Альфа и омега

      – Точно шпион, – серьезно заключил мистер Бэнг. – Лучше колитесь, а то я на целую неделю лишу вас чеснока и готовьте как хотите...
      – Нет, только не это, – взмолился повар и неожиданно вскочил. – Пожалуй, я закажу себе пива. Вы не желаете?
      – Пиво с утра? – риторически вопросил мистер Бэнг, и вдруг вспомнил, что в России такие глупости никогда не принимались во внимание. – А почему бы и нет... – махнул он рукой.
      Повар принес две кружки светлого пива.
      – Только это еще как-то можно пить... Остальное – отрава! – сердито заявил повар и исподлобья зыркнул на женщину за стойкой. – Кстати, не желаете анекдот про пиво?
      Мистер Бэнг отпил из кружки и облизал губы.
      – Давай... – согласился он. – Только постарайся не все рассказывать по-итальянски...
      – Два любителя пива, после того как обошли почти все пивнушки в городе, решают отправиться домой к одному из них и выпить по последней бутылке. Перед дверью один говорит: «Тише. Моя жена уже спит!» На цыпочках входят в квартиру, муж идет на кухню, а приятель заглядывает в спальню. Возвращается на кухню взволнованный и говорит: «С'? un'altro a letto con tua moglie! – Там еще один в кровати с твоей женой!» Муж отвечает: «Тсссссссссс! У меня только две бутылки! Ho solo due birre!»
      Мистер Бэнг для приличия похихикал, хотя эта шутка понравилась ему меньше. После кружки пива его потянуло на философию.
      – А знаешь, Джованни, ты тоже философ. Ты относишься к жизни с иронией, а ведь ирония – одна из древнейших форм философского размышления. В Древней Греции наиболее известный ее вариант – сократовская ирония, когда мудрый представлялся глупым перед невеждами, мнящими себя знающими и мудрыми. Мне тоже кажется, Джованни, что ты притворяешься... Ты гораздо умнее, чем хочешь казаться...
      – Еще раз спасибо, сэр! – ответил повар и заказал еще по кружке.
      – А чему ты радуешься? – хитро улыбнулся Бэнг. – Ведь слово «ирония» – ???????? – обозначает по-гречески притворство!
      – Ну, в таком случае, сэр, вы должны платить за мои услуги в три раза больше...
      – Это почему?
      – Потому что я оказался не только поваром, но и философом, и шутом...
      – К Новому году я повышу тебе зарплату...
      – Я пошутил, сэр...
      – Во всякой шутке есть доля...
      – ...есть доля притворства. Так?

      После третьей кружки мистер Бэнг забыл, что разговаривает с собственным поваром. Ему казалось, что перед ним достойный собеседник.
      – Я считаю, что ирония – это не только и не столько притворство, – заявил повар и незаметно икнул. – Ирония – это подход к жизни. Эта жизнь просто не может быть серьезной. Вот мы важничаем, важничаем... А по сути чем мы отличаемся от свиньи? Насадил ее на вертел – и вся философия...
      – Вы это о каннибализме? – спросил Бэнг и вдруг с детским испугом подумал, что, похоже, повар знает о его сне. «Значит, все, что сейчас происходит, опять сон? Нет... Он ведь сказал о вертеле... Он не упомянул нож... Я слишком мнителен...»
      Бэнгу очень хотелось рассказать сон повару, облегчить душу и исключить возможность, что он снова блуждает в собственных снах... Это страшно – переходить из одного сна в другой и не иметь возможности проснуться, когда единственной возможностью пробуждения является смерть, столь часто именуемая сном!
      – Нет, это я о иронии жизни. Если бы жизнь действительно была столь важна, она не висела бы все время на волоске. Природа научилась бы ее оберегать, как оберегает действительно важные для нее вещи.
      – Например?
      – Вы знаете лучше меня... Этим «например» вы пытаетесь играть со мной в «ироничного Сократа». Какой может быть разговор о философии между поваром и профессором?
      – Бросьте, я вовсе не намеревался над вами смеяться. Какие вещи для природы действительно важны?
      – Она сама... Себя она сделала вечной и бескрайней, себе она обеспечила бессмертие и полную непроникновенность в свои тайны...
      – Джованни, мы, конечно, немного выпили, но мне кажется, что вы говорите нечто чрезвычайно важное... Пожалуйста, не теряйте нить...
      – Я постараюсь, – кивнул Джованни и снова икнул, на этот раз более явственно. – Итак, жизнь не может быть действительно ценной и серьезной вещью. Поэтому ирония в отношении к самому себе, своей жизни и всему окружающему – единственное, что может оправдать человека перед самим собой. А Бог? Разве Господь Бог не ироничен? Он разве не потешался, вылепливая Адама? Вы когда-нибудь видели себя в зеркале nudo? То есть, извините, совершенно голым...
      Николасу Бэнгу внезапно вспомнилось, как он стоял перед зеркалом в ванной перед встречей с Мирой. Ему стало больно. Ему захотелось плакать.
      – Трудно придумать что-либо нелепее, чем человеческое тело... Причем, если это очевидно нам самим, можете себе представить, как мы выглядим со стороны?
      Заказали еще пива. После шестого круга кружек повар заявил:
      – Ирония – вот основа мироздания!
      – Ты знаешь, Джованни, а ведь мне приснилось, что я тебя зарезал... Ты не знаешь, к чему это?
      – Это верный знак того, что вы мне повысите зарплату!
      – А почему бы нам не вызвать девочек? Я угощаю... – пробормотал опьяневший мистер Бэнг.
      – Нет... Я пас... – ответил Джованни, подумав. – Знаете, сэр, я когда даже немного выпью, у меня это дело не очень работает... Ну, вы понимаете...
      – Ерунда... Я дам тебе таблеточку...
      – Да дело даже не в этом... Город маленький. Джоанна будет недовольна...
      – А... Вот оно что... Но ведь она тебе никто!
      – Как сказать, сэр... Я предпочитаю быть верным той женщине, которая меня любит...
      – Джованни, что я слышу? Пиво сделало вас сентиментальным... А вот меня никто не любит...
      – Так не бывает, сэр.
      – Была одна история... Да уж лет двадцать прошло...
      – Давние истории всегда особенно мучительны. Пойдемте, сэр, я приготовлю вам голубцы... Не беспокойтесь, в понедельник я не выставлю вам счет за эту услугу... Я ведь тоже должен сегодня что-то обедать...
      – Джованни, ты мне как родная мать... Нет, ты даже больше, чем родная... Ты просто настоящая мать!
      Мистер Бэнг тяжело поднялся и, продолжая изъясняться в своих наилучших чувствах, они направились к замку. Джованни внимательно следил, чтобы Бэнг не упал, хотя и сам немного покачивался.
      – Невероятно, Джованни! Меня развезло от каких-то... Сколько мы выпили? Кстати, в замке у нас припасено...
      – Да, сэр, но если я выпью еще, то боюсь, что голубцы у меня не получатся...
      Воздух был пропитан туманом – волшебным, прохладным, волнительным... Несмотря на то что на часах было около полудня, казалось, что уже смеркается. Сначала Бэнгу нравилась эта знаменитая особенность местного климата, но теперь ему остро хотелось солнца.
      – Паршивая погода, – признался мистер Бэнг. – Представляю, Джованни, как вы скучаете по ясному небу вашей родины.
      – Да бросьте, сэр... Посмотрите, какая красота! – повар указал рукой на луг, мимо которого они проходили. – Где такое увидишь? Дикие бледно-желтые цветы...
      – Это нарциссы, Джованни, это нарциссы. Вот и я, как эти цветы, любуюсь сам собой... Нет у меня ничего стоящего в жизни!
      – Побойтесь Бога, сэр! – наигранно возмутился повар. – Как вы можете так говорить? Ведь у вас есть я! К тому же, сэр, вы можете быть спокойны... Вы не похожи на цветок...
      – Эх, Джованни, ты не оценил аллегории... Нельзя быть равнодушным при виде стройного и грациозного нарцисса... Но за его красотой – трагедия... Понимаешь, Джованни? ТрагедияОдин из видов нарциссов ласково называют поэтическим. Я тоже в молодости писал стихи, правда, это было на другом языке, в иную эпоху... Да и я ли это был? А я и забыл, что нарциссы ведь цветут как раз в марте – апреле... – мистер Бэнг свернул с дорожки и углубился в травы.
      – Куда вы, сэр? – растерялся повар.
      – Хочу насладиться запахом...
      – Кажется, от нарциссов болит голова...
      – Голова болит от избытка выпитого... – парировал мистер Бэнг и нежно сорвал цветок. – Недаром название цветка произошло от греческого слова «наркао», то есть «одурманивающий»!
      – Вы хорошо владеете греческим, сэр!
      – Вовсе нет... Я бы сказал наоборот – греческий овладел мной... Посмотрите, Джованни, какой лучистый, нежно-белый цветок, и он всегда склонен немного набок, и когда он растет у водоема, создается впечатление, будто он любуется своим отражением... Отсюда и пошла знаменитая легенда...
      – Какая легенда, сэр? – терпеливо спросил Джованни.
      – А почему вы не обедаете с вашей женой, ну, с подругой? – внезапно спросил Бэнг. Он надеялся услышать, что его общество итальянцу гораздо приятней и интересней.
      – Она с детьми уехала к родственникам на выходные.

      – Вот как... – мистеру Бэнгу стало обидно. – Вы, Джованни, могли бы догадаться соврать, что вам приятно проводить со мной время...
      – Само собой, сэр... Если бы мы не были друзьями, я бы у вас не работал... – Джованни потоптался на месте. – Пойдемте, сэр, на улице зябко... Пойдемте в замок, и расскажите мне эту вашу легенду про цветок, а потом я приготовлю обед и тоже расскажу одну легенду, которую мне на днях поведала Джоанна... Вам это будет интересно...
      – Отлично, – сразу согласился Бэнг, и они, поддерживая друг друга, отправились домой. На лице мистера Бэнга играла расплывчатая улыбка, а в руке он держал бледно-желтый цветок. Редкие прохожие провожали парочку лукавыми взглядами. Даже в глубинке теперь стали привыкать к нестандартным ориентациям в выборе партнеров, но друзьям было наплевать, что о них подумают.
      – Так что вы пытались рассказать о цветке? – спросил повар уже на кухне, подготавливая капусту к ее сакральной миссии превратиться в полупрозрачную оболочку голубца.
      – В древнегреческой легенде красивый молодой юноша Нарцисс жестоко отверг любовь нимфы, от безнадежной страсти бедняжка иссохла и превратилась в эхо, но перед смертью произнесла проклятие: «Пусть не ответит Нарциссу взаимностью тот, кого он полюбит». И вот однажды в жаркий полдень истомленный зноем молодой Нарцисс наклонился попить из ручья, и в его светлых струях увидел свое отражение. Никогда раньше не встречал он подобной красоты и потому потерял покой. Каждое утро он приходил к ручью, погружал свои руки в воду, чтобы обнять того, кого видел, но все было тщетно. Нарцисс перестал есть, пить, спать, потому что не в силах был отойти от ручья, и таял на глазах, пока не исчез бесследно. А на месте, где его видели последний раз, вырос душистый цветок холодной красоты. С тех пор мифические богини возмездия фурии украшают свои головы венками из нарциссов...
      – Красивая легенда... Но какое отношение она имеет к вам? – заинтересованно спросил повар и присел за кухонный стол.
      – Давай выпьем виски... – предложил мистер Бэнг.
      Повар подумал и согласился.
      – Эта легенда про меня... Я в свое время жестоко отверг любовь. Мою нимфу звали Мира... Мне не нужно было ее оставлять... А я оставил, и она от безнадежной любви иссохла и превратилась в эхо, и это эхо не дает мне спать... Даже спустя двадцать лет... А я все любуюсь собственным отражением и скоро истаю, исчезну... – мистер Бэнг опустил голову и заплакал.
      – А эта ваша нимфа жива?
      – Я не знаю... Я писал ей, звонил... Собирался даже поехать... Все напрасно...
      – Николас, – повар неожиданно обратился к мистеру Бэнгу по имени. – Мне кажется, у вас просто весенняя хандра... Вы сами сказали, что прошло уже двадцать лет... Ваша нимфа подурнела с тех пор и стала совсем другой... Посмотрите, сколько на свете симпатичных девочек! Возьмите себе молодую жену, Николас! Я вас заклинаю... Вы по природе семейный человек...
      – С чего вы взяли?
      – Вы относитесь к своей прислуге, как к членам семьи... Вам давно пора завести детей. Кстати, в городе есть несколько вполне приличных девушек, которые были бы счастливы стать хозяйкой в вашем замке...
      – В том-то и дело, Джованни, – любви-то нет... Только холодный расчет.
      – Сначала расчет, а потом и любовь появится...
      – Глупости. Я уже был женат на англичанке. Вобла. Холодная...
      – Ну, найдите себе кого-нибудь с горячей кровью...
      – Джованни, ты не понимаешь... Ну, это будет просто девушка, пусть красивая, пусть молодая, пусть желанная, но всего лишь девушка...
      Джованни посмотрел на хозяина с явным непониманием.
      – А чего же вам еще надо, сэр?
      – Ты не понимаешь... Ты предлагаешь мне просто девушку... А Мира была... Она была... Да! Она была целым космосом!
      – О... Тогда это серьезно... Николас, вам нужно ее отыскать и убедиться, что у вас в голове застрял бред юнца, или же что она действительно нимфа, богиня, вселенная, ну и так далее по списку...
      – Если она меня отвергла тогда... Теперь слишком поздно. Да и жива ли она?
      – А что, нельзя попытаться выяснить?
      – Я боюсь... А вдруг ее нет в живых?
      – Поразительно, сэр...
      – Ладно, хватит об этом... Какая там у тебя легенда припасена? Опять что-нибудь скабрезное?
      – Лишь в самой малой степени, сэр... На днях Джоанна объяснила мне, почему все в округе избегают ходить мимо нашего замка, сэр.
      – Это что еще за вздор? – рассердился мистер Бэнг. Он уже был сыт по горло всеми этими глупостями. – Не хочу знать... Меньше знаешь, крепче спишь...
      – Хорошо, сэр. Как пожелаете, – улыбнулся Джованни и замолчал.
      – Ну? Что ты молчишь? Тебе ведь не терпится рассказать? – заворчал мистер Бэнг.
      – Дело в том, что в тринадцатом веке в милях восьми от замка был мужской монастырь...
      – Ну, разумеется... Я читал об этом в местном путеводителе.

      – Послушница женского монастыря, расположенного неподалеку, страстно влюбилась в монаха. Он ответил ей взаимностью, и влюбленные решились на побег. Запряженный лошадьми экипаж доехал до нашего замка, и тут по чьему-то доносу влюбленные были схвачены. Монаха повесили на месте, а послушницу живьем заточили в каменной стене с согласия и при активном содействии живших в нашем замке господ. С тех пор призраки девушки в серых одеждах и монаха в белом одеянии часто видели вблизи монастыря, но настоящие ужасы стали происходить с обитателями замка. В то время хозяином Киртлинг-холла был преподобный Генри Буллсаккер, и жизнь его семьи превратилась в сущий кошмар. По ночам здесь звучали шаги, хлопки, звон, раздавались потусторонние голоса и пение призраков под аккомпанемент органа. По двору бесшумно передвигалась призрачная карета. По коридору бродил монах с петлей на шее. Один из детей Генри однажды был разбужен шлепком по лицу. А дочь видела, как некто в старинной белой одежде наклонился над ее кроваткой. Окно в столовой пришлось заложить кирпичом, так как монах постоянно заглядывал в него. Не все могли выдержать подобное. Так, вся дворня сбежала без оглядки: над их спальнями постоянно слышались чьи-то шаги.
      – Ну, что ж, Джованни, мне кажется, так даже интереснее... Ведь замок с привидениями-любовниками стоит дороже...Тем более, по-моему, сейчас, после ремонта, все стало спокойно...
      – Пик активности призраков приходится на первую половину 1980-х годов, когда здесь поселились предыдущий хозяин с семьей. Вскоре после их переезда на стенах и на клочках бумаги начали появляться надписи, адресованные его жене, с просьбой о помощи. Все в доме стучало и бренчало, светилось и перемещалось с места на место. После того как кто-то невидимый напал на супругу, они решили продать замок вам.
      – Джованни, я сделал ремонт, и теперь практически все пришло в полный порядок. Я не мог пройти мимо такой сделки. Я согласен, что недооценивал неудобства сожительства с привидениями, но теперь, кажется, все в порядке...
      – Нам бы пригласить священника, освятить...
      – Глупости, Джованни, вы же сами давеча сказали, что ваш храм – пиццерия... Кроме того, эта парочка, по-моему, больше всего бесится именно от появления представителей церкви... Особенно католической!
      За разговорами бутылка виски незаметно истаяла, и мистеру Бэнгу стало дурно. Джованни заснул на диванчике при входе на кухню. Голубцы он так и не приготовил.
      – Вот какие страсти, – промолвил мистер Бэнг, решив выйти подышать воздухом. За окнами стемнело, но после выпитого и рассказанной истории ему было неуютно в замке. – Хорошо, что повар заснул здесь...
      Выйдя, Бэнг стал жадно вдыхать напоенный туманами порыв ветра.
      – Что же люди так сходят с ума из-за чувств? Сколько лет прошло! Семь-восемь веков? А эти влюбленные все не могут успокоиться.
      Мистер Бэнг уже решил вернуться в замок, как вдруг у него онемел затылок: по тропинке к дому, не касаясь земли, словно ступая по туману, приближалась фигура монаха в белом одеянии...

?

      Мистер Бэнг немедленно ретировался в дом и лихорадочно запер все замки. «Бесполезно. Эти злыдни легко проходят сквозь стены... – он удивился рациональности своей мысли. – Этому должно быть простое объяснение... Скорее всего, я просто сошел с ума и галлюцинирую... Нужно держать это в тайне, а то вмиг госпитализируют...» Сделав такой вывод, он помчался на кухню и разбудил повара. Джованни недовольно почмокал губами.
      – Извините, сэр. Заснул... притомился. Голубцы?
      – Какие, к эдакой матери, голубцы... Я вышел – а там он!
      – Кто?
      – Белый монах!
      – Какой монах? А, сэр изволит меня разыгрывать... Сегодня первое апреля?
      – Ради бога, Джованни, миленький... Иди и посмотри что там, снаружи. Может быть, я просто галлюцинирую! Короче, Джованни, встань и иди! Это приказ!
      – Хорошо, хорошо...
      Джованни с помятым лицом отправился к выходу.
      – Постой! Нужно чем-нибудь вооружиться!
      – Против призрака? Так они же бестелесные... Впрочем, вот... – повар взял взбивалку для яиц. – Я ему все воздушные потоки перемешаю... – пошутил он, зевая.
      Мистер Бэнг забился в угол кухни и стал напряженно ждать.
      – Я всегда знал, что рано или поздно это произойдет... – несколько раз произнес он, хотя и сам не понял, имел он в виду встречу с призраком или свое сумасшествие.
      Между тем Джованни на ходу закурил сигарету и, продолжая зевать, принялся отпирать дверь. Стоило ему справиться с последним запором, как в проеме двери показался силуэт монаха.
      – Mamma mia! – вскричал повар.
      – Здравствуйте, – произнес монах вполне человеческим, не потусторонним голосом. – Извините за поздний визит. Мне хотелось бы побеседовать с доктором Николасом Бэнгом.
      Повар быстро справился с собой и постарался сделать вид, что ничего необычного не произошло. Он четко видел, что перед ним стоит живой человек в монашеском одеянии. На левом запястье монаха поблескивали электронные часы. Кроме того, он держал в руке канцелярскую папку. Эта деталь почему-то полностью успокоила повара и даже привела его в шутливое расположение духа.
      – Извините, а у вас назначена встреча?
      – Дело в том, что я многократно писал мистеру Бэнгу, но он не ответил. Между тем у меня к нему дело чрезвычайной важности...
      Повар задумался. Ему настрого запрещалось впускать в дом посторонних без приглашения хозяина, но такую прекрасную возможность подтрунить над испуганным Бэнгом он пропустить не мог.
      – Следуйте за мной, – сухо сказал он наконец. Перед входом на кухню он попросил монаха подождать.
      – Как прикажете доложить?
      – Извините, я забыл представиться, – смутился монах. – Брат Иероним, из Иерусалима.
      – Бенедиктинец?
      – Да.
      – Я так и думал...
      Джованни отворил дверь и голосом распорядителя бала торжественно объявил:
      – Мистер Бэнг, к вам брат Иероним, бенедиктинский монах из Иерусалима.
      – Иди ты к черту, – зло отозвался мистер Бэнг из угла.
      – Прошу вас, – церемонно обратился повар к монаху.
      Мистер Бэнг, увидев монаха из плоти и крови, выпучил глаза. «Ах, это розыгрыш!» – пронеслось у него в голове.
      – Извините за позднее вторжение, – неуверенно промолвил монах.
      Быстро придя в себя, мистер Бэнг поднялся ему навстречу.
      – Поверьте, у меня дело чрезвычайной важности.
      Мистер Бэнг во все глаза смотрел на монаха.
      – Михей, ты? – наконец спросил он по-русски.
      – Бангушин? – в изумлении отозвался монах. – Не может быть!
      Тут пришло время удивляться повару: хозяин, произнеся фразу на непонятном языке, бросился к монаху и обнял его. «Так это розыгрыш!» – подумал повар.
      Когда страсти улеглись, старые друзья расположились в кабинете. Джованни подал им холодные закуски и графин с хересом.
      – Я пожалуй, пойду?
      – Спасибо, Джованни... Ты меня очень выручил... – растерянно попрощался с поваром мистер Бэнг.
      Когда они остались одни, Николай рассмеялся.
      – Вот так-так! А мы приняли тебя за привидение... Тут у нас бытует легенда... Пренеприятное дело... А что это за маскарад? Какой ты, к черту, монах?
      – Много времени прошло... – уклончиво ответил Михей и улыбнулся: – Ты тоже не очень похож на себя прежнего...
      – Ну, расскажи, расскажи о себе! Рисуешь?
      – Нет. Все больше горшки в монастыре расписываю. У нас там гончарная мастерская...
      – Какой талант пропал! Как ты до такой жизни докатился?
      – Да история нехитрая, – скромно промолвил монах. Николай заметил, что Михей сильно изменился не только внешне. Прежде такого тихого, благожелательного тона у него не наблюдалось.
      – Как ты, старый развратник, ухитрился стать монахом?
      – В этом нет ничего удивительного... Святой Августин тоже многое в молодости позволял себе. Просто пришло время определиться...
      – И давно ты определился таким вот образом?
      – Уже девять лет как я принял обеты...
      – Невероятно...
      – Я живу в монастыре под Иерусалимом... А ты как, Коля? Впрочем, деловая часть твоей жизни мне известна из прессы, но я никогда не подумал бы, что доктор Николас Бэнг – это ты!!!
      – Я промолчу про свое удивление на твой счет, иначе мы так и будем повторять друг другу: «Не может быть!!!»
      – Да...
      – Послушай... Может, это глупо... Столько лет прошло... Ты ничего не слышал о Мире?
      – О ком?
      – Ну, помнишь, у меня была девушка, мы часто приходили к тебе на квартиру.
      – Ну, удивил... Не думал, что ты первым делом спросишь о ней...
      – Как ты, кстати, справляешься без женщин?
      – С Божьей помощью...
      – Может, закажем девочек?
      – Нет, я действительно верующий, и я действительно монах... Не по принуждению или расчету, а по призванию.
      – Ну, извини...
      – Мира твоя... Да ничего с ней особенного... Как была замужем, так и осталась, насколько я знаю. Последний раз я случайно встретил ее в Питере пару лет назад, когда был там с миссией.

      Бэнгу стало трудно дышать.
      – Она не спрашивала обо мне?
      – Кажется, нет... Просто здрасьте – до свиданья. Она тоже потешалась над моим новым статусом, ну, и обменялись парой ничего не значащих фраз. Я спросил, как дела, она ответила, что все по-старому и так далее.
      – Как она выглядит?
      – Ты знаешь, не обратил внимания. Это она меня узнала и окликнула. Я ее, по понятным причинам, не разглядывал. А зачем она тебе?
      – Ты будешь смеяться... но я ее люблю. До сих пор. Ничего не могу с собой поделать. Одно время я звал ее к себе, но она отказалась. Я переживал, потом стал потихоньку забывать. Даже состоял в законном браке с одной британкой... А вот в последнее время словно бы какой-то мост в прошлое открылся... Глупо?
      – Не судья я тебе... Хотя звучит более чем странно для философа с твоей репутацией борца... и миллионера...
      – В том-то и дело. Пока учился в Кембридже и делал деньги, я был настолько поглощен этими занятиями, что практически не думал ни о чем постороннем. Но теперь я, похоже, зашел в тупик... Вот давеча сон видел, что королева на меня в суд подала за оскорбление монархии и издевательство над британской наукой... Михей, я бьюсь, как рыба о земную твердь, но ничего не могу изменить. Уж сколько книг написал...
      – Я читал...
      – Спасибо! Но чем дальше, тем хуже... Так и до беды недалеко.
      – Теперь я точно знаю, что меня привел к тебе Господь, – тихо промолвил брат Иероним.
      – Я весь внимание...
      – Видишь ли... Я не только прочел твои книги, но и принял их за основу своего мировоззрения.
      – Но как тебе удается сочетать то, что я пишу, с католической доктриной?
      – Об этом мы поговорим позже. Это детали. Самое главное, я почерпнул из твоих книг, что несовершенство человечества – вещь поправимая.
      – Хммм... Вот уж точно, нам не дано предугадать, как наше слово отзовется...
      – Я вижу приближение царства Божьего. И мы можем ускорить, да, именно ускорить его воцарение!
      Николай расхохотался.
      – Прости, больше не буду. Давай я просто помолчу, а ты говори... Не волнуйся... Я не буду прерывать...
      – Ну, если поконкретнее, я поддерживаю твою идею, что не нужно бояться создания искусственного интеллекта. Именно доверив ему основные функции управления человечеством, мы достигнем мира и благоденствия. Бунт машин – дурь собачья. Искусственный интеллект – это ступенька к потустороннему сакральному миру. Нужно создать такой интеллект, такую машину, такую программу, чтобы она была способна регулировать отношения между людьми, не подвергаясь воздействиям отрицательных эмоций. Жалость? Пожалуйста! Сострадание? Пожалуйста... Но только не злоба и не вражда. Я согласен с тобой, что программу можно научить быть милосердной. Это всего лишь определенное количество строчек кода. Власть нужно отобрать у национальных государств...
      – И вернуть в лоно церкви? – раздраженно нарушил свой обет молчания Николай.
      «Неужели еще один агент Ватикана?..» – подумал он.
      – Нет. Главным императивом должна стать абсолютная добровольность. Мы осуществляем твою мечту. Мы создаем такой глобальный интеллект, но в его лоно люди будут входить добровольно. Например, мы создадим электронные деньги... Назовем их в честь тебя... Бэнги! Звучит недурно? И все, кто пожелает, начнет рассчитываться через Интернет в этой новой валюте, которую можно будет свободно обменивать на валюты национальных государств. Мы никому не будем мешать, но потихоньку создадим новый мир экономических отношений. Создав программу, мы раз и навсегда лишим и себя и кого бы то ни было возможности вмешиваться в ее работу. Постепенно все больше и больше людей будут пользоваться этой глобальной валютой, не подверженной ни инфляции, ни спекуляции...
      – Утопия... Ну, пусть так. Хорошо... Но кто же позволит нам сделать такой шаг? Да и нет пока на свете достаточно совершенной программы, которая могла бы взять на себя такие функции!
      – Деньги – это не главное. Главное, что люди перестанут зависеть от своих государств, погрязших в коррупции и дебилизме, и эти государства постепенно отомрут за ненадобностью...
      – Михей... Ты прям как Руссо. Тот тоже делал прекрасные предсказания, а в итоге – кровь французской революции... Можешь себе представить, как это дестабилизирует мир? Ни у меня, да и вообще ни у кого не хватит средств, чтобы обеспечить такой проект...
      – А мы начнем не с этого... Прежде всего мы раз и навсегда решим энергетический кризис. Вот об этом мне и было видение. Это был даже не сон, а настоящее откровение, как в Писании. Я видел луч ярчайшего света, бьющий на землю с небес. А жадные земные зеркала впитывали эту энергию и доставляли людям. Очнувшись, я принялся за изнуряющий поиск и нашел такой проект. Это возможно! Есть люди, которые предложили запустить специальный спутник. Он будет конденсировать в себе энергию Солнца, не обкраденную плотными слоями земной атмосферы, и потом одним пучком отправлять эту энергию на Землю. В космосе, на достаточно высокой орбите, Солнце всегда будет освещать наш спутник, и таким образом мы сможем бесперебойно поставлять огромную энергию. Мы выбьем табурет из-под ног террористов и государств, которые их поддерживают. Мы приобретем самые большие богатства, когда-либо виденные на земле, но мы не станем ими пользоваться. Все уйдет в распоряжение созданного нами глобального искусственного интеллекта, который позаботится, чтобы больше не было голода, войн, болезней...
      – Это все?
      – Почти... Спасибо тебе за терпение... Мы также позаботимся найти средство, чтобы снизить людскую агрессию... Я слышал, существуют такие разработки: определенные радиоволны переменных частот могут оказывать такое действие на человеческий мозг...
      – То есть ты предлагаешь завладеть миром?
      – Нет... То есть да, но не насильственно... К нам будут присоединяться добровольно, ибо поймут, что Господь с нами, и от нас исходит Его свет. Мы не оставим власть в своих руках. Мы передадим ее глобальному интеллекту. Мы, как Солон, дадим людям новые чистые законы, а сами удалимся... Ну, что ты думаешь?
      – Чудное сочетание христианской демагогии и дешевой научной фантастики. Я надеюсь, ты не собираешься просить меня за все это заплатить?
      – Ты угадал.
      – Я так и думал.
      – Но ведь это же твои идеи!
      – В очень приблизительной форме...
      – Я знаю, мой язык тебя смущает. Я приготовил бумаги, связался со специалистами. Сам понимаешь, я все держу в строжайшем секрете...
      – А почему ты не предложил эту идею вашему папе?
      – Я предлагал...
      – Замечательно. У него нет недостатка в средствах...
      – Николай, мы должны быть снисходительны к католицизму... Ему уже две тысячи лет. Не так легко перестроить старинную религию...
      – Снисходительны? Ты смеешься? Религия, с именем которой на устах проливалась и продолжает проливаться кровь! Индейцы, евреи, еретики... Сколько еще ей нужно жертв?
      – Я здесь не с официальной миссией. Я не представляю Ватикан или католичество в целом. Я пришел к тебе как частное лицо...
      – Михей, на что ты надеялся? Если бы ты чудесным образом не оказался моим старым другом, я велел бы повару пнуть тебя под зад с этакими бреднями...
      – Не горячись. Я не придумал ничего такого, о чем ты сам не написал в своих книгах. О пользе и праве на существование глобального интеллекта, об энергии Солнца, о вреде национальных государств, о свободе человека...