Квиринские истории (№1) - Дороги. Часть первая.

Ильгет обернулась мгновенно, едва не вскрикнула — Арнис уже падал, валился со своего скарта, руки прижаты к лицу, между пальцами — кровь. Ильгет бросилась вниз, ноги коснулись земли. Кэрриос обернулся было на нее, она махнула рукой, и десантники быстро заскользили дальше, через площадь, не оставаться же здесь всем. Через мгновение Ильгет с облегчением поняла, что друг жив. Стреляли чем-то серьезным, вроде спикулы. Но к счастью, не попали. Передняя часть скарта была разбита, и осколок расколол лицевой щиток и слегка задел голову Арниса, в том месте, где лоб переходит в висок. Основная часть уДара пришлась на черную дымящуюся выбоину в асфальте.

Ильгет включила искажающее поле — обычно энергию щитов берегли до стычки. Теперь поле прикрывало ее и Арниса. Она полезла в карман за аптечкой.

— Идите дальше, — сказал Арнис, — выполняйте задачу, и потом — на одиннадцатый пункт. Я, похоже, не смогу.

— Я помогу тебе добраться, — сказала Ильгет. Вызвала Кэрриоса (группа замерла в укрытии на другом конце площади), приказала ему выполнять задание самостоятельно.

— Давай куда-нибудь переползем... — Ильгет помогла Арнису встать. Они, ковыляя кое-как, пересекли пространство, отделявшее их от памятника Первостроителям, под его прикрытием Арнис тяжело опустился на землю, прислонившись к стене. Осколок задел череп, кровь залила половину лица. Ильгет облучателем остановила стремительно набегающую кровь, заклеила рану псевдокожей. Арнис тяжело дышал, лицо его посерело. Ильгет достала один из зена-торов, наполненных противошоковой жидкостью, налепила на тыл кисти. Атен начал поступать в кровь, лицо раненого стало разглаживаться. Ильгет вытерла кровь с лица маленькой мокрой салфеткой.

— Идти сможешь, Арнис? Или вызвать ландер?

— Смогу, — он приподнялся. Держась рукой за мраморную полированную стену, встал, — знаешь что, Иль... Иди к ребятам, бери командование на себя. Если там эммендары, или дэггер, не дай Бог, они не справятся. Давай, Иль.

— А ты?

— Я дойду один. В крайнем случае, вызову ландер. Здесь ведь идти недалеко.

— Так может, сразу вызвать машину?

— Не говори глупостей, я и так дойду, — он выпрямился. Слегка качнулся, лицо его приобрело жесткое, упрямое выражение, — я дойду, Иль. Давай. Удачи тебе.

— И тебе тоже, — ответила Иль и оседлала скарт, полетела вперед, но еще несколько раз оборачивалась. По дороге вызвала Кэрриоса и велела дождаться ее у здания.

Арнис посмотрел ей вслед и тихо заковылял по улице, временами отдыхая, опираясь о стены домов.

В подозреваемом здании обыскивали одну квартиру за другой — везде было пусто, на верхних этажах жили какие-то забулдыги, оружия там не оказалось, и ни сном, ни духом эти люди ничего не ведали о войне. Наконец Ильгет сама наткнулась на квартиру, где и засели, оказывается, двенадцать человек. С Ильгет был один из десантников, мальчик-ученик, как и она — впервые в бою, звали его Мартин. Если бы не щит, Ильгет наверняка погибла бы сразу — стрельба началась, едва они выломали дверь в квартиру. Ильгет уложила двоих напавших плазменными зарядами. Громко предложила всем выйти и бросить оружие. На ее предложение ответили нецензурной бранью. Ильгет швырнула по коридору газовую гранату. Мартин пораженно смотрел ей в лицо голубыми чуть испуганными глазами. Ильгет ободряюще улыбнулась ему. Все это уже входило в привычку, становилось нормальным — хотя должно ли это стать нормой? Защищенные шлемами, бойцы вошли в квартиру, наполненную сизым дымком. Двое бандитов успели надеть маски и встретили их стрельбой. После короткой разборки оба врага были мертвы. На остальных, лежащих без сознания, Ильгет и Мартин быстро надевали наручники. Выволакивали в подъезд, пока газ не оказал фатального действия. Он уже выползал и в коридор. Ильгет захлопнула дверь. Один из пленных пришел в себя. Ильгет наклонилась над ним. Нет, не эммендар. Надо еще проверить, но глаза, кажется, совершенно нормальны. Мутные еще, сжатые ненавистью зрачки, темно-карие радужки. Лонгинец вдруг произнес.

— Гады... всех не перебьете!

— Успокойся, — посоветовала ему Ильгет, — сагонский прихвостень.

— На сагонов я клал, — неожиданно ясно произнес пленный, — и на вас тоже. Какого черта вы приперлись к нам, кто вас звал...

(Ильгет ощутила мгновенный острый укол в сердце).

— Стреляй, сука, — продолжил пленный, — я вас ненавижу, и всегда буду ненавидеть. Вы никого здесь не заставите плясать под вашу дудку.

Ильгет отвернулась. Не обращать внимания. Неважно это все.

Больше в доме никого подозрительного не оказалось. Ильгет вызвала машину, пленных погрузили в грузовик, увезли. На ландере Ильгет и ее маленький отряд доставили в «пункт одиннадцать», опустевшую гостиницу, где базировался штаб и маленький медпункт. Ильгет отчиталась о проведенной операции Дэцину. Время перевалило уже за полночь. И только тогда она узнала, что Арнис ни в штабе, ни в медпункте не появлялся, и больше никаких сообщений от него получено не было.

Восстание в Заре было очень серьезным. И до сих пор еще целый район — городок Системы, выстроенный на месте взорванной некогда биофабрики (некоторые здания тогда все же остались целы) — был в руках эммендаров.

Если вчера Ильгет еще мучила совесть, потому что лонгинец упрекнул ее, казалось, справедливо, да еще перед лицом собственной смерти, то сегодня все эти проблемы казались неважными. После проверки пленных выяснилось, что вели их и руководили всем происходящим эммендары, в большом количестве собранные в Заре, ведомые оставшимся в живых сагоном. Да, большинство повстанцев руководствовалось идейными соображениями, считая, что защищает Родину от квиринского вторжения, что не хочет подчиниться новому порядку... хотя эти соображения были сильно подкреплены у многих тем, что в сагонские времена эти люди работали в Системе и проявили себя не самым гуманным образом. А также и ошеломляющей, неслыханной свободой — брать в захваченных домах то, что понравится, трахать девушек, не спрашивая их согласия, есть и пить в любых количествах то, что захочется.

Но все же основной ведущей силой восстания были именно эммендары. В Городке Системы оставались их основные силы. Бой длился до вечера. Ильгет совершенно вымоталась. Она продолжала командовать декурией, теперь добранной до нормального размера, до десяти человек. К полудню они наткнулись на склад дэггеров, теперь ими некому было управлять, людям это малодоступно, но дэггеры в количестве двух десятков стали защищаться произвольно. Большая часть десантников даже не попыталась стрелять, остановленная психотронным воздействием. Нескольких чудовищ взяли на себя собаки, с остальными пятеро членов отряда ДС сражались несколько часов, наконец сверху их поддержала авиация. К вечеру с дэггерами было покончено. Оставались люди. Дэцин, командовавший операцией, послал Ильгет с декурией освобождать одно из зданий.

На плане оно было обозначено длинным прямоугольником. Вся планировка местности изменилась с тех пор, как Ильгет работала здесь на фабрике. Но это здание она узнала издали, и знакомый страх толкнулся в горло, замедлив шаги. Она вспомнила, как шла туда впервые, руки скованы, охранник за спиной, холодный ужас в сердце. Ничего, сейчас руки у нее свободны, и в руках бластер. Ильгет послала троих ко второму, подвальному выходу, сама с основной группой задержалась у крыльца. Никого не было у здания... возможно, никого нет и внутри, хотя вряд ли. Скорее всего, придется пострелять.

Ильгет привалилась к стене. Бойцы ждали сигнала. Она вдруг ощутила мгновенную тошноту. Кинула в рот кубик ревира. Ведь и не ели ничего с утра, может, поэтому так тошно. Есть и не хотелось, но надо поддержать силы. Виталин пока не требуется, она подержится еще на ногах. Главное, как саднящая постоянно рана в самой сердцевине души — Арнис.

Он бы сообщил... если он ничего не сообщил, значит — он мертв. Он мертв почти наверняка. Но об этом сейчас нельзя думать, потому что слезы уже набегают на глаза, и уже хочется завыть, закричать. Об этом лучше подумать потом. Ненавижу, сказала себе Ильгет. Это всегда помогает.

Как я могла оставить его одного? Он приказал... он командир. Но все равно, ведь я могла не послушаться. Могла! Хотя бы оставить с ним кого-то из ребят. Мартина. Послать к нему. Какая я идиотка! Ведь я же не прощу себе.

И Пита... Хотя и времени не было, Ильгет все списки просмотрела, все возможные справки навела — Пита исчез. Его просто не было в городе. Похоже, что так и придется возвращаться, ничего не узнав о нем. Ильгет чувствовала, что Пита погиб, и что случилось это — из-за нее.

Черная тоска наваливалась сверху, сжимая грудь, не давая дышать. Как все плохо... как все ужасно. Ненавижу, сказала Ильгет. Переведи эту тоску в ненависть. Тебе есть, кого ненавидеть. Молиться я сейчас не могу, могу только скрипеть зубами от злости. Сейчас я буду их убивать. Пошли все к черту, я не буду больше брать пленных. Я буду убивать. Они ничего другого не заслужили. Они не нужны Ярне. Это сволочи, ничего человеческого в них не осталось. Это уже не люди. Пальцы Ильгет коснулись бластера, и ей стало немного легче. Сейчас... развороченные черные раны, выжженные глаза. Стрелять буду по глазам. Бить ножом,под ребро, чуть наискось. За Арниса. За Питу. За Анри, Беру, Иволгу, Данга... За все, что они сделали со мной. Жаль, что я еще так мало умею, я с удовольствием убивала бы их просто руками. Спайс вздрогнул, сигнализируя о готовности второй группы. Ильгет рывком вскочила на ноги. Произнесла в шлемофон.

— Внимание, я волна, атакуем! Вперед!

Она первой ворвалась в обманчиво затихшее здание бывшей тюрьмы.

Эммендары засели на первом этаже. Ильгет и в самом деле уже не заботилась о том, чтобы брать пленных, она стреляла, не разбираясь, и мало кто выжил из сопротивлявшихся. Первый этаж взяли на бешеном драйве. Троих выживших, легко раненых, в наручниках Ильгет под конвоем отправила к выходу, где их должна была подобрать машина. На второй этаж Ильгет отправила четверых, а сама с Мартином спустилась в подвал.

Здесь часть стены была обрушена. Они пробрались через завал. Ильгет распахивала одну за другой двери — помещения были пусты. Запертые двери она легко взламывала, расстреляв замки, не прибегая к универсальному ключу, не до того, чтобы беречь имущество. В одной из камер, а это, без сомнения были камеры, Ильгет обнаружила нескольких человек, явно заключенных, в обычной гражданской одежде. Ильгет выпустила их и велела идти наверх с поднятыми руками. Чтобы не подстрелили по ошибке. Мартин, для ускорения процесса, открывал двери по другую сторону коридора. Ильгет подумала, что ведь где-то здесь и происходил весь ужас с ней, но она совершенно ничего не помнила, ни расположения камер, ни поворотов, ни в какой камере она сидела вначале (кажется, все-таки на первом этаже), ни где ее допрашивали. Да и неважно это... Она методично и монотонно выполняла привычную уже работу. Осталась последняя дверь. Ильгет рванула за ручку, дверь подалась. Она осторожно заглянула (шлем спасет от случайной пули)...

Там кто-то был. И не один. Она это почувствовала сразу. Шагнула внутрь. Губы уже сложились для привычного приказа «Оружие на пол, руки вверх!» Но она ничего не сказала.

Руки Ильгет ослабли, и бластер едва не выпал.

— Пита, — прошептала она. Черная пилотка над невыносимо знакомым лицом — он то ли не узнавал ее, то ли просто не знал, что делать... А рядом, на стуле, стянутый ремнями, обклеенный проводами болеизлучателя, скорчился пленный, и при взгляде на него Ильгет хотела крикнуть, но вышло какое-то сипение.

Лицо Арниса было перекошено судорогой, повязка, наложенная ею вчера, содрана, и еще какие-то темные пятна, и все залито кровью и разводами, видимо, слез. Дрожащими руками Ильгет стала резать ремни, сдирать проводки болеизлучателя. На Питу она больше не смотрела. Огромное облегчение — Арнис жив, все-таки жив! — залило ее, но в то же время — ужас, гадливость и полное ощущение того, что все происходит в кошмарном сне.

— Сейчас, родной, — бормотала она машинально, глядя в искаженное болью лицо, — сейчас будет легче.

— Иль, — просипел Арнис, — бойся... сзади...

Ильгет спокойно обернулась. Пита так и стоял, замерев. В полуметре от него лежал короткоствольный автомат, только руку протяни.

— Он ничего не сделает, — прошептала Ильгет. Достала зена-тор, надела на руку Арниса, он был теперь почти обнажен, кое-где болтались лохмотья разодранного тельника. Потом повернулась к Пите. Ощущение полной нереальности происходящего не покидало ее. Это какой-то театр... мелодрама... в жизни так не бывает... Но она уже взяла себя в руки. На пороге появился Мартин.

— Ильгет?

Она кивнула бойцу. Посмотрела на Питу.

— Руки на затылок, — сказала она спокойно. Подняла бластер. Пита послушался.

— Без глупостей, — предупредила Ильгет, — буду стрелять.

Она подошла и вытащила из-за пояса мужа электрохлыст (на плечах Арниса виднелись глубокие, сочащиеся кровью полосы), пистолет из кобуры, бросила на пол.

— Руки, — она надела Пите силовые мягкие наручники.

— Ильке... — сказал наконец Пита. Она вздрогнула, как от уДара, посмотрела ему в лицо. Произнесла по-лонгински.

— Потом поговорим, Пита.

Повернулась к Мартину.

— Март, уведи этого наверх, пожалуйста, посмотри, чтобы он остался в живых. Он обязательно нужен мне живым. И узнай, куда их увезут.

— Есть, — ответил Мартин, подошел, слегка подтолкнул Питу к выходу. Муж обернулся на Ильгет, лицо — ошеломленное, ничего не понимающее. Ильгет не сказала ничего. Подошла к Арнису, который неловко возился, пытаясь встать. Боль проходила, атен начинал действовать.

— Господи, родной мой! — Ильгет коротко обняла его, и вдруг слезы хлынули потоком, — я уже думала, все... я с ума сошла... тебе больно?

— Нет, уже нет, — Арнис вцепился пальцами в ее запястье, — все хорошо, Иль. Все хорошо.

Он попытался встать, держась за Ильгет, но не удержался, навалился изо всех сил на жесткий подлокотник. Улыбнулся беспомощно, и страшно выглядела эта улыбка на окровавленном грязном лице.

— Не двигайся, я вызову носилки, — Ильгет заговорила в шлемофон со своими бойцами, они закончили проверку второго этажа. Машина за пленными уже подошла. Санитарный ландер обещали вызвать. Ильгет подхватила раненого за подмышки, подняла, уложила на полу.

— Не могу я смотреть, как ты там сидишь ...

— Как я тебя понимаю, — ответил Арнис. Он дышал часто и поверхностно, говорить ему было, видимо, трудно. Ильгет положила руку ему на лоб.

— Пить хочешь?

— Да.

Она сняла с бикра малый резервуар, напоила Арниса, приподняв его голову. Он с жадностью глотал воду.

— Давно ты здесь?

— Они меня взяли вчера... Иль, ты же видела, я еле ходил, кого-то, кажется, подстрелил, но остальные меня взяли, я не успел даже сигнал послать. Но это ничего, я применил психоблокировку...

Ильгет снова заклеила рану, выглядевшую теперь черной и страшной, сильно увеличившейся.

— Господи, как я могла отпустить тебя одного...

— Иль, это был мой приказ, все правильно. Я не подумал... Ничего... все же хорошо теперь. Господь милостив.

Ильгет плакала, глядя на окровавленное лицо Арниса, на котором так странно выделялись чистые и прозрачные серые лужицы глаз.

— Все хорошо, Арнис, родной мой, все хорошо. Мы возвращаемся на Квирин. В Заре уже почти все закончено.

— И ты полетишь со мной, — пробормотал он.

— Да. Я тебя не оставлю.

Ильгет с жалостью смотрела на бледное лицо Арниса, кое-где в белых нашлепках псевдокожи, глаза его были прикрыты. Здоровая рука, левая, бессильно свесилась с кровати. Ильгет осторожно поправила ее.

На Квирин. Все уже хорошо, Дэцин отпустил и ее на Квирин. Хотя часть отряда еще оставалась на Ярне.

Арнис открыл глаза. Увидел Ильгет, и в глазах его засветилась ласковая улыбка. И тем же ответила ему Ильгет.

Ничего говорить не надо. Все хорошо. Она поправила одеяло. Погладила Арниса по голове.

— Ну как ты? Не болит? Есть хочешь?

— Нет.

Ильгет подтянула зена-тор повыше, он сползал к локтю.

— В туалет сходил, поменять прокладку?

— Нет пока.

Арнис помолчал. Потом вдруг спросил.

— Иль... один из сингов. Он еще последним со мной оставался, когда остальные ушли. Он... мне показалось.

— Это был Пита, — спокойно сказала Ильгет, — все правильно.

— Я ведь его всего один раз видел, — пробормотал Арнис, — И сейчас... так удивился. Но я был не уверен.

Ильгет снова почувствовала дикую иррациональность происходящего, невозможность. Ведь самое невероятное — то, что Пита вовсе не эммендар. Ильгет была уверена — не заглядывала в глаза мужу — но была уверена как-то внутренне, что сагон подчинил его (возможно, в этом вина Ильгет, из-за нее сагон обратил внимание на Питу), что заставил выполнять вещи, несовместимые со всей его прежней жизнью, характером, взглядами. Но проверка показала, что Пита не был эммендаром. Он был синг, человек, служащий сагону добровольно.

Ей снова захотелось задать Арнису все время мучивший ее вопрос. Что делал Пита рядом с ним? Участвовал в пытке? Сам включал болеизлучатель? Ковырял ножом рану, бил электрохлыстом на малой мощности? Или просто стоял рядом, в конце концов, он солдат, должен подчиняться приказам... И снова Ильгет не спросила ничего.

Может быть, лучше не знать некоторых вещей. Блестящие серые глаза Арниса внимательно смотрели на нее.

Арнис тоже не говорил ничего.

— Дай попить, — попросил он. Ильгет поднесла к его губам трубочку, Арнис стал медленно втягивать в себя лимонник.

Допрос был интенсивным, синги очень торопились, Арнису за сутки сломали руку и несколько ребер. Да и все тело избито основательно. Но хуже всего была рана, которую расковыряли, и начался уже менингит, организм был истощен стрессом, с трудом боролся с инфекцией. Все же для квиринской медицины повреждения были незначительными, Инти — врач — обещала, что к возвращению Арнис уже поднимется на ноги. Может быть, даже и в больнице не придется долеживать. Пока Арнис чувствовал себя плохо, его снова знобило, температура, как всегда к вечеру, росла.

— Внимание всем отсекам, — произнес в динамике мягкий голос Лессы — командира корабля, — через две минуты наш корабль совершит переход в подпространство. Напоминаю, что шлюзовые камеры должны быть пусты! Повторяю...

— Мы выжили, — сказал Арнис, — ведь из нашего отряда никто не погиб.

— Бера, — напомнила Ильгет.

— Да. И другие... но мы выжили. Мы вернемся на Квирин.

Ильгет кивнула.

— Родной мой, — сказала она ласково, — ты поспи. Сейчас будем в подпространстве, и ночь наступает уже. Ты поспи немного, хорошо?

— Хорошо, — пробормотал Арнис с закрытыми глазами, — и ты отдохни, Иль. Ты совсем не отдыхаешь.

— Ладно. А утром я опять буду рядом с тобой.

Она сидела, баюкая в ладонях его сильную, крупную, расслабленную кисть. Глядя в любимое бледное лицо. Постепенно дыхание Арниса стало ровным. Ильгет тихонько поднялась и вышла из медотсека.

Они летели уже несколько дней, но до сих пор она никак не могла решиться пойти вниз, на первый ярус, где в одной из маленьких изолированных камер сидел Пита. На Квирин везли нескольких эммендаров, которых психологи сочли либо трудноизлечимыми, либо интересными в научном плане, а Питу взяли по просьбе Ильгет.

Ей было и некогда, она не отходила от Арниса. Она и спала рядом, на свободной койке медотсека, там было еще несколько раненых, Ильгет ухаживала и за ними по возможности, если рядом не было никого другого. Но главной причиной было не это — она просто, если уж честно, боялась говорить с Питой.

В очередной раз, поедая скромный корабельный ужин, Ильгет попыталась проанализировать свое отношение к мужу. Если честно, она теперь и не знала, как к нему относиться.

Куда-то подевалось чувство вины перед ним.

Да и в чем она виновата? В том, что захотела бороться против сагонов? Но это война, в которой рано или поздно каждый должен занять какую-то сторону. Вот Пита занял другую...

Наверное, это неправильно. Жена должна быть во всем едина с мужем. У нее не должно быть собственных мыслей и стремлений. Но так уж получилось.

И однако все это можно было исправить. Сейчас Ильгет понимала: если бы можно было просто вернуть старые времена... Да, она могла бы и бросить ДС. Наверное. Ей даже не было бы стыдно. Жаль оставлять друзей — но ведь семья важнее.

Если бы Пита нашелся, но как-то иначе. Не так.

То, что он в Системе, понятно, но в Системе была уже большая часть населения Лонгина. Это нормально. Пита ведь и там работал программистом.

Как же получилось...

Такое было, наверное, первый раз в жизни. Пойти к Пите сейчас — было бы страшно. Просто потому, что Ильгет не готова была снова стать женой этого человека. Занять положенное ей место. Быть с ним единым целым?

Может быть, он и не трогал Арниса, просто стоял рядом?

Это все равно.

Ильгет испытывала гадливость по отношению к происшедшему. Она понять этого не могла, как можно пытать живого человека, пусть врага, причинять ему такую боль. Ведь это не то, что треснуть по шее со злости. Только теперь она начинала понимать свое истинное отношение и к собственным палачам, и к палачам Арниса, теперь, когда с одним из них ей предстояло оказаться рядом.

Она просто не считала их людьми.

Даже ненависти особой не было. Просто омерзение какое-то, ощущение чужого, отвратительного насекомого — ничего человеческого в них быть не могло.

И никакие оправдания тут не помогали, никакая война, наступление, смертельная опасность... теоретически эммендаров, конечно, можно было понять. Практически, на уровне внутренностей и костей, всем своим существом Ильгет отказывалась признать их принадлежность к роду человеческому.

Корабль все еще шел в запределке, в подпространстве, это ощущалось по легкому подташниванию, к которому Ильгет давно привыкла. Удивительно, что никогда не знаешь, сколько времени (стандартного) корабль будет идти в канале — от нескольких минут до нескольких часов. И совсем уж неизвестно, сколько реального времени пройдет «снаружи», с точки зрения, скажем, квиринского наблюдателя. Пространство-время не только относительно, но еще и неизотропно.

Ильгет приложила к замку ладонь. Дверь медленно отъехала в сторону. Чуть нагнувшись, Ильгет шагнула в комнату.

Пита, сидевший на койке — уже в очках-демонстраторе — рывком сорвал очки и поднялся ей навстречу. Они стояли в нескольких шагах друг от друга. Молча смотрели.

Пита был уже не в черной форме охранника, ему выдали обычный белый тельник, какой надевают под бикр. Светлые волосы чуть встрепаны надо лбом. Ильгет видела лицо мужа, светло-карие глаза, глядящие чуть растерянно, он явно не знал, что сказать, знакомый изгиб полноватых губ, широкую линию твердого подбородка... Ильгет почувствовала, что еще секунда, и она шагнет к нему, и обнимет, заплачет, и все забудется. И чуть помедлив, она шагнула.

Она плакала навзрыд, уткнувшись лицом в широкую грудь Питы, и муж растерянно похлопывал ее по плечу, сжимая в объятиях.

Ильгет оторвалась, отшатнулась, неловко вытерла слезы ладонью. Села на койку. Пита опустился рядом. Обнял за плечи.

— Ну... как ты? — тихо спросил он.

— Я-то нормально, — прошептала Ильгет.

— Я думал, тебя... убили?

— Меня убили, — сказала Ильгет, — только не до конца. Теперь я на Квирине живу.

Пита криво улыбнулся.

— Что мне будет-то? Не знаешь?

Ильгет посмотрела на него с удивлением.

— Ничего. В лечении ты, вроде, тоже не нуждаешься, ты не эммендар.

— Но я же... в общем, вы же против нас воевали.

— Мы против сагонов. Ну если бы ты, скажем, начал стрелять, возможно, тебя бы и убили... а так... ты же не виноват, тебя обманули, — Ильгет вдруг резко замолчала. Чуть отодвинулась. Пита убрал руку.

Вдруг вспомнился Арнис, захотелось пойти к нему, может быть, он проснулся, мучается от боли... да нет, атена достаточно... ну от тоски просто, хочет, чтобы кто-нибудь был рядом. А она вот сидит здесь. Разговаривает с тем, кто его мучил — с врагом... Даже обнимает его. Выглядит как предательство Арниса.

Но ведь это — муж, родной человек...

Господи, как сложно все!

— Что теперь будет? — спросил Пита в пространство.

— Ничего не будет. Будем с тобой дальше жить.

— Ты меня... ждала?

— Да, — ответила Ильгет. Помедлила немного.

— Я тебя искала повсюду на Ярне. И не могла найти... а что твоя мать?

— Она... жива-здорова, живет в Заре. Ваши ее тоже не тронули. Она купила себе особняк, вообще богатая теперь... бизнесом занялась.

— Круто! — сказала Ильгет с уважением.

— Ваши, наверное, запретят все это...

— Нет, что ты. Мы никого не трогаем, не дай Бог ломать чужую экономику. Так что твоя мать и дальше будет крутой, пусть уж. Мы даже фирмам бесплатно оборудование поставляем...

— А сестра что?

— Ну, она у матери сейчас живет. Тоже нормально. Рико, правда, убили, он был этим... как по-вашему... эммендаром.

— Ясно.

— Так мы что, — Пита помолчал, — на Квирине будем жить?

— Да. Ты против?

— Не знаю.

— Ты устроишься, не переживай. Будешь учиться... Я тоже еще учусь. Я еще минимум не сдала. Там такой минимум есть, после которого разрешают профессию приобретать. Но у меня особый случай, меня вот взяли... воевать.

Ильгет вдруг подумала, что Пита ничего этого не знает, а возможно, это его и не интересует. Главное, чтобы он захотел жить на Квирине. А не тянул ее с собой назад, на Ярну.

— Так ты думаешь, что меня прямо так отпустят? А чего же сейчас держат здесь?

— Если хочешь, я поговорю, тебя выпустят. Только... — Ильгет замялась, — понимаешь, я сейчас не смогу с тобой везде быть. Я... в общем, за ранеными ухаживаю. У меня и времени-то не было, вот только сейчас выбралась.

— Ты медсестрой, что ли, работаешь?

— Да нет. Просто помогаю. Так что, поговорить, чтобы тебя выпустили?

— Иль, так разве меня не будут судить?

— Нет, Пита. Эммендаров, тех лечить будут, они и сами в этом нуждаются, ты же видел — у них голодание без сагона. Зависимость хуже наркотической. А ты же не эммендар. А то, что ты делал... понимаешь, мы не имеем права за это судить. Если ты наших убивал — так ты свою Родину защищал, это нормально, как мы можем за это судить. Ну ты думал, что Родину защищаешь. Если бы ты против мирного населения что-то делал, передали бы полиции, а ты же ничего не делал. На Квирине тебя все равно отпустят, а здесь, на корабле, тоже можно, если хочешь...

— Мне все равно, — сказал Пита, — тем более, если ты занята.

Ильгет молча посмотрела на него. А почему это я так спокойно с ним разговариваю... как с нормальным человеком. И даже не думаю о том, что он сделал. Да как такое вообще могло быть? Ведь Пита, при всех его недостатках, все же нормальный приличный человек... Ну, скандалы, ну, любовницы... У кого не бывает. Но Пита — и болеизлучатель? И бьющийся в муке Арнис? И электрохлыст? Да как это может быть совместимо? Ильгет смотрела на руку мужа с полноватыми, покрытыми светлыми волосками, сильными пальцами. Вдруг ей вспомнилось, как рука эта тянется к ней... хватает за волосы... бьет. Ведь и это было в их жизни. Если он мог ударить ее, что могло помешать ему стать таким? Ведь наоборот ему помогали развить эти качества...

Но он же нормальный, хороший человек на самом деле. Все мы грешны, подумала Ильгет. У каждого свои тараканы. Он поймет... на Квирине он поймет все, поймет, как заблуждался, покается. Может быть, он даже попросит прощения у Арниса. Ильгет стало тепло от этой мысли, как было бы хорошо, Арнис приходил бы на семейные праздники — просто как друг. Они могли бы даже подружиться с Питой. Арнис простит свою боль, он сможет простить. Какое это было бы счастье...

— Ничего, — сказала она, — как-нибудь все устроится. Теперь уже все будет хорошо.

Глава 8. Когда дом превращается в клетку.

Лири и Данг встретили Ильгет на церковном дворе. Радостно обнялись — сегодня хотелось только обниматься со всеми. Ильгет жадно смотрела на друзей. Данг, казалось ей, стал выше и бледнее, правой рукой, уже почти полностью выросшей, действовал вполне уверенно. Лири протянула ей тяжелый, завернутый в белоснежное одеяльце, кулек.

— Вот он, видишь? Анри...

Ильгет вгляделась в личико младенца. Маленький Андорин родился, когда она была еще на Ярне. Данг только-только начал ходить после тяжелого ранения, даже не смог принять новорожденного на руки, но при родах присутствовал. Лири позвонила Ильгет сразу же после того, как та прибыла на Квирин. Поздравив с возвращением и поболтав всласть о Ярне и о квиринских делах, сказала.

— Иль, я тебе еще чего звоню... хотела тебя попросить — будь крестной для нашего Анри.

— Так ему ведь уже сколько, подожди...

— Три месяца.

— Вы до сих пор не окрестили?! — Ильгет знала, что на Квирине чаще всего крестят ребенка сразу после рождения, как можно скорее.

— Тебя ждали, — тихо сказала Лири, — я хочу, чтобы ты... хорошо?

— Ну ты даешь, — Ильгет была поражена. За что такая честь? Как будто у Лири мало друзей на Квирине... — Ну конечно. Я согласна.

— И еще... — Лири поколебалась, — Иль, спасибо тебе. По-хорошему, конечно, надо было бы вечеринку устроить... Но сейчас как-то...

— Подожди, я не поняла, за что спасибо-то?

— За Данга, — тихо сказала Лири. Ильгет вдруг вспомнила все... развороченная черная рана, спекшиеся внутренности, под огнем торопливо наложенная повязка, и тяжесть бесчувственного тела, и грохот, дым, ужас, отчаяние оттого, что кажется, не удастся дотащить, что нет больше сил, что невозможно это, но еще более невозможно оставить его тут... Но это все было так давно, так невероятно давно, столько времени прошло с тех пор, кажется, годы прошли, что Ильгет уже успела позабыть, и сейчас не поняла сразу, за что благодарила ее Лири. Теплое чувство разлилось внутри. Ильгет почувствовала удовольствие — вот за это она действительно была довольна собой. Она реально сделала что-то хорошее, не сомнительное, а по-настоящему хорошее дело, спасла человеку жизнь, спасла любимого, мужа Лири, отца маленькому мальчику. Она невольно улыбнулась.