Устроенная ими на базе резня на кого угодно способна произвести впечатление. Я не имею в виду штурм и бой на территории. В конце концов, это всего лишь военные действия, хотя и грех так говорить, видя как гибнут люди, тем более тебе знакомые. К счастью, изображение шло без звука, но, уверяю, воображение дополняло его не хуже самой навороченной аудиосистемы, работающей с эффектами поглощения и передачи запаха.
      Я не буду всего этого пересказывать. Ни к чему. Скажу лишь, что дикари действительно ели людей. Как дичь. Как скотину. Этого довольно.
      И еще одно.
      Сначала я не поверил своим глазам. Потом… Потом, вроде, почудилось, что свихнулся. Или перепил. Тот убогий, что работал в конюшне. Костик, кажется. Он находился там, среди дикарей, и его не трогали. Сначала я подумал – из-за того, что он с приветом. Помнится, в некоторые исторические периоды на Земле психов считали чуть ли не святыми. Но потом припомнил разговор с говоруном про смех и отмел это предположение. Ничего подобного! Дикари как раз смертельно бояться тех, у кого мозги не в порядке. И еще одно я вспомнил. Говорун как-то обмолвился, что нас, ну, контактеров, что ли… Словом, тех, кто способен выходить с ними на телепатический контакт. Так вот таких на базе якобы двое. Я и… Имени второго я раньше не знал. А тогда, глядя на экран, похоже, догадался.
      Корабль уже ушел с орбиты, а спутники все продолжали снимать и посылать нам вдогонку сигналы. Потом перестали. Но несколько дней, пока мы находились в зоне досягаемости, я имел возможность наблюдать, как дурачок, оставшись на базе один, устраивает свою жизнь. Собственно, вся его жизнь в основном проходила в одном из жилых блоков, который он изредка покидал, чтобы сходить в столовую или на склад за продуктами. И еще он вывозил мусор на своей тележке. После пожара и погрома мусора было много, так что утилизатор некоторое время работал в авральном режиме, поглощая расчлененные трупы массипо, обгорелые вещи, брошенное оружие и многое другое.
      Я, естественно, наверняка не знаю и знать этого не могу, но мне отчего-то кажется, что он там счастлив. По крайней мере ничего, что указывало бы на его расстроенные чувства или смятенное состояние, на экране не было видно. Регулярно трудится, регулярно ест, почти не выходит за пределы базы.
      Пару раз к нему в гости наведывались дикари, и он загодя открывал им ворота, удаляясь в свой блок или продолжая работать. Впечатление такое, что он не стремится с ними встречаться. Да и ни с кем не стремится. Уходят, унося с собой железо и еще что-то, он ворота закрывает. Идиллия.
      Как-то говорун высказался в том смысле, что они не трогают своих. Я понял кого. Телепатов. Будь это животное или гуманоид. Сильных и не очень. Только бы он не смеялся.
      Знаете, у меня тоже что-то произошло со способностью смеяться. И еще по ночам мне иногда мнится, будто кто-то шепчет: «Костик хороший».
      Мне пришлось ответить на несколько неприятных вопросов. В отличие от дикарей, врать я еще могу. Без этого, как я понял, человечество просто не стало бы тем, кем оно является. Не было бы торговли, искусства, даже науки. Но, скорее всего, не было б и войн. Уж не знаю, что лучше.
      У меня остался один вопрос, который я так и не решился задать говоруну. Если у них все мысли, все чувства едины для всех, то есть являются общественным достоянием, то как у них с любовью? Как чувством и как плотским влечением, так сказать, процессом. Что, тоже на всех делится? Тогда они все поголовно должны находиться в состоянии непрекращающегося оргазма. Только как раз этого я что-то и не заметил.
      Через шесть дней нам встретился корабль, идущий прямиком на Землю, и меня на него пересадили. Этот момент я помню плохо, потому что пил уже просто беспробудно. Утром, днем, вечером и даже ночью. Меня перегрузили как багаж. Вместе с моим мультимолекулярным чемоданом. А на следующий день я узнал, что тот, предыдущий корабль потерпел крушение, столкнувшись с каким-то космическим телом. Честно скажу, я ничего при этом не почувствовал, ни страха, ни сожаления. Просто выхлестал еще одну бутылку. Или не одну. Не помню. А потом корабельный врач вкатил мне лошадиную дозу снотворного и положил под капельницу. Потом он утверждал, что я там пролежал двое суток. Не уверен. За датами и временем я к тому моменту уже не следил. Но почему-то мне кажется, что больше. Я ему потом подарил три бутылки отличного коньяка.
      Надо сказать, на Земле меня пытали куда больше, чем на корабле. Одних отчетов я штук восемь написал. Следователи, психологи, этнологи, военные, бабы, мужики – два месяца они кружили вокруг меня словно мухи, наровя ужалить каждый по-своему.
      На ипподром меня не пустили. Парни из Ассоциации буквально на дыбы встали, пригрозив вдобавок иском за Инжара. Но это так, для острастки. Было здорово обидно наблюдать за любимым делом всего лишь с трибун. Но зато там же, на трибунах, я придумал свой план мести. Даже не мести, а возможности получить некоторую компенсацию за несправедливость. Тотализатор. Тут, думаю, много объяснять не надо.
      Некоторое время я ходил на скачки и делал относительно небольшие ставки, выигрывая и проигрывая. А заодно и пробовал свои возможности. Ничего, они у меня были. Главное знать, что они у тебя существуют в принципе. Ну и сделал один раз ставку на аутсайдера. Гуго никогда не считался хорошим скакуном. Но теперь-то я знал, что ему просто не везло с жокером. Мне даже не пришлось притормаживать его соперников. На финише он опередил остальных на два корпуса. А мой бюджет неплохо пополнился. И еще появилась уверенность, что хлеб с маслом я всегда заработаю, хотя в средне срочной финансовой перспективе мой барометр показывал «ясно». К тому же серьезный спортивный журнал пригласил меня в качестве своего обозревателя.
      В общем, у меня был повод устроить себе маленький праздник, и я отправился в ресторан рядом с ипподромом. Хорошее заведение, спокойное, с приличной кухней и меня там знают. Правда, мне не всегда бывало по карману там пообедать, но, надеюсь, такие времена для меня миновали.
      Едва войдя в зал, я увидел там его. Сначала я увидел заправленный в карман пустой рукав пиджака, а потом его изуродованное лицо, которое он стремительно повернул ко мне, будто я его окликнул. Хотя, может, и окликнул, только не вслух.
      Если бы он не усмехнулся, встретившись со мной глазами, я бы не стал подсаживаться к нему за столик. Свободных мест в зале было полно. Но он усмехнулся и я пошел к нему.
      – Разрешите?
      – Прошу, – кивнул он, глядя мне в глаза.
      Я не люблю таких взглядов в упор – давящих, изучающих. Наглых.
      Официантка, уже немолодая, с бейджиком «Анна» на груди, подскочила ко мне раньше, чем я опустился на стул.
      – Добрый день. Что будете заказывать? Или пока предложить вам меню?
      – Меню. И бокал белого вина.
      – Сию минуту, – улыбнулась она и упорхнула, оставив не столе книжку меню.
      – Уже вернулись? – спросил меня он.
      – В каком смысле?
      – Из путешествия. Что-то вы быстро. Раньше чем через год я вас не ждал.
      – А вы, простите?…
      – Кир. Зовите меня Кир.
      – Макс, – в свою очередь представился я, разглядывая его лицо. Вблизи было видно, что над ним уже поработали пластические хирурги, но до идеала оставалось еще очень далеко.
      – Да, я знаю. Советую вам заказать вареную телятину под соусом. Нежнейшая.
      – Спасибо. Какое путешествие вы имеете в виду?
      – К дикарям, естественно. На родину наших лошадок. Или там что-то произошло?
      Мне показалось, что в его глазах промелькнула хитринка, которая появляется тогда, когда человек знает больше того, что произносит вслух.
      – Мне кажется, что вам это должно быть известно и без меня.
      – Откуда бы?
      В другом конце зала кто-то громко уронил нож на тарелку, Кир вздрогнул и обернулся на звук, явив мне свой профиль, и тут я его узнал.
      Да, его здорово изуродовали. Нос, щеки губы, разрез глаз – все другое. Но линии лба и подбородка остались прежними. Кир Олки! Великий был тренер. Попасть к нему многие считали за счастье. За мастерство и редкую удачливость его прозвали Колдуном. А больше, наверное, за то, что он как никто другой понимал животинок. Но года три или четыре назад случился какой-то скандал, что-то там со ставками и договорными заездами, дело шло к суду, и он ушел из спорта. И пропал, как сгинул. Ни слуху, ни духу.
      – Колдун.
      – Узнал! Значит, что-то еще осталось. Так что так быстро вернулся? Неужто с дикарями разобрались?
      – Скорее, наоборот.
      – Вот даже как? – удивился он.
      Только мне показалось, что удивление его наигранное, неискреннее. Все же мы, люди, слишком часто врем. Хотя мне ли это говорить после сегодняшнего выигрыша?
      – Кончайте ломать передо мной комедию, Кир.
      Официантка принесла мое вино, и я поблагодарил ее кивком.
      – Телятину под соусом, пожалуйста.
      – Вареную! – добавил Кир.
      – Сию минуту.
      – А Ларусс тоже вернулся? – спросил он, когда официантка отошла.
      – Погиб. Все погибли. Кроме меня и одного дурачка.
      – Костика?
      И тут он захихикал. Противненько так. Тоненько. Да он пьян! Мне захотелось встать и по меньшей мере пересесть за другой столик. На месте меня удержало уважение к его прежним заслугам. Как говорили, характер у него не сахар, но то, что настоящий мастер, этого у него было не отнять. Я не люблю, когда человека, стоит ему чуть поскользнуться, толкают в спину для придания падению большей скорости. В спорте же у нас это чуть ли норма. А ведь он стольких ребят вывел в люди. Было время, когда и я хотел у него заниматься, но меня отговорили, сказав, что у него учеников и так хватает и вообще у него слишком большие запросы в смысле денег.
      – Откуда вы их знаете, Кир? – спросил я, стараясь быть вежливым.
      – Оттуда же, откуда и ты. Я был там. Тренером. Как и ты. Думаешь, где меня так, а? Там. Так что ты легко отделался.
      – Дикари?
      Я живо вспомнил картину их пира, и мне совершенно расхотелось есть. Я сделал большой глоток.
      – Лошадь. Хотя, думаю, без дикарей не обошлось. Уж больно… целенаправленно она действовала. Скотина.
      – Теперь работаете на военных? – догадался я.
      – Время от времени. Кому я такой красивый там нужен. Но теперь, думаю, я им больше не понадоблюсь.
      Мне это было совсем не нужно и не интересно, так что спросил я только из вежливости.
      – Почему?
      – Теперь у них есть ты, Макс.
      Вот это новость!
      – Я туда больше не собираюсь.
      – А что, контракт у тебя уже закончился? – спросил он, прищурившись.
      Нет, мой контракт еще действовал, но я посоветовался с юристом, и он заверил меня, что в сложившихся обстоятельствах его можно легко разорвать, и вообще можно потребовать у военных немалую компенсацию за плен и прочее. Пока что я выжидал. Вояки, думаю, тоже.
      – Это не имеет значения.
      – Верно, не имеет. В ближайшее время они туда не сунуться. Можешь считать себя счастливчиком. За это можно и выпить.
      Подошла официантка с моим заказом, и он сказал ей, показав на пустой графинчик перед собой:
      – Повторите. – Когда она ушла, он вдруг сказал. – А я тебя ждал.
      – Зачем?
      – Ты сейчас с ипподрома? И, поди, с выигрышем в кармане?
      – Кому какое дело?
      – А такое. Ты у военных под колпаком. Они знают о твоих способностях. Раз или два они дадут тебе выиграть. Ну, может и больше, не знаю. А потом… Не знаю что, но эти своего не упустят.
      – Зачем вы мне это говорите? Или вы еще и на Ассоциацию работаете?
      – На этих говнюков? Перебьются. Считай, что отрабатываю свой должок. Ведь это я тебя в ту дыру определил. Приперло меня тогда. Да и ребят было жалко. Без хорошего спеца им там нельзя, это я уже тут, на Земле понял. Но, оказалось, и со спецом не пофартило.
      Официантка принесла графинчик с водкой и он сразу же налил себе полную рюмку.
      – Будешь?
      – Не хочу, спасибо.
      – Каждый русский должен пить водку.
      – А вы русский? – насмешливо спросил я. Телятина и вправду оказалась отличной, а ведь известно, что хорошая еда способствует поднятию настроения.
      – А то. Кирилл Ёлкин в девичестве.
      – Надо же. Не знал.
      – Теперь знаешь. Хотя что это меняет. Какие-нибудь арабы или англичане клещами друг за дружку держатся, за собой тянут, а мы… – Он махнул рукой. – Пусть земля им будет пухом.
      Глядя как он пьет, я хотел было сказать что-то вроде «Если бы земля», но не стал. Зачем? Человек свое давно получил, к чему ему портить настроение.
      Я уже понял, что так и не решился произнести вслух бывший тренер. Я понял даже больше того, что он вообще хотел озвучить. Это именно он тогда «подговорил» моего Инжара, после чего тот вцепился зубами в Брефта. Наверное, вот так же какой-то другой массипо терзал когда-то самого Кира. А приперло его, как он выразился, когда его взяли на мухлеже с тотализатором. И, чтобы не попасть в лапы Ассоциации, которой и принадлежит практически вся игра, происходящая вокруг ипподромов, он согласился подставить меня. Круто подставить. За это ему, скорее всего, разрешили понемногу влезать в карманы букмекеров, но палку не перегибать. Что ж, по крайней мере на ресторан у него денег хватает.
      В ближайшее время я не собирался повторять свой выигрыш. В принципе, я мог вообще больше не ходить на ипподром. Для мысли нет преград и расстояний. Я могу просто сидеть у себя дома и смотреть телевизор. Человека, который за тебя будет делать ставки, всегда можно найти.
      – Ну а эти как? – спросил он заговорщицким тоном, наклоняясь ко мне через стол. – Не беспокоят?
      – Кто?
      Я уже заканчивал с телятиной и собирался сделать то же с нашим общением. Как сейчас, так и в перспективе.
      – Дикари, – пьяно ухмыльнулся он.
      – Я хорошо сплю.
      – А наяву?
      – Что, могут? – чрезвычайно серьезно спросил я и посмотрел ему в глаза. Красные, больные и уставшие.
      Он кивнул.
      – Но! Тут есть два способа. Первый – пить. Сколько хватит сил. С пьяными они не связываются. Второй – блокада. Я тебя научу. Это сложно, но… Бесплатно, не подумай чего! Мы же… Да? Это вроде как дверь закрыть. Открыто и – раз! Закрыто. Ни один черт не прорвется. Для начала надо сосредоточиться.
      Я жестом поманил официантку.
      – Не надо, я угощаю. Могу!
      – Спасибо, Кир. Я спешу. Счет, пожалуйста.
      – Да ладно, чего ты! Хорошо ведь сидим.
      – У меня встреча, – легко соврал я. А впрочем, может, и не соврал. Там посмотрим. – Кстати, а как вояки вас вычислили? Я про тотал.
      – Есть там у них один деятель, – тяжело поморщился бывший тренер и бывший Ёлкин. От этого лицо его сделалось еще страшнее. Просто маска ужаса. – Но ничего. Ничего. Мы тоже… Это… Не того. В общем, давай так. Завтра. В это же время. Здесь. Я тебе все-все. Подробно. Как, чего – все расскажу. Нормально будет. Договорились?
      – Спасибо огромное, – с чувством сказал я. – Вы действительно классный. Даже не ожидал. В случае чего я вам позвоню, ладно? Вы понимаете.
      – Все понял! Ты только помни – прорвемся. Понял? Нормально.
      – До свиданья. Приятно было познакомиться.
      Что я мог еще ему сказать? Посочувствовать. Обидится. Или что еще сегодня утром мой говорун пообещал меня подстраховать, если у меня на ипподроме что-то не получится? Кстати, у него была одна просьбочка, завтра надо будет заняться.
      Выходя из ресторана, я, пропуская пару – средней руки букмекера с какой-то дамочкой, скорее всего очередной любовницей, – оглянулся. Кир смотрел на меня. Странно, но его взгляд показался мне совершенно трезвым.
      Чтобы не было сомнений и недомолвок, сразу скажу – Кира я больше не встречал. И, насколько знаю, он никогда меня не искал. Но я знаю, что на его имя выдан патент на одно очень интересное устройство, аналогам которого на Земле нет. Это бывшему тренеру-то!
      Ничего, мы тоже не промах.