Кое кто из этих несчастных наверно действительно хватил минимальные дозы газа и теперь медленно загибался, бился на земле в периодичных судоргах. Майора нигде не было и я попросил офицер оцепления прислать мне тридцать небольших одноместных палаток, воды, пищи и лекарств. Все, кроме лекарств, часа через четыре прислали и вскоре маленький лагерь раскинулся на чьем то огороде. На следующий день опять отсев, уже умерших от вчерашних "здоровых" и так три дня. Когда понял, что только семнадцать человек останутся жить, разрешил сжечь село. Мы еще оставались в карантине две недели и потом, все поехали в Глушково... Камышевка исчезла.
      Первой меня встретила медсестра Надежда. Она обняла и тихо всплакнула.
      - Ну что вы? Все в порядке, я вернулся.
      - Я вижу. И все же боялась, всего боялась.
      - Как девочка?
      - Какая? А, из Камышевки, с ней все нормально, я ее здесь три дня выдержала, потом родственники взяли к себе. Ее отец и мать...?
      - Умерли. Если бы вы знали, как я хочу есть.
      Она отрывается от меня и поспешно собирается.
      - Я сейчас.
      - Куда вы?
      - В столовую.
      В комнату врывается Верка и тихо валится на стул.
      - Доктор... Вы вернулись.
      - Вы что, похоронили меня?
      Она молчит и огромными глазами смотрит, как я скидываю рубаху и роюсь в чемодане.
      - Я молилась...
      Я похожу к ней и треплю за щеку.
      - Спасибо. Лучше скажи, сегодня можно сделать баню.
      Теперь Верка подпрыгивает.
      - Я договорюсь. Соседи воды накачают. Совсем забыла, что там был ад.... Я побегу, доктор...
      - Беги.
      Надежда принесла судки.
      - Ешьте доктор. Я как сказала там, что вы вернулись, так они навалили вам... шесть котлет дали..., здесь компот и сок.
      - Спасибо, Надя.
      - Поселок взбудоражен. Камышовцев, что вы привезли, разбирают по домам. Сейчас любопытные сюда прибегут.
      - Это зачем же?
      - Переживали за вас. Сама мать игуменья, отстояла службу, просила бога за вас.
      Пока я ем, дом набирается людьми. В приемной сидят Варька, дед Тимофей, инвалид Петрушенко, сумасшедшая Клавка, еще несколько незнакомых мне людей. Они сидят в приемной и шумят. Когда спускаюсь вниз, наступает тишина.
      - Вы все ко мне на прием?
      - Это... мы, то есть я... с вопросом, - поднимается дед. - Мы уже все знаем. Камышовцы рассказали.
      - Так что за вопрос?
      - Этот, майоришко, Молчанов и его банда, тебе помогали?
      - Он куда то исчез, я его так до конца и не видел, а остальные и не приезжали.
      - Я говорил, - торжественно обращается ко всем дед, - этим до нас дела нет. Все сошлось.
      Теперь все загалдели. Дед подходит ко мне и наклоняется к уху.
      - Это правда, что ты Молчанову морду набил?
      - Да нет. Просто один раз ударил и все... Потом чего то я его не видел.
      - Молодец. Хорошо врезал, он же здесь в больнице с переломом челюсти лежит.
      - Да что вы говорите?
      Я действительно изумлен. Варька подбегает ко мне.
      - Доктор, баня скоро будет готова.
      Она пришла, когда я прибирался в комнатке и развешивал свое постиранное бельишко. Скрипнула дверь и Рита застыла на пороге.
      - Здравствуй, Рита.
      Молчание. Я подхожу и осторожно целую ее. Глаза полные слез, не могут оторваться от меня.
      - Мы тебя ждали, - шепчут губы. - Когда узнала, что ты здесь, не могла досидеть в школе...
      - Ну и правильно сделала. Идем, чего ты встала на пороге.
      Я сажаю ее на кровать, а сам опускаюсь на пол и кладу голову на ее колени. Она опускает руки мне на голову и перебирает волосы.
      - Ты сегодня останешься со мной? - спрашиваю ее.
      - Останусь.
      - Только не как в тот раз.
      ИЮЛЬ
      После того, как произошли события в Камышевке, у меня стали появляться пациенты. Пошли со всеми своими болезнями и тут я увидел, что почти большинство жителей поселка страдает от полигона, На них обрушилось все, химическое отравление и биологическое, плохая вода, пища и от сюда болезни сердца, почек, печени, желудка. Не имея лекарств, я понял, что без помощи военных мне все равно не обойтись. Пришлось опять придти на прием к полковнику.
      - Здорово, вояка, - уже по свойски сказал мне командир части. - Слышал, как пашешь и как рукой машешь.
      - Сорвалось..., - понял я его намек.
      - И правильно, армия хлюпиков не любит. Я бы с удовольствием тебя взял в штат.
      - Мне кажется, пока я при своем месте...
      - Да брось ты. Давай на спор, я скажу зачем ты ко мне пришел?
      - Давайте попробуем, на бутылку водки.
      - Идет. Ты пришел ко мне за лекарствами. Ну что отгадал?
      - В общем то так. Но там есть больные, которым требуется хирургическое вмешательство и помощь других специалистов.
      Ха... ха..., - ржет полковник, - ну и хитер, стервец. Что придумал, чтобы только бутылку получить. Загрузить больницу решил. Ну нет, - он вдруг прекратил смеяться. - Мы и так много гражданских у себя держим. Не хватало нам загружать своих врачей. Вас прислали, вы и выкручивайтесь. Лекарствами выручим, кое что дадим.
      - Полковник, там есть раковые больные, больные с циррозом печени...
      - Этих сюда, выявляй и сюда. Мы их возьмем. Часть больных, заболевших в результате воздействия на них местных условий, обязаны лечиться у нас
      - Но есть еще и другие...
      - Слушайте, доктор. Мы с вами на полигоне должны быть как одна команда. Только каждый должен заниматься своим делом. Наш госпиталь лечит военных и тех гражданских, которые пострадали на полигоне, вы лечите, на своем уровне, местное население.
      - Но больные, которых вы называете вашими, не хотят идти к вам лечиться.
      - Вот тут вы и должны помочь нам доктор. Надо убедить их, чтобы они шли.
      - Это трудно, полковник. Те кто к вам приходят, обычно назад не возвращаются.
      Наступила тишина. Командир части начал наливаться кровью.
      - Доктор, я бы не стал упрекать в некомпетентности персонал госпиталя. У нас в основном лежат конченные люди и выходить их трудно.
      Мне совсем не хотелось с ним ссорится.
      - Извините, полковник. Я не хотел обидеть ваших людей. Когда были раненые, я помогал вашему хирургу и могу сказать, что это действительно классные специалисты.
      - То, то. Ладно, доктор. Бутылка с меня, будем считать, что выиграл, лекарства тоже дам, они ваши. Список лекарств отдайте старшему лейтенанту Павлову, он сейчас замещает Молчанова и вам поможет.
      В это время зазвонил телефон. Полковник взял трубку.
      - Але... Привет... Здесь он... Тебе нужен? Сейчас пошлю... Хорошо...,он кладет трубку на место. - Тебя хочет видеть полковник Семененко. Просил зайти.
      - Тогда пошел.
      - До свидания, доктор.
      Семененко чуть привстал и вежливо показал рукой на стул.
      - Садитесь, Борис Дмитриевич.
      - Мне командир части сказал. что вы хотели бы меня видеть?
      - Да. Знаете, у нас очень неспокойная жизнь, то одно, то другое и все надо совместить с безопасностью нашей страны.
      - Что вы этим хотите сказать, Владимир Дмитриевич?
      - Ничего. Мне просто интересно как вы в Камышевке осмелились изувечить офицера исполнявшего свои служебные обязанности.
      - Это тоже связано с безопасностью нашей родины?
      - Естественно. Майор Молчанов не отходил от инструкций военного министерства и как честный офицер выполнял все его требования.
      - Я все никак не могу понять, поселки Глушково, Комарово, исчезнувшая Камышевка, не представляют территорию Советского Союза?
      - Представляют.
      - Значит, они подчиняются законам нашего государства?
      - Естественно.
      - Значит и майор Молчанов, как медик, должен нести ответственность и бороться за жизнь граждан своей страны?
      - Должен.
      - Тогда мы с вами нашли общий язык, я ему и врезал, за то, что он нарушил это право.
      Полковник смеется.
      - Подвел базу, ха..., ха... - смех резко кончился и перешел в сухой шепот. - Ну нет, я не нашел с вами общий язык. Майор тоже защищал интересы граждан и, в отличии от вас, соблюдал все меры предосторожности. Его задача также была ясна, не допустить эпидемию на Комарово, Глушклово и военный городок. Это и есть основное правило инструкции.
      - Майор должен лечить людей...
      - Все, инцидент исчерпан. На первое время, я не предъявлю вам никаких обвинений.
      - Вы считаете, что я виновен?
      - Не будем опять углубляться в теорию права. То что вы избили офицера при исполнении служебных обязанности, не позволяет мне в этом сомневаться. Можете быть свободны.
      - Владимир Дмитриевич, у меня к вам вопрос, не касающийся предыдущей темы...
      - Говорите.
      - Мне бы хотелось съездит в Барнаул...
      Наступила пауза, полковник размышлял.
      - Нет, я не могу вас отпустить. За последние пол года возрос поток больных и нам просто нельзя ослабить медицинское обслуживание населения.
      - Но меня же здесь не было почти полтора года и никто не замечал отсутствие врача...
      - Ну и что? Свои по срочным вызовам были. Район то все равно оказался совсем запущен, а с вашим приходом мы убедились, что надо расчищать все завалы. Вы необходимы здесь, Борис Дмитриевич.
      Все встало на свои места.
      - До свидания, Владимир Дмитриевич
      Меня душила ярость.
      Павлов встретил как закадычного знакомого.
      - Доктор, мать твою, я вас так рад видеть. После того вечера, когда мы чуть не трахнули Машку, я часто вспоминал вас. А Машка то, до сих пор, только и говорит о вас.
      - Я к тебе по делу.
      - Да брось ты все о делах.
      - Рад бы, да вот командир части послал меня опять к тебе. Похоже он очень обиделся. Только что, я отыграл у него бутылку водки.
      - Да ты что? Его расколоть, все равно что пытаться ключом открыть пещеру Али Бабы.
      - Я еще добился и немного лекарств для своего мед пункта. Он прислал меня к тебе, чтобы помог отоварить.
      - По моему у шефа крыша поехала. Для своих он не очень то раскошелится, а для тебя выложился. Что там у тебя, покажи.
      Я передаю ему несколько бумажек с перечнем лекарств.
      - Ух ты, сколько. Я бы конечно мог сейчас покопаться по складам, но это такая возня и половины того что вы просите здесь нет. Есть другой вариант. Я завтра по служебным делам еду в Барнаул. Там смогу заказать на армейских складах все, что угодно. Вы согласны, доктор.
      - В Барнаул?
      - Да, а что?
      - Ваша машина не будет очень загружена? Мне бы картины и другие вещи перевезти туда.
      - В чем дело. Конечно перевезу у меня машина пустая. В шесть утра буду у вашего дома, так что пакуйте вещи.
      - Спасибо, старлей.
      У меня бедлам. Надежда, Вера, Рита и, откуда то взявшаяся сумасшедшая Клавка, упаковывают картины и другие, художественные изделия.
      - И куда это? - рябая Клавка с вытянутым лицом смотрит на связанные полотна.
      - В Барнаул.
      - Далече наверно. Я так дальше монастыря и не ездила. А что там с ними делать будут?
      - Сделаю выставку.
      - Ишь ты как. Значит люди будут ходить и мои картины смотреть. А там город то большой?
      - Очень. Но там еще и приезжих много.
      - Значит много будут смотреть.
      Клавка безобразным жестом скребет подбородок.
      - А чего, доктор, если я все свои вещи вам отдам, там их покажите?
      - Покажу.
      - Я тогда побежала домой.
      Она косолапо пошла в дверь.
      - Доктор, как же вы будете делать выставки? - удивляется Верка. - Вас же от сюда не выпустят.
      - Я должен отсюда уйти. Если выберусь, буду писать об этом месте, показывать выставки, рассказывать людям обо всем.
      - А как же мы?
      - Кто то за вас должен биться. Я и хочу, чтобы вы были как все, все там живущие за проволокой.
      - Это не реально, доктор, - говорит Рита. - Во первых никто от сюда еще не уходил просто так. Во вторых, даже если вы выйдете, вам заткнут рот и не дадут рассказывать об этих местах.
      - Может ты и права. Но если только молчать, и смотреть как издеваются, уничтожают людей, расправляются с тобой, на кой хрен тогда жить. Да я понимаю, что постараются заткнуть рот, может посадят, но не все же люди идиоты, если капля сомнения или правды проникнет в их души, то у меня уже будут помощники и соратники. Ты представляешь, выставка жителей полигона, где люди живут в ужасных условиях, гниют, умирают и пишут такие вещи. Это уже агитация за нас.
      Рита смотрит с сомнением. Верка и Надежда с одобрением в глазах.
      - Я тоже принесу свои самые лучшие вещи, - кивает головой Верка.
      Она тоже исчезает.
      - Не забил ли ты им головы несбывшимися надеждами?
      - Нет.
      - А куда ты все отвезешь?
      - Там у меня в больнице работает один знакомый, теперь тоже доктор. Мы с ним учились вместе. Вот хочу ему подбросить.
      - Не надо ему. Вот возьми письмо, вот адрес моей мамы, пусть привезут все к ней, она сможет пока у себя все сохранить.
      - Спасибо, Риточка.
      В шесть утра у моего дома останавливается машина и тут же словно из под земли появились люди из поселка, они столпились у двери.
      - Что там у тебя, давай грузи, - кричит мне старлей.
      - Сейчас.
      - Доктор, мы тебе поможем, - это дед Тимофей. - Пойдем, - командует он окружившим его людям и рукой зовет их в дом.
      За пол часа машина загружена и мне показалось, что картин и вещей увеличилось, чуть ли не в двое. Я отдаю письмо Риты и адрес ее мамы старлею.
      - Вот отвезешь сюда.
      - Ну ты даешь, старина, надо же как прибарахлился, а всего то живешь, несколько месяцев. Будь спокоен, довезу.
      Днем у меня сидят несколько пациентов и завсегдатаев. Неожиданно приехала развалюха-машина из монастыря. Монахиня робко вошла в кабинет и встала передо мной.
      - Игуменья Аграфена просит вас срочно приехать.
      - Что произошло?
      - Ракета... разорвалась над нами...
      - Шариковая, с пластинами, химическая?
      - Нет..., с огнем... Несколько монахинь пожгло. С пожаром, слава богу, справились...
      - Сволочи, мать их в стенку, что же они делают.
      Монахиня испуганно крестится. У медсестры Надежды от изумления выпал из рук карандаш. Я иду собираю свой чемоданчик.
      Опять машина, противно скрипя изношенными конструкциями, вывозит меня из села.
      В огромном дворе монастыря еще дымится бревенчатое строение. Сам монастырь не пострадал, камень и черепица, спасли его от небесного подарка. Игуменья Аграфена, с испачканным сажей белым воротничком, встретила меня на ступенях.
      - Как это произошло? - после приветствия спросил я.
      - Слава богу, что взрыв был там, метрах в ста от забора. Сначала ухнуло, а потом яркая вспышка и все вокруг залило огнем... Камень забора сдержал силу огня, но все же язык лизнул крышу часовенки. Она в основном и загорелась, три монахини, что там были, в пламени выскочили наружу. Еле погасили на них огонь. Пойдемте, доктор, я их покажу.
      Только одна из них без сознания. Ожоги охватили всю нижнюю часть тела. Я чищу ранки, дезинфицирую пораженные площади и смазываю все мазью Вишневского. Теперь я бессилен, нужно терпение и время для ее лечения. С остальными легче, очаги поражения небольшие, им тоже оказываю помощь.
      Игуменья угощает меня чаем.
      - Говорят, вы картины отправили в Барнаул.
      Ну вот об этом уже все знают.
      - Да, матушка, хочу там показать их людям.
      - Вы здесь нужны, доктор. Кто то должен бороться против этой... военной мерзости.
      - Матушка, надо бороться в миру, а не в этом котле. Здесь дальше проволоки не плюнешь.
      Она красиво, как Кустодиевская купчиха, держит блюдце с чаем и размышляет.
      - Хорошо, будете там, вас же раздавят... Машина подавления такова, что и слова пикнуть не посмеете.
      - Я считаю надо попробовать.
      - Как же вы думаете пробраться туда?
      - Пока еще точного плана у меня нет, но я знаю одно, надо бежать... В отличии от местных, у меня же пока есть паспорт и на первых порах где то можно устроиться, есть друзья, которые может быть и не предадут. Я понимаю, могут объявить всесоюзный розыск, обозвать преступником, но даже если потом и поймают, я хочу успеть написать письма во все общественные организации, министерства, за границу. Хочу устроить передвижную выставку...
      Игуменья качает головой.
      - Что-нибудь не так, матушка.
      - Мне в это мало вериться, но дай вам бог счастья. Если вы действительно хотите спасти нас, я хочу благословить вас на это.
      - Спасибо.
      - Теперь давайте подумаем как исчезнуть от сюда. Разговоры это одно, а организовать бегство это другое, я хочу помочь вам. У меня в Иркутске, служит в православной церкви отец Иоанн, очень хороший человек. Если будет совсем худо, бегите туда. Я дам рекомендательные письма к нему, а дальше все зависит от вас.
      - Хорошо, матушка. Только осталось самое сложное, как выскользнуть от сюда.
      - Есть только один способ..., через полигон.
      - Через полигон?
      - Да. Границы полигона столь огромны, что не все тщательно охраняются. Река Чулым, приток Оби граничит на севере, там постоянных постов нет и как я знаю, ходят только патрульные машины. Закрыты на проволочные заграждения только западные и восточные направления, здесь тоже ходят патрульные машины, но зато имеется больше сюрпризов и сигнализации. На южной части, из-за гористой местности, есть только редкие посты, в основном на дорогах. Где то у меня сохранилась старая карта этого района, на ней есть проходы..., но сохранились ли они, я не знаю.
      - Спасибо, матушка. Тогда только, когда я буду удирать, молитесь за меня, чтобы мне на голову не упала какая-нибудь ракета или не застукали наблюдатели.
      - Это я постараюсь. Посиди здесь, я тебе карту принесу.
      Через двадцать минут она приносит мне сложенную огромную черно белую карту с масштабом 1:2.
      - Вот, это аэросъемки, которые здесь проводили десять лет назад, когда размечали полигон. Только просьба не спеши удирать, хорошо подготовься и выбери момент.
      - Матушка, на карте по мимо наших поселков указано еще несколько других, которых... нет, это же... документ...
      - Десять лет назад действительно это был цветущий край, поля давали хлеб, леса полны живностью, но теперь осталась эта карта, свидетельница прошлой жизни. Полигон сожрал почти все.
      - Я поеду, матушка.
      - Бог тебе в помощь.
      Она перекрестила меня.
      Рита слушает меня напряженно.
      - Она тебе дала карту и благословила?
      - Да.
      - А как же я?
      - Бежим вместе.
      - Я боюсь, боюсь этого непредсказуемого полигона, боюсь ходить по его земле, дышать его воздухом...
      - Решайся. Я тебе ничего не могу гарантировать, здесь нужно рисковать.
      - Можно я подумаю.
      - Думай подумай, только учти, скоро наступит осень, вода и грязь уменьшат наши шансы добраться до реки. Там еще надо найти средства переправы.
      - Но там же могут быть... всякие сюрпризы.
      - Игуменья говорила, что здесь нет часовых. Уже больше десятка лет, как возник полигон, здесь разъезжают патрульные машины. Так что проскочить можно.
      - Боже мой, как я боюсь.
      Она ушла от меня в смятении.
      Старлей вернулся из Барнаула навеселе. Машина подъехала к дому и он, вытащив ящик, заорал.
      - Док, забирай свое барахло. Здесь лекарства, большая часть, что просил.
      - Ну как, передал...
      - Будь спокоен. Вот письмо обратно. Душевная старушка попалась. Мы с ней чаи погоняли, она все переживала, как там Рита. Жалко я за ней раньше не приударил. Красивая баба. Правда, недотрога. Ну ладно, док, не буду тебе мешать, да и мне еще надо с семьей повидаться. Я поехал дальше. Пока, док.
      Грузовик поехал по улице дальше и казалось, что он пьян тоже.
      АВГУСТ
      Старожилы говорят, что в этом году интенсивность падения ракет на жилые районы увеличилась.
      Еле-еле приползла к мед пункту монахиня. Она присела на стул и устало откинулась к стене.
      - Что случилось? - бросилась к ней Надежда.
      - Они, монастырь разрушили...
      - Кто?
      - Ракета в обитель попала...
      - Матушка, жива? - тут же подскочил к ней я.
      - Слава богу, жива.
      - Раненые есть?
      - Есть. Я шла к вам пешком, сказать об этом, последнюю машину загубили.
      Я стал торопливо собираться.
      - Надежда, отмени всех больных. Бинты, йод, обезболивающее, все сюда.
      - Черт, как не хочется идти к полковнику за машиной...
      Командир части был дома и когда я позвонил в его дверь, он вышел на лестницу в халате и тапочках. В квартиру к себе не пустил.
      - Что еще? - недовольно спросил он.
      - Мне нужна машина в монастырь. Там произошел несчастный случай, туда попала ракета и там есть раненые.
      - Чего обращаетесь ко мне. Есть старший медицинской службы майор Молчанов, идите к нему.
      - Полковник, там люди гибнут, а вы меня футболите по разным инстанциям. Не проще позвонить и сказать, чтобы выделили мне дежурную машину.
      Похоже он обозлился.
      - Идите вы в .... Я не на службе, а дома, дайте нормально отдохнуть.
      Тут он повернулся и... захлопнул перед моим носом дверь. Пришлось идти к Молчанову.
      Он уже оправился и выглядел вполне прилично. Челюсть была на месте, но, увидев меня, он на всякий случай прихватил ее рукой.
      - Майор, мне нужна срочно машина в монастырь. Там раненые люди.
      - Санитарная еще вчера послана в Кулунду, остальные не исправны.
      - Дайте дежурную машину части.
      - Это в компетенции командира части. Я не командую строевыми машинами.
      И тут мне захотелось еще раз влепить по этой роже. Я уже размахнулся для удара, как майор резво откинулся назад и скрылся за дверью.
      - Псих, идиот, - вопит он.
      - Я тебе весь дом разнесу, сволочь.
      - Я сейчас вызову патруль.
      - Чихал я на твой патруль.
      Два раза я пытался высадить дверь, но к сожалению она открывалась в сторону лестницы.
      - Если еще раз увижу тебя, разворочу всю харю, - ору на всю лестницу.
      Пришлось убираться ни с чем..
      Прошел по дороге в сторону монастыря километра полтора, когда меня настигает газик. Из него выскакивает капитан с повязкой "патруль" и три солдата со штыками на ремне.
      - Борис Дмитриевич, стойте. Начальник патруля, капитан Синицын.
      - Синицын? Что то я о вас слышал. Ага, вспомнил. Маргарита Андреевна о вас тепло отзывалась.
      Капитан смешался.
      - Извините, но за хулиганские действия, мне приказано задержать вас и отправить на гауптвахту.
      - Капитан, там, в монастыре ранены люди, они нуждаются в моей помощи, если вы меня задержите, некоторые погибнут...
      - Я получил приказ.
      - Иди, ты..., я то думал друзья Риты, мои друзья, а ты... оказался такой же.
      Я повернулся и пошел по дороге дальше. Но тут кто то ударил меня в спину, повалил и солдаты заломили руки.
      Сижу в окружении солдат на заднем сидении газика и с отвращением думаю о том, что произошло. Как же я не смог уберечься, сорвался на этом мерзавце, теперь из-за меня погибнут люди.
      Второй день на "губе". Дверь камеры открылась и появился полковник Семененко.
      - Борис Дмитриевич, вот так встреча. Сегодня утром, когда мне доложили о том, что вы здесь, я не поверил...
      - Меня посадили вчера, когда я узнал, что в монастыре произошло несчастье, транспорт не выделили и задержали в пути.
      - Знаю, знаю, - морщится полковник. - Ужасная трагедия, мы уже послали туда врачей, там действительно несколько монахинь нуждались в медицинской помощи...
      - Много погибло?
      - Не так уж много, человек шесть. Монастырь наполовину разрушен, очень все скверно.
      - Так долго меня здесь будут держать?
      - Я разобрался во всей вашей истории, ошибка вышла. Вы никого не побили, дверь не сломали, ну а то, что ругались матом и грозили кому то рожу разбить, так кто у нас из нетрезвых этого не делает.
      - Я был трезв. На работе не пью.
      - Похвально, однако о том, что вы были пьяны свидетельствуют несколько человек.
      Не срывайся, осторожно.
      - Мне можно идти?
      - Идите, Борис Дмитриевич, идите. Извините нас, если что...
      В мед пункте рев.
      Надежда плачет на плече.
      - Сволочи, это они нарочно.
      - Мне наверно надо все же идти в монастырь.
      - Не ходите, доктор, нас по радио предупредили, что дорога на монастырь перекрыта, там стреляют кассетами... с иглами.
      Врывается Вера.
      - Доктор, вы уже здесь. Знаете новость. Сегодня было такое... такое.
      - Не томи, говори.
      - На разводе, перед всей частью, Маргарита Андреевна влепила пощечину капитану Синицыну. Все стояли как немые, никто слова не сказал, даже командир части. Потом, Маргарита Андреевна сказала ему "подлец" и ушла.
      - Вот почему они поспешили меня сегодня выпустить. Что же все таки твориться в монастыре?
      - Не знаем, сведений нет.
      Прибежал дед Тимофей.
      - Я так и знал, что долго держать не будут, попался мне этот лейтенантик... Павлов, я ему прямо все и выложил. "Пьянь, говорю, паршивая, хорошего человека сгубить хотите, да я ваши сраные казармы сожгу, если хоть ногтем заденете..." Он от меня как заяц по кустам удирал.
      В приемную стал набираться народ. Все обсуждали происшедшее, а воинственный дед Тимофей призывал всех на баррикады.
      Вечером пришла уставшая Рита.
      Она молча прижалась ко мне и затихла.
      - Тебе здорово досталось..., - тихо говорю ей.
      - Досталось. Полчаса тому назад приезжал в школу полковник Семененко, пытался сделать мне внушение...
      - Это за пощечину?
      - За нее. Всегда чего то боялась, а сегодня вдруг... наорала на него.
      - Как же ты набралась храбрости, прийти на развод и сделать такое?
      - Сама не знаю.
      - Как теперь Синицын переживет такое?
      - А мне наплевать.
      - Ты у меня останешься?
      - Да.
      Опять у командира части. Сегодня он в хорошем настроении.
      - Ну, доктор, у вас столько защитников, не ожидал. А девушка то, так влепила при всех капитану, что похоже тот свихнулся. Самое удивительное, многие офицеры и гражданские заступились за вас.
      - Наверно, со мной поступили весьма несправедливо и все это поняли.
      - А вы считаете, что бузить это справедливо?
      - Разве при последнем разговоре с вами, вы почувствовали, что я пьян?
      - Не похоже...
      - А мне полковник Семененко сказал, что я был пьян, меня за это и посадили...
      - Может вы после меня, того... напились.
      - Нет, после вас мне хотелось опять набить рожу майору Молчанову, ведь вы послали меня к нему.
      - Не дал машины, стервец?
      - Нет.
      Как будто не знает. Полковник улыбается, словно съел поросенка.
      - Не сердитесь, доктор, ваш арест и так взбудоражил весь полигон. Я уже дал нагоняй Молчанову и остальным. Давайте поспорим, я отгадаю зачем вы ко мне пришли?
      - Опять на пол литра, согласен.
      - Вам надо съездить в монастырь.
      - Правильно. Пол литра с меня, но так как вы задолжали мне в тот раз, то мы в квите. Машину дадите?
      - Нет.
      - Почему?
      - Мы получили с полигона номер два, где запускают ракеты, заявку на использование нашей территории, теперь этот район, где дорога к монастырю, весьма опасен.
      - Но почему этот район, ведь это же малая часть полигона.
      - Это кассетное оружие и его радиус действия непредсказуемый.
      - Когда же можно будет совершить поездку в монастырь?
      - Дня через два.
      Сегодня в клубе танцы. Рита, Вера и я пришли в самый разгар вечера.
      - Разрешите вас первой пригласить на танец, - шутливо обращаюсь к Вере.
      Та важно кивает головой и подает мне руку. В этот момент кто то останавливается передо мной и преграждает путь.
      - Доктор, пойдемте ко мне домой, у меня жена...
      - Лейтенант Круглов?
      - У меня жена рожает...
      Эта тяжелая ноша врача, делать свою работу в любое время суток.
      - Вера, извини, первый танец не получился. Беги к Надежде пусть она возьмет все что нужно для родов, она знает что... и идет в дом к лейтенанту Круглову.
      Верка улетучивается.
      - Я пойду с вами, доктор, - умоляюще смотрит на меня Рита.
      - Пошли.
      Мы почти бежим за лейтенантом.
      - А чего вы в госпиталь не обратились? - на ходу спрашивает Круглова, Рита.
      - Да ну их. Им же все надо исследовать. Ребенка бы продержали целый месяц в палате, взяв у него столько анализов и крови, что нормальный бы человек не выдержал. Я хочу, чтобы у меня было все спокойно.
      Пришла Надежда с саквояжем и тут же начала командовать, выпихнув мужиков на лестницу, потом начала готовить роженицу, изуродованное животом, юное создание.
      - Потерпи, Клавочка, сейчас, все будет хорошо.
      Рита прижалась к стенке и испуганно смотрит на все процедуры. Клавочка начинает кричать...
      - По тужься, родная, по тужься, - ласково просит Надежда.
      Женщина воет. Наконец показался плод и мы с Надеждой принимаем его. Я поднимаю его за ноги и даю ему шлепка, тот час же по комнате раздается детский плач...
      Рита все никак не может успокоится.
      - Это же так удивительно, на моих глазах родился человек.
      - Лучше ложись спать, время около пяти.
      - Знаешь, я не хочу здесь рожать, только там... Хочу, чтобы мой ребенок был свободным.
      - Обязательно родишь там.
      Капитан Синицын пришел ко мне в медпункт утром, когда еще никто из пациентов не зашел на прием, он сидит у меня в комнате и, понурив голову, рассказывает.
      - Я знаю, вы Борис Дмитриевич, порядочный человек, но я в этой истории оказался подонком. Понимаете, я получил приказ, при-каз..., и как военный человек его должен исполнять. С другой стороны, там в монастыре гибли люди, которым нужна помощь и эту помощь они своевременно не получили. Я потом основательно разобрался в этом вопросе и узнал, что по моей вине погибло четыре монахини... Но приказ..., я исполнял приказ, - в отчаянии твердит он.