Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2

– Там сказано: «За неприличное поведение – штраф 200 фунтов». А я как раз и хочу вести себя с тобой неприлично! Ох, Наташа, дорогая, – произнес Ферди, обнимая ее.

К тому времени, когда Лизандер вернулся в коттедж «Магнит», розовые мечты о завоевании Китти, навеянные большим количеством «Дом Периньон» Боба, испарились, и он забылся в горьком сне. Поднятый будильником, поставленным на два часа дня, чтобы в 2.30 смотреть Дядюшку Ханны, он был расстроен тем, что обнаружил: его счет у Ледброука приостановлен. Связавшись с отделом расчетов, он узнал, что его декабрьский чек не принят. Не поверив, он открыл одно из многочисленных писем из банка и чуть не умер от шока. Он мгновенно связался с Ферди.

– Послушай, а вот в конце страница – ОД – это всегда означает перерасход кредита?

– Или передозировку. Это совсем другое.

– На двадцать тысяч фунтов?

– Иисусе! Ты что, купил «Парадайз-Грандж» или что-то в этом роде? У тебя в ноябре было сто тысяч. Посмотри по чекам.

Лизандер с трудом стал разбираться в них.

– Ну, вот пятьдесят тысяч Джорджии.

– Джорджии? Но вообще-то предполагалось, что она должна платить тебе.

– Я ее так ненавижу, что отправил ей деньги обратно. Я не хочу быть... быть... ну кем бы там ни было для нее. Тем более что я не вернул ей мужа.

– Когда продаешь, не бери назад, – вздохнул Ферди. – Продолжай.

– И тридцать тысяч я вернул Мериголд. Нет, ну она действительно на пределе, а потом я еще оплатил свое возвращение из Бразилии и купил Джине бриллиантовый браслет, потому что сбежал от нее.

– Ох, Лизандер, – устало сказал Ферди.

– И десять тысяч – за отель «Версаль». Господи, это круто.

– Ты же был там только три дня.

– Я знаю, но Раннальдини хотел, чтобы Китти переехала в какую-нибудь дыру, поэтому я удержал номер, который ей соответствовал. Джакузи была потрясающа. Ну ладно, я перезвоню тебе. Кто-то в дверь стучится.

На самом деле там, на заснеженных ступеньках, притопывая ногами, собралась целая толпа: владелец «Небесного сонма», которому не было уплачено за четыре месяца, какой-то мужчина, с каплей на кончике носа, в шерстяном пальто, и Мериголд, распухшая от негодования, в голубой куртке-пуховке, в сопровождении надменной горбоносой пары в барбурах.

– О Мериголд, – Лизандер втянул ее в коттедж как спасательный пояс. – С Китти все в порядке? Пожалуйста, ну хоть одно хорошее слово.

– Держись подальше от Китти, – в ярости прошипела Мериголд. – Ты только огорчишь ее, и я не думаю, что это хорошо.

Она сунула ему в руку послание, которое Ферди оставил для него на крыльце.

– Я же оставляла тебе записку, где говорилось, что приведу посмотреть коттедж племянника Гвендолин Числеден и его невесту. Они женятся в апреле. И чтобы ты побрился и приоделся.

Затем она издала вопль ужаса, увидев картину за его спиной: переполненные пепельницы, стаканы на всех столах, разбросанные по полу одежду, жевательную резинку и газеты, развернутые на страничках отчетов о бегах, раковину, переполненную немытой посудой, и подоконник, заставленный уже позеленевшими молочными бутылками.

Хуже того, Джек, не выдержав ночного заточения, навалил прямо у порога.

– Ты же обещал поддерживать в доме порядок.

– Да Джек не виноват. Ты же знаешь, какой хороший...

– Это твоя ошибка, лентяй, проспал все.

– Ну, послушай, я действительно виноват. Давайте выпьем, – позвал Лизандер всех через плечо Мериголд. – Нет, вообще-то у меня ничего нет. Но почему бы вам всем не прогуляться до «Жемчужных ворот» и не взять чего-нибудь за мой счет, пока я переоденусь и приберусь.

– Благодарю, но я за рулем, – сказал мужчина в шерстяном пальто. – Я пришел, чтобы забрать ваш телевизор и видео.

– Но я же собрался смотреть в 2.30, – в раздражении произнес Лизандер. – А вечером еще «Истэндерз» и «Зе Билл». Послушайте, если вы смотаетесь в «Жемчужные ворота», вы еще успеете поставить двадцать фунтов на Дядюшку Ханны, – вопил он вслед горбоносой паре, которая потащилась по тропинке к машине.

После того как все удалились, Лизандер был вынужден слушать репортаж о скачках по телефону, что обошлось в кругленькую сумму, поскольку Дядюшка Ханны никак не появлялся на старте, а когда стартовал, выиграл пять корпусов и ставки принесли двадцать пять к одному. Лизандер уже собрался позвонить в «Ледброук» и наорать на них, что, дескать, они могли бы оставить его счет и он бы выиграл, но увидел фотографию Артура на каминной полке и расстроился.

Он так переживал из-за Китти, что совершенно забыл позвонить Руперту и спросить, как поживают Артур и эта чертовка Тини.

53

Проезжая через Пенскомб, мимо светло-серых домов и маленькой норманнской церкви, где было похоронено не одно поколение Кемпбелл-Блэков, Лизандер заметил и пункт по приему ставок. Редкость в таких крошечных деревушках, он, должно быть, существовал благодаря местным жителям, готовым проза-ложить последнюю рубаху за лошадей Руперта. В окне сельского магазина висело объявление, что Партия сыра и вина Англии объявляет сбор средств на войну в Персидском заливе. Лизандер понимал, что должен бы интересоваться этим. Радио долбило и долбило об освобождении Кувейта, он же был заинтересован в освобождении Китти.

Длинное перламутровое озеро перед великолепным светлым домом Руперта, окруженным величественными буками, подмерзло по краям. На холмистых полях лежали пятна снега, словно пролитое молоко, над которым поздно плакать. Пели птицы, пытаясь перекрыть неумолчный гул летящих высоко в небе «Б-52», несущих бомбы на юг с базы Королевских Военно-воздушных Сил в Феафорде.

Руперт не пережил спада и теперь наблюдал за понижением ставок у Ллойда исключительно из альтруизма. Хоть он и был очарован Лизандером в Монто, но все же он видел, что тот крайне истошен. В отеле «Версаль» Руперт успел заметить, что Лизандеру был выписан громадный чек за люкс президента де Голля. И следовательно, причина, по которой Руперт взялся за Артура, заключалась в том, что из Лизандера, судя по всему, нетрудно было вытащить наличные, которые Руперт потратил бы на приобретение новых молодых лошадей для тренировок.

Руперт ненавидел соглядатаев. Даже самые богатые владельцы не могли нарушить раз и навсегда заведенный порядок выхаживания лошадей. И вообще у него была не благотворительная лечебница. Но когда он увидел трясущегося и неуправляемого Лизандера с Утенком Дональдом, выглядывающим из отворотов его длинного темно-голубого, в собачьей шерсти пальто, Руперт тут же прервал беседу с мистером Пандопулосом, чья лошадь на прошлой неделе опять не заняла призового места. Оставив апоплексического грека на Диззи, его очаровательнейшую старшую среди конюхов, Руперт потащил Лизандера на кухонный двор выпить чашечку чая.

– Да отпусти ты его, – сказал Руперт, когда свора собак забегала вокруг, пытаясь добраться до ощетинившегося Джека.

– Они вполне безопасные, а две – сучки. Лизандер завистливо рассматривал фотографии Руперта и его дочерей, Пердиты и Табиты, с кубками победителей мировых чемпионатов в скачках или в группах победителей – и все это было расставлено и расклеено на всех плоскостях и даже на заборе.

– Я извиняюсь, что не позвонил, – пробормотал он, – у меня телефон выключили.

– Да ты прижмись к печке, – посоветовал Руперт, ставя котелок. – Ты выглядишь просто замороженным.

Болеет ли лошадь, можно увидеть по ее глазам; у Лизандера глаза были ярко-красные, а зрачки и радужные оболочки тусклые и безжизненные. Он был бледен, как рождественские розы Тегти, стоящие на столе в темно-зеленой вазе. Джинсы, обтягивающие его бедра как кожа, когда он катался на лыжах, ныне болтались мешком.

– Как Артур? – спросил Лизандер.

– У Короля Артура – брюхо как бочка, – ответил Руперт. – Боже, как он рассердился, когда я урезал его рацион. Он сожрал солому до клочка, поэтому я стал стелить ему порванные газеты. Я полагаю, что они сейчас с Тини заняты тем, что рассказывают друг другу увлекательные истории о тебе и миссис Китти. Как она?

– О Руперт!

И со всем эгоизмом человека с разбитым сердцем он пустился в пересказ горестной истории.

– Ну зачем я только убедил ее, что я серьезный человек? – взмолился под конец Лизандер, макая пятый кусок хлеба в чай, прежде чем отдать его попрошайничающему Джеку. – Я должен заслужить медаль в войне в Персидском заливе, чтобы доказать ей, что я не дешевый жиголо. Янки платят по тысяче фунтов в неделю даже тем, кто только ставит палатки.

– Я думал, что тебе платили в десять раз больше в Англии только за то, что ты ставил свой член, – сказал Руперт, изучая расписание скачек на будущую неделю и раздумывая, кого бы посадить на завтрашнюю утреннюю лошадь. – Ну, шучу, шучу, – проговорил он, увидев, что лицо Лизандера помрачнело. – Во всяком случае, у меня для тебя есть новости. Банни, ветеринар, и я думаем, что можем разрешить проблему Артура.

Выглянув в окно, Руперт слегка порозовел.

– А вот и она.

Артур, как обычно, желая обратить на себя внимание, лежал, похрапывая, с широко открытыми глазами.

– Мне пришлось убрать Гордеца Пенскомба из соседнего бокса, – сообщил Лизандеру Руперт, открывая половинку двери. – Он не мог спать из-за этого шума. К тому же Артур его еще и укусил.

Услышав голос хозяина, Артур в восторге вскочил на ноги. Всхрапывая, как Везувий, он толкнул Лизандера головой в живот, жалуясь на голодную диету, на которой оказался. Как обычно, он был ни на кого не похож, его морда, холка и круп были вымазаны зеленым, а грива и хвост усыпаны клочками «Файненшнл Тайме», как конфетти. Пытаясь отведать Утенка Дональда, он подался назад и нарочито вздрогнул, увидев ветеринара Банни. __

– Он ужасный дурачок, – улыбнулся Лизандер, оправдывая его. – Однажды даже продавец программок заставил его трепетать и только лишь потому, что был в белом пальто.

Кругленькая, миленькая и улыбающаяся, с длинными каштановыми волосами и мягким успокаивающим голосом, Банни на какой-то жуткий момент напомнила ему Китти.

– Мы не считаем, что у него воспаление ладьевидных, – сказала она Лизандеру. – При исследованиях в рентгеновских лучах такие ошибки часто встречаются, эти же повреждения представляют собой обычные синовиальные образования.

– Ах, вот оно в чем дело, – Лизандер, понятия не имеющий, о чем идет речь, обнял за шею Артура, все еще пытавшегося убраться подальше от визитеров.

—Не могли бы вы сейчас проехаться рысью? – спросила Банни.

Даже при горячем желании Артура максимально увеличить расстояние между собой и Банни скоро стало очевидным, что его захлестывает боль. Несчастный еле ковылял по двору. У Лизандера не было сил смотреть на это. Казалось, что Артур выглядит еще хуже, чем раньше.

– Ясно, что он хромает на обе передние ноги, – заключила Банни, когда они вернулись. И я полагаю, что боли у него – в венечных суставах. У Артура, – добавила она, похлопывая его по мышцам груди, – нестандартная форма ног, со слишком длинными лодыжками.

– Похожий случай был у леди Числеден, – нервно засмеялся Лизандер.

Банни подняла глаза к небу.

– Я имела несчастье ухаживать за ее безумными арабскими лошадьми, – вздохнула она.

Откинув назад свои волосы, она потерла передние ноги Артура, а затем наполнила шприц лекарством для анестезии.

– Я собираюсь сделать ему нервную блокаду передних суставов, – объяснила она, погружая иглу в подрагивающую ногу Артура.

За недолгое пребывание Артура в Пенскомбе его успели полюбить. И теперь конюхи Руперта, оставив все свои дела, собрались вокруг. Скоро к ним присоединились сельскохозяйственные рабочие, садовники, плотник, малый, привозящий пищу, и мистер и миссис Бодкин, древняя чета, казалось, испокон веку присматривающая за Рупертом.

Снег валил так, словно решил выпасть целиком в одном месте. А когда Лизандер закурил сигарету, что было строжайше здесь запрещено, властный Руперт не стал на него ворчать.

– О'кей. Это должно подействовать. Попробуйте еще раз рысью, – сказала Банни.

Задрав хвост, довольный, что собрались зрители, Артур вновь потащился за Лизандером, который бежал спиной вперед, чтобы наблюдать за ногами лошади.

– Ну что ж, уже лучше, – одобрительно произнес Руперт. – Давайте обратно.

Лизандер с усилием остановил Артура и отвел его к дому. Тому уже надоели ветеринары, и его неодобрение обернулось злостью, когда Банни опять всадила иглу в сустав.

– Ну если сейчас все будет о'кей, – обратилась она к Лизандеру, – то, значит, все боли сконцентрированы в суставе, и тогда мы устроим ему курс внутрисуставных инъекций и корректирующей ковки.

Эти десять минут показались самыми длинными в жизни Лизандера. Пенскомб был заведением высшего класса, и зимой лошадей по ночам накрывали темно-синими попонами, а зачастую еще и тремя пледами, когда было уж очень холодно. Сейчас же, чувствуя, что что-то происходит, они, как средневековые кони, ожидая начала битвы при Азенкуре', выглядывали каждая из своего стойла.

Во дворе наступила тишина, нарушаемая лишь славной песенкой одинокой малиновки да протестующими всхрапами, время от времени издаваемыми Тини, которую держал в стороне от места событий довольно испуганный малый. Лизандер закурил следующую сигарету. Девушки-конюхи подошли поближе. Оказывается, хозяин Артура даже очаровательнее, чем Артур. Руперт, обманчиво спокойный, стоял, прислонившись к поросшей лишайником ограде загона для вязки. Только Джек, не обращая внимания на серьезность момента, помахивая хвостиком и навострив ушки, обхаживал Гертруду – черно-белую дворняжку Тегги.

– Пожалуйста, Господи, помоги Артуру выздороветь, – взмолился Лизандер. – Обещаю вставать по утрам и пить меньше, гораздо меньше.

Измученный Артур попытался съесть «ролекс» Банни.

– Мне нужно это, чтобы узнавать время, – мягко сказала она уже прямо в его зеленый нос. – Ну хорошо, если хочешь, пробегись по двору, но только по прямой линии.

Артур рванул, за ним припустил Джек, и Тини удалось свалить державшего ее малого. Как эскорт, они присоединились к Артуру, неуклюже бредущему под снежными хлопьями, недоверчиво опираясь на передние ноги в ожидании боли. Но нет, в самом деле, боли не было! Повеселев, он увеличил шаг, грохоча по мощеному двору все более и более уверенно, затем выскочил на покрытую гравием тропинку, ведущую к буковым зарослям вокруг теннисного корта. Развернув его, с радостным воплем Тарзана Лизандер направил Артура назад, двигаясь спиной вперед, чуть не падая на неровных камнях и в восторге не сводя глаз с громадных подкованных ног Артура, выбивающих искры из брусчатки.

– О Руперт, он в порядке, в порядке, мать его! Гул одобрения пронесся по толпе, что привело в волнение всех лошадей по соседству, и собаки подняли лай.

– Я просто не могу поверить, – Лизандер вытирал глаза тыльной стороной ладони. – Ну еще разок, Артур.

Развернувшись, он рванул до буковой ограды, Артур вслед за ним, от восторга переходя на галоп.

– О спасибо тебе!

Лизандер поцеловал Банни, всех девушек-конюхов, древнюю миссис Бодкин и очень крепко – Руперта, прежде чем обнять Артура и начать целовать его безобразную физиономию. Джек с радостным лаем крутился у них под ногами, пока Лизандер не забросил его на спину Артура, где тот продолжал гавкать, сохраняя равновесие под всеобщие взвизги хохота, в то время как Лизандер еще раз пробежался со своим любимцем.

– У Артура была проблема с суставами из-за слабой сбалансированности ног, – объясняла Банни, пока Руперт открывал бутылку шампанского. – Поэтому ему нужны особые подковы, где вместо заднего шипа должно быть закругление. Потом шип можно будет восстановить. Вы постепенно будете подрезать копыта сзади, и его нога вновь станет нормальной.

Лизандер обнял ее.

– Это же чудо! Я даже не могу высказать, как я тебе благодарен. Руперт, а можно Артуру немного шампанского? Он его действительно любит... Ой, – взвизгнул он, когда Тини его укусила. – Ну и этой сучке тоже надо налить.

Когда они вернулись в контору, Руперт достал графин виски.

– Давай-ка выпьем чего-нибудь поприличнее.

После таких вот историй и понимаешь, какая же у нас стоящая работа. Должен сказать, Артур – славная лошадь.

– Он такая умница.

Лизандер уже успокоился и теперь восхищался холеными лошадьми Стаббза над камином и надеялся, вдыхая доносящийся с кухни запах мяса по-провансальски, которое готовила Тегти, что его пригласят остаться на ужин.

– И с ним ведь почти никаких проблем.

«Чего не скажешь о тебе», – подумал Руперт, доставая сифон с содовой. Вслух же он сказал:

– Если хочешь, давай попробуем его еще разок на скачках в Ратминстере.

Лизандер резко повернулся:

– Ты думаешь, уже можно?

– А почему бы нет? Месяц он у нас просто побегает. Затем приступим к забегам на время и прыжкам, это в конце второго месяца, в следующем месяце перейдем на галоп, потихоньку набирая форму. И управимся как раз к началу апреля, – Руперт щелкнул по календарю. – К 6 апреля, чтобы быть точным.

– Вот это было бы здорово.

Глядя на удивительно красивое лицо Руперта с загаром, оставшимся еще от лыжных катаний, на приглаженные светлые волосы, потемневшие от тающих снежинок, и на васильково-голубые глаза и без следа насмешки, Лизандер почувствовал прилив волны обожания. И вновь ему захотелось пасть на колени и поцеловать руку Руперту и завоевать его расположение так же, как любовь Китти. Господи, да он что-то совсем раскис.

– Как ты думаешь, это будет ужасно, если я позвоню Китти? – спросил он и, пошатываясь, направился к телефону в какой-то эйфории.

– Нам нужен хороший жокей, – произнес Руперт, протягивая Лизандеру стакан. – Артура, конечно, нужно умасливать, но не до такой степени.

Потрясенный Лизандер побрел обратно от телефона.

– Я же собираюсь скакать, – запротестовал он.

Но Руперт уже переводил взгляд от своего дневника к списку лошадей на стене и размышлял, кого бы послать в Лингфилд в конце недели.

– Но если ты собираешься отвалить денег за тренинг, то тебе же понадобится и опытный жокей, – сказал он и добавил: – Господи, ну что за день. Табита, моя дочь, сегодня вечером должна бы вернуться в школу. А она спуталась с этим жутким, бородатым животным, трактористом, который думает, что тренеры – это те, кто все время ходит в грязной обуви. А у Табиты уже оплачен счет за обучение. Ей-Богу, когда дети учатся за рубежом, приходится ходить пешком, а о том, чтобы менять «БМВ» каждые шесть месяцев, приходится только мечтать.

Подняв взгляд, он увидел, что Лизандер сидит с открытым ртом, пытаясь выжать из себя хоть слово.

– Послушай, Руперт, я думаю, что наши интересы пересекаются. Мне не хотелось бы вводить тебя в заблуждение, но я не в состоянии оплачивать тренировки Артура.

Это выглядело так, словно виски опять скользнуло в графин.

– В общем, – пробормотал Лизандер, – сегодня утром я открыл банковскую декларацию. Она меня подкосила. Я-то думал, что у меня еще семьдесят пять тысяч, а выяснилось, что ничего. Даже перерасход.

—Ну так о чем же ты думаешь? – мягко поинтересовался Руперт, обхватив своими длинными пальцами стакан с виски, сузив глаза, стерев с лица даже остатки дружелюбия. Лизандер вдруг ощутил взрывную опасность этого человека.

– Артур здесь уже десять дней, – продолжал Руперт, – которые у нас гораздо дороже, чем в отеле «Версаль», я уж не вспоминаю об этой пони-людоедке. Один только счет ветеринара составляет астрономическую сумму. Это не осел все-таки, – добавил он ехидно.

– Да я понимаю, – Лизандер успокаивающе поднял руки. – Но ведь я выигрывал заезд за заездом, и мой дядя Алистер...

– Этот пьяница и развратник. Лизандер вздрогнул:

– Но он разбирался в лошадях. И он говорил, что я умею скакать.

– Но сам брал другого жокея.

Холодное, неподвижное лицо Руперта, его замораживающий, оскорбительный голос напомнили Лизандеру отца и заставили задрожать еще больше.

– Н-ну, если вы дадите мне работу по выездке ваших лошадей или на скачках, я буду это делать бесплатно. Я даже буду чистить загоны, хотя тут я не очень силен. А если мы поставим Артура в строй и я на нем выиграю Ратминстер, Китти поймет, что я не просто плейбой, а достоин того, чтобы она могла выйти за меня замуж.

Руперт долго молчал. Тикали часы, поскрипывал и отплевывался факс. В соседней комнате стучала машинка. Со стороны кухни донеслось слабое жужжание – Тегги включила миксер. Энергичный кот влетел через отверстие в двери. К дому подъехал автомобиль, и пол задрожал. Наконец Руперт сказал:

– Это лучший тренировочный комплекс во всей стране, а ты предлагаешь, чтобы я бесплатно тренировал какого-то полудохлого динозавра, да еще оплачивал его заезды?

– Я думал, ты можешь, – Лизандер смотрел на сбитые носки своей обуви. – А большая победа не помешала бы вашей конюшне. Да и на людей произведет впечатление, что вы взяли Артура. Ведь ему даже рождественские карточки прислали болельщики, а на прошлой неделе – банку мятных леденцов. Я поскачу, я обещаю.

– Да ты шутишь, что ли? Уж не думаешь ли ты, что я доверю тебе, чтобы ты распустил моих лошадей. Мы заняты, – необычно резко сказал он Тегти, показавшейся в двери.

– Извини, – она покраснела, – но Таб пришла домой.

– Ничего, доберусь и до нее, – Руперт допил виски. – Нет, не надо, – взвыл он, когда к двери двинулось что-то в голубую полосочку, увенчанное белокурыми взъерошенными волосами.

Увидев, что его дочь поднимается по ступеням, Руперт заворчал, как чиновник, к которому без спросу идут на прием.

– Я не собираюсь возвращаться в «Багли-холл», – завопила Табита. – Я ненавижу тебя.

– Как ты смеешь встречаться тайком с этим проходимцем?

– Если бы Эшли был сыном герцога, ты бы тогда не возражал, – закричала в ответ Табита. – Какой же ты сноб. Когда ты был молодой, тебе было все равно – Диззи, Подж, Мерион, да и была ли в Южной Англии хоть одна девушка-конюх, с которой бы ты не трахался? И как насчет Пердиты? Сколько по миру бродит твоих незаконнорожденных?

Табита ворвалась в комнату подобно огненному колесу фейерверка. Глаза у нее были голубее, чем у Руперта, кожа густого кремового цвета, светлые волосы обрамляли такой же гладкий лоб, лицо, несмотря на огромный вопящий рот, прекрасного рисунка. Лизандер еще никогда не был свидетелем такого гнева, такого противостояния, такой страсти между двумя людьми. В любой момент могла вспыхнуть искра от бушующего в них огня. Джек, ненавидящий ссоры, начал тявкать.

– Ты должен написать автобиографию и назвать ее «Книга племенного жеребца», – поддразнила Табита.

– Заткнись, – заорал Руперт. – И не смей насмехаться.

Он обратился к Лизандеру:

– Проваливай и заткни этого чертова пса. Лизандер и Джек выскользнули в холл и наткнулись на Тегти, держащуюся руками за голову.

– О, дорогая, дорогая.

– Привет, – Лизандер расцеловал ее в обе щеки. – Ну, я не обвиняю этого тракториста.

– Просто на Руперта сейчас столько свалилось, – извиняясь, сказала Тегги. – Его так волнует война. Ведь он же служил в армии и теперь чувствует, что должен быть там. Опять же и дела заботят: среди саудовских арабов и кувейтцев было много держателей лошадей.

– Миленький домик, – произнес Лизандер, восхищаясь желтым камнем-плитняком, коврами и огромным масляным портретом пушистого черного Лабрадора.

– Когда здесь спокойно, – ответила Тегги. Вопли усиливались.

– А ты меня не волнуешь. Я позвоню Эстер Рантцен, чтобы ты наделал ей детей. Я только и живу от одного скандала в газетах до другого. И неудивительно, что я такая раздражительная. Эшли вообще говорит, что я нуждаюсь в терапии.

– Ты нуждаешься в поясе целомудрия, – завопил Руперт. – У тебя всегда было то, что ты хотела.

– И у тебя тоже, особенно женщины.

– Во всяком случае – не с тех пор, как я с Тегги, и ты знаешь это.

– Да она тебе не верит ни на грош. Вот почему она (ха-ха, черт побери) все время тащится за тобой. Чтобы ты всегда был в поле ее зрения. Ведь пока ты не женился на ней, я за тобой следила.

Заткнув руками уши, Тегги убежала назад в кухню.

– Заткнись! – Руперт встряхнул Табиту, как крысу. – На этот раз ты ошиблась, зашла слишком далеко. Можешь убираться жить к твоей матери. А я продам Френки, Сорель и Бисквита.

Это было все равно, что приложить раскаленную кочергу к спине Табиты.

– Ты не посмеешь, – истерично всхлипнула она. – Я обращусь в Общество охраны животных. Ты же пообещал, что Бисквит будет здесь до конца своих дней. Ты же обещал!

И она яростно забарабанила кулачками по груди Руперта.

– Если ты еще хоть раз увидишься с этим маленьким волосатым чудовищем, я выгоню Бисквита, или он окажется заграницей на консервном заводе.

Руперт всегда считал, что в конторе должно быть два выхода, так в прежние дни он сбегал от надоевших женщин, а теперь от утомивших его собственных дочерей.

– Ублюдок! – крикнула Табита через дверь, ведущую наверх.

Лизандер виновато вскочил и ввалился в контору в то время, как Руперт открыл вторую дверь. Лицо его было бесстрастным, хотя глаза еще сверкали.

– Так на чем мы остановились? – дружески сказал он. – Ах да, ты хотел скакать за меня.

Схватив трубку, он позвонил в конюшню:

– Диззи, дорогая, как там Мейтрер?

Лизандер мог бы услышать, как Диззи выкрикивает что-то неодобрительное, но он был слишком взволнован, чтобы обратить на это внимание.

Лошади, поблескивая в сумерках звездочками и заклепками, высовывали головы из загонов и покачивали ими от удовольствия, видя, как конюхи насыпают в ясли овес с орехами. Мейтрер, симпатичный гнедой с белыми полумесяцами под глазами, не очень обрадовался тому, что его ужин задерживается.

– Осторожнее, он быстрый, как молния, – пробормотала Диззи, словно упрекая босса. – И еще он может укусить. А остановить его чертовски тяжело.

– А никто тебя и не спрашивает, – проворчал Руперт, подталкивая Лизандера вперед.

– Да я уже давно езжу, – сказал Лизандер, собирая поводья.

– Но ведь не на моих же лошадях, – Руперт придержал стремя, пока Лизандер не вскинул длинное бедро на спину Мейтрера.

– Прощай, белый свет, – захихикал он.

Среди обнаженных деревьев Пенскомба драгоценной сеткой для волос горели огни.

– Это прекрасная лошадь, Руперт, – произнес он, отъезжая.

– Почему ты посадил его на Мейтрера? – в бешенстве спросила Диззи. – Он же всего лишь мальчик, милый мальчик.

– Вот и надо превратить его в мужчину.

Накричавшись вволю в своей комнате, Табита, удивленная тем, что даже Тегти, которую она на самом деле обожала, не пришла успокаивать ее, прекратила плакать. Она не могла вернуться в «Багли-холл». Ей запрещено видеться с Эшли, и она уже никогда не ощутит покалываний его бороды. Правда, ей хотелось бы, чтобы он почаще мылся, но он даже дезодоранты презирал, утверждая, что кожа сама должна дышать.

Выглянув в окно, она увидела отца и Диззи, неторопливо идущих по универсальному треку, тянущемуся на полторы мили по полям Руперта. Они шли за всадником – о, Господи, да это же Мейтрер! Ни одна другая лошадь не выступала с такой поражающей грацией и чистотой. Таб схватила бинокль. Она не могла разглядеть наездника, но держался он великолепно. Она еще никогда не видела, чтобы всадник так естественно сливался с лошадью. Словно Мейтрер танцует с Фредом Эстером.

В «благодарность» за это порочный гнедой принялся ужасно взбрыкивать. Наездник ухватился за гриву, но не шелохнулся в седле, затем повернул лошадь, направляя ее на освещенную прожекторами дорожку, к первому барьеру. Мейтрер прижал уши. Он дал посыл слишком близко. Мейтрер собирался остановиться. Таб в ужасе сжала бинокль. На такой скорости наездник неминуемо убьется. Но Мейтрер совершил удивительный кошачий прыжок и величественно поплыл в воздухе.

Ноги вбиты в стремена, бедра сжаты, вот наездник уже над следующим барьером, его тело красиво изогнуто – и он уже исчезает за вершиной холма.

Сбежавшая к финишу Диззи забыла и о холоде, и о секущих снежинках и, увидев появившегося из-за поворота Лизандера, облегченно вскрикнула. Подлетев к последнему барьеру, Лизандер бросил поводья и, смеясь, воздел руки к небу; Мейтрер поднял верх барьера, задев ногой о березовые жерди. Лизандер соскочил с лошади, на секунду забыв все: и ярость Руперта, и перерасходы, и отсутствие работы, и даже Китти.

– Это самая чудесная лошадь из всех, на которых я ездил. Я уверен, что он выдержит и дистанцию в два раза больше. Я бы все отдал, чтобы скакать на нем в Челтенхеме.

В этот момент на заснеженной тропинке, скользя, появилась Тегги.

– Руперт, ты ведь не собираешься посадить Лизандера на Мейтрера? Он же завтра хочет уезжать.

– Ну теперь вряд ли ему это удастся, – заметил Руперт.

Его гнев уже остыл, но он не намерен был мириться и потому, обогнав всех, пошел к дому.

Лизандер сидел за выскобленным кухонным столом и поедал волшебно-вкусные сырные палочки прямо из печи. В дверь, подобно кошке, скользнула Табита, бросила на него недоверчивый взгляд и вылетела обратно. Затем, когда Тегги протянула ему стакан виски, а сама устроилась на лавке под окном, изумленное лицо Табиты появилось вновь, на этот раз в окне.

«Просто не верится, что это он, – думала Табита, – что это что-то настоящее. Эти пушистые каштановые кудри, такой чудесный рот с чуть коротковатой верхней губой и такие большие, добрые, смеющиеся глаза».

– О-о-о, – простонала она.

– Никто не видел журнал «Лошадь и собака»? – пробормотала она, вновь скользнув в дверь минутой спустя.

– Привет, дорогая, – сказала Terra. – Налей себе выпить.

– Спасибо.

Таб взяла стакан для шерри и стала наливать туда коку, неотрывно глядя на Лизандера.

– Хватит уже, садись, – Terra похлопала рядом с собой.