—Прискорбно, что погиб невинный человек. Но, видно, на то воля Создателя.
Гебриел отломил от лежавшей на столе плитки шоколада кусочек и положил в рот.
—Ипполит,— сказал тут Виконт,— ты проявил завидное мужество. Не многие смогли бы сделать это.
—Но,— вступил в разговор барон,— Осиел все же утянул за собой двух человек.
—Да,— подтвердил Виконт,— сколько злобы в душе его, если за простую случайность человек расплачивается инфарктом.
Граф нахмурил брови и заговорил:
—Ненависть, проклятая ненависть к детям отца нашего, более слабым, но более богатым духовно, ни к чему не приведет, лишь пошатнется стабильность этого мира. Виконт, я хочу, чтобы ты завтра позаботился о его семье и постарался сгладить их боль.
—Да, сир,— ответил де ла Вурд.
—Ипполит, сегодня же найди моего сына, успокой его, а позже присмотри за трупом Свинцова,— приказал Леонард,— сдается мне, мы еще услышим о нем. Очень жаль, что ты не завершил всё до конца. Но не ты виноват. Глупость этой старухи непомерна. Надеюсь, я с нею более не столкнусь.
—Хорошо, монсеньор.
—Гебриел, теперь вступаешь в игру ты. Скоро состоится конфликт трех группировок. Есть много психов, способных причинять боль, убивать себе подобных. Проследи, чтобы достойные наказания понесли его. Я надеюсь на тебя.
—Я выполню это, сир.
Тут вошла Вельда, она несла поднос с кофе. Где в это время находился попугай, никто не знал.
Почти все принялись за черный ароматный напиток. Виконт, как всегда, потягивая кофе, курил сигару, Леонард, имевший большую привязанность к дорогим напиткам, пил кофе с коньяком бог знает, какой выдержки, Гебриелу, отличавшемуся страстью к сладостям, вместо кофе Вельда принесла бокал густейшего горячего шоколада. Козлов, не особо любивший всякие причуды, как и Вельда, пил простой черный кофе без молока, смакуя вкус его.
Никто не заметил, как возле канделябра на телевизоре появился малость помятый без части оперения покрытый кое-где пятнами крови Цезарь. Он с гордым видом наблюдал за компанией и заново переживал недавние события. Несколько минут назад он подрался с весьма наглым котом. И, потеряв часть перьев, всё же вышел победителем из схватки; кот, поджавши хвост, ретировался в ближайший подвал. За ним попугай, отличавшийся не малой отвагой, не последовал; из подвала несло удушающим кошачьим духом. Ясно было, что там находится логово этих хищников. И Цезарь посчитал целесообразным уйти победителем, нежели вступить в схватку и в неравной борьбе проиграть сражение.
Наконец птица не выдержала и заорала таким дурным голосом, каковым можно было поднять покойника:
—Какого черта! Я что, пустое место?!
От этого Виконт поперхнулся кофе и сигарным дымом, а Ипполит почти полчашки вылил на себя.
—Т-твою мать!— воскликнул Козлов,— коты тебе все мозги выцарапали?
Вельда подняла на попугая глаза и непечатно выругалась. Де ла Вурд криво усмехнулся и запустил в нахальную птицу сигарой. Попугай не успел увернуться, свалился за телевизор. Оттуда раздалось его восклицание:
—Виконт, ты явно хочешь спалить меня! Вы все с ума посходили.
Потом он появился из-за телевизора, сел на ветвь канделябра. Вид его был комичен: взъерошенный, весь в пыли, он держал в одной лапе виконтов окурок, а из ноздрей его валил, как из паровоза, дым. Цезарь, распушив перья, отряхнулся, раскрыл клюв, вставил в него окурок, затянулся. Это он проделал, как заправский курильщик, так что все рассмеялись.
Всем стало как-то теплее, когда попугай внес элемент юмора, что всегда ему удавалось. Вечер, малость подпорченный печальными событиями, был скрашен выходкой Цезаря.
—Цезарь,— заговорил Виконт,— какой же ты забияка. Всё как-то не находишь общего языка с местной живностью.
—Что ж, забияка,— согласился попугай.— Но местная живность, как ты выразился, мне пока что дружбы не предлагала. Да и нагловата она до ужаса.
—Оторвут тебе хвост когда-нибудь,— вставил Ипполит.
—И поделом,— добавила Вельда.
—Коты обид не прощают,— сказал де ла Вурд.— И брось курить, когда с тобой разговаривают!
—Ладно уж.— Попугай нахмурился, сигара пропала бесследно.— Надеюсь, мой любимый с коньячной начинкой шоколад остался, или опять вы всё съели?
—Да, есть еще.— Гебриел указал на хрустальную вазу.— Специально для тебя оставили.
—Благодарю вас, господин барон,— сказал с ироничной печалью попугай,— лишь только вы печетесь о несчастном Цезаре.
—О! о! о!— поддразнил его де ла Вурд.— О Цезаре бедном замолвите слово!
* * *
Много чая было выпито. Виталий чувствовал такой покой, какой никогда еще не навещал его душу. Девушки куда-то ушли, оставив его наедине со своими мыслями. Полная тишина, воцарившаяся в коридорах общежития (что, кстати, было большой редкостью здесь), позволяла думать, не отвлекаясь на шум. Только лишь была слышна доносившаяся с третьего этажа музыка. Играла флейта. Странно было слышать эти звуки здесь, где полным полно рока и всякой так называемой «попсы». «Кажется, что покой воистину существует,— размышлял наш герой,— подумать только,— меня любит самая красивая девушка! И такое, оказывается, возможно. Я, обделенный столь долгое время женским вниманием отшельник, завоевал любовь этого прелестного существа… Какая музыка! Если мне не изменяет память, звучит композиция в исполнении Земфира «Одинокий Пастух». Чарующие звуки. Они как никогда подходят к моему теперешнему состоянию. Грусть и покой. Кажется, мечта о покое сбывается.
Из угла в пустоте послышалось чье-то чихание. А вслед за этим возле стола материализовался Ипполит. Он держал в руках огромный усыпанный маленькими дырочками платок.
—Вот напасть!— в сердцах сказал появившийся,— всего-то полчаса ходьбы и я простыл. А, мосье Серебряков, вы-то вон, как держитесь.
—Ты как узнал?— Виталий удивился.
—Как так узнал? Вы не кашляете, не чихаете,— так и узнал,— удивился Козлов.
—Нет, что я еще здесь.
—Вы забываетесь, сударь. Разве вам не известно, кто я?
—Да, да, это мне известно. Ну-с, рассказывай.
Ипполит запихал платок в боковой карман пальто, почесал свою бороду, придав той ужасающий вид, потом ответил:
—Особо рассказывать нечего, Я зарезал Свинцова, и делу конец. Правда,— и это меня смущает,— он в зарезанном виде убил одну ненормальную, после упал замертво.
—Так что же тебя смущает? Свинцов мертв, и дело с концом?— спросил Серебряков, улыбнувшись. Козлов шумно вздохнул.
—Так-то оно так, только ведь господин Свинцов не человек, но ангел. А у них, как известно, весьма живучая натура. Я не успел докончить дело. Требовалось разрушить его сердце и отделить голову, а мне помешали.
—И гроза— ваше дело?— вновь спросил Виталий.
—Нет, дорогой мой, ты забываешь, что там, по ту сторону, тоже идет война. Гроза— это лишь отражение ее. Чисто научное и вполне объяснимое явление, как сказали бы ученые мужи. Но сие явление берет начало в запределье, где рождается борьбою братьев господина, ищущими потерянный рай. И огонь этой борьбы еще запылает на Земле, тогда и наступит Апокалипсис.
—А Виконт?— поспешил прервать тираду Козлова Виталий.
—Он жив. Он не принимал участие в битве. Дело в том, что мы тоже люди, хотя волею провидения погибшие и воскресшие. И наши мысли читаемы. Чем нас больше, тем легче докопаться до сущности каждого. Массовая психическая атака, если даже она бессознательна, может изменить многое. Ненависть множества людей к бывшим руководителям страны Советов сделала свое дело,— почти никто из них не был здоровым в момент смерти. Так что, дорогой друг, мы куда уязвимее вместе, нежели поодиночке. Парадокс!
Тут Козлов что-то услышал и выглянул за дверь.
—Они возвращаются. Мне надобно удалиться. Да, вот еще, совсем из головы вылетело. Вас господин просил сегодня заглянуть на огонек. Ну-с, adios.— И слуга Сатаны пропал, вызвав движение воздуха.
Вошла Наташа с подругой.
—Я должен идти,— сказал Серебряков.
—Что так скоро?— Улыбнулась Аня.
—Время уже позднее, да и вам пора отдыхать. Виталий подошел к Наташе, она косо посмотрела на подругу. Та засмеялась:
—Да не стесняйтесь, мне же всё известно.
Серебряков наклонился и поцеловал губы Наташи. Она опять прижалась к нему.
—Мы всегда будем вместе,— прошептала она,— я люблю тебя, Виталька.
—Я обожаю тебя,— сказал так же тихо Серебряков,— до завтра.
—До завтра,— попрощалась Наташа.
Виталий взял куртку, оделся, и, сказав:
—Всего хорошего.— Вышел за дверь.
—Ну, давай, выкладывай,— с нетерпением заговорила Аня, как только шаги Серебрякова стихли вдалеке.
Она потянула подругу за руку и усадила рядом с собой на кровати.
—Какая ты нетерпеливая,— сказала Наташа.
—Госпожа Торцова,— возмутилась ее подруга,— ты по моему предложению пригласила его сюда, соблазнила, а теперь еще и скрываешь подробности. Так не хорошо.
—Ладно тебе. Ты сама знаешь, как всё было.
Аня заговорщецки подмигнула и, улыбнувшись, спросила:
—Вы без конца целовались, да?
—Да, ладно, слушай,— Наташа откинулась на подушки и, переживая все во второй раз, стала рассказывать.
Аня, выслушав подругу, воскликнула:
—Вот это да? И это он тебе сказал?
—Конечно. А ты думаешь, я придумала?
—Смотри, я начинаю завидовать. Куда же смотрели мои глаза, когда вот здесь был он? А? Надо было отбить его у тебя.
—Ты смотри!— Пригрозила пальцем Наташа.— Я теперь его не отпущу.
—Он сам от тебя никуда не денется. Вон, какие слова говорил! Любит, любит!
Наташа обняла подругу.
—Анька! большое спасибо тебе за совет.
—Ну что ты,— сказала Аня,— такая любовь разве может так просто угаснуть? Надеюсь, ты тоже в долгу не останешься.
Глубоко вздохнув, Наташа ответила:
—Я вдруг почувствовала, что люблю его.
—Ты правишь в его сердце безраздельно,— Аня тоже вздохнула.— Эх, вот бы и мне найти такого человека.
Ее подруга отодвинулась, заглянула в глаза, легонько сжала ее плече и произнесла:
—Найдешь, я не сомневаюсь. Где-то живет он и ждет тебя.
—Надеюсь, так оно и будет.
Глава XVII
PRIMUS [12]
Здесь ангелы выясняют отношения…
Земля! для того ли ты создана?
Резцов клевал носом. Лучший патологоанатом Самары только что завершил вскрытие недавно прибывшего трупа. Этот труп был немногим раньше украден, а теперь его вновь привезли. Ничего нового в трупе не обнаружилось. Каким образом тот начал ходить, оставалось загадкой. Еще три трупа предстояло вскрыть. Смерть более или менее была налицо: один застрелен, другой зарезан, третий задушен. Всё в порядке. Только оставался один вопрос: откуда столько смертей? Следователи буквально сходят с ума. Еле сдерживается информация от прессы. Но журналисты, бог знает, какими путями, достают сведения. Хотя, впрочем, здесь мало чего удивительного. Журналистская братия вполне способна войти в Ад и выйти оттуда, если им нужна будет сенсация. Вот такие мысли одолевали патологоанатома. Он, чтобы не заснуть, глотал кофе, и постоянно затягивался сигарой. Сигареты уже не брали; не хватало никотина. А когда привезли того обескровленного студента, Резцов перешел на сигары. «Дурак тот, кто думает, что можно привыкнуть к смерти. Мне уже сорок восемь лет, двадцать пять из них режу трупы. Страдаю бессонницей и курю уже двадцать четыре года. Заработаю в скором времени рак легких. Что меня ожидает? Смерть. Она, она самая.— Резцов протер глаза.— Умирать в мучениях,— вот какая смерть придет. Что же, я-то получу эксклюзивное право умереть спокойно за счет морфия. Роковая доза, и всё».
Пискнули часы на руке. Резцов взглянул на запястье и произнес:
—Так-с, девять вечера. Поздновато, а работы еще не початый край.
Раздался звук шагов в соседней комнате. «Лешка возвращается. Делать ему нечего. Шел бы домой. Чего тут мешается? Сам до утра управлюсь»,— подумал Резцов и отхлебнул кофе.
Вошел молодой человек, лет этак двадцати пяти. Он посмотрел на Резцова. Сказал:
—Михалыч, я тебе больше не нужен?
Михалыч затянулся, выпустил дым изо рта и лишь потом ответил:
—Нет. Сам управлюсь.
—Отпускаешь?
—Иди. Только мешаться будешь. Кстати, завтра— в полдень.
—Приду.— Парень вышел.
Секунду спустя Сергей Михайлович услышал, как за ним захлопнулась дверь, щелкнул английский замок, а через несколько секунд снег прохрустел под ногами Алексея,— он прошел под окнами морга.
—Ох уж эти практиканты,— проворчал Резцов.— То готовы всю ночь проторчать здесь, то сами домой просятся.
Рядом кто-то чихнул. Сергей Михайлович даже подпрыгнул. И испугался собственных мыслей: «Не могут чихать покойники».
—Ну, не совсем,— раздалось рядом. Вслед за сим послышалась подозрительная возня.
Резцов выпучил глаза и стал испуганно озираться. Но, кроме него, в помещении никого не было. Тем не менее, всё явственней слышалась возня и чье-то сопение. Сергей Михайлович взял со стола скальпель.
—Что вы, как будто вас по голове обухом ударили. Не следует быть таким нервным.
Сергей Михайлович решил, что сходит с ума.
—Вот и всё, приплыли,— сказал он любимую фразу, вслед за нею добавил несколько непечатных слов и завершил так: —Психушка, добрый вечер!
И вот тут случилось такое, во что Сергей Михайлович после с трудом верил. Прямо из воздуха соткался препоганого вида субъект. Субъект обладал бородкой цвета свежей ржавчины и такими же усами. Облачен он был в пальто, к зиме никакого отношения не имевшим. Кроме того, личность держала в правой руке носовой платок, сильно смахивавший из-за множества мелких дырочек и сомнительной чистоты на тряпку. Этим поганым куском материи человек вытирал нос.
Резцов остолбенел, скальпель звякнул у ног. А Козлов (ибо это был он) окинул взглядом помещение, после посмотрел на Сергея Михайловича, сощурив оба глаза, как будто был близорук, и произнес отвратительным голосом, скрипящим, как не смазанная петля:
—Не пугайтесь, мосье. Я только завершу одно дельце и свалю, не извольте беспокоить свои расшатанные нервы.
Едва найдя в себе силы, Михалыч ответил на это:
—Кто вы?
И от страха икнул.
—Вопрос хорош! Ипполит я Ипатьевич,— сказал Козлов.— Ясно? Надеюсь, он здесь. Я два с лишним часа потерял, чтобы узнать, куда его доставят.
—О ком вы говорите?— Немного пришедший в себя Резцов сказал это почти шепотом.
—О трупе, конечно, о ком же еще? Чрезвычайно нервный вы человек, господин патологоанатом.
Зубы Резцова клацнули.
—Труп с ножевым ранением в левом боку, Свинцов Николай Иванович. Есть такой?— С этими словами Козлов стал подходить к Сергею Михайловичу.
Тот что угодно бы сказал, лишь бы Ипполит убрался из морга.
—Да, он в холодильнике.
—Вот и ладненько,— Ипполит явно обрадовался.— Тащите его сюда.
—Хорошо,— сказал Резцов и нетвердой поступью направился в холодильник.
—Но смотри!— крикнул Козлов (Резцов остановился).— Попробуй обмануть,— и твоя участь будет не лучшей!
Козлова рот растянулся в улыбке, открыв взору патологоанатома четыре белейших острых клыка. Резцову показалось, что его затылок сдавили хладные пальцы. В голове пронеслось: «Да неужели?» Резцов замялся.
—Ну?— спросил Козлов и сделал шаг в сторону Сергея Михайловича.
Сергей Михайлович поторопился выйти. Козлов осмотрелся, взял упакованную в полиэтиленовый пакет сигару, порвал пакет и закурил. Но долго наслаждаться ему не пришлось— на еле двигающихся ногах вошел Резцов, волоча за собою операционный стол. Стол был пуст, только скомканная покрытая красными пятнами простыня валялась на нем. Сигара полетела из уст Ипполита метеоритом на пол.
—Где он?!— буквально взревел бородатый.
Видимо большего патологоанатом не мог вынести и повалился рядом со столом.
Не успел Ипполит двинутся к Резцову, как из соседней комнаты донеслось:
—Не ори так, инфаркт заработаешь.
Ипполит остановился. Голос он узнал, но боялся ошибиться. Наконец в проеме двери показалась спина человека среднего роста с коротко стриженными волосами. Человек был облачен в медицинский халат и тянул за собой тележку с окровавленным телом. Вошедший повернулся, и Ипполит Ипатьевич Козлов встретился лицом к лицу с давним, почти забытым врагом. Перед ним стоял знакомый нам майор милиции, следователь Иван Анатольевич Гребенцов.
—Филипп ван Фред, насколько я понимаю?— Козлов явно был заинтригован.
—Нет, его тень, и тень эта работает в милиции. Гребенцов— моя фамилия,— сказал вошедший.— Кстати, какого черта Виконт убил Островского? Этого-то я понимаю,— он указал на труп,— но вот лаборант... Или я что-то упустил из виду?
Козлов ошарашено уставился на Ивана.
—Погоди…— начал было он, но сам себя перебил и заговорил с другими интонациями: —Ты же почти что достал меня тогда. Не помнишь?
—Как же, забудешь тут. Не прошло и двухсот лет. Я до сих пор помню всё до мельчайших деталей.
—И как тебя угораздило стать следователем?— Козлов почесал бороду.— Ты же ведь специализировался на адвокатской деятельности, или вернее на ее зачатках.
—Ну-с, сия история слишком длинна, а у нас еще дел по горло,— отмахнулся следователь, нагнувшись над столом.— И вот еще что. Ты, как я понимаю, не один в городе.
—Естественно,— ответил Козлов,— я всегда следую за своим господином.
—Уж и господина ты себе нашел.
—Не советую,— начал было Ипполит, но рядом что-то хлопнуло, как в ладоши. В воздухе возле стола появилась светящаяся голубым светом струна. Она начиналась от пола и заканчивалась немногим ниже роста Козлова.
—Ой,— сказал Иван и поклонился струне.
Струна расширилась и превратилась в испускающий синий свет силуэт человека. Человек был на голову выше Ипполита, но ниже дюйма на три Ивана.
Зубы Ипполита клацнули, нижняя челюсть отвалилась. Он, как ему казалось, понял, кто перед ним, но сомневался. Только лишь когда человек прекратил светиться, Козлов убедился в верности своих подозрений.
Перед приспешником Сатаны и следователем стоял молодой господин, одетый в белую с золотой вышивкой рясу. Черные волосы его были зачесаны назад и перехвачены блестящей золотом бечевой. Орлиный нос, голубые глаза, бледные губы, жидкие брови, бледное, почти белое, лицо,— все это отнюдь не притягивало. Тем не менее, Иван посчитал своим долгом поклониться еще раз.
—Primus собственной персоной,— сказал Козлов.
Человек сверкнул глазами и презрительно окинул взглядом фигуру бородатого. Произнес приятным голосом:
—Чего это Люцифер сюда приперся?
Козлова передернуло, он ответил:
—Мир нуждается в исправлении, Первый. Вот-с мы и здесь.
—Я не ослышался,— все так же презрительно говорил человек,— Леонард пытается избавить мир от собственных деяний? Шибко его прижало, раз он пошел вдруг на попятную. Видимо, долго я отсутствовал, раз произошли столь разительные перемены. Чего это с ним случилось?
В разговор вмешался Иван:
—Позвольте объяснить. Вот этот,— Иван указал на обезглавленное тело, лежащее на столе,— его рук дело. Правда, голову отсек я.
—Кстати, именно из-за Осиела я сюда и пожаловал,— сообщил прибывший.— Но вы меня опередили. Должен всё же поблагодарить тебя, Ипполит,— ты избавил мир от первого отражения Осиела.
Козлов вытаращил глаза.
—От первого?— Ипполит всё еще никак не мог понять,— Я подозревал что-то в этом роде. Легко он мне дался.
—Вот так,— вывел Примус.— Он нашел способ иметь свои отражения во всех мирах. И отражения, вернее, копии способны ко вполне самостоятельному существованию, хотя не слишком блещут сообразительностью и ловкостью. Эта гроза зимой, которая привела в экстаз весь город, есть материальное отражение того всплеска энергии, который произошел благодаря тебе.— Он кивнул Ипполиту.— Но сила, созданная твоим хозяином, страшна и непредсказуема, а посему процесс, который миллионы лет назад он начал, остановить практически невозможно.
Козлов виновато окинул взглядом Примуса и Ивана и попрощался:
—До свидания, Первый, до свидания, Гребенцов.
—До свидания, Ипполит,— произнес Примус.— И передай Леонарду и Гебриелу, что Секстус и Септимус погибли от руки Осиела. Хотя я уверен, что он об этом знает. Хаос прогрессирует. Хотелось бы, чтобы Люцифер встал на нашу сторону, а не занимался самодеятельностью. Такой ум просто обязан служить Абсолютной Истине, а не Абсолютному Эгоизму. Правда, слово держит его крепче любых оков. Но, как я вижу, Леонард свернул с этого пути.
—Он не свернул,— ответил Козлов,— а повернул обратно. Он понял, что есть Абсолютная Истина.
—Ты, как всегда, заблуждаешься,— вступил в разговор Иван.— Он не понял этого. Просто то броуновское движение, созданное им, нарушает равновесие его же собственных законов, тоже им созданных, по которым он обязан существовать, дабы не погибнуть. Его на этот шаг толкнул опять же собственный эгоизм; он боится уничтожения своего мира.
—Всё это верно,— сказал молодой пришелец.— Хаос— созидательная, но страшная сила. Она способна создавать бесчисленное множество миров, объектов и существ, и каждое создание ново и оригинально. Однако сия сила разрушительна для уже созданного, так как использует она в качестве строительного материала существующие миры. Хаос превратился теперь в самостоятельную силу. Но любая сила подчиняется другой, большей силе. Осиел разбил семерку, и ее следует создать заново.
—Я передам графу это. Всего хорошего, господа,— произнес Козлов и пропал.
Иван подошел к лежащему в обмороке Сергею Михайловичу и произнес:
—Шибко он напугался. Где-то здесь должен быть нашатырь.
Примус подошел к стеклянному шкафчику, на полке которого стоял пузырек с нашатырным спиртом.
Резцова подняли и посадили за стол. Прежде чем Сергей Михайлович пришел в сознание, Примус сказал Ивану:
—Веди свое расследование. Когда тебе будут наступать на пятки, я тебя заберу. Осиел вернется еще раз. Теперь ему придется воплотиться здесь полностью. Нужный обряд ты совершил. Так, кажется все. Я покидаю тебя. Требуется найти кого-то на роль Шестого и Седьмого. Еще прорва работы.
Голубой сияющий вихрь закружился вокруг Примуса. Некоторое время Иван видел Первого, а потом тот пропал, вызвав небольшое колебание воздуха. С плеч Гребенцова пропал белый халат, Иван остался в зимнем пальто.
Сергей Михайлович открыл глаза, когда Иван Анатольевич поднес к его носу пузырек с вонючей жидкостью.
—О, черт!— Это были первые слова Резцова после пробуждения.
—Извините,— сказал Иван Анатольевич,— за вторжение. Но я звонил, а никто не открывал.
—Что это было?
—Что было?— спросил Гребенцов.— Когда я вошел, вы находились на полу.
Резцов поднялся. На ватных ногах подошел к столу с обезглавленным телом и прошептал:
—Так значит это правда. Его на самом деле обезглавили.
Гребенцов усмехнулся:
—А я-то думал, что это новый метод анатомирования.
—А как вы вошли?— Резцов повернулся к следователю.
—Как, как. Дверь была открыта— вот как.
—Ах, ну да. Ее открыл, наверное, бородач.— Резцов почему-то почесал собственный подбородок.
—Извините, вы сказали— бородач? Какой бородач?— спросил Гребенцов, доставая блокнот из кармана. Подобный спектакль он разыгрывал не единожды, сделавшись превосходным актером.
—Да Ипполит Ипатьевич. Ужасный тип. Он...— И Сергей Михайлович рассказал следователю всё то, что с ним случилось.
—Интересная получается картина,— сказал Гребенцов, выслушав Резцова.— Так этот загадочный Ипполит действительно появился из воздуха и заставил вас привезти тело Свинцова?
Сергей Михайлович понял, что ему не верят. «Но ведь он же стоял здесь, прямо передо мною, угрожал мне»,— промелькнуло в голове у него. А вслух произнес:
—Зачем тогда мне нужно было тащить сюда стол?
—А голову тоже Ипполит отрезал?— задал новый вопрос Иван Анатольевич, не переставая чертить в своем блокноте.
—Наверное. Насколько я помню, в холодильнике трупа Свинцова не было, когда я вошел туда. Откуда он взялся— сам не пойму.
—Вы действительно не видели там трупа?
—Я же сказал— нет!— Резцов стал раздражаться.
—Не волнуйтесь. Я просто хочу установить все факты. Надеюсь, что вы сегодня больше работать не будете, а отправитесь домой и отдохнете. А утром с вами поговорит мой напарник.
Сергей Михайлович кивнул:
—Какая тут работа. У меня чуть крыша не поехала, когда этот бородатый появился здесь.
—Мне вас подбросить до дома?— предложил следователь.
—Если вам не трудно.
—Да нет, что вы. Только этого,— Иван кивнул на покойника,— уберите в холодильник.
Сергей Михайлович укатил тело Свинцова в холодильник, а Иван Анатольевич снял трубку телефона и набрал номер. На другом конце трубку долго не снимали, а потом раздался громкий щелчок, сонный голос недовольно спросил:
—Да?
—Серега, это Гребенцов. Слушай. Завтра в девять к тебе придет Сергей Михайлович Резцов. Допроси его.
—Патологоанатом? А с ним-то что случилось?
—Помнишь— в морг поступил труп Свинцова?
—Да, помню.
—Так вот. Резцов утверждает, что сегодня ночью к нему явился какой-то Ипполит Ипатьевич, бородач, и заставил привезти труп. Сергей Михайлович упал в обморок. А когда я вошел к нему, труп Свинцова лежал на столе с отрезанной головой.
—Ты шутишь?!
—Какое там. Знаешь, как появился тот самый Ипполит?
—Ну?
—Из воздуха, как заправский колдун. Может быть, Резцов изменит свои показания, но мне он сказал именно это.
—Да, сильно его напугал бородач, раз он несет такой бред. Ладно, в девять я приму его.
—Всё. Пока, спи.— И Иван положил трубку на аппарат. В комнату вошел Резцов. Он был уже одет, а в руках держал связку ключей.
—Я договорился, Сергей Михайлович, мой напарник вас примет. Вы знаете, где управление?
—Да, знаю. В каком кабинете?
—Четыреста двенадцатом. В девять утра вам удобно?
—Да.
—Тогда поехали.
—У вас в машине есть телефон?
—Да, есть.
Резцов запер все двери в помещении, щелкнул выключателем сигнализации, запер морг. После сел в машину Гребенцова, и они уехали.
Через несколько минут после их ухода в помещении морга раздались шаги и зажегся свет. Около выключателя стоял Ипполит Ипатьевич Козлов. В руках у него имелась литровая бутыль с чистейшим медицинским спиртом.
—Так-с,— сказал он, направляясь в холодильник,— мосье Свинцов, не всё закончено. Какая жалость, что вы в этом мире ко всему прочему еще и сгорите.
Козлов прошел сквозь дверь холодильника и оказался прямо перед трупом Осиела, покрытым перепачканной кровью последнего простыней. Ипполит отвинтил крышку бутыли, понюхал.
—Какая жалость, что приходится тратить такой прелестный продукт.
Произнеся это, поливал тело Свинцова спиртом. После спрятал пустую бутыль в карман и щелкнул пальцами. Покрытый простыней труп вспыхнул. Он удивительно быстро сгорел дотла, причем ни дыма, ни гари, ни запаха при этом не было. Был просто огонь, погасший сам собой, как только труп сгорел. На столе лежал только обгоревший скелет,— это было всё, что осталось от Николая Ивановича Свинцова или Осиела— ангела. Поджигатель втянул носом воздух.
—Блаженный аромат,— сказал он.
Козлов вышел из холодильника и громко чихнул. Неожиданно что-то тихо щелкнуло, а потом оглушительно зазвенело, у окна замигала контрольная лампа.
—Вот придурки!— крикнул Ипполит.— Надо было включать сигнализацию! Совсем сдурели!
Козлов выключил сигнализацию, вновь включил. Контрольная лампа загорелась ровным светом. Ипполит погасил свет и растворился в двери морга. А к зданию уже спешил охранник, облаченный в серое пальто. Через несколько минут подъехала машина отдела охраны, почти сразу она уехала. И вновь все погрузилось в тишину.
Глава XVIII
ЖАЖДА
Так одинокой, легкой тенью
Перед душою, полной зла,
Свои благие исцеленья
Она однажды принесла.
А. Блок
—Наташка, вставай,— шепотом сказала Аня и потрясла подругу за плечо.
—Да?— сонно ответила не желавшая подниматься девушка.
—Вставай же!
—Который час?
—Около десяти.
Наташа потянулась, зевнула и тут же спряталась под одеяло, сказав:
—Ты с ума сошла! Дай мне поспать.
—Я твоего благоверного утром видела,— произнесла Аня, усаживаясь рядом с подругой на кровати.
—Витальку?— послышалось из-под одеяла.
—Ну, если у тебя есть другой благоверный.— Улыбнулась Аня.
—И что Виталька?..— Сон, как рукой, сняло, Наташа села, теплее укутавшись одеялом.