Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2

– Темные очки и шарф на голову, ребята, – сказала Гермиона, завязывая вокруг своих темных волос рыжий шелк. – Не хотим же мы, чтобы на нас напали охотники за автографами.

И здесь не обошлось без скандала, потому что при входе в Слимбридж Гермиона, игнорируя надпись «НЕ ВХОДИТЬ В ИЗДЕЛИЯХ ИЗ МЕХА ЖИВОТНЫХ ОТРЯДА КОШАЧЬИХ ИЛИ ТИГРОВ», попыталась пройти через турникет.

– Это пальто – подделка под леопарда? – спросила девушка за кассой.

– Разумеется, нет, – оскорбилась Гермиона.

– Боюсь, вам нельзя пройти.

Поскольку настроение у Гермионы испортилось, а Раннальдини и в голову не пришло предложить ей свое новое кашемировое пальто, добрый Гай дал ей взаймы старую американскую шинель.

– Вообще-то она больше идет мужчинам, – пошутил Гай, застегивая латунные пуговицы. – Ты помнишь то объявление, Молодчина?

Китти не помнила. Она думала о контрасте между шумной, самоуверенно-утонченной компанией из Парадайза и пестрой возбужденной толпой, состоящей в основном из родителей с детьми в анораках, пенсионных пар и серьезных мужчин в шортах, увешанных фотоаппаратами и биноклями.

– Ужасающе провинциально, – содрогнулся Мередит, быстренько таща Китти мимо ярко-розовых вишен, плакучих ив, маленьких искусственных прудов и насыпанных островков из гальки, где было полно птиц.

– А мне кажется, это чудесно, – проговорила Китти, восхищаясь маленькими чирками с глянцевитыми голубыми, зелеными и каштановыми головками, черными лебедями с выгнутыми шеями.

– О-о, какой он славный, – она наклонилась погладить маленького коричневого полосатого гавайского гуся, который, выпрашивая хлеб, терся о ноги людей, как Лесси.

– Эта птичка с белым воротничком похожа на Перси, – сказал Мередит.

– Обычно ее называют утка-широконоска, – блеснула орнитологическими познаниями Мериголд.

– Манеры ухаживания красной утки исключительно очаровательны, – не отставал от нее Гай, вспомнивший походы своей юности.

Табличка предупреждала: «ХОДИТЕ НЕТОРОПЛИВО, НЕ ТОПАЙТЕ», и Китти подумала, что это звучит как молитва. Потому что только Бог мог произвести такое количество разновидностей чудесных, так здорово раскрашенных птиц. А какие удивительные уханья, кряканья и писк они издают! На каждом кусте шла перебранка, словно на тинейджеровской тусовке.

– Смотри-ка, дизайнеры разработали для них несколько типов, – сказал Мередит, изучая черные, рыжие и белые плюмажи самок гаги.

– Послушайте, что тут говорится о манере ухаживания большого свистуна, – прокричала Мериголд, надевая очки, чтобы прочитать другую табличку: «Самец выгибает тело и шею и, выплевывая капельки, поднимает головку и хвостик. Как правило, перед одной самочкой старательно красуются несколько самцов».

– Похоже на мужей Парадайза перед Рэчел, – кисло произнесла Джорджия. – О Господи, я и забыла, что она умерла.

Заметив, что глаза Китти наполнились слезами, Мередит шепнул на ухо Мериголд:

– С ней все в порядке?

– Не думаю.

Подслушав этот обмен мнениями, Гермиона обратилась к Раннальдини:

– Было бы здорово подарить Китти канадского гуся. А эти там что-то замышляют. Ее бы это заинтересовало. Пойду-ка развеселю ее.

Демонстрируя свою заботу и очаровательные ноги, она двинулась вперед и обняла Китти.

– Я так рада за Раннальдини. Я знаю, он капризный мальчик, но как подумаешь, насколько очарова-

«Особенно в случае с Лизандером» – зло подумала Китти.

Она заметила, как поблескивает в лучах изумрудная головка селезня дикой утки в то время как пестрая женушка уютно примостилась рядышком, довольная браком.

«Как Лизандер и я, – представила себе Китти – я простая и пестренькая, а он красивый и блестящий, но он любит меня»

– Я знаю, ты все еще влюблена в Лизандера – Мериголд взяла Китти за другую руку – Он такой славный. Мы все прошли через него, как через грипп.

– А некоторые до сих пор больны, – вздохнув, произнес Мередит, восхищаясь поросшими светлой шерстью ногами неуклюжего немецкого туриста.

– Ну не глупите, Мередит, – укорила его Мериголд. – И не будь безрассудной, Китти. «Валгалла» – великолепное поместье, а в Нью-Йорке Раннальдини купит тебе шикарную квартиру. Это не шутки – так снизить свой уровень жизни. – Мериголд глубоко вздохнула. – Лучше подумай о том путешествии, что тебе предстоит.

«И об упаковке багажа», – устало добавила про себя Китти.

«Ок никогда не скажет, что ты должна ему сказатъ, – запела Гермиона сердечно. Толпа обернулась и уставилась на нее. – «Но сейчас и потом он скажет что-нибудь волшебное». На следующей неделе они примчатся в Студию Без радостей в Ратминстере, —продолжила она. – И чего тут раздумывать, Китти? Забудь о проблеме, и нет проблемы.

Вслед за импульсивным Ларри Гай и Раннальдини зашли посмотреть на фламинго. Нежно-оранжевые и розовые, словно из-под кисти Барбары Картленд, они стояли рядышком на одной ноге и издавали немелодичный, звенящий шум.

– Похоже на одну из симфоний Бориса, – ядовито заметил Раннальдини.

– Бедный ублюдок, – сказал Ларри.

Но Раннальдини уже замолчал, глубоко погрузившись в мысли о том, какая грандиозная драка предстоит ему с великолепными музыкантами Нью-Йорка, чтобы подчинить их себе. Концерт в фонд войны, который высосал из него столько денег, хорошо сыграл на его имидж. Прежде чем переехать, надо бы устроить то же самое в пользу Королевского общества охраны птиц. Даже можно составить какую-нибудь орнитологическую концертную программу. Многие композиторы – Делиус, Респиги, Сибелиус – обращались к этой теме. В его башне где-то в углу валялась написанная им серенада об исчезающих птицах Италии. Надо бы покопаться и просмотреть ее.

– Гай – такая свинья, – шептала Джорджия на ухо Мериголд. – Мне вчера позвонила подруга и посоветовала прочитать «Любовь во время холеры», именно оттуда идет руководство: чтобы жена была все время счастливой, надо ей постоянно лгать. И как раз эту чертову книгу Джулия подарила Гаю на день рождения.

Вообще-то она просто успокаивала себя, Гай как раз в это время был с нею очень мил, а когда уходил за газетами и, вероятно, звонить Джулии, Джорджия созванивалась с Дэвидом. В понедельник они должны были пообедать вместе.

– Я так счастлива с дорогим Бобом, – вольно объявила Гермиона, когда они шли к кому леску. – Он так мне… Ох, каки милен эти лысухи – я бы удивилась, если бы птички с гаким названием выглядели необычно.

– Хочу зайти в Укромное Местечко Дикого Гуся, – захихикал Мередит, прыгая по ступенька» какой-то лесной хижины. – Нет, кажется, не очен хочу, – он вылетел оттуда, обнаружив там кучу боро датых мужиков с голыми коленками, уткнувшихся бинокли.

Но компания из Парадайза, уже начавшая подниматься по ступенькам, с шутками затолкала его обратно в Укромное Местечко. Через большие окна перед ними открылась дельта реки Северн, похожая на большую светящуюся надпись «СТОП» Сотни птиц копошились на маленьких озерцах На далеком правок берегу сквозь голубоватую дымку вырастали пилон и подъемные краны.

– Посмотрите на канадского гуся, закричала Мериголд.

– А вон там великолепный лебедь Бевика, заметил Гай, а затем повысил голос, дабы его услышали знатоки. ~ В полете он издает звуки «тонг, тон , тон бонг, бонг, онгонг, онгонг».

– Журден описывает это как «шум, напоминающий по тону крик диких гусей», отозвался один из мужчин с голыми коленями.

Китти перехватила взгляд Мередита и, стараясь не смеяться, отвернулась к стене, словно изучая список экспонатов с пронумерованным описанием.

Прочитав до конца список, где значились чомги, все виды лебедей, уток и гусей, цапель и даже зимородков, она вдруг затряслась от неудержимого смеха, пока не начала задыхаться и хвататься за бока.

– Что-то случилось? – спросил встревоженный Мередит.

– Посмотри, – Китти показала на середину листа, где чья-то рука написала круглым почерком «УТЕНОК ДОНАЛЬД». В качестве пояснения было приписано: «Голубое пальто, желтый нос»: Под приписанным порядковым номером значилось еще: «Самый печальный».

—Здесь нет ничего забавного, Молодчина, – упрекнул ее Гай. – Люди занимаются птицами очень серьезно.

– Здесь мог побывать Лизандер, – она вытерла слезы рукавом. И, вновь начав смеяться, никак не могла остановиться.

– Лучше отвезти ее домой, – шепнул Мередит.

– Пойдем, старушка, – Ларри обнял ее за плечи. – Не перебарщивай.

– Найди ей тачку, – прошептал Гай Мередиту.

– Почему бы тебе не сделать это, – с необычной для него резкостью ответил Мередит. – Вы для этого женитесь? – Он кивнул в сторону Раннальдини и Гермионы, которые, оправляя одежду и ухмыляясь, вышли из Башни для наблюдения за гусями.

«Птицы такие счастливые, – думала Китти, безропотно позволяя Ларри увести себя. – Только потрахались, и уже семейка». Она увидела селезня и кряквочку, гордо что-то клюющих на берегу в окружении конвоя из пушистеньких цыплят.

Конечно, их здесь, в Слимбридже, охраняют, но ведь они в любой момент могут его покинуть. Внезапно она вспомнила, как прошлым засушливым летом в ячменях бродила потерявшаяся корова. Она выглядела такой беззаботной И так любой: если считает что ему надоело, – уходит.

– Тонг, тонг, тонг, бонг, бонг, онгонг онгонг, – пробормотала Китти.

Ларри посмотрел на нее, напрягаясь.

– Я позабочусь о ней, – шепнула Джорджия, беря Китти за руку. – Дэвид Хоукли так привлекателен, она понизила голос. – Только представь себе Лизандера, но более мужественного и интеллектуального.

– Лизандер сам по себе совершенен, – протестуя, сказала Китти.

Резкий порыв ветра разметал по озерной воде лепестки розовой вишни, как конфетти.

– Ты знаешь, что на самом деле я люблю Гая, призналась Джорджия. – Самое важное в браке – это иметь товарища, который поддержит тебя в трудную минуту. Разводы же так травмируют детей.

Они проходили мимо слимбриджского магазина, где в витрине висело объявление о распродаже на ма теринское воскресенье.

«Не будет у меня товарища, который поддержит, и детей не будет, которые травмируются, если я останусь замужем за Раннальдини, и не хочу я быть канадским гусем, который прилетает и улетает из заповедника, когда захочет».

Из магазина выходила хорошенькая юная мама. С ней был славный малыш, тянувший за веревочку маленького черного игрушечного поросенка.

«И она танцует на холмах с Пиглинг Бленд», подумала Китти, закусывая губу, чтобы опять не расплакаться.

– Самое главное, – сказала заходящая слева Гермиона, – что ты нужна Раннальдини. – Это же великолепно – быть необходимой гению.

– Наверное, это здорово успокаивает Боба, – проворчала Джорджия.

Гермиона кивнула головой:

– Да, успокаивает, да.

«Они старше, – думала Китти. – И я никогда не запоминаю эту рекламу для мужчин. Я слишком молода и люблю Лизандера».

Раннальдини, Гай, Джорджия и Гермиона, уставшие от анонимности, не испытывали недовольства, когда большая группа зарубежных туристов остановила их и стала просить автографы. А поскольку у иностранцев с английским было худо, дело затянулось.

– Нам действительно уже пора, – засмеялась Гермиона пять минут спустя.

«Я люблю Лизандера, он отец моего ребенка», – все возвращалась к своим мыслям Китти. Раннальдини лжет ей, обманывает, изменяет, а потом ее же еще и осуждает. Сейчас он как раз выспрашивал имя у какой-то грудастой шведки, чтобы написать автограф в ее записную книжку.

– А у нас в октябре шестнадцатая годовщина свадьбы, – говорила Мериголд. – И в общем-то, все благодаря Лизандеру. Если бы он не заставил Ларри ревновать, у нас бы этого праздника не было.

– А теперь домой, в «Валгаллу», пить чай, – Раннальдини ласково положил теплую руку на шею Китти.

– Какой славный денек, – воскликнула Гермиона, самодовольно улыбаясь тому, что другой рукой он поглаживал ее зад. – Пусть эта прогулка станет традиционной.

Джорджия содрогнулась:

– Что-то холодает.

– Вот и представь, каково мне без пальто, – пробормотал Гай, а затем улыбнулся Китти. – Лучшая часть прогулки – вернуться домой к сдобным лепешкам и шоколадному торту Молодчины.

Теперь уже все ей улыбнулись, некоторые даже с пониманием степени ее несчастья, пытаясь поддержать ее дух.

– Ты, Китти, выглядишь усталой, – сказал Раннальдини, когда они вернулись в «Валгаллу». Чай приготовит мисс Бейтс. А ты посиди у камина. А вам я покажу мою новую игрушку, пойдемте, – добавил он, обращаясь к остальным.

62

Все в восхищении столпились вокруг нового вертолета Раннальдини. Утомленная Китти вошла в дом; к ней, танцуя, подлетела Лесси, извиваясь полосатым тельцем, с полными любви глазами, даже пописывая от восторга на каменные плиты.

«Я ее не брошу», – подумала Китти.

Даже не остановившись, чтобы вытереть лужи, она побежала сумрачным переходом. Перед комнатой, где Раннальдини хранил обувь, валялись какие-то обломки, обгрызанные Лесси, которые Китти поначалу приняла за прутик. И тут же поняла, что это та самая дирижерская палочка, которую на смертном одре Тосканини передал Раннальдини.

– Если мы отсюда не сбежим, тебя, Лесси, тоже ожидает смертное ложе.

В панике схватив щенка и вбежав в кухню, она обнаружила там страшно смущенную мисс Бейтс.

– Миссис Раннальдини, я должна вам кое-что сказать. А потом я приготовлю чай для всех.

– Вы очень хорошо ухаживаете и за мной, и за Раннальдини, – забормотала Китти, страшась любой задержки. – Мы вам очень благодарны. Но не могло бы это что-то подождать до завтра?

– Нет!

Мисс Бейтс была столь настойчивой, что Китти в конце концов пришлось присесть у кухонного стола.

– Миссис Раннальдини, – заговорила мисс Бейтс, лихорадочно вертя золотой браслет вокруг тонкого запястья. – Я должна вам сказать, что, когда вы, приняв снотворное мистера Раннальдини, быстренько отправляетесь спать, я отправляюсь в постель к мистеру Раннальдини. – Ее голос задрожал. – Мне ужасно неловко, но он такой притягательный.

Целую минуту Китти недоверчиво смотрела на мисс Бейтс, затем расхохоталась:

– И это все? Я уж с ужасом подумала, что вы собираетесь уволиться. Обещайте оставаться и присматривать за ним.

В кладовке Китти нашла какую-то древнюю корзинку для кошки и сунула туда трепещущую Лесси, которая решила, что ее волокут к ветеринару.

«Тонг, тонг, тонг, бонг, бонг, онгонг, онгонг, – это прощальный зов женщины Раннальдини».

Взвизгнув от неудержимого смеха, Китти побежала через лужайку, мимо мрачного лабиринта и повернула налево, к конюшням. Поскольку гараж находился за ангаром для вертолета, она бы не смогла добраться незамеченной до автомобиля. Единственным спасением была бы какая-нибудь смирная лошадь во дворе.

– Тонг, тонг, тонг, бонг, бонг. Кто не рискует, тот не выигрывает.

Ее трясло не меньше Лесси, которую она пыталась как-то утешить.

Но когда она оказалась в загоне, то всхлипнула от ужаса. Лошадей не было, и только Князь Тьмы скребся и грыз дверь, переваливаясь зловеще в своем боксе.

Он бросится на меня, если я попробую взнуздать его» – подумала Китти, чуть не падая в обморок от страха, а затем оцепенела – стукнула дверь в коттедж для конюхов. Но вместо Клива показалась голова девушки-конюха Дженис.

Дженис очень тепло относилась к Китти – та, в отличие от Сесилии, не одевалась у Валентино, но всегда следила, чтобы девушкам-конюхам платили «на булавки».

– Вы же действительно плохо выглядите. Не лучше ли вам вернуться? – сказала она, заметив, как трясется Китти, а ее посеревшее лицо блестит от пота.

– Не могли бы вы вывести Князя? – заикнулась Китти, пряча корзинку с Лесси за подставку для посадки на лошадь. – Раннальдини хотел покататься на нем.

– Сейчас? – Дженис посмотрела на часы.

– У него друзья.

– И он хочет покрасоваться, – фыркнула Дженис. – Только избавились от остальных лошадей. А это что?

Она замолчала, прислушиваясь к жалобному поскуливанию Лесси.

– Да ничего, наверное, птичка. Мы сегодня были в Слимбридже, – в отчаянии сказала Китти.

– Больше похоже на то, что кто-то из ротвейлеров на что-то напоролся.

Дженис оглядела двор.

– Пожалуйста, выведите Князя, – Китти старалась спрятать страх.

Ожидание казалось бесконечным, к тому же ей пришлось немелодично напевать, чтобы заглушить все более громкое поскуливание Лесси. Наконец голова Дженис показалась в двери стойла.

– Господи, ну и страшный, паразит. Как вы собираетесь его держать?

– Отпустите на секундочку. Раннальдини думает, что забыл хлыст с серебряной рукояткой в загоне, – проговорила Китти.

За такую ложь она, наверное, попадет в ад.

– Сейчас я посмотрю, – вернулась в загон Дженис.

Китти чуть не обезумела от страха:

– Пожалуйста, Господи, позаботься о нас. – Глубоко вздохнув, она открыла дверцу в стойло Князя и только схватила его под уздцы, как он рванул наружу. Не давая себе времени на сомнения, она подхватила корзинку с Лесси, вскарабкалась на подставку для посадки, кое-как уселась верхом на лоснящуюся огромную черную спину, которая заколыхалась, как поверхность моря в десятибалльный шторм. С бешеным грохотом копыт Князь вырвался со двора и помчался по неровной тропинке, пытаясь найти следы своих бывших товарищей по конюшне. В конце концов, что он может ей сделать, если она уже у него на спине? Встревоженная криками Дженис, умоляющей ее вернуться, она пустила его галопом.

– О-о-ох, это хуже глубокого похмелья, – взмолилась Китти, когда мимо понеслись деревья, кусты и телеграфные столбы. Ее пальцы вцепились в густую гриву. Все эти болтания вряд ли полезны младенцу, но хуже, гораздо хуже, всхлипнула Китти, если он закончит свой путь в ее судорогах на проклятом столе для абортов. Эти мысли заставляли ее крепче сжимать гриву.

О, небеса, она вдруг сообразила, что мчится к западным воротам, которые на цепи и на засовах. А если она слезет с Князя, чтобы открыть ворота, назад она уже не заберется . Грохоча в седле она высвободила от гривы левую ногу и схватила повод. Чудесным образом огромная лошадь сменила скорость, равную скорости скачки на кубок Ратминстера, на прогулочную.

– Ой, хороший мальчи! Князь, так и езжай, – попросила Китти. Ну, а если он потащит ее через кусты придется терпеть.

Ветер раздувал ее волосы надувал парусом серый кардиган и старую серую поношенную юбку. Справа и слева от нее на лесной земле шла война между колокольчиками и пролесками, примулу душили куманика и бледные анемоны, которые в свою очередь тонули в океане дикого чеснока, пробивающегося через острые пики айолы. И все это топтали летящие копыта Князя.

Теперь они выскочили на открытые поля. И Китти испугалась, что сейчас он встретится со своими товарищами по конюшне и их побег закончится. А ведь впереди подобно Берлинской стене лежала река Флит... и свобода.

– Ну давай же, Князь, – завопила Китти, когда они спустились к берегу.

Помедлив какую-то секунду, отважный конь погрузился в струящиеся коричневые воды. Испуганный визг напомнил Китти, что если она соскользнет или потеряет корзинку, то и Лесси, и она утонут.

– Отче наш небесный, – кричала Китти, – заклинаю именем твоим!

Несколько кошмарных секунд Князь отважно сражался на глубоком месте с водоворотами, а затем выскочил уже на другом берегу.

– Вот спасибо тебе, старина, – вскричала Китти. Коттедж «Магнит» словно притягивал их. Даже подъем на холмы давался легче. Тем более что южная часть Парадайза была не такой возвышенной. Темные, ощетинившиеся ветвями деревья стояли еще обнаженными. Между ними виднелись заросли терновника, белесого, словно присыпанного мукой, – там был коттедж бедной Рэчел.

«И она унесена поющими ангелами к вечному покою», – подумала Китти.

Но настоящее было важнее. Оглядываясь назад, с боязнью увидеть, как, подобно злобному шершню, поднимается вертолет Раннальдини, Китти подумала, долго ли она еще продержится. И тут, как свет небесный, мелькнула Парадайз-роуд, идущая мимо коттеджа «Магнит». Отцепив заболевшие пальцы от гривы Князя, она потянула другой повод, и лошадь повернула направо.

– Я умею ездить верхом, – в восторге выкрикнула Китти.

Но вот к езде с головокружительной скоростью по гудронированному шоссе она не была готова. Не дай Бог, еще автомобиль встретится. Она пригнулась, спасаясь от низко свисающих ветвей платанов. Уже потеряв обе туфли, она теперь была близка к тому, чтобы растерять и зубы.

Когда же она попыталась повернуть налево, на дорожку к коттеджу Лизандера, им пришлось с Князем расстаться. Соблазны Парадайза оказались слишком сильны, и он предпочел дальнейшую прогулку. Китти мягко свалилась среди белых фиалок у обочины. Теперь всю жизнь их сладкий запах должен будет ассоциироваться у нее с чувством облегчения, потому что она невредима, и еще большую радость испытала она, когда открыла корзинку и оттуда выскочила, выделывая пируэты, обалдевшая от радости Лесси, царапая ноги хозяйки своими полосатыми лапами.

– Быстрей, быстрей, мой ягненочек, – подбадривая себя и Лесси, Китти с колотящимся сердцем двинулась по тропинке, не обращая внимания на острые камешки, рвущие ее промокшие колготки.

И тут она закричала. Занавески в домике были задернуты. Уже три дня, как не забирали молоко. Холодный ветер уныло теребил объявление «П РОДАЕТСЯ». Сердце разрывалось от отчаяния. Китти, задохнувшись, поднялась на крылечко и постучала. Безответно. Она вновь постучала. Никого. Может быть, Лизандер лежит в постели с какой-нибудь грустной красоткой, позабытой собственным мужем?

– Ох, Лесси, что же с нами будет? – зарыдала Китти.

В ответ раздалось пронзительное возмущенное тявканье. Толкнув дверь, Китти споткнулась о гору почты. Она взяла один из конвертов: «ЛИЗАНДЕРУ ХОУКЛИ, ВЛАДЕЛЬЦУ АРТУРА, АНГЛИЯ». Джек, который, судя по измазанному носу, занимался охотой на кроликов, встретил ее с шумным восторгом. Затем он обнаружил Лесси, робко жмущуюся за порогом, с важным видом обошел ее, обнюхивая и оценивая. Обнаружив, что это особа женского пола, он замолотил обрубочком хвостика, а затем умчался в гостиную, возвещая лаем важную весть.

Лизандер безвольно сидел на старой, обтянутой голубым вельветом софе, с потухшим взглядом, не обращая внимания на демонстрацию волнующего фотофиниша на экране телевизора. Щетина длиной в четверть дюйма выпирала на его впалых щеках, а под глазами чернели полукружья. Свитер с Утенком Дональдом был надет наизнанку, на ногах – разные носки.

– Лизандер.

Китти было тяжело говорить. Он тупо огляделся, а затем уставился на нее недоверчиво.

– Лизандер, это я, – прошептала она, разводя дрожащие руки. – И на холмах, и за ними она танцевала с Пиглинг Бленд.

Словно всплывая со дна моря, Лизандер, пошатываясь, поднялся на ноги.

– Ты мираж или чудо? – пробормотал он.

– Я – это я. Я люблю тебя, – всхлипнула Китти. – Извини, что ворвалась. Но я больше не могу жить с Раннальдини.

Заросшая щетиной челюсть Лизандера отпала, а покрасневшие глаза открывались все шире и шире. Затем он расплылся в улыбке и издал громкий вопль радости, вскочил на софу и уже оттуда упал к ней в объятия, целуя ее, как жизнь дарованную, но поцелуй был недолгий, потому что им обоим не хватало дыхания.

Затем Лизандер в каком-то упоении трогал ее промокшие волосы, руки недоверчиво гладили ее бледное, оцепенелое личико, убеждаясь, не сон ли это.

– Я уже думал, что больше никогда тебя не увижу, – его голос дрогнул. Потом, боясь отпустить ее хоть на секунду, он протащил тяжеленное епископское кресло через комнату и припер им дверь.

– Мы не пустим сюда Раннальдини, – он устроился в этом кресле, посадив Китти себе на колени.

– Ты сбежала. О, Китти, дорогая, ты на самом деле сбежала. Ты такая храбрая.

Целуя ее в перерывах между каждым предложением, он говорил:

– А я на всякий случай даже купил тебе обручальное кольцо. И вот этот случай.

Он беспомощно засмеялся, откинувшись назад, порылся в бедламе на письменном столе и откопал маленькую розовую кожаную коробочку, в которой находилось кольцо с огромным бриллиантом.

– Разрушается плоть, а бриллианты – вечны. Кто это сказал? Шекспир?

Они оба так дрожали, что не скоро надели кольцо на ее палец.

– Божественно, – выдохнула Китти, – ох, Лизандер, зря ты, я имею в виду, что оно же стоит...

– Тише, – Лизандер уткнулся губами в ее лоб. – Джорджия вернула мне бриллиантовое ожерелье, которое я подарил ей в свое время, вот так получилось кольцо. И вообще дело только в том, что мы вместе. Но как же, черт побери, тебе удалось сбежать из «Валгаллы»?

– Я прискакала на Князе Тьмы, – гордо сказала Китти.

– Что? – переспросил испуганный Лизандер. – Ох, Китти, ты не должна была. Тем более что ты так боишься лошадей, даже я бы не осмелился скакать на нем.

– Меня больше пугало, что я к тебе не попаду, – призналась Китти.

– Да ты ведь вся промокла, – Лизандер только сейчас обратил внимание на мокрую юбку и разорванные колготки. – О, Господи, ты переплывала реку? Ты же могла утонуть. И все это ты сделала ради меня. О, Китти, дорогая, ты такая мужественная, я даже не могу поверить. А где же сейчас Князь?

– Понятия не имею, – пожала плечами Китти. – Шарахается по Парадайзу. Ему необходимо немного развлечься. Может быть, открывает счет в «Яблоне»

ну повезет, то в сад Перси.

– Китти! – благоговейном трепете сказал Лизандер. – Я и не думал, что ты можешь быть такой безответственной. О, я люблю тебя.

Запрокинув назад ее голову, он впился губами ее рот, целуя все более и более страстно; и царапающая ее щеки щетина доставляла ей самую сладкую боль, которую она когда-либо терпела.

– Я не могу поверить, что это происходит со мной. Пойдем в постель. Мне отчаянно нужно убедиться, что ты реальна.

Он лихорадочно начал расстегивать ее серый кардиган.

Но Китти остановила его:

– Мне надо тебе кое-что сказать.

Решив, что счастье его испаряется, Лизандер задрожал.

– Так ты пришла на несколько минут? – Он так сжал ее руки, что она вздрогнула от боли. – Ты возвращаешься? Я не перенесу этого, честное слово, не перенесу.

– Да я не об этом. Я не хочу, чтобы ты чувствовал западню, но я жду ребенка.

– Не может быть!

На лице Лизандера проступило облегчение и счастье.

– Это фантастика. Я позабочусь о вас обоих. Я люблю детишек. Да пусть хоть от Раннальдини. Если его воспитаем мы, он будет нашим.

Китти яростно потерла глаза.

– Он твой, – прошептала она.

– Мой? – не веря, переспросил Лизандер. – Откуда ты знаешь?

– Раннальдини стерилизовался, значит, только от тебя.

Лизандер уставился на нее, постепенно постигая все величие этой правды, потрясенный борющимися в нем чувствами радости и гордости.

– Мой ребенок! Господи, как здорово, а этот ублюдок Раннальдини, значит, уверял тебя, что ты не можешь иметь детей. Господи, вот же ублюдок. Я ему устрою иракский маникюр, а потом убью его. Так это точно мой ребенок, я имею в виду – наш ребенок?

Он взял ее руки и стал целовать, и она ощутила его слезы.

– Ты же могла потерять его, – сказал он сдавленным голосом. – Ты же могла упасть по дороге. О, слава Богу, ты цела.

– Забудь об этом, мне не было страшно, потому что в конце пути меня ждал ты.

– Ты не должна плакать. – Лизандер достал носовой платок и принялся вытирать слезы им обоим. Потом он проговорил нежно: – Это наш ребенок. Господи, я просто сказочно себя чувствую. Давай позвоним папе. Нет, давай сначала откроем бутылку.

Он был такой отчаянно худой, что Китти не терпелось откормить его джемовыми рогаликами и пудингом с патокой.

– До родов я могу устроиться на работу, – заявила она, не желая обременять его финансово, – а после родов возьму печатать на машинке.

– Ничего подобного, – Лизандер выпятил грудь. – У меня с понедельника приличная работа, у Руперта – объезжать и обучать лошадей. Он думает, что я уже достаточно похудел и что теперь можно попробовать меня на каких-нибудь соревнованиях, даже на скачках с препятствиями.

– Это же прекрасно, – обрадовалась Китти. – Я прощу его за то, что он был такой ужасный.

– Ну нет, он чудесный. Ведь он разрешил Тини теперь жить с Гордецом, потому что они оба очень скучают без Артура. Он и Тегги уехали на шесть недель в Боготу, чтобы усыновить черного младенчика. Ну, может, я чего-то и напутал, но, во всяком случае, на эти каникулы Диззи, Дэнни и я оставлены при сматривать за хозяйством. Толку, правда, от меня было, как от кучи дерьма, но теперь, когда ты со мной, я могу делать все.

– Да ты и всегда мог, – с гордостью произнесла Китти.

– И Руперт арендовал для меня коттедж. Это просто замечательно, если ты согласишься там жить. Ой, посмотри-ка.

Проследив за его взглядом, Китти увидела, что Лесси и Джек уже свернулись клубочком в корзинке и Джек занят тем, что вылизывает Лесси глазки и носик.

«Джеку достанется Джилл,

Навеки исчезнет зло», – голос Китти вновь дрогнул.

– Ему понадобится приставная лестница, когда она вымахает в полный рост, – сказал Лизандер.

– Мне тоже понадобится общественная помощь, чтобы выйти за тебя, – засмеялась Китти.

– Не будь смешной! – рассердился он. – Ты и так гораздо лучше и выше меня, Китти. Я теперь действительно стану человеком, который заставляет мужей ревновать, потому что все мужчины в мире умрут от зависти оттого, что ты моя. – Он поцеловал ее в маленький вздернутый нос. – Я уж и забыл, насколько ты прекрасна.