросил: церковь Теософическое общество или не церковь? Это вопрос решающий. Если это церковь, тогда, следовательно, она либо отдельная от других религиозных общин община, либо церковь, объемлющая собой как нечто высшее все другие частные церкви – низшие потому, что они представляют собой неполноту истины; и это последнее утверждение заставляет всех, кто знает иную Церковь, отвратиться от Теософического общества, как только они поймут, что последнее приписывает их „Церкви“ значение относительное и служебное. И это надо выяснить, чтобы дать возможность свободно выбирать между Теософическим обществом и Церковью. Не может христианин одновременно принадлежать Церкви христианской и внехристианскому союзу, утверждающему себя как церковь… Теософы говорят, что необходимо уничтожить искусственные рамки… Но христианство не согласится признать свою ограду искусственным ограждением. Если Церковь ограждает себя от вторжения посторонних тел, то это суть темные тела; она не хочет, чтобы они мешали: тогда истинное тело пропадет. Это не дух фанатизма, это радость за обретенную жемчужину; так именно, как радость обретенной жемчужины, должно быть и христианство для христиан, и не должно говорить о так радующемся, что он фанатичен» .