Она решила крестить своих учеников в реке. По идее, можно использовать любую посуду и любую воду, но кто его знает... на Квирине освященная купель, святая вода, священник. А здесь что — корыта из-под воды, которой они омывали викотные язвы. Нет даже Святого Писания, благо, Ильгет помнила почти все Евангелия наизусть, и с помощью Иволги перевела их на гэллани. Лучше в реке, думала она, Богом созданные вода, лес, небо, пусть и не освященные — это все же лучше, чем затхлый дом и старые корыта.

Для женщин они сшили альвы из местного кружева, чтобы покрыть головы, все оделись в обычную беленную ткань, и как-то ранним ясным утром большой процессией двинулись к Агенору. Ильгет держала в руках крест, сколоченный Ганиксом, домохозяином из Мапы. Эннори следовал за ней шаг в шаг, глаза его неудержимо сияли.

Агенор был чист и нетороплив, и на галечном пляже все, у кого была обувь на ногах, разулись. Кроме женщин — у гэла считается невозможным для женщины обнажить ступни. Ильгет вошла в воду прямо в лыковых киппах, сразу отяжелевших и наполнившихся водой, подол коты тоже намок. Но это все мелочи. Глядя на учеников, собравшихся на берегу, Ильгет начала читать молитвы.

Она только приблизительно помнила текст обряда, и вчера просидела несколько часов, составляя его на гэллани из известных ей молитв и библейских изречений. Она решила совсем отказаться от вопросов крещаемому и прочих формальностей, просто хотелось, чтобы люди восприняли это как настоящий праздник.

И так оно и получилось. Синеватая, медленно текущая вода реки, склоненные ветви ив с трепещущими серебристыми листьями, сияющее, как купол храма, бездонное синее небо. Выточенный из дерева крест установлен на берегу. И еще, казалось Ильгет, лица всех гэла и Иволги наполнены сегодня каким-то сиянием, светом, радостью, какой на земле не бывает.

Ильгет назвала имя Иволги. Та медленно вошла в воду, и не просто наклонила голову, чтобы Ильгет было удобнее поливать, а прямо в воде встала на колени, полностью промочив свою одежду. Похоже, она этого и не замечала. Ильгет набрала воды полные горсти, визарское солнце сверкнуло в горстях, и струйка скользнула на склоненную светловолосую голову Иволги, терранки и бойца ДС.

Ильгет знала, что ей предстоит произнести всего лишь сокращенную формулу «необходимого крещения» — однако оно настолько же действительно, как и церковное, полноценное. Дрогнувшим голосом, стараясь говорить громче, Ильгет произнесла.

— Крещу тебя во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Один за другим подходили гэла, и поливая чистой речной водой, Ильгет превращала их в христиан — первых на этой планете.

Ильгет вспомнила в молитве весь отряд ДС, работающий сейчас на Визаре, всех по именам, потом стала молиться за Питу, и за себя, она уже привыкла с этим обращаться к Пресвятой Деве, чтобы та молила Бога послать Ильгет любовь и разум, настоящую любовь к собственному мужу, и разум, чтобы вести себя с ним правильно. Эти молитвы она повторяла каждый день. Беспокоило ее, как сейчас живет Пита... не нашел ли себе еще кого-нибудь? Ильгет поспешно запретила себе думать об этом. Она верит в Питу, верит в то, что все будет хорошо, что он ждет ее.

Ильгет вспомнила свою мать и отца, которого не знала, и всех своих родственников, и родственников со стороны мужа, и всех своих друзей по Ярне. Как хорошо, когда есть возможность даже во время акции вот так спокойно помолиться.

Ильгет помянула и всех, кто был рядом с ней сейчас, и тэйфина Панторикса, о котором ходили самые разноречивые слухи, и князя, и всех горожан Агрены, и свою маленькую общину — в особенности ее и всех ее членов. И потом помолилась за погибших.

Она прочитала молитву Святому Духу, перекрестилась. Поднялась с колен и пошла в соседнюю комнату, где Иволга раскладывала лекарства для завтрашнего приема больных. Подруга обернулась к Ильгет.

— А, это ты... Рида спать уже легла.

— И нам бы пора, — Ильгет присела к столу.

— Завтра надо к Гэссу смотаться, я с ним поговорила, ему доставили уже весь наш заказ. Давай я сама съезжу?

— Хорошо, — согласилась Ильгет.

— Может, чайку еще выпьем? — Иволга присела рядом с ней. Ильгет кивнула и отправилась за кружками.

Чай на Визаре был чуть горьковатым и пряным, из местных луговых трав, и еще имел он странный, но приятный привкус глиняной посуды. Иволге этот привкус не нравился, и она упорно наливала себе чай в цилиндрическую пустую упаковку из-под виталина. Ильгет, наоборот, с удовольствием пила из визарской кружки. Закусывали лепешкой, суховатой, лежащей еще со вчерашнего вечера, размачивая ее в чае. Ильгет нравились такие посиделки вдвоем с Иволгой, только с ней, как будто снова на Квирине...

— Сегодня приходил из города еще один, шорник, — сказала она, — хочет тоже вроде бы креститься.

— Здорово, — сказала Иволга, — это уже будет всего пятнадцать человек, считая наших. Честно говоря, на такой эффект ДС вовсе не рассчитывала.

— Ну раз уж получилось, — улыбнулась Ильгет, — думаю, ругать нас не будут.

— Тебе надо подумать о том, кто тебя заменит на занятиях, — заметила Иволга, — когда мы улетим. Эннори?

— Нет... знаешь, насчет Эннори у меня другие планы. Им ведь нужен настоящий священник!

— Ого! Забрать на Квирин? — поняла Иволга.

— Да. А занятия... Рида может вести или Ганикс, у них и язык подвешен. Эннори, думаю, вернется в следующий раз. Им нужно причастие, церковь...

— Разве может быть так, что Церковь построена на одном только человеке с этой планеты? — спросила Иволга, — я думала, надо с Квирина кого-нибудь прислать, тут рукоположить кого-то...

Ильгет рассеянно и тихо улыбнулась.

— Да, это может быть и так, Иволга. Ведь как получилось со святым Квиринусом? Жил он на Терре, и случайно попал на Эдоли. Там ничего не знали о Христе, и Квиринус был единственным, кто им об этом рассказал. И какая там Церковь возникла!

— А теперь, выходит, все основано на твоих рассказах, — заметила Иволга. Ильгет покраснела. Такая мысль ей не приходила в голову. Потом она сказала.

— Спасибо Господу, какие только пути Он не находит... А Эннори вполне сможет стать священником.

— Я тоже так думаю, — согласилась Иволга.

Они допили чай и сидели молча, в полутьме, озаренной лишь неровным пламенем десятка свечей. И хорошо было так сидеть вдвоем, даже спать идти не хотелось.

— Как там Арнис сейчас, — тихонько сказала Ильгет, мысль эта — об Арнисе — постоянно присутствовала где-то на дне сознания, она чувствовала себя связанной с другом особым образом, и знала, что Арнису сейчас очень тяжело.

— Да уж... наша-то миссия скоро закончится. А вот ему еще долго мучиться, — сказала Иволга.

— Господь его сохранит, — почти прошептала Ильгет.

— А к мужу... ну вот честно — тебя сейчас тянет? — спросила Иволга.

— Честно — тянет, — сказала Ильгет, — он ведь родной мне, понимаешь?

— Но ты ведь не хочешь быть с ним, так? Ну честно?

— Иволга, — тихо сказала Ильгет, — а кто сказал, что наши желания — это некий эталон, самое главное, то, что обязательно должно выполняться? Ты думаешь, мы всегда знаем, как лучше?

— Да, — согласилась Иволга, — но ты знаешь, очень многие люди сказали бы — очевидно, что и ты, и он мучаетесь, вы же слишком разные люди, зачем так мучиться, ведь расстаться гораздо проще. Ты знаешь, это действительно кажется таким очевидным... Если не учитывать Бога, то вообще непонятно, зачем это все.

— Мне кажется, что я понимаю, зачем это все, Иволга... но ведь у тебя тоже не идеальные отношения с мужем?

— Да... Но у нас другая ситуация, — глухо сказала Иволга. Ильгет напряглась — подруга почти никогда не говорила о собственных семейных отношениях.

— У вас дети, ты это имеешь в виду?

— Да, но не только. Понимаешь, да, в церкви считается, что люди предназначены друг другу. Но дело в том, что мы-то с Дроном действительно... у нас было что-то настоящее. Мы ведь воевали вместе. И он тогда был женат. На другой. Потом он бросил ее, точнее, она его бросила... потом он пришел ко мне, разыскал, всю Галактику, можно сказать, перевернул. А потом... — Иволга умолкла.

— Что потом?

— Потом он сказал, что с него хватит. Что он не хочет воевать, хочет жить спокойно. Ну вот он и живет спокойно. Мне он не препятствует. Не изменяет, это я знаю. Вообще ведет себя вполне прилично. Только мы теперь чужие, понимаешь?

— Но ведь детей вы воспитываете нормально...

— Да, дети, дом, все это так. Мы же семья. У нас даже есть некоторое взаимопонимание. Но... он отказался идти в ДС, понимаешь?

— Он тоже встречался с сагонами?

— Еще как, — усмехнулась Иволга, — понимаешь, многие отказываются. Это нормально. Человек не обязан соглашаться на такое. Но он мне муж, понимаешь? И... как будто стена между нами встала.

— Да, понимаю...

Ильгет подумала, что Иволге еще здорово повезло. Если бы с Питой можно было нормально жить хотя бы на земле, просто общаться, воспитывать детей, куда-то вместе ходить... чтобы он не предъявлял ей претензий, не закатывал скандалов... Ведь живет же так Мира с мужем, и даже очень любит его. Как Ильгет была бы счастлива!

Но теперь, может быть, так и будет, успокоила она себя.

— Ну все, пойдем спать, поздно уже, — Иволга поднялась.

Ильгет, как обычно, заснула почти сразу, едва голова коснулась подушки. Показалось, что проспала она всего одно мгновение, и тут же чья-то рука потрясла за плечо. Ильгет привычно вскочила, протирая глаза.

Ничего. Никакой тревоги. Она сидела на лавке, медленно приходя в себя. Посреди комнаты стояла Иволга, как сомнамбула, со страшно изменившимся лицом. Горели все свечи, какие только можно было зажечь здесь. Иволга слегка покачивалась, не двигаясь, глаза ее в темноте казались глубокими провалами.

— Ты чего? — спросила наконец Ильгет.

— Иль... я... — выдавила Иволга. Она, кажется, и сказать ничего не могла. Чуть повернула лицо к свету, Ильгет увидела на ее щеках подсохшие следы слез.

— Что случилось? — Ильгет вскочила. Взяла Иволгу за руку, не зная, что сказать, что сделать. Кажется, до нее начало доходить...

— Помоги, — прошептала Иволга, — помоги, мне не справиться.

— Сагон...

— Да.

Ильгет усадила Иволгу на скамью. Что же делать в таких случаях-то?

— Иволга, я с тобой, ты слышишь? — Ильгет накинула на плечи подруги стеганое одеяло: как обычно, ночью было прохладно, — Ты слышишь меня?

— Я... — Взгляд Иволги был совершенно отсутствующим.

Ментальная атака, поняла Ильгет. Надо что-то делать. Что-то делать, сагон, видимо, взялся за Иволгу всерьез. Вот он и добрался до нас... мы уже расслабились, забыли, для чего мы вообще на этой планете. Но он пока далеко.

Далеко, но все равно очень опасен. Ильгет присела на корточки перед Иволгой, взяла ее похолодевшие руки в свои. Лицо Иволги выражало внутреннее глубокое страдание, как у человека, переживающего сильную боль, идущую изнутри.

— Иволга... тебе больно? Что с тобой?

— Нет... — прошептала Иволга, — нет, ничего. Ильгет...

Она умолкла. Ее стало снова пошатывать — из стороны в сторону. Ильгет вдруг вспомнила собственный ментальный поединок с сагоном на Ярне. О чем он говорит сейчас Иволге? На что давит?

Не угадать. У каждого в шкафу свой скелет, и даже если мы увидим чужой, он покажется нам не страшным, так же, как и наши ужасы другому представятся пустяком.

— Иволга, я с тобой, ты слышишь? Я с тобой. Ты не одна, — Ильгет снова присела рядом с подругой, обняла ее за плечи. Что делать-то? Господи, что делать?

— Спасибо, — вдруг сказала Иволга. Ильгет начала про себя молитвы — «Под твою защиту прибегаем, святая Богородица...», потом — Архангелу Михаилу против сатаны и воинства его... На второй строчке она споткнулась и поняла, что больше не помнит ни одного слова. Попыталась вспомнить хотя бы «Отче наш», но и это ей не удалось... «Господи, помилуй!» — это еще помнилось. Ильгет стала повторять эти два слова беспрерывно, все больше наполняясь отчаянием и мольбой. Она вскочила, побежала в кухню, зажгла там керосинку впотьмах, стала разыскивать лекарства... Гезал, отличное снотворное. Но если во сне, пусть даже очень глубоком, медикаментозном, сагон достанет Иволгу? И проснуться ведь она не сможет? Нет, это опасно. Виталин, это еще хуже. Что-нибудь из транквилизаторов? Нет, не рекомендуют применять какие бы то ни было лекарства при ментальной атаке. Просто чаю... Ильгет запалила огонь, поставила чайник. Вернулась к Иволге, та опустилась на лавку и лежала ничком, свесив ноги. Подумав, Ильгет стала поднимать Иволгу.

— Не ложись... Иволга, не сдавайся, слышишь? Я тебе сейчас чаю принесу. Иволга, ты же очень сильная. Ты даже дэггером смогла управлять.

Страшно было видеть, как мучается Иволга — которую все привыкли считать просто железной, старый, опытный боец, прошедший неисчислимые расстояния и огня, и воды, и медных труб — что ей, казалось бы, какие-то мысли, всего лишь мысли и представления, чувства, которые сейчас внушает сагон?

Психотронное оружие, впрочем, тоже валит с ног самых сильных. Необратимо, поэтому оно и запрещено на Квирине.

Ильгет побежала за чаем, положила сахар, из НЗ, на Визаре сахАйре не знали, но Иволге нужно сладкое. Вернулась к подруге. Иволга сидела и покачивалась из стороны в сторону, прижав ладони к вискам.

— Нет, — вдруг явственно сказала она, и еще раз, — нет.

— Миленькая, Иволга, ну что ты? Что с тобой? Вот, чаю попей...

Иволга резко протянула руку и ударила по кружке — вероятно, случайно. Половина чая расплескалась на пол. Ильгет села рядом, обняла Иволгу за плечи и поднесла кружку к ее губам.

— Иволга, ты слышишь меня? — она сделала несколько глотков. Значит, все не так безнадежно, — Иволга?

Никакого ответа.

— Не говори с ним, говори со мной, — Ильгет поставила кружку, — ну что с тобой? Маленькая, ты что? Ты же знаешь, что я люблю тебя. И муж твой любит тебя. И дети. Иволга, ну вспомни детей! Они же тебя ждут. Ты должна вернуться, ты обещала!

Ильгет ощутила нарастающую головную боль. Ничего, это мелочи. Какая же это боль, пустяки. Только все плывет вокруг.

«Сагон, заткнись», — мысленно сказала Ильгет и снова начала молиться.

Вдруг тело Иволги как-то обмякло, она стала валиться на Ильгет. Глаза ее были закрыты, в лице ни кровинки. Заснула... Ничего, на лавку, накрыть стеганым теплым одеялом. Ильгет встала на колени рядом со спящей Иволгой. Какой она проснется? Господи, помоги! Что все это значит? Выдержала ли она атаку? Или умрет во сне? Или сагон продолжает разрушать ее мозг?

К утру Ильгет, пошатываясь и не замечая этого, вышла в кухню. Под утро она все же заснула прямо на полу, и проспала, наверное, часа два. По внутреннему ощущению. Нехорошо это. Надо было не переставать молиться. Ведь это единственное, чем еще можно помочь Иволге.

Какой она проснется?

Возможно, что уже — эммендаром.

Проклятие Дозорной Службы — все мы умеем слышать невидимый и неслышимый мир, и доносятся до нас, увы, отнюдь не ангельские голоса.

Рида уже хлопотала, затапливала печку, чтобы приготовить завтрак. Ильгет села у стола, подперев голову руками.

— Ильгет, — в последнее время Рида и Эннори стали называть «проницательных» просто по имени, — что с вами? Вы так плохо выглядите...

— Ничего, Рида. Ничего, — Ильгет поколебалась, — не удивляйся, если Иволга станет вести себя... странно. Я справлюсь с этим.

Может быть, уже выйти на связь? Сообщить Гэссу, Дэцину? По крайней мере, посоветоваться — что делать, если Иволга... Но что они могут посоветовать?

Я не смогу ее убить, подумала Ильгет. Тошнит при одной мысли об этом. Пусть она меня убивает. Правда, Рида и Эннори... Они уйдут. Не думаю, что сагон пошлет Иволгу их преследовать. Конечно, такой эммендар может причинить немало бед. Очень нехорошо будет оставлять ее в живых. Но я не смогу.

— Ильгет, — Рида подошла, коснулась ее плеча, — вы устали... я вижу. Вы не спали ночью?

— Да, но это ничего, — отозвалась Ильгет. Это ничего... по сравнению с тем, что возможно, еще предстоит.

— Там уже пришли люди... с Мапы. Вы сейчас примете или после завтрака?

— Давай, зови, — согласилась Ильгет.

Она приняла и отпустила больных. Эннори тем временем наколол дров. Они помолились и позавтракали — втроем. Иволга все спала. Пришли новые посетители, Ильгет приняла их. Начался обычный рабочий день.

Около полудня занавеска в соседнюю комнату откинулась. Ильгет замерла. Посетителей как раз не было — пауза, это очень хорошо.

Вдруг пронеслась стремительно мысль, что надо было все рассказать Риде с Эннори. Они не поймут, что случилось... Не поймут.

Иволга стояла на пороге, не то, что бледная, а просто какая-то зеленая. Зеленокожая, со странными светлыми глазами, ввалившимися, окруженными чернотой. Несколько секунд Ильгет напряженно смотрела на нее. Потом тонкие бледные губы Иволги расползлись в улыбке.

— Иль? Ты чего? — хрипло произнесла она, — уже меня хоронишь? А бластер где?

Ильгет ощутила огромное облегчение. Вздохнула тяжело и протяжно.

— Он тебя не взял...

— Руки у него коротки, — ответила Иволга, — еще не сотворен тот сагон, который со мной справится. Слушай, жрать хочу, вы, конечно, уже все съели?

— Так ведь уже полдень, — Ильгет вскочила, побежала к печке.

— Я серьезно тебя спрашиваю, Иль, где бластер? Ты сейчас должна была ждать меня с оружием, потому что я теоретически вполне могла... ну сама понимаешь.

Ильгет достала холодные лепешки, молоко, поставила перед Иволгой.

— Да не буду я тебя убивать... Не смогла бы.

— Боец, — хмыкнула Иволга, — с тобой, Иль, еще надо работать и работать, прежде чем тебя в боевую обстановку выпускать. Гуманизм, блин.

Она с жадностью набросилась на еду.

— Кстати, достань блинкер, ты проверку не собираешься делать?

Ильгет вытаращилась на подругу.

— Ты о чем? Ты что, сама не...

— Я все знаю, а вот ты... Ты что считаешь, эммендар должен выйти с выпученными белыми глазами и тут же начать всех убивать? Нельзя ориентироваться на поведение, сколько раз тебе говорили!

Вообще-то Иволга была права. По инструкции положено проверить. Ильгет полезла за блинкером, включила его, подошла к Иволге.

— Смотри мне в глаза.

Конечно, Иволга не была эммендаром. Отставив еду, она добросовестно, стараясь не моргать, хоть глаза слезились от яркого света блинкера, смотрела на Ильгет. Совершенно чистый взгляд. Это Ильгет могла бы и без проверки сказать, хоть и говорят — не ориентируйтесь на поведение, но ведь Иволгу-то она знает как облупленную. Наконец проверка была закончена. Иволга, вздохнув, снова взялась за лепешки.

— Спасибо, — бросила она негромко, — ты мне здорово помогла ночью.

— Да? — спросила Ильгет. У нее сложилось впечатление, что Иволга даже не заметила ее присутствия.

— Да. Поддержала. И еще ты отвлекала сагона хоть немного, он тебя не атаковал, правильно?

— Нет, по-настоящему нет. Головная боль и... я кое-что забыла.

— Но это тоже требует его сил, — заметила Иволга, — так что он не все направил на меня.

Она вдруг перестала есть, посидела немного, нахохлившись и сказала решительно.

— Вот что, Иль. С сегодняшнего дня в программу твоих посиделок вводим противосагонскую оборону.

Для учеников сагоны сохранили прежнее визарское название — ниньяпа. Понять это для гэла было несложно — ниньяпа сопротивляются... Ниньяпа не хотят, чтобы люди пришли к Истинному Богу. Осталось только рассказать, какими приемами обычно пользуются эти нехорошие духи и как против этих приемов можно бороться. Психоблокировку решили не вводить — ни к чему. Конечно, беда в том, что и подготовиться-то к сагонской атаке нельзя. Нет таких методов, которые реально помогали бы. Но по крайней мере, люди должны знать о грозящей опасности, быть готовыми ей сопротивляться.

Как обычно, в заключение, когда ночь уже упала на полусонную Агрену, при дрожащем свечном свете читали Библию в переводе Иволги. Переводы вообще были ее коньком, а сейчас этим приходилось много заниматься, вместе с Ильгет перевели основные молитвы на гэллани, пару песен — и начали Евангелие. Иволгу смущала ответственность задачи, но с другой стороны — что делать, никто другой пока на гэллани Библию не переводил. А людям нужно Слово Божье.

Потом встали и молились все вместе. Рида вышла во двор, занести приготовленный кувшин с молоком, разлила по кружкам. Иволга встала, вынула из шкафа коробку с реактивами. Они уже привыкли к этому как к формальности — проверяли всю еду. Панториксу не нравится их деятельность, он ведом сагоном, он способен на многое.

— Что, Иволга, прокисло или как? — поинтересовался Ганикс.

— Сейчас глянем, — Иволга накапала в кружку реактив.

— А то я на простоквашу поставлю, — улыбнулась Рида.

— Никому не пить, — вдруг резко сказала Иволга. Ильгет вскочила, подошла к ней. Подруга взяла кружку и поднесла ее прямо к горящей плошке. Стала внимательно рассматривать молоко при тускловатом свете. Все оно створожилось и приобрело зеленый оттенок. Иволга сунула кончик индикатора в кружку.

— Ясно? — Иволга посмотрела на Ильгет, потом на Ганикса, — кислое молоко,

друзья. Очень даже кислое.

— Что это? — вскрикнула Рида.

— Теркана... — пробормотала Иволга, глядя на экранчик прибора, — курареподобный яд... очень сильный

— Смертельный, — тихо произнесла Ильгет, — но кому это понадобилось?

— Кому понадобилось, как раз не вопрос, — буркнула Иволга. Ганикс не выдержал.

— Да что это такое? Скажите же! Что вы там нашли?

Ильгет посмотрела на него.

— Это яд, Ганикс. Кто-то налил в молоко яд.

Наступила тишина. Негромко спросил Эннори.

— А вы не могли ошибиться, проницательные?

— Нет, — сказала Иволга, — у нас есть специальные вещества... вот видишь, они реагируют с ядами. Реакция произошла.

— Это Панторикс, — произнесла потрясенная Рида, — только у тэйфина есть яды. Только он... Но как они смогли-то?

Разом взорвалась тишина. Заговорили все.

— Да что тут удивительного-то...

— Целый день — сколько больных было.

— Разве уследишь...

— Как он мог?

— Это ниньяпа, — спокойно сказала Ильгет, все разом посмотрели на нее, — вы все должны беречься. Но особенно он стремится убить нас. Ниньяпа мог приказать ему...

— Может быть, он просто завидует, — предположила Рида.

— Может быть, — согласилась Ильгет, — но скорее всего, это ниньяпа. Все, что делал тэйфин — он делал их силой, и теперь они приказали ему...

Иволга очень жалела, что нет собаки — было бы кому охранять их всю ночь. Ильгет предложила спать по очереди. Но Иволга махнула рукой.

— Да проснемся, если что...

Может быть, и правда, они слегка подразболтались в обстановке Агрены — все же не боевой. Но легли спать, и до самого утра никто не тревожил их. Сагон не повторял атаку («Я его ведь тоже вчера вымотала», — заметила Иволга. Она была права: сагоны не всемогущи, они намного сильнее человека в ментальном отношении, но длительный поединок и их выматывает). Возможно, конечно, что сегодня сагон был занят чем-то или кем-то другим. Планета большая, а сагонов всего несколько.

Утром их разбудила Рида — ворвалась в комнату, хотела, видно, закричать, но увидев мирно спящих «тэйфи», застыла в нерешительности. Иволга открыла глаза, мгновенно вскочила. Ильгет тоже поднялась.

— Ты что, Рида?

— Иволга, — сказала девушка взволнованно, — вы знаете, что говорят?! Мне сейчас соседка сказала.

— Ну что?

— Панторикс... — она замолчала, — он... словом, умер он.

Квиринки вытаращились на Риду.

— Покончил с собой, — продолжила она, — лишил себя жизни. Нашли его на рассвете сегодня, веревку на шею надел да бросился с сука.

К концу подходило Сухое Время, и заканчивалась первая миссия Дозорной Службы. Цель в Агрене была достигнута — местный тэйфин, контактировавший с сагоном, не только обезврежен, но и вообще больше не существовал. Способности контактера — довольно редкая вещь, и сагону теперь долго не удастся восстановить свое прежнее влияние в Агрене. Но к тому же была создана небольшая группа людей, готовых и даже способных активно противостоять влиянию сагона.

Ильгет и хотелось на Квирин, и в то же время страшно было оставить все это... маленькую новорожденную христианскую общину — во что она превратится без них? Больных, каждый день осаждающих «лайл» — в городе теперь нет и прежнего тэйфина, куда пойдут эти больные?

И еще она ощущала какую-то неправильность в том, что вот они все возвращаются, но Арнис должен остаться здесь.

— Ну знаешь, — сказала Иволга, — мы не можем здесь навечно остаться. Ну побудем год — и что? Все равно после окончания акции надо будет уходить. Ничего, справятся они без нас. У них же еще Эннори будет.

Эннори было решено взять с собой — он будет учиться, пройдет рукоположение, визарийцам нужен хоть один свой настоящий священник. Юноша ждал этого с волнением и большим энтузиазмом.

Настал день, когда ландер Гэсса доставил всех четверых, включая Эннори, на орбиту, на скультер «Алатус». К счастью, в этот раз обошлось без потерь, все были живы-здоровы, из 505го отряда отсутствовал лишь Арнис, оставшийся на Визаре. Вскоре «Алатус» без особых приключений стартовал к Квирину.

Глава 10. Отпуск на Ярне.

Опалесцирующая вороненая дверь отодвинулась, впуская процессию прибывших. Ильгет нечувствительно вслед за остальными перешагнула порог и сейчас же стала высматривать на другой стороне зала, за мутноватым ксиором, в неразличимой еще дымке — просто машинально высматривать мужа.

И так же с волнением она вглядывалась в едва различимые за стеной силуэты встречающих, пересекая пространство карантинного зала. Положила оружие на ленту контроля, робот замигал зелеными огоньками, можно проходить. Ильгет забрала бластер, минипралль, приладила их заново, шагнула к выходу.

Пита стоял поодаль, приветливо помахал ей рукой. Она подбежала к Пите, обняла.

— Привет.

Ильгет мельком огляделась, все бойцы, начисто забыв друг о друге, общались с родными и близкими. Эннори, уже облаченный в бикр, смущенно топтался рядом с Дэцином, взявшим его под свою опеку. Дэцин разговаривал с встречающим другом, на вид совсем стариком.

— Ну пошли...

Они с Питой двинулись к выходу. Квирин, Квирин... внутри у Ильгет все пело. Милая, родная земля... Родная? Ну конечно же! Яркий солнечный свет упал слепящей сетью, чистые лиловатые тесно спаянные кубики гемопласта запружинили под ногами. Холодный зимний воздух свежестью овеял лицо. Кипарисы вдоль аллеи казались замороженными, застывшими, и под ними — совершенно голые кустарники, каждая веточка высвечена предвечерним солнцем. И вдали сияют будто из льда вылепленные стремительные башни Храма.

Ильгет взяла Питу за руку. Смешно, наверное... она так рада была его видеть. По-настоящему рада. А вот сейчас какое-то отчуждение. Но ведь почти полгода не виделись, что же здесь удивительного...

— Мне кажется, ты изменился, — сказала Ильгет нерешительно.

— Ты тоже, — откликнулся Пита.

— Ну я-то... неудивительно.

Ильгет вспомнила свой отлет. Ведь целая жизнь с тех пор прошла. Совсем другая жизнь. По сути дела, в каждой акции мы проживаем столько, сколько другой человек не узнает и не переживет и до старости.

Но зато, может быть, теряем что-то очень важное, главное, что возможно заметить только при самом пристальном внимании к мелочам.

Ильгет и Пита вышли на флаерную площадку. Вскарабкались в ближайшую машину.

— Наверное, купим теперь свой флаер, — задумчиво сказала Ильгет.

— Ты поведешь?

— Нет, лучше ты. Я уж забыла, как это делается.

Пита поднял машину. У него это неплохо получалось. Ильгет знала, что он мечтает о собственном флаере, наверное, это для мужчины естественно. Теперь у них будут деньги. Дэцин обещал. Достаточно денег.

— Что, тебе премию выплатят?

— Да, что-то в этом роде. Должны, по крайней мере.

Пита одобрительно кивнул. Нет, все-таки он изменился. Каким-то чужим стал.

Жизнь вскоре вошла в привычное русло. Ильгет сама удивлялась себе — как легко она стала перестраиваться. Как будто и не прожила полгода на Визаре. Всего несколько дней, и снова стали привычными ровные гемопластовые дорожки, пышная, но ухоженная коринтская зелень, свежий, всегда чуть влажный морской воздух, удобства и уют квартиры и учебных центров.

К хорошему привыкаешь слишком быстро.

Сразу же возобновились тренировки и занятия. Ильгет продолжала учиться для получения своего первого звания в Милитарии, и одновременно с этим вместе со всеми готовилась к следующей акции. Тем временем Лири родила девочку, которую назвали Лайной, всем отрядом праздновали и рождение малышки, и вскорости — крещение, Ильгет стала и для Лайны крестной матерью. Иволга теперь стала почаще наведываться в Коринту, заходить в церковь Святого Квиринуса — хотя на Алорке была собственная христианская община. Ильгет не вдавалась во все эти дела — теперь Иволга решит их со священником. С Эннори они виделись тоже не так часто, как можно было ожидать, над ним взял шефство сам отец Маркус, Эннори интенсивно занимался по особой программе, готовясь принять сан. Конечно, квиринская жизнь для парня была полнейшим шоком — но Эннори справился с ним, благодаря врожденной пластичности ума и характера. Однако он все равно оставался в большей степени визарийцем, слишком уж велики культурные отличия. У Ильгет была в свое время мысль, что Эннори и не захочет потом улетать с Квирина, в принципе, никто и не мог его заставить это сделать. Да в глубине души Ильгет и хотела бы парню такой судьбы, ведь что может быть лучше, чем жить на Квирине... правда, тогда агренцам не видать настоящей церкви, пока к ним не приедут настоящие миссионеры. Но похоже, что визариец не чувствовал себя здесь родным и стремился все же вернуться на Родину.