Какая разница, думала Ильгет. Я и раньше была холодной. Он всегда был недоволен. И сейчас все точно так же. А разве можно с этим что-то сделать? Пусть терпит, как есть. Ведь я же терплю.

Она и в самом деле терпела. Каждый вечер. Потом засыпала, а проснувшись, уже не помнила ничего. Она пыталась ласкать Питу, но ей это не было интересно. Он чувствовал. Он всегда был чувствительным и тонким человеком.

Друзья занялись своей работой. Для 505го отряда был объявлен годовой перерыв. Иост завербовался в длительную экспедицию в центр Галактики, шаровые скопления. Иволга отдыхала в санатории — восстанавливала разорванный позвоночник. Ойланг собирался уйти в патруль, об этом же заявил и Арнис. Мира и Гэсс работали на Кольце, облетывали «Зангу», новый ландер, со свойствами идеального атмосферного истребителя.

Ильгет готовилась к сдаче минимума. Общеобразовательного. Тем же занимался и Пита, но Ильгет продвинулась гораздо дальше. Кроме того, она продолжала тренировки. Теперь уже с Мирой. Встречались три раза в неделю. В остальные дни Ильгет занималась сама. Основное — физическая подготовка, рэстан, стрельба.

Кроме этого, пилотирование ландера, в Аэрокосмическом центре (на четвертом космодроме). Стадию симуляторов Ильгет уже прошла, руки и ноги привыкли к управлению, она начала водить настоящие воздушные машины. Еще была и специальная космическая тренировка — невесомость, перегрузки, сенсорная депривация.

Раз в две недели те, кто присутствовал на Квирине, собирались для совместной тренировки на полигоне и для психотренинга.

Все свободное время Ильгет теперь было посвящено мужу.

Она перестала писать что-либо. Ее литературный сайт больше не обновлялся. Не было настроения. И времени тоже.

Она больше не общалась с друзьями и даже не оставалась после тренировки, посидеть с ними. Даже к маленькому крестнику Ильгет заходила очень редко.

Правда, в воскресенье она ходила в церковь. Пита не возражал, он и раньше не был принципиально против, так, посмеивался иногда над ней.

На Ярне христиан было очень мало, это выглядело неприлично как-то. На Квирине — вполне нормально. В церковь ходили многие. У Питы уже не было причин посмеиваться. Недоволен, правда, он был все равно. Ильгет старалась загладить его недовольство, вернувшись.

Правда, трудно было понять, чего же нужно Пите, чем порадовать его. Он не любил прогулок. Вообще Коринта его пугала. Набережная не нравилась. Особенно не нравились все эти эстарги, в бикрах или в нормальной одежде, которых в Коринте больше всего. Раздражали. Пита всегда был общительным, а здесь и пообщаться-то было не с кем.

Но Ильгет не знала, где найти ему компанию. Все ее знакомые либо принадлежали к ДС, либо были просто эстаргами — работниками Космоса. Все они категорически не подходили Пите. У него на них была такая же реакция, как у Ильгет — на Народную Систему.

«Синяя Ворона» ему тоже не нравилась. И другие рестораны, даже, например, «Сад Ами». Пита предпочитал питаться дома.

Ильгет возила его в Дару, в Ригран, в «Семь тысяч чудес». Но экскурсии по Квирину мало интересовали Питу. Он не любил природу. В лесу у него начинала чесаться и зудеть кожа. Это не аллергия — Пита обследовался у врача. Просто нервное. Лес пугал его и раздражал. Кроме того, это было просто скучно. В картинной галерее ему тоже было скучно, а на концертах и в театрах — опять же, сплошные эстарги вокруг.

В общем, единственное, что на Квирине было для него действительно интересно — это Сеть. Дома в удобном кресле, с пивом и орешками под рукой, Пита с удовольствием погружался в глубь информационных потоков.

Информационная политика на Квирине ведется без цензуры. В сети можно найти все, что угодно. Например, порнографию. Можно смотреть в шаровидном мониторе, с ощущением собственного присутствия. Если надеть демонстратор, ощущение присутствия еще сильнее. Еще бывает виртуальная реальность, неотличимая от настоящей, но она запрещена из-за вредного воздействия на психику. Но Пите хватало и простого голографического монитора.

Ильгет посоветовалась со священником и стала смотреть порнографические фильмы вместе с Питой. Может быть, это вызовет какие-нибудь нужные ему страсти... желания... Раньше ведь они все-таки были!

Теперь — как отрезало. Ильгет казалось, что из ее тела выбили, выдавили какое-либо желание удовольствия. Ее тело не предназначено для того, чтобы наслаждаться. Оно этого просто не умеет. Разучилось.

Нет, и у нее были свои маленькие радости. Когда каким-то чудом Питы не было дома, или просто она была не нужна Пите, Ильгет любила полежать на диване с демонстратором, читая увлекательную книжку, прихлебывая при этом кринк из соломинки.

Но с сексом — будто отрезало. И однако Ильгет продолжала прилежно смотреть с Питой фильмы, которые нравились ему, и даже сама для себя находила то, что раньше могло ее заинтересовать в телесной страсти.

Но — не интересовало.

Пите нравились комедии, особенно из фантастического цикла о планете роботов. Нравились фильмы слегка философского содержания, о любви. Книг он, как и на Ярне, не читал. Зато коллекционировал легкую музыку. Понемногу начал интересоваться здешней техникой. Сделал собственный сайт, красиво оформил литературную страничку Ильгет.

— Мне никогда не стать здесь программистом, — сказал он однажды. Ильгет поразилась.

— Почему? Здесь все можно! Ты сможешь выучить, ведь есть же мнемоизлучатели... ну посмотри на меня! Можно было представить человека, менее способного к военному делу? И однако же, получилось все... — Ильгет хотела сказать, что даже вот, командовала декурией и выполняла самостоятельно задачи, но осеклась.

— Ты не понимаешь. У них другая философия совсем. Они же не пишут коды. Они ставят задачи машине, и та уже программирует. Я не смогу так. Здесь другой подход, другие качества нужны. Мне так даже просто неинтересно.

— Ну ничего, — растерянно сказала Ильгет, — ты присматривайся... наверняка найдешь что-нибудь подходящее.

Ее радовало, что Пита хочет остаться на Квирине. Его не тянуло на Ярну. И слава Богу.

Арнис вздрогнул и резко обернулся. Тут же выругал себя за молниеносную реакцию — мало ли кому понадобилось войти в церковь... Хотя бы и в этот ранний час. Ведь это приход Святого Квиринуса, и церковь стоит прямо на дороге в Первый Космопорт, мог ведь кто-то зайти просто перед стартом. Арнис снова повернулся к Распятию и постарался, стоя на коленях, ощущая лбом холодное полированное дерево, сосредоточиться... Но странное чувство заставило его снова обернуться.

Отец Маркус. Священник просто сидел в первом ряду, сложив руки на коленях, глядя задумчиво на алтарь. Арнис встал, подошел к отцу Маркусу. Молча сел рядом. Священник перевел на него задумчивый светло-карий взгляд.

Арнис вдруг подумал, что ведет себя невежливо.

— Здравствуйте, — пробормотал он. Отец Маркус молча протянул ему руку. Арнис слегка пожал прохладные длинные пальцы бывшего эстарга.

— Я отрабатывал ночной бой в атмосфере, — объяснил он, — ну и решил с утра зайти, помолиться.

— Я помешал? — спросил отец Маркус.

— Да нет, что вы.

Дверь сзади снова заскрипела. Арнис бросил взгляд назад, темно-синие бикры, какие-то транспортники... видно, правда, перед рейсом зашли.

— Если хочешь, пойдем, чайку выпьем, — по-домашнему сказал отец Маркус, — я тоже не спал сегодня, думал, выпью чаю да залягу до утренней службы.

Арнис посмотрел на него и неловко кивнул.

Они пили чай в полукруглом отсеке Зала Общины, ели глазурованные булочки. Арнис смотрел в окно, небо наполовину было окрашено розовым, окно выходило на восток.

— Откуда это у тебя? — отец Маркус кивнул на височный шрам, — На Ярне заработал?

— Ага... осколок чиркнул по касательной.

Они помолчали, потом отец Маркус спросил.

— Что там Ильгет? Я знаю, она мужа нашла.

Арнису не хотелось говорить. Надо, наверное. Только как объяснишь эту дикую смесь, то, что творится в голове сейчас...

— Вы знаете, отец Маркус, ее муж... он подумал, что мы, ну вы понимаете. В общем, ревнует он. Ильгет не хочет со мной общаться. Наверное, правильно.

Он хотел добавить про фанки, но решил, что это лишнее.

Отец Маркус слушал, опустив глаза, помешивая чай тонкой серебряной ложечкой.

— А я не знаю... понимаете... я должен признать, что мое общение с Ильгет раньше... ну, наша дружба — это грех. Наверное. Мы просто дружили. Ничего такого ведь не было. Я не понимаю, почему это грех.

— Так это не грех, мы ведь говорили, — сказал отец Маркус.

— Тогда почему сейчас нельзя? Почему сейчас это стало грехом? Потому что он здесь?

— Чтобы не смущать мужа Ильгет, — ответил священник.

Арнис помотал головой.

— Не понимаю. Или это грех, или нет. Если нет, то почему сейчас-то нельзя? Потому что он ревнует? Так это ведь его проблемы. Этак много до чего можно дойти, чтобы кого-то не смущать.

Отец Маркус подумал.

— В других случаях может быть иначе, Арнис. А в этом — так. Хорошо, возможно, это его слабость. Придется быть снисходительными к его слабости.

Арнис вдруг ощутил угрызения совести.

— Вы извините, вам еще на службу, а я тут...

— Это ничего, — сказал отец Маркус, — ты говори, говори... ты ведь тоже не спал. Не обращай внимания, это же моя работа. Тебе случалось не спать на работе? По нескольку суток?

— И потом, мне жалко Ильгет, — угрюмо сказал Арнис, — вы ее видели?

Священник кивнул.

— Она очень изменилась. Она... будто потерянная. Совсем. Стала другой. Господи, — вырвалось у Арниса, — он ведь в этой Системе служил... я знаю, что это за человек, на своей шкуре знаю. Как он с ней обращается?

— Мне не показалось, что она потерянная, — негромко сказал отец Маркус.

— Она ничего уже давно не пишет. Она ведь много писала. Я каждый день хожу на ее сайт, смотрю... ничего нет.

— Арнис, это ее выбор.

Он вздрогнул. Опустил глаза.

— Я ее люблю, — прошептал он, — я хочу ее видеть... и чтобы ей хорошо было. Почему она так идет у него на поводу все время? Почему? Он же ее совсем не любит, ему на нее плевать. Ну я понимаю, она права, конечно, права...

Они помолчали. Потом священник спросил.

— Арнис, тебе плохо?

— Да, — вырвалось у него, — очень.

А это как сказать — что на самом деле просто не хочется жить? Просто не хочется. И не объяснить, почему. Ведь все правильно. Ильгет поступает абсолютно правильно. Хочется ее видеть? — ну что ж, надо терпеть, она всего лишь друг тебе, семья для нее важнее. А то, что небо все время серое и тяжелое, что в общем-то, ничего уже и не хочется давно... и зачем вообще жить без Иль? Ты с этим просто ничего поделать не можешь.

— Я помолюсь за тебя, — сказал отец Маркус.

— Ничего, — пробормотал Арнис, — я в патруль скоро ухожу. А потом, может, акция...

Ильгет впервые по-настоящему встретила Пасху на Квирине. Первый раз — в больнице, это не считается. Второй — уже на Ярне. И вот сейчас это было по-настоящему. Жаль, что Пита был настроен чуть ли не враждебно по отношению к празднику. Жаль, что и с постом опять ничего не получилось. В прошлый раз — из-за войны. В этот — потому что для спокойствия Питы иной раз приходилось съедать кусок колбаски или мяса, а об отказе от секса и речи быть не могло.

Ильгет решила, что посетит только одну из Пасхальных служб. Выбрала вечернюю. Переживание было совершенно неземное. Многие из тех, кто был на службе — у кого не было маленьких детей — остались в Общине на всю ночь, праздновать, разговаривать, до утра, до утренней Литургии. Но Ильгет вернулась домой, так и не затушив длинную пасхальную свечу, держа ее в руке, ведя флаер одной правой.

Она затушила свечку перед входом в квартиру, и заодно затушила воспоминание о пережитом неземном счастье. Осталась лишь — не ее собственная — счастливая доброта, готовность делиться, отдавать, готовность терпеть.

Пита сидел перед монитором, перебирая виртуальный пульт. Ильгет вошла, присела рядом с ним. Потянулась, поцеловала в щеку. Пита чуть отстранился.

— Как жизнь? — спросила Ильгет.

— Нормально, — буркнул Пита. Ильгет посидела еще немного. Неплохо бы сейчас тоже пойти в сеть. В кабинет можно пойти, и там... Какой-то ритм уже набухал внутри, Ильгет знала — рождается стихотворение.

Но если она так сделает... уже ведь одиннадцать вечера. Может быть, Пита хочет чего-то другого. Наверняка хочет. Он ведь говорил, что каждый вечер хочет.

— Ну я пойду лягу? — спросила она. Пита пожал плечами.

Ильгет ушла в спальню. Прочитала молитву. Разделась, легла. Пита так и не шел. Уже тянуло в сон. Ильгет взяла демонстратор, нашла «Камень и розу». На днях начала этот роман читать. Едва она углубилась в чтение, рядом плюхнулся Пита.

— Спокойной ночи, — с едва уловимой горечью произнес он и отвернулся.

Ильгет отложила демонстратор. Может быть, Пита ждет, что она начнет сама требовать секса?

Ей не хотелось. Ну никак...

Ильгет неуверенно положила ладонь на плечо мужа. Погладила. Повернулась к нему и прижалась. Пита никак не реагировал.

Он обиделся на что-то?

— Пита, ты на что-нибудь обиделся?

— Нет, — глухо ответил муж.

— Правда? Ты как-то странно себя ведешь.

Пита повернулся на спину.

— Да нет, — сказал он, — все нормально. То, что я сижу один до полуночи, это совершенно нормально.

— Но Пита, — озадаченно произнесла Ильгет, — ведь мы же договорились, что я сегодня иду в церковь. Ты же не хотел, чтобы я завтра шла. Вот я и сходила сегодня.

— Да нет, все нормально, я же говорю, — повторил Пита, — все правильно. Просто мы чужие люди.

— Почему?! Потому что я сходила в церковь на праздник? Мы сразу чужие люди?

— Потому что сходить в церковь для тебя важнее, чем побыть со мной.

Ильгет помолчала. Потом сказала тихо.

— Пита, но я не могу не ходить туда.

— Ну и ходи, — отозвался с горечью Пита. Он отвернулся и сжался в комок. Ильгет попыталась погладить его, прижаться, но муж никак не реагировал.

Может быть, в другое время Ильгет заплакала бы. Но сейчас ей не хотелось плакать. Несмотря ни на что, душа все еще была полна пасхальной радости. Все было нормально. Все правильно. Спасибо, Господи, подумала Ильгет. Да, жаль Питу, но как ему помочь? Ильгет не виновата. Он пытается доказать ей, что она виновата, но ведь это совсем не так.

Постепенно она заснула, а Пита так и лежал без сна половину ночи. Наконец, не выдержав, около трех он разбудил жену и совершил свое обычное дело, только она была сонной и от этого еще более безучастной, чем всегда.

Ильгет нравилось заниматься с Мирой. Она мало общалась теперь с друзьями, и эти занятия казались возвращением старых — что уж греха таить — более счастливых времен. Мира, правда, занималась с ней куда более безжалостно, чем Арнис (вот когда выяснилось, насколько он, оказывается, берег и жалел Ильгет), и удары ее были в полную силу (синяки стали для Ильгет делом привычным), и кроссы она заставляла бегать, не обращая никакого внимания на тяжелое дыхание за спиной. Но и результаты стали проявляться быстрее.

На Квирин возвращалось лето. Настоящего лета Ильгет не видела уже давно (военное, на Ярне — не в счет), и очень радовалась каждому светлому деньку, солнышку, купанию в море (быстрому, чуть ли не украдкой, чтобы поскорее вернуться домой, к мужу). Особенно ей нравилось идти с Мирой после тренировки (все мышцы — как ватные, ноги с трудом отрываются от земли, в голове — парящая легкость), они шли пешком от Грендира до моря, купались (это, говорят, полезно для мышц), потом уже на флаерную стоянку. Собака Миры, Рэда, молча сопровождала их.

— Ты знаешь, — сказала Мира, — Арнис через неделю улетает в патруль!

Сердце екнуло и замерло. Ильгет посмотрела на подругу.

— Серьезно? Нет, он говорил что-то, но я не думала, что уже сейчас...

— Вы с ним совсем не разговариваете? — спросила Мира.

— Совсем, — коротко ответила Ильгет. Черные глаза Миры блеснули, но сказать что-нибудь она не решилась.

— Тяжело же, — Ильгет думала о другом, — ведь ему отдохнуть тоже надо... недавно только с акции, и снова в космос.

— Это его призвание, — заметила Мира, — с этим ничего не поделаешь, Иль, это такой человек. Ну а что, семьи у него нет. Меня-то вот в космосе со страшной силой тянет к Лукасу, к детям... я поэтому и отказалась от долгих экспедиций, занимаюсь вот испытаниями в ближнем космосе да в воздухе. Ну не знаю, может, слетаю еще как-нибудь, но сейчас пока Лэйн еще такая маленькая... А может быть... — Мира замолчала.

Ильгет испытывала почти физическое наслаждение, глядя на раскинувшийся вокруг поздневесенний пейзаж — цветущие рододендроны, от темно-алого, до белого, всех оттенков сиреневого и розового, нежно-салатовая, темно-зеленая листва, трава, и там, вдали, синяя полоска моря... И запах, неуловимо нежный, восхитительный запах весенних цветов. Дышать этим воздухом — не надышаться.

— Что — может быть? — спросила она.

— Что? — Мира будто очнулась.

— Ты сказала — может быть...

— А, да. Может быть, Арнису просто и не хочется оставаться... ну, плохо ему здесь.

Ильгет поняла, что Мира хочет сказать этим, и мудро решила не продолжать тему.

Она вспомнила о другом. Вчера Пита снова дулся на нее. Высказывал претензии. И тут он был, наверное, прав — она холодная. Он так красочно живописал, как ему с ней плохо... наверное, действительно плохо. Как бесчувственная лягушка, как бревно. Ильгет казалось, что она старается не быть такой. Но ведь сложно изображать страсть, которой нет.

— Мира... можно я... немного скользкая тема, но мне больше не с кем посоветоваться... как у тебя насчет секса с мужем?

Мира задумчиво посмотрела на подругу.

— Иль, а почему ты спрашиваешь? Догадываюсь, что у тебя довольно-таки хреново с Питой, так?

— Да если бы было хреново, мне-то все равно. Но ему плохо, понимаешь? Для мужчин это главная радость в жизни, а я...

— Ой... ты знаешь, для меня это тоже одна из главных радостей, — сказала Мира.

— Завидую, — вздохнула Ильгет.

— Я всегда так мечтаю... когда на акции, далеко от Лукаса. Знаешь что, Иль, я думаю, что у тебя может быть не все в порядке. Твое тело, если уж честно, столько пережило, такой стресс, что... ты с врачом не говорила об этом?

— Ну, я лечилась от вагинизма. Теперь боли нет, но все равно... При чем тут врач? Он же не может усилить мои желания.

— Обычный врач нет, но может быть, сексопатолог? Хотя у тебя же не патология... Ну не знаю. Есть такие психологи. Надо поискать в сети.

— Вообще это мысль, — согласилась Ильгет, — пожалуй, поищу. Вдруг поможет.

Ильгет стала посещать сексопатолога. Но психологические занятия, упражнения на расслабление пока не давали особого результата. Постоянное недовольство Питы и его требования еще усугубляли ситуацию. По требованию Ильгет, конечно, могла сделать все, что угодно, но вот того, что необходимо в сексе — любви, страсти, желания играть — моральное насилие никак не прибавляло. Скорее, наоборот.

Вскоре она закончила подготовку и сдала эмигрантский минимум. Экзамен длился восемь часов, четверо педагогов задавали Ильгет вопросы и задачи, совершенно не заботясь о порядке предметов, там был и простейший навигационный расчет, и математика, и теория подпространства, и космография, и физика, и генетика, и гуманитарный цикл — два иностранных языка (с этим у Ильгет проблем не было, в дополнение к лонгинскому она наконец-то выучила томи в совершенстве), история цивилизаций, история искусств, социология, психология... даже просто перечислить названия всех предметов — и то сложно. Но Ильгет готовилась долго и с мнемоизлучателем. Сдала она и физподготовку, но упрощенный курс дался ей легко, этим-то она занималась всерьез. Теперь и Пита начал заниматься по программе в спортзале, понимая, что сдавать все равно придется.

Вернувшись с экзамена, Ильгет не застала дома мужа. Это ее поразило. Пита никогда не выходил один, разве что в спортзал или по делам. Но он же никуда не собирался. И не предупредил, и не оставил сообщения. Ильгет позвонила мужу на спайс — ответа не было.

Ну и ладно. Она сможет сегодня побыть одна!

Боже мой! Чем бы заняться? Ванну принять... поваляться с книгой... гитара — а что, это мысль. За гитару не бралась уже несколько месяцев. Ильгет в волнении пересекла гостиную большими шагами. Писать... несколько месяцев даже не прикасалась к своему сайту. И даже не вспоминала о том, чтобы сочинить что-нибудь — какое там. Не до того было! И сейчас ничего в голову не идет...

Да, но Пита скоро придет... ну конечно же. Мало ли куда он мог выйти.

Ладно, пока устроим торжественный ужин... Ильгет вышла в кухню. И накрывать на стол не буду, подумала она. Ненавижу накрывать на стол! Положу себе на поднос все, что хочется... завалюсь на кровать, буду смотреть какой-нибудь фильм, какой-нибудь простой, про любовь, про эстаргов, про реальные, настоящие приключения в Космосе. Только не про войну. Она подошла к коквинеру, задумалась, из гастрономической медитации ее вырвал звонок вызова. Ильгет обернулась к экрану, ожидая увидеть Питу, не может же быть, чтобы он исчез так внезапно. Ей улыбалась Мира, черноглазая, с зачесанными назад гладкими волосами.

— Иль! Ну как?

— Сдала, — мгновенно сообразила она. Уже и забылось радостное событие.

— Это надо отметить, — деловито сказала Мира, — ты как насчет того, чтобы в «Ворону» завалиться?

— Прямо сегодня, что ли?

— А что? Я ребят предупредила, все в боевой готовности. Мужа бери с собой, — добавила она, помедлив, — хватит ему уже избегать нашего общества.

— А его нет дома, — сказала Ильгет слегка растерянно.

— Ну так тем более! Пошли.

Ильгет молчала.

— Чего?

— Да понимаешь... я думаю, что он вернется, — сказала Ильгет, — придет, а меня нет. Он расстроится.

— Да? — теперь, похоже, расстроилась Мира, — ну все равно. Я тебя поздравляю.

Она отключилась. Ильгет вздохнула. Представила уютные столики «Синей вороны», музыку с эстрады, вьющуюся по перегородкам зелень. Сто лет там не была. Сто лет не слышала шуточек Гэсса. И не пела с ребятами. Да и сама, собственно, не пела.

Она тщательно подавила нехорошие мысли. Что же поделаешь, муж дороже. Семья важнее. Заказала себе ужин, пирожные. Присела в гостиной, выбрала фильм...

Примерно через час раздался сигнал. Ильгет открыла дверь и вышла в коридор, ожидая увидеть Питу. Но в холл ввалилась целая толпа.

— Привет, Иль! — Лири чмокнула ее в щеку. Иволга обняла. Данг тоже обнял одной рукой — на второй держал младенца. Глаза Ильгет сияли безудержно.

— Ой, ребята, как здорово, что вы пришли!

Она не думала в этот момент, что скажет Пита... да ведь его и дома нет. И неизвестно, где он и когда вернется. Случиться с ним ничего не могло, мы ведь на Квирине все-таки.

— Заходите!

Началась мельтешня. Иволга с Мирой собирали на стол. Лири утянула Ильгет в спальню.

— Оденься поприличнее, Иль! Праздник все-таки.

Лири обожала наряжаться, да и других наряжать. Даже маленький Анри у нее был вечно разукрашен, как принц. Открыли шкаф. Лири придирчиво пересмотрела гардероб Ильгет. Тяжело вздохнув, выбрала палевое платье — в нем Ильгет давным-давно уже встречала Рождество.

— У тебя еще фанки были, надень к нему.

— Нет у меня их больше, — Ильгет переоделась, посматривая в зеркало. ЕЙ приятно было видеть свою фигурку. Кто бы мог подумать, что она когда-нибудь так преобразится — будто литая, с тонкой талией, высокой грудью. Мышц много чересчур. И лицо — Ильгет терпеть не могла свое лицо. Лучше на него не смотреть. Интересно, а как Пита относится к ее новой фигуре? Ведь никогда ничего не говорил об этом. Так же, как и об одежде. Ильгет даже и не стремилась красиво одеваться, Питу это, похоже, совсем не волновало. А может, волнует, да он не признается?

Дэцин качал на коленях ребенка Данга и Лири. Дедуля, подумала Ильгет. Все теснились вокруг стола, места было немного, кухня у Эйтлинов небольшая. Как на Ярне, подумала Ильгет. Чай на маленькой кухне. Гэсс разлил по бокалам светлое ву, всем, кроме Лири — та все еще кормила.

— Выпьем за нашу Ильгет! — Дэцин поднял свой бокал, — в общем... что я хочу сказать... в общем, Ильгет, здорово, что ты у нас есть!

— Ура! — сказала Иволга. Бокалы качнулись и зазвенели. Ильгет выпила, и вино весело промчалось по жилам.

— Спасибо, ребята! — сказала она звонко, — я так рада, что вы пришли!

Ей захотелось заплакать от счастья.

Только свербила тревога — где же все-таки Пита, и что он скажет, придя домой?

Хорошо еще, что Арниса нет. Он в патруле.

Иволга взяла гитару. Стала перебирать струны.

— Сто лет не пели с тобой, — сказала она, — с чего начнем?

— Не знаю... да ты спой что-нибудь свое.

— А ты новую спой! — посоветовала Мира, — Иль же еще ни разу не слышала.

Иволга кивнула.

— Мой новый перевод с терранского... с русского. Это такая эстрадная песенка у нас была.

И она запела.

Если вы нахмурясь,

Выйдете из дому,

Если вам не в радость

Солнечный денек,

Пусть вам улыбнется,

Как своей знакомой,

С вами вовсе незнакомый встречный паренек.

И улыбка без сомненья

Вдруг коснется ваших глаз,

И хорошее настроение

Не покинет больше вас.

— И ведь не скажешь, что это не квиринская песня, — тихонько сказала Мира во время проигрыша, — совсем наша... по духу, что ли.

Если кто-то другом

Был в несчастье брошен,

И поступок этот

В сердце вам проник,

Вспомните, как много

Есть людей хороших!

Их у нас гораздо больше,

Вспомните про них!

В коридоре раздался щелчок. Дверь открылась. Ильгет вскочила, заметно побледнев.

— Привет, — Пита стоял в дверях. Ильгет подошла к нему.

— Привет. Я... сдала экзамен, вот ребята пришли меня поздравить, — неуверенно сказала она, — а ты... ты где был? Я тебя потеряла.

— А я что, обязан перед тобой отчитываться? — добродушно спросил Пита. Ильгет покачала головой.

— Нет, конечно... не обязан.

Внутри что-то заныло. Она чувствовала себя виноватой.

— Пожалуйста, занимайтесь, развлекайтесь, — сказал Пита, — я не буду вам мешать.

Он сделал шаг в сторону кабинета. Ильгет попыталась удержать его за рукав.

— Пита... ну пойдем, хотя бы поздороваться надо?

— А зачем? — он смотрел на нее наивными большими глазами.

Когда Ильгет вошла в кухню, все замолкли. Она была очень бледна, так что черные точки резко выделились на лице. В глазах застыло что-то похожее на отчаяние.

— Ребята, — тихо сказала она, — спасибо вам большое... но я больше не могу сейчас... простите.

— Да, — сказал Гэсс, — и тут пришел лесник и всех выгнал.

— Гэсс! — одернула его Мира. Встала, — прости, Иль, мы пойдем тогда.

— Ну нет, я не хочу уходить, не засвидетельствовав свое почтение. Это было бы невежливо! — возмутился Гэсс. Прежде, чем Ильгет успела что-то сказать, он оказался у двери в кабинет. Постучал вежливо. Услышав приглашение, заглянул.

— Здравствуйте, сэн Эйтлин, — исключительно официальным тоном заявил Гэсс, — я очень рад с вами познакомиться. Кстати, у вас очаровательная супруга! Сегодня она сдала общеобразовательный минимум, вы в курсе?

— Рад взаимно, — еле выдавил из себя Пита. Гэсс вежливо попрощался и убрал голову, на его месте появился Дэцин и поприветствовал Питу, уже спокойно, без ерничанья. Один за другим, друзья Ильгет заглядывали в комнату. Иволга остановилась рядом с Ильгет, которая замерла, просто не зная, как относиться ко всему происходящему.

Старшая подруга положила руку на плечо Ильгет, заглянула в лицо.

— Иль. Если хочешь, я здесь останусь. Я до утра в Коринте.

— Ну что ты, — помертвевшими губами пролепетала Ильгет, — то есть, конечно, если негде ночевать...

— Не в том дело, — веско сказала Иволга, — просто мне страшно подумать уйти сейчас и оставить тебя с этим типом.

Ильгет выпрямилась. Взглянула на Иволгу спокойно.

— Ничего, не беспокойся. Почему с типом? Он ведь мой муж.

Иволга молча сжала пальцами плечо Ильгет. Кивнула. Вышла вслед за остальными.

Ильгет пошла в кабинет к мужу. Села против него, подперев голову кулачком. Пита молчал, делая вид, что смотрит в экран.

— Пита, — сказала наконец жена, — ты прости меня.

— За что? — удивленно спросил Пита.

— Ну... что я вот друзей пустила. Они сами пришли, правда, но я их не выгнала. Без твоего согласия.

— Ну что ты, ты ведь совершенно свободная женщина, вполне можешь приводить, кого тебе хочется, — подчеркнуто спокойно ответил Пита. Ильгет молчала, не зная, как понять его ответ.

— Значит, ты не обижаешься на меня? — спросила она наконец.

— Ну как я могу на тебя обижаться? — Пита выключил монитор и развернулся наконец к ней, — ты свободный человек и вправе делать все, что посчитаешь нужным.

— Но если тебе что-то не нравится, я не хочу это делать, — тихо сказала Ильгет.

— А почему? Почему ты должна считаться со мной? Ведь я намного ниже тебя духовно, я такой неразвитый и тупой, по сравнению с твоими друзьями я вообще ничтожество.

— Перестань так говорить о себе, — Ильгет встала, подошла к Пите. Обняла его голову, прижала к груди, — я вовсе так никогда не думала.

Пита старательно высвободился.

— Зачем тебе нужна эта ложь? — спросил он. Ильгет стояла рядом с ним, опустив руки.

— Почему ложь?

— Ты же не любишь меня. Все это лицемерие!

— Почему ты думаешь, что я тебя не люблю? — спросила Ильгет.

— Я не могу тебе доверять!