— У меня есть еще один вопрос, — сказал Арнис, — я ведь старший в паре, я так понимаю?

— Разумеется, — подтвердил Дэцин.

— Меня интересуют сроки подготовки моей напарницы. Осталось два с половиной месяца. Дэцин, это реально?

Командир как-то сник. Посмотрел на Арниса.

— Видишь ли... эта акция и не требует особых навыков. Заложить мину она тебе поможет, психологическая подготовка ей больше не нужна, а физические данные не так существенны в данном случае.

— Я все понимаю, Дэцин, — холодно сказал Арнис, — я о другом. Врач сказал, что восстановление организма потребует не меньше двенадцати-четырнадцати месяцев. Прошло всего шесть.

Дэцин посмотрел на Ильгет.

— Иль, ты как себя чувствуешь?

Она открыла рот, но Арнис опередил.

— Дело не в том, как она себя чувствует, а в том, что организм еще не восстановлен.

Повисла неловкая пауза. Ильгет кашлянула и произнесла — собственный голос казался ей чужим.

— Это ничего. Я... смогу.

— Видишь ли, Арнис, — сказал Дэцин мягко, — мы все добровольцы. Никому из нас нельзя приказать идти на акцию. То же самое относится и к Ильгет. Она взрослый человек и осведомлена о состоянии своего организма. Ты не можешь решать за нее.

Арнис пожал плечами.

— Я не претендую. И если Ильгет решит, я, конечно, возьму ее в пару. Только я хочу, чтобы все знали, что она имеет право решить.

— Ну конечно, Арнис, — с досадой сказала Мира, — а ты что думаешь, мы бы осудили Ильгет, если бы она отказалась?

— Мы все поняли, Арнис, — добавил Дэцин. Ильгет сидела, опустив глаза, сцепив зубы.

— Еще есть вопросы?

Гэсс начал выяснять что-то про техническое оснащение. Ильгет слушала вполуха, хотя это и было интересно... но не главное, далеко не главное сейчас.

Только не это, билось в мозгу. Почему-то только сейчас Ильгет увидела предстоящее словно воочию... но ведь не обязательно она должна снова попасть в плен. Далеко не обязательно. Попаду, думала Ильгет. Снова внедряться на сагонский объект, жить, как простая лонгинка, и вести ту же самую подпольную работу. Теперь, наверное, ей самой придется вербовать людей, расставлять тайники, искать способы связи. Ставить кому-то психоблокировку. И самой быть готовой снова ее применить. Все это было понятно, вот до этого момента. Ильгет совершенно ясно было, что она должна идти... Милый Арнис, он попытался создать для нее путь отступления, хотя бы в этот раз. На Квирине многое регулируется негласно, и хотя все они добровольцы, на самом деле, раз поступив в Дозорную службу, отказываться от акций нельзя. Одно подобное проявление трусости — и у тебя не останется друзей, и до конца жизни ты в обществе эстаргов будешь чувствовать себя чужим... ты очень, очень многое потеряешь. Не в материальном смысле, конечно.

Но после слов Арниса можно было отказаться. Еще можно. В этот раз. Впрочем, Мира права, возможно, Ильгет и так бы не осудили, она, в общем-то, еще не стала своей, она только что выкарабкалась из тяжелого ранения. Наверное, они бы поняли. А теперь еще и Арнис подчеркнул, что она даже и права-то не имеет идти по состоянию здоровья, врач явно с этим не согласится, и идти на акцию со стороны Ильгет — чуть ли не самоубийство.

Какая разница, чуть раньше или чуть позже. Конечно, будет плохо, если на Ярне ее скрутит приступ боли, но эта боль может вернуться и годы спустя. На Ярне ей никто не поможет. Но рано или поздно все равно идти придется. Это не будет настоящая война, так что железное здоровье и не так уж обязательно.

Надо идти, конечно. Это, в конце концов, Родина Ильгет. И нельзя подводить других. У них — семьи, дети. К тому же на Ярне остался Пита... может быть, удастся его найти. Да просто элементарная благодарность — если честно, Ильгет была очень благодарна квиринцам, за лечение, за прекрасную квартиру, за учебу, за все эти чудеса, внезапно на нее свалившиеся — требует пойти на акцию вместе с другими.

Все это понятно, и только одно... навалившаяся внезапно свинцовая смертельная тоска. Страх.

Посмотри на других, приказала себе Ильгет. Посмотри. Все они рискуют тем же самым. Уже многие годы. И — что ты знаешь о них? Все они встречались с сагоном и выстояли. Но, возразил некий внутренний голос, Арнис сам говорил, то, что досталось мне — хуже просто не бывает, такого еще не переживал никто.

Милые, светлые, веселые лица... так весело и непринужденно обсуждают предстоящее, будто речь идет о загородном пикнике. Ну по крайней мере, о научной экспедиции. Мира захохотала какой-то шутке, схватившись за живот и согнувшись пополам. Лири вежливо улыбается, поправляет белокурую прядь. Гэсс кипятится, что-то доказывая... О чем они? Почему я уже ничего не слышу? Люди, остановитесь, ведь это же ужас! Это то, что могу сказать я, то, что я знаю точно — вас ждет ужас кромешный, и человеку этого ужаса не выдержать. Господи, я не хочу, не хочу... Почему за счастье жить на Квирине нужно платить — вот так?

Все равно ведь идти придется... Ильгет вдруг вспомнила, как не хотелось прыгать в первый раз с гравипоясом с ландера. В синее бескрайнее небо, необозримую пропасть. Как шагнула с крыла — в уверенности, что вот это и есть смерть, и все тело вопило, что делать этого нельзя, но она-то знала, что нельзя не шагнуть.

Вот так же и сейчас. Я просто не буду об этом думать, сказала себе Ильгет. Просто не буду — и все. Буду готовиться, как все...

Арнис вдруг положил руку ей на плечо и слегка его сжал. Словно прочитал мысли Ильгет.

Дом у Иволги был просторный, немного странной формы — снаружи выглядел, как цветок, лепестки-комнаты расходились во все стороны от просторного зала. Сейчас в зале собрался весь отряд ДС, и еще какие-то знакомые Иволги, ее сумрачный, молчаливый муж. Лири с Дангом играли сложную композицию на скрипке и альте. Ильгет сидела в уголке и слушала, ей было просто хорошо... После скрипачей на середину вышли трое детишек Иволги. Старший мальчик, Люк, заиграл на синтаре, а Дэн на флейте, и Эрика, младшенькая, запела тонким серебристым голоском популярную на Квирине детскую песенку.

Над полями, мимо гор,(3)

Мимо речек и озер,

Сто ветров преодолев,

Ты лети, крылатый лев!

До надзвездной высоты,

Где волшебные цветы

Ста дорогам ста планет

Серебристый дарят свет.

Принеси мне с тех дорог

Чистый лунный огонек,

Чтоб всегда светил сквозь мрак,

Словно маленький маяк.

Арнис не смог прийти на праздник к Иволге. У него было срочное дежурство в Управлении СКОНа. К сожалению, и между сменами ско приходилось работать, хоть и совсем немного. Но Иволга очень просила прийти Ильгет.

И в общем-то, Ильгет не пожалела об этом. Хотя Арниса не было рядом, но так хорошо она ощущала себя рядом с этими людьми, так легко ей было — как никогда в жизни, как никогда не было на Ярне, такие все вокруг родные и близкие. Она уже не задавалась вопросом — почему так, просто жила и наслаждалась каждой минутой оставшихся ей двух месяцев жизни на Квирине.

Мира присела рядом с Ильгет, сказала шепотом.

— Детишки у Иволги — прелесть, да?

Ильгет кивнула. Трое очень похожих, голубоглазых и белокурых ребятишек, и даже движения и повадки — все от Иволги. Только девочка, пожалуй, симпатичнее матери.

— Да и собаки — ничего, — добавила она так же тихо. Все пять собак Иволги, три белых пуделя и два черных, лежали вдоль стены. Ильгет вспомнила Норку и поспешно отвела взгляд. Ей захотелось заплакать.

Дети закончили петь и, неловко поклонившись, исчезли в толпе. Гости помолчали с полминуты, вознаграждая маленьких артистов.

— Ну а теперь — слово хозяйке! — крикнул Ойланг, поймал Иволгу за плечи и вытолкнул на середину. Тут же в ее руках оказалась гитара.

— Давай, давай, Иволга, — сказал Дэцин, — спой что-нибудь вдохновляющее.

— Я даже не знаю, что, — Иволга склонилась над гитарой, перебирая струны.

— Ну что-нибудь из своих переводов...

— Иволга! — попросила Ильгет, — спой ту... которую ты мне пела на Ярне.

Странно, но Иволга услышала. Подняла голову, посмотрела на Ильгет.

— Думаешь, я помню... да я же не одну тебе пела!

Тогда Ильгет встала, подошла к Иволге, и глядя ей в лицо, произнесла раздельно.

— Жизнь — только слово, есть лишь любовь и есть смерть.

Иволга подняла ладонь, закивала.

— Все, поняла. Только я тогда возьму синтар, я сделала нормальную Айренжировку.

Иволге притащили инструмент, она включила заранее записанную программу. Гулкий, звенящий тон повис в затихшей гостиной. Вступление, и вот Иволга запела негромким хрипловатым голосом.

В сети связок(2)

В горле комом теснится крик.

Но настала пора — и тут уж кричи не кричи.

Лишь потом

Кто-то долго не сможет забыть,

Как шатаясь, бойцы об траву вытирали мечи.

Ильгет юркнула в угол, ногти впились в ладони, она замерла. Замерли и все бойцы ДС, внимательно слушая странную терранскую песню.

А жизнь — только слово, есть лишь любовь и есть смерть.

Эй! А кто будет петь, если все будут спать?

Жизнь

Стоит того, чтобы жить.

А любовь

Стоит того, чтобы ждать.

Иволга закончила песню и почти без перехода начала вступление к другой. Она перевела множество терранских песен, и часть из них уже вошла в излюбленный репертуар ДС. Вот и сейчас бойцы, узнав вступление, затянули хором — да еще, как это умеют квиринцы, вполне профессионально, на четыре голоса.

Эх, дороги! Пыль да туман.(4)

Холода, тревоги, да степной бурьян.

Знать не можешь

Доли своей,

Может, крылья сложишь

Посреди степей.

Очень уж подходила к настроению, да и ко всей жизни бойцов ДС эта песня... Пели с чувством, с настоящим, истовым удовольствием.

Выстрел грянет,

Ворон кружит.

Твой дружок в бурьяне

Неживой лежит.

А дорога дальше мчится,

Пылится,

Клубится.

А кругом земля дымится,

Чужая земля...

— Ну все, — сказал Дэцин, — похоронное настроение. Давайте что-нибудь повеселее споем, что ли...

— Можно и повеселее, — согласилась Иволга. Взяла гитару, ударила по струнам. Это были лимерики, на Квирине их часто сочиняли.

Как-то вечером в «Синей вороне»

Пели песни ребята из СКОНа.

И солист так старался,

Что народ разбежался

В этот вечер из «Синей вороны».

Иволга перебросила гитару Гэссу, который ловко поймал инструмент и тут же продолжил.

Два спасателя на Скабиаке

Потеряли в саванне собаку,

И все ночи и дни

След искали они

Розыскной первоклассной собаки.

Развлечение длилось еще с четверть часа, и под конец никто уже не мог серьезно относиться к жизни. Иволга отволокла гитару в угол и объявила.

— Все, танцы!

Загремела музыка. В центр гостиной вылетели дети — Иволги, Миры, Гэсса с Мари, короче говоря, целая толпа, взрослые встали, образовав круг. Ильгет не решилась пойти танцевать, у нее это получалось не так уж хорошо, квиринцы были настоящими виртуозами. А этот танец, «Киппа», был сложен, надо вначале запомнить порядок переходов и перестроений, а то можно весь рисунок сбить. Ильгет так и сидела в углу, любуясь легкими и отточенными движениями квиринцев, а они — чего только не выделывали. Мужчины на руки вставали, женщины вертелись юлой, вскидывали ноги к потолку. Дети пытались подражать взрослым, выходило это потешно. Наконец «Киппа» закончилась, поплыл медленный светлый вальс. Квиринцы быстро разбирались на пары... но женщин было меньшинство. К Ильгет подошел Дэцин, но его тут же опередил Гэсс.

— Позволите? — он протянул Ильгет руку. Она бросила извиняющийся взгляд на Дэцина и пошла с Гэссом.

— Ну и дела... — пробормотал командир, — старших по званию обижают.

Гэсс легко и уверенно вел Ильгет. Жаль только, думала она, что Арниса нет сегодня. Ей очень нравилось танцевать с Арнисом. Но и с Гэссом танцевать очень приятно, замечательно. Только главное, не сбиться, на ноги не наступать. Гэсс еще выше и мощнее Арниса, Ильгет ему и до плеча не достает макушкой.

Дети тоже танцевали попарно, мальчишки потешно придерживали маленьких дам за талию, ловко переступали ножками. Это у них получалось отлично, куда лучше, чем у Ильгет. Ну да ладно, что же поделаешь...

Вроде бы, Гэсс доволен.

Дэцин бросил на подчиненного победный взгляд, проплыв мимо в паре с женой Гэсса, Мари. Мари в ДС не состояла, но уж на такую-то встречу ей можно прийти...

Гэсс отвел Ильгет на место, слегка поклонился. Начался общий танец. Ильгет вдруг захотелось побыть одной, как-то устала она от этой музыки, и от мельтешения. Нет, с ребятами хорошо, все они милые, прекрасные, но...

Она просто устала.

Ильгет осмотрелась. Вышла из зала в ближайшую дверь. Миновала коридорчик и оказалась в небольшой комнате, где — вот чудо — горел огонь в самом настоящем камине.

Сегодня и впрямь не жарко. Июль, но уже неделю погода стоит не ахти какая. В Коринте уже взялись за микропогодную регуляцию, дождь разгоняют, а здесь, на Алорке, где живет Иволга, с утра была гроза, а теперь противно и мелко моросит весь день. И прохладно, без плаща и не выйдешь на улицу. В такую погоду горящий камин — это самое то, что нужно... и неужели настоящий огонь?

Ильгет присела перед очагом на низкую скамеечку. Норка подкралась сзади, ткнулась холодным носом в руку. Ильгет рассеянно погладила собаку.

Настоящий огонь. Потрескивает на дровах, рассыпается снопами искр, если поворошить кочергой. Ильгет помешала в очаге, распределяя горящие брикеты.

Хорошо. Удивительно хорошо.

Кто-то подошел, сел рядом. Ильгет обернулась. Иволга смотрела в огонь блестящими серыми глазами.

— Жаль, что Арниса нет, — сказала она.

— У Арниса дежурство, — пояснила Ильгет.

— Я знаю. Тебе хорошо здесь, Иль? Ты не чувствуешь себя... ну, чужой, посторонней?

— Нет. Совсем нет. Мне очень хорошо, Иволга.

— Я спрашиваю потому, что раньше я... у меня было такое. Когда я прилетела с Земли... ну, то есть с Терры. Я одно время чувствовала себя чужой. Никому не нужной.

Ильгет помолчала. Действительно странно, почему у нее нет этого чувства? Ведь должно быть... И даже нет тоски по Родине. Раньше, живя в Заре, она очень тосковала по родному городу. А теперь... Ну тоска по Родине, может быть, и есть, только ведь скоро Ильгет вернется туда. И вместо тоски подступает к горлу неистовый, сжигающий страх. Правда, говорят, что страх — нормальное чувство, просто его нужно преодолеть. Вот теперь вместо любви к Родине остался один ужас перед возвращением туда.

А здесь — очень хорошо. Очень. И вот с Иволгой так хорошо сидеть и просто молчать. Но у Иволги, наверное, все было иначе. Она — милая, хорошая. Ильгет коснулась предплечья подруги.

— Ты была совсем одна здесь, да? А ведь я сразу оказалась не одна.

— Да, пожалуй, — согласилась Иволга, — правда, мы тоже были вдвоем. С подругой. Но она терранка, как и я. И мы чувствовали себя здесь чужими, долго не могли себя найти. Потом она погибла.

Ильгет вскинула на Иволгу блестящие глаза.

— Да, она погибла, — продолжила Иволга спокойно, — ты ведь знаешь, мы работали спасателями. Так получилось. В Космосе. И я была... ну на волосок от смерти, можно сказать. Меня спасли. А потом я подумала, зачем это все... зачем, какой смысл? Хватит с меня. Поселилась на планете, стала заниматься собаками. Я их люблю, знаешь...

— Я тоже, — призналась Ильгет.

— Ну вот, у меня был питомник. Потом муж меня разыскал. Родились дети... Но видно, не судьба мне жить спокойно. Была я хоть обычным спасателем, а теперь вот попала в ДС.

— И мне, наверное, не судьба жить спокойно, — сказала Ильгет, — ты знаешь, когда-то мне казалось, что моя жизнь слишком бесконфликтна. Слишком спокойна. И вот... теперь я не хочу, не хочу ничего, никакой войны, — Ильгет разволновалась, — хочу просто ходить. Дышать. Знаешь как это хорошо, когда дышать легко и не больно, когда этого не замечаешь.

— Знаю, — кивнула Иволга.

— Видеть солнце хочу. Есть, пить. Больше ничего мне не надо.

Иволга обняла ее за плечи.

— Что же делать, Иль, что же делать...

— Я знаю, что не имею права об этом говорить, — продолжила Ильгет, — что я вообще не могла надеяться выжить. Что и сейчас то, что я живу — это чудо.

— Почему не имеешь права? Глупо это. Я, например, тоже была в ситуации, когда выжила только чудом. И не один раз. Пусть и не так ужасно, как ты. Я тебя понимаю, Иль. Только у нас выхода нет.

Ильгет опустила голову. Я боюсь, рвалось у нее с языка. Не хочу туда опять. Очень боюсь. Даже мгновенной смерти — и той боюсь, потому что это все равно больно, все равно успеешь осознать.

Но стоит ли говорить об этом? Все ведь боятся. Надо отвлечься от этого, просто не думать. Лучше думать о чем-нибудь хорошем. Иволга и ее дети...

— У тебя такие дети замечательные...

— Эх, это я знаю! — кивнула довольная Иволга. Ильгет вдруг замолчала. У нее детей не будет. Теперь уже точно, и раньше-то ей говорили врачи, что не будет, а теперь, после всего... Нет, о детях лучше не надо, а то горечь опять прорвется. Муж? Похоже, у Иволги с ним сложные отношения... об этом вот так прямо спросить — не получится.

— Иволга... а твой муж — не в ДС?

— Нет. Он тоже решил, что с него хватит, — медленно ответила Иволга.

— А тебя... ну, за тебя он не боится?

— А я его об этом не спрашиваю, — ответила Иволга как-то резко. Ильгет помолчала.

— А мой... если я его, допустим, найду и привезу на Квирин... он меня точно не отпустит на акцию.

Иволга посмотрела на Ильгет, и та опустила глаза.

— Иль... ты только не обижайся... ты на самом деле хочешь разыскать своего мужа?

Ильгет удивленно посмотрела на нее.

— Конечно, хочу.

— Но он же с тобой развелся.

— Ну и что? Это номинально.

— Откуда ты знаешь? Ты уверена, что он тебя любит? Ведь это предательство.

— Да перестань, Иволга, ну что ты несешь! — возмутилась Ильгет, — почему это предательство? А что, лучше он бы бессмысленно погиб? Ведь он не мог меня спасти.

Но слова Иволги нехорошо царапнули по сердцу. Ильгет вдруг вспомнила все последние ссоры с Питой. Как их много стало в последнее время... С ним было просто страшно разговаривать, никогда не знаешь, как он отреагирует на любую твою фразу. Он был очень нервный, издерганный. Вел себя так, как будто Ильгет ему надоела, мешает. Может, и правда — мешает? Может, он давно не любит ее и живет по привычке? Или из чувства порядочности — хотя ведь у него любовница, и он к ней даже порывался уйти насовсем. Может, Ильгет его просто держит и мучает своим присутствием? Но ведь у них брак, семья... Он сам выбрал Ильгет, сам сделал предложение, ухаживал. Почему же теперь к ней такое отношение? «Мы давно хотели развестись». Это была неправда. Оказывается, эта фраза тогда так больно уколола Ильгет, даже сквозь весь ужас ареста, что и сейчас еще, после всего, хорошо помнилась. А может, он и правда давно хотел развестись?

Найти бы его и поговорить... обо всем узнать.

— Знаешь, Иль, я тебе хочу кое-что рассказать. Про Арниса.

Ильгет кивнула и заулыбалась, глаза заблестели. Совсем другая тема. Арнис — очень хороший. Из всех ее новых друзей — самый лучший. Иволга не права, вряд ли он как-то особенно к ней относится. Ну с благодарностью, это она уже поняла, хотя непонятно, за что благодарность, ведь ее воля во всем происшедшем совсем не участвовала, не ее же заслуга, что психоблокировка выдержала. А если бы не выдержала? Нет, даже думать не хочется — тогда не стало бы ни Арниса, ни Иволги.

Иволга помолчала и продолжила, глядя в огонь.

— Этого, наверное, никто не знает, даже мама его вряд ли. Просто мы как-то с Арнисом лежали с ним ночью в ущелье, и у нас была одна «Молния» на двоих, и то разбитая. И был большой шанс, что до утра мы не доживем. Ну и вот на нас напал словесный понос со страху. И он мне тогда рассказал. Ты же знаешь, Иль, что у него невеста была. Давно уже, лет шесть назад.

— Да, я знаю, что она погибла.

— Но не знаешь, как. Это понятно. Все мы, кто в ДС, однажды встречались с сагоном. Так или иначе. Так вот, Арнис тогда с ним встретился в первый раз. Он был ско. А с девушкой, звали ее Данка, они просто отдохнуть хотели, и полетели они на Скабиак. Она там работала, на Скабиаке, была биологом. Там много интересных эндемиков, вообще флора, да и фауна тоже уникальная. Леса красивые очень. И вот там их сагон и накрыл.

Ильгет вздрогнула. Ей почему-то стало холодно рядом с горящим камином. Иволга говорила неторопливо, отрывисто, не поднимая глаз.

— Сагоны, они поговорить любят. Побеседовать. Арниса он не тронул, только зафиксировал, конечно, чтобы не сбежал. Сагонов, их хлебом не корми, дай с кем-нибудь поговорить. Только вот для людей все эти разговоры плохо кончаются. Ну это ты знаешь. Арнис как-то не захотел стать эммендаром. Ты понимаешь, как это делается — надо только довериться... тихо, тихо, не вздрагивай, я знаю, что страшно. Но я все равно расскажу. Ты должна знать. Арнис довериться не захотел, конечно. Данка же потеряла рассудок. Это часто бывает. И вот тогда сагон поставил перед Арнисом этическую проблему. Этот сверхчеловеческий ублюдок убил девчонку, только убивал он ее очень медленно. Наглядно так. Подробностей не знаю, да и не спрашивала. Но понять, думаю, можно.

Иволга взяла запястье Ильгет и крепко, до боли, сжала.

— Не дрожи. Все это время сагон Арнису объяснял, что девочка страдает по его вине. Вроде того, стоит ли спасение твоей бессмертной души одной слезинки ребенка. Тем более, крови.

— Господи! — прошептала Ильгет.

— Вот именно, Господи. Ну, Арнис выбрал спасение души. Девочка умерла. Он был прав, конечно, потому что не спас бы все равно Данку. А его потом вытащили, чудом, конечно. После этого он пришел в ДС... но как тебе сказать... я его первый раз увидела и поняла, что он сломанный. Совсем. Что он уже никогда не улыбнется. И так было очень долго. Иль, ты не плачь, а? Если можешь. Теперь слушай дальше. Он тебя любит. Ну, или полюбил тогда, как первый раз увидел. Это я знаю точно. Теперь представь, что он почувствовал, когда тебя взяли. Вся история повторилась. Ну только ты оказалась покрепче, да и повезло, спасли тебя, этого, конечно, никто не ожидал. Но ты представь, какую вину он почувствовал...

— Иволга, но при чем здесь вина? Что он мог тут сделать?

— Мог не вербовать тебя. И даже когда тебя взяли, он мог бы попытаться спасти. Взять штурмом тюрьму. Он бы смог, даже один, только в бикре и с оружием. Пусть бы погиб, но шанс спасти тебя был. Только это бы означало провал операции, мы ждали сигнала на взрыв. Месяц ждали. Подумай на минутку — ты его любимая женщина. В самом деле любимая, я это знаю. А получилось, что успех операции, всего лишь одной акции, для него важнее, чем попытка тебя спасти.

Ильгет пожала плечами.

— Знаешь, я и не думала, что может быть иначе. Естественно, операция важнее. И для меня тоже. Ее столько человек готовили, наверное, погиб кто-то ради этого.

— Понятно. Только представь, что Арнис снова пережил. Учитывая его прошлое.

Иль, ты прошла через ад. Я это знаю. Со мной было... не такое, но тоже, в общем, было кое-что. Ты теперь другой человек. Все иначе. Иль, ты точно уверена, что не любишь Арниса?

— Люблю, конечно, — тихо сказала Ильгет, — у меня такого друга никогда не было. И тебя я тоже очень люблю, правда.

— Да нет, это понятно, я в другом смысле. Муж с тобой развелся. Я знаю, что у вас в церкви разводы запрещены, и все такое. Но вы же не венчаны, так что какая разница? Ты свободный человек. Ну понимаешь, о чем я?

Иволга пошуровала кочергой в камине, взлетел рыжий фейерверк пронзительно-ярких искр.

— Может, отдашь себе наконец отчет в том, что Арниса ты любишь? Понимаешь, со следующей акции любой из нас может не вернуться. Чего терять?

— Иволга, но... — Ильгет замолчала. Она не знала, как это объяснить. Есть муж. И есть все остальные. Они могут быть очень хорошими. Но они — не муж.

— Понимаешь, я ведь обещала Пите, я признала сама, что у нас брак, что мы женаты, что я ему буду верна до конца жизни. Как может быть иначе? Ну не было венчания, но мы-то друг другу обещали.

— Иль, это все хорошо, но ведь это фанатизм какой-то! Ну подумай сама. Муж от тебя отказался. Сам. Чем ты теперь связана? Ну понимаешь, вот я смотрю на тебя и на Арниса. Вам обоим так досталось в жизни. Неужели он не заслужил того, чтобы именно ты с ним рядом была? Он тебя любит, для него это счастье. Ну хоть капельку счастья бы ему. А ты, Иль, неужели ты не заслужила, чтобы рядом с тобой был человек, который с тебя будет пылинки сдувать и на руках носить?

— Богу виднее, чего мы заслужили, а чего нет, Иволга, — глухо сказала Ильгет.

— Жестокий у вас Бог, — задумчиво и горько произнесла Иволга.

— Да. Жестокий. И Арнис вот тоже жестокий... мог бы спасти меня от пытки, но не сделал этого. И Дэцин жестокий...

Иволга долго молчала. Потом, опустив глаза, произнесла.

— Знаешь, где-то, наверное, я начинаю вас понимать... немного. Евангелие я читала, в юности. Я не могу сказать, что готова назвать себя рабой Божьей, я вообще не раба и не буду таковой никогда. Но... вот сейчас я тебя немного, совсем чуть-чуть, но начинаю понимать.

Ильгет ежедневно тренировалась с Арнисом. Теперь они много бегали, делали разные упражнения для наращивания мышечной массы, ловкости и гибкости. А так как перед этим Ильгет обязательно принимала нейростимулятор, результаты были потрясающие. Раньше она в жизни не могла представить, что когда-нибудь сможет подтягиваться на турнике, а теперь могла это делать, вися на одной руке. Мускулы стали заметно выделяться. Не очень женственно, но что поделаешь, у всех женщин, служащих в ДС, было так. Да и у многих простых эстаргов. Шрамы исчезли совсем, Ильгет радовалась чистой, бронзовой от загара коже. Остались черные точки от игл, но они сильно уменьшились, и теперь напоминали обычные родинки. Даже симпатично, если не знать, что это такое.

Арнис стал учить ее рэстану, местной системе единоборства. Точнее говоря, его версии, которая применялась в СКОНе — чисто практической. Еще точнее, Арнис просто показывал Ильгет приемы, которыми сможет пользоваться даже она, даже в борьбе с подготовленными мужчинами. Например, удар пальцами в глаз или в кадык. Для этого использовались роботы-манекены.

Еще три раза в неделю они все занимались психотренингом. Это основное, чем отличаются бойцы ДС от обычных армейцев. Ильгет еще ни разу не видела дэггеров — сагонских биороботов, хотя и производила их на фабрике. Эти биороботы отличаются тем, что внушают даже на большом расстоянии непреодолимый мистический ужас, воздействуя на древние структуры мозга неким особым излучением. С ужасом этим почти никто бороться не в состоянии. Если, конечно, не подготовлен. А подготовка очень сложная и многоэтапная. Ильгет только начала ее проходить. Но вряд ли в этой акции ей придется встречаться с дэггерами.

Мозг приучали к страху. Учили действовать в состоянии ужаса — решать задачи, двигаться, наблюдать. Начинали с малых доз, специально подобранных изображений на мониторе или индивидуальном демонстраторе. Потом переходили в виртуальность. Потом добавляли синтезированное излучение — на Квирине тоже существовало психотронное оружие, только вот применение его запрещалось. Оно необратимо, к сожалению, разрушает психику. Но бойцы ДС умели переносить даже «песню смерти», разрушающие мозг инфразвуковые колебания. Тому, кто не боится дэггера, не страшно уже ничего.

Однако заниматься приходилось трижды в неделю, и так будет на протяжении многих лет.

Говорили, что психотренинг увеличивает и устойчивость к сагонам. Хотя доказать это невозможно.

По мере того, как приближалась осень — а с ней новая акция на Ярне — Ильгет все больше чувствовала жалость к себе, а именно, жаль было, что так мало побыла на Квирине. Ничего еще здесь не видела толком. Столько удовольствий, столько всего интересного — а она только краешком эту жизнь зацепила... Ильгет была твердо убеждена, что с Ярны ей не вернуться.

— Знаешь основное правило общения с сагоном? — спросил Дэцин. Они сидели в его небольшой холостяцкой квартире. Похожей на квартиру Ильгет, но совсем неуютной. Жена Дэцина давно умерла, а про детей Ильгет ничего не знала — были они вообще или нет.

— Не знаю, — сказала она.

— Два пункта, — объяснил Дэцин, — первый: сагон всегда неправ. Второй: если сагон прав, смотри пункт первый.

Ильгет улыбнулась неуверенно.

— Между прочим, это правило реально действует. Советую запомнить. Разбираться, почему сагон неправ, можно и потом. А в момент беседы он обязательно неправ.

— Хорошо, я запомню.

— Теперь следующее. О жизни сагонов. Как известно, сагоны не рождаются. Фактум, нон генитум. Появление каждого нового сагона — плод творческих усилий целого коллектива его предшественников. Правда, нашей Аналитической службе неизвестны случаи появления новых сагонов в этом столетии. Видимо, они создаются крайне редко. Кроме того, сагоны не умирают. Их нормальное состояние — энерго-информационная структура. Вне физического тела. Тело, гуманоподобное, поскольку предки сагонов — люди, создается сагоном на протяжении 8-20 лет. Кроме того, они могут занимать тела живых людей, вытесняя и убивая хозяина, но заемным телом сагон не может управлять как следует и пребывая в нем, ограничен в способностях. Этого они стараются не делать.