Зельда посмотрела на него с тихой укоризной.

— Есть один человек, — очень осторожно начала она, — но я для него не готова.

— Он считает, что слишком хорош для тебя, потому что он — голубь, а ты — нет? Она покачала головой:

— Мерсер никогда такого не подумает. Он умнейший, добрейший, очень чуткий человек. Настоящий голубь, который был мне учителем и другом. Он руководит архивом, в котором я работаю. Я никогда не говорила ему, что хотела бы, чтобы наши отношения стали… стали… более близкими. Я не хочу обременять его этим, пока не смогу говорить с ним, как настоящая голубка.

— Так ты просто стояла в сторонке и томилась, да? И как давно?

Расчет даже не стал пытаться как-то смягчить свои слова.

— Три с половиной сезона, — грустно призналась Зельда. — Интеллектуально между нами так много общего, что я нисколько не сомневаюсь: когда смогу преодолеть преграду моего неголубиного восприятия, между нами воцарится полное единение.

— Меня сейчас стошнит.

Зельда встревоженно бросилась к нему.

Вы больны? Почему же вы до сих пор молчали?! — Она взяла его за руку. — Прилягте, а я достану аптечку. Давайте я доведу вас до койки…

— Ты все принимаешь слишком буквально. Забудь про аптечку, Зельда. Я не помру. Иди-ка сюда. Я хочу кое-что тебе показать. — Он мягко толкнул ее в кресло перед вторым компьютером корабля. — Когда-нибудь такое видела?

— «Консак 410». Никогда не видела такой компьютер, запрограммированный для работы на борту корабля, но базовую модель я знаю. Мы в архиве пользуемся «Консаком 1600». — Она с тревогой посмотрела на него. — Так вас точно не тошнит?

— В том смысле, который ты имеешь в виду, — нет. — Он кивнул на пульт компьютера. — Конни — он всегда Конни. Если я объясню тебе основы, ты сможешь работать на этом?

— Скорее всего, — согласилась она. — Я быстро учусь. А что я должна на нем делать?

— Ты сказала, что хочешь отработать дорогу. Ее глаза радостно вспыхнули.

— Обязательно! Вы хотите, чтобы я что-то сделала на компьютере?

— Мне нужен совет человека, получившего хорошее образование. Раз ты росла на Клеменции, то, надо полагать, получила лучшее.

Зельда улыбнулась:

— Самое лучшее.

Пятнадцать минут спустя Зельда оторвалась от компьютера и улыбнулась Расчету, застывшему за ее спиной. Теперь она поняла, что ему было нужно.

— Вам повезло, Тэйг Расчет. Я уже говорила, что получила подготовку архивариуса. С тем же успехом я могла бы оказаться микрогеологом или профессиональным поэтом. И тогда я высказала бы вам только общие соображения или дала бы кое-какие советы, но не смогла бы создать для вас первоклассную систему регистрации всех данных. А так… — Не договорив, она снова сосредоточилась на дисплее.

— А так, — докончил за нее фразу Расчет, — мне повезло. И как это я сразу не догадался! Интересно, чем я заслужил твое присутствие на моем корабле?

— Ну вот, вы опять надо мной смеетесь!

— По-моему, я не просто смеюсь, — пробормотал Расчет. — Сдается мне, что временами я перехожу на настоящий сарказм! Почтальоны не отличаются особой любезностью. — Он нагнулся, глядя на экран через ее

Плечо. — Ты действительно сможешь составить программу для обработки данных и менеджмента?

— Я писала и применяла программы обработки данных с первого дня работы в архивах!

— Угу… Но то, что вы регистрируете и выясняете у себя на Клеменции, — это совсем другое. Я же не пытаюсь придумать, как расположить старые диски с дневниками первопоселенцев или поэзией середины второго века. Мне нужны четкие цифры, которые вызывались бы моментально, — и мне нужно, чтобы их можно было извлечь сотней разных способов. Если мой план осуществится, то мне нужно будет знать все, начиная с личных данных президентов всевозможных компаний и кончая метеорологическими сведениями о

Чтд.

— А мне казалось, что погода на ЧТД всегда одинаковая — сухо.

Расчет кинул на нее возмущенный взгляд:

— А кто теперь смеется?

— Прошу прощения.

Он не обратил внимания на ее смущенно-виноватый кивок.

— Если пытаешься посадить почтовый корабль класса А в горах ЧТД, погода может оказаться чертовски коварной. И кроме этого мне нужна полная программа оплаты служащих — а это значит, что я должен иметь возможность переводить деньги на счета моих людей из любой точки системы.

— Только крупнейшие разведывательные компании имеют настолько гибкие системы оплаты, — заметила Зельда. — Насколько большую организацию вы хотите создать?

Он нарочито небрежно пожал плечами, но Зельда заметила, как глаза его решительно сверкнули.

— Я хочу создать настоящую организацию. Сейчас почтальоны-частники вроде меня работают беспорядочно. Каждый летает независимо, без определенного расписания. Конкуренция бывает просто смертельной.

— Что значит «смертельной»?

— Занятые нашей работой пилоты часто погибают.

Зельда изумленно моргнула:

— Вы хотели сказать — из-за опасных приземлений на Ренессансе и ЧТД?

— Нет, — терпеливо объяснил он, — я хочу сказать, что они погибают из-за жесткой конкуренции.

— Убийства? — Зельду затошнило. — Я слышала, что наиболее агрессивные пилоты не гнушаются преступной деятельностью. И конечно, иногда приходится слышать о трагедии при посадке или еще каком-то несчастном случае, но… Убийства?!

— Конечно, в новостях на Клеменции об этом не объявляют. Скорее всего голуби предпочитают не обращать особого внимания на волчьи новости. Они не всегда стимулируют умственную деятельность.

— Тут вы правы. — Его отношение начало немного раздражать ее. Он был прав, оно граничило с сарказмом. И даже более того — оно переходило границу. Впервые Зельда задумалась над тем, не входит

Ли Тэйг Расчет в число наиболее агрессивных представителей своей профессии. Она решила, что больше не будет расспрашивать его о преступной деятельности почтальонов, но тут ей в голову пришла новая мысль. И, как всегда, Зельда задала вопрос, не задумываясь о последствиях:

— А как вы думаете, те липовые охранники, которые вошли на ваш корабль в Страдальце, были с конкурирующего почтового корабля? Расчет поднял темные брови:

— Не исключено. Однако более вероятно, что они работали на конкурента «Экселэкс». Я получу хорошие деньги за доставку этих датчиков, но не настолько большие, чтобы ради них кому-то захотелось идти на убийство. Эта посылка имеет огромную ценность для какой-нибудь разведывательной компании, конкури-рующейс «Экселэксом», но не для другого почтальона. Мне случалось перевозить гораздо более ценные грузы, чем эти датчики.

Зельда решила, что не станет спрашивать, что это были за грузы.

— Хорошо, я, кажется, поняла масштаб того, что вы хотите сделать. Вы собираетесь всерьез заняться организацией частной почты. Наймете почтальонов. Вам нужны компьютерная система инвентаризации, система оплаты, общая информационная система для деловых и научных данных и система личных дел.

— Это все обязательные вещи. Я хочу предложить профессионально организованное обслуживание, такое, на которое могли бы полагаться компании и частные лица, — вместо того, чтобы рисковать, принимая те сроки и личную ответственность, какие могут предложить независимые почтальоны, находящиеся в данный момент в порту.

— А разве коммерческий транспорт уже не предлагает эту альтернативу?

— Он недостаточно гибок. Его корабли заходят только в самые крупные порты. Доставку на место они не предлагают нигде. И они не готовы идти на риск ради одного клиента. Независимые почтальоны могут работать потому, что считают обязательным доставить отправление, чего бы это ни стоило. Моя цель — сохранить гибкость независимой почты, но добавить элементы регулярности и надежности.

— И как вы собираетесь назвать вашу империю?

— Точно так же, как сейчас. «Окончательный Расчет, лимитед».

— Такое название не дает возможности включить имена партнеров, которых вы могли бы взять в будущем, — заметила Зельда.

Он ответил суровым взглядом:

— Я не собираюсь брать партнеров. Один раз пробовал. И убедился в том, что сделал глупость. «Окончательный Расчет, лимитед» будет принадлежать только мне и никому больше.

Зельда улыбнулась:

— Еще один хищный волк.

— А что плохого в умеренном честолюбии?

— Ничего. Вся наша экономика основана на честолюбии. Хотя мне кажется, что ваше «умеренным» назвать нельзя.

— Девятая Строфа — крупная система, Зельда. Здесь всегда найдется место для человека, готового много работать.

— А вы готовы работать так много, чтобы создать такого рода предприятие? — Но, едва договорив, она подняла руку. — Нет, забудьте о моем вопросе. Я и так вижу, что «да». Но у меня есть еще один вопрос. Большинство из систем, которые вы попросили меня создать заново, можно купить уже готовыми, в рабочем состоянии. Зачем создавать свои?

— Мне не нужны системы, которыми пользуются и которые знают другие люди. Мне нужно нечто, подогнанное под мою работу, рассчитанное только на меня, уникальное. Я понимаю, что для таких вещей, как оплата служащим, я могу воспользоваться основой коммерческой системы, но предпочту начать с нуля. Я сам могу внести в программы изменения и модификации, а программировать Конни может любой человек, получивший приличное образование, но создание абсолютно новой системы — это совершенно другое дело. Для этого нужны особые способности, особый образ мышления.

— Для этого надо быть человеком, умеющим одновременно использовать логику и интуицию. — Зельда почувствовала, что теряет уверенность в себе. — Вам следовало бы воспользоваться услугами настоящего голубя, Расчет. Именно им хорошо даются такого рода вещи.

— И запрашивают за это такие деньги, каких не заработать за год даже рудокопу с ЧТД. Я не могу

Позволить себе настоящего голубя, Зельда, но, похоже, у меня на корабле оказалась пассажирка, считающая себя почти голубкой. И заявляющая, что хочет отработать дорогу. Расплатись со мной двумя неделями работы над основой компьютерной системы, Зельда, — и будем считать, что мы квиты.

Она ответила укоризненным взглядом:

— Типичный хитрец волк! Если я сделаю для вас то, что вам нужно, мы будем более чем квиты. Вы сами сказали, какова стоимость такого программирования. Я не знаю ваших почтовых тарифов, но чувствую, что то, что вам нужно, на открытом рынке стоит гораздо больше, чем цена билета до Ренассанса.

— Угу, но рынок-то не открытый, правильно? Ты сказала, что хочешь отработать дорогу. А мне нужна система программ. Другого варианта я сейчас предложить не могу. Хочешь — соглашайся, не хочешь — отказывайся.

Она гордо подняла голову:

— Я, конечно, соглашаюсь. Я сделаю все, что смогу, Расчет. Даю вам слово.

— Слово голубя — все равно что деньги, — вслух подумал Расчет. — Но ведь ты все-таки не совсем голубь, правильно?

Зельда с трудом подавила гнев. Она всю жизнь училась сдерживать свои чувства и сейчас не допустит, чтобы этот волк вывел ее из равновесия, которого она добилась с таким трудом.

— Да, отан Расчет. Я не совсем голубка. И пока ею не стану, вам придется мне верить.

— Ты многого просишь, — протянул он. — Я взял за правило никому не доверять полностью.

— Я знаю, что среди волков доверие всегда сопряжено с серьезным риском.

— Полагаю, ты доверяешь своему Мерсеру из архивов?

— Он — голубь, — спокойно напомнила ему Зельда. — Я полностью ему доверяю.

— Но тебе и в голову не придет так же довериться волку, правильно?

Похоже, Расчет специально пытался вывести ее из себя! Зельда повернулась к компьютеру.

— Как и вам. Если вы хотите, чтобы я спроектировала основы нужной вам системы, то позвольте мне начать работу. Двух недель для такого рода задания очень мало.

— Работай прилежно, Зельда. Я хочу окупить свои затраты.

Зельда с трудом сдержалась, чтобы не ответить Расчету резкостью. Призвав на помощь воспитанное в ней голубиной системой образования умение сосредоточиваться, она погрузилась в работу, порученную ей Расчетом. На то, чтобы выполнить ее целиком, понадобится не две недели, — но она была полна решимости сделать как можно больше. Недопустимо, чтобы волк говорил, будто она не держит своего слова!

Расчет работал вместе с ней, подробно объясняя все, что ему может понадобиться, и рассказывая об особенностях конфигурации «Консак 410». Их разговор стал деловым и информативным, и к моменту долгожданного перерыва на еду Зельда смотрела на Расчета по-новому. У Тэйга Расчета есть цель — и он готов на все, чтобы ее добиться. Это было ей понятно: у нее тоже есть цель. Однако Зельда не могла не задуматься над тем, каким станет Расчет к тому времени, когда ему удастся осуществить свою мечту. Его честолюбие могло выпустить на волю самые жесткие и боевые инстинкты волков. Миры Девятой Строфы характеризовались атмосферой свободного предпринимательства и неограниченной изобретательности, в которой такие люди, как Расчет, чувствовали себя как рыба в воде. Однако ничем не сдерживаемый волк — существо опасное.

Только после окончания того, что надо было считать вечерней трапезой, Расчет снова вспомнил о своей идее научить Зельду играть в «Свободный рынок». Она втайне надеялась, что ее спутник больше об этом не заговорит. Игры редко вызывали у нее интерес, однако она заставила себя согласиться. Возможно, благодаря ее сговорчивости у него будет сохраняться ровное настроение. В течение их недолгого знакомства бывали моменты, когда Зельда сомневалась относительно устойчивости его темперамента.

Расчет был с ней ласков, пока она приходила в себя после воздействия вопленника, но ему, похоже, нравилось дразнить ее, вызывая чувства, которые Зельда считала недопустимыми. Она плохо его понимала — чему, впрочем, удивляться не приходилось. Те, кто рос на Клеменции, не могли предугадать реакцию волков. Волки не объясняли, что ими движет. Однако Зельда чувствовала в Расчете какую-то напряженность, которая сильно ее тревожила. Ей следовало избегать ситуаций, в которых он может сорваться.

Так что она хоть и неохотно, но согласилась научиться игре в «Свободный рынок».

Прежде всего Расчет налил две огромные кружки эля «Роза Ренессанса», который, похоже, ему так нравился. Потом он разложил фишки, сардитовые жетоны и трехмерное поле, необходимые для игры. Зельда наблюдала за ним с тревожным любопытством. Она ощутила в Расчете тщательно сдерживаемое предвкушение. Похоже, ее учитель не будет придерживаться отстраненного и терпеливого метода, к которому она привыкла.

— Рассматривай это как пополнение твоего образования, — весело предложил Расчет, удобно усаживаясь напротив Зельды. Он рассеянно тряс в руке несколько игральных кубариков. — Голуби ведь все время ратуют за то, чтобы образование было как можно более всесторонним, не так ли?

— Да. — Зельда смотрела, как он бросает кубарики на верхний уровень игрового поля. — Но игры, как правило, нас… их… не интересуют.

Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами:

— Наверное, потому, что не признают азарта.

— Дело не в том, что они его не признают. Просто он не представляется ни особо интересным, ни приятным.

— Зельда, милая моя кандидатка в голубки, ты в жизни кое-что упустила! — Он подался вперед. — А

Теперь слушай внимательно. Мне не хотелось бы повторять объяснения по несколько раз. — Он передвинул половину сардитовых жетонов на ее сторону стола. — Задача игры — отобрать у противника все его сардиты до последнего.

Она взяла в руку один из тускло-зеленых жетонов:

— Не понимаю зачем. Сардит не особенно красив и практически бесполезен. И встречается почти везде.

— Не прикидывайся невинной святошей! В настоящей игре каждый жетон олицетворяет то, что ставит твой противник, — и ты это прекрасно знаешь. Ну-ка, пересчитай кубарики и проверь на каждом цифры.

— Зачем?

Но Зельда послушно собрала кубарики с поля и пересчитала их. Потом она сложила цифры, написанные на каждом.

— Потому что только так можно быть уверенной, что твой противник не пытается тебя надуть.

— Надо полагать, это важное соображение, когда играют волки.

Расчет зажал в кулаке кубарики, которые она только что пересчитала:

— Очень важное.

— Я не стану вас обманывать, Расчет, — пообещала Зельда, обиженная тем, что он, в свою очередь, демонстративно их пересчитывает.

Он даже на нее не взглянул, продолжая проверять каждый кубарик.

— Да, не советую. — Он бросил кубарики обратно на верхний уровень игрового поля. — Ладно, начнем.

Двадцать минут спустя Зельда пришла к выводу, что в одном Расчет ее не обманул: он действительно ничего не объяснял дважды. Ей повезло, что у нее хорошая память, поскольку ее наставник терпением не отличался. Зельда решила, что это связано с тем, что он слишком много времени проводит один, внутри почтового корабля, и, кроме того, не имеет ни малейшего представления о правилах поведения и этикете.

Когда Расчет объяснил ей основные моменты стратегии игры в «Свободный рынок», Зельда по-прежнему не понимала, зачем людям вообще понадобилось ее придумывать. Процесс выбрасывания кубариков, записи результатов и передвижения фишек по различным уровням игрового поля показался ей невообразимо скучным. Правил оказалось просто бесчисленное количество, причем они нигде не были записаны. Их было так много, что Зельде даже пришло в голову, что если какие-то будут опущены или, наоборот, введены заново, то начинающий игрок этого даже не заподозрит. Неудивительно, что волкам приходится постоянно заботиться о том, чтобы их не обманывали. Определенный навык для игры был необходим, но выигрыш, казалось, зависит главным образом от везения и умения предугадать ходы противника или перехитрить его.

По окончании вводной лекции Расчет настоял на том, чтобы начать игру.

Зельда пыталась отговориться:

— Кажется, я не запомнила всех правил.

— Выучишь во время игры. Самый простой способ научиться — это играть. Бери кубарики.

Он прислонился к переборке с видом небрежного и спокойного игрока, готового начать дружескую партию.

Зельда послушно кинула кубарики, решив исполнить свой долг пассажирки и вступить в игру. Если повезет, она сможет быстро потерять все свои жетоны — и игра закончится.

Именно так и случилось: ее жетоны начали исчезать, регулярно и очень быстро. Слишком быстро, вскоре решила Зельда, хмуро глядя на выросшую перед Расчетом гору.

Поймав ее недовольный взгляд, Расчет немедленно предложил:

— Хочешь попробовать еще раз?

— Да, пожалуй. Я еще, кажется, не запомнила все правила. И некоторые элементы стратегии поняла не до конца.

Она протянула руку, чтобы забрать половину сар-дитовых жетонов.

— Для начинающего ты сыграла неплохо.

Расчет наблюдал, как она раскладывала свой сар-дит в аккуратные стопочки. На его губах играла странная улыбка.

Внимательно пересчитывая жетоны, Зельда отметила про себя, что Расчет заметно повеселел. В эту игру стоит играть хотя бы для того, чтобы он оставался в добром расположении духа. Похоже было, что Фред тоже радуется хорошему настроению капитана. Он лениво разлегся на плече хозяина, демонстрируя удивительную способность к непринужденной позе — пожалуй, не меньшую, чем у самого Расчета. Ни глаз, ни зубов видно не было. Зельда уже давно поняла, что и с Фредом и с Расчетом спокойнее, когда они спрятали зубы.

Бросив кубарики в желоб, она взяла свои фишки и, сосредоточенно хмурясь, начала рассматривать выпавшие на них числа.

На этот раз сардитовые жетоны с ее половины стола исчезали немного медленнее — но все равно исчезали! И эль из кружки Расчета тоже неумолимо исчезал. Зельда попробовала отпить глоток из своей кружки и обнаружила, что у эля удивительно интересный вкус. Больше она не пила, понимая, что ей надо полностью сосредоточиться на игре, но ее противника это явно не остановило. Казалось, Расчет может выпить бесконечно много «Розы Ренессанса». С ехидством, которого Зельда прежде в себе не подозревала, она понадеялась, что знаменитый эффект крепкого эля скажется на способности Расчета играть, однако шипы «Розы» остались скрытыми. Зельда почти сразу же]стыдилась своей недоброй мысли и, словно в наказание, моментально проиграла последние жетоны.

— Вижу, игра оказалась сложнее, чем я думала, — вежливо призналась она, когда Расчет сгреб ее последние жетоны. — Вы очень хорошо в нее играете, Расчет. Боюсь, что я оказалась неинтересным противником.

— Да, это все равно что отнимать нектар у святоши, — согласился он, убирая кубарики в коробку. — На сегодня хватит.

Взяв бутылку эля, он плеснул себе в кружку еще одну щедрую порцию.

Зельда наблюдала за его действиями с немалым сомнением.

— Да, — сказала она. — На сегодня хватит. Если вы позволите, я, наверное, немного почитаю.

— Как хочешь.

Расчет взял кружку, прошел в переднюю часть кабины, развалился в кресле пилота и потушил верхнее освещение. Держа кружку в руке, уставился в бесконечную ночь, окружавшую корабль. Фред у него на плече даже не проснулся. У Зельды создалось впечатление, что маленький скалоковрик очень много времени проводил именно так. Полеты между Ренессансом, ЧТД и Возлюбленной были очень долгими, а запас эля на борту — весьма большим.

Зельда тихо приготовилась ко сну и забралась к себе на койку с книгой в руке. Вооружившись маленьким флюорокварцевым камешком для чтения, захваченным с собой в дорогу, она погрузилась в размышления над главой из «Роли ритуала» Серебра. Этот хорошо знакомый текст по-прежнему оставался предметом спора самых лучших философов Клеменции. Зельда постаралась целиком погрузиться в обманчиво простой текст.

Спустя некоторое время она наконец устала и отложила книгу. Расчет по-прежнему сидел с кружкой в кресле пилота и смотрел на звезды.

Следующие три дня прошли похожим образом: на борту установился некий распорядок, который хоть и не всегда встречал одобрение Зельды, но по крайней мере был вполне терпимым.

Большую часть дня Зельда проводила за компьютером Расчета. Определенные часы она отвела на упражнения «Лунного света в зеркалах». В кабине было слишком мало места, чтобы выполнять полный спектр движений, но она делала достаточно, чтобы сохранить хорошую физическую форму.

Сам Расчет подвергал свое тело жестоким нагрузкам на компактном тренажере, который он установил между кабиной и грузовым отсеком. Зельде казалось, что он чересчур усердствует, целый час потея на тренажере. После таких тренировок она замечала ручейки пота, стекавшие по его обнаженной груди. Мускулистые плечи Расчета влажно блестели — и ей никак не удавалось оторвать взгляд от мощных линий его спины и плоского подтянутого живота. Когда он заходил в душ, запах его разгоряченного тела касался ее ноздрей.

После того как Расчет второй раз за день выложился на тренажере, Зельда нерешительно рассказала ему о том, что наукой установлена все уменьшающаяся результативность нагрузок. Одной тренировки на хорошем тренажере за день должно быть достаточно. Расчет почему-то разозлился, после чего Зельда решила помалкивать относительно его тренировок. Расчет продолжал заниматься на тренажере по два-три раза в день.

После вечерней трапезы Зельда играла с Расчетом пару партий в «Свободный рынок». Он по-прежнему ее обыгрывал, но с каждой игрой ее горка сардитовых

Жетонов убывала все медленнее. Зельда решила, что начинает играть лучше, — и сама удивилась тому, какое удовлетворение принесла ей эта мысль. Когда игра заканчивалась, она забиралась к себе на койку почитать, предоставляя Расчету нести свою одинокую вахту в кресле пилота. Она обычно засыпала раньше, чем он в конце концов ложился.

Утром четвертого дня их пребывания в космосе Расчет выказал интерес к чему-то еще, помимо тренировок и его только зарождающихся бизнес-программ. Зельда два часа провела за экспериментами с системами менеджмента, заставляя компьютер делать долгосрочные прогнозы и тщательно варьируя некоторые факторы, например стоимость топлива и проблемы с наймом служащих. Все утро Расчет, как обычно, заглядывал ей через плечо — а теперь вдруг исчез. Зельда даже не заметила, когда именно он отошел от нее. Проведя через компьютер четвертую удачную поправку в программе, Зельда решила, что пора устроить перерыв.

Повернувшись в кресле, она обнаружила, что Расчет сидит за пультом управления, поставив перед собой диазитовый шар.

— Что это у вас?

Встав и потянувшись, Зельда прошла к нему и заглянула в прозрачную сферу. В его основание был встроен очень сложный пульт управления. В тот момент, когда Расчет ей ответил, она сама узнала этот предмет.

— Светорисовальное устройство.

Он нажал на пульте какие-то кнопки, и в тот же миг шар начал светиться.

Зельда подалась вперед, переполняемая приятным предвкушением. На Клеменции было немало прекрасных светохудожников.

— Давайте посмотрим, что у вас записано.

— Очень мало, — холодно ответил Расчет. — Я редко оставляю свои работы. Я — плохой художник. Это просто способ убить время в полете.

— А над чем вы сейчас собираетесь работать?

— Пока не знаю. Я просто решил отвлечься от твоих переменных.

Склонившись над шаром, он принялся прикасаться к различным кнопкам пульта. Внутри диазита возникла черная лента, которая начала сжиматься и постепенно менять свой цвет по команде Расчета.

Зельда зачарованно наблюдала, как лента превращается в тонкую серо-коричневую полоску света. Потом эта полоска изогнулась в неровную линию, которая напомнила ей отдаленные силуэты горного кряжа. С удивительной терпеливостью Расчет создал новую цветную ленту, на этот раз оранжевую, и медленно включил ее в свой ландшафт.

— Тебе никто не говорил, как трудно работать, когда тебе все время смотрят через плечо? — спросил Расчет.

— Вы четыре дня смотрели мне через плечо.

Тем не менее Расчету удалось ее не только задеть, но и смутить. Зельда вернулась к компьютеру. Она каждый раз досадовала, если Расчету удавалось вызвать ее на перепалку или заставить сделать неверный шаг. Ей не следует опускаться до такого!

В течение нескольких следующих часов она время от времени поглядывала на необычный ландшафт, возникающий внутри светорисовального шара. Ей приходилось наблюдать за работой настоящих мастеров све-тоживописи. Лучшие из них, как правило, были голубями, и результаты их трудов на Клеменции встречались повсюду. Однако современная светоживопись главным образом представляла собой абстрактные вихри цвета и света, составленные необычайно тщательно. Большинство светохудожников не старались создавать точные копии сцен реальной жизни. Вместо этого они пытались своими сложными и интригующими узорами вызвать у зрителя эмоциональный или интеллектуальный отклик. Степень мастерства обычно измерялась многообразием подобных откликов.

Ландшафт, появлявшийся внутри шара Расчета, явно воплощал некую реальность. Ничего абстрактного в нем не было. И тем не менее Зельда вынуждена была признать, что картина вызывает в ней все больший и больший интерес. По правде говоря, она начала казаться даже чересчур реальной.

Внутри шара возникала панорама жестокого, бесплодного мира. Ужасающе тоскливая красно-оранжевая пустыня уходила к далеким серым горам. Каким-то образом она поняла, что горы так же бесплодны, как и равнины, и не подарят ни растительности, ни воды. Там тоже одна бескрайняя пустошь. Казалось, земля страдает от невыносимой жары — и в то же время сцена

Леденила душу. Жестокая, сухая, бесконечная пустыня пугала, но взгляд от нее оторвать было трудно.

— Это ЧТД? — не выдержала она. Расчет даже не взглянул на нее.

— Угу.

— На вашей картине планета выглядит совсем не так, как на тех голографических записях, которые я видела, — заметила она, пытаясь разобраться, почему это так. На первый взгляд картина Расчета казалась весьма точным изображением ландшафта этой планеты. Однако она видела немало снимков пустынных земель и голых гор ЧТД — и ни один из них не вызывал в ней таких чувств, как это светоизображение.

— Такой я ее вижу.

Зельда встала со своего кресла и осторожно подошла ближе.

— Вы там долго жили?

— Старался не задерживаться дольше необходимого.

Выпрямившись, Расчет рассматривал свое творение. На это ушла всего секунда, а потом он быстро прикоснулся к пульту. Шар вспыхнул — и погас.

— Вы ее не записали!

Зельда невольно протянула руку, чтобы остановить его, но было уже поздно. Картина исчезла, не оставив следа. Теперь ее уже никогда нельзя будет восстановить. Зельда ощутила под своими пальцами сеть шрамов и поспешно отдернула руку.

— Я же сказал тебе, что редко записываю свои работы. Это всего лишь хобби.

Расчет выключил шар и встал, чтобы вернуть све-торисовальное устройство в ящик.

— Это гораздо больше, чем просто хобби! У вас настоящий талант, Расчет. Я никогда не видела ничего подобного.

Он одной рукой оперся на ящик, куда только что убрал свой шар, и пристально посмотрел на нее:

— Ты любишь искусство?

— А разве его можно не любить? Он задумчиво кивнул, словно принял какое-то решение.

— Тогда я покажу тебе настоящее искусство. Он подошел к своей койке, опустился на колено и залез под нее.

Зельда с интересом наблюдала, как Расчет достал ту самую металлическую коробку, которую она нашла в свой первый вечер на борту корабля. Почему-то она была совершенно уверена, что сейчас увидит нечто глубоко личное и крайне важное для Расчета. Несмотря на свое прежнее любопытство по поводу этой коробки, она вдруг испугалась. Она собиралась было сказать ему, что не хочет видеть содержимое коробки, однако было уже поздно. Расчет открыл крышку.

Зельда неуверенно подошла к нему, испытывая страшное волнение. Однако как только увидела содержимое ящичка, мгновенно успокоилась и улыбнулась, почувствовав, как поднимается у нее настроение. Впрочем, настроение поднялось бы у каждого, кто увидел бы предметы, сложенные в коробке. Маленькие резные фигурки, как правило, оказывали именно такое воздействие на зрителей.

— Смеющиеся божки! Они чудесные! Не говорите мне, что вы их коллекционируете, Тэйг Расчет! И это после ваших презрительных комментариев относительно хлама призраков!