Вслед за луной

* * *

В десяти милях от Ноттингема они столкнулись с толпой горожан, спасавшихся бегством от войск короля Ричарда, которые осадили замок, а теперь пытались взять его штурмом. Длинный ряд повозок и людей, медленно бредущих по дороге, тянулся так далеко, насколько мог видеть глаз, и никто из них не в состоянии был предсказать, каким окажется следующий шаг короля.

Штурм был коротким, но беспощадным, я ярость короля еще более усиливало то обстоятельство, что его подданные в Ноттингеме не оказали ему подобающего приема, когда он появился у их ворот. Жители города оставались верными Иоанну и, заслышав звуки труб королевского кортежа, поверили в то, что их осаждает армия мятежников, возглавляемых дерзким самозванцем, выдающим себя за короля Ричарда.

Джоанна уже слышала рассказы о том, как несколько охранников короля были застрелены лучниками с городских стен Ноттингема, и об ужасе, обуявшем воинов, когда они поняли, что перед ними не самозванец, а их законный король, людей которого они убили в нескольких шагах от его шатра. Когда же Ричард схватил лук и колчан и встал на виду у всех перед городскими укреплениями, осыпая бранью и стрелами защитников Ноттингема, жители решили покинуть город из страха, что разгневанный монарх прикажет учинить на его улицах кровавую резню, как только воинам удастся пробить брешь в воротах.

Джоанна выслушивала все эти леденящие кровь рассказы с поразительным а данных обстоятельствах спокойствием. Город сдался только на рассвете, и если ей повезло, то у короля Ричарда еще не было времени, чтобы вникнуть в подробности обвинений, выдвинутых против Паэна. Мысль о том, что Паэн мог погибнуть во время осады, она вообще отказывалась допускать. Только когда впереди показалась огромная скала, на которой располагался Ноттингемский замок, и они увидели ряд виселиц за его воротами, Джоанна наконец дала волю слезам. Не исключено, что обвинения Молеона и королевское правосудие уже решили судьбу Паэна.

На виселицах уже болталось около двадцати трупов, но лица мертвецов были скрыты от тех, кто вынужден был на них смотреть, слоем жирного пепла, поднимающегося от тлеющих руин городских строений. Стая ворон, рассевшихся на поперечной перекладине и взиравших сквозь клубы дыма на проходивших мимо, оглашала округу пронзительным карканьем.

В самом конце пути, где дорога становилась круче перед подъемом на скалу и виселицы стояли скорбными рядами, какая-то женщина в рваном шелковом платье разговаривала с казненным; ее речь представляла собой невообразимую смесь из нежных слов и проклятий. Она устремила невидящий взор на Джоанну, пробормотав что-то бессвязное в ответ на ее вопрос, после чего снова повернулась к виселице, обращаясь к трупу, болтавшемуся на ней. И тут Джоанна заметила, что число казненных было намного больше двадцати: вокруг стен Ноттингема стояли и другие виселицы, тела с которых были уже срезаны и свалены в кучу рядом с поспешно сколоченными остовами. Многие люди нашли в тот день смерть от рук мстительного монарха — слишком многие, чтобы их можно было пересчитать.

— Джоанна отдала несчастной свой плащ и с трудом заставила свою кобылу въехать в городские ворота, от которых остались лишь тлеющие головешки. Если Паэн был среди повешенных, ей незачем больше было заботиться о своем здоровье.

На узких улочках Ноттингема царило смятение. Тяжеловооруженные воины короля собрались перед тесными лачугами, пристроенными к скале, и перед входами в древние пещеры, пронизывающие песчаниковое основание замка. Под угрозой применения оружия граждане Ноттингема выносили из пещер свои скромные сбережения, оставляя их на мощенных булыжником улицах, а то и просто бросая в грязь. Один одетый в кольчугу пехотинец отделился от остальных и протянул руку к поводьям кобылы, на которой ехала Джоанна.

— Назад! — крикнула она Эдвину и Рольфу, которые ринулись было на ее защиту.

— Ноттингемским предателям не нужны лошади! — огрызнулся воин. — Благодарите судьбу за то, что вас не повесили вместе с остальными изменниками.

— Но мы не…

Джоанна повысила голос, чтобы отвлечь внимание пехотинца от протестов Эдвина.

— Я здесь для того, чтобы увидеть короля Ричарда! — крикнула она. — Мы явились сюда по вопросу, интересующему его величество.

Она почувствовала у своей шеи зазубренное лезвие меча.

— Если вы лжете, — последовал ответ, — то еще до захода солнца лишитесь ваших лошадей — а заодно и жизни.

Их окружили вооруженные воины, распространяя вокруг отвратительный запах пота, крови и дыма, от которого к горлу Джоанны подступила тошнота.

— Я должна увидеть короля, — с трудом выговорила она.

— Он сейчас занят, моя прелесть. Вешает предателей.

— Эти люди приехали вместе со мной, чтобы взывать к королевской милости. Дело касается Паэна из Рошмарена и тех обвинений, которые выдвинул против него лорд Молеон.

Выслушав ее, воины начали о чем-то вполголоса переговариваться.

— Он жив? Паэн из Рошмарена жив? Ответом ей был грубый хохот. Солдат опустил свой меч и сплюнул на землю.

— Если он ваш родственник, вам стоит хорошенько подумать, прежде чем просить короля о снисхождении. Говорят, будто он убил женщину и теперь ее родные явились сюда, чтобы собственными глазами увидеть, как свершится правосудие. Вы его не спасете, и дело может кончиться тем, что вам придется уплатить денежный штраф семье убитой.

— Но он жив? Скажите мне, он еще жив? Воин жестом приказал своим товарищам взять под уздцы лошадей Джоанны и ее спутников.

— Он жив, и я заберу ваших животных как плату за то, что вас доставят к королю.

Эдвин собрался протестовать, однако Джоанна гневным взглядом вынудила его замолчать и снова обернулась к грабителю в кольчуге:

— Вы клянетесь всеми святыми и спасением вашей души, что проводите нас к королю?

Тот снова сплюнул на землю.

— Да, — ответил он наконец. — И поверьте, я не окажу вам этим услугу. Помните, что я предупредил вас, леди! А теперь следуйте за мной или убирайтесь ко всем чертям.

И поскольку Джоанна не видела другого способа добраться до короля, ей ничего не оставалось, как только подчиниться.

Глава 25

Вооруженные до зубов воины толпились во дворе замка, выкрикивая приказания и суетясь вокруг повозок с захваченным оружием. Услышав их голоса, Джоанна уже решила, что их проводник привел их на место бойни, где сражение было еще в самом разгаре. Даже если бы отвага вдруг покинула ее, она не смогла бы повернуть обратно, поскольку воины, окружившие трех путешественников, забрали их лошадей и оружие.

Она видела улицы Ноттингема, представлявшие собой мещанину из перевернутых повозок, протестующих горожан и вооруженных до зубов воинов, требующих впустить их в ветхие домишки, тесно сгрудившиеся в тени замка. Вряд ли в такой обстановке Джоанне и ее спутникам удалось бы пробраться невредимыми через весь город к воротам на другом его конце.

Пехотинец, захвативший кобылу Джоанны, оставил их во дворе замка, пригрозив самыми страшными карами, если они посмеют двинуться с места, и скрылся в главной башне. Его приятели отвели лошадей в дальний угол двора и привязали их к задку разбитой телеги. Едва ли кобыле Джоанны и двум лошадям Рольфа когда-нибудь снова доведется увидеть конюшни Гандейла.

— Вы только посмотрите на этих людей! — воскликнул Эдвин. — Они всего два дня осаждали город, выдержали несколько часов боя, а уносят с собой оружия и доспехов столько, что могут считать себя богачами.

— Не все, — возразила Джоанна. — Некоторые из них не найдут под стенами Ноттингема ничего, кроме своей смерти.

— Да, но таких немного. У них теперь есть добыча, которую они могут продать, и наши лошади, чтобы ее увезти. Да и кровь на их кольчугах пролита не ими. — Молодой Рольф подтолкнул Эдвина в бок:

— Видишь вон того, рядом с катапультой? У него на руке осталось всего три пальца, зато рукоятка его меча усыпана драгоценными камнями. Если бы мне только представилась возможность…

Джоанна встала между братьями.

— Королю Ричарду не требуются юные пастухи, не умеющие обращаться с оружием, — сказала она, моля Бога о том, чтобы это оказалось правдой.

Молодой Рольф нехотя оторвал благоговейный взгляд от воинов короля.

— Мой отец говорил то же самое, когда отправлял нас вместе с вами. Он приказал доставить вас домой целой и невредимой, не то будет считать нас с братом трусами.

Эдвин наблюдал за воинами, стоящими рядом с лошадьми из Гандейла.

— Как вы думаете, они вернут нам хотя бы седельные сумки? Если они найдут там серебро…

— Тс-с! — перебила его Джоанна. — Я зашила его у себя в подоле.

Юноши обернулись и уставились на ее платье.

— Если приглядеться, видно, где монеты оттягивают ткань, — заметил Рольф.

— Поменьше об этом болтайте и не таращите глаза на мою одежду, и тогда никто ни о чем не догадается, — прошептала Джоанна и прикрыла плащом платье, уповая на то, что тяжесть монет, из-за которых ее подол волочится по земле, не слишком бросается в глаза окружающим.

Если Паэн жив и если король до ночи не отпустит его на свободу, Джоанна собиралась подкупить тюремщиков, чтобы они помогли ему бежать. Но поскольку тюремщики могли запросто ее ограбить и затем прирезать Паэна в его камере, она решила, как только представится возможность, спрятать кошелек с серебром в толстом слое грязи возле каменных стен. Она передаст охранникам Паэна обещанную взятку, лишь когда он окажется на воле.

— Похоже, о нас совсем забыли, — пробормотал молодой Рольф. — Мы можем простоять здесь до ночи, и никто не отведет нас к королю. Да и с какой стати? Они наверняка думают, что уже забрали все, что у нас было. Вот если бы вы, Джоанна, предложили им…

Эдвин ткнул брата локтем в бок.

— Она ведь предупреждала, чтобы мы не заикались о деньгах! Джоанна сама знает, когда предложить их норманнам.

— Она бросила на них сердитый взгляд и приподняла повыше отягощенную серебром юбку, чтобы та не волочилась по грязи.

— Если вы вдруг увидите, что я обронила кошелек, ради всего святого, не надо его поднимать! Пусть лежит там, где он упадет.

Лицо Эдвина расплылось в улыбке.

— Понял! Теперь я понял, что вы собираетесь делать.

— И что же именно собирается делать эта дама? Двое рыцарей остановили своих коней как раз за их спинами, и у них была возможность подслушать конец разговора. Джоанна, скрестив на груди руки, повернулась к ним. Несмотря на то что оба были покрыты кровью и грязью после битвы, на них были дорогие кольчуги и накидки, из чего она заключила, что перед ней стояли явно не простые воины.

— Мы приехали сюда из Уитби, чтобы увидеть короля, — спокойно ответила она.

Старший из двух рыцарей нахмурился:

— Как вы, наверное, догадались, у короля сейчас и без того очень много дел. Приходите через два дня, когда соберется его совет, и тогда, быть может, в конце дня он согласится выслушать вашу просьбу.

— Тогда будет слишком поздно. Речь идет о жизни человека, Рыцарь указал на груду трофейных доспехов, валявшихся прямо в грязи, покрывавшей двор замка — Слишком многие сегодня подвергли свою жизнь риску, и большинство из них оказались в проигрыше. Не был ли человек, о котором вы говорите, среди тех предателей, которых король Ричард захватил на улицах города, когда взял его штурмом?

Тут Джоанна увидела на руке собеседника массивный перстень с восковой печатью и камнем, на котором был выгравирован крест. Она присмотрелась и в ужасе отпрянула: то, что она приняла за воск, оказалось засохшей кровью. Рыцарь уловил ее взгляд и потер перстень о плащ, счищая кровь.

— Даже слуга Господа обязан сражаться на стороне короля, — заявил он торжественно. — И перстень может покрыться кровью, если его владелец служит своему законному повелителю.

Эдвин и Рольф отступили к стене.

Джоанна перевела взгляд с перстня на усталое лицо человека, который его носил. Если ее собеседник говорил правду, то он должен был пользоваться значительным влиянием при дворе, и ей проще будет добраться до короля, обратившись за помощью к этому священнику-воину.

— Мой муж обвиняется в убийстве… — храбро начала она. — Он сражался в рядах армии короля Ричарда, и теперь, когда Ноттингем взят, должен будет предстать перед судом. Если бы я сумела отправить сообщение королю, это могло бы спасти жизнь моего мужа.

— Каким образом? Джоанна глубоко вздохнула.

— Его обвиняют в том, что он убил меня.

— Здесь у нас действительно есть один бретонец, обвиненный в убийстве женщины. — Во взгляде архиепископа промелькнуло любопытство, смешанное с сочувствием, и Джоанна вдруг испугалась, подумав о причине этого сочувствия.

— Он жив?

Архиепископ внимательно посмотрел на нее.

— Да, он жив.

Она отступила назад и ухватилась за руку Рольфа.

— Я та самая женщина, которую он якобы лишил жизни, — сказала она. — Как только король услышит мое имя, он сразу поймет, что обвинения, выдвинутые против моего мужа, ложны. Я — Джоанна Мерко, а этот человек, по имени Паэн, — мой муж.

— А я — Юбер Ольтер, архиепископ Кентерберийский и верховный юстициарий королевства. У меня уже была возможность побеседовать с Паэном из Рошмарена, и он подтвердил, что леди Джоанна Мерко мертва, хотя и отрицает, что ее убил он. Вы, мадам, либо просто глупое, добросердечное создание, либо женщина, подкупленная Матье, приятелем Паэна, с тем чтобы помочь ему выйти на свободу. Так или иначе, вы — самозванка, и я советую вам, пока не поздно, покинуть этот город и не пытаться повторить вашу ложь в присутствии короля. Сегодня он не особенно склонен к снисходительности.

Джоанна подняла было руку, чтобы помешать ему ехать дальше, но тут же отдернула ее, когда священник, презрительно посмотрев на нее, отвернулся.

— Погодите! — крикнула она ему вслед. — Не было ли среди убитых во время сражения Адама Молеона? Если Молеон жив, он наверняка узнает меня.

Архиепископ остановился и снова обернулся к ней:

— Именно Молеон и выдвинул обвинение против Паэна. Он жив и может ответить нам, действительно ли вы Джоанна Мерко, поскольку приходится родственником покойной через жену. Оставьте свою ложь при себе, потому что этим вы только ускорите смерть Паэна. Наш король не терпит обманщиков — а равно и их близких. — Он посмотрел куда-то вдаль и покачал головой.

Джоанна проследила за его взглядом и увидела женщину, которая входила в ворота замка, опустив голову и утирая слезы складками дорожного плаща. Из груди Эдвина вырвался сдавленный крик.

— Это ваш плащ! — воскликнул он. — Это ваш плащ на той женщине у ворот!

Джоанна снова взглянула на несчастную. Это действительно оказалась та самая женщина, которую она видела рыдавшей возле виселицы. Теперь она брела куда глаза глядят, в плаще, который отдала ей Джоанна, и оплакивала своего супруга. Джоанна вздрогнула. На ее месте могла оказаться она сама, если бы увидела Паэна повешенным у стен Ноттингема.

Юбер Ольтер все еще стоял рядом с ней, и в его хмуром взгляде промелькнула жалость.

— Я бы не хотел, чтобы Паэн из Рошмарена умер позорной смертью убийцы. Этот человек всегда оставался верным своему королю и в прошлом не раз оказывал мне услуги в деле его освобождения. Будьте осторожны, мадам, и постарайтесь не предпринимать никаких необдуманных шагов, не то вы восстановите короля против вас обоих.

— Я не самозванка! — гордо вскинула голову Джоанна. — И Молеон, когда мы его разыщем, подтвердит, что я говорю чистую правду. Пожалуйста, проводите меня к королю, сэр. Умоляю вас!

* * *

Паэн отдал свой меч на хранение Юберу Ольтеру сразу после окончания осады Ноттингема и теперь сидел в тюрьме, дожидаясь королевского суда. В слабом свете лампады, которую стражники оставили в его камере, он убедился в том, что милость короля дала ему больше, чем мог ожидать человек, обвиненный в умышленном убийстве, — скромное ложе, кувшин с водой и кусок мяса поверх толстого ломтя хлеба. Вряд ли многие жители Ноттингема могли надеяться хотя бы на такую малость в этот день капитуляции и сведения счетов.

В приговоре королевского суда по его делу Паэн уже не сомневался. Невзирая на то что ему удалось заслужить уважение Ричарда Плантагенета и признательность Юбера Ольтера за свои прошлые деяния — славные подвиги, совершенные под жарким солнцем Палестины, и другие, оставшиеся неизвестными окружающим, в те темные времена, когда король Ричард находился в австрийском плену, — Паэн понимал, что былые заслуги не избавят его от нынешнего бесчестья.

Он мог бы спасти себе жизнь, заявив судьям, что Джоанна Мерко вовсе не погибла у стен замка Рошмарен. Более того, он чуть было не признался во всем Юберу Ольтеру, так как архиепископ располагал достаточной властью, чтобы оградить Джоанну от любых посягательств со стороны Молеона. Однако после некоторого размышления он пришел к выводу, что если Молеон и впрямь хочет видеть Джоанну мертвой, он найдет способ добиться своей цели и та сможет чувствовать себя в безопасности, только если убийца будет считать свою жертву давно погибшей. Джоанна и сама прекрасно это понимала, отказавшись от всяких притязаний на фамильное достояние и поселившись в Гандейле, в деревенской глуши, чтобы жить там в безвестности, возделывая поля и выращивая овец. Если Паэн сообщит своим обвинителям о том, что Джоанна жива, он подвергнет ее жизнь опасности, при этом не имея возможности ее защитить.

Поэтому он предпочел хранить молчание, и король Ричард взял с него слово, что он останется в рядах его поспешно собранной армии, направлявшейся маршем на север для подавления мятежа в Ноттингеме, и если уцелеет во время битвы, то сразу после сдачи города предстанет перед судом.

Матье присоединился к походу вместе с двумя десятками воинов из отряда Меркадье за два дня до того, как армия достигла Ноттингема, и привез королю послание, в котором говорилось, что в Нормандии вспыхнул вооруженный мятеж. Паэну удалось разыскать своего старого друга, и он взял с него слово, что тот никогда и никому не обмолвится об удачном побеге Джоанны из замка Рошмарен.

* * *

В коридоре раздался топот ног, затем лязг поднимаемого стражником засова, и дверь распахнулась, пропуская в камеру свет факелов и звуки гневного голоса. Он увидел перед собой знакомый силуэт.

— Болван! Ты просто болван!

Матье вошел в камеру и сразу обернулся, чтобы обругать стражника, захлопнувшего за ним дверь. Паэн вздохнул:

— Что такого ты натворил, чтобы удостоиться таких роскошных апартаментов?

Матье скрестил руки на груди и, нахмурившись, взглянул на друга.

— Ничего. Я здесь для того, чтобы поговорить с тобой, и мне пришлось уплатить за эту честь целых пять денье. А теперь слушай меня внимательно. Времени у меня в обрез.

Паэн принялся мерить шагами камеру.

— Заплати им еще пять, если наш разговор затянется. Я охотно возмещу тебе затраты из своих тайников, если ты…

— Да пропади оно пропадом, твое золото! Я оставлю твои мешки с деньгами гнить в земле, и пусть лежат там хоть до Страшного суда. Если у тебя хватит глупости пойти на виселицу за убийство, которого ты не совершал, я…

Паэн развернулся и схватил Матье за ворот туники.

— Ты же обещал мне, дружище! Никому ни слова о.., об этой женщине. Если ты кому-нибудь проболтаешься о том, что она жива, и она из-за этого лишится жизни, которую мне с таким трудом удалось ей сохранить, я не оставлю тебя в покое до конца твоих дней.

— Ты, чертов болван! — только и мог вымолвить Матье, переводя дух. — Я поклялся тебе сохранить тайну и сдержу слово. Но поскольку ты уверен, что будет лучше, если все сочтут твою даму погибшей, я попытался найти иной способ спасти твою дурацкую шею… Здесь, под замком, много пещер…

— Мы как раз находимся в одной из них.

— Да, но есть еще и другие, намного больше этой, и они ведут наружу, Паэн. Прямо на улицы Ноттингема.

— Стражники не настолько глупы. Они наверняка перекрыли выходы.

— Только не эти! Они такие же солдаты короля, как и мы, и впервые увидели это место всего два дня назад. Охранники из гарнизона замка либо погибли, либо покинули город.

Паэн перестал расхаживать по камере.

— А кто сейчас стоит на посту? Их можно подкупить?

— Они все норманны — все до единого. Я никого из них не знаю. Что касается подкупа, я могу попробовать. Однако приставить нож к горлу будет куда быстрее. И надежнее.

— Неужели я пойду на такое? Прирезать людей, которые сражались с нами бок о бок?

— Зато я пойду, — буркнул Матье. — Потому что вижу перед собой болвана, потерявшего от любви голову, у которого не хватает духа предстать перед королем и сказать ему, что дама, о которой идет речь, жива. Подумай хорошенько над моими словами, Паэн. С одной стороны — ее секреты, а с другой — жизнь двух или даже трех охранников, которых мне придется убить, чтобы вызволить тебя отсюда. Выбирай одно из двух… — Матье поморщился:

— Какой же ты болван!

— Ты уже называл меня так, и не один раз.

— Неужели ты готов рисковать жизнью, уповая лишь на милость короля? Черт побери, Паэн! Либо с тайной будет покончено, либо ты отсюда сбежишь. Я не позволю тебе погубить себя! — Он вздохнул и прислонился к стене. — Расскажи мне, что, собственно, произошло? Как получилось, что обвинения Молеона пали на тебя?

— Молеон привел с собой целую армию, состоявшую из его вассалов и из гарнизона Рошмарена. Среди них был один молодой бретонец, который в ту ночь находился возле костра. Он узнал меня и донес обо всем Молеону. — Паэн отвернулся при виде исказившегося лица Матье. — Тебе пора уходить. Мы с тобой об этом поговорим позже.

— Когда? Когда ты будешь стоять на виселице с петлей вокруг своей дурацкой шеи? Я не намерен ждать, пока это случится. Если мне не удастся подкупить стражников, их придется убрать.

— Поклянись мне…

— Хватит уже обещаний, заверений и клятв! Ты обращаешь их все против меня, заставляя спокойно смотреть на то, как ты себя губишь…

— У меня нет никакого желания умирать. Бог свидетель, сейчас мне, как никогда, хочется жить — больше, чем многим другим людям. Но если ты действительно хочешь мне помочь, Матье, лучше держись от меня подальше. Все должно произойти еще не скоро, потому что пэры королевства, которых Ричард созвал на совет, еще не прибыли, а завтра король собирается на охоту.

— Король не станет дожидаться совета, чтобы разобраться с этим делом. Он примет решение сам, как только этот негодяй Молеон заставит его себя выслушать. Это может произойти уже завтра, во время охоты. И тогда Ричард вынесет тебе приговор прежде, чем тебе удастся вставить хотя бы слово. Как ты можешь допустить подобную несправедливость? И могу ли я спокойно сидеть и слушать, как они решают твою судьбу, зная, что ты ни в чем не виноват?

— Ты ничего не услышишь. Тебя там не будет. Я не позволю тебе…

Матье горько усмехнулся:

— Ты сейчас не в том положении, Паэн, чтобы позволять мне или не позволять. Паэн прикрыл глаза.

— Я еще не все тебе сказал, Матье. Молеон обвинил меня в смерти Ольтера Мальби. По его словам, среди людей, которых он привез с собой из Бретани, есть двое, которые были с Мальби в Нанте, — те самые двое, которым удалось ускользнуть во время резни. Если ты попадешься им на глаза, Матье, они обвинят и тебя тоже…

— Если только у них на это хватит времени…

— И если они обвинят тебя, королю станет ясно, что мой товарищ по армии Меркадье находился вместе со мной в нантском притоне, и тогда моя участь будет решена.

— Я убью их сегодня же вечером — прежде чем они успеют заговорить.

— А если с тобой что-нибудь случится, я умру от отчаяния, зная, что мне некого будет отправить к Джоанне, чтобы позаботиться о ее безопасности. Ты должен поклясться мне, Матье, что не будешь присутствовать на суде и не станешь предпринимать никаких шагов против Молеона. И еще…

— Что?

— Дай мне слово, что ты никогда не обмолвишься Джоанне о том, что я не стал избегать расставленной мне ловушки только из-за нее. Скажи ей, что я пал в сражении. Скажи, что я погиб во время осады.

Матье что было силы стукнул кулаком по двери.

— Я уже поклялся тебе, что не буду опровергать ложь, которая неминуемо приведет тебя на виселицу! — вспылил он. — И еще я поклялся найти твое золото и отдать его тем двоим негодяям, ради которых ты умер. И я согласен дать тебе слово не показываться на глаза свидетелям Молеона, чтобы не сунуть собственную шею в петлю. Но лгать твоей жене о том, как именно ты умер… — Матье снова ударил кулаком в дверь, — этого ты от меня никогда не добьешься, ты, чертов болван!

— Матье…

Стражники уже открывали тяжелую дверь, и Матье отвел от него налитые кровью глаза.

— Спасибо, — прошептал Паэн.

Матье снял с пояса мех с вином и поставил его на пол.

— Это коньяк, — буркнул он. — Чтобы скрасить твои последние часы.

С этими словами Матье удалился, в ярости хлопнув дверью. Паэн привалился спиной к стене. Много раз за недолгие часы осады его одолевало искушение подойти поближе к лучникам на городской стене, чтобы те застрелили его в упор. Если бы он погиб на поле брани, это избавило бы его от разбирательства в присутствии короля и необходимости лгать своим судьям, а Джоанна и дальше продолжала бы жить в безвестности, недосягаемая для своих врагов. И Матье не пришлось бы тогда давать скрепя сердце клятвы, которых требовал от него Паэн. Однако Паэн был настоящим воином, преданным Ричарду Плантагенету, и у него не хватило решимости рисковать понапрасну своей жизнью, когда им еще только предстояло выиграть сражение и вернуть трон Англии законному монарху.

И поскольку он уцелел в кровавой схватке, у него имелось в запасе несколько часов тишины и одиночества, чтобы наконец подумать о себе.

За годы своей взрослой жизни Паэн уже свыкся с мыслью о том, что он может умереть в бою от удара меча или, что хуже, от яда, попавшего в рану. Он был готов к таким превратностям судьбы и воспринимал их как закономерные вехи на своем суровом жизненном пути. Однако смерть на виселице не посещала Паэна в этих видениях из его тревожных снов, и петля внушала ему больший страх, чем укол холодной стали. Если в этот последний миг он сумеет сосредоточить все свои мысли на Джоанне, представив себе ее дивные зеленые глаза, обращенные на него, то, быть может, ему и удастся взойти на виселицу с высоко поднятой головой. О тех долгих зимних ночах, которые он провел в чудесном уединении со своей любимой, и о тех годах, которые он мог бы провести рядом с ней, если бы вернулся невредимым из своей поездки на юг, Паэн старался не думать. Сознание того, что он никогда больше не увидит Джоанну, не услышит ее голоса, не коснется рукой ее блестящих шелковистых волос, было для него сейчас мучительнее всего — мучительнее даже самой смерти.

Паэн поднялся с пола и принялся расхаживать взад и вперед по тесной камере. Мех с вином, принесенный Матье, лежал там же, где он его оставил, рядом с дверью. Что ж, Паэн выпьет весь коньяк — и с большой охотой, — после того как король выслушает его дело и примет решение. А пока что Паэну нужно было собрать всю свою волю, чтобы каким-нибудь неосторожным словом не выдать тайну, которую он обязан хранить ради блага своей жены.

Глава 26

Юбер Ольтер предложил им подождать во дворе замка, и за это время Джоанна успела выронить кошелек с серебром на землю рядом с воротным столбом и втоптать его поглубже в жидкую грязь. Когда Эдвин сказал ей, что священник уже вернулся, она подняла голову и увидела Ольтера в обществе какого-то высокого рыцаря, на чьем лице была написана усталость после недавней битвы.

Адам Молеон, явившийся сюда прямо с поля сражения, весь в пятнах крови, покрывавших его голубую накидку и руки, остановился рядом с Джоанной. Выражение неуверенности на его лице сменилось застенчивой улыбкой.

— Это вы, — сказал он и протянул забинтованную руку, чтобы прикоснуться к ней. Джоанна услышала как будто со стороны собственный испуганный возглас.

Молеон прижал раненую руку к груди.

— Я не сразу поверил в то, что вы живы. Тот бретонец — человек по имени Паэн — утверждал, будто вы погибли и он сам видел, как ваше тело предали земле.

Джоанна обернулась к архиепископу.

— Вы должны немедленно его освободить! Как вы только что убедились, я не самозванка, а Паэн — не убийца. Надеюсь, теперь вы его отпустите?

Молеон и архиепископ переглянулись с многозначительным видом.

— Король призвал его к суду, — ответил Юбер Ольтер, — и он же освободит его — если сочтет возможным.

Молеон окинул взглядом заполненный солдатами двор замка и снова обернулся к Джоанне:

— Не угодно ли вам пройти в главную башню, Джоанна? Мои люди уже предъявили права на один дом, расположенный недалеко отсюда. Как только они вернутся, я отправлю вас в безопасное убежище.

На лицах Рольфа и Эдвина отразилась тревога.

— Мое предложение не содержит в себе ничего бесчестного, — сказал он. — Моя супруга должна прибыть сюда еще до захода солнца; она находится в свите королевы-матери, которая выехала в Ноттингем сразу, как только до нее дошли слухи о том, что король созывает большой совет. — Видя нерешительность Джоанны, он холодно проговорил:

— Агнес была очень обеспокоена вашим исчезновением. Она непременно захочет оставить вас при себе.

Агнес… Она увидит Агнес, которая вышла замуж за этого безжалостного человека, невзирая на все предостережения Джоанны. Если повезет, то, быть может, ей удастся убедить простодушную сестру Ольтера оставить Молеона и просить покровительства у королевы Элеоноры, пока вопрос о его порядочности не будет окончательно разрешен.

— Я согласна пойти с вами, — ответила она, — но только в том случае, если вы поклянетесь в присутствии архиепископа его кольцом, знаком его священного сана, в том, что вы никогда не посылали гонца в лагерь Меркадье с предложением золота для любого, кто согласится прирезать меня в замке Рошмарена. Вы готовы принести мне такую клятву, Адам Молеон? И можете ли вы также поклясться в том, что мои люди и я будем этой ночью в полной безопасности под вашей крышей?