Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Галоп

ModernLib.Net / Куприянов Сергей / Галоп - Чтение (стр. 2)
Автор: Куприянов Сергей
Жанр:

 

 


      Лагерь, которого не было видно с места посадки, оказался не многим веселее. Сплошная, без просветов, но с бойницами ограда из бронированных пластикатных плит, поверху украшенная коробочками видеокамер наружного наблюдения, при виде которой приходило на ум, что личный состав базы держит круглосуточную оборону, домики по внутреннему периметру, по крайней мере в трех из которых угадывались постройки хозназначения, два минитрактора у ворот. Сопровождающий, встретивший меня у спускаемого модуля и назвавшийся Рэмом, показал на открывшийся перед нами лагерь и сказал с оттенком легкой гордости в голосе:
      – Отличное место. Мух и прочей нечисти нет, аборигены в эти места не заглядывают. Курорт!
      – А почему мух нет?
      – Так верхотура же! Их ветром отсюда сдувает.
      – Ну а кондиционеры-то есть?
      – Обижаешь, Макс. И кондиционеры, и бар с холодильником, и душ. Все как положено.
      – Душ, это хорошо, – без особого энтузиазма согласился я, разглядывая лагерь, когда мы вошли внутрь, миновав массивные ворота. В принципе, мне все было понятно. Загон для массипо, навес, кузница, сарай для корма, склад инвентаря. Не то, конечно, что наши ипподромы, но, в принципе, все по уму, чувствуется рука специалиста. Только вот что-то ни одного массипо не видно.
      – А где животинки? – спросил я.
      – Кто?
      – Ну, массипо где?
      – А-а, лошадки, – догадался и по-своему перевел Рэм. – Пасутся. К вечеру пригонят. Ну, пошли к начальству? Типа знакомиться будем.
      – Может сначала вещички где оставим?
      – Не, сначала к начальству.
      Собственно, всех вещей у меня была маленькая наплечная сумка и чемодан, почти сундук, так называемый мультимолекулярный багажный отсек. Ну или что-то в этом роде. Я с таким впервые только пару месяцев назад столкнулся. Во всех этих штуках я не больно силен, для меня главное научиться на правильные кнопки нажимать. Но суть в общих чертах я уяснил. Кладешь в такой сундук – метр на ноль восемь и на ноль шесть – бутылку шампанского и, скажем, коробку конфет, закрываешь внутреннюю крышку и нажимаешь клавишу «вложить». Сундук что-то там раскладывает, выворачивает наизнанку или еще что-то делает, открываешь – приемная камера пуста. Так можно туда набить чуть ли не тонну всякой всячины. По крайней мере инструктор говорил примерно о таком количестве, если не ошибаюсь, и при этом общий вес сундука практически не увеличивается и это хорошо, потому что он и без того довольно тяжеленький. А нужно подарочный набор достать – обратная операция. Нажимаешь клавишу «достать», потом находишь на дисплее «шампанское 1 бут.» и «конфеты 1 кор.», «Исполнение» и – пожалуйста. Угощайте даму! И так можно хоть на женский батальон запасов сделать. Жаль, не знал о такой штуковине раньше, а то обязательно бы ею обзавелся для домашних нужд. Хотя сундук этот наверняка дорогой, как черт знает что.
      Неказистый снаружи домик внутри оказался вполне приличным офисом с исправно работающим кондиционером. Стол, кресла, какая-то аппаратура. И начальник – коротко стриженый господин лет сорока с уверенным выражением на лице. Почему-то при виде его я вспомнил фон Дитриха. У того тоже было оч-чень уверенное лицо.
      – Прибыл? Ну, садись. А ты, Рэм, свободен пока. Я Ларусс. Ребята Кингом кличут. Тебе представляться не обязательно – я все уже знаю, – он кивнул на экран компьютера на стене. – Ну, чего там?
      – Где?
      – В чемодане, где ж еще. Наркота, оружие и прочее в наличии?
      – Досматривать будете?
      – Зачем? Сам все скажешь. А нет… Контракт помнишь? Если нарушишь, мало не покажется. Так как?
      – Ничего такого.
      – А выпивка?
      – Есть немного.
      Тут я слукавил. Это «немного» тянуло не меньше, чем на центнер.
      – Ладно. Ребят угостишь. Только не увлекайся там. И вообще. – Он неопределенно покрутил пальцами у виска.
      – Понял.
      – Хорошо. Ну что, сегодня можешь отдыхать, осваивайся, осматривайся. А завтра к лошадкам. Ну, ступай, некогда. Мне еще груз принимать.
      – До свидания.
      – Ага, давай.
      Ну я и дал. То есть вышел из прохладного помещения на жару, где, устроившись в тенечке на корточках, меня поджидал Рэм, водя прутиком в пыли под ногами. Вид у него был абсолютно безмятежный и даже ленивый. Он чем-то напоминал бездельника из трущоб, которому ну совсем нечем заняться и он просто поджидает свой случай в лице другого такого же, у которого вдруг да найдется несколько монет на выпивку или на дозу ширева, после чего он обязательно затеет драку или разобьет витрину магазина даже не столько для того, чтобы поживиться, а просто, потому что ему глубоко противны все те, кто имеет то, чего у него нет и никогда не будет. То есть Рэм совсем не походил на отважного первопроходца, который только одним своим присутствием на чужой планете олицетворяет подвиг. Во всяком случае на Земле, по фильмам и книгам, мне все это виделось иначе.
      – Ну, представился? Тогда пошли устраиваться. – Он поднялся. – Пока поживешь со мной, а там, если захочешь, получишь отдельные апартаменты.
      – Ладно, – пожал я плечами.
      Он пошел вперед, даже не сделав попытки помочь мне тащить сундук. Странные здесь нравы.
      Сказать правду, я предполагал, что база, как и многие другие внеземные поселения, будет, что называется, адаптированной. За прошедшие месяцы я много таких слов нахватался, это же означало воплощение некой концепции, согласно которой на планетах с разумной жизнью поселения землян внешне должны напоминать местную архитектуру, по меньшей мере хотя бы в общем повторять ее характерные черты. На этот счет существует очень сложная и мощная теория, которую я даже не пытался осилить, для чего мне стоило только увидеть ее объем. Да и не мое это дело. Мое – с животинками работать да обучать людей с ними обходиться. Но если база была создана с соблюдением этого принципа, то, выходит, что местный люд здорово агрессивен.
      Меня просветили, что аборигены в своем развитии находятся чуть ли не в первобытном веке. То есть у них есть деревни, кое-какие орудия, которыми они обрабатывают землю и рубят деревья, но все это – примитив. Несмотря на наличие некого сельского хозяйства, оно у них вторично, и по большей части они занимаются собирательством. Словом, примитив. Так что для налаживания контактов следовало бы строить что-то подобное тому, что существует на планете. Деревенские избы, по крайней мере снаружи, или что там у них имеется. Здесь же был металл, бронепластикат и камень, причем все очень агрессивно, я бы даже сказал нарочито, подчеркнуто агрессивно. Лично мне это именно так увиделось. Да и само место, выбранное для устройства базы, было, мягко говоря, странным. В горах, на верхотуре, как орлиное гнездо или рыцарский замок, хозяин которого постоянно ожидает нападения. Словом, это мало подходило под идеологию проекта «Сотрудничество», про который мне как-то часов семь рассказывал помощник фон Дитриха, проводя вводный курс.
      – Ну вот, располагайся, – сказал Рэм, первым войдя в довольно просторную комнату и небрежным жестом предлагая полюбоваться на мое новое место жительства. Пахло здесь крепким мужским одеколоном и табаком.
      Довольно просторное помещение для двоих, с собственным санузлом, двумя кроватями и двумя же тумбочками, шкафами, стульями, одним столом и одним экраном, висящем на стене над ним. Без излишеств, но все необходимое, в сущности, есть.
      – Это моя лежанка, – показал он влево. – Твоя, значит, та.
      Правая кровать, то есть моя, была не застелена. Понятно, слуг здесь нет.
      – А где белье?
      – Ты разве с собой не привез? – удивился он.
      – Пошутил? – хмуро поинтересовался я.
      – Ладно, не пухни. В шкафу возьми. Это мой запасной. Потом получишь на складе и отдашь. Ну, гостинцы привез?
      – Тебе?
      Мне он начинал сильно не нравиться.
      – Ага. – Рэм плюхнулся на кровать. – И мне тоже. Ты проставляться-то думаешь? Ну давай, чего там у тебя в нычке-то.
      Здесь, оказывается, не только архитектура агрессивная, но и коллектив. Контактеры, участвующие в проекте по сближению цивилизаций, мне представлялись как-то иначе. Человечней, что ли. Ученые там, всякие умные, профессионально добрые люди.
      – А карманы тебе не показать?
      – Надо будет, покажешь, – небрежно, как о само себе разумеющемся, сказал он.
      Когда процесс общения переходит на такой уровень, нужно брать ситуацию на себя. Ну, я и взял. Подошел к нему и врезал в ухо. Не слишком сильно, но, честно говоря, и не особо сдерживаясь.
      Я в конюшнях с детства, а следовательно, с детства среди тренеров, жокеров, букмекеров, кидал, карманников, всякого рода жуликов и прочего люда, который живет только одним – надеждой на удачу. И в погоне за этой удачей страсти порой разгораются такие, что в ход идут не только слова или даже кулаки, но кое-что похлеще. Помню, как намоих глазах из денника выносили зарезанного жокера дядю Вову. Был он, конечно, жуликоват и жаден, но его смерть произвела на меня, тогда еще совсем мальчишку, очень сильное впечатление. Ипподромные меж собой говорили, будто его убили по приказу одного букмекера, за то, что дядя Вова его кинул на деньги, а следствие – много лет спустя я, когда появилась возможность, поинтересовался – пришло к выводу, что жокер погиб от руки психически ненормального болельщика, в пух проигравшегося на бегах. Что ж, одно другого не исключает. Но это крайний случай. А вот всяких драк и угроз… Словом, проходил. Поэтому церемониться я не стал.
      Видно, у Рэма тоже были еще те университеты, потому что ни удивленно восклицать, ни пучить глаза, ни даже бежать к начальству не стал. Скатившись с кровати, он живо принял боевую стойку и двинулся на меня, перекосив лицо в неестественной, неживой улыбке. Говорят, в подобные моменты моя физиономия не несет печать христианского смирения.
      – Знакомитесь? – грохнуло у меня за спиной.
      Я отскочил в сторону, постаравшись занять такую позицию, чтобы видеть сразу обоих. Мне отчего-то казалось, что с новичком тут нянчиться не будут, и вошедший скорее встанет на сторону Рэма, нежели на мою.
      Вошедший имел на лице черную бородку, а в руке до боли мне знакомый скаковой крюк.
      – Ага, – нагло ответил Рэм. – Обмениваемся этими, как их? Верительными грамотами.
      – Наша война там, – сказал бородач, ткнув крюком куда-то в сторону. – Понятно? И заканчивай тут бузу устраивать. А то скажу Кингу, он живо тебя обратно определит. Так это ты что ли тренер? – спросил он уже персонально меня.
      – Ну я.
      – Что, решил здесь остановиться?
      – Да, в общем…
      – Понятно. Тренерский бокс там. Проводи его, – велел он Рэму. – И сразу ко мне – работа есть. А к тебе я позже зайду.
      Последние слова были снова обращены ко мне. Сказал и вышел, как-то очень выразительно, с намеком на ходу помахивая крюком. Суровый мужик. И Рэм ему ни слова не возразил.
      Однако ж круто у них тут. Кинг, Рэм. А этот, случаем, не Македонский? Или даже Чингисхан. Впрочем, одного Хана я уже знавал, хватит их с меня.
      – Ну, веди, Вергилий.
      – Чего? Какой еще Гилий? Ты смотри у меня.
      – Уже видел. И чемоданчик захвати. Отработаешь за обиан.
      – Я тебе не шестерка, шмотье твое таскать.
      – Бутылка бурбона, – пообещал я. – Настоящего, не синтетика.
      – Две! – выбросил он вперед два пальца, демонстрируя немалую заинтересованность и азартность.
      – Как хочешь, – шагнул я к сундуку, но он опередил меня.
      – Ладно, договорились.
      Домик, в который он меня привел, стоял недалеко от загона, почва в котором была вытоптана огромными копытами массипо. Что ж, правильно, тренер должен жить ряжом со своими подопечными. Впрочем, меня это устраивало. Как и то, что домик или, как его здесь называют, бокс оказался одноместным.
      – А кто это? – спросил я, когда мы вошли внутрь и Рэм первым делом включил кондиционер.
      – Кто?
      – Тот, с бородой.
      – Этот? Да-а, Густав это.
      – А кто он?
      – Ну, типа авторитета здесь.
      Лексикон Рэма почти не оставлял сомнения в характере его университетов. Странно видеть здесь такого типа. Или это он так придуривается?
      Водрузив сундук на кровать, я начал набирать на нем код, чтобы открыть, а Рэм уже пристроился у меня за спиной.
      – Ты чего?
      – А что?
      – Куда лезешь, говорю? – церемониться с ним я больше не собирался. – Отвали отсюда.
      – Да я ничего, – изобразил он обиду. Но – отошел. И уже издали спросил. – Слышь, а ты курево привез?
      – Обойдешься.
      На одной из пересадок из-за отсутствия попутного рейса меня на несколько дней поселили в местной гостинице, в номере которой я обнаружил бар с немалым количеством спиртного. Правда немалым это количество было, если исчислять его в бутылках, а не в литрах, потому что все емкости как одна были по сто грамм. Рассудив, что так как за меня платит компания, то и этот расход потянет, кое-что из бара я выпил, а остальное прихватил с собой, сунув в свой безразмерный сундук, решив, что такого рода сувениры всегда могут пригодиться. И, надо сказать, пригождались. Как и сейчас.
      Когда я выставил на стол такую бутылочку, Рэм заметно обалдел.
      – Ты чего?
      – Бурбон, как и обещал. А что?
      – Да это же, в натуре, фигня какая-то! На понт меня берешь?
      – Умойся сначала, какой понт? Бурбон есть? Есть! Какие проблемы? Или передумал? Тогда как хочешь. Я и сам выпью.
      Я потянулся было к столу, но Рэм меня опередил, схватив «малек».
      – Ну, тренер, гляди! – пригрозил он.
      – А говорил, не шестеришь, – ухмыльнулся я.
      Вряд ли он по-настоящему смирился с произошедшим. Но, и тут я отдаю ему должное, быстро взял себя в руки.
      – Ладно, уел ты меня. Баш на баш, я не в претензии. Но проставиться все равно придется. Без этого никак. Иначе ребята обидятся. А здесь это знаешь, не там. Здесь мы вот так! – продемонстрировал он крепко сжатые в кулак пальцы.
      И тут я сделал ошибку, сказав:
      – Не бойся, проставлюсь.
      – Смотри, ты сказал.
      И ушел, унося с собой «малек».
      На новом месте я устроился быстро. Свежее постельное белье я нашел в шкафу, бритва и зубная щетка у меня с собой. Большего пока не нужно.
      Уже через четверть часа я вышел наружу с целью обследовать место, в котором мне предстоит провести по меньшей мере год. Да и вообще нужно определиться что здесь и как. Где, например, столовая, и какой у нее график работы. Последний раз я ел еще на орбите, а это было часов десять тому назад.
      Метров в десяти от меня находился загон, с которого доносились родные с детства запахи, а по другую сторону его шел уже знакомый мне бородач Густав. Правда, теперь уже без крюка. Я кивнул ему, приветствуя, но тот, кажется, этого не заметил. Во всяком случае на мое приветствие он не ответил.
      Я решил начать знакомство с лагерем со своего рабочего места. Черт, как же, оказывается, я соскучился по всему этому! Даже сваленный в кучу навоз казался мне родным после тесноты кораблей, служебных коридоров и даже гостиниц. Честно сказать, последний час я откровенно радовался жизни, ровно с того момента, когда моя нога ступила на твердую почву, а легкие получили порцию настоящего воздуха, пусть и несколько горячего. Но это деталь, как и приблатненно-хамоватый Рэм. Я вырос на просторах, пусть зачастую эти просторы бывали ограничены заборами ипподромов, но все равно это не шло ни в какое сравнение с размерами зажатых стенами офисов и даже словно вырубленными в городской толще улицами, сплошь забитыми людьми и всякого рода техникой.
      Стойла массипо тоже были выполнены из бронепластика, и это, в общем, правильно, хотя с точки зрения гигиены и морального состояния животинок я бы лично выбрал толстые бревна, как то делают на лучших ипподромах и массостанциях. Но здесь не Земля, и приходится считаться не только с большой массой и физической силой животинок, но и теми условиями, в которых приходится работать.
      Все денники были пусты, но в одном из дальних от входа я различил какие-то звуки и пошел на них, пошел намеренно медленно, не только давая глазам привыкнуть к полумраку, царящему здесь, но и впитывая в себя здешнюю атмосферу, которая хотя и отличалось от того, к чему я привык дома, однако ж была куда роднее, чем окружающие лагерь скалы и сама атмосфера непонятной агрессии.
      Чем ближе я подходил, тем больше убеждался, что там кто-то поет. Ну, не совсем поет, а как бы бубнит себе под нос, фальшиво вытягивая какую-то мелодию. Но, как я не напрягал слух, слов было не разобрать. Тум-тум-турум-бум. Что-то в этом роде.
      То, что я увидел в очередном деннике, я совсем не ожидал. Здоровенный детина выше меня, наверное, на голову, просто громадный, стоял на стремянке около массипо редкой для них вороной масти и что-то делал с ним, а животинка – видно это было совершенно отчетливо – дрожала крупной дрожью. Я в жизни не видел, чтобы массипо так трясло! И второе, что я увидел, это то, что ноги животинки охватывают толстые металлические кольца, переходящие в цепи, которые закреплены в толстых скобах на стенах.
      – Эй! – окликнул я, не понимая, что происходит.
      Эхо прошлось по огромному пустому помещению.
      – А? – обернулся детина.
      И это был второй шок меньше чем за минуту. Не сказать, что я уж совсем никогда не видел дебилов. Приходилось пару раз. Ну и в журналах, конечно, на иллюстрациях к статьям о страшной судьбе и жизни пораженных дебилизмом людей. Только там это было, как бы это сказать, отстраненно, что ли. Неприятно, где-то даже страшно, но, в общем, издалека. Тогда, как я теперь понял, при всем этом присутствовало подспудное чувство, что от всего этого можно отстраниться и забыть если не через минуту, то через десять. Забыть и не вспоминать. А тут этонаходилось рядом, прямо передо мной. И не через десять минут, ни через час я этого не забуду. Потому что это надолго.
      – Что ты делаешь?
      – Я?
      – Ну не я же!
      – Так это… Как его? Лечу. Да, лечу.
      Лечит? А может и правда? Почему нет? А лицо… Ну что лицо. Мало ли какие лица бывают. Скажем, после аварии и неудачной пластической операции. Может, ветеринар? Только говорит он как-то странно для ветеринара. И при этом лечении животинку бьет, как в лихорадке.
      – А ну слезай.
      И он слез. Послушно и поспешно. Вроде бы даже с удовольствием. Ну уж с готовностью – точно. Здоровый, явно сильный, очень сильный физически, он явил вдруг просто детское, как говорится, ангельское послушание. В руках у него была большая пластиковая емкость, наполовину заполненная чем-то желтым, и обыкновенная малярная кисть.
      И тут я увидел еще одно. Ботинки этого детины – размер так на сорок шестой – вместо шнурков были завязаны проволокой. Обычным алюминиевым электропроводом. Только не на бантик завязан, а небрежно закручен на концах. Ветеринар…
      – Это что у тебя? – строго спросил я, показывая на банку.
      – Так лечу я, – улыбнулся он мне.
      От этой улыбки, обнажившей огромные, прямо-таки нечеловеческой величины зубы, мне стало не по себе. Почему-то подумал, что как раз этими зубами он и перекусывает завязки на своих ботинках с металлическими заклепками. Такая, знаете, рабочая обувь, способная выдержать большие нагрузки. Впрочем, я помню, раньше у нас на конюшнях многие уборщики и прочий обслуживающий персонал долгое время использовали ботинки с металлическими носками, какие применяют в сталелитейной промышленности для предотвращения травм ног из-за падения на них очень тяжелых предметов. Давление копыта взрослого массипо на ногу человека эквивалентно полутора тоннам. Потом для нас стали изготавливать специальную обувь.
      – А ну дай, – протянул я руку, и в нее послушно легла тяжеленькая емкость объемом литра так на три. Впрочем, полупустая.
      Я даже не успел поднести ее к лицу, как в нос шибанул резкий запах, в котором, как мне показалось, присутствовала нотка перца. Впрочем, вскоре я перестал ее чувствовать, как и остальные запахи. Я принялся чихать. А «ветеринар» смотрел на меня и продолжал улыбаться. По-моему, ему было весело.
      – Держи, – проговорил я между чихами, тыльной стороной ладони вытирая слезы.
      Тут я заметил то, что просто повергло меня в шок. На внутренней стороне обручей, охватывающих ноги вороного, были шипы! И из-под них сочилась кровь.
      Есть такое выражение «взлетел пулей наверх». Это означает предельную скорость передвижения по вертикали. Так вот, я по той стремянке взлетел ракетой, преодолевающей земное притяжение, которая, как известно, многократно превышает скорость пули.
      Такого я не видел сроду. И отчего-то сразу вспомнился Хан с его садистскими замашками.
      На теле массипо были не просто раны. Их, в конце концов, я навидался. Это были обнаженные куски мяса, густо помазанные ядовито-желтым. И они не были следами крюка – уж чего-чего, а их-то я могу узнать. Навидался. Это… Даже не знаю. Саблей рубили, что ли? А потом смазывали ядовитой дрянью, от которой живая плоть разве что не дымилась.
      Почему я не швырнул ему в рожу эту желтую гадость? Даже не знаю. Потому, может, что он дурак? Не по определению, а по медицинскому заключению.
      – Кто тебе сказал это делать? – спросил я, едва сдерживаясь.
      – Что сделать?
      – Вот это! – рявкнул я, суя ему под нос банку.
      От этого жеста он отшатнулся и закрыл лицо руками, уронив кисть на пол.
      – Не бей, не бей, – тонко заскулил он.
      На его обнаженных по локоть руках я увидел шрамы. Большие, маленькие, давно затянувшиеся и относительно свежие. Их было много. Десятки. Или сотни. Почему-то я очень хорошо представил, как его лупцуют по этим закрывающим голову рукам, а он скулит по-щенячьи, не оказывая никакого сопротивления. Такой здоровый бугай – и как дитя беззащитен. Моя злость не то чтобы схлынула совсем, но заметно поутихла.
      – Не буду бить. Ты слышишь?
      – Правда?
      Из-за скрещенных рук на меня уставился недоверчивый глаз.
      – Правда-правда. Так кто тебе велел?
      – Чего велел? – спросил он, слегка приопустив руки.
      – Лечить, – наконец-то подобрал я нужное слово, которое к происходящему процессу истязания подходило меньше всего.
      – А-а, – просиял дурачок. – Дядя Густав.
      Я не сразу сообразил. Какой такой дядя Густав. И потом как ломом по голове. Это же тот, с бородкой. И еще с крюком.
      – Бородатый? – недоверчиво уточнил я, все еще надеясь, что это не так. Мое сознание никак не хотело ставить знак равенства между тем суровым, но все же рассудительным мужиком и тем, кто мог бы отдать распоряжение так мучить животное.
      – Да, да, – радостно закивал «ветеринар». – Дядя Густав сказал.
      – Больше так делать не надо, – строго сказал я и поспешно удалился, унося с собой банку.
      Может, я чего-то не понимаю? С одной стороны откровенный дебил в составе межпланетной экспедиции в компании с уголовником это уже само по себе нечто неслыханное. Я, конечно, не профессиональный ксенолог, но уж в этих-то пределах могу себе представить, кто тут может быть, а кого быть не должно ни по какой причине. И если Рэм еще пусть каким-то чудом и мог просочиться, то уж этот несчастный – никак. Место такому в специализированной клинике под присмотром врачей и воспитателей и больше нигде.
      Злополучную банку я хотел было сунуть где-нибудь в конюшне, хоть в ящик с опилками или еще куда, но ничего подобного здесь не оказалось. Только голые стены и пустые ясли. Кстати, расположенные слишком низко. Просто не конюшня, а пустыня какая-то. Если бы не витавшие тут запахи, то можно было бы подумать, что это огромное помещение необитаемо.
      Выйдя из полумрака на яркий солнечный свет, я зажмурился и решил двигаться сначала к тому единственному месту, которое я хотя бы условно мог считать своим. К тренерскому домику. А уж после этого искать Густава и выяснять отношения.
      Я не бежал, но двигался достаточно быстро, охваченный гневом и нетерпением. Громко топая, взбежал по ступенькам, рванул на себя дверь и, когда очутился внутри, сначала увидел свой распахнутый сундук, а потом отключился.
      Видимо, не надолго.
      Потому что когда истошный крик достиг моего сознания и я открыл глаза, пятно желтой дряни на полу все еще расплывалось, шевелясь как живое.
      Несложная реставрация событий, произведенная чуть позже, позволила восстановить картину произошедшего в полном объеме. Вкратце дело обстояло так. Когда я, возбужденный, громко протопал под окном и по крыльцу, воришка, занятый потрошением моего багажа, не мог это не услышать и успел отскочить к стене, заняв позицию возле двери с крюком в руке. На мое счастье, я передвигался достаточно быстро, поэтому удар пришелся не по темечку, а вскользь, содрав мне кожу на голове, отбив плечо и выключив сознание. В последний момент я не то среагировал, не то просто рефлекторно дернулся так, что банка в моей руке взметнулась верх и в сторону, и из нее выплеснулась эта желтая зараза, обгадив не только стену и пол, но и попав в рожу Рэму. Да мало того что в рожу – в глаза.
      Примерно часом позже врач экспедиции, обрабатывая мне рану на голове, сказал:
      – Не знаю уж что там решит комиссия и суд, если он, конечно, будет, но то, что парень здорово потеряет в зрении – факт.
      – Но хоть не ослеп? – спросил я с надеждой, чувствуя за собой вину.
      – Вам повезло. Впрочем, и ему тоже. Хорошо, что у него голос громкий, услышали. А то ослеп бы к черту. Кстати, меня Том Иванович зовут.
      – Очень приятно. Макс. А что это за дрянь такая? Ну, которой я… В банке которая была.
      Врач вздохнул, продолжая приклеивать мой скальп.
      – Это мазь макая. От ревматизма, для рассасывания гематом применяется. В общем, перепутал Костик. Взял не ту банку.
      – Кто?
      – Вы видели того, кто на конюшне работает? Вот это он и есть, Костиком зовут.
      Мне показалось, что я услышал в его голосе обреченность. И вообще он что-то не договаривал.
      – Знаете, я хотел вечером устроить что-то вроде вечера знакомств. Я привез там кое-что. Приходите. Я приглашаю. Есть очень недурные напитки.
      – Коньячок?
      – И он тоже.
      – Не знаю. Боюсь, не смогу надолго отходить от Рэма, будь он… Но вы оставьте там бутылочку. В другой раз сядем, поболтаем. Расскажете последние новости с Земли. Вы ведь, кажется, жокеем до этого работали?
      – Вроде того.

3.

      Комиссия, суд и прочая демократия – ничего этого Кинг разводить не стал. Он здесь начальник, судья и прокурор в одном лице. Король. С Рэмом и так все было ясно – вор. Отдельные грешки за ним и раньше замечались, но у кого их нет? Только Господь безгрешен, но и к нему можно предъявить претензии хотя бы за то, что он так много дураков и балаболов позволил развести в роду человеческом. Это через них все беды и несчастья, потому что не делают – не могут, не хотят или не умеют – того, что им положено делать. Коли запряжены в одну телегу – тащите ее в одну сторону, а не врозь, каждый в свою норку. Так не то что не сдвинуться, но и телеги не будет – разорвет.
      Воров он не жаловал в принципе. В старину правильно делали. Попался на воровстве – рубили руку и клеймо на лоб. Что б все знали и видели, вот он вор. Жестоко? Пусть так. Пусть! Но один клейменый удержит от воровства сто, а то и тысячу таких же, кто хочет посягнуть. Общество просто обязано проявлять разумную жестокость, иначе это не общество, а жертва.
      Однако ж он признавал, что кроме правил, которых он склонен придерживаться, существуют и традиции. Если в одной среде совершенно нормально иметь четырех жен или даже целый гарем, то в другой и одна жена может считаться обузой. Хотя в принципе ему и так все было ясно до прозрачности, он счел необходимым и возможным выслушать обе стороны.
      С Рэмом, попавшимся на крысятничестве, он не стал церемониться. Войдя в санблок, даже не стал слушать возражения врача, просто отстранив его.
      Воришка лежал на кушетке с забинтованным лицом. От повязки, закрывающей глаза, а может и еще от чего, остро пахло лекарством.
      – Ну? – спросил он, подставляя под зал легкий складной стульчик стандартной серии. Во всех помещениях базы имелись точно такие же. – И что скажешь?
      – Начальник? – спросил Рэм.
      – А ты кого-то другого ждал? Как здоровье?
      – Да плохо здоровье. Очень плохо. Этот гад мне в рожу кислотой плеснул, чуть глаза не выжег. Спасибо доктору. Спас. Если бы не он, я бы через этого гада зрения лишился напрочь. А кому я слепой сдался, а?
      – Ты чего у него в боксе делал?
      – Как чего? Ждал. Ждал я! Я же чего? Отвел его туда, ну, к нему, а он и говорит, мол, погоди, сейчас разговляться будем, в смысле, по стаканчику, а я, типа, пройдусь, чего-то там ему надо было. Ну я и чего? Жду. Само собой. А он где-то…
      – А по башке-то ты его зачем?
      – Да ну какой там по башке, а? Ну в натуре. Подскользнулся он, и все дела. И ударился бестолковкой своей дубовой. Он вообще как, в порядке?
      – На твоих соплях, что ли, поскользнулся?
      – Я не знаю на чем он там. Может, он под кайфом был? А что? Нормально! У него ж целый баул не знаю чего. Может, он ширево какое с собой притащил, откуда мне знать. Мутный он, насквозь мутный, начальник. Так что я не при делах. Мне, так думаю, по закону компенсация положена. Доктор вон сказал, что у меня зрение теперь того, в минусе. Если вообще не лишусь. Как с этим? Страховочка мне полагается, а?
      – Это само собой. И еще за то, что ты крюк конский с собой взял. Которым и мультиотсек вскрыл, и специалиста едва не мочканул. Ты знаешь, сколько такой баул стоит?
      – Да ну не я это, – заныл Рэм. – Скакун этот долбанный сам все. Забыл шифр и меня попросил чего-нибудь такое притащить. Ну, вскрыть что бы. Так мне жалко ли? Я ж по-человечески.
      – А до этого тебе «малька» вискаря выдал.
      – Так это у меня из запасов, давно, с того года еще. Для случая держал.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21