Пролог

Часы в холле пробили полночь. Погребальный звон. Она бежала по коридору. Нарядное тяжелое старомодное платье мешало ей, замедляя бег. Оно было неудобным и чужим, потому что предназначалось для другой женщины. Тонкое шерстяное полотно опутывало ноги — на каждом шагу она боялась споткнуться. Она подобрала юбки выше… еще выше, почти до колена, и рискнула оглянуться через плечо.

Он неотвратимо приближался. Он мчался за ней, словно обезумевший от запаха крови гончий пес, преследующий раненого оленя. Когда-то дьявольски красивое лицо — ради него ее несчастная легковерная мать решилась на этот брак, закончившийся ее гибелью, — казалось теперь маской ужаса и пылало смертельной ненавистью. Он нагонял ее, полные бешенства выпученные глаза едва не лопались от натуги, волосы стояли дыбом. Еще два шага — и нож, зажатый в его руке, коснется ее горла.

— Дьяволица! — Его яростные вопли разносились в холле. Тусклый свет мерцал на зловещем лезвии в его руке. — Ты уже мертва. Почему ты не оставила меня в покое? Я отправлю тебя назад, в преисподнюю. На этот раз я уж постараюсь сделать все как следует. Ты слышишь меня, чертово привидение? На этот раз я сделаю все как следует.

Она попыталась закричать, но не смогла. Она была способна только бежать — бежать из последних сил.

— Я посмеюсь, когда твоя кровь заструится по моим рукам! — ревел он уже совсем близко за ее спиной. — На этот раз ты не восстанешь из мертвых, дьяволица! С тобой будет покончено!

Она выбежала на лестничную площадку, с трудом переводя дыхание. Страх разрывал ей сердце. Подобрав плотные юбки еще выше, она метнулась вниз по ступенькам, хватаясь одной рукой за перила, чтобы не упасть. Будет совсем нелепо, если, убегая от ножа, она сломает себе шею.

Он уже близко, совсем близко. Она понимала, что у нее почти не осталось шансов спастись. На этот раз она зашла слишком далеко. Она хотела сыграть роль привидения, и, похоже, ей придется играть эту роль до конца. Он настигнет ее, прежде чем она успеет сбежать по лестнице.

И все-таки она добилась своего — получила доказательство, которое искала. В пьяной ярости он сознался во всем. Если ей удастся спастись, она сумеет отомстить за свою бедную мать. Но кажется, это расследование будет стоить ей жизни.

Еще секунда, и его руки схватят ее — страшная, пародия на те похотливые объятия, которыми он преследовал ее несколько лет назад. И в нее войдет лезвие ножа.

Нож!

Господи, нож!

Она успела пробежать половину лестницы, когда вдруг безумный вопль ее преследователя разорвал темноту.

Она в ужасе обернулась и поняла, что теперь обречена всю жизнь трепетать перед полуночным часом. В полночь к ней всегда будут возвращаться кошмары.

Глава 1

Виктория Клэр Хантингтон чувствовала, когда на нее затевали охоту. К двадцати четырем годам она уже научилась распознавать хитрости светских охотников за приданым. Что поделаешь, богатые наследницы — желанная добыча для многих.

То обстоятельство, что она до сих пор была не замужем и оставалась полной хозяйкой своего немалого состояния, лишь подтверждало умение Виктории уходить от сетей лукавых и хитроумных охотников, заполонивших ее мир. Давным-давно Виктория поклялась себе, что никогда не падет жертвой их лицемерного, но порой неотразимого очарования.

Однако Лукас Мэллори Колбрук, новый граф Стоунвейл, показался ей совсем другим. Может быть, он тоже из тех, кто ищет удобного случая, но в нем не заметно ни лукавства, ни легкомыслия. Среди разряженных светских павлинов он казался ястребом.

Виктория задумалась, не привлекают ли ее в Стоунвейле как раз те качества, что должны были бы насторожить: внутренне сила и несгибаемая воля. Их представили друг другу лишь час назад. Но она не могла не признать, что этот необычный человек сразу же околдовал ее. Чувство, которое она ощутила, очень встревожило ее. Виктория понимала: здесь таится опасность.

— По-моему, я опять выиграла, милорд. — Изящной, затянутой в перчатку рукой Виктория разложила свои карты на зеленом сукне стола, одарив противника ослепительной улыбкой.

— Поздравляю вас, мисс Хантингтон. Сегодня вам удивительно везет.

Стоунвейл, в серых глазах которого Виктория с беспокойством различала странную призрачную тень, вовсе не опечалился своим проигрышем. Напротив, он, кажется, был рад такому исходу игры, словно осуществлению хорошо обдуманного плана. Виктория чувствовала, что граф чего-то ждет от нее.

— Да, мне сегодня очень везло, не правда ли? — пробормотала Виктория. — Это даже подозрительно.

— Мне бы и в голову не пришла такая мысль. Вы не должны рисковать своей репутацией игрока, мисс Хантингтон.

— Это по-рыцарски, милорд. Но я имела в виду вовсе не свою репутацию. Я не хуже вас знаю, что не мошенничала в игре. — Виктория затаила дыхание, понимая, что, произнеся эту фразу, она ступила на тонкий лед. Ведь она обвинила графа в том, что он передергивал, способствуя ее выигрышу.

Глаза Стоунвейла встретили и удержали ее взгляд. Выражение его лица оставалось пугающе спокойным. Неужели в этих холодных серых глазах никогда не вспыхивала искра живого чувства? Виктория ничего не смогла прочесть на его лице, кроме настороженного ожидания.

— Будьте добры, поясните ваши слова, мисс Хантингтон.

Виктория тут же решила отступить на более надежную почву:

— Прошу вас, не обращайте внимания на мои слова, милорд. Я просто очень удивилась своему везению, точно так же, как и вы. Меня можно назвать в лучшем случае любителем, а у вас репутация опытного игрока.

— Вы мне льстите, мисс Хантингтон.

— Не думаю, — возразила Виктория. — Я слышала целую повесть о том, какие подвиги вы совершаете за карточными столами Уайта и Брука и в других менее респектабельных клубах.

— Полагаю, эти подвиги сильно преувеличены. Однако вы пробудили во мне любопытство. Мы с вами только что познакомились — когда же вы успели собрать эти повести?

Не могла же Виктория признаться, что два часа назад, когда граф только вошел в бальный зал, она сразу же принялась расспрашивать о нем свою подругу Аннабеллу Линдвуд.

— Я уверена, вам прекрасно известно, как быстро распространяются подобные слухи, милорд.

— Конечно. Но женщина, отличающаяся столь высоким интеллектом, как вы, могла бы и не прислушиваться к сплетням. — Легким плавным движением Стоунвейл собрал карты, положил на стол свою изящную ладонь с аристократическими длинными пальцами и холодно улыбнулся Виктории. — Так вы намерены получить свой выигрыш, мисс Хантингтон?

Виктория тревожно глянула на него, не в силах справиться с волнением. Будь у нее хоть капелька здравого смысла, она положила бы этому конец здесь и сейчас, сказала она себе. Но сегодня ей не хватало той холодной и ясной логики, которая всегда выручала ее в подобных обстоятельствах. Никогда еще она не встречала мужчин, похожих на Стоунвейла.

Шум разговоров и смех за карточными столами в гостиной леди Атертон отодвинулись, и музыка, доносившаяся из зала, стала далекой и приглушенной. Огромный лондонский особняк Атертонов был переполнен изысканно одетыми завсегдатаями высшего света, кругом суетились слуги, но Виктории внезапно показалось, что они остались с графом вдвоем.

— Мой выигрыш, — медленно повторила Виктория, пытаясь привести мысли в порядок. — Конечно, я ведь должна получить его, правда?

— Помнится, мы играли на желание? Вы выиграли и вправе потребовать от меня исполнения любой вашей прихоти. Я к вашим услугам.

— Думаю, сэр, в данный момент я не нуждаюсь в ваших услугах.

— Вы вполне уверены в этом?

Она удивилась, заметив заговорщицкое выражение его глаз. Этот человек знает больше, чем следовало бы.

— Вполне уверена, — подтвердила она.

— К сожалению, вынужден возразить вам, мисс Хантингтон. Не сомневаюсь, вам пригодятся мои услуги. Насколько мне известно, сегодня ночью вам понадобится сопровождающий, когда вы с мисс Линдвуд отправитесь в поисках приключений на ярмарку.

Виктория замерла.

— Что вам известно об этом? — выдохнула она.

Стоунвейл легко пошевелил колоду карт одним пальцем:

— Мы с Линдвудом друзья. Одни и те же клубы, иногда играем вместе в карты. Знаете, как это бывает.

— Лорд Линдвуд? Брат Аннабеллы? Он вам сказал?

— Да.

Виктория страшно рассердилась:

— Он обещал проводить нас сегодня и дал слово, что никому ничего не скажет. Как он посмел обсуждать это с приятелями? Это уже слишком! И после этого мужчины называют женщин сплетницами! Какой позор!

— Вы не должны так сердиться на него, мисс Хантингтон.

— Объясните мне, что же сделал Линдвуд? Объявил на весь клуб, что он сопровождает свою сестру и ее подругу на ярмарку?

— Он не объявлял об этом всему клубу, уверяю вас. Он был сдержан и осторожен. В конце концов, это касается его сестры. Если вы хотите знать правду, Линдвуд доверился мне, потому что ситуация представлялась ему слишком сложной.

— Сложной? Не вижу, в чем тут сложность. Неужели он беспокоится из-за подобных пустяков? Он всего-навсего должен проводить меня и Аннабеллу в парк на гулянье. Что может быть проще? — парировала она.

— Насколько мне известно, вы и Аннабелла оказали на Линдвуда серьезное давление, чтобы заставить его участвовать в вашей авантюре. Он еще совсем мальчик, и вы с легкостью вертите им. К счастью, он все же достаточно взрослый, чтобы вовремя пожалеть о своей уступчивости, и ему хватило здравого смысла обратиться за помощью.

— Ах-ах бедный мальчик! Чепуха какая! Это звучит так, будто мы с Аннабеллой силой тащим Берти на ярмарку.

— Разве нет? — не уступал ей Стоунвейл.

— Разумеется, нет. Мы просто объяснили ему, что пойдем сегодня на ярмарку вне зависимости от его желания, и тогда он предложил проводить нас. Очень великодушно с его стороны, по крайней мере так это выглядело.

— Вы не оставили ему выбора. Вы прекрасно знаете, что он, как джентльмен, не мог отпустить вас одних. Чистой воды шантаж, и я подозреваю, мисс Хантингтон, это ваша идея.

— Шантаж? — Виктория пришла в ярость. — Я отвергаю ваше обвинение, милорд.

— Почему же? Возможно, я немного и преувеличиваю, но, в сущности, все так и есть. Вы же понимаете, что Линдвуд не согласился бы сопровождать вас и свою сестру в такое сомнительное место, если бы вы не пригрозили ему, что отправитесь одни. Если бы матери мисс Линдвуд стало известно о вашей сегодняшней затее, с ней случилась бы истерика, да и с вашей тетей скорее всего тоже.

— Уверяю вас, у тетушки Клео никогда не бывает истерик, она очень разумная женщина, — возразила Виктория, искренне любившая свою почтенную родственницу.

Но она понимала, что относительно матери Аннабеллы граф Стоунвейл совершенно прав. Если бы леди Линдвуд узнала о планах дочери на сегодняшнюю ночь, с ней непременно случилась бы истерика. Благовоспитанные юные леди не разгуливают по ночам.

— Пусть ваша тетя и разумная женщина — готов поверить вам в этом на слово, поскольку не имел еще чести познакомиться с леди Неттлшип, — но тем не менее убежден, что она не одобрила бы ваших планов, — продолжал Стоунвейл.

— Как только увижу лорда Линдвуда, я его придушу. Он не джентльмен — он предал нас самым бесчестным образом.

— Не вините его за то, что он мне доверился. Я много лет провел в армии, и мне Легко распознать, когда молодой человек чем-то озабочен. А добыть у него подробности не составляло труда.

— К чему вам это? — прищурившись, спросила Виктория.

— Скажем так, предприятие показалось мне весьма любопытным. Когда Линдвуд понял, что я с радостью готов помочь ему сегодня ночью, он выложил все и просил меня быть вашим спутником, — Вы не ответили на вопрос. Почему вас вообще это заинтересовало?

— О моих соображениях говорить не стоит. — Длинные пальцы Стоунвейла снова легко пробежали по колоде карт. — Мне кажется, пора обсудить возникшую проблему.

— Не вижу никакой проблемы.

Кроме как избавиться от тебя, мысленно добавила она. Интуиция и на этот раз не подвела Викторию. Ей следует бежать от Стоунвейла, как только представится возможность, но чем дальше, тем сильнее она чувствовала, что такой возможности у нее уже не будет. Внезапно все мелочи начали складываться и выстраиваться в некий замысел, который уже осуществлялся и над которым она не имела власти.

— Вы не думаете, что нам стоит обсудить подробности вечернего приключения, мисс Хантингтон?

— Спасибо, мы уже продумали все детали. — Виктория не собиралась выпускать инициативу из своих рук.

— Постарайтесь понять меня. Может быть, во мне говорит бывший солдат, а может, виной всему любопытство, но я предпочитаю знать все подробности предприятия прежде, чем приму в нем участие. Будьте добры, изложите план действий, — невинным голосом попросил Стоунвейл.

— Почему, позвольте спросить? Я вас не приглашала.

— Я хочу оказать вам услугу, мисс Хантингтон. Линдвуд был благодарен, когда я предложил ему свое содействие, но и вы также должны понимать, насколько удобнее иметь еще одного спутника. Ночью толпа становится грубой и почти неуправляемой.

— Меня ничуть не волнует грубая толпа. В этом-то и есть вся прелесть приключения!

— В таком случае вы по крайней мере будете мне благодарны, если я сохраню тайну, когда меня сегодня вечером представят вашей тете.

С минуту Виктория рассматривала его в напряженном молчании.

— Мне кажется, Линдвуд не единственная жертва шантажа в этой истории. По-моему, теперь вы принялись за меня.

— Вы обижаете меня, мисс Хантингтон.

— Я с радостью обижу вас, если это избавит меня от моих проблем.

— Я прошу вас видеть во мне не проблему, а ее решение. — Медленная улыбка тронула его губы. Странная тень в его глазах не исчезла. — Я всего-навсего прошу разрешения быть вашим спутником вечером, когда вы отважитесь выйти на опасные улицы города. Тем самым я с радостью избавлюсь от своего карточного долга.

— А если я откажусь получить с вас выигрыш подобным образом, вы все расскажете тете, так?

Стоунвейл вздохнул:

— Будет очень неприятно всем участникам вашего маленького заговора, если матери мисс Линдвуд или вашей тете станет известно о ваших планах на сегодняшний вечер, но никто не может предугадать, о чем пойдет беседа, верно?

Виктория резко сжала в руке веер и хлопнула им по столу:

— Так я и знала. Все-таки шантаж!

— Скверное слово, но я готов согласиться с вами: это шантаж.

Охотник за приданым. Другого объяснения нет. Ей еще никогда не встречался такой самоуверенный и настойчивый поклонник. Обычно охотники за приданым стараются придерживаться самых изысканных манер, поначалу они — само благородство. Но Виктория привыкла доверять своей интуиции.

Она вновь встретилась взглядом со Стоунвейлом и замерла на миг, очарованная упорным выжидающим блеском его жестких серых глаз. Она хотела подняться из-за карточного стола — граф тоже встал и помог ей отодвинуть стул.

— Я буду ждать свидания с вами позже вечером, — шепнул он ей, когда она выходила из-за стола.

— Если вы надеетесь заполучить мое состояние, милорд, расставляйте свои силки в другом месте, — нарочито медленно произнесла Виктория. — Со мной вы только напрасно потеряете время. Я готова признать вашу манеру достаточно оригинальной, но тем не менее я от нее не в восторге. Уверяю вас, мне удалось избежать куда более привлекательных приманок.

— Мне говорили об этом.

Он шел рядом с ней — оба они направлялись в сверкающий, переполненный гостями танцевальный зал. Виктория снова, как и до игры, отметила какую-то неестественную, излишнюю четкость в походке Стоунвейла. Элегантный черный вечерний костюм, изысканно повязанный галстук, плотно облегающие брюки и сверкающие туфли — все модные ухищрения его туалета не могли скрыть, что граф прихрамывает на левую ногу.

— И что же вам говорили, милорд? — требовательно спросила Виктория.

Он пожал плечами:

— Говорили, что вы не особенно интересуетесь замужеством, мисс Хантингтон.

— Ваши осведомители ошиблись. — Она холодно улыбнулась. — Нельзя сказать, что я не особенно интересуюсь замужеством. Я им совершенно не интересуюсь — совершенно!

Стоунвейл бросил на нее оценивающий взгляд:

— Очень жаль. Если бы у вас был муж, вы заботились бы по вечерам о своей семье и не пытались развлекаться рискованными приключениями вроде того, которое вы изобрели на сегодня.

Виктория сияюще улыбнулась:

— Я глубоко убеждена, что приключение, подобное тому, которое я изобрела на сегодня, гораздо интереснее скучных обязанностей жены!

— И на чем же основана ваша уверенность?

— Личный опыт, милорд. Моя мать вышла замуж за человека, которому нужно было только ее состояние, и он погубил ее. Моя тетя тоже вышла замуж за охотника за приданым, но, к счастью, у него хватило совести погибнуть молодым на охоте. Поскольку я не могу рассчитывать, что мне повезет так же, как и ей, я предпочитаю не рисковать и вообще не думать о замужестве.

— Вы не боитесь лишиться самого главного в жизни женщины? — осмелился он задать вопрос.

— Ни в малейшей степени. Не вижу в браке ничего привлекательного.

Виктория распахнула веер, скрывая невольную дрожь в руках. Воспоминания о мелочной, постоянной жестокости ее отчима и его пьяной ярости по отношению к ее матери никогда не оставляли ее. Даже яркий свет бальной залы не мог отогнать и рассеять их.

Она томно обмахнулась веером, надеясь, что Стоунвейл поймет, как ей наскучил разговор с ним.

— Прошу извинить меня, милорд. Я должна поговорить с подругой.

Он проследил за ее взглядом:

— Ах да, бесстрашная Аннабелла Линдвуд. Конечно, ей тоже не терпится обсудить ваши планы. Раз вы отказываетесь довериться мне, придется узнавать подробности самому. Не беспокойтесь, стратегия — мой конек. — Стоунвейл галантно склонился над рукой Виктории. — Встретимся позже, мисс Хантингтон.

— Я буду молиться, чтобы вы нашли себе сегодня занятие поинтереснее, чем сопровождать нас в ночной прогулке.

— Вряд ли это удастся. — Легкая улыбка на губах графа на миг превратилась в хищный оскал, обнаживший его крепкие белые зубы.

Виктория резко повернулась, изящно закружились ее золотистые шелковые юбки, и она удалилась, даже не оглянувшись на своего спутника. Определенно, граф не только опасен, он еще и совершенно невыносим.

Пробираясь сквозь толпу, Виктория с трудом подавила тяжелый вздох. Ей с самого начала не следовало принимать приглашение графа сыграть в карты. К тому же игра в карты с мужчиной не самое подходящее занятие для молодой леди. Но она никогда не могла устоять перед приключением, а этот человек сразу же почувствовал, разгадал ее слабость и воспользовался ею! Надо это запомнить.

Впрочем, у нее не было никаких причин подозревать графа. Сама Джессика Атертон представила ей Стоунвейла.

Все знали, что леди Атертон выше любых подозрений, леди Атертон — образец всех добродетелей. Худенькая, темноволосая и синеглазая виконтесса была юной, нежной, прелестной, необычайно скромной, безошибочно деликатной, немыслимо респектабельной — поистине столп приличий. Иными словами, ей бы и в голову не пришло представить своей гостье заведомого негодяя или охотника за приданым.

— Викки, я тебя всюду искала. — Аннабелла Линдвуд почти подбежала к своей подруге. Распахнув веер, она прикрыла им губы и попыталась говорить шепотом:

— Ты в самом деле играла в карты со Стоунвейлом? Нехорошая девочка! А кто выиграл?

Виктория вздохнула:

— Я выиграла — а что толку?

— Он сказал тебе, что Берт и пригласил его пойти сегодня с намл? Я страшно разозлилась, но Берти настаивает: кто-нибудь еще должен пойти, чтобы ему было спокойнее.

— Я так и поняла.

— Ой, дорогая, ты сердишься? Мне очень жаль, Викки, правда очень жаль, но ничего не поделаешь. Берти обещал никому не рассказывать о наших планах, но Стоунвейл хитростью все у него выудил.

— Да, я представляю, как это ему удалось. Должно быть, он накачивал Берти рейнвейном до тех пор, пока правда не всплыла наружу. Очень жаль, что твой брат не умеет держать язык за зубами, но выше нос, Белла! Мы все равно сумеем развлечься сегодня.

Небесно-голубые глаза Аннабеллы просияли в ответ. Она улыбнулась, закивала головой — разлетелись светлые локоны. Некоторые ценители женской красоты полагали, что Аннабелла Линдвуд несколько полновата с точки зрения моды, но склонность к полноте отнюдь не отпугивала ее многочисленных поклонников. Ан-набелле недавно исполнилось двадцать один, и она призналась Виктории, что в этом сезоне ей придется принять предложение кого-нибудь из ее воздыхателей. Из-за внезапной смерти своего отца Аннабелла появилась в высшем обществе с опозданием, но сразу стала пользоваться огромным успехом.

— Что ты о нем знаешь, Белла? — негромко спросила Виктория.

— О ком? О Стоунвейле? Честно говоря, не очень много. По мнению Берти, в клубах его уважают. Кажется, совсем недавно он унаследовал титул. Предыдущий граф приходился ему дальним родственником. Дядя или двоюродный дед, что-то в этом роде. Берти упоминал поместье в Йоркшире.

— Что-нибудь еще Берти о нем рассказывал?

— Надо подумать. По словам Берти, этот род почти угас. Он мог бы вовсе исчезнуть, когда Лукаса Колбрука ранили на Пиренеях год назад.

Виктория почувствовала, как что-то сжалось у нее в груди.

— Из-за этого он хромает?

— Да. Ему пришлось оставить военную службу. Правда, со службой все равно было бы покончено, потому что он унаследовал титул. Сама понимаешь, у него теперь есть долг перед своим именем и своей землей.

— Конечно. — Виктория не хотела задавать очередной вопрос, однако не удержалась:

— Как это случилось?

— Ранение? Подробностей я не знаю. Берти утверждает, что Стоунвейл никому об этом не рассказывает. Но опять же по словам брата, сам Веллингтон несколько раз упоминал графа в своих донесениях. В той битве Стоунвейла ранили, но он все-таки удержался в седле и повел своих людей в атаку, а потом потерял сознание, и его оставили на поле боя, решив, что он убит.

Оставили, решив, что он убит! Виктория почувствовала дурноту. Она поспешила заглушить странное ощущение, напоминая себе, что у нее нет никаких причин испытывать жалость к Лукасу Колбруку. Более того, она очень сомневалась, что он очень обрадовался бы ее жалости. Разве что быстро сообразил бы, как использовать и это в своих целях!

Виктории пришло в голову, что Стоунвейл предложил ей сыграть в карты, чтобы избежать утомительных контрдансов. Хромота, должно быть, мешала ему танцевать.

— Какое он произвел на тебя впечатление, Викки? Я заметила, что мисс Пилкингтон Само Совершенство не спускает с него глаз весь вечер, и некоторые другие леди тоже, не говоря уже об их мамашах. Немного свежей крови возбуждает аппетит хищников, верно? — Аннабелла постаралась воспроизвести манеру своей подруги.

— От такого сравнения может аппетит испортиться, — рассмеялась Виктория. — Понимает ли Стоунвейл, что его разглядывают, словно призового жеребца?

— Не знаю, но определенно его интересуешь только ты. Все видели, как он заманил тебя в гостиную для игры в карты.

— Полагаю, ему понадобилось мое приданое, — произнесла Виктория.

— Боже, Викки, тебе всегда кажется, что мужчины думают только о твоем приданом. Ты просто помешалась на этой мысли. Неужели кто-то из твоих поклонников не может серьезно увлечься тобой, не думая о деньгах?

— Белла, мне уже почти двадцать пять. Мы обе прекрасно знаем, что в свете не принято делать предложение женщине столь преклонных лет, если только у мужчины нет на это практических соображений. Мое приданое вполне подходит под рубрику практических соображений.

— Ты говоришь так, словно уже старуха! Ведь это не правда.

— Дело именно так и обстоит, что меня вполне устраивает, — равнодушно подтвердила Виктория.

— Но почему? — покачала головой Аннабелла.

— Это многое упрощает, — намекнула Виктория, бессознательно отыскивая в толпе Стоунвейла.

Наконец она обнаружила, что граф разговаривает с хозяйкой дома возле двери, ведущей в огромный сад Атертонов. Виктория не могла не отметить ту дружескую манеру, с какой граф склонялся к прелестной леди Атертон — ангельскому видению в розовом платье.

— Если тебя это успокоит, Берти не упоминал ничего такого, из чего можно было бы заключить, что Стоунвейлу нужно твое приданое, — заметила Аннабелла. — Напротив, говорят, старый граф был человек оригинальный, он прятал все свои деньги — копил, пока не умер. Теперь все досталось новому графу. Ты ведь знаешь Берти, он никогда не пригласил бы этого человека сопровождать нас, если бы не был в нем уверен.

Все это правда, подумала Виктория. Лорд Линдвуд был только на два года старше своей сестры. Недавно унаследовав титул, он всерьез воспринимал обязанности главы семьи, заботливо оберегал свою кокетливую, жизнерадостную сестренку-и всегда был любезен с Викторией. Он не стал бы подвергать риску ни ту, ни другую, знакомя их с человеком с темным прошлым или ненадежной репутацией. Возможно, Аннабелла права, и на сей раз Виктория все преувеличивает в страхе перед коварными охотниками за приданым…

Но тут Виктория припомнила взгляд Стоунвейла. Если даже граф не охотится за ее приданым, все равно он гораздо опаснее, чем любой мужчина, которого ей доводилось встречать, за исключением, разумеется, отчима.

При этой мысли у Виктории перехватило дыхание, и она сердито отругала саму себя. Нет, неожиданно горячо возразила она себе, как бы опасен ни казался Стоунвейл, немыслимо сравнивать его с жестоким мерзавцем, женившимся На ее матери. Что-то подсказывало ей, что эти двое мужчин вряд ли сделаны из одного теста.

— Виктория, дорогая, поздравляю тебя. Я видела, ты полностью завладела вниманием нашего новоиспеченного графа. Стоунвейл неплохая добыча, верно? — Знакомый воркующий голос прервал ее размышления.

Виктория обернулась и увидела рядом с собой Изабеллу Рикотт. Она заставила себя улыбнуться. По правде говоря, Виктория терпеть не могла эту женщину, но в то же время завидовала ей.

Изабелла Рикотт напоминала Виктории экзотический драгоценный камень. Ей недавно минуло тридцать, и ее окружала атмосфера женской тайны, притягивающая мужчин не меньше, чем нектар привлекает пчел. Экзотичность ей придавали по-кошачьи грациозная походка, гладкие темные волосы и слегка раскосые глаза. Она была одной из немногих женщин (к их числу принадлежала и Виктория), которые презирали моду и носили яркие цвета, а не безупречно белые или пастельные. Изумрудно-зеленое платье Изабеллы сверкало в ярком освещении бальной залы.

Но Виктория завидовала не экзотической красоте Изабеллы, а той свободе, которую предоставляли ей возраст и положение вдовы. Вот о чем она мечтала. Женщина, достигшая положения леди Рикотт, избавлялась от внимательного надзора света, которому подлежала сама Виктория: леди Рикотг могла даже позволить себе, с известной осторожностью, тайный роман.

Виктория никогда еще не встречала человека, с которым ей захотелось бы завести роман, но, пожалуй, она не отказалась бы от такой возможности — если бы представился случай.

— Добрый вечер, леди Рикотг. — Виктория глянула сверху вниз на собеседницу, которая была на несколько дюймов ниже ее. — А вы знакомы с графом?

Изабелла покачала изящной головкой.

— К сожалению, нас еще не представили друг другу. Он совсем недавно появился в свете, хотя, как я слышала, уже стал завсегдатаем клубов, в особенности часто его видят за карточным столом.

— Я тоже об этом слышала, — вступила в разговор Аннабелла, — Берти говорит, он превосходный игрок, очень хладнокровный.

— В самом деле? — Изабелла глянула в тот конец комнаты, где граф все еще продолжал беседовать с леди Атертон. — Красивым его не назовешь, верно? Зато в нем есть что-то интригующее.

Красивый? Виктория чуть не расхохоталась — столь неуместным казалось это слово применительно к Стоунвейлу. Нет, красивым его не назовешь. У него сильные, даже резкие черты лица, острый нос, агрессивно выпяченный подбородок, а в серых глазах — какая-то напряженность. Волосы графа, цвета неба в безлунную ночь, уже тронуло на висках серебро. Все это вместе никак нельзя назвать красотой… Приглядевшись внимательно, можно увидеть в нем спокойного, хладнокровного и властного мужчину, но никак не светского денди.

— Но он прекрасно одевается, — вставила Аннабелла.

— Да, — спокойно согласилась Изабелла, — одеваться он умеет.

Виктории не понравился оценивающий взгляд, каким Изабелла смерила графа. Однако она не могла не признать, что Стоунвейл принадлежит к числу мужчин, которые не позволяют даже модному портному навязать им свой вкус. Его широкие плечи, тонкая талия, крепкие ноги не нуждались в приукрашивании.

— И наверняка забавен, — протянула Изабелла.

— Ну конечно, — оптимистично согласилась Аннабелла.

Виктория снова взглянула на темную фигуру, высившуюся рядом с леди Атертон. Забавен — это совсем не то слово. Он опасен.

Но Виктории внезапно захотелось поиграть с этой опасностью, ей давно уже не хватало круговерти света, в которую она погружалась каждый вечер, чтобы не проводить в одиночестве долгие ночные часы. Ей необходимо было что-то еще, чтобы уйти, убежать от постоянных ночных кошмаров.

Быть может, граф Стоунвейл и станет тем успокаивающим средством, в котором она так нуждается.

— Лукас, дорогой, какое впечатление она произвела на тебя? Думаешь, она подойдет? — Леди Атертон с трепетной заботой обратила к графу свои прекрасные кроткие глаза.

— Я думаю, Джессика, она вполне подойдет.

Лукас отпил глоток шампанского из бокала. Глаза его искали кого-то в толпе гостей.

— Понимаю, она не первой молодости…

— Я тоже не первой молодости, — сухо возразил он.

— Глупости. Тридцать четыре года — самый подходящий возраст для мужчины, чтобы вступить в брак. Эдварду было тридцать три, когда я вышла за него замуж.

— Вот как?

Взгляд леди Атертон тут же стал виноватым, она умоляюще обратилась к нему:

— Лукас, я очень сожалею! Я допустила бестактность. Ты же знаешь, я не хотела причинить тебе боль.

— Переживу. — Лукас наконец увидел в толпе Викторию. Он не сводил глаз с ее высокой фигуры — Виктория как раз входила в танцевальный круг, сопровождаемая полноватым немолодым бароном. Виктория, несомненно, обожала танцы, но она была настолько осторожна, что выбирала в партнеры или неоперившихся юнцов, которые еще чувствовали себя скованно, или людей намного старше себя. Должно быть, их она считала безопасными.

Лукас пожалел, что не решился пригласить Викторию на танец. Интересно было бы посмотреть, приняла бы она это приглашение так же просто, как последовала за ним к карточному столу. Но Лукас не знал, как бы она отнеслась к его проклятой неловкой левой ноге, а рисковать он не мог.

Правда, ему показалось, что Викторин несвойственна сознательная жестокость. Характер у нее, конечно, не из легких, но Лукас понимал, что она не опустится до насмешки над его хромотой, не захочет унизить его. Тем не менее, если он попробует изводить ее так, как это было за картами, она способна хорошенько наступить ему на мозоль. Представив себе эту картину, Лукас чуть не расхохотался.

— Конечно, принять твое приглашение и усесться за карты — это несколько эксцентрично, но боюсь, нашей мисс Хантингтон это свойственно, — продолжала леди Атертон. — Она всегда рискует на грани дозволенного приличиями. Однако я уверена, что под руководством, мужа это прискорбное свойство ее характера вполне можно будет исправить.

— Интересная мысль.

— И потом, она любит носить платья ярко-желтого цвета, — добавила леди Атертон.

— Все ясно. Мисс Хантингтон своевольна и себе на уме. Но я должен признать, желтое платье ей очень идет. Мало кому из женщин оно было бы к лицу.

Лукас снова оглядел издали высокую гибкую фигуру Виктории в платье с высокой талией. Желтый шелк отливал медом, он казался солнечным лучом в заполненном гостями зале, цветком, теплым и живым, среди клумбы классически белых и изысканно-бледных цветов.

Единственное, что ему не понравилось в ее платье, это чересчур глубокое декольте. Оно слишком смело открывало взору нежные очертания приподнятой корсажем груди. Лукас с трудом подавил желание выхватить шарф у какой-нибудь почтенной матроны и хорошенько укутать им Викторию выше талии. Это было так не похоже на него, что он на миг растерялся.

— Боюсь, у нее репутация оригиналки. Это, несомненно, дело рук ее тети. Клео Неттлшип — весьма своеобычная женщина.

— Я, пожалуй, согласен на своеобычную женщину. С ней гораздо интереснее беседовать, не правда ли? Так или иначе, мне ведь придется все время разговаривать с женщиной, на которой я женюсь. От этого никуда не уйдешь.

Джессика вздохнула:

— К сожалению, в этом сезоне выбор богатых невест не так уж велик. Впрочем, он никогда не бывает велик. Однако еще остается мисс Пилкингтон. Ты непременно должен познакомиться с ней, прежде чем сделаешь окончательный выбор. Уверяю тебя, эта девушка очень привлекательна. Совершенно безупречного поведения, в то время как мисс Хантингтон, по-моему, все-таки излишне своевольна.

— Забудь о мисс Пилкингтон. Меня вполне устраивает мисс Хантингтон.

— Если бы еще не ее возраст — почти двадцать пять… А мисс Пилкингтон только девятнадцать. Чем женщина моложе, тем охотнее она поддается влиянию мужа, не забывай об этом, Лукас.

— Джессика, поверь, меня нисколько не беспокоит возраст мисс Хантингтон.

— Ты уверен? — тревожно взглянула на него леди Атертон.

— Я предпочитаю иметь дело с женщиной постарше, которая знает, чего она хочет, а не с малышкой, которая только что вышла из детской. Мы с тобой уже пришли к выводу, что мисс Хантингтон всегда знает, чего она хочет.

— Ты имеешь в виду, что ей до сих пор удавалось не выходить замуж? Наверное, ты прав. Она очень ясно дала всем понять, что не собирается променять свое состояние на мужа. На нее уже все махнули рукой, кроме самых отважных охотников за приданым.

Стоунвейл криво усмехнулся:

— Это расчищает мне путь.

— Пойми меня правильно, Лукас. Она обворожительное создание, она, как и ее тетя, вносит в светскую жизнь свежую струю, ее многие любят, но Виктория предпочитает иметь друзей, а не поклонников.

— Словом, она всех сумела поставить на место, и никто не решается протестовать.

— Если кто-нибудь нарушает условия, она тут же порывает с ним отношения. Мисс Хантингтон вообще-то добрая девушка, она всегда улыбается и для каждого найдет приветливое слово, она охотно танцует с застенчивыми юношами, с малопривлекательными партнерами, но с настоящими денди, которые пытаются увиваться вокруг нее, она расправляется безжалостно, — пояснила Джессика.

Это его не удивило. Если бы мисс Хантингтон не умела управлять мужчинами, крутившимися вокруг нее, она давно бы уже лишилась своей свободы. Лукас понимал: ухаживать за такой девушкой — все равно что балансировать на канате.

— Я полагаю, она получила хорошее образование? — спросил он.

— Некоторые даже считают, что чересчур. Насколько мне известно, леди Неттлшип полностью взяла на себя ответственность за воспитание своей племянницы, и результат налицо. Если бы не положение в обществе, которое занимает леди Неттлшип, с мисс Хантингтон давно могла бы приключиться беда.

— Что произошло с родителями мисс Хантингтон?

Леди Атертон заколебалась, потом постаралась ответить спокойным голосом:

— Они умерли. Все. Это очень печально, конечно. Но Господь дает, и Господь отнимает…

— Именно так Он и делает.

Леди Атертон озадаченно глянула на него и негромко откашлялась:

— Ну, отец ее умер, когда мисс Хантингтон была еще ребенком, и ее мать вскоре вступила в новый брак. Примерно полтора года назад она погибла, упав с лошади. Меньше чем через два месяца после нее умер и отчим мисс Хантингтон, Сэмюэль Уитлок. Насколько я знаю, это был несчастный случай; он упал с лестницы и сломал себе шею.

— Странная цепочка трагедий, но в результате мисс Хантингтон лишилась родителей, которые, возможно, захотели бы сегодня пристальнее исследовать состояние моих финансов. Слух о богатствах, накопленных моим дядей, не выдержал бы проверки.

Джессика неодобрительно скривила губы:

— Боюсь, мисс Хантингтон не носила траура по отчиму. Она ясно дала понять, что оплакивает только свою мать, да и этот траур кончился так быстро, как только позволили приличия.

— Ты успокоила меня, Джессика. Меньше всего мне хотелось бы жениться на женщине, которая склонна к постоянному трауру. Жизнь и так коротка, просто стыдно тратить ее на сожаления о том, чего мы не в силах изменить, верно?

— Но мы должны терпеливо нести обрушившееся на нас горе — это закаляет характер. И о приличиях тоже следует помнить, — возразила Джессика, слегка обидевшись. — Во всяком случае, остается леди Неттлшип, тетя мисс Хантингтон, очень уважаемая женщина с прекрасными связями в обществе, но нельзя отрицать, что в некоторых огношениях она странновата. Боюсь, она несколько избаловала свою племянницу. Как ты думаешь, сможешь ли ты смириться с несколько необычными манерами мисс Хантингтон?

— Уверен, Джессика, я прекрасно справлюсь с мисс Хантингтон. — Лукас снова отпил шампанского, не спуская глаз с Виктории, которая все еще танцевала с сорокалетним бароном.

С внезапным облегчением Лукас понял, что Виктория совсем не та невеста, какую он предполагал заполучить. Он готов был исполнить долг по отношению к своему имени и титулу и по отношению к тем людям, которые теперь зависели от него, но он совсем не ожидал, что выполнение этого долга может быть сопряжено с удовольствием.

Да, она совсем не то, что он ожидал увидеть.

Прежде всего он не надеялся, что его невеста окажется столь привлекательна внешне, Джессика предупреждала его, что Виктория Хантингтон достаточно хороша, но не больше.

Виктория оказалась выше, чем он думал, выше большинства женщин в этом зале. Но Лукас и сам был достаточно высок, и он был бы рад жениться на женщине, которая сможет опустить голову ему на плечо, а не утыкаться ему в грудь.

Совсем не то, что он ожидал.

Она двигалась сильной, изящной походкой, так не похожей на маленькие шажки, к которым приучают себя большинство женщин. Танцует она тоже хорошо, печально отметил Лукас. Он понимал, что в танцах ему не сравниться даже с тучным бароном.

Лукас смотрел, как барон легко ведет Викторию: в этот момент они проходили под люстрой, масса света обрушилась на них, золотые искры засверкали в пышных темных волосах Виктории. Декольте и в самом деле было чересчур глубоким, но зато оно подчеркивало нежную линию ее шеи, а цвет платья удивительно подходил к ее янтарным глазам. Леди прекрасно знала, что ей нужно, и не считалась с модой.

Совсем не то, что он ожидал.

Джессика предупреждала его, что, хотя у нее нет серьезных замечаний относительно внешности мисс Хантингтон, красавицей ее не назовешь. Всматриваясь издали в оживленное, разгоревшееся лицо Виктории, Лукас признавал справедливость суждения Джессики, но он решил, что теплые золотистые глаза, сверкающие дерзким вызовом, решительно вздернутый нос и ослепительная улыбка как нельзя лучше сочетаются друг с другом. В Виктории было живое очарование, приковывающее к ней взгляд. Он чувствовал, что в ней таится страстность, которую настоящий мужчина сумел бы пробудить.

Лукас еще раз глянул на улыбку, которой Виктория наградила своего партнера, и понял, что ему очень хотелось бы узнать вкус ее губ. И как можно скорее!

— Лукас, дорогой!

Лукас нехотя отвел глаза от своей избранницы. Своей — теперь он был в этом уверен. Он еще раз повторил про себя эти слова.

— Да, Джессика? — Он снисходительно глянул на красавицу, которую он когда-то любил и которую потерял, потому что у него не было ни титула, ни денег.

— Она подойдет тебе, Лукас? Еще не поздно подумать о мисс Пилкингтон.

Лукас припомнил, как Джессика, повинуясь настоянию своих родных, вышла замуж за другого мужчину, который мог обеспечить ей и титул, и состояние. Тогда он не мог ни понять, ни простить ее поступок. Теперь, унаследовав титул, но по-прежнему нуждаясь в деньгах, Лукас наконец осознал, в каком положении оказалась Джессика четыре года назад.

Он понимал теперь, что она вышла замуж не по любви, но из чувства долга. «Долг» — слово, понятное для Лукаса, столько лет прослужившего в армии.

— Так как же, Лукас? — настаивала Джессика, ее прекрасные глаза омрачила забота. — Ты решишься жениться на ней? Ради Стоунвейла, Лукас!

— Да, — откликнулся Лукас, — думаю, мисс Хантингтон мне вполне подойдет…

Глава 2

— Рэтбоун, тетя дома? — спросила Виктория, поспешно входя в парадную дверь городского особняка леди Неттлшип.

С улицы донесся перестук колес — Аннабелла и ее почтенная тетушка, провожавшие Викторию с бала, уехали домой.

Виктория с облегчением покинула их карету. Тетя Аннабеллы, привыкшая играть роль наставницы молодых девушек, всю дорогу выговаривала Виктории за неуместный для леди поступок — посреди званого вечера отправиться играть в карты с мужчиной!

Виктория терпеть не могла выслушивать нотации. Дворецкий, крупный мужчина с поредевшими седыми волосами и длинным носом, который украсил бы лицо любого лорда, всегда держался с достоинством. Он торжественно указал на закрытую дверь библиотеки:

— Полагаю, леди Неттлшип занята с членами своего Общества исследований в области естественной истории и садоводства.

— Замечательно. И пожалуйста, Рэтбоун, не будьте столь угрюмым. Все не так уж плохо, по крайней мере они еще не подожгли библиотеку.

— Дело времени, — пробормотал Рэтбоун.

Виктория усмехнулась, проходя мимо дворецкого к дверям библиотеки и на ходу снимая перчатки:

— Право же, Рэтбоун. Вы состоите на службе у моей тети с тех пор, как я себя помню, и она еще ни разу не поджигала свой дом.

— Прошу прощения, мисс Хантингтон, но уже был случай, когда вы вместе с ней экспериментировали с порохом, — почтительно напомнил ей Рэтбоун.

— Что? Неужели вы до сих пор не можете забыть нашу жалкую попытку устроить свой собственный фейерверк? Однако у вас долгая память, Рэтбоун.

— Некоторые моменты нашей жизни врезаются в память и сохраняют свою свежесть даже через много лет после того, как произошло само событие. Что касается меня, я никогда не забуду лицо старшего лакея в тот момент, когда произошел взрыв. На одну ужасную секунду нам показалось, что вы погибли.

— Но как выяснилось, меня только слегка оглушило. Все так перепугались просто потому, что меня с ног до головы засыпало пеплом, — попыталась утешить его Виктория.

— Если мне позволено будет выразить мое мнение, вы были бледны как смерть, мисс Хантингтон.

— Наверное, это выглядело довольно эффектно, не правда ли? Но не стоит вспоминать о прошлых подвигах. Нас ждет еще множество новых захватывающих загадок природы, которые мы должны исследовать. Пойду посмотрю, что затевает моя тетя сегодня.

Рэтбоун следил за тем, как лакей открывает перед Викторией дверь библиотеки, и, судя по выражению его лица, он приготовился к любому зрелищу, которое могло открыться его утомленным очам.

Сначала в комнате вообще ничего нельзя было увидеть. В библиотеке царила полная темнота, погасили даже огонь в камине. Виктория осторожно переступила порог, тщетно пытаясь хоть что-то различить в непроницаемой тьме. Из глубины комнаты послышался щелчок, там поворачивали ручку какого-то механизма.

— Тетя Клео?..

Ответом Виктории была яркая дуга ослепительно белого света. Она вспыхнула в кромешной тьме и высветила небольшую группу людей, собравшихся в кружок посреди комнаты. Черные силуэты рельефно проступили, освещенные яркой вспышкой. Небольшая группка наблюдателей восторженно вздохнула.

Через секунду гигантская искра погасла, и раздались радостно-возбужденные голоса.

Виктория с улыбкой обернулась к открытой двери, возле которой застыли Рэтбоун и лакей.

— Сегодня вам беспокоиться не о чем, — заверила она их. — Члены общества просто забавляются с новой электрической машиной лорда Потбери.

— Вы меня очень успокоили, мисс Хантингтон, — холодно заметил Рэтбоун.

— Викки, дорогая, ты вернулась, — прозвучал веселый голос из темноты. — Как тебе понравилось у Атертонов? Входи, мы как раз. начали серию захватывающих экспериментов.

— Я так и поняла. Жаль, что опоздала немного. Ты же знаешь, как я люблю опыты с электричеством.

— Конечно, знаю, дорогая. — Тетя Клео вступила в полосу света, падавшего из открытой двери, и направилась навстречу своей племяннице.

Леди Неттлшип почти не уступала ростом Виктории, ей недавно минуло пятьдесят, и ее темные волосы изысканно серебрила седина. У нее были выразительные глаза и живое, воодушевленное лицо, так выгодно отличающее всех женщин в семье Виктории.

Именно это качество делало их красивыми даже в том возрасте, которого достигла тетя Клео, хотя равнодушный знаток не обнаружил бы в ее чертах никаких особых признаков совершенства. Как обычно, тетя Клео была одета по моде, ее платье цвета спелого персика облегало все еще стройную фигуру.

— Закройте дверь, Рэтбоун, — коротко распорядилась леди Неттлшип, — эта машина гораздо эффектнее смотрится в темноте.

— С удовольствием, мэм. — Рэтбоун кивнул лакею, тот с явным облегчением захлопнул дверь, и библиотека вновь погрузилась в темноту.

— Иди сюда. — Тетя Клео крепко взяла племянницу под руку и повела ее через комнату к небольшой группке людей, по-прежнему окружавших электрическую машину. — Ты ведь всех здесь знаешь, не так ли?

— Конечно, — ответила Виктория, припоминая лица — те, что она успела разглядеть при вспышке света. Гости леди Неттлшип уже привыкли к мелким неудобствам вроде приветствий в адской темноте.

— Добрый вечер, мисс Хантингтон.

— Ваш покорный слуга, мисс Хантингтон. Вы очень красивы сегодня. Просто неотразимы.

— Мое почтение, мисс Хантингтон. Вы как раз вовремя — сейчас начинаем следующий эксперимент.

Виктория сразу узнала эти мужские голоса: лорд Потбери, лорд Гримшо и лорд Тоттингхэм — самые верные поклонники ее тети. Лорду Потбери было за пятьдесят, лорду Тоттингхэму осталось совсем немного до семидесяти, Гримшо, насколько Виктория могла припомнить, недавно отпраздновал свое шестидесятилетие.

Все трое с незапамятных времен ходили перед тетушкой на задних лапках. Виктория сомневалась, чтобы наука с самого начала увлекала их так же сильно, как их даму, но со временем все трое превратились в страстных экспериментаторов и коллекционеров-ботаников.

— Пожалуйста, продолжайте ваши опыты, — попросила Виктория. — Я посмотрю один или два, а потом отправлюсь спать. Вечер у леди Атертон получился довольно утомительным.

— Конечно, конечно, — сказала тетя Клео, похлопав ее по руке. — Потбери, может быть, на этот раз вы позволите Гримшо вращать ручку?

— С удовольствием, — ответил Потбери. — Честно говоря, я уже устал. Давайте, Гримшо. Нужно надавить на нее с усилием.

Гримшо что-то пробормотал в ответ, и через секунду Виктория снова услышала щелчок поворачивающейся ручки. Шелковая ткань все быстрее терлась о длинный стеклянный цилиндр, накапливая электрический заряд. Все замерли в ожидании, и вот в темноте вновь вспыхнули и заплясали искры белого света. Восхищенные вздохи вновь нарушили тишину комнаты.

— Я слышал, с помощью электричества пытались оживить мертвецов, — объявил Потбери кучке внимательных слушателей.

— Потрясающе, — промолвила тетя Клео, тут же увлекшись этой идеей. — И что из этого вышло?

— Добились судорог в руках и ногах, ничего больше. Я сам проводил такие опыты на лягушке. Очень легко добиться нескольких сокращений в мышечной ткани, но ожить она не может. Не думаю, чтобы это направление исследований привело нас к чему-нибудь интересному.

— А где же они брали трупы? — спросила Виктория, не в силах справиться со своим любопытством.

— У палача, — ответил Гримшо, — где же еще? Уважающий себя экспериментатор не будет рыться в могилах, сами понимаете.

— Если это были трупы висельников, тем лучше, что они не ожили, — провозгласила леди Неттлшип. — Какой смысл тратить столько времени и сил на то, чтобы поймать и повесить головореза, если через пару дней он уже будет разгуливать живехонький только потому, что кому-то вздумалось поэкспериментировать с электричеством?

— Да. — Виктория почувствовала дурноту при одной мысли, что такое возможно. Это слишком походило на ее повторяющийся каждую ночь кошмар. — Я согласна с тобой, тетя Клео. Нет смысла избавляться от негодяев, если они потом снова оживут.

— Учитывая, как сложно добыть трупы для экспериментов, я ничуть не удивляюсь, что кое-кто зарабатывает себе на жизнь, воруя покойников, — раздался в темноте дрожащий голос леди Финн. — Я слышала, похитители трупов прошлой ночью снова разорили небольшое кладбище возле Лондона. Вырыли два тела, которые были только что погребены.

— Чего еще ожидать? — спокойно откликнулся Потбери. — Университетским врачам в Эдинбурге и Глазго нужно ведь кого-то резать. Нельзя выучить хорошего хирурга без практики. Эти похитители трупов действуют незаконно, но на их товар существует немалый спрос.

— Извини, — шепнула Виктория на ухо тете, понимая, что обсуждение торговли трупами привлекло всеобщее внимание, — я думаю, мне лучше пойти спать.

— Отдохни как следует, дорогая. — Тетя ласково похлопала ее по руке. — Да, напомни утром, чтобы я показала тебе замечательную коллекцию жуков, которую принесла леди Вудбери. Она собрала ее во время поездки в Суссекс. Леди Вудбери была так любезна, что согласилась оставить мне свое сокровище на несколько дней для изучения.

— С удовольствием посмотрю. — На этот раз в голосе Виктории прозвучал подлинный энтузиазм. Коллекция жуков интересовала ее не меньше, чем новое экзотическое растение из Америки или Китая. — Но сейчас я все-таки пойду спать…

— Спокойной ночи, дорогая. Ты не должна переутомляться.

По-моему, последнее время ты слишком много выезжаешь. Тебе стоило бы хоть раз вернуться домой пораньше.

— Наверное, ты права. — Виктория выбралась на ощупь из темной библиотеки, поморгала, привыкая к яркому освещению в холле, и направилась к покрытой красным ковром лестнице. Когда она добралась до своей площадки, ее снова охватило предчувствие приключений.

— Можете идти, Нэн, — сказала она молоденькой горничной, входя в свою нарядную и изящную, выполненную в золотых, желтых и белых тонах спальню.

— Но как же ваше чудесное платье, мэм? Я помогу вам раздеться.

Виктория с улыбкой сдалась, понимая, что, если откажется от помощи Нэн, лишь вызовет ненужные расспросы. Она постаралась как можно скорее отпустить служанку и снова повернулась к своему платяному шкафу.

Из-под кучи шалей она извлекла бриджи, а из кипы одеял — сапоги. Жилет ждал Викторию там, где она его спрятала, — в глубине большого деревянного ящика. Можно было приниматься за дело.

Через несколько минут Виктория критически осмотрела свое отражение в зеркале шкафа. Несколько недель она по частям собирала мужской костюм и теперь решилась опробовать его.

Бриджи слишком плотно облегали бедра, подчеркивая их женственность, но тут уж ничего не поделаешь. Оставалось надеяться, что фалды темно-синего плаща и ночная темнота скроют наиболее явные признаки ее пола. Зато грудь у нее была небольшая, и Виктории легко удалось скрыть ее под мужской рубашкой и желтым жилетом.

Залихватски водрузив на коротко подстриженные волосы касторовую шляпу, Виктория осталась довольна собой. Она была уверена, что по крайней мере ночью ее примут за молодого денди. В конце концов, люди видят только то, что они рассчитывают увидеть.

Нетерпеливое ожидание нарастало в ней, и Виктория внезапно поняла, что предвкушает не столько визит на ярмарку, сколько новую встречу с графом Стоунвейлом.

Аннабелла, должно быть, права, утверждая, что Стоунвейл истинный джентльмен, иначе ни леди Атертон, ни Берти Линдвуд не поддерживали бы с ним знакомство. Но женщина, особенно состоятельная, не может положиться даже на честь джентльмена. Виктория прекрасно усвоила урок, преподанный ей отчимом. И все же она надеялась, что будет в достаточной безопасности, если ей удастся контролировать ситуацию.

Она успокоилась, на губах у нее заиграла легкая уверенная улыбка. Виктория обладала огромным опытом по части контролирования ситуации.

Пройдя по пушистому синему ковру, она уселась в желтое бархатное кресло возле окна. Еще немного выждать — и можно выбираться из дому.

Сегодня ей наконец удастся избежать ночных кошмаров, преследующих ее в долгие предрассветные часы, сегодня не придется вспоминать о той страшной опасности, которую ей когда-то пришлось пережить, не придется вновь и вновь думать о том, возможно ли вернуть к жизни мертвеца с помощью электричества.

Полночь уже близка, и это замечательно. Если повезет, ей удастся провести почти всю ночь на ногах, и не останется времени для тех страшных видений, что все чаще вторгаются в ее сны. Виктория уже боялась ночных кошмаров. Легкая дрожь пробегала по ее телу даже теперь, когда она старалась отодвинуть воспоминания в самый дальний уголок своего сознания. У него в руке был нож. Нож!

Нет, сегодня этот кошмар не настигнет ее. Если повезет, она не вернется домой до самого рассвета. Днем Виктория ничего не боялась. Но она научилась бояться темноты.

Виктория вгляделась в полный теней сад и попыталась представить себе, какое будет лицо у Стоунвейла, когда он увидит ее в мужском костюме.

Она радостно предчувствовала его изумление, представляла его озадаченный взгляд, и этого было достаточно, чтобы изгнать последний терзающий ее душу призрак.

Лукас выглянул из окна кареты и нахмурился, пытаясь различить хоть что-то в ночном мраке. Настроение у него было скверное:

— Что за сумасбродство! Почему бы мисс Хантингтон не встретить нас у парадного входа?

— Я же говорила вам, — запротестовала Аннабелла Линдвуд, — ее тетя все понимает, но Виктория опасается, что на этот раз даже тетя Клео может воспротивиться нашим планам на сегодняшний вечер.

— Я рад, что еще хоть один человек, кроме меня, сохранил остатки здравого смысла, — проворчал Лукас. Он обернулся к своему спутнику:

— Я думаю, Линдвуд, на всякий случай нам надо договориться, где мы найдем друг друга, если вдруг потеряемся в толпе.

— Прекрасная идея, — с жаром подхватил Линдвуд. Для него было огромным облегчением заиметь Лукаса своим спутником и полководцем. — Наверное, лучше всего оставить карету, чтобы она ждала нас в условленном месте, где-нибудь в стороне от толпы?

Лукас быстро обдумал его предложение и кивнул:

— Возле парка трудно будет развернуть карету. Скоро толпа заполонит все ближайшие улицы и станет совершенно неуправляемой. Скажи кучеру, если он не найдет нас на том же месте, где высадил, пусть отъедет на два квартала и ждет возле маленького кабачка «Собачий зуб».

Линдвуд кивнул, на его красивом лице читалась озабоченность.

— Я знаю это место, и кучеру, разумеется, оно тоже известно, — заверил он. — Хочу еще раз выразить вам свою признательность, Стоунвейл, я чрезвычайно благодарен вам за то, что вы присоединились к нам. Раз уж леди нацелились на приключение, мужчине не под силу их остановить, верно?

— Это мы еще посмотрим, — откликнулся Стоунвейл.

Аннабелла, нарядившаяся в изящное прогулочное платье синего цвета с синей накидкой в тон, засмеялась:

— Если вы надеетесь помешать Виктории делать все, что ей заблагорассудится, вас ждет большой сюрприз, милорд.

— Я так понимаю, мисс Хантингтон весьма склонна к подобным забавам?

Аннабелла снова хихикнула:

— С Викторией не соскучишься, уверяю вас, но подобное приключение она затеяла впервые. Она говорила мне, что все обдумала заранее.

— Похоже, мисс Хантингтон давно уже нужен муж, который мог бы руководить ею, — заметил Лукас и сердито обернулся к Аннабелле — ее хихиканье стало несносным:

— Я сказал что-нибудь смешное?

— Мисс Хантингтон надеется прожить всю жизнь без мужского руководства, — сообщила Аннабелла.

— Я понял, что она боится попасть в ловушку из-за своего состояния, — осторожно продолжал Лукас. Ему хотелось получить более подробные сведения, но он опасался привлечь к себе внимание излишними расспросами.

— Она вообще боится замужества, — ответила Аннабелла уже совершенно серьезно. — В своей семье она видела только самые печальные примеры того, чем может обернуться для женщины брак. На нее столько лет охотились из-за ее состояния, что в конце концов у бедняжки пропало всякое желание выходить замуж. Иногда я думаю, наверное, она права. Что хорошего может принести женщине замужество?

— Черт побери, Белла, — резко вмешался ее брат, — ты опять болтаешь глупости. Надеюсь, тебе не придет в голову последовать примеру мисс Хантингтон? Мне не хотелось бы, чтобы у мамы опять случилась истерика. Признаться, хотя Виктория и очаровательна и ее тетя близкий друг нашей мамы, я даже не знаю, правильно ли я поступаю, позволяя тебе дружить с ней. Все, что происходит сегодня, тоже из-за нее. Чем скорее ты выйдешь замуж, тем лучше. Слава Богу, Бартон, кажется, уже почти созрел.

Аннабелла с притворной скромностью улыбнулась в тени кареты:

— Я знаю, тебе не терпится избавиться от ответственности, Берти, но я вынуждена обмануть твои ожидания. Хорошенько все обдумав, я пришла к выводу, что тебе придется отказать лорду Бартону, когда он надумает сделать мне предложение.

— "Хорошенько все обдумав" означает только, что ты уже обсудила этот вопрос с мисс Хантингтон, — сердито возразил брат.

— Насколько я припоминаю, мы и в самом деле говорили об этом, — безмятежно ответила Аннабелла. — Мисс Хантингтон, как всегда, очень внимательно отнеслась к моим проблемам и объяснила мне, какова будет моя жизнь с Бартоном.

Последнее замечание вызвано у Лукаса столь живой интерес, что он решился вмешаться в родственную беседу:

— Каким образом мисс Хантингтон сумела составить себе мнение о Бартоне?

— Кажется, он пытался ухаживать за ней несколько месяцев назад. Воспользовавшись этой возможностью, она все о нем разузнала.

— Вот как? — Лукас чувствовал, что в голосе его звучит лед. — И что же она узнала о нем?

— Да так, пустяки, например, выяснилось, что Бартон прижил уже одного или двух детей со своей любовницей, что он регулярно напивается до такого состояния, что кучеру приходится вносить его в дом на руках, и еще он питает пристрастие к игорным домам, — на одном дыхании выложила все Аннабелла.

— Послушай, — проворчал Линдвуд, — надо прощать людям небольшие грешки.

— В самом деле? — знакомый громкий женский голос неожиданно ворвался в открытое окно кареты. — А виконт Бар-тон так же легко отнесся бы к подобным грешкам своей невесты?

Лукас резко обернулся. Даже звук ее голоса вновь будил в нем то чувственное желание, что он испытал в доме леди Атер-тон, наблюдая за Викторией. Он сумел скрыть свое волнение, хладнокровная рассудительность, которую он выработал в себе с годами, и на этот раз пришла ему на выручку. Лукас готов был по всем правилам приветствовать «свою невесту».

Но вместо очаровательной женщины в элегантном платье и шляпке он неожиданно увидел перед собой фигуру, облаченную в мужской костюм. Смеющиеся глаза выглядывали из темноты, бросая ему вызов.

— Господи, — пробормотал Лукас сквозь зубы, — это просто безумие.

— Нет, милорд, это всего-навсего развлечение.

Услышав, как грум спускается со своего места рядом с кучером, чтобы по всем правилам помочь ей сесть в карету, Лукас опомнился. Он распахнул дверцу, прежде чем до нее добрался слуга, и решительно схватил Викторию за руку. Она не успела понять, что он собирается делать. Лукас готов был к встрече с дамой, склонной к легким приключениям, но он не знал, как вести себя с этой сумасшедшей.

— Залезайте в карету, маленькая плутовка, пока вас не узнали! — Одним рывком он втащил Викторию в карету — так, что она, потеряв равновесие и задохнувшись, плюхнулась на кожаное сиденье возле Лукаса. Она потянулась к касторовой шляпе, поправляя ее на голове, и Лукас заметил, что в руке леди сжимает массивную дорогую трость.

— Благодарю вас, милорд, — насмешливо произнесла она.

Лукас оставил без внимания ее выпад:

— Едем скорее, Линдвуд.

Линдвуд послушно постучал концом трости в крышу кареты.

— В парк, любезный! — крикнул он кучеру.

Карета покатила, и Аннабелла улыбнулась, приветствуя Викторию:

— Ты прекрасно выглядишь в этом наряде, Викки. Вероятно, в подражание Бруммелю ты выбрала синий цвет? Насколько я знаю, он очень любит синий, но ты, кажется, обычно предпочитаешь желтый.

— Я боялась, что желтый плащ будет слишком привлекать внимание, — призналась Виктория, — Поэтому ты ограничилась желтым жилетом. Я восхищена твоей умеренностью, дорогая! А кто же повязал тебе галстук? Я в жизни не видела такого элегантного узла.

— Тебе нравится? — Виктория коснулась пальцами искусно завязанного узла. — Это мое личное изобретение. Я собираюсь ввести его в моду и назвать «Виктория».

Аннабелла рассмеялась, словно рассыпались жемчужинки:

— Клянусь тебе, Викки, ты говоришь, совсем как денди с Бонд-стрит. Ты так точно копируешь их тон! Этак небрежно, чуть скучающе. Ты вполне могла бы поступить на сцену и зарабатывать себе на жизнь как актриса.

— Спасибо, Белла. Такая похвала мне по душе.

Лукас откинулся на подушки, рассматривая критическим взглядом сидевшую рядом с ним Викторию. Первое потрясение прошло, уступив место досаде и непонятному смущению, какого он никогда прежде не испытывал. Было ясно, что Виктория Хантингтон не прочь поозорничать, но это озорство может довести ее до беды.

— И часто вы появляетесь в таком виде, мисс Хантингтон? — Лукас понимал, что разговаривает с ней тем тоном, которым привык обращаться к молодым офицерам своего полка, когда они наживали себе неприятности. Но он не мог сдержать себя, он и вправду был рассержен.

— Это мой первый эксперимент с мужским костюмом, сэр, но, откровенно говоря, я собираюсь еще не раз воспользоваться им в будущем. Я нахожу, что этот мужской наряд предоставляет мне гораздо больше возможностей, чем женское платье, — призналась Виктория.

— Гораздо больше возможностей навлечь на свою прекрасную головку гнев и презрение всего общества! Если разнесется слух, что вы имеете обыкновение разгуливать ночью по улицам Лондона, нарядившись в мужской костюм, от вашей репутации в двадцать четыре часа останутся одни воспоминания.

Виктория решительно стиснула рукоять трости:

— Очень странно слышать это от вас, сэр. Меня удивляет ваше отношение. Я не думала, что вы такой ханжа. Должно быть, меня ввело в заблуждение ваше предложение сыграть в карты посреди званого вечера. Неужели вы совсем не любите приключения? Подозреваю, вы их не любите, иначе вы не входили бы в число лучших друзей леди Атертон, не так ли?

Эта женщина обдуманно расставляла ему ловушку. Лукас предпочел бы остаться в эту минуту с ней наедине.

— Не знаю, что вы хотите этим сказать, мисс Хантингтон, но, смею вас заверить, репутация леди Атертон безупречна.

— Именно это я и хотела сказать. Всем известно, что Джессика Атертон и за миллион лет не решилась бы оказаться среди ночи в этой карете, направляющейся на ярмарку, — подхватила Виктория.

— Вот уж действительно! — хихикнула Аннабелла.

— Вы смеете утверждать, что леди Атертон ханжа? — потребовал ответа Лукас.

Виктория пожала плечами, тесно облегавший ее тело жилет подчеркивал каждое движение.

— Я не имела в виду ничего обидного, милорд. Просто она не из тех женщин, которые обожают приключения. Естественно, я предполагаю, что и ее друзья чрезвычайно разборчивы в развлечениях и не одобряют людей с более свободными вкусами.

— Значит, вы из тех женщин, которые обожают приключения? — поддразнил ее Стоунвейл.

— О да, милорд. Я страшно их люблю.

— Настолько, что готовы рискнуть своим положением в свете?

— Без настоящего риска нет и настоящего приключения, не правда ли, милорд? Полагаю, такой удачливый игрок, как вы, должен понимать это.

Ее слова только усилили пробудившуюся в Лукасе тревогу.

— Может быть, вы и правы, мисс Хантингтон. Но я всегда предпочитал рисковать, когда на моей стороне больше шансов на удачу.

— У вас, должно быть, скучная жизнь, сэр.

Лукас готов был уже ответить на эту насмешку, но сумел вовремя остановиться. Самообладание и рассудительность вернулись к нему. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы желанная добыча с самого начала окрестила его ханжой и занудой. Интуиция подсказывала ему, что Виктория охотно примет любой вызов или даже ринется в сражение, но если он ей наскучит, она просто пройдет мимо.

Ханжа и зануда. Мой бог! При одной мысли, что он мог заслужить подобный ярлык, Лукас готов был расхохотаться. Никогда еще он не удостаивался подобных комплиментов. Однако в обществе мисс Хантингтон Лукас, к своему удивлению, очень быстро почувствовал вкус к соблюдению приличий. Он все еще не мог опомниться от потрясения, которое вызвал в нем ее мужской костюм.

Виктория уже не обращала на него внимания. Она вовсю улыбалась Аннабелле:

— Значит, ты все-таки решила отвергнуть предложение Бар-тона? Я рада это слышать: он был бы просто ужасным мужем для тебя, дорогая.

— Я уверена, что ты совершенно права. — Аннабелла выразительно повела плечами. — Я могла бы еще смотреть сквозь пальцы на его пристрастие к азартным играм, но выйти замуж за человека, у которого двое детей от какой-то несчастной женщины? Он не пожелал даже дать им свое имя!

— У него нет понятия о чести! — мрачно подтвердила Виктория.

Лукас вгляделся в ее лицо в сумраке кареты:

— Как вам удалось узнать о незаконных отпрысках Барто-на? Не думаю, что подобная сплетня коснулась ваших ушей на балу у леди Атертон.

— Разумеется, нет. Я наняла сыщика, чтобы он собрал все сведения о Бартоне, он и сообщил мне о его детях и любовнице. Лукас похолодел от ужаса:

— Вы наняли сыщика с Боу-стрит?

— Я подумала, что это лучший способ решить проблему.

— Замечательный способ! — подхватила Аннабелла.

Линдвуд застонал:

— Боже, если бы наша мама это слышала. Бедняга Бартон… Мне кажется, ты в самом деле нравишься ему, Белла.

— А вот я в этом сомневаюсь, — живо возразила Виктория. — Его семья решила, что ему пора жениться, и он подыскивает невесту, которая пришлась бы по душе его отцу. В прошлом году он испытал свои чары на мне, но я растолковала ему, что я на эту роль никак не гожусь, и тогда он попытал счастья с мисс Пилкинггон Само Совершенство. Судя по всему, ей хватило здравого смысла распознать в нем обычного охотника за приданым. Теперь он принялся за Беллу и решил сделать ей предложение. Вот и вся история.

— Мисс Пилкинггон Само Совершенство? — Лукас переводил взгляд с одного женского лица на другое. — Почему вы называете ее совершенством?

— Потому что она — совершенство, — попыталась растолковать ему Аннабелла. — Она в жизни своей не сделала ни одного промаха. Образец совершенства и столп добродетелей!

— Вам все станет ясно относительно мисс Пилкингтон, если узнаете, что она протеже леди Атертон, — добавила Виктория.

— Понятно.

Так вот почему Джессика хотела представить его еще одной богатой невесте. Лукас готов поспорить на что угодно: если бы он предпочел ухаживать за мисс Пилкингтон, ему бы не пришлось сейчас сидеть в карете рядом с девицей, дерзнувшей вырядиться в мужской костюм. На миг Лукас засомневался, не совершил ли он все-таки сегодня вечером ошибку, но сразу же решил, что, как ни велик риск, ему предстоит провести чрезвычайно увлекательную ночь в обществе мисс Хантингтон.

— Я так и думала, что вы поймете, милорд, — оживилась Виктория.

— По крайней мере одно мне ясно: из-за вашего вмешательства мисс Линдвуд никогда не узнает, какие чувства испытывал к ней Бартон, — сухо заметил Лукас. — И Бартон никогда не узнает, что его выследил наемный сыщик по поручению некоей мисс Хантингтон. Вы даже не оставили ему шансов защитить себя.

— Защитить себя?! — возмутилась Виктория. Глаза ее так и сверкали в полумраке. На этот раз в ее прямом, вызывающем взгляде не было ни искорки смеха. — Вы полагаете, сыщик обманул меня?

Лукас не уступал позиций и старался сохранить непринужденный тон:

— Я полагаю, вы вмешались не в свое дело. У него могут быть смягчающие обстоятельства.

— Ха! Вот уж в чем я сомневаюсь! — отрезала Виктория.

— И я тоже, — вклинилась в их спор Аннабелла, — только вообразите, бросить бедную женщину с двумя детьми! Линдвуд неловко пошевелился на краю сиденья:

— А вам, молодые леди, вовсе не следовало бы знать о незаконных отпрысках Бартона. Вам не подобает даже обсуждать такие вещи, не правда ли, Стоунвейл?

— Такой разговор совершенно неуместен в устах Девушек из высшего общества, — пробормотал Лукас, с грустью сознавая, что теперь Виктория окончательно запишет его в зануды и ханжи.

Виктория торжествующе усмехнулась:

— Позвольте мне напомнить вам, лорд Стоунвейл, что, если мои слова кажутся вам слишком резкими для вашего нежного уха, вы легко можете найти выход — выход из этой кареты.

В эту минуту Лукас осознал, что Виктория почти сокрушила его железное самообладание, чего уже много лет не удавалось никому, и сделала это без особых усилий. Да, леди опасна. Пожалуй, чтобы контролировать ситуацию, ему надо быть поосторожнее.

Лукас откашлялся:

— Мой слух не пострадает от вашей эксцентричной манеры выражаться, мисс Хантингтон. Я не могу сейчас покинуть карету. Честь вынуждает меня уплатить сполна мой карточный долг.

— Ха! При чем тут честь и карточный долг! Вы просто-напросто шантажировали меня.

— Позвольте вас уверить, что шантаж не может быть простым делом, если в роли жертвы выступаете вы.

При этом насмешливом комплименте глаза Виктории сверкнули озорством, и Лукас почувствовал, как все его тело напряглось от чувственного желания. Он сложил руки на груди и откинулся назад, не отводя взгляда от ее глаз. В эту минуту он отдал бы душу за то, чтобы остаться наедине с этим колдовским созданием. Он, не раздумывая, уложил бы ее на сиденье кареты и показал бы ей, чем она рискует, открыто бросая ему вызов.

На миг между ними повисло напряженное молчание. Наконец Виктория, не выдержав его взгляда, моргнула и отвела глаза — Лукас понял, что она разгадала его мысли.

Однако Лукас недолго радовался своей победе. Он уже понимал, что, решившись ухаживать за Викторией, он подверг себя гораздо большему риску, чем казалось вначале. С помощью Джессики Атертон и своего умения играть в карты Лукас надеялся достаточно долго скрывать от светского общества состояние своих дел — до тех пор, пока не найдет себе невесту. Как обычно, он тщательно продумал план действий.

Но если выбранная им невеста вздумает нанять сыщика Для расследования его дел, скорее всего правда обнаружится. Миф о его богатстве развеется в прах. Лукас подумал, что добиться именно этой девушки — задача, сложнейшая из всех, что ему доводилось решать в жизни. Одно неверное движение, один просчет в игре — и он потеряет все.

— Сколько времени вы отвели на сегодняшнее приключение, мисс Хантингтон? — Лукас старался говорить равнодушно.

— А в чем дело? У вас намечена еще какая-нибудь встреча? — далеко не любезным тоном спросила она.

Он понял, что Виктория забрасывает удочку в расчете узнать, не собирается ли он позже вечером на свидание с любовницей.

— Нет, других планов у меня нет. Мы с Линдвудом должны предупредить кучера, чтобы карета ждала нас в условленном месте, и на случай, если мы потеряемся в толпе, нужно решить, в котором часу мы отправляемся домой.

— Да, понимаю. Я думаю, двух часов нам хватит, чтобы как следует развлечься.

Аннабелла тихо вздохнула:

— Боюсь, так долго я не смогу, Викки. Через два часа мама уже вернется с вечера у Мильриков, и к тому времени мне надо быть дома.

Лукас постарался скрыть свое облегчение:

— Стало быть, час?

— Мне кажется, часа вполне хватит, — поспешно вставил Берти Линдвуд.

— Больше времени у нас нет, — с сожалением повторила Аннабелла.

— Что ж, прекрасно. — Виктория слегка огорчилась, но примирилась с неизбежным. — Час так час. Если поспешим, может быть, успеем все осмотреть.

Лукас ничего не ответил, в глубине души он сознавал, что ближайший час, несомненно, будет одним из самых долгих в его жизни.

Через полчаса он утвердился в своем мнении. Огромный парк весело сверкал множеством разноцветных фонариков, во все стороны тянулись бесконечные торговые ряды с мясными пирожками и элем, повсюду стояли цирковые палатки, где выступали акробаты и канатоходцы, а в других таких же палатках шло кукольное представление или играли в азартные игры.

В толпе перемешались все сословия. Здесь были лакеи, потихоньку улизнувшие из дома, хозяева мелких лавочек с супругами, подмастерья и продавщицы, развлекающиеся денди, сутенеры и проститутки, карманники и мальчишки из воровских притонов, военные и матросы — все сбились сегодня в эту огромную толпу, рассчитывая на ночные приключения.

— Милорд, — прошептала Виктория Лукасу, когда они остановились, чтобы купить пирожное. — Я понимаю, вас тревожит мой вызывающий костюм.

— Тревожит — слишком мягко сказано, мисс Хантингтон, — пробормотал Лукас, оглядывая округлую линию ее бедер, — эти чертовы штаны прилипли к вам, словно вторая кожа.

— Я с удовольствием дам вам адрес моего портного. Но пока что было бы лучше, если бы вы не держали меня под руку. Тот человек напротив давно уже уставился на нас.

— Ад и все дьяволы! — Лукас выпустил ее руку, словно обжегшись. Он побагровел, представляя себе, что подумал о нем зевака — джентльмен держит под руку другого джентльмена, словно тот дама. — Подождите, этот ваш дурацкий наряд еще навлечет беду!..

— Никто ничего не заметит, если вы прекратите обращаться со мной как с женщиной. — Виктория преспокойно принялась за пирожное.

— Дело не в том, как я обращаюсь с вами, а в том, как сидят на вас эти бриджи.

Виктория провела пальцем по воротнику плаща:

— Я думала, плащ вполне надежно укрывает меня.

— У меня есть для вас новость: он вас ничуть не укрывает.

— Вы непременно должны ворчать весь вечер, милорд? Будьте так добры, припомните, что вы напросились сами. Я всего лишь невинная жертва вашего шантажа.

Лукас мрачно ухмыльнулся:

— Невинная жертва? Право, мисс Хантингтон, это определение не подойдет к вам — ни при каких обстоятельствах. Вы никогда не будете невинной жертвой.

Виктория посмотрела ему прямо в глаза, обдумывая его замечание:

— Наверное, мне следовало оскорбиться, но уж очень мне весело. Ой, смотрите, акробаты начинают новое представление. Пойдемте посмотрим!

Лукас огляделся:

— Я не вижу Линдвуда и его сестру.

— Берти котел выпить еще эля. Они вернутся через минуту, не беспокойтесь, сэр.

— Я не беспокоюсь, мисс Хантингтон, я просто стараюсь соблюдать разумную предосторожность. По-моему, в нашей компании больше никто не расположен к этому.

— Все потому, что от разумной предосторожности никому никакого удовольствия! Ну же, быстрее, а то мы пропустим выступление акробатов.

Через несколько минут, когда Лукас позволил себе расслабиться и почти поверил, что этот час в парке обойдется без неприятностей, неожиданно разразилась катастрофа.

Возможно, все началось с чересчур большой петарды, от которой вспыхнул пожар. Или виной всему оказались две проститутки, требовавшие с солдата плату за свои услуги. Или же просто эта толпа, как и любая толпа в Лондоне, непременно должна была затеять свалку.

Как бы то ни было, множество веселых посетителей ярмарки в одно мгновение превратились в дикий, неуправляемый поток, безумный, способный лишь чинить разрушения. Над головой взрывались петарды, люди визжали и ругались, опасность сгущалась.

Лошади захрапели и начали рваться с привязи. Шайка мальчишек, воспользовавшись моментом, подхватила поднос с пирожками и бросилась прочь, а за ними, изрыгая проклятия в ночное небо, устремился продавец. Со всех сторон доносились вопли и взрывы фейерверка. Ближайший киоск вспыхнул, и все смешалось в опасном, ужасающем хаосе, в котором люди давили друг друга, бросались друг на друга, вырывали кошельки. Не исключено, что кто-нибудь в этой беснующейся толпе нашел свою смерть.

Лукас, почувствовав перемену в настроении толпы, отреагировал мгновенно. Второй раз за эту ночь пальцы его плотно сомкнулись на тонком запястье Виктории.

— Сюда, — приказал он, повышая голос, чтобы она расслышала его за гулом толпы. — За мной.

— Что же будет с Аннабеллой и Берти? — крикнула в ответ Виктория.

— Они сами позаботятся о себе, так же как и мы.

Виктория больше не пыталась спорить, за что Лукас был ей в высшей степени благодарен. Кажется, эта леди все-таки способна проявить хоть капельку здравого смысла, когда в этом есть необходимость.

Ухватив ее за руку, Лукас притянул Викторию к себе, прокладывая сквозь толчею путь в надежное убежище узких аллей и улочек, примыкавших к парку. С самого начала было ясно, что с этой девицей хлопот не оберешься!..

Глава 3

Опасность, обрушившаяся на них словно гром с ясного неба, оглушила Викторию. В эту минуту единственная надежда на спасение была заключена для нее в этой сильной мужской руке, железной хваткой сжимающей ее запястье. Она слепо следовала за Лукасом, инстинктивно доверяя ловкости, с какой он использовал трость, прокладывая дорогу сквозь бушующую толпу.

Виктория почувствовала, как чьи-то чужие пальцы крепко вцепились в ее плащ, и догадалась, что ее пытаются ограбить. Кто-то рванул из рук Виктории инкрустированную трость. Не раздумывая, Виктория ударила тростью по алчным рукам.

Один из нападавших взвыл, и Лукас мгновенно обернулся. Одного быстрого взгляда ему хватило, чтобы понять: незадачливые грабители уже выпустили намеченную жертву.

— Умница! — похвалил он и вновь сосредоточился на своей задаче — пробиваться сквозь толпу.

Он не пытался идти поперек потока. Напротив, как догадалась Виктория, Лукас оседлал людскую волну подобно гребцу, использующему сильное течение. Он лавировал, упорно пробираясь к берегу этой дикой, мятущейся реки, шаги его были сильны и упруги, несмотря на хромоту. Лукас не пытался бежать сломя голову и толкаться — это только ухудшило бы их положение. Было видно, что он давно научился справляться со своей хромотой.

Его холодное самообладание среди дикой суматохи показало Виктории, что Лукас из тех редких людей, кто не теряет голову в самых сложных ситуациях. Она чувствовала себя в безопасности, хотя толпа и бушевала вокруг, словно штормовое море.

Добравшись до края этой ревущей, толкающейся, бьющейся толпы, они смогли передвигаться свободнее. Лукас обдумывал следующий шаг, выжидая момент, когда они смогут вырваться из парка. Выбрав подходящую минуту, он одним движением увлек Викторию в темный проем между домами.

Виктория, спотыкаясь, спешила за ним в безопасный приют темной аллеи. Сапоги разъезжались по грязи, и ей пришлось задержать дыхание — такая вонь поднималась от мусорных куч, наваленных около домов.

Она уже решила, что опасность миновала, но тут у входа в аллею раздались грубые пьяные голоса:

— Сюда, сюда, приятель. Тащи фонарь. Говорю тебе, я видал, как они завернули сюда! Целых двое — богатые малые, судя по виду.

— Черт! — шепотом выругался Лукас. — Виктория, встаньте позади меня и пригнитесь.

Не дожидаясь, пока она исполнит его команду, Лукас рванул Викторию за руку и отправил ее себе за спину с такой силой, что она налетела на кирпичную стену. Еле удержавшись на ногах, она с тревогой поглядела в начало аллеи, где уже замерцал свет фонаря, и увидела двух молодых негодяев, вооруженных ножами. Они выследили свою добычу и теперь крадучись приближались к ней.

— Чего ждешь, Длинный Том? — повелительно обратился второй к своему приятелю. — Давай живо. Сегодня ночью будет полно работы для нашего брата.

Стоунвейл стоял неподвижно, заслоняя Викторию. Она увидела, как он достает какой-то маленький блестящий предмет из кармана пальто.

— Черт! У него пушка! — проворчал первый, когда фонарь высветил пистолет в руках застывшего в решительной позе Сто-унвейла.

— Тонко подмечено, джентльмены, — скучающим голосом отозвался Стоунвейл. — Хотите проверить, как я стреляю?

Шедший впереди юнец споткнулся, второй полетел прямо на него. Фонарь упал в грязь, стекло лопнуло, и во все стороны посыпались искры. Бледное пламя померцало, отбрасывая на стену странные вытянутые угрожающие тени, и погасло.

— Черт бы меня побрал! — снова выругался первый юнец, оскорбленный до глубины души. — Пытаешься заработать себе на жизнь — и что с этого имеешь? — Он поднялся на ноги и, с трудом сохраняя равновесие, потащился назад к выходу из аллеи.

Второй грабитель тоже не нуждался в поощрении. Они услышали стук его башмаков по камням, приглушенное проклятие, и через несколько мгновений Виктория и Лукас остались в аллее одни.

Лукас не собирался терять время даром. Длинные аристократические пальцы снова сомкнулись вокруг запястья Виктории, и он быстро увлек ее по темной аллее к следующей улице.

Толпа еще не достигла ее, и здесь царила благословенная тишина. Виктория пыталась замедлить шаги и отдышаться, но Стоунвейл и не подумал остановиться, так что ей пришлось, задыхаясь, покорно следовать за ним.

— Лукас, я хотела вам сказать: вы справились с ними просто замечательно!

Лукас крепче сжал ее руку:

— Ничего этого не случилось бы, если бы вы не вбили себе в голову, что вам непременно надо сегодня ночью отправиться на ярмарку.

— Лукас, ну в самом деле…

— Остается только надеяться, что кучер Линдвуда запомнил наши указания, — оборвал ее Лукас, по-прежнему быстро увлекая Викторию за собой.

— Я очень беспокоюсь об Аннабелле и Берти, — запыхавшись, выдохнула Виктория.

— Правильно делаете.

Виктория вздрогнула — как он безжалостен, вновь и вновь предъявляя ей счет! Хуже всего, что он прав: замысел этого не слишком веселого приключения полностью принадлежал ей.

К счастью, Стоунвейл больше не произнес ни слова, до тех пор пока они не завернули за угол и не вышли на улицу, где кучер должен был их ждать в случае чрезвычайных обстоятельств. Виктория уже различала впереди знакомые очертания экипажа Линдвудов у входа в таверну, и у нее вырвался вздох облегчения, когда она разглядела две тени внутри кареты.

— Они в карете, Лукас! Они в безопасности. — Виктория залилась краской, слишком поздно заметив, что от волнения начала обращаться к Стоунвейлу по имени.

— Да. Выходит, сегодня нам все-таки повезло. — И он снова замолчал.

— Господи, мы так за вас волновались! — Линдвуд нагнулся, открывая им дверцу. — Боялись, что вас задавят в толпе. Скорее, здесь нельзя задерживаться, того и гляди толпа нагрянет сюда.

— Спокойнее, Линдвуд, никто и не собирается здесь задерживаться. — Лукас подтолкнул Викторию в карету и быстро последовал за ней, захлопнув за собой дверцу.

Карета тут же тронулась с места — и вовремя. Издали уже доносились крики разгоряченной толпы.

Виктория тревожно глянула на Аннабеллу:

— Как ты чувствуешь себя, дорогая?

Аннабелла стиснула руку подруги:

— Прекрасно! Когда началась паника, мы с Берти были у самого края толпы. Мы почти сразу смогли выбраться. Но я так беспокоилась за вас. Вы же оказались в самой гуще, верно?

— Едва выбрались, — подтвердила Виктория. Она освободилась от напряжения, сжимавшего ее еще минуту назад, и ее захлестнула эйфория от чудесного спасения. — Там, в переулке, на нас напали двое молодчиков, хотели ограбить. Но Стоунвейл достал пистолет, и их как ветром сдуло. Он был великолепен.

— Боже мой, — прошептала потрясенная Аннабелла.

— Черт побери, Стоунвейл, — озабоченно нахмурился Линдвуд, — вы действительно были на волосок от беды. Никто из вас не пострадал?

— Мы чувствуем себя превосходно, Линдвуд, вы же видите. — Лукас намеренно говорил очень спокойно, пресекая дальнейшие расспросы. — Разве что маскарадному костюму мисс Хантингтон нанесен некоторый ущерб.

Виктория тронула рукой волосы и наконец-то заметила пропажу:

— Ой, кажется, я потеряла шляпу.

— Ваше счастье, что вы не потеряли большего, мисс Хантингтон. — И снова голос Стоунвейла показался ей чересчур спокойным.

Виктория искоса бросила взгляд на застывшее лицо Лукаса и поняла, что он в ярости. Впервые с той минуты, как она оказалась посреди разбушевавшейся толпы, Виктория почувствовала настоящий страх.

Когда карета остановилась, Лукас выглянул и осмотрел пустой переулок:

— Вы хотите выйти здесь, мисс Хантингтон? Но отсюда вам, пожалуй, далековато идти.

— Я не собираюсь входить через парадную дверь, — спокойно возразила Виктория, беря свою роскошную трость.

— Как же в таком случае вы попадете домой, если не через парадную дверь? — раздраженно спросил Стоунвейл.

— Перелезу через стену сада и проберусь через оранжерею — именно такой путь я уже сегодня проделала. Не беспокойтесь, милорд, я хорошо знаю дорогу домой.

Как только дверца отворилась, Виктория поспешила выйти из кареты. Она надеялась, что Лукас не сочтет своим долгом провожать ее.

— Спокойной ночи, Викки, — тихонько окликнула ее Аннабелла. — Это было замечательное приключение, правда?

— Еще бы? — подтвердила Виктория.

Лукас вышел из кареты вслед за Викторией.

— Подождите меня здесь, Линдвуд, — бросил он через плечо. — Я вернусь, как только переправлю в сад нашего маленького безрассудного денди.

Виктория встревоженно обернулась к нему:

— Не надо меня провожать, милорд. Уверяю вас, я сама прекрасно найду дорогу.

— Не желаю ничего об этом слышать — Кажется, ему удалось различить тревогу в ее голосе, и теперь он насмешливо улыбался. — Прекрасно, — пробормотал он, подхватив Викторию под руку и увлекая ее в темноту, — наконец-то вы заметили, что я не в самом лучшем расположении духа. Предупреждаю вас, когда я сержусь, со мной лучше не спорить — так безопаснее.

— Милорд, — заговорила она, воинственно вскинув подбородок, — если вы хотите возложить на меня ответственность за случившееся сегодня вечером, вам лучше помолчать.

— Тем не менее вся ответственность действительно лежит на вас, мисс Хантингтон. — Лукас глянул на высокую стену сада, сплошь увитую плющом:

— Как же мы попадем в сад?

Виктория попыталась вырвать руку, но Лукас словно и не заметил этой попытки, и, смирившись, она указала кивком головы в дальний конец тропинки:

— Там, дальше, можно перебраться.

Лукас молча повел ее за собой в указанном направлении. Наконец она остановилась у стены в том месте, где тяжелые гроздья винограда скрывали щели между кирпичами. Не произнеся ни слова, Виктория нашла ногой невидимую в темноте выемку и подтянулась, ухватившись за лозу.

Лукас неодобрительно покачал головой, наблюдая снизу, как она карабкается по стене. Под его пристальным взглядом Виктория почувствовала себя нелепой и неуклюжей. У нее было еще маловато практики в скалолазании. Оставалось только надеяться, что лунный свет не слишком обрисовывает ее туго обтянутые бриджами бедра.

Тем временем Лукас ухватил свисающий конец лозы, нащупал носком сапога выемку в стене и тоже начал взбираться.

Оказавшись наверху, Виктория легко спрыгнула на землю и увидела, что Лукас тоже готовится к прыжку. Она поспешно отступила, и он приземлился прямо перед ней. Виктория заметила, что большая тяжесть веса пришлась на его здоровую ногу, и Лукас выпрямился, даже не пошатнувшись.

— Милорд, — сердито прошептала она, — вы должны вернуться в карету, Линдвуды ждут вас.

— Но сначала я должен кое-что сказать вам. — Он остановился, оглядывая темный благоухающий сад, — высокая, сухощавая и грозная фигура, столь же темная и угрожающая, как сама ночь.

Виктория собралась с духом:

— Должна вас предупредить, Стоунвейл, я не намерена выслушивать нравоучения по поводу того, что произошло нынче вечером. Я и так уже прекрасно поняла, что нам не угрожала бы опасность, если бы я не затеяла поход на ярмарку.

— Вы совершенно правы, мисс Хантингтон.

Полное отсутствие каких-либо эмоций в его голосе напугало Викторию больше, чем самая гневная речь. Но тут Виктория вспомнила, как он спас ее в темном переулке. Она порывисто тронула его рукав:

— Милорд, я очень обязана вам, но должна признаться, пока толпа не разбушевалась, мне было очень весело. Я даже не припомню, когда я еще так хорошо проводила время. — Она глубоко вздохнула и, не дождавшись ответа, продолжила:

— Я хочу, чтобы вы знали, милорд: я думаю, вы вели себя выше всяких похвал. Как говорится, сохраняли хладнокровие под огнем. Вы вытащили меня из этой ужасной толпы… И потом, уверяю вас, я никогда не забуду, как вы разделались с разбойниками на аллее. За что я вам очень благодарна.

— Благодарны… — задумчиво повторил он. — Я не уверен, что этим вы достаточно вознаградили меня, учитывая все обстоятельства.

Виктория посмотрела на него, внезапно ощутив, как темен и пустынен сад тети Клео в этот ночной час. На какой-то страшный миг ей показалось, что Стоунвейл собирается дать волю своему гневу, и она не знала, что же ей делать, если это в самом деле произойдет. Она поспешно отступила на шаг:

— Милорд?

— Нет, — решительно произнес он, словно окончательно приняв решение, — вашей благодарности определенно недостаточно за все, что мне пришлось перенести и, без всякого сомнения, еще придется пережить с вами.

Неожиданно руки Лукаса опустились на ее плечи, и одним быстрым мягким движением он увлек Викторию к садовой стене.

Прежде чем Виктория успела понять, что происходит, Лукас обнял ее, и его крепкое, сильное тело прижалось к ней. Виктория внезапно ощутила себя совсем беззащитной.

Нога Лукаса скользнула меж ее ног. На миг Виктория застыла, потрясенная прикосновением его мускулистого бедра к своей ноге. Глаза Виктории распахнулись в лунном свете, и она посмотрела прямо в грозное лицо Стоунвейла.

— Строптивая, безрассудная девчонка, сорвиголова, дикарка, которую давно пора укротить, пока дело не дошло до серьезной беды. Будь у меня хоть капля здравого смысла, я покончил бы с этим раз и навсегда, — рявкнул Лукас.

Виктория облизнула пересохшие губы:

— С чем бы вы покончили, милорд?

— Вот с этим… — Его рот прижался к ее губам с хищной яростью и жаром, открывшим ей наконец, насколько опасно его дразнить.

Она готова была дать отпор его гневу, но оказалась не готова к неистовству обрушившегося на нее мужского желания.

Стоунвейл хотел ее.

На миг Виктория растерялась, ошеломленная натиском его страсти. Несколько раз ее целовали поклонники — чересчур смелые или доведенные до крайности, пару раз это случалось оттого, что она давала волю своему любопытству. Но она не знала еще такого глубокого, дерзкого, настойчивого поцелуя, который требовал от нее немедленного ответа.

Виктория задрожала, пальцы ее сомкнулись на руках Лукаса. Он ответил ей хриплым стоном и сильнее прижал к увивавшему стену плющу, прикосновение его бедра заставило Викторию раздвинуть ноги. Она почувствовала спиной жесткий ствол виноградной лозы, и от аромата листьев, смешавшегося с мускусным запахом мужчины, у нее вдруг все закружилось перед глазами, словно он увлек ее в быстром вихре вальса.

Виктория почувствовала, как язык Лукаса скользнул по ее нижней губе, и она инстинктивно открыла ему губы, так же как часом раньше последовала за ним из толпы в безопасное место.

Она вздрогнула, когда руки Лукаса обвили ее талию, но не сопротивлялась, хотя и знала, что должна; не сопротивлялась, даже когда его пальцы смело коснулись ее маленькой груди, слегка ее приподняв.

— Милорд, — наконец вымолвила она, когда Лукас оставил ее губы и ласково покусывал ее ушко. — Милорд, я не знаю… вы не должны…

— Я хочу, чтобы ты хорошенько запомнила меня, Виктория, — прошептал Лукас.

Она с трудом перевела дыхание, попыталась собраться с мыслями:

— Можете быть уверены, я никогда не забуду вас.

— Превосходно. — Он тихонько покусывал нежную мочку, не причиняя боли, но напоминая Виктории, насколько она уязвима. Эта странная ласка потрясла ее. Внутри у нее разгоралось тепло, сердце учащенно билось.

Она порывисто обняла Лукаса. Она вдруг поняла, что ей нравится его запах, ей нравилось проводить ладонью по его сильным плечам. И еще — она отчетливо ощущала его мужскую мощь под тугими бриджами.

— Это обещает действительно интересное приключение, — прошептал Лукас. Его гнев улетучился, оставив место только желанию — она видела, как оно сверкает в его глазах.

— Вы так думаете? — Виктория дерзко подняла на него глаза. Недавний прилив эйфории, вызванный избавлением от опасности, смешался с восторгом иного рода, незнакомым восторгом пробуждающейся плоти. Она почувствовала странную слабость и только теперь заметила, что держится за Лукаса.

— Вы сами еще этого не понимаете, но вы вручили мне ключ от вашей крепости. Теперь я знаю вашу тайну и предупреждаю вас: я использую ее, когда буду ухаживать за вами.

— Ухаживать за мной? — Виктория мгновенно очнулась от волшебной чувственной грезы.

— Я собираюсь ухаживать за вами, добиваться вас, соблазнить вас. Вы будете моей, Виктория. Только самый отважный, самый отчаянный из ваших поклонников сможет вынести те испытания, через которые мне придется пройти, чтобы вас завоевать, но в конце концов вы капитулируете. — Улыбка его в лунном свете была медленной, угрожающей и властной.

— Почему вы решили, что я капитулирую перед вами, милорд?

— Вы уступите мне потому, что у вас не будет другого выхода. Вы не найдете другого человека, который смог бы исполнить ваши желания, — ответил ей Лукас. — Когда вы во всем разберетесь, вы не станете противиться мне. Теперь, когда я знаю, чего вы ищете, чего жаждет ваша душа, вы у меня в руках.

— И чего же, по-вашему, я ищу, милорд?

— Приключений. — Он поцеловал кончик ее носа. — Необычайных приключений. — Он поцеловал ее веки, одно за другим. — Вам нужен спутник. Сегодняшняя ярмарка — пустяки по сравнению с тем, куда я могу повести вас. Вы побываете в таких местах, куда не осмелится явиться ни одна леди. Я могу показать вам ту сторону жизни, о которой даже не подозревает ни одна женщина из общества.

— Но это же опасно, — услышала она свой собственный шепот.

Ей казалось, он читает ее мысли.

— Вы можете исследовать неизвестный вам мир вместе со мной, и никто не узнает об этом. Вы же не собираетесь попасться и тем самым погубить свою собственную репутацию и положение вашей тети в свете.

Понемногу она начала понимать, что именно он ей предлагает. Она не в состоянии отказаться от такой приманки, и Лукас, очевидно, понимал это.

— Но, Лукас, если кто-нибудь узнает, разразится скандал.

— Все, что мы совершим между полуночью и рассветом, останется тайной, в которую будем посвящены только мы двое. Я предлагаю вам сделку, Виктория, и вы не сумеете отказаться от нее. Я удовлетворю ваше любопытство, покажу вам изнанку жизни.

— Вы должны более четко сформулировать ваши условия, милорд. Что вы рассчитываете получить от меня взамен?

Лукас пожал плечами:

— Но так уж много. Даму, за которой я буду ухаживать днем, и компаньона, с которым я буду делить ночные приключения.

— Я не так глупа, чтобы поверить, что все так просто. Вы сказали, что собираетесь ухаживать за мной и добиваться меня, но я еще раз повторяю: я не намерена выходить замуж.

— Хорошо, хорошо, о замужестве мы вспоминать не будем, — успокоил он ее. — Мне, как и вам, нужен по ночам спутник. Я к вашим услугам. Мы проведем эти ночи так, как вы захотите. Единственное, о чем я прошу, — пусть у вас не будет никаких других приключений без меня.

— Вы вполне уверены, что больше ничего от меня не хотите за то, что будете моим спутником и защитником в полуночных вылазках?

— Пока — ничего. Остальное в руках судьбы. Мы будем играть вместе, Виктория. В опасную игру. В такую игру, в какую вы никогда не играли.

Виктория смотрела на него, зачарованная скрытой в его глазах уверенностью, околдованная его невероятными обещаниями. Она понимала, что ей следует бежать без оглядки, но не могла освободиться от его чар.

Виктория все еще чувствовала его ладонь у своей груди, и внезапно ей мучительно захотелось узнать, что она почувствует, если длинные мужские пальцы передвинутся выше и сожмут сосок. Она задрожала.

И снова Лукас прочел ее мысли. Его руки медленно скользнули вверх, обхватив округлости ее груди. Сквозь мужской жилет и рубашку Виктория ощущала его требовательные горячие ладони; заглушив вскрик, она прижалась к Лукасу.

Прежде чем силы вернулись к ней и она начала сопротивляться, руки Лукаса вновь скользнули вниз и замерли на ее талии. Виктория попыталась поглубже вдохнуть вечерний воздух. Все ее тело ныло от тоски по новым, еще более запретным ласкам.

— Так что же, Виктория? Вы согласны? Вы согласны играть роль моей леди днем и быть моим спутником ночью? У нас будут еще такие вечера, как тот, что мы только что провели вдвоем?

— Мне казалось, вы не одобряете моих приключений.

— Признаться, вначале я был шокирован вашей отвагой и вашим упрямством, но с тех пор я успел прийти в себя и решил, что ночные вылазки вместе с вами покажутся мне куда более интересными, чем вечер в клубе или в компании молодых девиц на выданье, — заверил ее Лукас.

Виктория еще колебалась, но в глубине души она уже сделала последний шаг с отвесного утеса.

— Но пусть все останется нашей тайной, — предупредила она, — никто не должен узнать об этом. Если тете станет известно, чем я занимаюсь, она с ума сойдет от страха; и потом, я не хочу, чтобы ей пришлось пережить унижение из-за меня. Она всегда очень добра ко мне, и я обязана ей больше, чем когда-либо смогу отплатить.

— Я буду свято хранить вашу тайну. Вы можете положиться на мое слово, — заявил Лукас.

И она поверила ему. Виктории не нужно было никаких доказательств, ибо слово этого человека надежно. Он не станет сплетничать в клубе или в гостиной, он будет обращаться с ней с обычной любезностью на балах и званых вечерах.

— Ох, Лукас, я бы так хотела, чтобы ночные приключения у меня были именно с вами.

Его губы вновь коснулись ее губ.

— Скажи да, Виктория. Скажи, что ты принимаешь мое предложение.

— Я должна подумать. Это слишком серьезный вопрос. Мне понадобится время, чтобы все решить.

— Позвольте мне завтра навестить вас и вашу тетю. Тогда вы и объявите мне ваше окончательное решение.

Она глубоко вздохнула, понимая, что уже вовлечена в опасную игру:

— Вы не любите терять время, милорд.

— Я никогда не любил терять время.

— Очень хорошо. Можете зайти к нам. — Она быстро обвила руками его шею, уже понимая, каков будет ее ответ. Потом отпустила его, внезапно почувствовав тревогу и даже смущение. Она оглянулась на темные окна дома:

— Мне пора идти. Возвращайтесь к Линдвудам поскорее, пока они не встревожились из-за вашего отсутствия.

— Я скажу им, что не так-то легко вскарабкаться на стену сада, — весело ответил он.

Лукас изящно склонился к ее руке. Когда он поднял голову, она различила при свете луны знакомую неуловимую усмешку. В два шага он оказался у стены и сразу же отыскал выемки, куда можно было поставить носки сапог. И вот он уже растворился в ночи. Виктория постояла еще немного, пытаясь разобраться в том, что натворила, а потом вошла в оранжерею.

Она еще долго лежала в постели без сна, вспоминая прощальную улыбку Стоунвейла — самоуверенную, торжествующую.

Я собираюсь ухаживать за вами, добиваться вас, соблазнить вас!

Ей надо обдумывать каждый шаг, но все же с полуночным графом можно иметь дело, попыталась уверить себя Виктория. Ей надо научиться управлять им, другого выхода нет — отказаться от его предложения она не сможет. Именно в приключениях она нуждалась.

Впервые за многие месяцы Виктория безмятежно заснула и ее не мучили ночные кошмары.

Через десять минут после сцены в саду Лукас вышел из кареты Линдвудов, попрощался и поднялся по ступеням своего недавно унаследованного особняка. Дворецкий, которого, как и всю немногочисленную прислугу, наняла для Лукаса Джессика Атертон, распахнул перед ним дверь.

— Отправьте всех спать, Григгс. Я собираюсь еще поработать в библиотеке, — распорядился Лукас.

— Хорошо, милорд.

Лукас прошел в библиотеку, где была собрана вся приличная мебель, уцелевшая в доме, и щедро налил себе портвейна. Проклятая нога опять разболелась. Все от этой беготни по ярмарке, а потом они карабкались по чертовой стене, да еще и прыгали с нее.

Он тихонько выругался и отпил большой глоток портвейна, зная по опыту, что тупая боль в бедре скоро отпустит.

На этот раз болела не только нога. Там, внизу, все еще билось и пульсировало желание, возбужденное ночной сценой в саду. Когда он прижал Викторию к стене сада, он ощутил податливость ее тела. Он еще помнил ее сладостный, воздушный аромат, который смешивался сейчас с ароматом старого доброго вина.

Взгляд Лукаса задержался на портрете, висевшем над камином. Лукас медленно поднялся, прошел по старому ковру и остановился, всматриваясь в хмурое лицо своего дяди.

Мейтлэнд Колбрук, предыдущий граф Стоунвейл, имел мало причин для веселья в последние годы жизни. Его преследовали болезни и меланхолия, он ненавидел всех и вся. Капризный характер Мейтлэнда прорывался порой вспышками безудержной ярости, и тогда он обрушивался на любого, кто только попадался ему под руку, — слуги уходили от него один за другим.

В юности Мейтлэнд Колбрук был склонен к разврату, выпивке, азартной игре и потасовкам. Он исчез из светского общества, промотав почти все фамильное состояние, до него уже основательно потрепанное его отцом.

Он стал затворником, оригиналом, который не поддерживал отношений не только с лондонскими знакомцами, но даже с ближайшими родственниками. Мейтлэнд осел в деревне, выкачивая все, что можно, из своего поместья. Он так и не женился, и, когда несколько месяцев назад смерть подступила к нему вплотную, он скрепя сердце вызвал к себе своего наследника — племянника, которого никогда до этого даже не видел.

Лукас прекрасно помнил их встречу. Мрачная спальня графа, затянутая выцветшими гобеленами и уставленная рассохшейся мебелью, была не так страшна, как сам Мейтлэнд Колбрук, сморщенный, бледный, возлежавший в кровати с бутылкой портвейна и настойкой опия.

— Это все будет твоим, племянничек, каждый чертов дюйм Стоунвейла. Если у тебя хватит здравого смысла, ты сразу же уйдешь отсюда, и пусть этот дом сгниет. От этой земли никогда не было толку, — проскрипел он, сжимая костлявыми пальцами грязное одеяло и злобно поглядывая на Лукаса.

— Наверное, никто и не пытался вложить в эту землю деньги и силы, — сердито возразил Лукас. — Даже глупцу ясно, что Стоунвейл может дать немалый доход. Здесь плодородные земли, и они смогут снова принести богатый урожай. Чтобы оживить Стоунвейл, необходимы деньги, деньги… и хозяин, который позаботился бы о своих землях и людях.

— Вкладывать деньги в Стоунвейл бессмысленно. Это место проклято… проклято, говорю тебе. Спроси кого хочешь. Уже не одно поколение… Плохая почва, ленивые арендаторы, не хватает воды для посевов. Нечего здесь спасать. Мне давно следовало продать всю эту чертову землю. Не знаю, почему я этого не сделал, — скрипучим раздраженным голосом продолжал старик.

Тут старый граф приподнялся на постели и потянулся к ящику в ночном столике. Дрожащие пальцы что-то нашарили внутри и сомкнулись на вещице, которую он узнал на ощупь. В следующую секунду он бросил ее Лукасу, и тот машинально поймал.

Разжав пальцы, Лукас увидел у себя на ладони круглый янтарный кулон на тонкой цепочке. На кулоне были вырезаны две человеческие фигурки, и мастерство художника было столь велико, что они казались двумя живыми человечками, навеки вошедшими в прозрачный золотисто-желтый янтарь, — рыцарь и его дама.

— Что это значит, сэр? — спросил Лукас, сжав в руке янтарную драгоценность.

— Будь я проклят, если знаю. Мне оставил это отец перед смертью. Он сказал, что нашел этот кулон в старом лабиринте посреди южного сада. Народ здесь считает, это связано с легендой.

Лукас всмотрелся в кулон:

— С какой легендой?

Мейтлэнд внезапно побагровел от очередного приступа ярости:

— С той легендой, из-за которой эти чертовы поля уже иссохли, из-за которой я погубил свою жизнь, из-за которой у меня так и не родился наследник. Легенда о Янтарном рыцаре и его леди.

— Что это за легенда, в ней есть доля истины?

— Пойди расспроси старых ведьм в деревне, если тебе так интересно. У меня есть дела поважнее, чем рассказывать сказки.

Выкрикнув эти слова, Мейтлэнд закашлялся. Лукас быстро наполнил стакан портвейном и поднес его к тонким бледным губам старика. Дядя отпил большой глоток и немного успокоился.

— Никакого смысла, никакого смысла, — повторил он. — Никакого. Не было смысла и не будет. Вся эта чертова земля — только обуза. Послушай моего совета, мальчик, брось все. Не пытайся спасти Стоунвейл.

Лукас взглянул на янтарный кулон, и внезапная решимость запылала в нем.

— Знаете, дядя, я, кажется, не послушаюсь вашего совета. Я попытаюсь спасти Стоунвейл.

Мейтлэнд Колбрук повел усталыми, налитыми кровью глазами:

— А где ты возьмешь деньги? Я слышал, ты неплохо играешь в карты, но из этого не извлечешь надежный доход, необходимый, чтобы спасти эти земли. Я-то знаю, я уже пробовал — в молодости.

— Придется мне поискать деньги где-нибудь еще, верно?

— Где-нибудь еще — это значит найти себе богатую невесту. Легче сказать, чем сделать. Ни одна приличная дама из общества, владеющая собственным состоянием, даже не взглянет на нищего графа. Ее родня сумеет отыскать что-нибудь получше, чем мы с тобой.

Лукас встретился глазами с умирающим:

— Тогда придется спуститься пониже.

— Зря время потратишь. Боже, я помню эти разговоры в клубах. Все только и мечтают променять свой титул на какую-нибудь дочку лавочника вкупе с ее наследством. Ничего не выйдет. Деньги женятся на деньгах. И это справедливо не только в отношении титулованной знати, но и прочих городских жителей. Но мало кому повезло.

Сегодня, когда Лукас разглядывал портрет Мейтлэнда Колбрука, он вновь вспомнил его слова. Он хмуро улыбнулся и поднял бокал:

— Ты ошибся, дядюшка. Я нашел богатую наследницу и расставил ей хитрую ловушку. Она хорошенько помучает меня, но в конце концов будет моей.

И чем скорее, тем лучше, размышлял Лукас, допивая свой портвейн. Ему нужны деньги Виктории, но в эту ночь он понял, что ему нужна и сама Виктория.

Отставив бокал, Лукас прикоснулся к кусочку янтаря, теплившемуся у него на груди. Он всегда носил его под одеждой с того самого дня, как Мейтлэнд Колбрук передал ему реликвию.

Стоя в одиночестве в своем кабинете и размышляя о будущем, Лукас внезапно подумал, что густой темный цвет этого янтаря точь-в-точь совпадает с необычным цветом глаз Виктории.

Глава 4

Лукас неторопливо поднялся по ступеням особняка леди Неттлшип. Острое беспокойство смешалось в его душе с ледяной решимостью. Подобные чувства он обычно испытывал, когда садился за карточный стол. Лукас нацелился на выигрыш, и он умел выигрывать.

Он давно уже понял, что человек, вынужденный зарабатывать себе на жизнь собственным умом, не добьется успеха без особой стратегии. Соблюдать хладнокровие, все эмоции в сторону — иначе не выиграть ни за карточным столом, ни в битве. Холодная логика позволяла ему выжить, и Лукас помнил об этом.

Он прекрасно сознавал, что своим умением выигрывать и даже преуспевать за карточным столом, будь то в клубе или игорных домах, он обязан тому, что в игре никогда не давал воли эмоциям. В отличие от сумасбродных импульсивных юнцов и напыщенных хмельных лордов, в отличие от денди, мелодраматически разбрасывающих свои деньги, Лукас не позволял себе совершить ни одного поступка, поддавшись эмоциям, из ложной гордыни или в отчаянии.

Если человеку не везет, надо просто выйти из-за стола и подождать своего часа. Лукас всегда умел выбрать подходящее время и подходящее место.

Но хотя он весьма успешно играл в карты, покойный дядюшка был прав: он не мог выиграть сумму, необходимую для спасения Стоунвейла. Лукас понимал, что рискует потратить всю жизнь в погоне за таким выигрышем. Ни его земля, ни люди в Стоунвейле не могли ждать так долго.

Однако для того чтобы поддержать видимость богатства в течение сезона, большие средства не нужны. Умный и умеющий считать деньги человек сумеет продержаться от одного ночного выигрыша до другого. Высшее общество будет строить догадки на его счет, но никто никогда не станет проверять состояние его дел, пока удается соблюдать видимость благополучия. Титул и покровительство Джессики Атертон также способствовали его репутации.

Лукас оглянулся через плечо на свой экипаж — дорогую черную коляску и пару прекрасных гнедых, на которых он явился с визитом. Возница уже держал поводья, успокаивая разгоряченных лошадей и собираясь прогулять их, пока хозяин в гостях.

Экипаж с упряжкой обошелся Лукасу гораздо дороже, чем хотелось бы, но он все-таки выложил требуемую сумму, точно так же, как исправно платил по счетам самого модного портного. Отправившись на охоту за приданым, надо хорошенько замаскироваться, тем более когда невеста имеет обыкновение нанимать сыщиков с Боу-стрит.

Парадная дверь особняка леди Неттлшип распахнулась как раз в ту минуту, когда Лукас мысленно определял стратегию на этот день. Он вручил дворецкому свою карточку:

— Граф Стоунвейл с визитом к леди Неттлшип и ее племяннице.

Дворецкий едва высунул в приоткрытую дверь свой длиннющий нос:

— Я узнаю, принимает ли сегодня леди Неттлшип.

Лукас вдруг заволновался, что же ему делать, если Виктория переменила свои планы и откажет ему сегодня в визите. Вполне возможно, при ярком солнечном свете она сумела различить угрожавшую ей опасность.

Он должен был вчера сдержать порыв страсти, не касаться губ Виктории. У него даже мыслей не было о таком поступке. Лишь на мгновение в темном саду Лукас нарушил собственное железное правило, позволил чувствам возобладать над разумом. Лукас пообещал самому себе, что впредь будет осторожнее.

Дворецкий вернулся, и Лукас испытал облегчение, сменившееся ощущением торжества, когда его проводили в нарядную гостиную. Он был уверен, что на его лице, как обычно, не отразилось никаких чувств, но в глубине души ликовал: первое испытание уже позади, он проник в дом, где была его добыча.

Но торжество тут же сменилось беспокойством: в залитой солнцем комнате Лукас не увидел Виктории. Он был уверен в ее отваге и рассчитывал вновь встретиться с ней утром. Однако леди, столь бесстрашно следовавшая за ним по аллее прошлой ночью, кажется, одумалась и не собирается появляться перед ним при свете дня. Лукас вынужден был вести светскую беседу с величественной дамой средних лет, восседавшей на элегантной софе.

— Ваш покорный слуга, леди Неттлшип, — произнес он, склоняясь над унизанной кольцами рукой. — Теперь я знаю, от кого Виктория унаследовала свои прекрасные глаза.

— Вы очень любезны, милорд. Садитесь, прошу вас. Мы вас ждали. Виктория, дорогая, отложи пока коллекцию и подойди поздоровайся со своим гостем. — Леди Неттлшип обратила улыбающееся лицо к племяннице.

Он возликовал. Слава богу, маленькая плутовка все-таки не передумала. Лукас выпрямился, улыбаясь, и повернулся лицом к Виктории, тихонько стоявшей в дальнем конце комнаты у окна. Неудивительно, что он не сразу заметил ее. Она была одета в желтое с белым платье, которое почти сливалось с золотыми шторами у нее за спиной.

Виктория стояла по-прежнему неподвижно, и Лукас понял, что она намеренно выбрала такую позицию: она хотела украдкой понаблюдать за ним, когда он только войдет в комнату. Лукас насмешливо приподнял брови, одобряя ее тактику. Всегда полезно понаблюдать за противником из укрытия, прежде чем сойтись с ним лицом к лицу. Определенно, не он один умеет заранее продумывать ход.

— Доброе утро, мисс Хантингтон. А мне показалось, что вы забыли о нашей встрече.

Виктория легко двинулась ему навстречу, мягкие домашние туфли бесшумно ступали по ковру. В руке она держала плоский ящичек, глаза искрились озорством.

— Как вы могли подумать, что я забуду ваше обещание навестить нас, милорд?

— Никогда нельзя положиться на память молодой леди. — Лукас склонился над протянутой ему изящной ручкой. Пальцы у нее были совсем холодные, и он отметил, что Виктория на самом деле вовсе не так хорошо владеет собой, как старается показать. Это его обрадовало.

— Уверяю вас, память у меня превосходная.

— К несчастью для бедных джентльменов, подвести нас может не только память леди — иногда леди может просто передумать, — продолжал Лукас.

Виктория вскинула голову и дерзко посмотрела ему прямо в лицо:

— Только если у леди существует для этого серьезная причина. Садитесь, пожалуйста, последуйте совету тети. Вас интересуют жуки?

— Жуки? — Лукас наконец заглянул в коробку и увидел там аккуратные ряды насекомых, пришпиленных булавками. Они были распределены по размеру, верхний левый угол занимал настоящий монстр. — Откровенно говоря, мисс Хантингтон, жуки никогда не были объектом моего пристального внимания.

— Здесь есть превосходные экземпляры. Правда, тетя Клео?

— Великолепная коллекция, — с не меньшим энтузиазмом подтвердила леди Неттлшип. — Их собрала леди Вудбери, член нашего маленького научного общества.

— Потрясающе, — произнес Лукас, медленно опускаясь на стул и не отводя глаз от Виктории, устроившейся на диване рядом с тетей. — Как же леди Вудбери удалось умертвить столько больших жуков?

— Обычным способом, полагаю, — промолвила тетя Клео, — проткнула их булавкой ниже крылышек, или использовала камфору, или при помощи длинной проволоки.

— Вы тоже увлекаетесь жуками, мисс Хантингтон? — спросил Лукас.

— Нет, мои нервы для этого не годятся, — призналась она, заглядывая в коробку, — эти бедняги иногда так медленно умирают.

Лукас искоса взглянул на нее:

— Стало быть, и они готовы сражаться за свою жизнь?

— Да, — ответила Виктория и отложила коробку с жуками.

— Боюсь, для некоторых научных исследований у моей племянницы слишком нежное сердце, — с улыбкой заметила тетя Клео.

— Признаться, я предпочитаю насекомым ботанику и садоводство, — уточнила Виктория.

— У вас широкие интересы, мисс Хантингтон, — отозвался Лукас.

— А вы думали, ограниченные? — Виктория глянула на него, чуть приподняв ресницы, глаза сияли невинно и насмешливо.

Лукас умел различать ловушки:

— Вовсе нет. Несмотря на краткость нашего знакомства, я уже успел понять, что вы очень своеобразная девушка.

Тетя Клео с любопытством посмотрела на него:

— А вы сами интересуетесь ботаникой и садоводством, сэр?

— Как вы, наверное, слышали, я только недавно унаследовал титул. Я уже понял, что наследство потребует от меня значительно расширить сферу моих интересов. В том числе мне придется узнать что-нибудь о садоводстве и тому подобных предметах, чтобы произвести улучшения в моем поместье, — пояснил Лукас.

Лицо тети Клео просияло.

— Прекрасно, значит, вам должны понравиться акварели Виктории: она рисует растения.

Виктория так покраснела, что Лукас не на шутку удивился.

— Тетя Клео, я уверена, милорду нисколько не интересна моя мазня.

— Честное слово, мне очень хочется посмотреть, — поспешно возразил Лукас. Ему и в самом деле не терпелось увидеть, из-за чего эта загадочная девушка могла покраснеть.

— У нее поразительные способности, — сказала леди Неттлшип, поднимаясь с софы. Она взяла со столика альбом и протянула его Лукасу:

— Вот посмотрите.

— Право же, тетя Клео…

— Без ложной скромности, Викки. Ты прекрасно рисуешь, и притом удивительно точно. Я неоднократно тебе говорила, что нам надо это издать. Вот взгляните, милорд. Что вы скажете? — Леди Неттлшип вложила альбом в руки Лукаса, и глаза ее зажглись ожиданием торжества.

Чувствуя, что Виктория напряженно наблюдает за ним, Лукас не торопясь перелистывал страницы. Открывая альбом, он думал увидеть любительские рисунки, ведь ничего иного мужчины и не ожидают от женщин. Что может быть уместнее для молодой, хорошо воспитанной леди, чем рисовать и раскрашивать цветочки?

Но он был приятно удивлен ясностью и живостью ее работы. Растения прямо-таки расцветали на страницах альбома, они были наполнены жизненной силой. Они были не просто красивы, как произведение искусства, они были изображены совершенно точно, вплоть до мельчайших подробностей.

Лукас завороженно просматривал страницу за страницей — розы, ирисы, маки, лилии выглядели словно живые. Каждый цветок был снабжен аккуратным ярлыком с его латинским именем: Rosa provincialis, Passiflora alata, Cyclamen linearifolium.

Он поднял глаза и увидел, что Виктория все так же смотрит на него в каком-то необычном, беспокойном ожидании. Он понял наконец, что ее рисунки слишком много значат для нее, здесь она чувствует себя уязвимой. Лукас закрыл альбом:

— Превосходные работы, мисс Хантингтон, я уверен, что вам это уже не раз говорили. Даже на мой любительский взгляд, и зарисовки, и акварели просто прекрасны.

— Спасибо. — Внезапно Виктория улыбнулась так лучезарно, будто он превознес ее собственную красоту, а не красоту ее рисунков. Янтарные глаза стали почти золотыми. — Вы очень любезны.

— Я редко бываю любезен, мисс Хантингтон, — негромко возразил он, — я говорю вам чистую правду. Должен, однако, заметить, что некоторые растения мне неизвестны. Вы нашли их в ботаническом саду?

В себя и решил, что ночные вылазки вместе с вами покажутся мне куда более интересными, чем вечер в клубе или в компании молодых девиц на выданье, — заверил ее Лукас.

В нашей оранжерее, — пояснила тетя Клео. — Мы с Викторией вместе собрали, по-моему, очень неплохую коллекцию растений. Конечно, не тех масштабов, что в Кью, но все-таки нам тоже есть чем гордиться. Хотите осмотреть оранжерею? Виктория с радостью проведет вас по всему саду.

Лукас кивнул:

— Я был бы очень рад посмотреть.

Виктория грациозно поднялась:

— Сюда, пожалуйста, милорд.

— Ступайте, — напутствовала их тетя Клео, — надеюсь, после экскурсии вы заглянете еще на чашечку чая.

— Спасибо. — Лукас с трудом скрыл улыбку, направляясь вслед за Викторией в холл, а оттуда — в короткий коридор, ведущий в заднюю часть дома. «Пока все идет хорошо», — сказал он себе, входя в большую стеклянную галерею, заполненную растениями. Воздух был наполнен густым влажным запахом удобренной земли. Наконец он остался наедине со своей жертвой.

Лукас огляделся и понял, что сегодня ему придется охотиться посреди настоящих джунглей. Он посмотрел сквозь стекло в расстилавшийся под окнами оранжереи огромный чарующий сад, огражденный знакомой кирпичной стеной, увитой плющом и виноградом.

— Мне очень хотелось рассмотреть сад при свете дня, — произнес он.

Виктория тревожно нахмурилась:

— Тише, милорд. Кто-нибудь может нас услышать.

— Вряд ли. По-моему, мы тут совершенно одни. — Он оглянулся на пышные зеленые заросли с переливами ярких экзотических цветов, заполнивших комнату. — Вы и ваша тетя в самом деле интересуетесь садоводством. Сад у вас просто замечательный.

— Тетя построила оранжерею несколько лет назад, — пояснила Виктория, направляясь в боковое крыло оранжереи, издали казавшееся сплошь зеленым. — У нее много друзей, которые путешествуют по всему миру, и они посылают нам черенки или молоденькие растения. Недавно сэр Перси Хикинботтом, один из ее поклонников, прислал новый сорт роз, открытый в Китае. Он назвал ее Роза Китайская — Румянец Клео, в честь тети. Как мило, не правда ли? А в прошлом месяце сэр Перси прислал нам очень красивый куст хризантем. Мы почти уверены, что он приживется. Вам что-нибудь известно о хризантемах, милорд?

— Нет, кажется, но я знаю, отчего человек начинает болтать без умолку. Успокойтесь, Виктория. У вас нет никаких причин так нервничать.

— Я вовсе не нервничаю. — Она вновь горделиво вздернула подбородок и остановилась перед большим подносом, на котором пристроились странные неказистые, покрытые колючками растения. — А кактусы вас интересуют?

Лукас с любопытством глянул на множество колючих растений, так не похожих на все, какие были ему знакомы. В виде эксперимента он осторожно притронулся к шипу и убедился, что он острее иголки. Подняв глаза, он встретился со взглядом Виктории.

— Меня всегда интересовали оборонительные линии, — пояснил он.

— Вас интересовало, как пробиться сквозь них, да?

— Только если добыча стоила такой битвы. — Он получал удовольствие от их словесного поединка. Она не боялась и не отступала.

— Как же вы можете оценить добычу еще до того, как начнете битву?

«Значит, я не напрасно поцеловал ее вчера вечером», — решил Лукас. По тому, как она наблюдала за ним, он догадался, что Виктория много думала о том, что произошло между ними.

— Иногда удается снять… м-м… пробу. Скажем, тот кусочек, который мне удалось отведать прошлой ночью, показался мне весьма лакомым.

— Ясно. И вы так и бродите вокруг да около и снимаете то там, то здесь пробы, пока не решите, за какой добычей вам следует погнаться? — Взгляд Виктории мгновенно вспыхнул гневом.

Лукас чуть скривил губы, заметив сердитую усмешку в глазах Виктории:

— Нужно иметь исходные данные, чтобы провести сравнение.

Насмешка в ее глазах сменилась презрением. Виктория отвернулась и двинулась в глубину оранжереи:

— Я так и думала, что все дело в этом.

Неожиданно для самого себя Лукас обиделся на нее. Виктория намеренно пыталась спровоцировать ссору. Лукас быстро ухватил пальцами ее запястье и рывком заставил Викторию остановиться. Она развернулась, смерила его уничтожающим взглядом.

— В чем дело, Виктория? Вас не устраивает, что в моей жизни были и другие победы? Они так мало значили для меня…

— Меня не устраивает, что вы так неразборчивы в выборе и апробировании вашей добычи, и мне очень не нравится, что вы еще и хвастаете этим.

— Уверяю вас, я никогда не был неразборчив и хвастаюсь я тоже редко. По правде говоря, у меня было не так уж и много побед. Большую часть жизни я прослужил в армии, а на офицерское жалованье настоящую любовницу не заведешь. — Он намеренно сжал пальцы сильнее, притягивая Викторию к себе. — Давайте поговорим о вас… Вы очень умело обороняетесь. Значит ли это, что у вас уже имеется изрядный опыт в таких играх?

— Да, милорд, мне то и дело приходится играть роль кактуса.

С губ Лукаса не сходила усмешка.

— Кому-нибудь уже удалось проскользнуть между шипами?

— Вас это не касается, сэр.

Он увидел, как ее щеки покрылись легким румянцем, но глаз она не опускала.

— Извините. Естественно, что в подобных обстоятельствах во мне пробудилось любопытство. В конце концов я твердо намерен пробраться сквозь заградительные линии и добыть сокровище. Я уже предупреждал вас прошлой ночью.

— Вы не любите хитрить, Стоунвейл? — спросила она.

— Я очень хитер, когда нужно, но полагаю, в данном случае могу честно сознаться в своих намерениях. Вы же не глупенькая маленькая девочка только что из пансиона. Не думаю, что намерения честного человека способны так напугать вас.

Виктория выпрямилась и поглядела ему в глаза:

— Поскольку вы заговорили о честности, объясните свои намерения, милорд! Прошлой ночью вы выражались довольно туманно. Я должна знать все, — Мне показалось, что я выразился достаточно ясно. Вам уже известно, что я хочу обладать вами. И я сделаю все, чтобы заявить на вас свое право.

— Прошлой ночью, — решительно начала она, но заколебалась, стараясь подобрать точные слова, — прошлой ночью я предупредила вас, что сама мысль о браке для меня невыносима.

— Я слышал ваше предупреждение. И насколько припоминаю, вы повторили его несколько раз и по-разному.

— Следовательно, вы поняли, что в этом вопросе я шутить не намерена? Я не собираюсь выходить замуж.

— Я понял. — Лукас слегка улыбнулся, глядя в ее серьезные глаза. Она надеется ускользнуть от этой игры, тем не менее она будет в нее играть и проиграет. — Но вы хотите поиграть в другие игры, не так ли? Как насчет полуночных развлечений?

Она молчала. Лукас заметил, что ее пальцы слегка дрожали, когда она рассеянно потянулась к широкому листу какого-то экзотического растения над ее плечом.

— Вы верно угадали вчера ночью, милорд. Я счастлива была бы иметь компаньона в ночных приключениях. Кого-нибудь, кто умел бы соблюдать тайну, кто повел бы меня в те места, куда я не могу пойти ни одна, ни с такими друзьями, как Ан-набелла и ее брат. Признаюсь, то, что вы предложили мне вчера вечером в саду, звучит для меня очень соблазнительно. Меня беспокоит другое — меня тревожит, что вы слишком хорошо знаете, насколько соблазнительно для меня это предложение.

— Вы тревожитесь потому, что не уверены, можно ли принять то, что я вам предложил, и не уплатить за это. Ведь в этом вся проблема, Виктория?

Она кивнула, насмешливо улыбаясь:

— Вы совершенно правы, милорд. Вы умеете сразу подойти к самой сути дела. Я не уверена, удовлетворитесь ли вы той платой, которую я сама сочту уместной.

Лукас глубоко вздохнул и сложил руки на груди:

— По-моему, это уже моя проблема. До тех пор пока эта сделка будет устраивать меня, вам не о чем волноваться.

— Дело в том, милорд, что, откровенно говоря, я просто не могу представить, чтобы вы удовлетворились парой поцелуев украдкой в ночном саду, но смею вас заверить: сверх этого вы никогда ничего от меня не получите. Вот так. Теперь я ясно все объяснила?

— Вполне.

Виктория готовилась отразить его возражения, но Лукас с вежливым равнодушием склонился над редкой разновидностью кактуса, и, как он и рассчитывал, Виктория быстро утратила самообладание. Эта леди отважилась заплыть слишком далеко, но она еще сама не понимала этого.

— Вы не станете заговаривать со мной о браке? — повторила она.

— Не стану. — Он коснулся шипов другого причудливого кактуса и убедился, что они столь же остры. — Однако я обязан предупредить вас, что обещание не заговаривать о браке не означает, что я не приложу всех сил, дабы залучить вас в свои объятия. Вы совершенно правы, Виктория, я не хотел бы ограничиваться несколькими случайными поцелуями.

— Вы слишком дерзки, милорд!

— Какой смысл скрывать правду? Вы должны знать, что я хотел бы получить в уплату за наши совместные приключения.

— Цена слишком высока. Я никогда не соглашусь на нее, — заявила она.

— Я сказал — это награда, которую я хотел бы получить, но не говорил, что потребую ее. — Он поглядел на нее, радуясь той буре желания и любопытства, которая полыхала в ее глазах. — Не надо бояться меня, Виктория. Даю вам слово чести, что не стану принуждать вас к капитуляции.

— Прошу вас, никогда больше не произносите этого слова, — выдохнула она.

Лукас пожал плечами:

— Капитуляция? Ради бога. Вы можете сами подобрать слова для моих намерений, но вы не должны обманываться относительно самих намерений.

— Ваши намерения никак нельзя назвать благородными, — осуждающе произнесла она, поджимая губы.

— Как же быть? Вы не оставили мне выбора. Вы запретили мне делать вам предложение.

— По-моему, вы с готовностью приняли мои условия, — колко заметила она, задумчиво перебирая пальцами лист, свисавший ей на плечо. — Мне даже показалось, милорд, что вы не так уж и заинтересованы в браке.

— Не все мужчины стремятся связать себя брачными узами. Чего ради человек в здравом уме откажется от своей свободы, если он может завладеть желанной женщиной, не давая ей свое имя? — холодно возразил он.

— При условии, что он и вправду сможет завладеть ею.

Лукас усмехнулся:

— Такое случается довольно часто. Полагаю, вы уже достаточно взрослая и не раз слышали о подобных вещах, Виктория.

— Да, несомненно. — Она вздохнула, и в голосе ее почему-то прозвучало разочарование. — Не поймите меня превратно, но мне известно, что большинство мужчин женятся вовсе не ради любви. Они вступают в брак по необходимости: например, чтобы обеспечить себе наследника, чтобы завладеть чужим состоянием, или же пытаются получить и то и другое одновременно.

— Я всегда считал любовь слишком туманной и совершенно недостаточной причиной для того, чтобы предпринимать серьезные шаги.

Виктория разглядывала его сквозь опущенные ресницы:

— Ваши слова звучат цинично, милорд, но надеюсь, они вполне уместны в устах человека, который стремится всего-навсего к незаконной, скандальной связи.

Лукас печально покачал головой:

— Боюсь, вы сами себе противоречите, Виктория. Вы запретили мне делать вам добропорядочное предложение и тут же, не переводя дыхания, упрекаете меня в цинизме потому, что я мечтаю хотя бы о связи с вами.

Виктория пробормотала весьма неуместное для леди ругательство.

— Вы правы, — уступила она, — если бы у меня не было приданого, все было бы гораздо проще. Аннабелла говорила мне, что я слишком придирчива, даже подозрительна.

Лукас ласково улыбнулся, сочувствуя ее горю:

— Пуганая ворона куста боится?

— Похоже, что так, — согласилась Виктория.

— Вы всегда все проверяете, что ж, неплохой метод.

— До сих пор этот метод меня не подводил, — заметила Виктория.

— И вы надеетесь благополучно остаться старой девой?

— Черт побери! Вы забываетесь! — Ее губы изогнулись в забавной усмешке. — А вообще-то вы правы. Я старая дева, чему очень рада. Более того, я рассчитываю навсегда ею остаться.

Лукас оторвал взгляд от экзотических кактусов, заинтересовавшись роскошным золотисто-желтым цветком, названия которого он не знал. Словно тонкая золотая корона на высоком зеленом стебле, с пылающей пурпурной сердцевиной… Лукас направился к нему, привлеченный золотистым оттенком, удивительно напоминавшим ему цвет глаз Виктории. Осторожно придерживая рукой царственный цветок, он внимательно разглядывал его странные лепестки.

— После того, что произошло между нами в саду ночью, вы не можете утверждать, что собираетесь прожить всю жизнь, не открыв для себя глубины своих собственных страстей. Вы слишком похожи на этот цветок, Виктория: вы прекрасны, вы сладостны, и все в вас обещает страстную любовь.

Она усмехнулась:

— Право, милорд, не стоит так увлекаться цветами и цветистыми метафорами. Насколько мне известно, ваш опыт — опыт военного, но не писателя.

— Иногда человек, сталкиваясь со смертью, узнает о жизни такое, чего не вычитаешь из всей античной поэзии. Даже если вам удастся до конца жизни скрыть от себя свою страсть, я сомневаюсь, что вы сумеете совладать со своим любопытством.

— Любопытством! Неужели вы рассчитываете, что любопытство доведет меня до незаконной связи? Более чем оригинально.

— Зато очень понятно. Если женщина способна восхищаться жуками и кактусами, она, несомненно, должна интересоваться своим собственным оргазмом. — Он склонил голову в галантном поклоне. — Я готов помочь вам в этом научном эксперименте, мисс Хантингтон. И уверен, вы не устоите.

Виктория с яростью воззрилась на него, но через несколько секунд гнев сменился весельем. Через минуту она уже хохотала так, что вынуждена была схватиться за дверной косяк, чтобы не упасть.

Лукас наблюдал за ней, все еще держа в ладони золотисто-желтый цветок. Он бьи восхищен ее искренним весельем: она не хихикала в той противной манере, какую усваивают большинство девиц, воображая, что в их смехе слышатся журчание ручейка и перезвон колокольчиков. Смех Виктории был полон тепла и жизни. Больше всего ему хотелось заключить ее в свои объятия и целовать до тех пор, пока смех не сменится стоном желания, того желания, что он сумел пробудить в ней накануне.

«Я мог бы это сделать», — подумал Лукас. Вчера, когда Виктория ответила в саду на его поцелуй, он понял, что сумеет пробудить в ней желание. Он собирался использовать это, а также ее страсть к приключениям, чтобы соблазнить Викторию. В конце концов она не устоит перед ним. Как он и предупреждал ее вчера в саду, она не сумеет найти другого человека, который предложил бы ей то, что предлагал он.

Когда она наконец окажется в его объятиях, до брака останется только один шаг. Пусть Виктория отважно рассуждает о незаконной связи — он был уверен, что она не решится на поступок, который поставит под угрозу не только ее репутацию, но и репутацию ее тети. В конце концов, юная леди получила прекрасное воспитание, и она достаточно хорошо знала правила, диктуемые светским обществом.

Общество требовало, чтобы юные леди из хорошей семьи воздерживались от незаконных связей, до того как они выйдут замуж и подарят мужу наследника. После этого женщины могли позволить себе завести романчик, при условии, что они, разумеется, будут достаточно осторожны. Их мужья, как правило, содержали любовниц как до брака, так и вступив в брак, причем им даже не приходилось соблюдать осторожность.

Но, следя за тем, как на лице Виктории смех постепенно уступает место все той же ослепительной улыбке, Лукас внезапно поймал себя на мысли, что он вовсе не собирается разрешить своей будущей жене вступить на обычный путь, который ведет от алтаря в супружескую постель, а оттуда к череде тайных романов.

Лукас был не из тех мужчин, что снисходительно относятся к женской неверности. Он не станет ни с кем делиться принадлежащей ему женщиной. Вспыхнувшая в нем ревность превосходила все чувства, какие он мог ожидать от самого себя по отношению к женщине, которой даст когда-нибудь свое имя.

«Пусть только она станет моей, — решил Лукас. — Она станет моей, и только моей — навсегда». К черту обычаи высшего света. Он не станет ни с кем делить эту очаровательную сумасбродку.

— Милорд, с вами невозможно иметь дело. Совершенно невозможно, — Виктория вытерла влажные от смеха глаза и покачала головой, все еще улыбаясь. — Подумать только — вы предлагаете мне себя в качестве партнера по научному эксперименту! Как великодушно с вашей стороны! Как самоотверженно! Право, вы ведете себя в высшей степени благородно.

— Я на все пойду, чтобы завоевать вас.

— И как же вы рассчитываете завоевать меня, милорд?

— Я предложу вам приключение, я предложу вам восторг, я предложу вам страсть, Виктория! Я вам дам все, Виктория…

Она посмотрела на него, и в ее глазах Лукас прочел принятое решение.

— Я буду выбирать очень осторожно, я приму от вас только то, что сочту уместным, и заплачу за это так, как сочту нужным.

Он покорно склонил голову, в глубине души торжествуя победу:

— Все в вашей власти.

Она заколебалась, потом быстро шагнула к нему и дотронулась до его рукава:

— Лукас, что вы имели в виду, когда сказали, что хотите меня, именно меня, но не мои деньги?

Он провел рукой по ее нежной щеке:

— Я хочу тебя.

— Я ничего не могу вам обещать, — капризно напомнила она. — Мне понравился поцелуй вчера вечером, но дальше этого мы не пойдем, и вы должны это учесть.

Ее пальцы все еще касались рукава Лукаса, и он накрыл их своей ладонью:

— Я понимаю. Не надо сейчас думать, что вы вправе обещать и чего вы обещать не вправе. Мы двинемся в путь вместе и узнаем, как далеко мы можем зайти.

Какое-то время Виктория не двигалась с места.

Она просто стояла и смотрела на него с такой тоской, что он готов был немедленно прижать ее к себе. Сейчас он читал в ее прекрасных янтарных глазах не страсть и безрассудное любопытство, но нечто особенное, радостное и трепетное. Ее взгляд был полон надежды и щемящей тоски.

— Если вы уверены, что это все, чего вы хотите, я принимаю ваше предложение, — произнесла Виктория. — Тогда я предлагаю вам быть моим спутником!

Лукас с трудом перевел дух.

— Решено и подписано. — Он наклонился и слегка коснулся губами ее губ. Она задрожала, почувствовав это прикосновение, а Лукасу в одно и то же время хотелось успокоить, утешить ее и уложить ее прямо здесь, в оранжерее, на мозаичном полу, и заняться с ней любовью. Прежде чем он сумел разобраться в столь противоречивых чувствах, Виктория ускользнула от него, оставив у него в руке маленький листок бумаги.

— Что это? — Лукас, нахмурясь, разбирал изящный почерк. — Игорный дом. Бордель. Скачки. Мужской клуб.

— Это первые пункты в моем списке, — пояснила она.

— В каком списке? — Наконец он понял. Он недооценил своего противника, подобного рода просчеты случались с ним очень редко. — Черт побери, вы полагаете, что я поведу вас в игорный дом и в бордель? Бога ради, Викки, будьте хоть немного разумнее. Одно дело ночная ярмарка или прогулка по темным аллеям Воксхолл-Гарден. Но повести вас в бордель или в игорный дом! Вы шутите?

— Ошибаетесь, милорд. Я серьезна, как никогда, — не уступала Виктория.

Он поглядел на нее и понял, что так оно и есть.

— Черт побери! Я же совсем не это имел в виду.

Виктория отмахнулась от его протеста:

— Вечер четверга как нельзя лучше подходит для очередного приключения. Я увижу вас на балу у Кинсли, и мы окончательно составим наш план. А тем временем…

Голос Клео Неттлшип прервал этот инструктаж:

— Викки, дорогая, вы все еще там? Пожалуйста, не увлекайся, иначе твоя лекция надоест лорду Стоунвейлу. Не все любят подробные экскурсии по оранжерее.

Лукас обернулся и увидел леди Неттлшип у самой двери с приветливой улыбкой на губах.

— Уверяю вас, миледи, я в жизни еще не был так далек от скуки, — вежливо возразил он.

— Да, рядом с Викторией соскучиться трудно, — согласилась леди Неттлшип.

Лукас глянул на самодовольное личико Виктории, а потом вновь на странный золотисто-желтый цветок, привлекший его внимание:

— Прежде чем мы покинем оранжерею, я был бы вам очень благодарен, мисс Хантингтон, если бы вы назвали мне имя этого причудливого растения.

— Strelitzia reginae. Все были просто потрясены, когда она впервые расцвела в Кью. А нам с тетей Клео очень повезло, и мы тоже достали один отросток. Правда, она замечательная? — восторженно произнесла Виктория.

Глаза Лукаса вновь обратились к ней. Она была полна жизни, она словно сияла в своем золотисто-желтом платье, ее янтарные глаза светились радостью.

— Да, — сказал он, — она просто прелестна.

Глава 5

Спустя неделю Виктория надела новую коричневую с желтым амазонку, лихо сдвинула набекрень маленькую шляпку в военном стиле с желтым пером и велела груму привести ее любимую лошадь. Было пять часов вечера — время, когда все отправляются на верховую прогулку в парк.

В числе «всех» непременно окажется и граф Стоунвейл. Прошлым вечером на балу у Баннербруков Виктория целый пять минут давала ему строжайшие указания появиться назавтра в парке. Ей было нужно непременно с ним поговорить.

Как Виктория успела уже убедиться, проблема в отношениях с Лукасом заключалась в том, что хотя он с неизменной покорностью принимал все ее указания, но имел дурную привычку переиначивать все на свой собственный манер. Пора покончить с этим.

Когда Виктория спускалась по лестнице, тетя Клео как раз пересекала холл, направляясь в библиотеку. Она с кротким удивлением оглядела наряд племянницы:

— Собираешься кататься верхом, дорогая?

— Да. Мне надо немного прогуляться. — Виктория легонько чмокнула тетю в щеку и устремилась к двери. — Не беспокойся, явлюсь домой вовремя и успею переодеться к лекции Гримшо о состоянии земледелия в Йоркшире.

— Что ж, прекрасно. — Тетя Клео удовлетворенно улыбнулась. — Я надеюсь, лекция будет интересна и Лукасу.

Виктория резко остановилась и обернулась к ней:

— Что ты сказала?

— Я сказала, что надеюсь на интересную лекцию.

— Ты сказала, что она будет интересна и Лукасу?

— О да, ему, наверное, понравится. Он мне сам признался. Это ведь вполне естественно, не правда ли? В конце концов, у него имение в Йоркшире, насколько мне известно. Я пригласила его еще в среду, когда мы вместе осматривали мои новые георгины. Должна заметить, наш граф проявляет глубокий интерес к садоводству и родственным дисциплинам, — заметила тетя Клео.

«Да, похоже, граф действительно проявляет глубокий интерес к садоводству и родственным дисциплинам», — мрачно подумала Виктория, поправляя шляпку. Последнее время его интерес к садоводству и земледелию стал подозрительно глубоким. Виктории даже казалось, что в последнее время она только и слышит о проблемах удобрений и севооборота.

Еще неделю назад он хотел соблазнить ее. Однако Лукас так внезапно уклонился от первоначального намерения, что Виктория не знала, гневаться ей или радоваться.

Через несколько минут она быстрой рысью въезжала в парк, за ней на пони следовал грум. Дорожки были заполнены нарядными всадниками, колясками, открытыми маленькими экипажами. В этот час все светское общество выбиралось в парк — что называется, людей посмотреть и себя показать, то есть дело было не только в приятной и полезной прогулке. Те, кто любил верховую езду ради нее самой, отправлялись гулять поутру.

Виктория машинально улыбалась, приветствуя своих многочисленных знакомых, и не переставала высматривать Лукаса. Ей уже казалось, что он намеренно избегает назначенной встречи, и она гадала, как он потом объяснит свое поведение, но тут Лукас неожиданно возник слева от нее верхом на великолепном гнедом. На миг Виктория забыла их счеты:

— Какое изумительное животное! Просто красавец!

Лукас слегка улыбнулся:

— Приятно это слышать. Я сам привязан к старине Джорджу. Где мы только не побывали вместе, верно, Джордж?

Виктория наморщила носик:

— Вы назвали его в честь короля?

— Нет, я назвал его Джорджем потому, что имя показалось мне простым для запоминания.

— Такую лошадь не забудешь, как ее ни назови. А жеребята от него были? — продолжала расспросы Виктория.

— Еще нет, но у Джорджа серьезные планы на будущее.

При этих словах Виктория усмехнулась:

— Вы надеетесь, он станет основателем династии?

— Почему бы и нет? Породистый жеребец должен исполнить свой долг, тем более с такой родословной, как у старины Джорджа. У нас, мужчин, есть свои обязанности, верно, малыш? — Он похлопал жеребца по шее, и гнедой, обернувшись, зафыркал.

Улыбка сбежала с лица Виктории. Она рассердилась на себя за свою «династическую» шутку. Лукас время от времени намекал, что у него есть обязательства перед именем и титулом, и Виктория старалась избегать щекотливой темы. Почему-то ей была не по душе сама мысль, что лорд Стоунвейл должен будет однажды выбрать жену, которая подарит ему наследника.

— Да, очень красивое животное, но не гнедого я собиралась обсуждать с вами, — торопливо произнесла она.

— Очень жаль. Я так люблю беседовать о лошадях. — Лукас вежливо раскланялся с элегантной четой средних лет в красивой карете. Они улыбнулись в ответ, пристально рассматривая Викторию.

Виктория послала лорду Фокстону и его супруге королевскую улыбку, пуская лошадь в быструю иноходь. Джордж поскакал вслед за ней. Обернувшись через плечо, Виктория сердито потребовала:

— Довольно шутить, Лукас! Повторяю, мне необходимо обсудить с вами важное дело.

— Тогда не гоните так свою лошадь.

— Я только хотела избежать разговора с леди Фокстон. Она смотрит на меня так, будто ей что-то про меня известно. Кстати, и не она одна. Именно это я и хотела обсудить с вами, Лукас. В свете уже обращают внимание на наши… м-м… отношения.

— Чего же вы ждали? Вы не хуже меня знаете: стоит парочке потанцевать вместе на балу больше двух раз, как кто-то уже распространяет слух, что до свадьбы недалеко.

— Но мы не танцевали вместе.

— Никого это не волнует. Мы были вместе на нескольких вечерах, и этого вполне достаточно. — Он прикоснулся к шляпе, приветствуя пожилую леди, которая в ответ проницательно улыбнулась.

— Все равно. Тут уж ничего не поделаешь. Я вызвала вас потому, что сегодня мне не представится другой возможности поговорить с вами наедине, а нам нужно кое в чем объясниться.

— Этого я и опасался.

— Пожалуйста, не стройте из себя мученика. Вы сами предложили мне приключения. Более того, вы настаивали на своем праве сопровождать меня в полуночных вылазках. Мы заключили сделку по вашей инициативе, Лукас, — выпалила Виктория.

Лукас прищурился:

— Похоже, вы собираетесь пожаловаться на то, как я выполняю свои обязательства. Я сражен. Неужели вам не понравились те два приключения, ради которых я рисковал руками, ногами и самой жизнью, перемахивая через стену вашего сада?

— Вы прекрасно знаете, что оба путешествия на прошлой неделе мне показались весьма интересными. Но я рассчитывала на большее.

— Что вы ожидали увидеть, пробравшись в мир мужчин?

Виктория в задумчивости прикусила нижнюю губу.

— Я не могу точно вам ответить, милорд. Наверное, больше приключений. Больше острых ощущений.

— Вам мало показалось острых ощущений и приключений в среду вечером?

— Ужин в ресторане поздно ночью — конечно, весело, не отрицаю. Во всяком случае, было весело, пока тех двоих юнцов не стошнило прямо на платья их приятельниц, танцовщиц из оперы. — Припомнив эту сцену, напрочь лишившую ее аппетита, Виктория состроила гримаску.

— Мне жаль разочаровывать вас, Викки, но печальная истина заключается в том, что мужчины вряд ли помогут открыть вам для себя что-то новое. Собравшись вместе глубокой ночью, они только и делают, что пьют. Как насчет нашей экскурсии в Воксхолл — она ведь понравилась вам, верно?

— Господи, Лукас, не надейтесь, что я удовлетворюсь прогулкой по Воксхоллу. Такое приличное, тихое место. Я могла отправиться туда с Аннабеллой или любой другой подругой, и никто бы не счел это странным.

— Будьте же справедливы. Вы пошли в мужском костюме, и Воксхолл открылся вам совсем с другой стороны.

— Вы уклоняетесь от прямого разговора, Лукас, — твердо произнесла Виктория. — И полагаю, намеренно.

— О чем же вы хотите говорить?

— О том, что вы до сих пор не сводили меня ни в одно из тех мест, которые значатся в моем списке.

— Ах да, наш знаменитый список. Я опасался, что сегодняшняя встреча приведет именно к этому чертову списку!

— Лукас, вы же обещали. Вы обещали мне, что поведете меня туда, куда я захочу. Вместо этого вы намеренно пытались отбить у меня охоту к приключениям, не так ли? Даже не надейтесь, что я не сумею разгадать ваш план! Вы рассчитывали, что омерзительные сцены вроде той, когда молодые люди напились до одурения, или зрелище боксерского матча в Воксхолле заставят меня отказаться от моего списка!

— Я только хотел показать вам, что вас ждет, прежде чем подвергнуть вас настоящей опасности. Что касается боксерского матча, по-моему, вы нисколько не боитесь крови.

— Так я и знала! Вы хотите, чтобы я удовлетворилась безопасными приключениями. У вас ничего не получится, — провозгласила Виктория. — Я требую, чтобы вы выполнили ваши обязательства. Завтра же ночью мы отправимся в бордель или игорный притон. Я настаиваю на этом. — Она просияла, предвкушая приключение. — Полагаю, мне больше понравится притон. Решено, мы должны пойти в самый настоящий игорный дом.

— Вам там не понравится, Викки.

— Предоставьте мне самой решать, что понравится мне, а что нет. Итак, договорились или мне поискать другого спутника?

Лукас с улыбкой наклонил голову, приветствуя еще одну востроглазую пожилую леди, проплывавшую мимо в карете. Внешне он был воплощением любезности, но в его голосе, когда он ответил на угрозу Виктории, звучал лед.

— Не стоит бросаться угрозами, которых вы не в состоянии осуществить, Викки.

Виктория уже знала — если Лукас говорит с ней таким тоном, лучше всего отступить и попытаться добиться своего иным способом. Она сердилась, видя, как под ее нажимом он становится только жестче и увереннее, но он был прав: где она найдет другого спутника, который показал бы ей ночную жизнь?

Кроме того, с каждым разом прощальный поцелуй в ночном саду после завершившегося приключения все больше порабощал Викторию. Таких поцелуев насчитывалось уже два после сцены в саду, когда они вернулись с ярмарки, и Виктория жила предвкушением следующей встречи, когда Лукас вновь заключит ее в свои объятия.

— Лукас, вы забываете, что в наших приключениях главное слово остается за мной, поскольку именно я должна принимать решения. Итак, что касается следующей нашей вылазки… Черт побери! — Виктория принужденно улыбнулась знакомой паре в поравнявшейся с ними коляске. Насмешливо-любопытные глаза Изабеллы Рикотт глядели прямо ей в лицо.

Изабелла сияла словно маленький, но безупречный драгоценный камень — скорее всего рубин. Рядом с ней держал вожжи ее постоянный спутник Ричард Эджворт. Минувшим вечером Виктория познакомилась с ним, но он не произвел на нее особого впечатления. Признаться, ее удивило, почему Изабелла, у которой был большой выбор, предпочла именно его.

С первого взгляда никаких особых недостатков в нем не замечалось. Эджвврт был светловолос, красив стандартной красотой. Ему недавно минуло тридцать, и Виктория полагала, что к сорока годам он утратит свою внешнюю привлекательность. В его глазах залегла тень угрюмой неудовлетворенности, как будто Эджворт чувствовал себя вечно обманутым жизнью. Вялая, какая-то безвольная линия его рта указывала на отсутствие внутренней силы.

У Виктории мелькнула мысль: а справедлива ли она к этому человеку, ведь она невольно сравнивала его с Лукасом.

— Викки, дорогая, добрый день, — прощебетала Изабелла, — как приятно снова повстречаться с тобой.

— К вашим услугам, мисс Хантингтон, — буркнул Эджворт. Быстро скользнув взглядом по Лукасу, он отвел глаза в сторону. — Здравствуйте, Стоунвейл.

— Здравствуйте, Эджворт.

Почувствовав пробежавший между мужчинами холодок, Виктория вгляделась в непроницаемое лицо Лукаса и, как всегда, не смогла разгадать его чувства. Она быстро обернулась к Изабелле Рикотт:

— Какая у вас прелестная шляпка, леди Рикотт. Вы не скажете, где вы ее купили?

— С удовольствием. Магазинчик на Оксфорд-стрит. Может быть, мы поболтаем сегодня вдвоем? У леди Атертон намечается небольшой прием.

— Прошу прощения, но я занята, — ответила Виктория, припоминая, что несколько дней назад отказалась от приглашения. Интересно, принял ли его Лукас? — У меня на сегодня другие планы. Как-нибудь в следующий раз.

— Как-нибудь… — повторила леди Рикотт и, загадочно улыбнувшись Лукасу, махнула рукой своему поклоннику, чтобы тот направил лошадей на боковую дорожку. Повинуясь ей, Эджворт чуть подхлестнул лошадей, изящно взмахнув затянутыми в серые перчатки руками.

— Вам не очень-то нравится леди Рикотт, — заметил Лукас, как только карета отъехала.

— А вам, судя по всему, не очень-то нравится мистер Эджворт, — откликнулась Виктория.

— Ничего серьезного, небольшая ссора за карточным столом.

Виктория искоса глянула на него:

— Вы вместе играли в карты?

— Только один раз. Он шулер.

Виктория была потрясена:

— Эджворт — шулер?! Подумать только! Как же ему разрешают играть в клубе?

Лукас следил за каретой, пока та не скрылась за деревьями:

— Его еще никто не поймал. Он очень ловкий шулер.

— Что же случилось в тот вечер, когда вы играли с ним? — сгорая от любопытства, настаивала Виктория.

Горькая усмешка появилась на его губах.

— Посреди игры, когда я уже довольно много проиграл, мне удалось рассыпать всю колоду карт. Само собой, нам тут же принесли новую колоду.

— Вы избавились от крапленых карт? Потрясающе! — Виктория была в восторге. — И тогда Эджворт проиграл?

— Да. В пух и прах.

— Великолепно! Вот видите, Лукас, подобное приключение я и хотела бы пережить.

— Со стороны смотреть было не на что. Карты упали на пол. Эджворт глянул на меня. Я мысленно вознес благодарность небесам за то, что вовремя понял, что тут происходит, и не успел проиграть слишком много.

— Вот-вот, а сами собираетесь лишить меня столь увлекательного приключения. — Виктория нахмурилась. — Эта игра — первое ваше столкновение с Эджвортом?

— Почему вы спрашиваете?

— Не знаю. Вы как-то странно посмотрели друг на друга. Мне показалось, что вы давно знакомы. Впрочем, не важно. Возвращаясь к нашему разговору…

— А почему вы не любите Изабеллу Рикотт?

Виктория прикусила губу:

— Это так заметно?

Лукас раскланялся с еще одной парой и сказал:

— Только для того, кго хорошо вас знает. А я уже научился понимать вас, дорогая.

— У меня нет никаких причин плохо к ней относиться. Нас познакомили несколько недель назад, но она сразу же заявила, что она старая приятельница моей мамы и моего отчима. — Виктория не хотела заходить слишком далеко в объяснениях.

— Вашим отчимом был Сэмюэль Уитлок?

— Да.

— Вы ни словом не обмолвились о своей семье, если не считать тетю Клео, — заметил Лукас.

— Моя семья не предмет для обсуждения. Откуда вам известно имя моего отчима, Лукас?

— Кажется, мне называла его Джессика Атертон.

— Да, конечно. — Голос Виктории дрогнул.

— Что-то не так? — ласково спросил ее Лукас.

— Нет, нет, все хорошо.

— Викки, не забывайте, я ваш друг. И надеюсь однажды стать вашим возлюбленным. Почему бы вам не поговорить со мной откровенно?

Виктория резко обернулась, чувствуя, как ее щеки запылали румянцем.

— Боже мой, Лукас, как можно обсуждать подобные вещи посреди парка! К тому же не ясно, как дальше будут развиваться наши отношения. Будьте так добры, не воображайте о себе чересчур много.

— Вам не понравилось, что мы с Джессикой обсуждали вас?

— Да, не понравилось.

— Ее вы тоже недолюбливаете?

— Не то чтобы недолюбливаю… Я уже как-то говорила вам, что у нас мало общего, однако я ничего не имею против нее. Как можно не любить образец всех добродетелей? — Виктория перевела дыхание. — Вы давно знакомы с ней?

— С Джессикой Атертон? Уже несколько лет. Мы были знакомы еще до ее замужества с Атертоном.

«Что-то таится в их отношениях, он явно что-то скрывает», — подумала Виктория, прислушиваясь к голосу Лукаса. Она не знала, как выведать у него интересующие подробности, и потому переменила тему.

— Любопытно, что леди Рикотт нашла в Эджворте? — заметила она. — Наверное, она не знает, как он играет в карты.

— Да уж, наверное.

— Как все-таки хорошо быть вдовой! — вздохнула Виктория.

Последнее замечание привлекло внимание Лукаса.

— Что, черт побери, вы имеете в виду?

— Понимаете, леди Рикотт, распоряжаясь состоянием по своему усмотрению, обладает гораздо большей свободой, нежели я, она даже может позволить себе выбрать любовника!

— Об этом я не подумал, — подавленно проговорил Лукас.

— А я думала. Много раз. Поскольку я не замужем, я словно нахожусь под наблюдением и должна все время спрашивать себя, а что скажут в свете. В моем возрасте я все еще обязана беречь свою репутацию. А Изабелла Рикотт вправе разъезжать по парку в одной коляске с Эджвортом и танцевать с ним, и отправиться в его компании домой, когда закончится вечер у Атертонов, и никому до них нет дела. Боже, до чего несправедливо устроен мир!

— Вам остается только выйти за меня замуж и потихоньку меня отравить — и тогда вы тоже насладитесь всеми правами богатой вдовушки!

Виктория негромко рассмеялась:

— Интересная мысль. Впрочем, я не склонна выходить замуж даже ради перспективы превратиться в богатую и свободную вдовушку.

Лукас пристально посмотрел на нее:

— Если мы все уже обсудили, нам лучше теперь расстаться. Мы слишком долго катаемся вместе, а мы ведь не собираемся привлекать внимание к нашим… м-м.. отношениям.

— Да-да, вы совершенно правы. — Как ей сейчас хотелось бы обладать той свободой, которой наслаждалась Изабелла Рикотт. Но они с Лукасом уже вынуждены прощаться. — Минуточку, Лукас. Что касается следующего нашего приключения, я действительно настаиваю на чем-нибудь поинтереснее ресторана или Вокс-холла. Завтра ночью, после того как побываю в гостях у Чиллингвортов, я буду ждать вас в саду тетиного дома, и я очень рассчитываю попасть по крайней мере в игорный дом.

Стоунвейл приподнял брови, расслышав в ее голосе приказ:

— Ваше желание для меня закон, Виктория! Но я надеюсь увидеть вас еще сегодня вечером на лекции Гримшо.

Лицо ее расплылось в улыбке.

— Вас так заинтересовало состояние земледелия в Йоркшире?

— Что тут смешного?

Она пожала плечами:

— Нет, конечно, ничего.

Лукас, прощаясь, притронулся к полям своей шляпы:

— Будьте настороже, Виктория. Вы еще многого обо мне не знаете. До вечера.

Прежде чем она нашла достойный ответ, он повернул Джорджа и поскакал прочь от нее. Виктория смотрела ему вслед, пока ее не окликнула Аннабелла Линдвуд. Стряхнув с себя странное, доселе незнакомое чувство, Виктория поспешила навстречу подруге.

Ночью после лекции Гримшо Виктория крадучись пробралась по окутанному темнотой дому и вошла в оранжерею. Бледный свет луны проникал в окно, экзотические растения казались особым, странным и тревожным миром.

Виктория уже привыкла к причудливым джунглям, в которые превращалась по ночам оранжерея. Она поспешила к боковой двери и выбралась в сад. Ночной воздух был пропитан прохладой, под ногами она ощущала сырую траву. Виктория помедлила, силясь различить Лукаса во мраке, но, как всегда, не обнаружила его до тех пор, пока он не пошевелился.

Лукас вышел из своего укрытия у стены — темная грозная фигура, с ног до головы облаченная в черное. Начищенные до блеска ботфорты сияли даже при свете луны. Лицо его скрывала тень. Виктория тихонько вздохнула, и предчувствие приключений с силой погнало кровь по ее жилам, дрожь волнения пробежала по ее телу.

Лукас протянул руку. Радостно улыбаясь, Виктория доверчиво вложила свои пальцы в его ладонь. И тотчас Лукас свободной рукой приподнял ее подбородок и поцеловал Викторию быстрым, требовательным, собственническим поцелуем. Она знала, что не должна позволять ему целовать себя, но каждый его поцелуй заставлял ее мечтать о более смелых ласках. Эти краткие мгновения тайной, сдерживаемой страсти будили ее чувственность, но оставляли неудовлетворенной.

— Я нанял кеб на ночь, он ждет нас за углом, — сказал Лукас, когда легко приземлился рядом с ней по другую сторону стены. — Быстрее. Не хватало, чтобы нас заметили возле сада твоей тети.

— Не надо нервничать, Лукас. — Тем не менее она поспешила вслед за ним к ожидавшему их темному кебу и быстро забралась внутрь.

Лукас тут же присоединился к ней. Как обычно, поднимаясь в кеб, он переносил вес тела на правую ногу. В бледном свете луны Виктория увидела, как Лукас поморщился, опускаясь на сиденье напротив нее, машинально потирая старую рану.

— Нога болит? — обеспокоенно спросила Виктория.

— Скажем так — время от времени дает о себе знать.

— И сейчас как раз это время?

— Вот именно. Не обращайте внимания, Виктория.

Она прикусила губу:

— Подруга говорила мне, что вы были ранены в Пиренеях…

В полумраке кареты их глаза встретились.

— Виктория, я отношусь к этой теме примерно так же, как вы к разговорам о своем отчиме.

— То есть вы избегаете обсуждения? — уточнила она.

— Совершенно верно.

— Боже мой, Лукас, вам, наверное, было очень больно!

— Я уже сказал: мы не будем обсуждать этот вопрос. — Он прекратил массировать ногу. — А теперь, будьте добры, послушайте меня внимательно. Сегодня ваше желание осуществится. Мы отправимся в одно милое заведение, которое нельзя назвать иначе, как игорным домом. Я не могу повести вас в свой клуб. Во-первых, это очень рискованно, поскольку кто-нибудь может узнать вас даже в мужском костюме, а во-вторых, я должен был бы представить вас, что вряд ли возможно.

Виктория подпрыгнула от восторга:

— Игорный дом! Лукас, это просто замечательно! Потрясающе! Скорей бы только, скорей!

Лукас вздохнул:

— Хотел бы я разделить ваш энтузиазм. Викки, подобные заведения имеют только одну цель: выкачать из клиента все его деньги. Там много пьют, бывают и проститутки.

— Это опасно? — спросила она. Охватившее ее радостное возбуждение с каждой секундой возрастало.

Лукас мрачно поглядел на нее:

— В самом заведении дело редко доходит до насилия, поскольку это нанесло бы ущерб «предприятию», но когда человек выходит из игорного дома, тут-то его и поджидает беда.

— Что вы имеете в виду?

— Случается, человек, проигравший слишком много, пытается вернуть свои деньги, напав с пистолетом или ножом на более удачливого игрока. Бывает и так, что хозяин игорного дома поручает наемнику из отбросов общества получить с вас должок — где-нибудь в темной аллее.

— О! — выдохнула Виктория, и глаза у нее расширились.

— Я пытаюсь объяснить вам, что нужно соблюдать осторожность. Дайте мне слово, что будете в точности выполнять все мои команды, — потребовал Лукас. — Мы не должны рисковать.

— Лукас, вы слишком преувеличиваете. Право, милорд, успокойтесь. Честное слово, я буду вести себя разумно. — Она ослепительно улыбнулась.

Увидев эту сияющую улыбку, он вздохнул и продолжил:

— Внутренний голос подсказывает мне, что я напрасно беру вас сегодня с собой.

— Глупости. Мы прекрасно проведем время.

— Как-нибудь на днях нам следует все-таки обсудить, что я получу от этой сделки, Виктория.

Она замерла, мгновенно насторожившись:

— Вы обещали удовлетвориться тем, что я сама решу вам дать.

В ответ Лукас только улыбнулся.

Виктория вздрогнула и отвернулась к окну. Ночные улицы вовсе не были пустынны. Они были запружены целой вереницей карет, доставлявших элегантных представителей высшего света с бала или на бал. Улицы заполнены каретами до рассвета, а потом на смену им приходят тачки крестьян и повозки молочников.

Через двадцать минут Виктория услышала, как останавливается нанятый экипаж. Она в радостном ожидании выглянула наружу и увидела грязный запущенный дом со старой вывеской, криво висевшей над дверью. Она вчиталась в полустертую надпись на раскачивавшейся табличке:

— "Зеленая свинья"?

— Название не очень-то подогревает ваш энтузиазм, верно?

— Не надейтесь, милорд. Я не изменю свои планы в последнюю минуту.

— Я на это и не рассчитывал. Итак, вперед, раз вы решились идти до конца.

Снаружи «Зеленая свинья» выглядела безобразно, а внутри оказалась и вовсе омерзительной. Когда-то комнаты были отделаны красным, но теперь бархатные занавески и мягкие ковры стали темными, липкими, покрылись несмываемыми пятнами за годы тяжелой службы. Огонь, пылавший в камине, бросал дьявольский отблеск на всю обстановку, превращая заведение в некое подобие ада.

Следуя за Лукасом к бару, Виктория изумленно озиралась по сторонам. Ничего подобного она в жизни не видела. Затененная комната была заполнена людьми самого разного происхождения, и все они напряженно следили, как выпадут в очередной раз карты или кости. Плечом к плечу стояли здесь денди, кучера и профессиональные боксеры. Щелканье костей, вздохи отчаяния, торжествующие выкрики победителей — все сливалось в постоянный гул. Напряжение, нервное возбуждение и запах мужского пота. Вокруг покрытых зеленым сукном столов люди теснились в три или даже четыре рада. Сквозь толпу пробирались девушки из бара, предлагая игрокам крепкий эль и демонстрируя почти обнаженную пышную грудь — и то и другое призвано было поощрить клиентов продолжать игру.

Лукас заставил Викторию взять кружку.

— Для маскировки, — буркнул он, — покажется странным, если вы не будете пить, но пейте осторожно. В «Свинье» подают очень крепкий эль.

— Не волнуйтесь, Лукас. Я не напьюсь до такой степени, чтобы вам пришлось нести меня на руках, — заверила его Виктория.

— Мой бог, не теряю на это надежды. — Виктория медленно потягивала из кружки эль, оглядывая всю сцену. Ее внимание привлек человек, который с подавленным видом шел наверх в сопровождении миленькой девочки из бара. Спустя немного времени они возвратились, и игрок с жадностью набросился на карты, все признаки отчаяния исчезли с его лица.

Виктория была в восторге:

— Замечательно, Лукас! Поразительно! Совсем не похоже на все, что мне доводилось видеть в жизни.

Лукас оглядел толпу:

— Не уверен. Разве это не напоминает вам столпотворение у Баннербруков прошлой ночью?

Рассмеявшись, Виктория поперхнулась глотком эля:

— Если бы леди Баннербрук вас слышала, долго вам пришлось бы дожидаться от нее нового приглашения!

— Если бы леди Баннербрук знала, где вы проводите ночь, вы бы дожидались очередного приглашения от нее до Судного дня. Более того, любой представитель высшего общества счел бы ниже своего достоинства послать вам приглашение.

— Не пытайтесь запугать меня или расстроить. Я прекрасно провожу время, Лукас. Это намного лучше, чем ресторан, "и в тысячу раз интереснее, чем Воксхолл. Скажите мне, зачем мужчины то и дело поднимаются наверх вместе с девушками из бара?

Лукас быстро глянул в сторону узкой лестницы в дальнем конце комнаты:

— Это проигравшие. Они нуждаются в утешении и ободрении, чтобы еще раз попытать счастья.

— В утешении?

— Там, наверху, есть несколько маленьких спален, Викки.

Она заморгала, чувствуя, как краска проступает у нее на щеках.

— Я поняла. — И обернулась, чтобы хорошенько рассмотреть очередную парочку, поднимавшуюся по лестнице. Мужчина пьяно покачивался, и его подружке приходилось поддерживать его. Виктория нахмурилась:

— Надеюсь, вам никогда не приходилось подниматься по этой лестнице, Лукас.

Его зубы сверкнули над краем кружки в короткой насмешливой улыбке.

— Никогда, даю вам слово. Я уже говорил вам, что в некоторых вещах я чрезвычайно разборчив. И потом, лестница предназначена для проигравших.

— А вы всегда выигрываете, — весело подхватила Виктория, почувствовав облегчение. — Послушайте, Лукас, я тоже хочу бросить кости. Мы с тетей изучали правила азартных игр, когда занимались той областью математики, что подсчитывает случайности. Страшно интересно. К примеру, известно ли вам, что одни номера гораздо легче выбросить, чем другие?

— Да, я слышал об этом, — очень сухо ответил Лукас.

— Ну да, конечно, вы-то должны знать. Давайте же найдем какой-нибудь столик.

— Сдержите ваши порывы, дорогая. Нельзя браться за кости в этом заведении. Здесь не найдется ни одной пары хороших костей.

— Глупости. Вы говорите это только для того, чтобы меня отпугнуть. Я пришла сюда, чтобы позабавиться, а потому намерена сыграть. Я очень опытный игрок, как вам известно.

— Виктория, в подобных делах у вас нет никакого опыта, даже если вы и уверены в обратном.

Она невинно распахнула глаза:

— Но ведь я, наверное, очень хорошо играю, раз сумела выиграть в тот вечер, когда мы с вами сели за карты…

— Виктория!..

— Ведь иначе ваш проигрыш можно объяснить только нечестной игрой, а я не намерена оскорблять вас столь нелепым подозрением.

— Умная девочка! — холодно похвалил ее Лукас.

— А если бы я оскорбила вас, вы бы меня вызвали на дуэль? — настаивала Виктория.

— Сомневаюсь. Я терпеть не могу обмениваться выстрелами на рассвете — да и в любое другое время тоже.

— Как странно слышать это от бывшего военного.

— Именно это вам скажет любой отставной офицер, да и солдат, можете мне поверить.

— Вы носите с собой пистолет, — тихо напомнила ему Виктория.

Он пожал плечами:

— Мы с вами в Лондоне, и вы таскаете меня по ночному городу. Что же мне остается делать?

Виктория отхлебнула еще глоток эля и, окончательно расхрабрившись, наклонилась совсем близко к нему:

— Скажите, Лукас, вы ведь смошенничали в тот вечер за картами? Я просто умираю от любопытства.

— Какое это имеет значение?

— А! Если вы собираетесь так разговаривать со мной, я найду другой способ повеселиться. — И Виктория направилась к ближайшему столу.

— Подождите, Викки…

Но она уже облюбовала местечко поближе к основному действу. Зажатая в гуще разгоряченных, потных мужских тел, она подалась вперед, наблюдая за игрой. Она почувствовала, как Лукас встал у нее за спиной, но ничем не выказала этого. Ей уже передали кости. Она встряхнула их так, что они щелкнули у нее в руке, и легко запустила их на зеленое сукно.

— Этот джент — счастливчик, семерку выбросил, — проревел кто-то над ее ухом, и все принялись биться об заклад, сколько она получит следующим броском.

Виктория почувствовала, как теплая волна восторга захлестнула ее. Она помнила, что при игре в кости семерка — превосходное начало. Она уже забыла о запахе мужского пота, о тяжелых телах, теснивших ее со всех сторон. Она знала, что Лукас прикрывает ее со спины, и чувствовала себя неуязвимой. Она была в полной безопасности и отлично развлекалась. Виктория бросила кости еще раз.

— Одиннадцать, клянусь Богом, — завопил тот же голос, — простофиля попал в точку! — Восторженные вопли раздались вокруг стола.

Воспользовавшись моментом, Виктория шепнула Лукасу:

— Что значит «попал в точку»? Мне казалось, я выиграла.

— Ты выиграла. Это и значит «попал в точку». А теперь собирай свой выигрыш, Виктория, и заканчивай игру, — потребовал Лукас.

— Но я же выигрываю. Не могу же я все бросить.

Подвыпивший субъект с багровой физиономией, с трудом сохранявший равновесие, в потертом пальто и грязном галстуке услышал последние слова Виктории. С горящими глазами он набросился на Лукаса:

— Эй, послушай, малец вправе играть как захочет. Нечего оттаскивать его от стола.

— Этот человек совершенно прав, Лукас. Я должна играть.

Лукас пренебрег советом «этого человека» и склонился к уху Виктории. Сейчас он сердился уже по-настоящему:

— Викки, заведение позволит тебе выигрывать до тех пор, пока ты не попадешься на крючок. Тогда ты начнешь проигрывать, много проигрывать. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.

— Ну что ж, я просто буду играть до тех пор, пока счастье на моей стороне, — весело возразила она и вновь повернулась к столу. Ей послышалось, что Лукас тихо и безнадежно выругался, но крики игроков заглушили его слова.

Десять минут спустя счастье отвернулось от нее, как и предсказывал Лукас. Виктория в ужасе смотрела, как одним броском костей она лишилась всех своих ставок. В ярости она повернулась, чтобы вновь пошептаться с Лукасом.

— Вы видели? Как это могло произойти? Я же выигрывала, Лукас. Не могу поверить, чтобы мое счастье переменилось так внезапно.

Лукас повел ее прочь от стола:

— Со счастьем такое бывает, особенно в подобных местах. Я вас предупреждал.

— Вы слишком самоуверенны, Лукас. Но я же сначала выиграла…

Лукас уже не слушал ее. Его взгляд, постоянно обегавший комнату, внезапно сосредоточился на группе карточных игроков в углу.

— Черт побери!

— Что случилось? — Виктория тоже оглянулась на карточный стол.

— Я выбрал это заведение, ибо был совершенно уверен: здесь мы не повстречаем никого из твоих знакомых. Как выясняется, я ошибался. Надо уходить.

— Лукас, перестаньте трястись. Никто меня не узнает. Люди видят только то, что рассчитывают увидеть, а никто из моих знакомых не ожидает повстречаться со мной здесь, да еще в мужском костюме, — возразила Виктория.

— Я не собираюсь рисковать. Идем, Викки. — Лукас решительно направился к двери.

Она нехотя последовала за ним, бросив последний взгляд на карточный стол, и вдруг замерла:

— Боже мой, там же Ферди Меривейл, верно?

— Собственной персоной.

— Он, кажется, совсем пьян, Лукас. Посмотри, он едва сидит и все-таки пытается еще играть в карты, — озабоченно продолжала Виктория.

— Именно этим он и занят, и притом с Даддингтоном. Значит, Меривейл сегодня расстанется с изрядной частью своего недавно полученного наследства. Викки, довольно болтать.

— Что вам известно о Даддингтоне?

— Прекрасный игрок, непревзойденный шулер, человек без совести и чести. Он с удовольствием облапошит такого юного болвана, как Меривейл. Он этим и живет.

Виктория резко остановилась:

— Значит, мы должны что-то сделать.

— Я и пытаюсь сделать «что-то». Хочу увести вас отсюда, пока Ферди Меривейл вас не узнал.

— В таком состоянии он вряд ли кого узнает. Лукас, нельзя оставлять его в лапах Даддинггона. Сестра Ферди, Люсинда, моя подруга. Я не могу просто стоять и смотреть, как его облапошивает нечестный игрок. Ферди очень хороший мальчик.

— Вам не придется просто стоять. Мы уходим, и немедленно.

— Нет, Лукас. Мы должны что-то сделать, я не прошу, я требую этого.

Лукас обернулся и раздраженно спросил:

— Что, по-твоему, мы можем сделать?

Виктория быстро сообразила:

— Вы должны прервать игру и убедить Ферди уйти.

— Боже мой! Вот, значит, чего вы требуете, и никак не меньше! А если Ферди воспротивится?

— Вы заставите его.

— Исключено. Разразится скандал, а этого мы себе позволить не можем.

— Не волнуйтесь за меня, Лукас. Я подожду у самой двери. Ферди меня и не заметит. Вы должны вытащить его из-за стола, посадить в кеб и отправить домой.

— Это вас я должен посадить в кеб и отправить домой, — сквозь зубы процедил Лукас. — Все-таки напрасно я согласился, не следовало поддаваться на уговоры и приводить вас сюда.

— Скорее, Лукас. Они собираются начать новую партию. Спасите Ферди.

— Послушайте же меня, Виктория…

— Я не уйду, пока вы не выручите беднягу Ферди. Он очень милый мальчик, он не заслужил, чтобы его облапошивал какой-то Даддингтон. Идите! Спасайте его. — Она слегка подтолкнула Лукаса к карточному столу. — Я обещаю не попадаться на глаза.

Лукас негромко выругался, но, как все опытные солдаты, он умел признавать свое поражение. Не проронив больше ни слова, он развернулся на каблуках и направился к игрокам.

Виктории не было видно, что там происходило, но спустя несколько минут из толпы вынырнул Ферди Меривейл, вплотную за ним шел Лукас. Виктория заметила, что рука Ферди как-то странно заведена назад и вообще бедняга выглядел очень несчастным, когда Лукас выводил его на улицу.

Виктория перехватила повелительный взгляд Лукаса и на расстоянии последовала за мужчинами. На улице она услышала, как Ферди Меривейл громким пьяным голосом изливает свое недовольство:

— Черт, Стоунвейл, вы не имеете права. Мне как раз должно было повезти. Еще пара раздач, и я бы его сделал.

— Еще пара раздач, и вам пришлось бы наутро покинуть город и по меньшей мере год прозябать в деревне. Сомневаюсь, что вам бы это понравилось, Меривейл. Вы слишком любите Лондон. Сколько вы успели проиграть Даддингтону?

Ферди пробормотал что-то в ответ, и Лукас только головой покачал:

— Я понимаю, что сейчас вы сердитесь на меня, Меривейл, да и я, поверьте, отнюдь не наслаждаюсь нашим разговором. Но иного пути для вашего спасения не было. Возможно, завтра вы будете мне благодарны. — Лукас взмахнул рукой, останавливая проезжавший мимо кеб.

— Черт побери, Стоунвейл, нечего меня спасать, я отлично справляюсь с игрой, — пьяным голосом ныл Ферди.

— Сделайте такое одолжение, в следующий раз, когда вам захочется пустить на ветер ваше состояние, отыщите такое местечко, где мне не придется быть свидетелем вашей игры. Если хотите знать, сегодня вы причинили мне слишком много неприятностей.

Лукас запихнул юнца в кеб и назвал кучеру его адрес. Колеса кеба застучали по мощеной улице, и Лукас обернулся, пытаясь разглядеть в темноте лицо Виктории:

— Вы удовлетворены?

— Вы все замечательно проделали, милорд. — Смеясь от облегчения и от гордости за него, Виктория присоединилась к Лукасу. — Возможно, Ферди и не поблагодарит вас, но я, честное слово, очень вам признательна.

Лукас приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но вдруг как-то странно переменился в лице: он увидел что-то за ее спиной. В следующую секунду Виктория услышала очень близко цоканье копыт и грохот колес.

Очень близко. Виктория обернулась — на нее мчалась черная карета, запряженная двумя черными жеребцами.

В этот миг ей показалось, что безопасный тротуар находится в миле от нее, и крик, готовый вырваться из ее груди, был заглушен грохотом копыт и скрипом колес.

Что-то тяжелое ударило ее, отбросило из-под колес налетевшей кареты. Виктория распростерлась на земле, тяжелое тело Лукаса придавило ее, а копыта и колеса на какой-то дюйм разминулись с ее головой.

Глава 6

— Вероятно, какой-то пьяный идиот решил показать, как ловко он управляет каретой, — пробормотала Виктория, сжавшись в углу кеба.

— Вероятно.

Виктория пыталась разглядеть в темноте лицо Лукаса. После недавнего происшествия она чувствовала себя потрясенной и разбитой, и тем не менее в ней не угас восторг от самого приключения. Главным образом ее тревожило сейчас состояние ее компаньона.

С тех пор как Лукас помог ей подняться с земли и втолкнул ее в кеб, он не произнес ни слова. Виктория ощущала, как нарастают в нем напряжение и гнев. Он снова рассеянно потирал бедро, и она подумала, что Лукас повредил ногу, когда бросился ей на помощь.

— Вы так быстро действовали, Лукас! Если бы не вы, карета переехала бы меня.

Молчание.

— Нога у вас очень болит?

— Переживу.

Виктория вздохнула:

— Я, конечно, во всем виновата, да? Если бы я не настояла на сегодняшнем походе в игорный дом, вы не ушибли бы ногу.

— Можно взглянуть на происшедшее и с такой точки зрения, — согласился Лукас.

— Мне очень жаль, Лукас.

— Жаль?

— Я имею в виду не поход в «Зеленую свинью», конечно же, — поправилась она. — Я в самом деле замечательно провела время. Но мне очень жаль, что вы ушиблись. — Она порывисто придвинулась к нему. — Давайте я сделаю вам массаж. У меня большой опыт обращения с лошадьми.

— Вы считаете, это рекомендация?

Она засмеялась, уловив в его вопросе знакомые дразнящие нотки.

— Еще бы, ведь каждый раз после сногсшибательной скачки следует успокоить животное, позаботиться о нем.

— Но, позвольте заметить, именно вас сегодня сшибли с ног. Я бросил вас прямо на камни. Вы уверены, что не ушиблись?

— Со мной все в порядке. Мужская одежда так удобна, она, несомненно, лучше защищает тело при падении, чем вечернее платье. Если бы только вы не подвернули ногу, спасая меня!

Продолжая болтать без умолку, Виктория положила руку ему на бедро и осторожно надавила. Она сразу же почувствовала, как откликнулись сильные мускулы на ее прикосновение. Тесно облегавшие бриджи не скрывали естественных линий его тела. «Как если бы я касалась обнаженной нога», — подумала Виктория, продолжая осторожно растирать больную ногу.

Лукас молча наблюдал за ее усердной работой. Виктория сосредоточилась на массаже, изо всех сил стараясь облегчить его страдания.

«Какой он неподатливый, — подумала она, разминая затвердевшие мускулы. — Твердый как камень».

— Я правда очень ценю то, что вы сделали для Ферди Меривейла. — Виктория старалась оживленно болтать в надежде разрядить грозное молчание.

— Рад это слышать. Но сомневаюсь, чтобы сам Меривейл оценил мой подвиг. — Лукас резко втянул в себя воздух. — Полегче, пожалуйста, Викки, это раненая нога.

— Да-да, конечно. — Она смягчила прикосновение своих пальцев и снова подняла глаза, всматриваясь в его лицо:

— Так лучше?

— Гораздо лучше. — И, помолчав, добавил:

— У вас легкая рука, Викки. Я готов позавидовать вашим лошадям.

Она снова поглядела на его скрытое темнотой лицо и догадалась, что он слегка улыбается той проницательной чувственной улыбкой, которая всегда наполняла ее восхищенным ожиданием. Болезненное напряжение в его ноге сменилось каким-то другим напряжением, Виктория заметила, что теперь ее рука скользит по внутренней стороне бедра Лукаса.

Он поднял руку и медленно провел пальцем по ее нежной шее, чуть задержавшись на ямочке у горла. Виктория затаила дыхание в ожидании поцелуя. Она уже научилась читать его сверкающий взгляд. Она уже встречалась с этим взглядом на рассвете в саду тети Клео, когда они целовались после ночного приключения. Достаточно было одного воспоминания, чтобы чувства ее воспламенились.

— Лукас…

— Скажи мне, Викки, тебе нравятся наши прощальные поцелуи?

— Я… — Похоже, ответ застрял у нее в горле. — Да. Да, мне это нравится.

— К твоим несомненным достоинствам я отношу удивительную способность говорить искренне в самых сложных ситуациях. — Он запустил пальцы в тепло ее волос и, сомкнув их на затылке, ласково привлек ее к себе. — Ты не задумывалась о том, что значат эти поцелуи для меня?

Она охотно прижалась к нему, кеб раскачивался и подпрыгивал, и вскоре Виктория оказалась на коленях у Лукаса. Тихо застонав от удовольствия, она обвила руками его шею и подняла к нему лицо в ожидании поцелуя. Она не сомневалась, что ей понравится этот поцелуй, ибо уже познала его сладость в полуночном саду.

Губы Лукаса коснулись ее губ, язык его скользнул по ее нижней губе, требуя впустить его.

В стремлении вновь пережить то возбуждение, то пламя чувств, всегда охватывавшее ее в объятиях Лукаса, Виктория теснее прильнула к нему. Он крепко обнял ее, и когда пальцы Лукаса нащупали пуговицы ее жилета, Виктория даже не пыталась сопротивляться.

Волнение, пережитое ею в этот вечер, еще кружило голову, и теперь наступила кульминационная минута ее торжества. Она смутно ощущала, как Лукас развязывает ее галстук, его пальцы коснулись ямочки на шее, и Виктория в ответ ласково погладила шею Лукаса.

Лукас тихо засмеялся, касаясь губами ее губ, его руки осторожно скользили вниз, к ее жилету и рубашке:

— Как странно высвобождать тебя из мужской одежды, моя дорогая.

Она не ответила — в этот самый миг его рука сжала ее обнаженную грудь. Виктория глубоко вздохнула и замерла. Она понимала, что должна бы сопротивляться, однако вместо этого уткнулась пылающим лицом в плечо Лукаса и крепче обхватила его.

— Тебе нравится, как я прикасаюсь к тебе, Викки?

Она отрывисто кивнула:

— Да!

Она чувствовала, как расцветает ее сосок при его прикосновениях.

— Ты такая искренняя. Ты чувствуешь, что ты делаешь со мной?

Да, она чувствовала. Она сидела у него на коленях и чувствовала, как он напряжен. Лукас слегка раздвинул бедра, и она вполне могла ощутить под облегающими бриджами выпуклость поднявшегося мужского жезла.

— Лукас, твоя бедная нога!

— Уверяю тебя, сейчас она меня ничуть не беспокоит.

— Мы должны остановиться.

— Ты в самом деле хочешь, чтобы я больше не касался тебя? — прошептал Лукас.

— Пожалуйста, не спрашивай меня об этом. — Задохнувшись от налетевшего шквала ощущений, она затрепетала и судорожно сжала пальцами его напряженные мускулистые плечи. Ее бросило в жар, и она почувствовала теплую влагу у себя между ног.

И он тоже знал, как жарко и влажно у нее там. Лукас начал расстегивать ее бриджи. Ей следовало возвысить голос и потребовать, чтобы он остановился, но она была не в силах произнести хоть слово! Она была очарована мужским запахом его тела, нараставшим в нем чувственным напряжением. Ее пальцы то сжимались, то разжимались у него на плечах.

— Ты уже совсем влажная, ты ждешь меня. — Рука Лукаса скользнула в ее бриджи, к тайному теплу ее тела. — Ты уже готова принять меня.

— Лукас!

— Не смущайся, дорогая моя. Я рад, что ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя. Придет время, и нам будет очень хорошо друг с другом.

Потрясенная, она беспомощно приподняла голову, чтобы взглянуть в его глаза:

— Когда придет время?

— Не сегодня. Первый раз это должно случиться в постели, а не на сиденье кареты. Мне нужна вся долгая ночь, а не те короткие минуты, что нам остались, — мы вот-вот подъедем к твоему дому.

— Лукас, мы должны остановиться, мы должны… — Так он еще никогда не прикасался к ней. Виктория не знала, сумеет ли она совладать со своими чувствами. Сладостное волнение охватило ее.

— Ты уверена, что хочешь остановиться, маленькая моя? С тобой так хорошо! — Его губы вновь прижались к ее губам, и его пальцы скользнули вниз, раздвигая нежные лепестки и отыскивая крохотный бутон, средоточие ее желаний. — Чертовски хорошо. И ты хочешь меня. Скажи мне, Викки. Я должен услышать эти слова сегодня.

Виктория резко вздохнула, она вся трепетала от нахлынувших на нее ранее неведомых чувств. Она остро нуждалась в Лукасе! Она хотела вновь запретить ему столь интимные прикосновения и ласки, но знала, что не в силах противостоять ему. Во всяком случае, не сейчас. Она хотела еще и еще раз ощутить это волшебное прикосновение, она знала, что желает его.

— Скажи мне, дорогая, разве я многого прошу? — Голос его звучал так нежно, так интимно. — Я прошу только, чтобы ты сказала мне, что ты чувствуешь. Тебе хорошо?

— Да, Лукас, да. — Она зажмурилась, не желая встречаться с его горящим торжеством взглядом, беспомощно изогнулась под натиском его руки.

— Не молчи, дорогая. Говори со мной. Скажи, что ты чувствуешь, когда я ласкаю тебя вот так. — И его палец дерзко скользнул в ее горячее лоно.

Она застонала, но успела подавить вскрик, уткнувшись лицом в его грудь.

— И так…

Виктория задрожала и в следующую секунду поняла: сейчас ей нужно только это… Его тонкие длинные пальцы были там, внутри нее. Она вся подалась к нему, молча умоляя его продолжать, сама не зная, о чем она просит.

— Лукас, еще. Пожалуйста, ласкай меня…

— Тебе понравилось, моя дорогая? — Его пальцы творили чудеса там, в ее горячей влажной глубине. — Боже, как ты прекрасна, Викки! Ты откликаешься, как будто мы созданы друг для друга.

— Пожалуйста. — Она едва смогла вымолвить это слово, выгибаясь всем телом, вновь содрогаясь от его прикосновения. — Я не знаю… Я не могу… пожалуйста!

— Да. Понимаю. Отдайся своему чувству, дорогая. Ты хочешь меня? — повторил он.

— Да! Да! Да! — И тут она лишилась способности мыслить и говорить. Словно тугая, дрожащая пружина, свернувшаяся внутри нее, внезапно поддалась, распрямилась в ее теле, и Виктория почувствовала, что всю ее сотрясает дрожь. Легкие быстрые судороги пробегали по ее телу с головы до ног, но она не испытывала ни холода, ни страха. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой счастливой.

Наконец, обессиленная, она упала на широкую грудь Лукаса.

— Такая красивая, такая горячая, такая сладостная… — Лукас осыпал легкими нежными поцелуями ее лицо и шею и быстро приводил в порядок ее одежду. — Я с ума сойду, пока буду ждать тебя, Викки. Но ты же не заставишь меня ждать слишком долго, дорогая? Ты не будешь ко мне так жестока.

Виктория помедлила, восстанавливая дыхание. Она приподняла голову с плеча Лукаса. Кеб уже останавливался. Виктория поглядела на Лукаса, перед глазами у нее все плыло. Лукас смотрел на нее с нежной и понимающей улыбкой.

— Это было… — Она облизала пересохшие губы и еще раз попробовала заговорить:

— Это было так странно…

— Считай это экспериментом из естествознания.

— Экспериментом? — Несмотря на еще владевшее ею волнение, Виктория неудержимо рассмеялась, чувствуя, как вливаются в нее новые силы, освобождая ее от сладкого оцепенения, в плену которого она находилась. — Вы невозможны, милорд.

— Вы ошибаетесь. — Улыбка его была нежной, но глаза опасно блестели. — Все, что я собираюсь сделать с тобой, вполне возможно. Кое-что может показаться вам невероятным, но ничего невозможного нет.

Она безмолвно продолжала глядеть ему в глаза, но тут кеб остановился. Виктория уже немного пришла в себя, поправила развязавшийся галстук.

— Боже, мы уже приехали. Надо выбираться, не то кучер подумает, что мы уснули.

Она отыскала в темноте свои плащ и трость. Выходя из кареты, она заметила, что Лукас двигается осторожнее, чем обычно. Виктория спрыгнула со ступеньки кеба и, нахмурившись, обернулась к Лукасу:

— С тобой все в порядке?

— Нет.

— Твоя нога!

— Дело вовсе не в ноге. — Он остановился рядом с ней, заботливо застегивая ее плащ.

— Что случилось, Лукас? — настойчиво спросила она.

— Сегодня ты не можешь мне помочь, но, будь уверена, я дождусь той ночи, когда ты согласишься облегчить мои страдания. — Лукас постучал тростью, призывая кебмена обернуться к нему:

— Любезный, подождите меня несколько минут. Я скоро вернусь.

Кебмен со скучающим видом притронулся к краю своей шляпы и потянулся за фляжкой под сиденьем.

— Но, Лукас, в чем же дело? Я хочу знать, что с вами! — повторила Виктория, когда они завернули за угол и поспешили по темному переулку к садовой стене.

— Воскресите в вашей памяти занятие по естествознанию, в особенности репродуктивные функции самцов — и я уверен, вы найдете ответ на свой вопрос.

— О Боже! — У нее перехватило дыхание, щеки ее горели. Она все равно не до конца поняла, что подразумевает Лукас, но по крайней мере теперь она догадывалась, отчего он страдает.

— Господи. Я и не думала. Вам, вам очень плохо, милорд?

— Не смотрите на меня так озабоченно, — усмехнулся он. — Я очень доволен результатами нашего эксперимента. Они вполне стоили того неудобства, которое я испытываю сейчас. — Он помог ей подняться по садовой стене. — Я же обещал помогать вам в ваших научных исследованиях, верно?

— Я бы предпочла, чтобы вы не называли все это экспериментом, — откликнулась Виктория, спрыгивая в тенистый благоухающий сад и отступая, чтобы дать и Лукасу место приземлиться.

— Думаю, вам будет легче, если вы еще какое-то время будете рассматривать это как эксперимент. — Он поцеловал ее в кончик носа. — Спокойной ночи, Виктория. Выспитесь хорошенько.

Она смотрела ему вслед, когда он взбирался по стене, потом, вздохнув, направилась к оранжерее. Ей хотелось поскорее спрятаться в тишине своей комнаты и обдумать все случившееся между ней и Лукасом.

Чувства, которые он пробудил в ней, поражали Викторию своей силой и немного пугали. В те краткие минуты в кебе она полностью утратила власть над собой. Она буквально отдалась на милость Лукаса, и он показал ей, чего жаждет и требует ее собственное тело.

Виктория сосредоточенно размышляла над тем, что произошло. Ей не следовало выпускать события из-под контроля, необходимо было соблюдать осторожность. Она позволила себе расслабиться. Но Лукас так не походит на всех знакомых ей мужчин. Виктории становилось все труднее думать о нем разумно, логически. Все более и более она поддавалась своим чувствам, а это, как она прекрасно знала, очень опасно.

«Черт побери! — огорченно вздохнула она, — как все-таки несправедливо, что вдовушка вроде Изабеллы Рикотт может позволить себе (соблюдая определенную осторожность) романтическую связь, а я, убежденная старая дева, не имею такой привилегии». Во всяком случае, не сейчас, когда ей всего двадцать четыре. Возможно, лет через десять она будет располагать собой, но кто пожелает ждать десять лет, чтобы разделить с ней ту тайну, завесу над которой только что приподнял для нее Лукас?

«Да и где будет сам Лукас через десять лет, — продолжала невеселые размышления Виктория. — Наверное, где-нибудь в своем поместье, с женой и детьми…»

Это просто нечестно.

Теперь Виктория уже знала, что, если ей придет в голову поэкспериментировать в данной области естествознания, она хочет проделать это только с Лукасом и ни с кем другим. Наверное, она должна последовать его совету и рассматривать все с научной точки зрения.

Виктория еще взвешивала плюсы и минусы нового подхода к сей важной проблеме, как вдруг заметила белый шелковый платок, привязанный к двери оранжереи и развевавшийся на ветру.

Кто-то из слуг забыл его здесь, когда вышел в сад собрать пряные травы к ужину, предположила она. Но почему тогда она не заметила платок раньше, когда выходила из дому на встречу с Лукасом.

Любопытства ради она отвязала платок и нащупала вышитую монограмму, однако при бледном лунном свете Виктория не смогла разобрать ее.

Виктория поспешила домой, приостановилась в оранжерее, проверяя, не послышится ли какой-нибудь звук, и наконец заключила, что ее тетя еще не вернулась со званого вечера у Крэндоллов. Вечера Крэндоллов славились тем, что гости не расходились до рассвета.

Виктория поспешила наверх в свою комнату, зажгла свечу. Приподняв уголок платка к свету пламени, она разобрала монограмму. На платке красиво и витиевато была вышита буква "У".

Дрожащими пальцами Виктория свернула платок. Она уже где-то видела похожий вензель… Он украшал платки и галстуки ее покойного отчима, Сэмюэля Уитлока!

Утренний свет хлынул в окна оранжереи, залив нежными лучами экзотический цветок Plumeria rubra, который Виктория старалась запечатлеть в акварели. Она нахмурилась, глядя на то, что возникало под ее кистью, понимая, что недостаточно внимания уделяет работе, и размышляя, не лучше ли вовсе отложить ее. Обычно, когда она бралась за рисунок или акварель, работа полностью поглощала ее.

Но сегодня утром мысли Виктории были в смятении, кружились и танцевали при воспоминании о страсти, охватившей ее накануне в объятиях Лукаса. Она никак не могла избавиться от этих воспоминаний, хотя прошло уже несколько часов. Вик-, тория знала, что, если она срочно не разберется со своими чувствами и не примет какое-нибудь решение, она просто сойдет с ума.

— Вот ты где, Викки, дорогая. Я искала тебя. — Тетя Клео появилась из-за угла оранжереи и направилась к племяннице. На ней было очаровательное утреннее платье бледно-розового цвета. — Замечательный день, правда? Как я сразу не догадалась, что ты здесь? — Она задержалась у небольшого растения на особой подставке. — Кстати, ты видела новый американский ирис, который нам прислали из Честера? Он прекрасно цветет. Просто изумительно. Не забыть бы мне показать его Лукасу.

Виктория вздрогнула и посадила розовое пятно на свой рисунок.

— Черт!

— Что случилось, дорогая?

— Ничего, тетя Клео. Небольшая катастрофа с моим творением. Ты считаешь, Лукаса заинтересует ирис?

— Конечно. Разве ты не заметила, как он заинтересовался садоводством? Он старается изучить все в данной области, чтобы заняться своими владениями. Особенно его привлекают цветы, недавно вывезенные из Америки. Если он будет продолжать в том же духе, ему, без сомнения, удастся создать в Стоунвейле замечательный сад, — заключила тетя Клео.

Виктория пыталась истребить розовую кляксу на рисунке.

— Похоже, он и в самом деле интересуется данной областью. Тебе не кажется это немного странным? Ведь он почти всю свою жизнь провел в армии.

— Не вижу ничего странного. Вспомни Плимптона и Берни. Два отставных офицера, которые поселились у себя в имениях и создали прекрасные сады, да и севооборот наладили. Наверное, в садоводстве и земледелии есть что-то мирное, успокаивающее, и это привлекает людей, видевших слишком много насилия и крови.

Виктория вспомнила отказ Лукаса обсуждать обстоятельства, при которых он был ранен.

— Наверное, ты права, тетя Клео.

— Кстати, насчет Лукаса, дорогая. — Внимание леди Неттлшип вдруг привлекло растение, только что выбросившее почки.

Виктория искоса глянула на нее и собралась с духом. Тетя редко пыталась читать ей мораль, но, когда она принималась за дело, Виктории приходилось внимать ей. Несмотря на разнообразные научные интересы и бурную общественную жизнь, тетя Клео, помимо прочего, была женщиной умной и о многом догадывалась.

— Так что насчет Лукаса, тетя Клео?

— Боюсь заходить слишком далеко. Викки, дорогая, ты ведь, в конце концов, уже взрослая женщина и, насколько мне известно, всегда знаешь, что именно тебе нужно. Но должна сказать, я никогда еще не замечала, чтобы ты проводила столько времени в обществе одного и того же человека. Я также никогда не замечала, чтобы ты так часто упоминала в разговоре какого-нибудь своего знакомого, как ты упоминаешь Лукаса. И я не могу не обратить внимание на то, как часто он появляется у нас в последнее время.

Пальцы Виктории крепко сжали кисть.

— Ты же утверждала, что он тебе нравится.

— Да, он мне нравится, даже очень. Но дело не в этом, Викки, и я думаю, ты меня понимаешь. — Тетя не повышала голоса, руки ее были заняты, проверяя, достаточно ли увлажнена почва у растений.

— Если Лукас и слишком часто появляется у нас в последнее время, то исключительно потому, что ты всякий раз приглашаешь его на лекции и на демонстрации опытов, которые, по-твоему, способны заинтересовать его, — оборонялась Виктория.

— Верно, я каждый раз приглашаю его, и он каждый раз принимает приглашение, — задумчиво согласилась тетя. — Но ведь Лукас посещает не только наши собрания, посвященные естествознанию и садоводству. По-моему, в последнее время он появляется на любом вечере, куда бы ты ни отправилась.

Виктория встревожилась:

— Он дружен с леди Атертон, она представила его всем своим знакомым.

Клео кивнула:

— Совершенно верно. Мы тоже принадлежим к числу знакомых леди Атертон. И тем не менее, полагаю, тебе следует обдумать свой следующий шаг.

Виктория отложила кисть и подняла глаза на тетю:

— Почему ты не хочешь открыто сказать мне, что тебя беспокоит, тетя Клео?

— Я не столько беспокоюсь, сколько озабочена твоими встречами наедине с графом. Ты когда-то заявила, что вообще не собираешься выходить замуж…

Виктория замерла.

— Так было, и так останется!

Лицо Клео смягчилось, она ласково поглядела на свою упрямую племянницу:

— В таком случае, Викки, у тебя есть обязательства. Я бы даже сказала, честь женщины обязывает тебя не пробуждать ложных надежд в твоих поклонниках. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Виктория в полном изумлении уставилась на свою тетю:

— Ты же не думаешь, что я вожу графа за нос? Притворившись, будто однажды соглашусь принять его предложение?

— У меня даже не возникает мысли, что ты способна обманывать его намеренно, — поспешно возразила Клео, — но в последнее время мне показалось, дорогая, что Стоунвейл вправе истолковать твою дружбу как признак того, что ты можешь принять его предложение. Если он сделает такой вывод, это будет не его вина.

Виктория усмехнулась:

— А как насчет твоей дружбы с ним? Как он должен истолковать твои постоянные приглашения, тетя Клео?

— Это не одно и то же, моя дорогая. Если он истолкует мои приглашения не правильно, то только потому, что ты всегда приходишь на те же лекции и демонстрации, что и он, — спокойно возразила тетя.

— В этом нет ничего странного. Я всегда стараюсь попасть на самые интересные лекции и беседы вашего научного общества.

— Не могу не отметить, дорогая, что до недавнего времени лекции по севообороту, виноградарству и фруктовым садам не слишком интересовали тебя, — сухо напомнила ей тетя. — Ты предпочитала изучение животных, электрические опыты и экзотические растения.

Виктория почувствовала, как запылали у нее щеки.

— Уверяю тебя, тетя Клео, Стоунвейл прекрасно осведомлен относительно моих взглядов на брак. Нет никаких оснований опасаться, что он истолкует нашу дружбу превратно.

— А ты сама, Викки? — Тетя Клео подошла к ней и улыбнулась:

— Не случится ли так, что ты уже не будешь уверена в своем отвращении к браку, как до сих пор?

— Поверь мне, мое мнение о браке ничуть не изменилось, — убежденно возразила ей Виктория.

— Прости, что я спрашиваю тебя об этом, дорогая, но возможно ли, чтобы ты помышляла об иного рода отношениях со Стоунвейлом?

Виктория встретилась взглядом с тетей Клео:

— Ты думаешь, я могла бы… вступить в любовную связь с Лукасом?

Клео стойко приняла открытый взгляд своей племянницы и твердо ответила ей:

— Викки, я не слепа. И не глупа. Более того, я женщина и прожила на свете уже достаточно много лет. Я вижу, как ты смотришь на Лукаса, когда тебе кажется, что он не замечает твоего взгляда. Добавь его несомненный интерес к тебе и то обстоятельство, что ты нормальная, здоровая девушка, но при этом не хочешь выходить замуж, и мы с легкостью придем к заключению, что ты вступила на зыбкую почву. Я бы не выполнила свой долг, как твоя ближайшая родственница и наставница, если бы не предупредила тебя.

Виктория сжала руки. Она опустила невидящий взор на свой незаконченный рисунок на коленях:

— Я ценю твою заботу, тетя Клео.

— Нет, ты просто возмущена, и я не виню тебя. Но мы должны смотреть фактам в лицо. Ты готова подвергнуть риску не только свою собственную репутацию. Ты подставляешь под удар также и Стоунвейла, — продолжала тетя Клео.

Виктория вскинула голову:

— Репутацию Стоунвейла?

— Ты прекрасно знаешь, моя дорогая, что в его положении человек имеет определенную ответственность перед своим именем и титулом. Однажды он должен будет выбрать себе подходящую жену из хорошей семьи. Он не может прослыть соблазнителем порядочных невинных девушек. Подобная репутация навсегда лишит его возможности вступить в брак, который был бы одобрен обществом, более того — он рискует быть изгнанным. И потом, он вряд ли желает заслужить дурную репутацию. Право, он очень достойный человек, Викки.

— Боже мой, как все несправедливо.

— Что несправедливо? Что твое положение молодой незамужней женщины из приличной семьи лишает тебя права даже мечтать о романтической связи со Стоунвейлом? Возможно, это и несправедливо. Однако в подобных делах общество всегда проявляет крайнюю суровость, и тебе придется соблюдать неписаные законы света, если ты собираешься жить в нем. Тебе и так удается пренебрегать кое-какими правилами. Наберись терпения. С возрастом ты постепенно освободишься от большинства светских условностей.

— Мне двадцать четыре года. Я уже вышла из брачного возраста. Ты должна признать это, тетя Клео!

Клео улыбнулась и только покачала головой:

— Ты знаешь так же хорошо, как и я, что это не совсем так. С точки зрения общества ты еще ходишь в невестах, и размеры твоего состояния гарантируют, что ты сохранишь свою привлекательность в течение еще нескольких лет. Веди себя осмотрительнее.

— Будь я вдовой, как Изабелла Рикотт, я была бы свободна, — пробормотала Виктория.

Клео усмехнулась, пытаясь разрядить напряжение:

— Не собираешься ли ты выйти замуж за нашего графа и прикончить его, чтобы получить свободу Изабеллы Рикотт?

Виктория невольно усмехнулась в ответ:

— Стоунвейл настоятельно просил меня не делать этого.

Клео изумленно уставилась на нее и вдруг громко расхохоталась:

— Рада слышать, что Стоунвейл так умен и проницателен. На это я и рассчитывала. Стало быть, вы с ним отлично понимаете друг друга. Значит, ты не нуждаешься в советах, Викки. Прости, пожалуйста, что пыталась вмешаться в твои дела.

Виктория немного успокоилась:

— Спасибо тебе за заботу, тетя Клео. Я тщательно обдумаю все, что ты мне сказала.

— Обдумай. Общество многое простит, но всему есть предел, особенно когда дело касается женщины. Я не хотела бы, чтобы ты погубила свою репутацию, дорогая. Твои друзья слишком много значат для тебя, ты не должна их терять, — мягко напомнила Клео.

— Да, правда. — Легкая дрожь пробежала по телу Виктории при мысли о том, как она будет несчастна, если никогда больше не сможет увидеться с Аннабеллой и другими своими подругами.

Клео удовлетворенно кивнула:

— Вот именно, дорогая моя. А теперь, как ты помнишь, мы должны подготовиться к деловому разговору с нашим поверенным. Насчет корабля, в который мы вложили деньги в прошлом году. Судя по всему, корабль вернулся из Китая с хорошим грузом. Мы с тобой разбогатели на несколько тысяч фунтов. Ты довольна?

Виктория мгновенно заинтересовалась этой темой. Она любила рискованные капиталовложения, например в корабли. Капелька риска делала все намного увлекательнее.

— Замечательно! — воскликнула Виктория. — Надо поблагодарить мистера Бекфорда за то, что он посоветовал нам именно этот корабль. Ой, тетя Клео, подожди, я хотела спросить тебя кое о чем. — Виктория вынула шелковый платок с вензелем, который нашла ночью у входа в оранжерею. — Тебе знакома эта вещь?

Клео, нахмурившись, всмотрелась в монограмму и возвратила платок племяннице:

— Нет. Во всяком случае, она не моя. Где ты ее нашла?

— В саду. Я уже опросила слуг, но все они утверждают, что им ничего неизвестно. Может быть, его забыл кто-нибудь из членов твоего научного общества? — предположила Виктория, проводя пальцем по изящному вензелю "У".

— M-м, не исключено. Это мужской шейный платок. У кого из наших знакомых имя начинается с "У"? Уибберли и Уилкинз… Не забыть бы мне в следующий раз, когда они нанесут нам визит, спросить их об этом. Теперь, надеюсь, все, Викки?

— Да, тетя Клео, только это я и хотела узнать. Пойдем обсудим с мистером Бекфордом нашу последнюю удачу. Может быть, он еще что-нибудь нам порекомендует.

Глава 7

Виктории, разумеется, очень не хотелось признавать, но поход в бордель оказался серьезной ошибкой.

Она пристроилась в тени, сжимая в руках бокал шампанского, яркие раззолоченные ширмы отчасти скрывали ее. В этой комнате и в смежной с ней было несколько таких укромных уголков. Свет был приглушен. Из-за большинства ширм доносились пьяное хихиканье и другие звуки, которые особенно тревожили Викторию. Она содрогалась, пытаясь представить себе, что же происходит на втором этаже.

Было уже очень поздно, около трех часов ночи. Время их появления в борделе наметил Лукас. Он сказал, что не хочет наткнуться на кого-нибудь достаточно трезвого, кто мог бы узнать Викторию. Лукас выбрал и это заведение, поскольку оно предоставляло своим посетителям возможность сохранить инкогнито благодаря ширмам и слабому освещению.

Все вокруг, кроме Виктории и Лукаса, были безобразно пьяны. Несколько мужчин распластались на розовых бархатных диванах, оглашая пространство громким храпом. В комнате было слишком шумно, слишком жарко, табачный дым до потолка… С дымом дорогих сигар смешивался крепкий аромат от двух-трех трубок.

Виктория почувствовала дурноту. Только что она наблюдала, как Лукас небрежным жестом отогнал двух молодых женщин, одетых в платья с таким глубоким вырезом, что наружу торчали розовые соски.

— Сегодня мы пришли только посмотреть, — спокойно пояснил он, когда одна из женщин возмутилась тем, что он ее отсылает.

— Куда приятней присоединиться к веселью, — проворковала вторая. Она окинула Лукаса таким взглядом, что Виктории захотелось выплеснуть на ее голову содержимое ночной вазы.

— А как наш юный дже-е-нтльмен? — протянула первая женщина, нацелив обворожительную улыбку на Викторию. — Дже-е-нтльмен пойдет со мной наверх? Ой, какой красивый мальчик! А у меня в комнате есть большое-пребольшое зеркало на стене. Ты в нем все увидишь. Хочешь посмотреть, какие у меня хлысты и розги? Точь-в-точь такие, какими нашего маленького лорда лупили в школе.

Виктория быстро замотала головой, откидываясь дальше в тень ширмы. Лукас бросил на нее насмешливый взгляд и продолжал попивать шампанское, он не спешил прийти ей на помощь. Она как будто слышала его голос: «Я вас предупреждал…»

Мало того, что сама идея отправиться в бордель оказалась ошибкой, Виктория вдруг обнаружила, что и мужская одежда не так удобна, как ей раньше представлялось. Сегодня ее безупречный галстук был повязан слишком высоко и слишком туго, верхние складки его налезали ей на уши и подбородок. Она просто тонула в нем, а все из-за Лукаса. Он собственноручно поправил на ней галстук, перед тем как выйти из кареты, — потребовал, чтобы ее лицо было скрыто как можно лучше.

Он также настоял, чтобы она не снимала шляпу, а надвинула ее на глаза, пока будет пробираться в свой укромный уголок. И в завершение всех предосторожностей Лукас намеренно выбрал заведение, которое не посещали люди света. Он хотел исключить любой возможный риск…

Она вновь почувствовала головокружение. Сейчас ее единственным желанием было выбраться отсюда. Довольно с нее омерзительного зрелища.

Виктория как раз собиралась шепнуть Лукасу, что ей скучно и пора уже уходить, как вдруг в дальнем конце темной, переполненной людьми комнаты раздались восторженные вопли, а потом вся толпа пьяных мужчин и вызывающе одетых женщин затихла.

На середину безвкусно обставленной комнаты вышла хозяйка борделя, женщина средних лет в пышном платье с глубоким вырезом. Лицо старой блудницы было обильно покрыто румянами и белой пудрой, в подражание стилю, который уже лет пять как вышел из моды. В ее платье из дорогого розового бархата, под цвет мебели, не было и следа простоты и изящества, свойственных светской моде. Это платье было таким же вульгарным и пышным, как и его хозяйка.

— Ко мне, ко мне, славные джентльмены, все, кто хочет испытать свой темперамент. Нынче заведение предоставит вам отличный товар. Девушка — чистая, словно только что на свет появилась, с гарантией. Только что из провинции, еще и тринадцати нет. Позвольте вам представить новенькую в нашей благородной профессии, малышку мисс Молли!

Из-за своей ширмы Виктория с ужасом наблюдала, как вытолкнули в центр комнаты растерянную девочку в белой прозрачной тунике. Молли озиралась по сторонам, пытаясь прикрыть руками грудь, вокруг стояли похотливо рассматривающие ее пьяные мужчины и хохочущие женщины.

Затравленный взгляд Молли переходил с одного лица на другое, пока ее глаза не встретились с глазами Виктории. Девочка не отрываясь смотрела прямо на нее. Виктория вцепилась в подлокотники кресла, чувствуя, как изнутри поднимается дурнота.

— Начинаем аукцион. Такие миленькие маленькие красоточки, как наша Молли, стоят недешево, — провозгласила мадам.

— Полагаю, нам пора уходить, — пробормотал Лукас под шум пьяных голосов. Он бросил последний злобный взгляд на содержательницу борделя и встал.

— Нет. — Виктория покачала головой, не в силах отвести взгляд от испуганных глаз Молли. — Нет, Лукас, мы не можем уйти. Не сейчас.

— Черт меня побери, Викки, не собираешься же ты смотреть на это.

— Они выставили ее на аукцион, Лукас. Словно корову или лошадь.

— Да, и тот, кто заплатит больше всех, поведет Молли наверх и научит ее новому ремеслу, — жестко произнес Лукас. — Возможно, он даже не пожелает уединиться, а проделает все здесь, прямо на глазах у публики. Ты же не хочешь быть свидетельницей?

— Разумеется, нет. Лукас, мы обязаны спасти ее.

Лукас изумленно уставился на нее, медленно опускаясь назад в кресло.

— Спасти ее? Как, по-твоему, мы можем это сделать? Здесь, в городе, это самое что ни на есгь заурядное событие. Молодые девушки приезжают из провинции и попадают прямиком из поезда в руки таких вот безжалостных настоятельниц. Девочки обречены, и тут ничего нельзя поделать.

— Тем не менее мы обязаны помочь хотя бы вот этой девочке, — объявила Виктория. — Я выкуплю ее.

Лукас только вздохнул:

— Ты не понимаешь, на что идешь, Викки.

Но Виктория уже присоединилась к безумному аукциону.

У нее имелось несомненное преимущество — она была богаче любого из присутствующих, чем и собиралась воспользоваться.

— Тридцать фунтов, — крикнул человек из дальнего конца комнаты.

Хозяйка борделя окинула его презрительным взглядом:

— За девственницу с гарантией? Не смешите, сэр. Послушаем, что еще предложат нам благородные джентльмены.

— А кто поручится, что она девственница? — возмутился второй. — Я рискну полсотней, и не фунта больше!

— Неплохо, — одобрила мадам, — но пока маловато. Давайте, давайте, я ждала большего от нашего собрания. Вы бы заплатили дороже за лошадь.

— На лошадке будешь кататься дольше, чем на девственнице, — выкрикнул третий и загоготал.

— Глупости. На нашей Молли тоже можно славно прокатиться, верно, дорогая? — Мадам провела рукой по волосам Молли — жуткая пародия на материнскую ласку.

— Ладно-ладно, больше восьмидесяти фунтов она не стоит, а если ты соврала насчет девственности — денежки назад.

Молли заплакала, хохот вокруг только усилился. Виктория посмотрела Молли прямо в глаза, взглядом призывая ее держаться. Надо было еще немного выждать.

Ставки повышались, но уже не так быстро, как в первые минуты. Небольшая величина ставок подтверждала первоначальное предположение Виктории. С одной стороны, далеко не все были уверены, что бедняжка Молли девственница, но главное, здесь просто не нашлось состоятельных клиентов. Люди со средствами предпочитали содержать любовниц и в такие заведения заглядывали разве что из любопытства.

Виктория выждала еще несколько минут, пока предлагаемая сумма не достигла девяноста фунтов. Тогда она небрежно приподняла ладонь над ширмой:

— Триста фунтов.

Лукас застонал.

Достопочтенная мадам обратила благосклонный лик к раззолоченным ширмам:

— Ах, сэр, у вас прекрасный вкус, кем бы вы там ни были. Прекрасный, ручаюсь головой. Полагаю, на сегодняшний вечер Молли целиком в вашей власти. — Она похлопала девушку по руке. — Какая ты у нас счастливица, дорогая. Такой милый, аккуратный джентльмен. Теперь ступай и постарайся ему понравиться, не то пожалеешь, что на свет родилась!

— У вас нет при себе трехсот фунтов, — сквозь стиснутые зубы напомнил Виктории Лукас. — Вы что, собираетесь вручить старой чертовке свой чек? Тогда она узнает ваше имя.

Виктория сразу нашлась:

— Вы совершенно правы. Значит, расплачиваться придется вам. Скажите, это для меня, потому что я очень застенчив. Лукас, поторопитесь.

— Ад и все дьяволы, — пробормотал Лукас, медленно поднимаясь на ноги, — не надейтесь, что я спущу вам должок.

— Уверяю вас, денежные долги я плачу всегда, — резко ответила ему Виктория.

Лукас встал и направился к мадам, не обращая внимания на хохот и забористые шуточки со всех сторон. Выйдя в центр комнаты, он легонько подтолкнул Молли к ширмам, за которыми пряталась Виктория:

— Ступай туда, девочка. Вперед!

Молли с ужасом оглянулась на него, но как завороженная повиновалась приказу в его голосе. Она начала пробираться сквозь хохочущую толпу туда, где поджидала ее Виктория.

— Тише, тише, все будет хорошо, — прошептала Виктория, сжимая трясущиеся руки девочки и увлекая ее за собой к двери. Надвинув шляпу на самые глаза, Виктория бесстрашно прокладывала себе пугь в толпе.

Молли была слишком запугана, чтобы протестовать. Возможно, выйти на улицу, в темноту ночи, казалось ей предпочтительнее, чем отправиться на второй этаж. Девочка все время спотыкалась, и Виктория подумала, что ее либо напоили, либо дали ей дозу опиума, чтобы все расплывалось у нее перед глазами.

— Так-так, и куда вы направляетесь с нашей девочкой? Товар с витрины не брать, с магазина не выносить! — Путь Виктории преградил здоровенный мужчина с грубой физиономией. В борделе он назывался дворецким, но теперь Виктория поняла, что у него есть и другие обязанности.

— Подайте мне мою трость! — приказала она ему.

— Я вам сказал, девочек уводить нельзя! — проревел вышибала.

— Я ее не увожу, — утомленно произнесла Виктория. Она припомнила слова проститутки о хлысте и розгах. — У меня есть свои вкусы, и я собираюсь их удовлетворить. Моя трость в определенных случаях вполне меня устраивает. У нее очень удобная ручка и подходящий вес, если вы понимаете, о чем речь.

Бедная Молли с трудом заглушила вскрик, но здоровенный мужлан, казалось, был очень доволен ответом. Он, очевидно, привык к подобным делам.

— Стало быть, вот как обстоит дело, а? — Он ухмыльнулся Молли:

— Веселенькая ночка тебе предстоит, детка, верно?

Виктория напряженно ждала, бросая взгляды через плечо — где же Лукас? Он все не появлялся. «Дворецкий» уже возвратился с тростью. Виктория решила действовать на собственный страх и риск и проложить путь к двери, которую вышибала загораживал спиной.

— Я полагаю, нам лучше всего уединиться в моей карете, чем здесь, — хладнокровно произнесла она и двинулась вперед, увлекая Молли за собой.

Вышибала прищурился и скрестил на груди свои ручищи:

— Сказано вам, девчонку уводить запрещается.

Виктория сделала то единственное, что могла придумать в данных обстоятельствах: она резко шагнула вперед, воткнув конец трости прямо в брюхо здоровенному вышибале.

«Дворецкий» изрыгнул проклятие и отлетел к стене, согнувшись пополам и схватившись за пострадавшее место. Виктория бросилась к двери и потащила за собой Молли.

— Черт, — произнес у нее за спиной голос Лукаса, — я не сомневался, что произойдет нечто подобное.

Вышибала взревел, затем сзади донесся глухой стук падающего тела. Виктория, невольно обернувшись, увидела, что громила распростерся на полу, а Лукас хладнокровно натягивает перчатки и плащ.

— Пошли, — скомандовал он, — быстро в карету.

Во время всей этой суматохи Молли испуганно жалась к Виктории. Теперь у нее начиналась истерика, девочка сильно побледнела и давилась слезами.

Виктория легонько похлопала ее по плечу:

— Успокойся, милая, мы не сделаем тебе ничего плохого.

Завидев своих клиентов, кучер, доставивший Лукаса и Викторию в бордель, очнулся от дремы, подобрал поводья и приготовился трогаться. Заметив, как Виктория вталкивает в кеб несчастную Молли, кебмен поощрительно усмехнулся.

— Я хочу домой, — рыдала Молли, в то время как Виктория устраивалась рядом с ней. Захлебываясь слезами, девочка прижалась к плечу своей спасительницы. — Пожалуйста, сэр, отпустите меня домой, в Нижний Берритон. Моя мама будет так волноваться. Мне и уезжать-то не следовало, но мне говорили, здесь в городе сколько угодно мест, а у нас дома совсем нет денег.

— Тише, тише, все будет в порядке. Ты вернешься домой, обещаю. — Виктория еще обнимала всхлипывающую девочку, когда в кеб забрался Лукас. Он бросил взгляд на зареванное личико Молли.

— Ну, теперь она ваша, и что же вы собираетесь с ней делать? — спросил Лукас, подавая кебмену знак трогать. — Вы не можете отвезти ее в дом вашей тети — как вы объясните ее появление? Всем станет известно, чем вы занимались сегодня ночью.

— Как всегда, вы правы, Лукас. Вы очень предусмотрительны. Она не может поехать со мной — значит отправлять ее домой придется вам. На ночь вы поручите ее экономке, а завтра утром она посадит девушку на северный поезд.

— Черт побери, — пробормотал Лукас, смиряясь с неизбежным.

Воцарилось молчание, прерываемое лишь всхлипываниями Молли.

— Вы удовлетворены посещением борделя? — спросил наконец Лукас. Викторию передернуло.

— Раз и навсегда. Ноги моей больше не будет в подобном заведении. Просто омерзительно. Довести несчастных женщин до того, что они вынуждены продавать себя этим отвратительным мужчинам, лишь бы заработать на хлеб, — возмутительно и для разума, и для чувства.

— Делать вас свидетельницей таких сцен тоже противно и разуму, и чувству, — буркнул Лукас. — Я сам виноват, что слепо потакаю вам. Начинаю думать, что наши ночные развлечения зашли слишком далеко.

Его непривычно суровый тон не на шутку встревожил Викторию.

— Вы же не хотите положить конец нашим приключениям?!

Лукас оглянулся на Молли, все еще продолжавшую потихоньку всхлипывать.

— Нам лучше обсудить это в более удобное время.

— Но, Лукас…

— Между прочим, вы должны мне триста фунтов. — Лукас откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. — Плюс та сумма, в которую обойдется ее билет до дома.

Виктория фыркнула:

— Право, Лукас, если вы будете продолжать в том же духе, я верну вам деньги немедленно.

— Не стоит спешить, Викки. Я могу подождать до завтра.

Она прикусила губу:

— Но вы непременно хотите получить с меня долг?

Лукас открыл глаза и в упор поглядел на Викторию.

— Да уж, дорогая моя, — произнес он, — в чем, в чем, а в этом вы можете быть уверены.

Лукас подхватил бокал шампанского с подноса проходившего мимо лакея и обернулся, приветствуя Джессику Атертон, решительно прокладывавшую путь к нему сквозь пестрю сверкавшую толпу. В платье цвета чайной розы она, как всегда, выглядела очень мило, ее волосы были уложены по последней моде и украшены двумя гребнями, усыпанными рубинами.

На лице Джессики застыло выражение, более приличествующее посланнице святой миссии. Лукас припомнил, что не впервые замечает напряжение на лице женщины, которую он когда-то любил и которую потерял.

Сначала он предположил, что тем самым она выказывает скромность и благовоспитанность, но теперь догадался, что Джессика смотрит на мир с постоянным неодобрением. Что-то в ее глазах начинало тревожить Лукаса, какой-то затаенный холодок, какая-то возвышенная печаль, будто она знала, что ничто в мире не соответствует ее требованиям и ничто никогда не дорастет до них.

За те три или четыре минуты, пока Джессика добиралась до него, Лукас все пытался разгадать тайну ее глаз. В последний момент он вдруг осознал, отчего она перестала ему нравиться. В ней не было огня — так он думал теперь, — только холодок «ангельской» правоты с налетом женской самоотверженности, будь она проклята. Как хорошо, что ему никогда не придется сжимать в своих объятиях это неземное, священное создание!

Лукас усмехнулся: за короткое время весьма нетрадиционного ухаживания за Викторией Хантингтон он научился ценить в женщине огонь.

— Лукас, дорогой мой, я так волновалась, ожидая вас. — Джессика страдальчески улыбнулась ему, словно действительно боялась, что за эти дни с ним могло произойти что-то ужасное. — С вами все в порядке?

— Все прекрасно, Джессика, спасибо. — Лукас отпил шампанского, взглядом отыскивая в толпе Викторию.

Джессика понизила голос до мелодраматического шепота:

— Я страшно переживала: должна же я узнать, как осуществляются наши планы. Ходят всякие слухи, но пока ничего определенного, вы же понимаете.

Лукасу очень не понравилось упоминание о «наших планах», будто и Джессика имеет какое-то отношение к его чувствам. Но нельзя было отрицать, что начало всему положила именно она. Если бы не Джессика, он бы никогда даже не познакомился с Викторией.

— Какого рода сплетни вы имеете в виду?

— Просто поговаривают, что вас часто видят вместе с мисс Хантингтон на балах и вечеринках, что вы несколько раз появлялись вместе на верховой прогулке в парке. Одно дело, когда вы встречаетесь с ней на лекциях и тому подобное, в присутствии ее тети, и совсем другое — сопровождать мисс Хантингтон на верховой прогулке. Поэтому я и спрашиваю, ведет ли все это к достижению намеченной нами цели.

Снова «намеченной нами». Лукас заскрипел зубами.

— Будьте так добры, не беспокойтесь. Меня вполне устраивает, как складываются мои отношения с мисс Хантингтон.

— Право, Лукас, не надо так сердиться. Я только хочу помочь вам в столь важном деле, вам ведь необходимо получить хорошее приданое. Я знаю, чего требует от вас ваш долг, и делаю все, что в моих силах, лишь бы вам помочь. У нас все еще остается в запасе мисс Пилкинттон, не забывайте.

Лукас сдержал готовое вырваться ругательство и постарался придать себе благодарный вид:

— Спасибо, Джессика. Я очень ценю ваши труды, вы уже очень помогли мне.

Джессика немного смягчилась:

— Это самое малое, что я могу сделать в память о наших былых отношениях. Надеюсь, вы понимаете, Лукас, что я всегда с нежностью относилась к вам.

«Относилась с нежностью» — предел пылких чувств для Джессики Атертон, вынес ей приговор Лукас. В ней совсем нет огня.

В этот момент он наконец заметил Викторию в дальнем конце комнаты. Она оживленно беседовала со своей подругой Аннабеллой Линдвуд. Когда Виктория полюбит, она воспламенится подобно лесному пожару, пообещал он себе и улыбнулся своим мыслям.

Виктория обернулась, словно почувствовав на себе его взгляд. Сказав что-то Аннабелле, она начала пробираться сквозь толпу.

Пока она шла к нему, Лукас не сводил с нее глаз. За Викторией легко было наблюдать: она выделялась ростом и ярко-желтым шелковым платьем. Она была очаровательной, настоящей королевой, ему казалось, в этот вечер никто бы не мог перед ней устоять. Как всегда, она выбрала платье с глубоким декольте. На его вкус, все ее платья были с чересчур глубоким вырезом. Но сегодня особенно — у Лукаса возникло желание схватить Викторию в объятия, вынести ее в сад и разорвать на ней платье, обнажив ее грудь. О! Эта грудь сводила его с ума: высокая, нежных очертаний, словно созданная для его ладони.

Виктория шла к нему, останавливаясь ради любезной беседы то с одним, то с другим гостем, а Лукас вспомнил, как накануне, в карете, ласкал горячее стройное тело. От одной этой мысли тело его напряглось. Дорогой ценой дается ему погоня за богатой наследницей!

С каждым днем ему все труднее было воздерживаться от того, что Виктория — он знал это! — все более готова была ему предложить.

Но раз он решился укротить эту невероятную женщину, главное — стратегия, и Лукас придерживался плана даже тогда, когда Виктория трепетала в его руках в первом порыве пробудившейся женской страсти. Только принуждая себя мыслить стратегически, Лукас обуздывал свое собственное желание, сводившее его с ума. Но еще несколько таких экспериментов — и он не выдержит.

Он слегка усмехнулся, заметив, как Виктория приостановилась недалеко от них, чтобы окинуть критическим взглядом Джессику Атертон. Потом губы Виктории сложились в самую светскую улыбку, и она вновь двинулась вперед.

Джессика же, склонившись к нему, продолжала свой доверительный разговор:

— Знаете, Лукас, я все больше сомневаюсь, подходит ли нам Виктория. Конечно, у нее прекрасные связи в обществе и большое приданое, но вам будет слишком сложно справиться с ней.

— Не стоит так переживать, Джессика. Полагаю, я легко справлюсь с мисс Хантингтон. — Лукас наклонил голову, приветствуя подошедшую к ним Викторию, и сразу обратился к ней:

— Добрый вечер, мисс Хантингтон. Какая приятная неожиданность — повстречать вас у Ридли. Ваша тетя тоже здесь? — Он почувствовал, как замерла и мгновенно умолкла Джессика.

— Да, конечно, — отвечала Виктория, — она увлечена беседой с леди Ридли. Добрый вечер, Джессика. Какое прелестное вы выбрали платье. Надеюсь, у вас все хорошо?

Джессика быстро обернулась и встретила ее принужденной улыбкой:

— Все хорошо, благодарю, а у вас?

— Последние два-три дня я плохо себя чувствовала, — произнесла Виктория, бросив упреждающий взгляд на Лукаса.

— Как печально это слышать, — откликнулась Джессика.

— О, ничего страшного, вы понимаете, небольшие неприятности с пищеварением. Боюсь, мой аппетит слишком зависит от моего настроения, а я должна признаться, что в последнее время чувства мои были расстроены. Скажите, Джессика, на вас плохое настроение действует так же сильно?

— Как правило, да. Если чем-нибудь огорчена, я могу вовсе лишиться аппетита. К тому же я часто страдаю от головной боли, — призналась Джессика.

— Вот именно. Вы всегда всех понимаете, Джессика, вы так участливы. Не то что некоторые. — Улыбка Виктории явно предназначалась Лукасу.

Лукас постарался притвориться, будто не понял ее намека:

— Надеюсь, теперь вам лучше, мисс Хантингтон.

— О, я почувствую себя гораздо лучше, как только мне удастся уладить одну небольшую проблему, которая мучает меня последнее время…

— Я вас прекрасно понимаю, — поддержала ее Джессика, — пищеварение налаживается сразу же, как только мы обретаем душевный покой.

— Истинная правда. — Улыбка Виктории могла бы затмить сияние солнца. И обращена она была к Лукасу. — Лорд Стоунвейл, разрешите мне переговорить с вами?

— Разумеется, мисс Хантингтон. Я к вашим услугам. — Однако он не сдвинулся с места, чтобы увести ее подальше от Джессики. Он преспокойно отпил еще один глоток шампанского. — О чем же вы хотели поговорить со мной?

Виктория смущенно покашляла, многозначительно поглядывая на Джессику:

— Пустяки, милорд. Относительно ближайшей лекции — насколько мне известно, вы очень интересуетесь лекциями.

— Зависит от темы. Она посвящена научным вопросам?

— Безусловно. Это научный эксперимент.

— В таком случае я хотел бы узнать как можно больше. — Лукас извлек из кармана часы. — Но к сожалению, я обещал встретиться с другом в клубе, так что, наверное, припозднюсь. Пожалуйста, передайте вашей тете, что я всегда рад получить от нее приглашение на любое мероприятие в ее научном обществе и предвкушаю удовольствие от ближайшей лекции, какой бы теме она ни была посвящена. С вашего позволения, мисс Хантингтон, мисс Атертон… — И Лукас, вежливо раскланявшись, поспешил покинуть бальный зал.

За последние несколько дней он уже не первый раз ускользал подобным образом. Лукас ухмыльнулся. Он тщательно старался избегать все более настойчивых попыток Виктории остаться с ним наедине.

Стратегия.

Он был уверен, что знает, о чем пойдет разговор, когда он наконец позволит своей добыче настигнуть его.

Он готов был держать пари, что Виктория собирается попросить его о новых научных экспериментах, подобных тому, что они пережили вместе в карете, возвращаясь после посещения «Зеленой свиньи».

В тысячный раз Лукас напоминал себе, что он не должен сразу поддаваться на ее уговоры. В конце концов, подумал он, когда его карета остановилась у входа в клуб на Сент-Джеймс-сквер, надо же позаботиться о том, чтобы дама сохранила к нему уважение и на следующее утро.

Но имелась еще одна, гораздо более важная проблема. Он брал на себя ответственность за Викки. В качестве ее будущего мужа и повелителя он обязан был позаботиться о ней. Стоит им один раз заняться любовью, и он подвергнет ее новой опасности: что, если она забеременеет?

Раньше Лукас считал, что он мог бы рассматривать возможную беременность Виктории как еще один шанс в свою пользу. В начале странного ухаживания он бы мог даже построить на этом свои расчеты. Однако теперь Лукас хотел, чтобы Виктория упала в его объятия по доброй воле. Он желал, чтобы она захотела его. Он надеялся, что она захочет его настолько сильно, что решится даже рискнуть своей независимостью. Он мечтал, чтобы она вышла за него замуж по любви, а не по необходимости.

Лукас печально покачал головой. Ухаживание за Викторией Хантингтон превратило хладнокровного, трезвомыслящего солдата в неисправимого романтика.

Карточная комната в клубе внешне очень отличалась от того притона, куда Лукасу пришлось сопровождать Викторию. Сюда допускались только джентльмены безупречного происхождения и репутации. Поведение игроков за столами, обтянутыми зеленым сукном, было сдержанным и благопристойным. Однако здесь, на Сент-Джеймс-сквер, ставки были несравненно выше, чем в игорном доме, и неопытному игроку грозила катастрофа.

Но и шанс на крупный выигрыш был здесь несравнимо выше, к тому же здесь можно было рассчитывать на честную игру, поэтому Лукас предпочитал зарабатывать себе на жизнь именно в клубе.

— Послушайте, Стоунвейл, я хотел поговорить с вами, — поднялся ему навстречу Ферди Меривейл.

Лукас прихватил бутылку кларета и наполнил свой бокал. Он приподнял бровь, следя, как поспешно подходит к нему молодой человек, и размышлял, не собирается ли тот вызвать его на дуэль за вмешательство в игру в «Зеленой свинье». Он попытался представить себе, как будет отчитываться перед дамой, поставившей его в столь затруднительное положение: «Да, кстати, Викки, тот щенок, которого я выручил по твоему настоянию, решил пристрелить меня завтра поутру».

По крайней мере деревенская девочка Молли уже отправилась домой и скорее всего уже никогда не отважится заглянуть в Лондон.

— В чем дело, Меривейл?

Ферди покраснел, провел пальцем по шее, ослабляя чересчур тесный узел галстука. Однако взгляд молодого человека был таким же прямым и решительным.

— Я хотел поблагодарить вас, милорд.

Лукас прищурился, пытаясь скрыть свое удивление:

— В самом деле? За что?

— За то, что вы сделали той ночью, — упорно продвигался вперед Меривейл, — кажется, тогда я не очень-то оценил вашу заботу. Успел выпить несколько бокалов кларета еще до того, как сел за игру, знаете ли.

— Бокалов или бутылок?

— Бутылок, — покаянно подтвердил Ферди. — Во всяком случае, я ведь и не подозревал, какого сорта репутация у Даддингтона. Недавно мне сказали, что порядочные люди не садятся с ним за карточный стол.

— Во всяком случае, разумные люди этого не делают, — поправил его Лукас. — Я рад, что вы раскусили его. Не хочу надоедать вам моралью относительно ваших обязанностей перед вашей семьей и вашим имением, но впредь думайте дважды, прежде чем рисковать слишком крупной для себя суммой, играя в карты, — будь то с порядочным или непорядочным игроком.

Меривейл усмехнулся:

— Вы вполне уверены, что не собираетесь читать мне мораль? Знаете ли, это вовсе не обязательно. Я уже выслушал по крайней мере три лекции от мамы.

Лукас улыбнулся в ответ:

— Извините. Я слишком долго прослужил в армии. Привыкаешь поучать зеленых офицеров. И пожалуйста, избавьте меня от благодарности, Меривейл. Откровенно говоря, я не имел намерения выручать вас в тот вечер. Я был занят совсем другим.

— Так почему же вы помогли мне, сэр? — спросил Меривейл.

— Мой так называемый компаньон пожалел вас и попросил меня что-нибудь сделать. Я послушался его. Вот и вся история.

— Я не верю этому, сэр. Вы были так добры, что спасли меня в ситуации, когда я мог проиграть свое состояние, знайте: я у вас в долгу. — Меривейл слегка поклонился и отошел, присоединившись к своим приятелям в баре.

Лукас только головой покачал в изумлении. Виктория была права. Оказывается, Ферди Меривейл вовсе не пропащий юнец. А если он и дальше будет так быстро взрослеть, молодой человек станет гордостью своей семьи и своего рода.

Однако это не избавило его от страшного воспоминания о том, как Викторию едва не раздавила карета, пока он старался запихнуть в экипаж подвыпившего Ферди Меривейла. Каждый раз, когда эта ужасная сцена вставала у него перед глазами, Лукас леденел.

Лукас собрался с мыслями и стряхнул с себя наваждение. Сегодня ему предстоит важное дело. Прихватив бутылку кларета, он прошелся по комнате посмотреть, кто сегодня взялся за карты. Необходимо было пополнить свои финансы. Вращаться в одном кругу с Викторией стоило денег, причем немалых.

Больше всего в этом необычном ухаживании Лукаса огорчало, что деньги, которые он тратит на поддержание своего внешнего вида, на маскарад, нельзя отдать изголодавшимся землям Стоунвейла.

Он утешался мыслью, что иногда приходится рискнуть сравнительно небольшой суммой ради настоящего выигрыша.

Вскоре Лукас нашел то, что искал, — партия в вист обещала достаточно высокие ставки, чтобы покрыть его текущие расходы. Его тут же пригласили присоединиться к игре. Лукас сел и поставил рядом с собой бутылку кларета.

На самом деле он весь вечер выпивал лишь по маленькому глотку. Он давно понял, что ясная голова дает ему существенное преимущество перед противниками, подкреплявшимися несколькими бутылками портвейна и кларета. Бутылка кларета была для него лишь прикрытием.

После четырех часов упорной игры Лукас решил, что выигрыша вполне достаточно для того, чтобы расплатиться с портным и поставщиком обуви, а также выдать месячное жалованье за последние недели своим немногочисленным слугам. Тогда он извинился, вышел из игры и отправился за плащом и шляпой.

Он сильно устал. Напряженно сосредоточиваясь за карточной игрой, он чувствовал себя потом опустошенным. Но он понимал, что только эта напряженная сосредоточенность и обеспечивала ему выигрыш.

Светские люди любили играть наугад, не обременяя себя анализом и расчетом. Азартная игра была лишь одним из способов продемонстрировать свое богатство и роскошь, власть и силу, поразить партнеров своим хладнокровием.

Здесь с пренебрежением принимали катастрофический проигрыш, делая вид, что деньги для них ничего не значат. А потом проигравший возвращался домой и порой пускал себе пулю в лоб после одной лишь страшной ночи за карточным столом.

Лукас нуждался в выигрыше и готов был основательно потрудиться ради него. В конце концов, благодаря правильной стратегии можно преуспевать и за карточным столом.

Он был уже у двери, когда заметил Эджворта, пристроившегося у камина и наблюдавшего за ним. Лукас явственно ощущал угрюмую неприязнь Эджворта к себе, но его это совсем не беспокоило. Чувство это было взаимным. Он нисколько не огорчился, облегчив пару недель назад карманы Эджворта на изрядную сумму. И больше играть с этим шулером он не собирался.

— Добрый вечер, Стоунвейл. И много радости доставляет вам ваша возмутительная, но богатенькая подружка? — Эджворт говорил негромко, словно рассчитывая, что его услышит только Лукас. — Чрезвычайно занятная юная леди, не так ли?

Лукас смотрел на издевательскую ухмылку на губах Эджворта, соображая, можно ли проигнорировать его слова. Похоже, нельзя. Эту реплику, кажется, слышали и Ферди Меривейл с приятелем. Оба они повернули головы, ожидая, что ответит Лукас.

— Я не обсуждаю порядочных женщин с людьми вашего сорта, Эджворт, — спокойно произнес Лукас. — А лично с вами я не стал бы говорить вообще ни о какой женщине.

— Утверждают, что наша леди не собирается выходить замуж, — гнул свое Эджворт, пренебрегая угрозой, прозвучавшей в голосе Лукаса. — Поскольку брак исключается, я прихожу к выводу, что в отношении мисс Хантингтон вы преследуете иные цели, верно? Вас уже столько раз видели вместе, что всем остается только ломать себе голову, как далеко зашли ваши отношения.

«Вот чем обернулась моя репутация хладнокровного человека, которого нелегко вывести из себя», — с горечью подумал Лукас. В тот вечер, когда он поймал его на нечестной игре, ему следовало во всеуслышание обвинить Эджворта, но теперь негодяй окончательно обнаглел.

Размышляя, Лукас сделал еще глоток кларета, понимая, что услышит его не один только Эджворт. Меривейл и его приятель хмурились, ожидая, как Лукас поступит с человеком, публично задевшим честь Виктории.

— Разумный человек воздержался бы от искушения чересчур много рассуждать о делах мисс Хантингтон, — произнес Лукас, — или заранее подготовился бы к встрече в Клери-Филд на рассвете в сопровождении двух секундантов.

Небольшая группка, состоявшая из Эджворта, Меривейла и его друга, внезапно затихла.

Эджворт, прищурившись, наблюдал за Лукасом:

— И что вы хотите этим сказать, Стоунвейл?

Губы Лукаса тронула холодная улыбка.

— Именно то, что вы услышали. Как вы знаете, я могу оставить без последствий небольшие проступки вроде нечестной игры в карты. Но я далеко не так терпелив, когда оскорбляют доброе имя невинной девушки. Решайте сами, Эджворт.

Эджворт отодвинулся от каминной доски, лицо его побагровело от ярости.

— Черт бы вас побрал, Стоунвейл! Чтоб тебе в ад провалиться, ублюдок! Думаешь, тебе всегда будет везти? — Он развернулся на каблуках и вышел из комнаты.

Меривейл и его приятель приоткрыв рот смотрели в спину удалявшемуся Эджворту. Лукас одним махом проглотил больше кларета, чем успел выпить за весь вечер. Ему действительно повезло — Эджворт не решился на игру, в которой нельзя воспользоваться краплеными картами.

— Боже мой, — прошептал Ферди Меривейл, вытирая лоб тонким платком, — знаете, на минуту мне показалось, что мне доведется впервые в жизни быть секундантом. Должен признать, вы здорово с ним разделались, сэр. Разумеется, нельзя допускать, чтобы имя мисс Хантингтон упоминали подобным образом.

— Разумеется, — подхватил приятель Меривейла, — мисс Хантингтон исключительно достойная леди. Она танцевала со мной на моем первом балу, когда мне казалось, что я выгляжу не лучше любого осла. А после этого танца я почувствовал себя гораздо увереннее, да и молодые леди гораздо охотнее принимали мое приглашение.

— Она была очень добра к моей сестре, — добавил Меривейл, — бедняжка Люсинда заикалась от страха, когда год назад впервые показалась в свете. Прямо-таки застыла от ужаса. А мисс Хантингтон приняла ее под свое крылышко и показала ей, как надо держаться в обществе. Мама была ей очень благодарна. В качестве подруги мисс Хантингтон Люсинда начала получать прекрасные приглашения.

— Эджворт сразу струсил и удрал, правда? — весело продолжал второй юноша. — Я не первый раз слышу, что Эджворт не очень-то любит честную игру.

— Полагаю, сэр, — задумчиво произнес Меривейл, — Эджворт злится на вас после той сцены, которая разыгралась у вас за карточным столом. Все понимают, что такой хороший игрок, как вы, не способен случайно рассыпать всю колоду. А когда вы потребовали новую колоду и начали выигрывать, неизменное везение Эджворта в предыдущие дни показалось особенно подозрительным. Теперь он с трудом находит себе партнеров. Не удивлюсь, если скоро дело дойдет до исключения из клуба.

— Вот и хорошо, — коротко кивнул Лукас, — а теперь прошу прощения, я должен идти.

Лукас спустился по ступенькам парадного входа клуба и сел в свою карету. Откинувшись на спинку сиденья, он глубоко вздохнул. Нужно было поразмыслить.

Лукас рассеянно потер подбородок и уставился в темноту. Игра с Викторией с каждым днем становилась все рискованнее. Помимо чисто физической опасности, которой они подвергали себя в полуночных приключениях, угроза для репутации Виктории становилась все ощутимее. Если бы он даже убил Эджворта на дуэли, это не заставило бы умолкнуть сплетников.

Нельзя допустить, чтобы с Викторией стряслась беда, мрачно сказал себе Лукас. Дело зашло слишком далеко. С каждой ночной вылазкой опасность разоблачения возрастает, и каждый раз, когда их видят вместе в гостях или в парке, длинные языки принимаются за работу. Лукас уже хорошо знал Викторию и понимал, что, даже если он откажется теперь сопровождать ее в ночных приключениях, она найдет какой-нибудь другой способ развлечься. Она слишком полагается на свой мужской костюм.

Остается еще одна возможность, напомнил себе Лукас. Если он откажется сопровождать ее, Виктория, пожалуй, подыщет себе другого спутника. И сама мысль об этом была для него невыносима.

Лукас задумчиво массировал больную ногу, вновь анализируя свои выводы. Было ясно, что опасный период ухаживания необходимо завершить, и как можно скорее. То есть надо поторопиться с женитьбой.

Даже его нервы не выдержат такого безумного, немыслимого полуночного романа.

Спустя два дня Лукас, сложив руки на груди, насмешливо улыбался Виктории, которая беспокойно ерзала в соседнем кресле. Она пыталась притвориться, будто не замечает его пристального взгляда, но то и дело поправляла свой наряд.

Рядом с Викторией сидела Клео Неттлшип, с огромным интересом слушая лекцию достопочтенного сэра Илайхью Уин-тропа с захватывающим названием «Перечень принципов, соблюдаемых при выращивании гречихи».

Лукасу эта тема действительно была интересна. Он уже прикидывал в уме, не пустить ли несколько полей в Стоунвейле под гречиху. Отличный корм для овец и прочего скота, и, судя по докладу Уинтропа, на континенте ее охотно употребляют и люди. Правда, жители Европы, как известно, способны питаться чем угодно. Тем не менее в Англии периодически случается нехватка пшеницы, и гречиха может послужить отличным заменителем зерна для Стоунвейла.

Виктория уже нетерпеливо постукивала ножкой. Лукас понимал, что не должен так сурово обходиться с ней. У Виктории на уме сейчас вовсе не гречиха, и Лукас был уверен, что он знает, чем заняты ее мысли.

Улыбка удовлетворения скользнула по его губам. Лукас не собирался облегчать эту задачу для своей леди. Он поймал ее на крючок, но выброситься на берег ей придется самой.

На миг он погрузился в сладостные воспоминания о той страсти, которую впервые пробудил в Виктории, но почувствовал, как его охватывает возбуждение, и предпочел вновь сосредоточить все внимание на лекции. Уинтроп уже перечислял различные способы унавоживания гречихи.

— Чрезвычайно поучительно, — провозгласила леди Неттлшип, когда лекция закончилась. — Хотя, должна признаться, предпочитаю слушать об экзотических растениях. Тем не менее мы должны быть в курсе новейших методов, применяемых в местном земледелии. Вам было интересно, Лукас?

— Чрезвычайно. Еще раз благодарю вас, что вы известили меня об этой лекции.

— Всегда рада. Виктория, ты уже собралась уходить?

— Да, тетя Клео. Нам пора. — Виктория уже поднялась, подбирая шляпку и ридикюль.

— Хорошо, но что за спешка? Мне надо еще кое с кем поговорить. — Леди Неттлшип с энтузиазмом оглядела комнату. — Я сейчас вернусь.

Виктория бросила Лукасу многозначительный взгляд из-под опущенных ресниц, и они вместе направились к выходу из лекционного зала. Он окинул ее взглядом, любуясь фигурой в элегантном легком желтом жакете, наброшенном поверх белого муслинового прогулочного платья. С гордостью собственника он отметил, что Виктория выглядит очень мило. Лукас любезно сопровождал ее к выходу, раскланиваясь по дороге с членами научного общества, с которыми он уже успел подружиться.

Однако этот путь занял какое-то время, поскольку некоторые из знакомых останавливались поболтать. Лукас чувствовал, что Виктория буквально кипит от нетерпения.

— Что-нибудь случилось? — небрежно спросил он, когда они наконец выбрались из толпы и остановились за дверью в ожидании леди Неттлшип.

— Нет, ничего, но мне надо поговорить с вами, Лукас.

— Значит, что-то все-таки произошло?

— Ничего не произошло. Просто мне надо встретиться с вами наедине. У меня не было такой возможности с той самой ночи, как мы… — Тут голос ее прервался, и Виктория отчаянно покраснела. Потом она откашлялась, прочищая горло, и закончила фразу:

— С той ночи, когда мы были в «Зеленой свинье».

— Кстати, вчера в клубе я повстречал Ферди Меривейла. Вам приятно будет узнать, что он вовсе не злится на меня, как. я ожидал. Даже поблагодарил за то, что я его выручил. Похоже, он вполне образумился и понимает, что едва спасся.

Взгляд Виктории мгновенно прояснился.

— Я так рада. Мне всегда нравились и Ферди, и его сестра.

— Жаль только, я не могу ему сообщить, кому он всем обязан. Сам я наверняка предоставил бы Ферди его судьбе.

— Только потому, что были слишком озабочены моей безопасностью, — возразила его преданная спутница, — в противном случае, уверена, вы бы и сами помогли бедному мальчику. Вы ведь и Молли тоже спасли.

Лукас насмешливо улыбнулся:

— Я увижу вас сегодня у Фокстонов?

— Конечно, но в такой толпе так трудно уединиться… Лукас, вы не хотите покататься завтра верхом в парке? Я бы тоже могла появиться там.

— Мне бы очень хотелось, но, боюсь, у меня назначена другая встреча.

Виктория сникла:

— В самом деле? Вы совершенно уверены, что не сможете? Даже на несколько минут, около пяти часов?

Лукасу стало жаль ее. Бедная девушка заплыла слишком далеко и без его помощи уже не в состоянии выбраться на берег. Лукас соображал, как спасти Викторию:

— Викки, я не люблю ездить в парке днем. Там полно народу.

— Да, понимаю, но мне необходимо встретиться с вами. Если вы не можете присоединиться ко мне в парке, вы должны прийти в сад сегодня ночью. Там мы и поговорим. — Виктория понизила голос и добавила:

— Лукас, это страшно важно.

— Боюсь, сегодня ночью я не готов к очередному приключению. Наши предприятия нужно готовить заранее, вы же понимаете.

— Черт побери, Лукас, — яростно прошипела она, — я не прошу сегодня приключений. Все, чего и хочу, — поговорить с вами. И я буду вам весьма признательна, если вы все-таки уделите мне минуточку среди ваших многочисленных дел.

Лукас в кротком изумлении уставился на нее:

— Кажется, вы сердитесь, мисс Хантингтон?

Виктория внимательно поглядела ему в глаза:

— Да, лорд Стоунвейл, я очень рассержена. С вами невозможно иметь дело.

— Я всего-навсего забочусь о вашей репутации, Виктория. Мы должны соблюдать крайнюю осторожность, — предупредил ее Лукас, демонстративно оглядываясь через плечо.

— К черту мою репутацию. Нам надо поговорить.

Ее настойчивость пугала и вместе с тем ободряла Лукаса. Виктория подошла к опасной черте. Он тоже давно готов перейти к следующему «стратегическому этапу». Пора положить конец ее неудовлетворенности, как и его собственной.

— Прекрасно, — произнес Лукас, якобы взвесив все обстоятельства и придя к некоему решению, — я загляну в свое расписание и посмотрю, не сумею ли уделить несколько минут для встречи с вами в саду вашей тети около полуночи. Вас это устроит?

— Вы бесконечно добры, милорд. — Лукас вздрогнул, казалось, своим острым язычком она провела по его коже.

— Итак, решено?..

— Мне начинает казаться, что вы играете мной.

Лукас поднял брови. Нельзя забывать, как умна эта женщина.

— Я в самом деле постараюсь прийти сегодня в сад в наше обычное время. А теперь извините меня, кажется, я вижу Тоттингхэма. Он обещал одолжить мне свой экземпляр книги «Естествознание и древности Сельборна» Уайта. Я хотел подержать в руках эту книгу с той самой минуты, когда он упомянул о ней.

— Не стоит беспокоить Тоттингхэма, милорд, — холодно возразила Виктория, — если вы сегодня встретитесь со мной, я подарю вам свой экземпляр.

Он усмехнулся:

— Виктория, радость моя, уж не пытаетесь ли вы меня подкупить?

Румянец на щеках Виктории вспыхнул ярче, и она, отвернувшись от Лукаса, отправилась на поиски своей ученой тети.

Глава 8

Забравшись на стену сада, Лукас увидел Викторию, поджидавшую его в тени большого дерева, — прелестный призрак, укрытый темно-бордовой бархатной накидкой с золотистой отделкой. В этой накидке она была вечером на балу у Фокстонов.

Лукас легко спрыгнул на землю, как всегда, стараясь перенести упор на правую ногу, но, несмотря на все предосторожности, прыжок болью отозвался в раненой ноге. Все-таки лазание через стену — не его призвание.

Лукас выпрямился, машинально потер старый шрам на ноге, гадая, долго ли еще Виктория будет водить его за нос. Он бегает вокруг нее на коротком поводке — и все без толку!

Давно пора уложить ее в постель. Она должна принадлежать ему. Лукас предпочел бы начать со свадьбы, но, поскольку брак пока исключен, надо воспользоваться случаем. При одной мысли, что ему удастся провести ночь в одной постели с Викторией, не мучая себя и ее на сиденье наемного кеба и не играя с огнем, Лукас почувствовал, как успокоилась больная нога, и ему вновь показалось, что от постели недалеко и до брака.

— Лукас? — Виктория шагнула ему навстречу по росистой траве, тихим шепотом окликая его. Обратив к нему полускрытое капюшоном лицо, Виктория посмотрела на него так нежно, так беззащитно, что у него защемило сердце.

Тяжело вздохнув, Лукас раздвинул складки капюшона и взял ее лицо в свои ладони. Не произнося ни слова, он наклонил голову, жадно впиваясь губами в ее губы. Когда он наконец выпустил Викторию, все его тело дрожало от желания.

— Проклятие, не так-то легко смотреть, как ты танцуешь то с одним партнером, то с другим на балу у Фокстонов, — пробормотал Лукас, скользнув губами к ямочке под горлом.

— Пожалуйста, Лукас, лучше не целуй меня сегодня. У нас мало времени. Скоро вернется тетя. Я пожаловалась ей на головную боль, когда уходила от Фокстонов. Вернувшись домой, она скорее всего заглянет ко мне в комнату, чтобы справиться о здоровье.

— Ради чего же мы снова рискуем твоей репутацией, Виктория?

Виктория плотнее запахнулась в бархатную накидку, но глаза ее отважно встретили взгляд Лукаса при свете луны.

— Я думала, мне будет легко все объяснить вам, но, оказывается, это не так-то просто.

Ему хотелось прижать ее к своей груди и просить ее, чтобы она больше ничего не говорила, но Лукас удержался от искушения. Она должна сделать этот шаг сама. «Стратегия», — мрачно напомнил он себе.

Стратегия и пламенное желание избежать неизбежных упреков, что это он соблазнил ее. Гораздо лучше будет для них обоих, если она сама подготовит свое «падение».

— Я слушаю тебя, дорогая.

Виктория решительно вздернула подбородок:

— Последнее время я много размышляла, милорд.

— Это не всегда полезно. Я замечал, что упорные размышления могут полностью лишить человека сна.

— Со сном у меня и так уже плохо. — Она отошла от него и принялась расхаживать взад и вперед по мокрой траве. Похоже, она и не замечала, как промокли ее шелковые бальные туфельки. — Я много раз взвешивала все обстоятельства. По некоторым причинам — вы, безусловно, их понимаете — подобную проблему я не могу открыто обсуждать даже с моей тетей.

— Я понимаю, — серьезно подтвердил он, — есть вещи, о которых мы не можем поведать даже самым близким людям.

— Вот именно. — Она развернулась и сделала несколько шагов в другом направлении. — Полагаю, я уже говорила вам, что я не собираюсь выходить замуж.

— Говорили, и не однажды.

— Однако в последнее время я поняла, что я не столь решительно отвергаю… романтическую связь с мужчиной.

— Понятно.

— Я рада, что вы понимаете, потому что мне очень трудно облечь это в слова. — Она вновь развернулась и так же быстро сделала несколько шагов назад. — Вы, вы помните, что произошло в карете после того, как мы покинули «Зеленую свинью»?

— Вполне отчетливо.

Лицо Виктории совсем спряталось в складки капюшона.

— Я была поражена, узнав, что отношения между мужчиной и женщиной могут быть такими… такими глубокими.

Он постарался скрыть улыбку:

— Я рад, что вам понравился эксперимент.

— Понравился. — Она остановилась и повернулась, глядя ему в лицо, глаза ее при свете луны казались не правдоподобно огромными. — Это слишком слабо сказано, милорд! Это было немного страшно и вместе с тем необыкновенно. Признаться, было удивительно хорошо.

Он восхищался ее откровенностью:

— Вы мне льстите.

— Вовсе нет. — Она снова принялась расхаживать взад и вперед. — Лукас, я много размышляла и наконец пришла к выводу, что не прочь повторить опыт. Более того, я решила дойти в этом эксперименте до конца. Как вы понимаете, все дело в том, чтобы удовлетворить научный интерес.

— Научный интерес, — медленно повторил он, — что-то вроде коллекции жуков, да?

— Можно выразиться и так.

— А когда эксперимент закончится, вы наколете меня на булавку.

Виктория нахмурилась, бросая взгляд из-под капюшона:

— Не смейте дразнить меня, Лукас. Я говорю совершенно серьезно.

— Да, я вижу.

— Я буду говорить откровенно. Я хочу, чтобы у нас был роман, как у Изабеллы Рикотт с Эджвортом.

— Господи Боже! Только не это!

Виктория остановилась и в замешательстве повернулась к нему:

— Я тебе не желанна?

Он мгновенно догадался, как она истолковала его слова. Шагнув вперед, Лукас грубовато подхватил Викторию, прижал ее к себе, накрыл ее губы своими губами в столь яростном и пылком поцелуе, что все тело Виктории пронизала ответная дрожь. Выпустив наконец ее из объятий, Лукас сжал руками лицо Виктории и посмотрел на нее так, что в его горящих глазах она прочла снедающее его желание.

— Я хочу тебя больше, чем кого бы то ни было на свете. Всегда помни об этом, Виктория. Помни, что бы ни случилось.

Она обхватила его запястья своими тонкими пальцами, улыбнулась робкой улыбкой:

— Я тоже хочу тебя, Лукас. Я никогда не испытывала ничего подобного. Пожалуйста, ну пожалуйста, ты займешься со мной любовью?

— Викки! Ох, Викки, дорогая моя, безрассудная девочка! — Он прижимал ее к себе, потрясенный странным сочетанием жгучей страсти, нежности, торжества. — Я буду заниматься с тобой любовью до тех пор, пока ты не вспыхнешь огнем: твое пламя сожжет меня, и оба мы сгорим в этом костре!

— Звучит несколько угрожающе, милорд, — пробормотала она, уткнувшись лицом в его плащ.

Он усмехнулся:

— Подожди, придет время.

Она тихонько рассмеялась, и ее руки обхватили Лукаса за талию.

— Лукас, я так взволнована.

— И я тоже, — прошептал он в ответ, а потом умышленно добавил:

— Почти так, как если бы мы решили пожениться.

Она замерла.

— Лукас!

— Почти, но не совсем. Не тревожься, Виктория. Я не хочу тебя пугать, но ты и так уже знаешь, что я бы предпочел, чтобы между нами состоялось нечто большее, чем «романтическая связь». Может быть, ты все-таки согласишься выйти за меня замуж? — Он затаил дыхание, молясь про себя, чтобы она ответила «да», и тогда все сразу стало бы совсем просто.

— Спасибо, Лукас. Очень мило с твоей стороны. Совершенно не нужно, но так мило. Я очень ценю твое предложение, потому что у тебя не было ни малейшей необходимости его делать, — ответила она, лучезарно улыбаясь.

— Значит, твой ответ — «нет»?

— Конечно, и тебе он был известен. Благодарю, что ты меня спросил. — Она подняла голову и легонько коснулась губами его губ. Потом она снова одарила его сияющей улыбкой. — А теперь давай разработаем наш план.

Лукаса несколько задел ее легкомысленный отказ. Плутовка, кажется, считает, что вправе получить от него все и ничего не платить. Пора объяснить ей, что дело обстоит совсем не так просто, как она, похоже, думает.

— Прекрасно. Когда?

Она заморгала:

— Что «когда», милорд?

— Когда мы назначим нашу первую любовную встречу? И как мы ее устроим? У вас есть соображения на сей счет? Необходимо все подготовить. И потом, о месте встречи надо условиться, верно? Мы же не можем нанять кеб, чтобы он часами возил нас по Лондону, пока мы будем предаваться любви на заднем сиденье. Во-первых, это крайне неудобно, а во-вторых, я бы не хотел, чтобы кучер начал строить догадки о том, что происходит за его спиной, — резко произнес он.

На лице Виктории замешательство сменилось недовольством.

— Я думала… я думала, вы сами уладите все эти пустяки. Полагаю, у вас достаточно опыта в таких делах, Лукас.

— Вряд ли. Я никогда не заводил романтических связей с молодыми леди вашего положения. В моем кругу это как-то не принято, Виктория. По крайней мере так не поступают мужчины, считающие себя истинными джентльменами. Как видите, вы ставите меня в неловкое положение.

Она тяжело вздохнула:

— Тетя Клео предупреждала меня, что я рискую не только своей репутацией, но и вашей.

— В самом деле? — Лукас не удивился, что леди Неттлшип кое о чем уже догадывается. Хотел бы он только знать, как тетя Клео оценивает ситуацию. — Леди Неттлшип очень проницательна. Разумеется, она не допустит, чтобы ставили вашу репутацию на карту.

— Или вашу? Лукас, я вполне осознаю, что все не так просто и есть определенный риск. Я не настолько наивна, чтобы не понимать этого.

— Я рад, что вы настолько разумны, Виктория.

Она прикусила губу и взглянула на него:

— Должно быть, с моей стороны нечестно просить вас об одолжении.

— Как вы уже заметили, нельзя отрицать, что существует определенный риск.

Она вздохнула:

— Вы совершенно правы. Я не могу рисковать вашей репутацией, как и своей собственной. Наверное, мы должны просто забыть о наших планах.

— Я предложил вам вполне разумный выбор, — осторожно напомнил он.

Виктория похлопала его по руке, словно приласкала расшалившегося щенка.

— Я уже сказала, очень мило, что вы предлагаете мне выйти за вас замуж, Лукас. Но боюсь, единственный выход для меня — подождать еще несколько лет, пока я окончательно не превращусь в старую деву. Тогда, наверное, никто не обратит внимания, если я последую примеру леди Рикотт. Простите, Лукас. Я не должна была даже начинать этот разговор.

Его охватил ужас. Он понял, что Виктория готова уже отступиться от своего замысла. Более того, она по-прежнему предпочитает оставаться старой девой, только бы не выходить замуж. Если он позволит ей сейчас уйти, он никогда уже не овладеет ею. Хуже того, она вполне может отыскать другого мужчину, который не станет так дорожить ее честью.

Лукас с нарочитой небрежностью взял ее за подбородок:

— Виктория, если вы в самом деле предпочитаете именно роман, позвольте мне все же и в этом приключении быть вашим спутником.

Она мгновенно просияла, и в ее глазах и улыбке промелькнуло что-то подозрительно похожее на женское торжество.

— Ради научного эксперимента, да, милорд?

Лукас услышал внутри сигнал тревоги, но было уже поздно. Он всмотрелся в радостное лицо Виктории, и ему показалось, что она вновь перехитрила его.

— Я всегда был убежденным сторонником научных экспериментов, — мрачно пробормотал он.

— Ах, Лукас, как мне вас благодарить? — Она обвила руками его шею и прижалась к нему. — Ты всегда так добр ко мне.

Беззвучно проклиная все на свете, Лукас отдался ее порыву. Он начал уже догадываться, что ему будет трудно отказать Виктории в самой невероятной ее прихоти. В будущем ему придется помнить об этой своей слабости и держаться настороже.

Лукас нехотя снял руки Виктории и ласково поцеловал ее в кончик носа:

— Значит, все улажено. А теперь, радость моя, тебе лучше вернуться в дом. Кажется, я слышу, как подъезжает карета.

— Боже, йаверное, вернулась тетя Клео. Пора идти. — Она быстро повернулась, и подол накидки взметнулся над ее насквозь промокшими туфельками. На миг она оглянулась через плечо, озабоченно нахмурившись:

— Будь осторожнее, когда перелезаешь через стену, Лукас. Меня очень беспокоят твои прыжки с высоты. Для твоей ноги это очень вредно.

— Вынужден с тобой согласиться. — Проклятая нога болела уже после первого прыжка. И снова ему предстоит перебираться через эту стену. Еще один прыжок. — Я жду той ночи, когда мне уже не придется лезть через стену. Спокойной ночи, Викки.

— Что касается планов нашей первой… первой встречи… — Она тревожно оглянулась на дверь оранжереи, заслышав перестук колес.

— Не тревожься, Викки. Я все устрою.

— Правда?

Лукас остановился, прислонившись к стене и глядя в обращенные к нему глаза. Он вновь проглотил ругательство и пообещал:

— Да, Викки, я все устрою. Это ведь моя обязанность, не так ли?

— Ты дашь мне знать, как только все решишь? — с надеждой продолжала она.

— Поверь мне, дорогая, я сразу сообщу тебе.

Он быстро поднялся по стене и спрыгнул вниз, в переулок. Прыжок отозвался болью в левом бедре, и когда он возвращался к своему кебу, хромота его проявилась сильнее, чем обычно. Так или иначе, но нора положить конец проклятым прыжкам со стены.

Лукас огляделся по сторонам и никого не заметил. Он перешел улицу, завернул за угол и едва не наткнулся на человека, державшего наготове нож.

Внезапная встреча, судя по всему, удивила и самого грабителя. Он, видимо, давно уже притаился в тени, поджидая свою добычу, и не услышал, как приблизился к нему Лукас. Однако он мгновенно отреагировал, выбросив вперед руку с зажатым в ней ножом.

Лукас успел отклониться в сторону и разразился ругательствами, почувствовав, как под тяжестью его тела сгибается левая нога. Резко опустившись на колено раненой ноги, он заставил себя забыть о боли и тут же, изловчившись, рванул нападавшего за руку, в которой тот сжимал нож.

Грабитель в ярости вскрикнул, когда Лукас, опрокинувшись на спину, сильно дернул его на себя. Нападавший перелетел через него и врезался в кирпичную стену темного углового дома, нож со стуком упал на камень мостовой.

Лукас перекатился и вновь встал на колени. Затем он поднялся во весь рост, одной рукой опираясь на кирпичную стену. Острая боль разрывала его раненую ногу.

Грабитель уже убегал в темноту, шаги его звучно отдавались в ночи. Он даже не подобрал свой нож.

— Эй, там, — проревел кебмен, с опозданием заметивший, что его наниматель попал в беду. — Что у вас случилось, милорд? Вы не ранены?

— Нет. — Лукас с досадой оглядел свой дорогой плащ и еще раз выругался. Он только что уплатил за него целое состояние, а теперь придется заказывать новый.

— Какой-то грабитель надеялся поживиться вашим кошельком, — продолжал кебмен, подбирая с земли нож. — Мерзкая штучка. У этого парня были серьезные намерения.

— Да, — согласился Лукас, — только я не вполне уверен, какие именно.

— В этом городе ночью и носа на улицу не высунешь, — пожаловался кебмен. — Вы здорово его отделали, милорд. Видел я, как он у вас полетел вверх тормашками. Не иначе, вы учились у Джентльмена Джексона.

— Нет. Мне мои уроки дались дороже. — Лукас направился к карете, сдерживая дыхание: левая нога подводила его при каждом шаге. Он постарался представить себе уютное кресло в своей библиотеке и бутылку портвейна. — Поехали. Мне не очень нравится торчать посреди улицы в такой час.

— Конечно, сэр. Я что хотел сказать — я еще не видел, чтобы джентльмен дрался так здорово, как это вышло у вас. Большинство джентов, которые мне встречались, запросто дали бы перерезать себе глотку.

Виктория вернулась в свою комнату и тихонько притворила за собой дверь. Закрыв глаза, она прислонилась к отделанной деревянными панелями стене. Сердце ее билось слишком часто, ноги ослабели.

Она сделала это!

Ей потребовалось куда больше храбрости, чем она думала, куда больше отваги, чем когда-либо в жизни, но все-таки она сделала это. У нее будет роман с Лукасом Мэллори Колбруком, графом Стоунвейлом!

Руки у нее дрожали. Виктория неуверенными шагами направилась к окну, вгляделась в темноту.

Достигнув цели, к которой она стремилась вот уже несколько мучительных дней, Виктория почувствовала страшную усталость. Их обоих — ее и Лукаса — подстерегало еще столько опасностей. Но она познает страсть в объятиях Лукаса, а это стоило любого риска.

Какой он замечательный человек — не то что глупые пустые денди, но и не прожженный сердцеед. Он заботился о ее репутации и все же считался с ее желанием избежать замужества. Виктория уже поверила, что Лукаса привлекает она сама, а не ее состояние.

— Господи, я, кажется, влюблена в этого человека. — Виктория затаила дыхание, потрясенная своей догадкой. — Да, я положительно влюблена в него.

Она крепко сжала руки в восторге от своего открытия. Влюбиться и все же остаться свободной! О чем еще мечтать женщине?

Виктория долга еще стояла у окна, пытаясь разглядеть в темноте свое будущее. Но оно представлялось ей туманным, лишенным определенных очертаний. Наконец она легла в постель.

На рассвете Виктория проснулась словно от толчка, резко приподнялась на подушках.

«…Дьяволица! Я отправлю тебя обратно в ад!»

Нож! Господи, нож!

Она почти ничего не помнила из кошмара, заставившего ее проснуться, но ей и не надо было перебирать подробности. Слишком часто в последние месяцы ей снился один и тот же сон, проснувшись, она потом долго еще металась в постели, испуганная, растерянная, чувствуя приближение скрытой угрозы, ни имени, ни смысла которой она не знала.

По крайней мере на этот раз она не кричала. Иногда посреди страшного сна у нее вырывался дикий крик, и тогда бедняжка Нэн вскакивала и бежала посмотреть, что случилось с молодой хозяйкой.

Виктория решила встать. Она знала, что дневной свет прогонит ночные призраки. Но как ни пытайся, заснуть она больше не сможет.

Виктория потянулась к пеньюару. Она рассчитывала на ясный солнечный день, совсем скоро утренний свет хлынет в окна оранжереи. Прекрасный день для акварели. Другие увлечения порой подводили ее, но рисование всегда помогало восстановить душевное равновесие.

Быстро одевшись, Виктория поспешила вниз. Дом понемногу просыпался. Она слышала, как повар гремит кастрюльками на кухне.

Кисточка, коробка с красками и альбом ожидали Викторию на привычном месте. С минуту она постояла, оглядывая оранжерею, потом ее взгляд упал на роскошный цветок Strelitzia reginae.

В лучах утреннего света цветок переливался всеми оттенками от желтого до золотого, он был похож на янтарь, освещенный изнутри царственными пурпуровыми искрами.

Виктория быстро перенесла все свое снаряжение в уголок оранжереи, откуда Strelitzia смотрелась особенно выигрышно. Она вспомнила, как этот необычный цветок понравился Лукасу, когда тот впервые увидел его.

Повинуясь внезапному душевному порыву, Виктория предназначила этот рисунок в подарок Лукасу. Ему, кажется, в самом деле понравились ее ботанические рисунки, да и его интерес к садоводству был, несомненно, неподдельным. Наверное, Strelitzia reginae будет для него дорогим напоминанием о ночи, которую они впервые проведут вместе как любовники. Она подарит ему рисунок на долгую память.

«Это почти что свадебный подарок», — неожиданно шепнул ей внутренний голос. Но Виктория сразу же отогнала эту мысль и принялась за работу.

Приоткрыв крышку коробки с красками, она увидела внутри табакерку.

Какое-то время она молча смотрела на нее, дивясь и не понимая, зачем кому-то потребовалось избавляться таким способом от превосходной вещицы. Обнаружить здесь подобный предмет было так же странно, как найти шейный платок на дверях оранжереи несколькими ночами ранее.

Чувствуя внутри легкую дрожь от испуга, Виктория приподняла маленькую табакерку и внимательно рассмотрела ее. Затейливо отделанная коробочка, впрочем, ничем не примечательная, если не считать монограммы "У" на внутренней стороне.

На миг у нее перехватило дыхание. Потом Виктория гневно напомнила себе, что в призраков она не верит. Но мысль, что кто-то затеял с ней зловещую игру, успокаивала ее еще меньше, чем возможная встреча с привидением.

«И то и другое одинаково невероятно», — повторила Виктория, делая глубокий вдох, чтобы успокоиться. Табакерка так же не может принадлежать ее покойному отчиму, как и платок.

Какое-то глупое, нелепое совпадение. Один из бесчисленных посетителей ее тети зашел в оранжерею и потерял здесь табакерку и платок. Платок нашли сразу, а табакерку кто-нибудь убрал подальше, о ней забыли, она обнаружилась только теперь.

Иного объяснения нет, поскольку никто, ни один человек, кроме нее самой, не знал, что произошло в ту ужасную ночь, когда ее отчим свалился с лестницы и сломал себе шею.

Четыре дня спустя Виктория оглядела залитую светом бальную залу Миддлшипов, целое море нарядно одетых гостей, и почувствовала, что она нервничает, словно новобрачная. Наступила та самая ночь.

И поскольку ничего более похожего на свадьбу в ее жизни не предвидится, она должна получить от этой ночи как можно больше удовольствия, решила Виктория.

Три дня назад Лукас спокойно предупредил ее, что он подготовил все необходимое для их первой ночи. Эти планы, как заметил Лукас, может нарушить только леди Неттлшип, отказавшись в последний момент от приглашения посетить загородный дом своих давних друзей. Но все обошлось. С утра тетя Клео весело упаковала вещи и отправилась в гости.

— Ты уверена, что тебе не страшно оставаться на целый вечер одной? — в третий раз спросила тетя Клео, завязывая перед зеркалом ленты шляпки и наблюдая краешком глаза, как переносят в карету ее чемоданы.

— Я же не одна, тетя Клео. Со мной остаются все слуги, в том числе и Нэн. А потом, сегодня я приглашена на бал к Миддлшипам, где я пробуду до рассвета. Когда я вернусь домой, солнышко уже взойдет, а после обеда и ты приедешь.

— Что ж, тебе уже почти двадцать пять. Полагаю, никто не сочтет неприличным, если ты проведешь одну ночь в своем собственном доме без моего присмотра. Леди Линдвуд и ее дочь поедут на бал вместе с тобой, так что не стоит волноваться. Будь осторожна, Викки. — Тетя быстро чмокнула ее в щеку на прощание и устроилась в карете так, словно ей действительно предстояло долгое путешествие.

Виктория помахала ей вслед с крыльца и почувствовала головокружение — сказывалось напряженное ожидание.

Ночь близка. Отступать уже поздно: она вскоре получит то, к чему так стремилась. Сегодня она вступит в романтическую связь с человеком, которого любит. От предвкушения подобного научного эксперимента у нее перехватило дыхание.

Время пришло. Виктория пробиралась сквозь толпу, стараясь как можно незаметнее оказаться у двери. Лукас ее ждет.

— Уже уходите, Виктория? — откуда-то донесся голос Изабеллы Рикотт.

— Увы, у меня еще несколько приглашений на сегодняшний вечер, — вежливо откликнулась Виктория, — я обещала подруге заглянуть ненадолго к Бриджвотерам, а потом собираюсь еще на один бал.

Изабелла похлопала веером по перчатке, скрывавшей изящную ручку Виктории, и улыбнулась своей загадочной улыбкой:

— Я вполне понимаю вас, дорогая. Вы ускользаете с одного бала на другой, где должны повстречать своего графа, верно?

Виктория покраснела:

— Понятия не имею, что вы имеете в виду, леди Рикотт.

Изабелла мягко улыбнулась с какой-то горечью:

— Не смущайтесь, дитя мое! Заинтересоваться красивым мужчиной — в этом нет ничего удивительного. Такова наша женская доля. Однако разумная женщина должна всегда контролировать и свои собственные чувства, и ситуацию в целом. Разумная женщина выбирает мужчин, которые не так сильны, потому что ими можно легко управлять.

— Извините, леди Рикотт, но я в самом деле спешу.

— Да-да, конечно. Но не забывайте моих слов. Как ближайшая подруга Сэмюэля и Каролины, я желаю вам только добра. — Глаза Изабеллы внезапно яростно блеснули. — И не смейте заноситься, черт вас побери!

Виктория изумленно уставилась на нее:

— Уверяю вас, я никоим образом не хотела вас обидеть.

Губы Изабеллы скривились в улыбке, которую нельзя было уже назвать ни загадочной, ни тем более чарующей.

— Конечно. Вы же воплощенная доброта, не правда ли? Но я прекрасно знаю, что вы думаете о моем приятеле Эджворте. Я видела, как вы посмотрели на него в тот день, когда мы встретились в парке. Вы сравниваете его с вашим драгоценным графом, и он кажется вам не столь уж привлекательным, да?

— Я ничего такого не говорила, — в испуге пробормотала Виктория.

— И не надо ничего говорить. Я все прочла в ваших глазах. Какое высокомерие. Полагаете, вам достался кровный жеребец, а я довольствуюсь старой замызганной клячей. Но вы еще пожалеете о своем выборе, — прошипела Изабелла.

— Прошу вас, леди Рикотт, вы напрасно так себя взвинчиваете.

— Я нисколько не взвинчиваю себя. И вот что еще я вам скажу, дорогуша. Я всегда предпочту такого человека, как Эджворт, вашему Стоунвейлу, и вы сделали бы то же самое, будь у вас хоть капля сообразительности. Но вы совершили ошибку, и она вас погубит.

Виктория не знала, как прекратить этот безумный разговор. Она гадала, сколько бокалов вина успела выпить леди Рикотт. Глаза леди Рикотт метали изумрудные искры, она была страшна в своей ярости.

— Прошу прощения, леди Рикотт, — пробормотала Виктория, пытаясь пройти к дверям.

Хищные пальцы Изабеллы вцепились в ее обнаженное плечо.

— Думаете, выбрали более интересного, более волнующего мужчину? Дура! Женщине нет никакого проку от мужчины, если она не может им вертеть. Не понимаешь? Общество загоняет нас в ловушку, мы во всем зависим от мужчин. Единственное спасение для нас — оказаться сильнее своего мужчины. Если сильная женщина предпочтет слабого, готового подчиняться ей мужчину, она добьется всего, чего захочет. Всего.

— Отпустите мою руку, леди Рикотт. Мне больно.

Изабелла посмотрела на свои пальцы и, кажется, сама удивилась. Она тут же отпустила руку Виктории, самообладание вернулось к ней.

— Никогда не забывай об этом. Впрочем, уже поздно предупреждать вас. Но если вы достаточно умны, то поймете, насколько опасен сильный мужчина. Будь у вас хоть капля здравого смысла, Виктория, вы бы выбрали Эджворта, а не Стоунвейла. Изабелла повернулась и исчезла в толпе, но в последний миг Виктории показалось, будто в экзотических глазах красавицы сверкнули слезы.

Виктория смотрела ей вслед, размышляя над ее странным поведением. Счастливые предчувствия были несколько омрачены неприятным разговором. Но к тому времени когда она надела свою накидку и спрятала лицо в капюшон, Виктория вновь ощутила «предчувствие»… Она поспешила вниз по ступенькам особняка.

Как и обещал Лукас, закрытая карета уже поджидала ее. Кучер, восседавший впереди на козлах, был до ушей закутан в плащ, а на глаза надвинул шляпу. Виктория обменялась с ним быстрым озорным взглядом, пока лакей Миддлшипов подсаживал ее в карету.

Через минуту карета уже быстро катила по пустынным улицам, и вскоре они выбрались в более спокойный, почти безлюдный пригород Лондона. Сюда не доносился городской шум. Взору открывались поля, лужайки и фермы, залитые лунным светом.

Внезапно карета свернула во двор гостиницы и остановилась. У Виктории пересохло во рту. Время пришло, а ее захлестывал шквал противоречивых чувств. Превкушение, восторг, страстное желание боролись с тревогой, неуверенностью и несколько запоздалыми размышлениями. Она снова призадумалась, правильно ли поступает.

Но ведь ей двадцать четыре, в очередной раз напомнила она себе, не какая-нибудь семнадцатилетняя девочка только что из детской. Она знает, что ей нужно, она приняла решение и отступать поздно.

Виктория выглянула во двор, прислушиваясь, как ее «кучер» отдает распоряжения юноше, вышедшему из гостиницы, чтобы помочь управиться с лошадьми. Какую бы команду ни отдавал Лукас, голос его всегда звучал непререкаемо.

Дверца кареты распахнулась. Лукас стоял внизу, глядя на нее. Он снял с себя шляпу и кучерский плащ. Молча протянул ей руку.

— Ты вполне уверена, что хочешь именно этого, Виктория? — тихо спросил он.

— Да, Лукас. Я жду ночи с тобой так, как не ждала еще ничего в жизни!

Улыбка его по-прежнему оставалась загадочной, но в ней появилась нежность.

— Значит, ты ее получишь.

Спустя несколько минут Виктория уже сидела в уютной комнате на втором этаже у самого очага и пила чай, который принесла ей на подносе супруга хозяина. Рядом с чайником она оставила графинчик шерри. Добрая женщина называла Викторию «миледи», и Виктория догадалась, что Лукас представил ее здесь как свою жену. Никому и в голову не пришло бы подозревать рекспектабельную пару из высшего общества.

— Я сказал хозяину гостиницы, что ты устала и нам необходимо несколько часов для отдыха, однако мы торопимся и еще до рассвета отправимся в путь, — пояснил Лукас, входя в комнату и запирая за собой дверь. — У нас будет достаточно времени, чтобы отвезти тебя на последний бал, где ты должна побывать сегодня, прежде чем гости разойдутся. Как и намечено, ты вернешься домой вместе с Аннабеллой Линдвуд и ее матерью. Никто ничего не узнает.

— Только я. — Виктория приподняла голову и тревожно улыбнулась ему.

Взгляд Лукаса смягчился.

— Полагаю, нам обоим предстоит многое узнать нынче ночью. — Он подошел к стулу возле камина, напротив кресла Виктории. Глаза его сияли, когда он устраивался рядом и разливал херес:

— За научный эксперимент, Викки!

Виктория отставила чай и приняла из его рук бокал, чувствуя, как плохо повинуются ей пальцы.

— За научный эксперимент, — прошептала она. Лукас приподнял бокал в ответном приветствии, глаза его не отрывались от глаз Виктории. В напряженном молчании они выпили шерри, и тогда Лукас взял бокал из рук Виктории и поставил его рядом со своим.

Виктория, вспомнив о своем подарке, порывисто встала с кресла и направилась в угол комнаты, где лежали ее накидка и ридикюль.

— Викки? Что-нибудь случилось? — встревоженно окликнул ее Лукас.

— Нет, ничего. Я кое-что приготовила для тебя. Небольшой подарок. — Она обернулась к нему, сжимая в руках маленький сверток. Ей показалось вдруг, что это слишком скромный дар. — Конечно, пустяк, но я думала, надеялась, что тебе это может понравиться. — Она мечтательно улыбнулась. — Так хочется, чтобы что-то осталось на память о нашей ночи.

Он медленно поднялся:

— Да, это такая ночь, которую надо запомнить. Жаль только, что у меня нет подарка для тебя. Боюсь, все дело в моем ограниченном солдатском мышлении. Мои мысли занимали только практические приготовления, и я не подумал о другом, быть может, гораздо более важном. — Он отвел ее к креслу у очага и сел рядом, разворачивая сверток.

Виктория напряженно следила, как Лукас аккуратно снимает бумагу, как он пристально рассматривает Strelitzia reginae. Внезапно она осознала, что ее мучает страх. «Ведь это не обычный подарок, — подумала она. — Ничего особенного, просто рисунок».

Но когда Лукас вновь поднял взгляд, она прочла в его глазах необыкновенно сильное чувство и перевела дыхание, понемногу успокаиваясь. Ему понравилось.

— Спасибо, Викки. Это очень красиво. Я повешу рисунок на самом видном месте и буду любоваться им каждый день. И всякий раз, взглянув на цветок, я буду вспоминать нашу ночь.

— Я рада, что тебе понравилось. Не всякому мужчине приятно было бы получить в подарок нарисованный цветок.

— Я восхищен! Но вовсе не хочу, чтобы ты начала раздаривать свои рисунки всем мужчинам, да еще в подобных обстоятельствах. — Он взял ее за руку.

— Лукас?..

— У тебя холодные пальцы, — проговорил он, и ее ладонь полностью исчезла в его руке. Лукас поцеловал ее обнаженное запястье. Виктория судорожно сжала пальцы.

— Расслабься, — попросил он.

— Честно говоря, я очень волнуюсь, — сказала она.

— Тебе станет легче, если я признаюсь, что тоже очень волнуюсь из-за того, что нам предстоит.

— Не могу в это поверить, милорд.

— Значит, ты переоцениваешь мои силы, и напрасно. Я хочу тебя, Викки, я пылаю желанием, но боюсь причинить тебе боль, напугать или разрушить наше чудо своей неловкостью или утратив самообладание, — тихо проговорил он.

Виктория удивленно посмотрела на него и внезапно ощутила желание успокоить.

— Мне следовало догадаться, что в некоторых отношениях для тебя это так же непросто, как и для меня. Мы с тобой во многом похожи, да?

Лукас кивнул:

— Мне так кажется.

— Ты делаешь это потому, что я тебя попросила. Я вынудила тебя поступить против правил чести.

Он слабо улыбнулся, и его рука вновь сжала пальцы Виктории:

— Не надо приписывать мне излишнюю щепетильность, Викки. Ты даже не представляешь себе, как я мечтал сжать тебя, обнаженную, в своих объятиях, почувствовать, как ты содрогаешься, когда я войду в тебя; как я мечтал о минуте, когда ты прижмешься ко мне и поможешь мне глубже проникнуть в тебя. Я пришел сюда сегодня потому, что ты совершенно ясно дала мне понять: это единственная возможность узнать, насколько ярко может пылать твое пламя, я не смогу жить, если не найду ответа на эту загадку.

Виктория посмотрела на него и уже не смогла отвести глаз от его пристального, раскаленного взгляда. Она чувствовала жар очага на своей коже, но это было ничто в сравнении с любовным жаром в ее крови… Она почувствовала, как дрожат ее пальцы — пленники его руки.

— Лукас, я должна кое в чем признаться тебе.

— В чем, дорогая? — мягко отвечал он, а его пальцы скользили по тыльной стороне ее ладони.

— Мне… мне кажется, я влюбилась в тебя, Лукас.

— Только кажется? — Он поднял голову, глаза его сияли.

— О, Лукас!

Он ласково привлек ее к себе на колени, крепко прижал к груди. Пальцы Лукаса затерялись в ее волосах, он запрокинул ее голову и поцеловал Викторию в губы.

Виктории показалось, что она утонула, растворилась и этом бесконечном поцелуе. Все страхи и тревоги исчезли, словно по мановению волшебной палочки. Конечно же, он желал ее. Могла ли она в этом усомниться? И она желала его. Желала со всем пламенем первой страсти.

В следующие мгновения Лукас обрушился на Викторию поцелуями, нежными прикосновениями и ласками. Каким-то образом она освободилась от платья, нижних юбок и почти всего, что было под ними. Она подумала, что ей следовало бы хоть чуть-чуть смутиться, но единственное чувство, которое она испытывала в этот миг, была всепоглощающая страсть и изумление от того, что мужчина так сильно желал ее, что поставил ради нее на карту свою честь.

— Ты так добр ко мне. — Она ласково притронулась кончиками пальцев к его щеке. — Ты столько дал мне. Наши замечательные приключения, а теперь еще эта ночь.

— Только помни: отныне все твои приключения ты должна делить со мной. — Он медленно провел рукой от ее груди до бедра, и она застонала, прижимаясь к нему. Пламя, которое она различала в его глазах, пробуждало в ней ответный жар.

Лукас отпустил Викторию и повел ее к постели. Она сразу же скользнула под одеяло, завороженно следя, как он гасит свечи. Теперь только огонь в камине освещал комнату. Лукас присел на край кровати. Один начищенный до блеска сапог полетел на пол. Второй последовал эа ним.

Виктория бессознательно цеплялась за край одеяла, наблюдая, как раздевается Лукас. Отблеск огня окрасил его кожу в цвет бронзы, подчеркивая гладкие мускулистые очертания его широких плеч. У него был плоский живот и сильно развитые мускулы. Что-то сверкнуло в темных завитках волос у него на груди, и Виктория приподнялась, чтобы приглядеться:

— Что это у тебя за цепочка, Лукас? Она из золота?

Он рассеянно дотронулся до кулона:

— Золотая цепочка с янтарным кулоном. С резьбой. Мне сказали, она в семье уже давно.

— И ты всегда носишь ее?

Он пожал плечами:

— Я ношу ее с тех пор, как мне передал ее дядя. — Лукас улыбнулся. — Мне нравится воображать, будто эта вещица может принести мне удачу, должно быть, так оно и есть, если я оказался рядом с тобой, — Внезапно его пальцы сомкнулись на янтарном украшении. — Однако тебе она пойдет больше.

Он снял цепочку со своей шеи и придвинулся к Виктории.

— Нет, Лукас, нет, я не приму твою цепочку. Это семейная драгоценность. Ты не вправе распоряжаться ею.

— Я могу делать с ней все, что захочу. — Лукас осторожно застегнул цепочку у нее на шее и удовлетворенно кивнул. На ее белой коже янтарь сиял и переливался, словно застывшая капля меда. Можно было во всех подробностях рассмотреть вырезанные на нем крохотные фигурки рыцаря и его дамы. — Она на тебе прекрасно смотрится, Викки. Я хочу, чтобы кулон остался у тебя как напоминание о том, что произойдет сегодня между нами. И пока ты будешь носить его, я буду знать, что ты думаешь обо мне, что, возможно, ты влюблена в меня.

Она ответила улыбкой на его нежную и одновременно дразнящую улыбку.

— В таком случае мне никогда не придется снимать цепочку. Я даже вообразить себе не могу, что мои чувства к тебе охладеют.

— Не забывай об этом, хорошо? — И он нежно провел кончиками пальцев по ее щеке, прежде чем наклониться и расстегнуть свои бриджи.

Он избавился от одежды, и глазам Виктории открылось сильное, напряженное мужское тело. Однако она не видела ничего, кроме большого, грубого шрама на его бедре.

— Боже мой, — прошептала она.

— Тебя это пугает? — Он замер с бриджами в руках, выражение его глаз она не могла прочесть.

Виктория протянула руку и нежно коснулась его израненной ноги:

— Пугает? Конечно, нет. В том смысле, какой ты в это вкладываешь. — Она поглядела ему в лицо, все еще хмурясь. — Но тебе было так больно. Мне невыносимо думать, как тебе было больно. Ты же мог умереть.

— Тише, Викки. Не стоит так переживать. Это было давным-давно, и теперь, уверяю тебя, рана меня нисколько не беспокоит. Меня сейчас интересует нечто более важное и к смерти отношения не имеющее. Только к жизни. — Он поймал ее дрожащие пальцы и начал их целовать. — Знаешь, я не думал, что ты расстроишься из-за шрама. Иных женщин он мог бы отпугнуть, но мне казалось, что тебя это нисколько не смутит. Ты ведь необыкновенная женщина, Виктория.

— Нет, правда, но я… — Она умолкла вдруг, заметив наконец более интересную часть его тела. — Он! — зачарованная, она удивленно раскрыла глаза. Жезл Лукаса уже затвердел и поднялся, и его мужская плоть казалась невероятно огромной неопытной Виктории.

— Ладно, по крайней мере ты отвлеклась наконец от этого чертова шрама, — весело произнес Лукас, бросив бриджи на спинку стула.

— Ты очень… — Казалось, язык разбух у нее во рту. Виктория облизнула губы и снова попыталась заговорить:

— Ты прекрасен, милорд. Ты так велик. Даже больше, чем я могла себе представить. — Она заметила, как Лукас насмешливо вскинул бровь, и отчаянно покраснела. — Нет, я не знала, как это выглядит, но я… ну просто я не ожидала, что тебя так много.

Лукас издал какое-то восклицание, в котором смех смешался со стоном. Опустившись рядом с Викторией, он скользнул под одеяло.

— Викки, дорогая моя, у тебя просто талант говорить замечательно откровенно в самые неподходящие моменты. Боже, как ты хороша. Как я с ума не сошел, ожидая, когда ты окажешься со мной.

Он притянул ее к себе, его руки сжимали обнаженное тело Виктории, заставляя ее тесно прижаться к его сильным бедрам. Он осторожно раздвинул ее ноги, и Виктория поняла, что бессознательно плотно сжимала их. Изо всех сил стараясь расслабиться, она подтянула к себе колени и еще сильнее сжала их.

Лукас сочувственно улыбнулся:

— Дорогая, вынужден тебя предупредить: нам не удастся завершить эту стадию научного эксперимента, если ты не согласишься раздвинугь колени.

Весьма неожиданное в подобных обстоятельствах замечание сняло ее страх и вызвало у Виктории приступ легкомысленного смеха. Она обвила руками шею Лукаса и улыбнулась:

— В самом деле, милорд? Никогда бы не подумала. Ты должен объяснять мне все подробности нашего эксперимента.

— Очень хорошо. В таком случае не следует забывать и еще об одной подробности. — Наклонив голову, он осторожно сжал один из ее сосков своими крепкими белыми зубами.

— Лукас! — Виктория резко вздохнула и прикрыла глаза, почувствовав сотрясавшую ее дрожь восторга. Инстинктивно она изогнулась, чтобы полнее отдаться ему.

Лукас воспользовался ее порывом, и Виктория, все еще ослепленная нахлынувшей страстью, лишь смутно почувствовала, как нога Лукаса скользнула меж ее ног. На этот раз она уже не сопротивлялась, полностью отдаваясь его прикосновению.

— Такая нежная. Такая сладостная, такая ласковая, такая открытая… — шептал он севшим от страсти голосом. Его длинные пальцы поглаживали ее тело, исследуя его, воспламеняя в ней обещанную им страсть.

Привыкая постепенно к необычайному наслаждению, которое она ощущала и в самой себе, и в нем, Виктория осмелела. Она погладила плечи Лукаса, провела рукой по его спине, и Лукас откликнулся ей:

— Так хорошо с тобой, Викки. Когда ты прикасаешься ко мне — я с ума схожу от блаженства.

Он прильнул к ней, позволяя ей ощутить мощь его мужской плоти, но пока не требуя впустить его.

Виктория инстинктивно потянулась вниз, коснулась кончиками пальцев его напряженного жезла. Она резко втянула в себя воздух и отдернула руку, ощутив капельку влаги.

— Прошу тебя, — прошептал Лукас, уткнувшись в ее грудь. — Прошу тебя. Сделай так еще раз. — Он всем телом тянулся к ее ладони, умоляя еще об одном прикосновении.

И Виктория осторожно дрожащими пальцами дотронулась до него, его глубокий удовлетворенный вздох ободрил ее. Она поняла, что ей важен его отклик на ее ласку.

Лукас медленно приподнялся, лег на нее сверху, устраиваясь между ног. Виктория почувствовала, как он подхватил руками ее колени, приподнял их, вынуждая ее полностью открыться ему. Потом он поцеловал ее.

— Приподнимись, — потребовал он.

Виктория глубоко вздохнула и попыталась исполнить приказ. Лукас был уже наготове и ждал ее. Как только она почувствовала, что он входит в нее, она тут же отпрянула назад. Он был такой большой и твердый. Как он мог поместиться в ней? Приподняв ресницы, Виктория поглядела в его застывшее лицо.

— Я не совсем уверена, что у нас получится, — робко произнесла она.

— У нас все замечательно получится. Не надо так торопиться, дорогая, у нас еще несколько часов впереди. — Он поцеловал ее в шею, осторожно и нежно сжал зубами мочку ее уха. — Но я вовсе не уверен, что вытерплю еще несколько часов. Если это ожидание продлится так долго, утром тебе придется провожать меня в бедлам — со мной будет уже все кончено.

Виктория рассмеялась в ответ нервным смехом, но прежде чем ее смех стих, Лукас уже коснулся ладонью ее лона и начал осторожно раскрывать пальцем розовые лепестки меж ее ног. Смех Виктории мгновенно перешел в стон.

Лукас дарил ей ласки, которые опьянили ее тогда, ночью, в карете, ласки, которые заставили ее стонать и содрогаться, прижимаясь к его плечу. Немыслимая пружина наслаждения сжалась, свернулась внутри нее, превратив Викторию в легкое, дикое животное, полное радости и жизни.

Когда волна сладострастия накрыла ее с головой, Виктория крепко уцепилась пальцами за плечи Лукаса, вонзив ногти в его кожу, инстинктивно приподнимая бедра навстречу его ласке. Ее стоны перешли в короткие неистовые вскрики наслаждения, сменившись безумным требованием немедленного удовлетворения женской страсти.

— Теперь ты хочешь меня, любимая, — прошептал Лукас, руками раскрывая ее и вновь прикасаясь к ней своим жезлом.

На этот раз она не отступила:

— Да! Да, любимый, да!

Он застонал, все его тело дрожало от усилия сохранить еще власть над собой. Медленно, очень медленно он начал погружаться в, ее тайные глубины.

Виктория содрогнулась, она не ожидала, что его натиск будет столь сильным. Теперь, когда внутри нее нарастало давление, колдовской туман почти рассеялся. Но она не собиралась отступать. Она зашла уже достаточно далеко и понимала, что Лукас не может больше терпеть. Она не могла отказать ему в том наслаждении, которое он так щедро дарил ей. Виктория крепче сжала его руку и собралась с духом.

— Спокойнее, дорогая, никто не собирается превращать тебя в мученицу, — шепнул ей Лукас.

— Извини. Пожалуйста, Лукас, продолжай. Со мной все в порядке.

— "В порядке" — этого мало. — Его рот прильнул к ее губам, а сам Лукас высвободился из ее недр. Опустившись ниже, он вновь заставил свою руку разделить их тела.

Лукас дразнил ее прикосновениями своих пальцев, то один из них, то другой неглубоко входили в нее, нежно поглаживая, добывая из нее сладостный, расплавленный мед. Вскоре она вновь была вся во власти чувственного наслаждения.

Он дождался, когда она напряглась и вытянулась словно тетива под ним, голова ее опустилась на его руку. Виктория застонала, он дождался, когда легкая дрожь волной пробежала по ее телу и она так впилась в него пальцами в порыве страсти, что на его коже проступили красноватые метки.

Тогда и только тогда Лукас вошел в нее одним сильным движением, совершенно наполнив ее.

Он впивал последние сладостные крики ее удовлетворенной страсти, ее чувственного экстаза, и тут наконец его собственная страсть достигла вершины.

Глава 9

Виктория постепенно приходила в себя и начинала осознавать, что беспрерывный грохот, который она слышала во сне, не что иное, как яростный стук в ее дверь. Как странно! Нэн и в голову не пришло бы так невоспитанно стучать, да и другие обитатели дома, кроме разве что тети, не решились бы разбудить ее так рано.

Но ведь это не обычное утро. Это — утро после…

Виктория мгновенно раскрыла глаза, вспомнив наконец, где она и что с ней происходит. Она заметила, что за окном еще темно, и слегка успокоилась. Они с Лукасом в безопасности. Еще хватит времени, чтобы до рассвета попасть на бал. Но тут она, к своему удивлению, заметила, что лежит в постели одна.

Виктория резко приподнялась, натягивая простыню к подбородку, и увидела в изножье кровати Лукаса, который торопливо надевал на себя бриджи. Тихо выругавшись, Лукас схватил рубашку и босиком направился к двери.

— Лукас, нет, подожди! Я… мне страшно. Не надо открывать дверь.

Но ее предупреждение запоздало, Лукас уже распахнул дверь и яростно атаковал незваного гостя:

— Какого дьявола вы врываетесь ко мне? Мы с женой только что уснули! — Затем последовала странная пауза, и Лукас произнес с мрачной торжественностью:

— Прошу прощения, леди Неттлшип. Я не собирался кричать на вас. Прошу прощения. Честно говоря, меньше всего я ожидал увидеть здесь вас.

— Да, — ледяным голосом ответила Клео Неттлшип, — я понимаю.

Виктория закрыла глаза и свернулась калачиком, уткнувшись лицом в колени. Несчастье уже настигло ее.

— Если вы подождете несколько минут, пока я оденусь, я присоединюсь к вам в холле гостиницы. Полагаю, в данных обстоятельствах вы потребуете от меня объяснений.

— Совершенно верно, сэр. Однако прежде чем я спущусь вниз, я хочу получить ответ по крайней мере на один вопрос: с моей красавицей все в порядке?

— С Викторией все в порядке, миледи. Положитесь на мое слово.

— Хорошо. Поторопитесь. Еще не рассвело, но времени у нас осталось очень мало. Нам надо принять решение и немедленно начать действовать — уверена, вы сами все прекрасно понимаете.

— Я понимаю вас. Через несколько минут я спущусь к вам. Мы все обсудим, пока Виктория будет одеваться.

Лукас тихо прикрыл дверь и медленно обернулся к кровати. В слабом отблеске догорающего огня лицо его превратилось в непроницаемую маску.

— Викки, мне очень жаль, но, как видишь, у нас появились проблемы.

— Боже мой, что же нам теперь делать? — Виктория никак не могла собраться с мыслями. Ей казалось, что она тонет в разбушевавшемся море хаоса.

— Мы сделаем то, что должно быть сделано. — Он опустился на стул и быстро натянул сапоги. Затем быстрыми, четкими движениями военного человека закончил свой туалет.

Виктория растерянно смотрела на Лукаса:

— Я ничего не понимаю. Как тетя оказалась здесь? Откуда ей известно о нас и гостинице? Я сама не знала, куда ты меня везешь, до той самой минуты, пока мы не очутились здесь. Лукас, это какая-то бессмыслица.

Он подошел к кровати и наклонился над ней, вид у него был мрачный:

— Я понятия не имею, как тетя Клео оказалась здесь и откуда она узнала о наших планах. Уверяю тебя, я непременно постараюсь найти ответ на эту загадку. Но сейчас это не играет никакой роли, Викки. Мы с самого начала понимали, что подобного рода поступок связан с определенным риском. Мы попались, и обратного пути у нас нет. Мы должны действовать в соответствии с ситуацией.

Виктория обхватила руками колени и посмотрела на него, растерянность на ее лице сменилась страхом:

— Ты говоришь об этом так… так по-военному. И вид у тебя, точно у солдата перед битвой. Лукас, мне страшно…

Взгляд его на мгновение смягчился, когда он наклонился над Викторией и сжал ее лицо своими ладонями.

— Мне не хотелось, чтобы мы выясняли отношения таким образом. Но раз уж так получилось, мне остается только просить тебя довериться мне. Я позабочусь о тебе, Виктория! Честью клянусь!

Прежде чем она успела найти ответ, он уже вышел, захлопнул за собой дверь и начал спускаться по лестнице навстречу тете. Виктория еще несколько минут сидела словно в оцепенении, а потом медленно откинула одеяло и выбралась из постели.

Поднявшись, она, к своему неудовольствию, обнаружила, что у нее побаливает там, внизу живота. Она бы отдала сейчас полжизни за горячую ванну, но это было невозможно.

Виктория почувствовала непривычное прикосновение золотой цепочки на обнаженной шее и подняла руку, чтобы дотронуться до янтарного кулончика, словно он стал ее талисманом.

Воспоминания о безумной ночи с Лукасом промелькнули в ее голове, как серебряный дождь, пока она пробиралась к стулу, на который была сброшена ее одежда. Виктория натянула на себя нижние юбки и платье. Ей оставалось только позавидовать той ловкости, с какой одевался Лукас. Сама она никогда даже не пыталась надеть бальное платье без помощи горничной. Не так-то это просто.

Затем Виктория плотно закуталась в свой плащ, обреченно вздохнула, покидая комнату, и спустилась по лестнице вслед за Лукасом. Озабоченный хозяин, которого, по всей видимости, только что разбудили, проводил ее в маленькую гостиную.

Виктория приоткрыла дверь и сразу же почувствовала напряженную обстановку в комнате. Лукас стоял у камина, опустив руку на каминную доску, носком сапога подвигая большое полено поглубже в огонь. Леди Неттлшип сидела в кресле за столом. Оба оглянулись на дверь, когда входила Виктория.

— Кажется, меня проводили не в ту гостиную, — сердито произнесла она, — я что, попала на поминки?

— Молю Бога, чтобы ты сохранила веселое настроение и после того, как выслушаешь нас, — ответила тетя Клео, — садись, Виктория.

Тетя почти никогда не разговаривала с ней таким тоном. Виктория опустилась на стул. Взгляд ее обратился к Лукасу, но она ничего не могла прочесть в его глазах. Она различала в нем лишь неумолимую решимость, которую он проявлял не так уж часто, но каждый раз, сталкиваясь с ней, она испытывала страх.

— Итак, — произнесла тетя Клео, словно открывая заседание Общества исследований в области естествознания и садоводства, — Лукас и я уже обсудили, что нам следует безотлагательно предпринять. Лукас вполне готов все уладить, и ты, полагаю, тоже готова заплатить за свою неосторожность. Утром вы первым делом оформите брак по специальной лицензии. Я буду присутствовать в качестве свидетеля, чтобы все поняли, что ваш брак состоялся с моего благословения.

Брак. Виктория крепко сцепила пальцы на коленях. Все то время, пока она впопыхах натягивала на себя одежду в спальне на втором этаже, она отгоняла от себя мысль о том, что должно неминуемо произойти. Она отчаянно попыталась успокоиться и мыслить рационально.

— Нам нет никакой надобности так спешить, — осторожно начала она, — мне очень жаль, что ты обнаружила нас, тетя Клео, но, конечно же, только ты знаешь о том, что случилось ночью, следовательно, происшествие вполне еще можно скрыть.

— Я не думала, что ты такая дура, Викки. Чему я тебя только учила? Сам факт, что я отыскала тебя и Лукаса, подтверждает, что кому-то еще известно о вас. Как, по-твоему, я вас нашла?

Виктория на миг прикрыла глаза:

— Да, разумеется! Прости, тетя Клео, но как же ты нас нашла?

— В дом моих друзей прислали записку — мы как раз закончили обед, — холодно ответила тетя Клео, — письмо без подписи, с сообщением, что мне будет интересно узнать: моя племянница находится в такой-то гостинице с человеком, которого я принимала в своем доме как друга. Разумеется, я немедленно возвратилась в город.

— Разумеется, — повторила Виктория, оглядываясь на Лукаса.

Брак, мысленно произнесла она. Брак с любимым человеком. Не на это она рассчитывала, затевая всю историю, однако, если подумать, это не так уж плохо.

В браке есть свои преимущества. Им не придется больше скрывать свои отношения от общества. Они смогут свободно всюду появляться вдвоем. Они будут каждую ночь спать вместе. Определенно, брак не самое страшное, что есть на свете.

— Нам понадобится время, чтобы получить специальную лицензию.

Лукас выдержал ее взгляд.

— Она у меня в кармане. Я уже несколько дней повсюду ношу ее с собой.

Глаза Виктории изумленно расширились.

— У тебя? Но зачем ты носишь с собой лицензию?

— На случай крайней необходимости, который и настал теперь. Что же ты думала? Мы с самого начала подвергали себя риску разоблачения, и это не единственная опасность, нам угрожавшая. Я хотел встретить неизбежное во всеоружии, чтобы свести ущерб к минимуму. — Он слегка улыбнулся. — Я давно уже научился заранее готовить позиции для отступления.

— Военное мышление в действии. — Виктория покачала головой, невольно отдавая дань восхищения его блестящему стратегическому уму. — Похоже, все предусмотрели, что делать в случае катастрофы, — все, кроме меня.

Клео почему-то поглядела на нее с жалостью:

— Должна признаться, Виктория, я крайне удивлена тем, что ты решилась подвергнуть себя подобной опасности. Конечно, ты всегда любила ходить по самому краешку, но в отношениях с мужчинами ты неизменно соблюдала осторожность. Как ты могла допустить себя до… — Тут она внезапно прервала свою речь и оглянулась на Лукаса. — Впрочем, не важно. Думаю, ответ мне известен. Во всяком случае, отступать нам действительно некуда. Надо идти вперед.

— Мы не можем идти ни вперед, ни назад, — мягко возразил ей Лукас, — до тех пор, пока Виктория не примет решение. Нельзя принуждать ее к браку, она не ребенок. Я уже делал ей предложение и счел бы за счастье, если бы она согласилась выйти за меня замуж, но заставлять ее я не могу.

— Итак, Виктория? — Тетя Клео вновь обернулась к ней. — Лукас, очевидно, готов и рад сделать то, что должен сделать. Как же поступишь ты?

Виктория посмотрела на Лукаса. Любовь и желание, вина и страх — все связалось в единый сложный узел. Она сама была виновата в своем падении. Лукас оказался в этом положении только потому, что уступил ее настояниям вопреки собственному здравому смыслу.

Она рисковала не только своей честью и репутацией тети в светском обществе, она поставила под угрозу честь и репутацию Лукаса.

— Я виновата во всем, что произошло, — признала Виктория, опуская взгляд на свои стиснутые руки. — Если лорд Стоунвейл окажет мне честь просить моей руки, я приму его предложение.

После ее слов воцарилось молчание. Когда Виктория наконец решилась поднять глаза, она поняла, что ее тетя немного успокоилась, но ей важнее было понять, что означает напряженный, пристальный взгляд Лукаса.

Не произнеся ни слова, он отделился от камина и направился к ней. Нежно, бережно он помог Виктории встать:

— Это ты оказываешь мне честь. Благодарю тебя, Викки. Даю слово, я постараюсь сделать тебя счастливой.

Она с трудом улыбнулась, но прикосновение его руки мгновенно ослабило владевшее ею напряжение. Она любила его и не сомневалась, что он и в самом деле испытывает к ней нежные чувства..

— Замужество всегда казалось мне хуже смерти, но все-таки наше будущее мне видится в ином свете, милорд.

Лукас усмехнулся, глаза его радостно вспыхнули. Он поцеловал ее в нос — быстрым, коротким, собственническим поцелуем — и вновь обернулся к леди Клео:

— Все хорошо, мадам, худшее уже позади. Леди смирилась со своей судьбой. А теперь надо действовать быстро и осторожно. Клео приподняла брови:

— У меня уже сложилось впечатление, что вы сумеете распорядиться нами так, чтобы мы действовали «быстро и осторожно». Я полностью полагаюсь на вас, Стоунвейл.

Через несколько часов Виктория не без удовольствия убедилась, что ее тетя была совершенно права. После того как они с Лукасом поженились на рассвете, события разворачивались с поистине головокружительной быстротой. Все слуги тети Клео сбились с ног, собирая вещи Виктории, — нужно немедленно отправляться в Стоунвейл. Лукас постановил, а тетя Клео сразу же согласилась, что в данной ситуации им лучше всего безотлагательно покинуть Лондон.

— Мы скажем всем, что ты отказалась от торжественной брачной церемонии, поскольку ты уже далеко не юна, — пояснила тетя Клео, излагая Виктории планы Лукаса. Сам Лукас еще не появлялся. Сразу после завершения обряда бракосочетания, который не занял много времени, Лукас извинился и поспешил к себе домой, чтобы подготовиться к отъезду.

Услышав слова «далеко не юна», Виктория поморщилась, но спорить не приходилось. Не очень-то убедительный предлог для столь поспешного брака, но лучшего у них не было. Они и так дали пищу для множества пересудов.

— Мы скажем также, что Лукас получил сообщение: дела в Стоунвейле неотложно требуют его присутствия. Вы оба покинете город сегодня днем и проведете медовый месяц в Стоунвейле, чтобы граф мог позаботиться о своем имении. Если нам повезет, вы успеете уехать прежде, чем начнут задавать вопросы, а когда спустя несколько недель возвратитесь, ваш роман будет уже старой, никому не интересной историей, — продолжала Клео.

Виктория наклонила голову, спокойно соглашаясь со всем. Чем больше она привыкала к мысли, что брак со Стоунвейлом уже свершившийся факт, тем меньше ее тяготила эта мысль. Глядя, как заполняется холл ее багажом, Виктория начала представлять себе всю историю как великолепное приключение, которое сулит оказаться куда более захватывающим, чем полуночные вылазки.

Часом позже Рэтбоун объявил о визите леди Атертон, что произвело эффект разорвавшейся бомбы.

— Она так редко навещает нас. Наверное, она прослышала о нашей свадьбе. Но как она могла так быстро узнать? — огорченно обратилась Виктория к тете.

Тетя Клео сердито поморщилась:

— Тебе прекрасно известно, с какой скоростью разлетаются по Темзе слухи. Надо не так уж много времени, чтобы Джессика Атертон узнала о вашем браке, да и весь свет тоже. Но, откровенно говоря, я рассчитывала еще на несколько часов. Ладно, Виктория, все складывается не так плохо. В конце концов, если бы она собиралась проглотить нас живьем, она бы не явилась со светским визитом, верно? — И тетя Клео направилась в гостиную.

Джессика Атертон изящно скользнула в комнату — прелестное создание в бледно-голубом платьице, с нежной и всепрощающей улыбкой на губах. Она сразу же подошла к Клео и взяла ее за руки, выражая ей глубочайшее понимание и сочувствие.

— Клео, дорогая, я так огорчилась, услышав, как поспешно все произошло. Я понимаю, что вы, должно быть, испытываете, поэтому сразу же отправилась к вам.

— Очень любезно с вашей стороны, Джессика. Садитесь, пожалуйста. — Клео указала рукой на ближайший стул и бросила грозный взгляд на Викторию, которая с мрачным видом изучала потолок. — Как же вы узнали о нашей свадьбе?

— Ах, слухи, как всегда, мгновенно распространились по всему городу. — Джессика сочувственно улыбнулась Виктории:

— Ты всегда была такой отчаянной, Викки. И все-таки разумнее было бы совершить все общепринятым способом, однако это прекрасный брак для вас обоих, и я хотела от души поздравить и тебя, и Лукаса.

Виктория выдавила из себя ответную улыбку. Когда имеешь дело с Джессикой, вся беда в том, что она вынуждает тебя постоянно быть ей благодарной, а это так утомительно.

— Большое спасибо, Джессика.

Джессика откинулась на мягкие подушки кресла:

— Я желаю вам только добра. Не стоит беспокоиться из-за сплетен. Неудивительно, что они возникли так быстро, но, поверьте, так же быстро они и прекратятся. Как видите, я уже многое сделала, чтобы пресечь всевозможные слухи: вряд ли посмеют открыто выразить свое неодобрение этому браку после того, как станет известно, что я навестила вас и поздравила.

Клео приподняла брови:

— Вы совершенно правы, Джессика. Как мило с вашей стороны, что вы так быстро пришли на помощь Виктории.

— Лукас — мой старый друг, и самое малое, что я могу для него сделать, — это от души поздравить его молодую жену. — Джессика наклонилась вперед и ласково похлопала Викторию по руке.

— Моя тетя совершенно права, — подтвердила Виктория, — мы очень благодарны вам за вашу заботу.

Над головой Джессики расплывался нимб благожелательной святой мученицы.

— Знаете, леди Неттлшин, я столько наслышана о вашей прекрасной оранжерее. Может быть, Виктория уделит минутку и покажет мне ее, раз уж я здесь.

— Ну конечно. Покажи Джессике оранжерею, Викки, — подхватила Клео, явно радуясь возможности избавиться от любезной гостьи. — Я уверена, ей понравятся китайские розы, которые мы только что получили.

Виктория поднялась, с трудом скрывая раздражение. Правда, провожая Джессику Атертон через холл в оранжерею, она успела отругать себя за дурное поведение. Джессика из кожи вон лезет, чтобы помочь ей и Лукасу, так почему бы Виктории не быть по крайней мере вежливой с этой леди.

— Какое прелестное собрание цветов, — протянула Джессика, входя в оранжерею, — просто очаровательно!

Она направилась по проходу между рядами растений, то и дело останавливаясь, чтобы осмотреть понравившийся цветок, а Виктория следовала за ней, давая необходимые пояснения о различных сортах роз и ирисов, выстроившихся под благосклонным взглядом Джессики.

Однако к тому времени когда они оказались в дальнем конце оранжереи, Виктория заметила, что Джессика обращает все меньше и меньше внимания на столь восхищавшие ее цветы. Более того, и выражение лица Джессики переменилось.

Виктория подавила стон: она догадалась, что Джессика напросилась на экскурсию только ради беседы наедине.

Джессика внезапно остановилась перед ярко-красным тюльпаном — похоже, собираясь с духом. Когда она наконец заговорила, голос ее звучал негромко, но очень настойчиво:

— Ты будешь ему хорошей женой, не так ли, Викки? — Джессика избегала встречаться взглядом с Викторией, старательно делая вид, будто рассматривает тюльпан. — У него должна быть хорошая жена!

Первой реакцией Виктории на этот непрошеный, непозволительно личный вопрос был гнев. Она сумела справиться с ним. Джессика желала им только добра, она заботилась о благополучии Лукаса.

— Уверяю тебя, Джессика, я сделаю все, что в моих силах.

— Да, конечно, ты будешь стараться. Вся беда в том, что ты не в его вкусе, понимаешь? Я знала это с самого начала, но он утверждал, что ты все-таки подходящий вариант.

— И какой же тип он предпочитает?

Джессика на миг прикрыла глаза:

— Женщину, которая могла бы достойно вести его дом, была бы прекрасной хозяйкой, умела бы принять гостей. Жену, которая подарила бы ему наследника и позаботилась бы, чтобы его дети были воспитаны соответственно его положению в обществе. Ему нужна благонравная жена, которая помнит свой долг и исполняет его без жалоб. Ему нужна женщина, которая обеспечит ему спокойную жизнь, которая не стала бы донимать его нелепыми претензиями, доставлять ему лишние волнения или ставить его в неловкое положение. Ведь Лукас очень горд, как ты знаешь.

Виктория в последний раз призвала на помощь все свое терпение:

— Я еще раз заверяю вас, что сделаю все, что в моих силах. Во всяком случае, Лукас, кажется, вполне удовлетворен своим новым положением.

— Что ж, он принял решение. Лукас всегда знает, чего он хочет, и умеет добиваться своей цели. Он помнит об обязательствах перед именем. Он сказал мне, что такой брак его устроит, и я Молюсь, чтобы он оказался прав.

— Лукас обсуждал с вами наш брак? — Тут Виктория решила обратить самое пристальное внимание на слова своей мучительницы.

— Разумеется. Лукас понимал, что может вполне довериться мне. Как я уже говорила, мы знакомы много лет и всегда понимали друг друга. — Тонкие пальцы Джессики изящно поглаживали длинный темно-зеленый лист. — Милый Лукас. Я страшно обидела его, когда четыре года назад, вынуждена была отказать ему. Но когда он сам оказался в подобном положении, он понял наконец, почему я поступила именно так, а не иначе. Он почувствовал, что может обратиться ко мне за помощью.

Виктория проглотила комок в горле:

— Я не была посвящена…

— Лукас сознает свой долг гораздо сильнее, чем большинство мужчин, и он теперь понимает, что, приняв предложение лорда Атертона, я просто исполнила свою обязанность. Брак — дело долга и практических соображений, или я не права? Каждый делает то, что он должен делать.

Виктория похолодела.

— Я и не знала, что вы с Лукасом так хорошо знакомы, — выдавила она наконец из себя.

— Да, очень хорошо. — На темных ресницах Джессики проступили капельки влаги, они упали на лепестки розы и заблестели, будто роса. — Вы и вообразить себе не можете, как горько мне было, когда спустя все эти годы он разыскал меня, чтобы объявить, что он унаследовал титул своего дяди и ему нужна подходящая жена.

Виктория смотрела на нежный профиль Джессики, следя, как очередная слеза падает на лепестки розы.

— Подходящая жена… — Собственный голос прозвучал в ее ушах словно эхо, ненужное, глупое эхо.

— Он попросил, чтобы я ввела его в те круги общества, где он сможет найти подходящую девушку.

— И какой же должна была быть эта девушка? — пересохшими губами спросила Виктория.

— Разумеется, основным требованием было выгодное приданое.

— Приданое… — Цветы уже плыли перед глазами Виктории.

— Полагаю, теперь вы уже знаете, что все разговоры, будто его дядя оставил после себя целое состояние, припрятанное под кроватью, просто болтовня. Я сама пустила этот слух, чтобы никто не заподозрил, как обстоят дела на самом деле.

Виктория замерла:

— Да, разумеется. Вы поступили очень умно.

— Делаю что могу, — мелодраматически произнесла Джессика. — Я не могла отказать ему в помощи, мы так много значили когда-то друг для друга. Признаться, иногда мне было нелегко наблюдать, как он ухаживает за тобой.

— Да, представляю, — ответила Виктория. Еще немного, и она запустила бы цветочным горшком в стекло оранжереи!

— Когда сегодня утром я услышала, что вы с Лукасом так внезапно поженились, я сказала себе: все к лучшему. Я знала, что для Лукаса брак необходим, если он, конечно, хочет спасти свое имение. Для него, как и для меня, чем скорее дело будет сделано, тем легче.

— А как же я, Джессика? Или вы вообще не думали обо мне, когда решили познакомить меня с Лукасом?

Тут Джессика наконец повернулась к ней, словно пытаясь лучше разобрать смысл сказанного:

— Вы? На что же вам жаловаться? Вы бы так и зачахли старой девой. А теперь вы графиня. Замужем за Лукасом. О чем еще вам мечтать?

— Например, на всю жизнь остаться старой девой. — Виктория стиснула руки в кулаки, прижимая их к себе. — Думайте что хотите насчет того, будто вы оказали Лукасу услугу, но что касается меня — не стоит обманываться. Уверяю вас, я не питаю к вам благодарности за ваше вмешательство. Как вы могли поступить со мной так бессердечно, так жестоко?

Не дожидаясь ответа, Виктория повернулась и бросилась к двери.

— Викки, Викки, подождите, пожалуйста. Не надо так сердиться. Я думала, вы понимаете. Вы же разумная женщина, Виктория, вы даже славитесь своим умом. Я думала, в вашем-то возрасте вы понимаете, что более всего привлекаете женихов своим приданым. Иначе с какой стати мужчине делать предложение девушке, известной своим необузданным поведением, совершенно неуправляемой и… — Тут Джессика испуганно прикусила губу. — Словом, я была уверена, что вас также устраивает эта сделка, как и Лукаса. В конце концов, вы заполучили графа.

Виктория остановилась и резко обернулась к ней:

— А Лукас заполучил мои деньги. Вы совершенно правы, Джессика. Мы оба заключили сделку, и нам придется теперь жить в соответствии с ней. Однако вы свою роль уже сыграли и можете больше не хлопотать за Лукаса.

Глаза Джессики широко распахнулись, в них вновь заблестели слезы, превращаясь в жемчужины на кончиках ее ресниц:

— Мне очень жаль, если вас это так огорчает. Но вы ведь женщина, а наш удел — подчинение. Только девочки надеются выйти замуж по любви. Мы все делаем то, что должны делать. Если вы не испытываете настоящих чувств к Лукасу, вы должны подумать, как будет трудно ему. Гораздо труднее, чем вам. В конце концов, он же должен получить от вас наследника.

— Спасибо, что напомнили мне о моих супружеских обязанностях.

— Господи, вы и вправду очень сердитесь. Вы совершенно ничего не поняли. Я-то надеялась, что вы разумнее. Виктория, послушайте, мне очень жаль. Вы даже не подозреваете, как я сожалею… — Джессика захлебнулась в слезах, лихорадочно нащупывая платочек.

Виктория остановилась, гнев неохотно уступал место непрошеному сочувствию. Слезы Джессики были искренними.

Наконец, рассердившись на себя, но не в силах оставить всхлипывающую женщину без утешения, Виктория шагнула вперед и осторожно притронулась к руке Джессики:

— Не расстраивайтесь так, Джессика. Еще чего доброго заболеете. Ну же, успокойтесь. Что сделано, то сделано. Я вас не виню. Это мой выбор. И винить мне некого, кроме себя.

Джессика захлебывалась рыданиями, беспомощно хватаясь за руки Виктории, а та безуспешно пыталась утешить ее.

— Прошу тебя, Викки, не держи зла на Лукаса. Он сделал то, что обязан был сделать ради своего титула.

Виктория лихорадочно подыскивала слова для ответа, который не расстроил бы плачущую женщину еще больше, и не находила их. Сейчас она охотно заставила бы графа Стоунвейла страдать — насколько это было в ее власти. Образы грядущей мести уже складывались в ее голове, и тут она услышала голос Лукаса в холле:

— Викки! Собирайся! Тетя говорит, что ты еще не переоделась в дорожное платье. — Его шаги звучно раздались на мозаичном полу оранжереи, и вскоре он появился сам. Взгляд графа нетерпеливо обежал помещение и остановился на вздрагивающих плечах Джессики.

Виктория бесстрастно наблюдала, как Лукас пытается определить, кто именно плачет на груди у его жены.

— Леди Атертон приехала поздравить нас, милорд. Как мило с ее стороны, не правда ли, тем более учитывая все обстоятельства. Насколько я понимаю, вы с ней давние и близкие друзья, и она очень старалась добыть для вас богатую невесту. Я также знаю теперь, что все слухи о сокровищах, накопленных вашим дядей, были совершенно безосновательны. А теперь, с вашего разрешения, я оставлю вас вдвоем, чтобы вы могли попрощаться. Не люблю вмешиваться в чужие отношения.

Лукас наконец все понял.

— Черт побери, Викки, — очень тихо произнес он.

— Именно это я и хотела сказать, — грозно улыбнулась она в ответ.

Высвободившись из объятий Джессики, Виктория направилась к двери. Подойдя к стоявшему на ее пути Лукасу, она молча подняла на него глаза.

— Мы еще поговорим, — пообещал он сквозь стиснутые зубы.

— По-моему, нам уже не о чем говорить. С вашего разрешения, милорд.

Он нехотя уступил ей дорогу, глаза его горели едва сдерживаемым гневом.

— Собирайся побыстрее, Викки. Я хочу отправиться немедленно. У нас впереди долгая дорога.

Она не удостоила его ответом. Ей потребовалось все ее самообладание, чтобы молча выйти из комнаты, не запустив в его голову кактусом.

К тому времени когда Виктория ворвалась в свою комнату, она уже дрожала от ярости и боли. Распахнув дверь, она обнаружила, что Нэн упаковывает те вещи, о которых она вспомнила в последнюю минуту.

— Ах, вот и вы, мэм. Я уже закончила. Альберт обещал сразу же отнести чемодан в карету, а лошади уже готовы. Вы должны быстро переодеться. Я слышала, милорд уже здесь, и он сердится, что мы еще не готовы.

— Нечего так спешить, Нэн. Я сегодня никуда не еду. Будь так добра, оставь меня в покое. Я позову тебя, когда ты мне понадобишься.

Нэн приоткрыла рот в ужасе:

— Что вы сказали, мэм? Милорд уже отдал самые строгие указания, чтобы мы поторапливались. Он очень рассердится, если мы еще промедлим.

— Оставь меня, Нэн.

Нэн прикусила губу. Ей редко доводилось видеть молодую хозяйку в столь скверном расположении духа, и она явно не знала, как ей быть. Наконец она предпочла отступление:

— Не хотите ли чаю, мэм? Если вы плохо себя чувствуете, милорд, конечно же, позволит нам отложить выезд, пока вы выпьете чаю.

— Я не хочу чаю, я хочу, чтобы ты оставила меня в покое.

— Боже мой, боже мой, здорово же нам достанется за все эти капризы, — пробормотала Нэн, направляясь к двери. — Мужчины не любят задерживаться, когда они собрались в до-, рогу, а уж тем более такие мужчины, которые привыкли командовать людьми на войне. Они привыкли, чтобы все их команды тут же выполняли, поверьте мне.

Виктория проследила, как закрывается дверь за ее возмущенной служанкой, а сама медленно подошла к окну. Изысканный экипаж Джессики Атертон все еще дожидался своей хозяйки. Виктория проследила за тем, как Лукас проводил по ступенькам крыльца свою бывшую возлюбленную и подсадил ее в карету. Он приказал кучеру трогать, затем развернулся и мрачно возвратился в дом.

Секунду спустя Виктория без всякого удивления услышала поспешные шаги в холле, а затем и неизбежный стук в дверь.

— Милорд хочет поговорить с вами, миледи, — донесся из-за двери приглушенный голос Нэн. — Он говорит, это страшно важно.

Виктория пересекла комнату и распахнула дверь.

— Передайте милорду, что мне нездоровится.

— Ой, мэм, бога ради не заставляйте меня так отвечать ему. Он уже не в настроении, честное слово!

— К черту его настроение! — Виктория захлопнула дверь перед испуганным личиком Нэн. Затем она вернулась на свое место у окна, наблюдая, как складывают в дорожную коляску остатки ее багажа. Коляска была подарком новобрачным от тети Клео.

Нетрудно догадаться, что в следующий раз в эту дверь постучит леди Неттлшип.

— Викки, дорогая, немедленно открой. Что за глупости? Твой муж желает немедленно отправиться в путь. Знаешь, военные люди не любят таких задержек.

Виктория со вздохом вновь отворила дверь:

— Передай моему мужу, что он может отправляться, когда пожелает. И пусть не ждет меня, потому что я ехать не собираюсь.

Клео бросила на нее сердитый взгляд.

— Значит, вот как ты себя ведешь? — Она вошла в комнату и закрыла за собой дверь. — Мне с самого начала показался странным визит леди Атертон. Бога ради, что она тебе наговорила, из-за чего ты так расстроена?

— Тебе известно, что Лукас просил се когда-то выйти за него замуж?

— Нет, но какое это имеет значение? Лукасу уже тридцать четыре года. Было бы странно, если бы ты оказалась первой женщиной, на которой он захотел жениться. Неужели тебя это так расстроило? Довольно, Викки, ты слишком разумна, чтобы выходить из себя по столь пустяковому поводу. Каковы бы ни были их отношения, все это дела давно минувших дней, — заключила Клео.

— Она не могла принять его предложение, потому что у него не было ни титула, ни средств, с точки зрения ее родных.

— Но ведь это ее беда, а не наша. Теперь Лукас унаследовал титул. Я не понимаю, почему это так подействовало на тебя, Викки.

— Лукас унаследовал титул, но не деньги, — холодно продолжала Виктория. — Джессика рассказала мне, что граф пришел к выводу: ему необходимо жениться на богатой невесте, чтобы спасти свой трижды проклятый титул. Он попросил своего дорогого друга леди Атертон познакомить его с подходящей невестой. Догадайся, кому из твоих знакомых леди Атертон решила оказать подобную честь?

Тетя Клео привычно вздернула брови:

— Догадайся, кто из моих знакомых постелил себе постель, а теперь жалуется, что придется в ней спать? Будь у тебя хоть половина того здравого смысла, который я надеялась в тебе воспитать, ты бы лучше постаралась сделать эту постель удобной — и для самой себя, и для своего супруга.

Виктория растерялась, не получив поддержки. Сложив руки на груди, она посмотрела в глаза тете:

— Похоже, тебя это вовсе не удивляет.

— Извини. Я была уже достаточно удивлена, обнаружив тебя в гостинице посреди ночи. В моем возрасте вполне хватает одного потрясения за сутки.

Виктория почувствовала, как гневный румянец заливает ее щеки.

— Да, конечно. Мне очень жаль, что это произошло. Теперь я жалею об этом гораздо больше, чем в ту минуту, когда ты нашла нас.

Лицо тети Клео смягчилось.

— Викки, дорогая, по-моему, ты расстраиваешься совершенно напрасно. Я ничуть не удивлена, что Лукас гораздо беднее, чем ты ожидала, он сам мне признался сегодня утром, когда ты одевалась наверху.

— Он признался тебе, что женится на мне ради денег?

— Он сказал, что стремился познакомиться с тобой, поскольку, грубо говоря, вышел на охоту за приданым. Он сказал, что хочет жениться на тебе, поскольку искренне привязался к тебе и ты будешь для него самой подходящей женой.

— Привязался! Как мило с его стороны, — фыркнула Виктория.

— Виктория, я буду с тобой совершенно откровенна. Я с самого начала подозревала, что отношения со Стоунвейлом могут довести тебя до беды. Между вами уже проскакивали искры, не хуже чем из электрической машины лорда Гримшо. Однако Лукас мне нравится, и я решила: если уж тебе суждено поставить все на карту ради мужчины, то пусть лучше этим мужчиной будет Лукас.

— Стало быть, ты благословила нас?!

— Не надо говорить со мной таким тоном. Ты сама все устроила.

Виктория поглядела себе под ноги, словно изучая узор на ковре, потом подняла глаза и встретилась с сочувственным и все же суровым взглядом своей тети:

— Ты права, как всегда. Теперь я должна решить, как же мне жить дальше.

Тетя Клео вновь смягчила свой тон:

— Прежде всего переоденься в дорожное платье. Лукас планировал отправиться в путь сегодня днем, и, должна сказать, он совершенно прав. Чем раньше вы выберетесь из города, тем лучше.

— Я не хочу никуда ехать со Стоунвейлом.

— Викки, довольно глупостей. У тебя нет выбора: ты отправишься с ним.

Прежде чем Клео успела добавить хоть слово, вновь раздался стук в дверь. Из-за двери донесся испуганный голос Нэн:

— Простите, мэм, но милорд велел передать вам: если вы не будете так любезны и не спуститесь вниз сию же секунду, он придет сюда сам и отнесет вас в карету.

Именно так он и сделает. В этом Виктория не сомневалась. Не стоило откладывать неизбежную встречу с ним. Она прошла мимо тети и, уже коснувшись ручки двери, обернулась к леди Неттлшип:

— Не правда ли, мне повезло! Как любезен, как великодушен мой супруг! О чем еще мечтать новобрачной?

Глава 10

Лукас ждал ее в библиотеке. Он стоял у окна и смотрел в сад — тот самый сад, где он встречался с ней в полночь. Виктория зашла в комнату и услышала, как тихонько затворилась за ней дверь. Похоже, Лукас успел навести страх на слуг, и весь дом затаил дыхание.

Виктория заметила, что все слуги, даже ее горничная и дворецкий Рэтбоун передвигаются по дому с большой осторожностью. Лукас всего несколько часов был ее мужем и в доме тети еще назывался гостем, но даже за такое короткое время он успел взять власть в свои руки: никто не хотел вызвать его гнев. Это право предоставили Виктории.

— Вы посылали за мной, милорд? — спросила она бесстрастным голосом. Безупречная вежливость и ледяной тон — вот отныне ее убежище…

Лукас следил, как Виктория входит в комнату, делает несколько шагов навстречу ему. Он явно с трудом сдерживал свои чувства.

— Ты еще не переоделась в дорожное платье.

Ей потребовалось больше смелости, чем она предполагала, чтобы высказать ему в лицо свое решение.

— У меня есть на то веские причины: я не еду с вами. Желаю вам доброго пути, милорд. — Она развернулась на каблучках и направилась к двери.

— Если ты сейчас выйдешь из комнаты, Викки, ты пожалеешь об этом больше, чем можешь себе вообразить.

Тихий угрожающий голос остановил ее, когда, казалось, уже ничто не могло ее остановить. Она обернулась и посмотрела ему прямо в глаза:

— Прошу прощения. Вы что-то еще хотели мне сказать?

— Очень многое. Однако у нас мало времени, и я предпочту, чтобы наш разговор состоялся в карете, а не в библиотеке твоей тети. А пока я скажу только одно: я прошу; прощения за столь несдержанное поведение Джессики Атер-тон. Уверяю тебя, я понятия не имел, что она способна закатить такую истерику.

— И к тому же весьма несвоевременно, не так ли? А когда ты сам собирался открыть мне правду?

— Какой правды ты ждешь от меня? Что я однажды просил Джессику выйти за меня замуж? Это дела давно минувших дней, Викки, к нам с тобой не имеющие никакого отношения.

— Черт тебя побери! — взорвалась она. — Ты прекрасно знаешь, какая правда нужна мне сейчас. Ты начал ухаживать за мной, позарившись на мое большое приданое. Посмей отрицать это!

Лукас выдержал ее яростный взгляд:

— Не отрицаю. Ты сразу догадалась о моих намерениях — разве ты забыла? А я прекрасно помню, как ты пыталась прогнать меня. И тем не менее ты желала получить то, что я тебе предлагал, верно? Ты играла в рискованную игру и проиграла, но играть ты начала по доброй воле. Разве ты сама не говорила мне: настоящей игры нет без настоящего риска!

— Ты используешь против меня мои же опрометчивые слова?!

— Почему бы и нет? Разве ты ждала от меня другого обращения? Я всего-навсего бессердечный охотник за приданым, который подцепил-таки богатую невесту.

Его слова больно ударили ее.

— И ты надеешься, что я безропотно приму это унижение?

В два шага он пересек комнату и схватил Викторию за руку повыше локтя. Глаза его горели, словно раскаленные угли.

— Черт тебя побери, я надеюсь, что ты мне поверишь. В последние недели ты доверяла мне и твою безопасность, и твою честь. Теперь ты моя жена, и ты обязана мне доверять.

— Доверять тебе? После того, что ты со мной сделал?

— И что же я сделал? Не моя вина, что нас раскрыли в первую же ночь. Я предупреждал тебя, что твой замысел опасен, но ты хотела эту ночь — ради научного эксперимента — любой ценой. Или ты забыла?

— Не смей издеваться надо мной, Лукас!

— Я не издеваюсь над тобой. Я напоминаю тебе, каким образом ты пыталась прикрыть свое желание заняться со мной любовью. Ты желала меня прошлой ночью так же сильно, как и я тебя. Проклятие, ты ведь сказала, что любишь меня.

Виктория покачала головой, в глазах у нее сверкнули слезы.

— Я сказала — мне кажется, что я тебя люблю. Увы, я ошиблась.

— Ты подарила мне твой рисунок Strelitzia reginae, и ты подарила мне себя — безоговорочно и безвозвратно. Я поверил, что ты любишь меня. Когда твоя тетя постучала в нашу дверь, первым моим движением было защитить тебя. Что же, по-твоему, я должен был сделать? Отказаться жениться на тебе?

— Не надо извращать мои слова. Ты воспользовался моментом, когда он тебе представился. И не трудись отрицать это.

— Я не отрицаю, что хотел жениться на тебе. Я не стал бы рисковать ни твоей, ни своей честью в эту ночь, если бы не был уверен, что рано или поздно мы поженимся. Мне очень жаль, что твоя тетя обнаружила нас и тем самым ускорила события, но в конечном счете брак был неизбежен.

— Он вовсе не был неизбежен! — в ярости выкрикнула она.

— Викки, будь хоть чуть-чуть разумнее. Ты же знаешь, так не могло долго продолжаться. Уже до этой ночи дела обстояли не лучшим образом. Люди уже начали поговаривать о нас, а ты ничего не собиралась предпринимать, чтобы пресечь слухи. Мы шли на страшный риск ради твоих полуночных капризов. Раньше или позже нас бы выследили, и тогда у нас не оставалось бы иного выбора. И потом, ты не подумала, что вполне могла забеременеть.

— Почему же ты не открыл мне всю правду прежде, чем затеять все это? — Она слышала, что ее голос вот-вот сорвется в истерику. «Веду себя как базарная торговка», — успела подумать она, пытаясь сдержаться.

— Если уж говорить откровенно, я не предупреждал тебя только потому, что ты была мне нужна, я боялся, что, если расскажу тебе о состоянии моих финансов, у меня не останется ни малейшего шанса. Ты так непоколебимо заявляла о своей решимости никогда не выходить замуж, так боялась охотников за приданым — у меня не было другой возможности ухаживать за тобой, кроме той, что ты сама мне предоставила. Ты никогда не поймешь, как тяжело дались мне эти несколько недель. Викки, ты могла бы проявить хоть немного понимания, хоть немного сочувствия ко мне.

— Сочувствия?! — Она не поверила собственным ушам. — Ты что, надеешься, что я тебя пожалею?

— Почему бы и нет? Ты ведь способна пожалеть кого угодно, даже Джессику Атертон. Я видел, ты пыталась ее утешить, когда она рыдала на твоей груди посреди оранжереи. — В растерянности Лукас провел рукой по волосам. — Неужели я не вправе рассчитывать на капельку жалости? В конце концов, я стал твоим мужем и — Господь ведает — мне предстоит отнюдь не легкая жизнь.

— А что я получу взамен?

Он глубоко вздохнул:

— Черт меня побери, если я не сделаю все, что в моих силах и сверх того, чтобы тебе было хорошо со мной. Я даю тебе слово.

— А что ты собираешься делать, чтобы мне было хорошо? — Она потерла ладонью красноватое пятно на руке, оставленное пальцами Лукаса. — Насколько я понимаю, материально поддерживать меня ты не сможешь. По словам твоей бывшей возлюбленной, от меня в этом браке требуются деньги. Взамен ты дал мне титул. Признаю, но меня как-то никогда не волновали титулы.

Лукас стиснул зубы.

— Я дал тебе приключения, которых ты искала.

— То есть заманил меня этими приключениями.

— Викки, послушай…

— Скажи мне одно, Лукас. Теперь, когда ты благополучно женился, не собираешься ли ты завязать роман с леди Атертон?

— Господи, только этого не хватало. Я понимаю, сейчас ты готова считать меня негодяем, но ты достаточно хорошо знаешь Джессику — невозможно даже представить себе, чтобы у нее был роман.

Виктория содрогнулась:

— Прошу прощения. Разумеется. Леди Атертон — образец всех добродетелей. Ей и во сне не приснится что-нибудь столь неприличное, как роман с тобой.

— Вот именно.

— Джессика — существо благородное, возвышенное. Похоже, она не долго колебалась, когда последовала зову долга, а не зову сердца, приняла четыре года назад предложение лорда Атер-тона вместо твоего.

— Она сделала то, что должна была сделать, — нетерпеливо возразил Лукас.

— И ты так спокойно рассуждаешь об этом?

— Прошло уже четыре года. — Лукас пожал плечами. — И, откровенно говоря, теперь я рад, что не женился на Джессике. Недавно я окончательно понял, что такой брак был бы неудачен.

Виктория искоса глянула на него:

— Почему ты так говоришь? Она бы как нельзя лучше подошла тебе. Она была бы самой что ни на есть правильной женой, будучи, как мы уже отметили, образцом всех женских совершенств.

— Спрячь коготки, Викки. — Лукас чуть заметно усмехнулся. — Беда в том, что мне с ней скучно. В последнее время я обнаружил, что мне гораздо больше нравятся авантюристки. А после прошедшей ночи с уверенностью могу добавить, что предпочитаю страстных женщин.

— В самом деле? — Виктория вскинула подбородок еще выше. — Я полагаю, ваше суждение основывается на опыте? У вас была возможность сравнить мое поведение в постели с поведением леди Атертон?

Улыбка Лукаса стала еще шире.

— Не будь наивной. Ты можешь в самом безумном сне вообразить себе, как Джессика пробирается в гостиницу на свидание со мной или с другим мужчиной? Уверяю тебя, четыре года назад она была столь же порядочной и образцовой, как и сейчас. Она не стала бы рисковать своей репутацией ради мужчины или ради научного эксперимента вроде того, что был у нас этой ночью.

— Не то что я, — вздохнула Виктория.

— Не то что ты. Совершенно не то. По правде говоря, мне не доводилось встречать женщину, которая хоть отдаленно напоминала бы тебя. Ты — исключение, Викки. Поэтому я не всегда знаю, как с тобой обращаться, как справиться с тобой. Но я справлюсь, можешь быть уверена. А теперь довольно, мы уже и так потратили много времени на этот беспредметный спор. Отправляйся наверх и немедленно переоденься. — Он глянул на часы:

— Даю тебе четверть часа.

— Повторяю в последний раз, милорд, я никуда не поеду с вами.

Лукас в два шага пересек разделявшее их небольшое расстояние. Его четкая, немного напряженная походка показалась ей особенно угрожающей. Одним пальцем Лукас вздернул подбородок Виктории и заставил ее взглянуть ему в глаза. Встретившись с его взглядом, Виктория вздрогнула, словно от пронзительного холода. В его глазах сверкала сильная, все побеждающая воля.

Внезапно Виктория поняла, почему мужчины следовали за Лукасом в бои и почему все слуги в доме движутся сегодня так быстро и осторожно.

— Виктория, — произнес Лукас, — мне кажется, ты еще не вполне поняла, насколько безусловен этот приказ: мы отправляемся через пятнадцать минут. Я сам виноват, до сих пор я относился снисходительно к твоему упрямству и слишком часто отказывался от собственных здравых суждений, чтобы исполнить твой каприз, поэтому ты решила, будто можешь пренебречь даже моим приказанием. Уверяю тебя, ты сильно ошибаешься.

— Я не собираюсь выслушивать приказы ни от вас, ни от кого-либо еще.

— Придется. К счастью или к несчастью, у тебя есть теперь муж, и этот муж собирается выехать через, — он бросил взгляд на часы, — через тринадцать минут. Если к этому времени ты еще не переоденешься в дорожное платье, я усажу тебя в карету в любом, даже самом неприглядном виде. Теперь все ясно, мадам?

Виктория коротко вздохнула, понимая, что выполнит все его указания.

— Сила на вашей стороне, милорд, — уничтожающим тоном произнесла она, — и как все мужчины, вы без раздумий пускаете в ход хлыст.

— Уверяю тебя, я никогда не пущу в ход хлыст против тебя, Викки, о чем тебе прекрасно известно. А теперь не испытывай мое терпение. Осталось меньше двенадцати минут.

Виктория повернулась и выбежала из комнаты.

Путешествие в глушь Йоркшира оказалось самым долгим в жизни Виктории. В пути она почти не видела мужа. Лукас большую часть времени предпочитал ехать рядом с каретой верхом на своем Джордже, нежели иметь дело с дурным настроением Виктории. По ночам она спала в одной комнате с Нэн, а Лукас снимал другую комнату для себя и своего лакея. Встречались они за столом, молчали или разговаривали с ледяной любезностью.

К тому времени когда они добрались до Стоунвейла, настроение Виктории ничуть не улучшилось. Она подозревала, что Лукас тоже сердится, хотя и довольствуется тем, что просто не обращает на нее внимания, пока она не начинает капризничать.

Первое впечатление от Стоунвейла было не слишком обнадеживающим. Не требовалось даже ее обширных знаний в области ботаники и садоводства, чтобы понять: летний урожай будет ниже среднего. Все, что видела вокруг себя Виктория, носило отпечаток безнадежного уныния, начиная от обветшалых фермерских домиков и кончая отощавшей скотиной в полях.

Даже витрина деревенской лавочки пустовала, напоминая о бедности и запустении, нависших над этим краем, словно мрачная туча. Виктория нахмурилась при виде стайки детей, возившихся в грязи. Они были одеты в отрепья, достойные лондонского уличного мальчишки.

— Это непростительно, — пробормотала она, обращаясь к Нэн, — земля заброшена, из нее выжали все и оставили умирать.

— Думаю, милорду предстоит много работы, — осторожно произнесла Нэн. Она уже знала, как хозяйка относится к мужу. — Он и впрямь будет достоин своего титула, если сумеет вернуть жизнь в эти края.

— Да, конечно, — мрачно согласилась Виктория. «Но для этого ему понадобятся мои деньги», — добавила она про себя. Впервые она увидела, какая ответственность легла на плечи Лукаса, когда он унаследовал Стоунвейл. Все жители имения и окрестностей зависели от благосостояния и умелого руководства хозяина большого дома. Виктория догадывалась, что судьба и будущее здешних арендаторов и фермеров связаны со Стоунвейлом.

Если бы она, Виктория, была призвана возродить эту землю, как бы она отнеслась к необходимости брака ради денег? Она задавалась этим вопросом и не находила на него ответа. Быть может, она поступила бы точно так же, как и Лукас. По словам леди Атертон — черт бы ее побрал! — каждый человек делает то, что он должен.

Однако эта мысль ничуть не заставила Викторию смягчиться по отношению к Лукасу. Она понимала теперь, что ему необходимо было жениться на богатой невесте, но не могла ему простить, что он выбрал именно ее и хитростью завлек в этот брак. Ведь он мог бы найти добычу, которая сама охотно пошла бы в его сети, стоило только поискать среди светских дам и девиц. Всегда найдется такая, которая согласится обменять свое состояние на имение и титул.

— Красивый дом, правда, мэм? — восторженно проговорила Нэн, высовываясь из окна и вглядываясь в огромный замок Стоунвейлов. — Жаль только, что парк и сад так запущены. Совсем не то, что в имении у леди Неттлшип.

Виктория тоже выглянула в окно, хотя она и клялась себе, что сохранит надменное хладнокровие по отношению ко всему, что связано с родовым гнездом Стоунвейлов.

Служанка оказалась права. Замок производил грандиозное впечатление. Величественное каменное здание поражало своей красотой. Широкие ступени парадного крыльца спускались в мощеный дворик. К дому вела широкая подъездная дорога, огибавшая большой фонтан. Сухое дно бассейна устилали камни — видимо, фонтан давно умолк.

От дома веяло тем же безнадежным унынием, что и от деревни и окружавших ее полей. Карета остановилась, Виктория мрачно посмотрела на ожидавшее ее жилище. Как это не похоже на ухоженный, удобный, роскошный мир, в котором она жила до сих пор.

Лукас вручил груму поводья своего жеребца и подошел, чтобы проводить Викторию вверх по ступенькам крыльца в дом.

— Как видишь, — тихо сказал он ей, — здесь многое надо сделать.

— Совершенно справедливое замечание, милорд, — проворчала она.

Виктория чувствовала легкое головокружение.

— Я хотел бы, чтобы мы сделали это вместе, Викки. Стоунвейл принадлежит нам обоим. Это теперь не только мой дом, но и твой. Здесь будут жить наши дети.

При этих словах она содрогнулась, вспомнив наставления Джессики Атертон: «Если ты не испытываешь настоящих чувств к Лукасу, подумай, как это все тяжело ему. Ведь он должен еще получить от тебя наследника».

Виктория постаралась придать своему лицу равнодушное выражение, но она знала, что Лукас заметил эту мгновенную вспышку гнева, — его лицо вновь посуровело:

— Я познакомлю тебя со слугами. Их пока мало. Дворецкого зовут Григгс. Он приехал из Лондона. Экономка — миссис Снит. Она из деревни.

Усталая после долгой дороги, расстроенная всем, что ей довелось увидеть в Стоунвейле, и слишком гордая, чтобы хоть чуть-чуть пойти навстречу ласковому обращению Лукаса, Виктория подхватила юбки и направилась вверх по лестнице в свою новую комнату.

Вечером они встретились за скудным обедом. Григгс извинялся за плохое вино и малочисленность прислуживавших лакеев. Блюда не отличались разнообразием и были приготовлены скверно. Обстановка в столовой была еще хуже, чем сама еда. Ковер протерся до самой основы; покрытая царапинами мебель чуждалась в лакировке; серебро давно не чистили; лампа, висевшая над головой, накопила копоти по меньшей мере за десять лет.

Однако больше всего Викторию угнетало царившее за столом молчание. Молчать она никогда не умела, и ее терпение быстро подходило к концу. Ее очень обижало, что Лукас даже внимания не обращает на ее стойкое дурное настроение.

— Так что же, милорд, — приступила она, подкрепившись глотком вина, — как вы собираетесь потратить мои деньги? Может быть, вы начнете с сада? Или с домиков арендаторов? А может, предпочтете сначала обставить дом? По-моему, здесь придется заменить всю мебель.

Лукас поднял свой бокал и бросил взгляд на Викторию:

— С чего бы ты хотела начать, Викки?

— Неужели вас интересует мое мнение? Спасение Стоунвейла — ваша проблема, а не моя. — Она холодно усмехнулась. — Теперь, когда вы завладели моими деньгами, вы как-нибудь сумеете их израсходовать. Мой отчим, к примеру, прекрасно справился с задачей, потратив деньги моей матери на лошадей и женщин.

— Мне кажется, мадам, вы попали в столь сложную ситуацию прежде всего потому, что жизнь никогда не бросала вам достаточно серьезный вызов.

— Что вы хотите этим сказать? — возмутилась она.

— Вы умная и энергичная женщина, к тому же вам досталось много денег. Вы использовали наследство, чтобы обеспечить себе жизнь в обществе и независимость, но вам и в голову не приходило сделать хоть что-нибудь полезное.

Его слова задели Викторию.

— Я всегда много жертвовала на благотворительность.

— Что, согласитесь, не отнимало у вас ни времени, ни сил. Кроме того, у вас не было ни мужа, ни семьи — никого, кому вы могли бы посвятить свою неиссякаемую энергию. Чтобы занять свое время и свои силы, вы посещали научные лекции и рисовали растения, больше никакого серьезного дела у вас не было. Единственным полем деятельности для вас оставалась жизнь в светском обществе. Когда вам все наскучило, вы начали искать приключений. Так вы и попали в беду, дорогая моя.

— Уверяю вас, сэр, городская жизнь вовсе не казалась мне скучной! — возмущенно воскликнула Виктория.

— Правда? Я-то думал, именно скука заставила вас изобрести полуночные приключения.

Виктория побледнела:

— Это не правда. Вы ничего не знаете о причинах, побудивших меня искать ночных приключений, и я буду вам очень благодарна, если вы воздержитесь от ваших идиотских предположений.

Лукас задумчиво покачал головой:

— Нет, я все-таки прав. Первоначально вас привлекало во мне именно то, что я предложил вам приключения. Вам неприятна сама мысль, что я женился на вас ради денег, а представьте мои чувства, когда я вдруг понял, что интересую вас только в качестве спутника в этих ночных вылазках. Вы очень охотно использовали меня, не так ли?

— Все совершенно не так, — без раздумий ответила она.

— Разве? Ты хочешь сказать, твои чувства ко мне были серьезнее, чем просто легкомысленное желание использовать меня как орудие в твоих приключениях?

— Да. — Виктория нахмурилась. — То есть я хотела сказать, нет. Черт побери, Лукас, нечего играть словами!

— Так или иначе, вы попали сюда, миледи, и обратного пути у вас нет. Вы знали, чем рискуете, и сами пожелали пойти на риск. Дорогая моя, в любой игре первое правило: проиграл — плати, и без жалоб. Ты хотела играть — изволь расплачиваться, — повторил Лукас.

— Я не жалуюсь. Я в ярости. Это совсем не одно и то же.

Лукас откинулся назад и сложил руки на груди:

— Ты просто все время ворчишь, Викки, вот и вся твоя ярость. Мне еще не приходилось видеть тебя в таком настроении, и, признаться, весьма любопытно, как долго оно продлится. Я надеялся, что к тому времени как мы приедем домой, худшее уже будет позади, но, судя по всему, ошибся.

— Да, ты ошибся. — Викторию буквально трясло от ярости. Как он смеет бросать ей — ей! — столь нелепые обвинения! — Ты ошибся во всем, с начала до конца!

— Тебе следовало бы поблагодарить меня, Викки. Я даю тебе возможность избежать подобных опасностей в будущем. Я рад, что могу предложить тебе дело, важную работу, которая потребует твоих денег и твоего времени. — Он поглядел ей в глаза:

— Помоги мне восстановить Стоунвейл, Викки!

— Как мило, что ты наконец заговорил о моих деньгах!

— Викки, я хочу, чтобы эта земля стала твоей. Я хочу разделить ее с тобой. Конечно, я ничего не смогу сделать без твоего приданого, но я не собираюсь распоряжаться деньгами без твоего разрешения. Я был бы счастлив, если бы ты согласилась заняться имением вместе со мной. У тебя ясный ум, благодаря полученному воспитанию твои знания по меньшей мере равны моим. Ты могла бы определить судьбу Стоунвейла. Я прошу тебя только об одном: возьмись за работу вместе со мной, вместо того чтобы тешить собственное дурное настроение.

— То, что ты предлагаешь, конечно, очень заманчиво, — все тем же безразличным голосом отозвалась она, — если тебе так хочется, чтобы я участвовала в каждом решении, может быть, ты дашь мне письменный брачный контракт, гарантию, что ты не тронешь ни пенни из моих денег без моего разрешения?

Губы Лукаса скривились в печальной усмешке.

— Я ведь не такой дурак, мадам. Когда ты в таком настроении, подписывать подобный контракт было бы непростительной глупостью с моей стороны. Мы могли бы обсудить вопрос позже, когда ты будешь готова стать мне настоящей женой, любящей и преданной.

— Ха! Ты никогда не подпишешь контракт, о чем мы оба прекрасно знаем.

— Даже если бы я подписал его, мало что изменилось бы в глазах закона, Викки. Мы муж и жена. Это предоставляет мне определенные права.

— Важен принцип.

Лукас коротко усмехнулся:

— Принцип! Если я подпишу сейчас контракт, ты используешь его против меня, чтобы отплатить мне за этот брак. Признайся, Викки! Ты терпеть не можешь, чтобы кто-нибудь оказался умнее тебя, и все, о чем ты способна думать теперь, — это месть.

— Во всяком случае, месть могла бы стать вполне разумным делом, которое заняло бы и мое время, и мои силы, не правда ли? — Виктория улыбнулась ледяной улыбкой и поднялась. — А теперь, с вашего разрешения, милорд, я вернусь в свою комнату и предамся дурному настроению. Сколь ни разумны ваши доводы, я еще не перестала оплакивать себя.

Она выбежала из столовой так быстро, что Григгс едва успел распахнуть перед ней дверь.

Лукас, полуприкрыв глаза, наблюдал, как его жена гневно покидает комнату. Когда дверь затворилась за ней, он приказал дворецкому принести бутылку портвейна — Лукас благоразумно прихватил с собой изрядный запас из Лондона. После нескольких дней верховой езды нога совсем разболелась.

Лукас еще долго сидел, попивая вино и размышляя, что же ему теперь делать: то ли задушить Джессику Атертон, то ли отлупить Викторию.

В общем и целом он предпочел бы отлупить новобрачную. Это гораздо интереснее: во время процедуры он мог бы любоваться ее изысканными округлостями.

В задумчивости Лукас медленно допивал в одиночестве бутылку портвейна. Вино помогало не только притупить ноющую боль в левом бедре, оно хоть немного приглушало сжигавшее его желание. После горячей и сладостной ночи, когда они предались незаконной страсти в номере гостиницы, воспоминания преследовали Лукаса, и его железная выдержка начинала изменять ему.

Он отказывался верить, что Викторию не преследуют те же воспоминания. Она так самозабвенно, так неистово отвечала на его страсть, она была так податлива, так доверчива. Проклятие, она даже сказала ему, что, кажется, влюблена в него, не было сомнений, таких слов она не говорила до него ни одному мужчине.

И до него она ни с кем не была так близка. Радость, с какой Лукас следил за невероятными чувственными открытиями Виктории, стала для него самого вершиной чувственного наслаждения.

Рисунок Strelitzia reginae уже висел на стене в его комнате возле зеркала. Он будет смотреть на него каждое утро. Лукас распорядился, чтобы рисунок распаковали в первую очередь. Понимает ли Виктория, как много значит для него этот необычный подарок?

Вероятно, нет. Сейчас она способна думать только о своей раненой гордости.

Но рисунок по-настоящему растрогал его. С тех пор как его мать умерла, Лукас отвык получать подарки, тем более от женщин. Если не считать медальона с прядью волос, который вручила ему четыре года назад Джессика.

Она вложила глупую вещицу в его ладонь в ту самую минуту, когда, всхлипывая, отказалась принять его предложение и объяснила, чего требует от нее долг. Ночью перед атакой Лукас выбросил медальон в какую-то канаву.

Допив портвейн, Лукас посмотрел на пустую бутылку. Впереди его ждала ночь. И холодная постель.

Если бы все произошло не столь внезапно, сейчас он был бы у себя в Лондоне, переодевался, чтобы в полночь вновь перелезть через хорошо знакомую ему стену сада. Его безрассудная и страстная полуночная спутница ждала бы его и новых приключений.

Теперь все переменилось. Он женился на маленькой плутовке, и теперь они должны научиться уважать друг друга. Ему не хотелось прожить всю жизнь с угрюмой и озлобленной женой и меньше всего хотелось проводить в одиночестве одну ночь за другой.

Виктория способна проявить участие к кому угодно, обиженно подумал Лукас, поднимаясь с кресла. Почему бы ей не позаботиться немного и о своем муже? Разве так трудно понять, что он сделал все, что мог, и выбора у него не было.

Человек, оказавшийся в его положении, обязан жениться на богатой невесте. Виктория не маленькая, должна понимать практическую сторону брака. В любом случае дело сделано, и Виктории ничего не остается, как примириться со своим новым положением и выгодно использовать его. Пора кончать с ее дурным настроением. Он больше не позволит ей ворчать.

Он не желает больше оставаться в постели один. Он женатый человек, это дает ему определенные права.

Решившись наконец, Лукас вышел из столовой и начал подниматься по лестнице. Сегодня ночью он попробует еще раз убедить Викторию, но если она вновь откажется выслушать его, найдет другой способ ее утихомирить.

Слуга Лукаса Ормсби возился в его спальне, распаковывая вещи. Он удивленно обернулся, когда хозяин вошел в комнату:

— Добрый вечер, сэр. Вы собираетесь сегодня лечь рано?

— Да, именно так. Сообщите Григгсу, что все могут ложиться спать. Мы все устали в дороге.

Ормсби кивнул:

— Будут ли какие-нибудь особые распоряжения, сэр? Обычно вас беспокоит нога после продолжительной верховой езды.

— Я только что выпил бутылку портвейна. Это должно помочь.

— Хорошо, сэр. — Вышколенный слуга двигался легко, и каждый его жест был рассчитан. — Нэн сказала мне, что леди Стоунвейл тоже отправилась отдыхать. Похоже, здесь, в деревне, у нас будет совсем другое расписание, нежели в Лондоне.

— Тем лучше. Я предпочитаю деревенскую жизнь городской суете. — Лукас рассеянно потер больную ногу. Слава Богу, больше ему не придется взбираться по этой чертовой стене. И он только рад, что ему не придется каждую ночь опасаться за жизнь и репутацию своей отчаянной спутницы, пока она будет радостно порхать из игорного дома в бордель и обратно.

Через несколько минут Ормсби ушел. Лукас подождал, пока шаги слуги затихли в отдалении, потом взял свечу и подошел к двери, соединявшей спальни. Из комнаты Виктории не доносилось ни звука. Должно быть, она уже легла, возможно, даже заснула.

Лукас тихо отворил дверь, убеждая себя, что он имеет законное право входить в спальню своей жены. Ручка двери поддалась легко. Интересно, пыталась ли Виктория запереться от него? Впрочем, он предвидел такую возможность и заранее припас второй ключ.

В комнате Виктории было темно, только слабый лунный свет проникал в окно. Видимо, Виктория любит спать, не опустив шторы, отметил Лукас. Странная привычка.

При свете луны и свечи Лукас разглядел нежные очертания тела своей жены под тонким одеялом. Он почувствовал, как вспыхнуло в нем желание.

К несчастью, свет свечи открывал его взгляду и выцветшие портьеры, грязный ковер, обшарпанную мебель, которой была обставлена спальня. Лукас почувствовал что-то очень похожее на угрызения совести. Новый дом, в который он ввел Викторию, мало походил на то, к чему она привыкла.

Он подошел к постели, гадая, как объявить о своем присутствии, как сказать, что он хочет настоять на своих супружеских правах.

Поднимаясь по лестнице, Лукас успел заготовить речь о правах мужа и обязанностях жены, но теперь она звучала неубедительно даже для его собственного слуха. В растерянности он пытался понять, что же ему делать, если она просто не хочет его.

Но в тот самый миг, когда эта страшная мысль мелькнула в его мозгу, луч света заиграл на янтарном кулоне, притаившемся между ее грудей.

Она по-прежнему его носит!

Он облегченно вздохнул. Значит, еще не все потеряно, радостно подумал он.

Однако не успел он насладиться своей радостью, как Виктория беспокойно пошевелилась и приподнялась на подушках. Ресницы ее затрепетали, она открыла глаза, посмотрела на него и закричала:

— Господи, нет, нет! Оставь меня!

Лукас в ужасе следил, как Виктория выпрямляется, опираясь на подушки. Она вытянула руку, отстраняя его. Значит, он все же ошибся. Она не хотела позволить ему даже подойти к ней. Сердце у Лукаса сжалось, разочарование было слишком велико.

— Викки, Бога ради…

— Нож! Боже милосердный, нож! — Она не сводила широко раскрытых от ужаса глаз с острого пламени свечи. — Нет, пожалуйста, нет!

Наконец Лукас догадался, что она все еще спит. По всей видимости, он застал ее посреди ночного кошмара, и страшный сон не отпускал ее.

Лукас быстро отступил назад, опустил свечу на столик и, вернувшись, обхватил Викторию за плечи. Она приоткрыла рот в крике, глаза ее не отрываясь смотрели на то, что видела только она одна.

Лукас встряхнул ее:

— Викки, успокойся!

В глазах ее не мелькнуло ни искры понимания, и тогда он сделал то, что ему не раз уже приходилось делать, когда солдат посреди сражения впадал в истерику. Чуть отведя руку, он хладнокровно и расчетливо ударил Викторию по щеке.

Это отрезвило ее. Она задохнулась, растерянно заморгала и наконец разглядела его лицо.

— Лукас! — выдохнула она. — Боже, это ты! — Она негромко вскрикнула, скорее от облегчения, и бросилась в его объятия. Она прижималась к нему так, словно он был ангелом-хранителем, избавившим ее от адского огня.

За дверью послышались быстрые шаги, и затем в дверь Виктории Постучали:

— Мэм? Это я, Нэн. С вами все в порядке?

Лукас нехотя высвободился из объятий Виктории. Она жалобно всхлипнула и потянулась к нему, он одним ласковым прикосновением сумел ее успокоить.

— Тише, дорогая моя. Надо отослать твою горничную. Сейчас я вернусь.

Он подошел к двери и отворил ее. В холле в беспокойстве переминалась с ноги на ногу Нэн.

— Я как раз поднималась по лестнице, шла к себе в комнату, а тут миледи закричала. — Нэн посмотрела на него, и Лукас заметил в ее взгляде смутное подозрение. — С ней все в порядке, милорд?

— Нет причин для волнений, Нэн. Это я виноват, я неосторожно разбудил миледи, когда ей приснился дурной сон.

— Я так и подумала. — Подозрение в глазах Нэн исчезло. — Бедняжка. В последнее время ей так часто снятся плохие сны. Я думаю, именно поэтому она стала так много времени проводить на балах. Не ложится до самого рассвета. Теперь вот легла спать рано, и ей опять что-то приснилось. Наверное, мне надо лечь с ней в одной комнате.

— Не стоит беспокоиться, Нэн. У нее теперь есть муж, припоминаете? Я позабочусь о миледи. В конце концов, я ведь тоже могу устроиться у нее в комнате.

Нэн покраснела и торопливо кивнула:

— Конечно, сэр. — Она сделала небольшой реверанс и удалилась.

Лукас затворил дверь и вернулся к кровати. Виктория следила за ним из темноты, обхватив руками колени. Глаза ее казались огромными в призрачном свете луны.

— Прости меня, Викки. Я не думал, что так испугаю тебя, — произнес Лукас.

— Во-первых, я хотела бы знать, с какой целью ты пробрался ко мне в комнату? — резко спросила она.

Лукас вздохнул, понимая, что минута, когда она готова была довериться ему, увы, миновала.

— Конечно, тебе это не понравится, Викки, но у тебя теперь есть муж, а муж имеет право пробираться в спальню своей жены. — Он пересек комнату и присел на край кровати, стараясь не встречаться с ее враждебным взглядом. — Твоя горничная сказала, что в последнее время тебе часто снится дурной сон. На это есть какая-нибудь причина, как ты думаешь?

— Нет.

— Я спрашиваю только потому, что мне иногда тоже снится плохой сон, — тихо продолжал он.

— По-моему, это с каждым бывает время от времени.

— Да, но это особый сон, всегда один и тот же. С тобой тоже так, Викки?

Она помедлила.

— Да, — и тут же, пытаясь переменить разговор, спросила:

— А что тебе снится?

— Мне снится, что я лежу на поле боя, среди мертвых и умирающих солдат. Труп лошади придавил меня к земле. — Лукас коротко вздохнул, оглянулся на пламя свечи. — Некоторые солдаты умирают очень долго. Каждый раз, когда мне снится этот сон, я слышу их предсмертные стоны. Я вновь переживаю смертный страх, потому что не знаю, выживу ли я или тоже умру, или же один из тех мерзавцев, которые приходят грабить мертвецов после битвы, перережет мне глотку — и кончено дело.

Виктория коротко всхлипнула и дотронулась до его рукава. Глаза Лукаса вновь обратились к ней.

— Как это ужасно, — прошептала Виктория. — Боже мой, Лукас, как это страшно. Твой сон еще хуже, чем мой.

— Что тебе снится, Викки?

Виктория вцепилась пальцами в край одеяла, опустила глаза:

— Мне снится… мне всегда снится, что я стою на верхней площадке лестницы. Человек подходит ко мне. В одной руке у него свеча, а в другой — нож!

Лукас помедлил, догадываясь, что она о чем-то умалчивает. Сказав «человек», Виктория сделала паузу, и он понял, что эта фигура в ее ночном кошмаре имеет лицо, и лицо ей определенно знакомо. Однако было совершенно очевидно, что она не хочет больше говорить об этом сне, но Лукас боялся нарушить установившееся между ними хрупкое доверие и невольно заставлял ее говорить еще.

В самом деле, подумал Лукас, за последний час ему удалось добиться большего, чем за все время после той роковой ночи, когда они впервые предались любви. Он должен быть благоразумен, сегодня надо остановиться на достигнутом.

Стратегия! — напомнил он себе. В конечном счете стратегия позволит ему добиться гораздо большего, чем грубая сила.

Подавив вздох, Лукас встал:

— Теперь ты успокоилась?

Виктория коротко кивнула, избегая его взгляда:

— Да, спасибо. Сейчас я чувствую себя хорошо.

— Тогда спокойной ночи. Понадоблюсь — зови. Спи, Викки.

Те несколько шагов, которые отделяли его от собственной спальни, показались Лукасу самым трудным испытанием в его жизни.

Глава 11

На следующий день Виктория, прихватив альбом с акварелями, укрылась в ближайшей роще от любезного и молчаливого противостояния, которое она была не в силах больше выносить.

Она зашла довольно далеко, прежде чем отыскала подходящее место. Виктория выбрала удобную маленькую лужайку на горе под деревьями, откуда открывался малоутешительный вид на разоренную деревню. Она видела домики с прохудившимися крышами, разбитую дорогу, давно нуждающуюся в починке, и запущенные поля. Где-то по этим полям идет сейчас Лукас, подумала она. Осматривает свои земли вместе с управляющим.

Да, здесь работы — непочатый край, признала Виктория. Как бы ни сердилась она на мужа, было ясно, что он хотел использовать ее деньги на доброе дело. Пока ничто не свидетельствовало о его намерениях прокутить ее приданое на женщин, вино и веселье. Несмотря на свою репутацию игрока, Лукас вовсе не был легкомысленным или распутным человеком.

Хмуря лоб от сложных, сбивчивых мыслей, Виктория попыталась сосредоточить внимание на окружавших ее травах и небольших растениях. Как опытный ботаник, она сразу определяла знакомые виды, однако тут на глаза ей попалось довольно редкое семейство грибов, несмотря на мрачное настроение, немедленно возбудившее ее интерес. Виктория раскрыла свой альбом.

Именно это мне и нужно, решила она. Привычная работа поможет ей вновь обрести душевное спокойствие.

Виктория самозабвенно погрузилась в рисование, отделывая мельчайшие подробности изящного строения грибов. Время летело быстро, и пока проблемы ее супружества отступили на дальний план.

Закончив с грибами, Виктория зарисовала еще кучку опавших листьев, сложившихся в изысканную мозаику. После листьев на глаза ей попался замечательный дождевик. С дождевиками всегда проблема: попробуй-ка передать их хрупкость, не упустив при этом ни одной мельчайшей детали. Виктория любила ботанические рисунки за сочетание искусства с научной точностью.

Часа через два Виктория наконец захлопнула альбом и, откинувшись назад, прислонилась к дереву. Чувствовала она себя уже намного лучше. Спокойнее и увереннее. Теплое солнышко пригревало, поля и деревня выглядели уже не так безнадежно. Стоунвейл еще можно спасти, неожиданно для себя подумала она. Лукас сумеет исцелить эту землю. Все, что в человеческих силах, Лукас сделает.

Разумеется, с помощью ее денег.

Но даже эта мысль не казалась Виктории столь отталкивающей, как раньше. Она готова была спорить сама с собой. Наверное, Лукас был прав, когда вчера за обедом упрекнул ее в том, что на не использовала наследство на хорошее дело.

Тем не менее это ее деньги. Нахмурившись, Виктория поднялась и отряхнула платье от листьев. Необходимо помнить, что она все-таки невинная жертва беспринципного охотника за приданым.

Три дня спустя Виктория впервые отправилась в деревню. Она хотела ехать верхом, но Лукас решительно воспротивился.

— Я не позволю, чтобы графиня Стоунвейл в первый же раз появилась в деревне верхом. От нас требуется соблюдать определенные условности, мадам. Вы поедете в карете с горничной и грумом на запятках или вы вообще не поедете, — объявил он.

Поскольку их отношения с Лукасом в данный момент напоминали вооруженное перемирие, Виктория предпочла уступить без спора.

Выбрав такую линию поведения, она посмеивалась над собой: мол, стала столь же послушной, как и все в окружении Лукаса. Она уже начинала понимать, что не только для нее, но даже для слуг гораздо лучше, если она не будет во всем перечить мужу.

Ей казалось обидным уступать ему хотя бы на шаг, но, по правде сказать, слишком трудно держать оборону все двадцать четыре часа в сутки. Ей хотелось бы наслаждаться близостью Лукаса, а не воевать с ним.

И потом, даже видимость мира в доме приносила определенные преимущества, с горечью призналась Виктория самой себе. Как только она проявляла благоразумие, Лукас, словно в ответ, избавлял весь дом от пронзительных сквозняков своего дурного настроения. Этот человек умел командовать: слуги беспрекословно и почтительно выполняли его распоряжения.

Виктория полагала, что умение Лукаса отдавать приказы и руководить людьми являлось результатом его военной карьеры. Однако она подозревала, что отчасти оно было и врожденным. Лукас был рожден властвовать. Он был неумолим и самоуверен. Без подобной самоуверенности в сочетании с командирскими способностями не стоило и браться за спасение Стоунвейла и окрестных земель.

Пока карета катила по разбитой дороге в деревню, Виктория вновь и вновь обдумывала свои недавние открытия.

Она признавалась себе, что и до замужества замечала в характере Лукаса этот несгибаемый стальной стержень. Вероятно, именно твердость его характера и привлекала ее. Однако, откровенно говоря, ей не приходилось раньше натыкаться на эту сталь. В конце концов, Лукас тогда ухаживал за ней и был осторожен. Разумеется, он старался скрыть от нее неприглядные черты своей натуры.

— Не собираетесь же вы заходить в эту облезлую лавчонку, мэм! — возмутилась Нэн, когда карета въехала на главную улицу деревни. — Ничего общего с Бонд-стрит или Оксфорд-стрит, верно?

— Разумеется, нет. Но я не собираюсь покупать вечернее платье. Моя задача — осмотреться и подобрать людей, с которыми Стоунвейл будет вести повседневную работу. Теперь это наш дом, Нэн. Пора познакомиться с нашими новыми соседями.

— Как скажете, мэм. — Но похоже, ей не удалось убедить Нэн в разумности своей затеи.

Виктория слегка улыбнулась и попыталась как можно более убедительно обосновать свои замыслы:

— Ты же видела, как запущено все в Стоунвейле. Дом просто в ужасном состоянии. У милорда много дел в деревне, поэтому у него не остается времени заниматься домашним хозяйством. К тому же он бывший военный, и довольно сомнительно, что он справится с обустройством дома, даже если захочет.

— Это верно. Вести такой дом, как Стоунвейл, — женское дело, вы извините, что я так говорю, мэм.

— Боюсь, Нэн, ты совершенно права. Я готова принять на себя эту обязанность. Пока мы здесь живем, мы должны постараться придать этому местечку уютный вид. А раз уж нам предстоит потратить деньги на обустройство Стоунвейла, лучше потратить побольше денег прямо здесь, в деревне. Доходы местных жителей зависят от Стоунвейла.

Лицо Нэн прояснилось, она прониклась рассуждениями своей хозяйки.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, мэм.

Графская карета медленно продвигалась по скверной дороге, люди выходили из маленьких лавчонок и кабачков, чтобы поглазеть на нее. Виктория благосклонно кивала и улыбалась им.

Двое или трое помахали ей в ответ, однако остальные отнеслись к новой хозяйке Стоунвейла без всякого интереса, и это обескураживало. Виктория пыталась понять, то ли она сама так им не нравится, то ли местные жители с подозрением относятся ко всему роду Стоунвейлов. Она не могла винить фермеров и арендаторов за то, что они с такой безнадежностью смотрят в будущее: на протяжении нескольких поколений хозяева имения относились к ним с полным пренебрежением.

«Бедняги, — думала она, привычно покусывая нижнюю губу. — Этим людям несладко живется. Здесь мои деньги действительно могут помочь».

Посреди деревни Виктория заметила маленькую лавочку галантерейных товаров.

— Полагаю, с этого магазина мы и начнем наш поход, — объявила она.

Нэн промолчала, но неодобрительное отношение к магазинчику явственно читалось на ее лице.

Виктория вышла из кареты, опираясь на руку грума и посмеиваясь над скептическим выражением лица своей спутницы.

Яркое весеннее солнышко, посылавшее ей теплые лучи, высветило глубокие янтарно-желтые тона ее платья, вспыхнуло в волосах цвета меда. Янтарное перо на маленькой золотистой шляпке Виктории заиграло под дуновением легкого ветерка, янтарный кулон, который она неизменно носила на шее, вобрал в себя солнечный свет и заискрился собственным медовым сиянием. Все прохожие застыли и уставились на нее, онемев от изумления.

Маленькая девочка, до тех пор выглядывавшая из безопасного убежища позади маминых юбок, внезапно вскрикнула от восторга, выбежала на середину улицы и помчалась к Виктории.

— Янтарная леди, Янтарная леди! — весело восклицала малышка, быстро перебирая босыми ножками. — Прекрасная Янтарная леди! Ты вернулась! Мне бабушка говорила, ты вернешься. Она говорила, у тебя волосы как золотой мед, и платье тоже золотое.

— А ну-ка, — добродушно остановила ее Нэн, — ты же не хочешь перемазать нашу леди с ног до головы, а? Тише, маленькая. Беги назад к своей маме.

Девочка, не слушая ее, проскочила мимо и ухватилась грязными пальчиками за желтую юбку графини.

— Привет, — весело сказала ей Виктория, — и как же тебя зовут?

— Люси Хокинс, — торжественно произнесла малышка, глядя на нее круглыми от удивления глазами. — А это моя мама. А там — моя сестричка, она уже большая.

Мама Люси уже спешила к ним, ее изможденное лицо исказилось от страха. Она была едва ли на пять лет старше Виктории, но уже выглядела старухой.

— Прошу прощения, мэм. Она еще совсем глупенькая. Она ничего плохого не хотела. Не знает, как разговаривать со знатными людьми, мэм, не так уж много она их видела в жизни, то есть знатных людей, хотела я сказать.

— Все в порядке. Она ничего плохого не сделала.

— Не сделала? — Искреннее смущение отражалось на лице женщины. — Она вам все платье перепачкала, мэм. — Женщина указала пальцем, полагая, что графиня не успела еще заметить грязные отпечатки на янтарном муслине юбки.

Виктория даже не взглянула на пятна:

— Я рада, что Люси так горячо приветствовала меня. Она — первый человек в деревне, с которым мне довелось познакомиться, если не считать нашу экономку миссис Снит. Кстати говоря, может быть, ваша старшая дочка или кто-нибудь из ее подруг хотели бы получить работу на кухне? Нам очень нужны люди. Я даже представить себе не могу, как Стоунвейлу удавалось до сих пор обходиться почти без прислуги.

— Работа? — Женщина даже побледнела от волнения. — Настоящая работа в большом доме, миледи? Господи, мы были бы вам так благодарны. Мой муж уже сто лет ищет работу, да и почти все мужчины в наших местах.

— Это мы будем вам благодарны, лорд Стоунвейл и я. — Виктория оглядела людское кольцо, уже окружившее карету:

— Нам нужно будет много людей. Если кто-нибудь хочет получить работу в саду, в конюшне или на кухне, зайдите к нам завтра утром. Вы сразу же получите работу. А теперь, с вашего разрешения, я хочу зайти в магазин — мне надо кое-что купить в вашей прелестной деревне.

Виктория шагнула вперед, Нэн за ней, толпа расступилась словно по мановению волшебной палочки. Она уже была в магазине, а за ее спиной все еще слышались восторженные восклицания Люси: «Янтарная леди!».

Два часа спустя Виктория вошла в парадный зал Стоунвейла и окликнула дворецкого:

— Где сейчас граф, Григгс? Я должна немедленно видеть его.

— Полагаю, он в библиотеке с мистером Сазервейтом, мадам. Милорд строго приказал, чтобы никто не беспокоил его, пока он беседует со своим новым управляющим.

— Я уверена, для меня он сделает исключение, тем более что я как раз хотела застать его вместе с мистером Сазервейтом. Очень удачно. — Виктория улыбнулась и быстрыми шагами направилась к двери библиотеки, на ходу снимая изящные кожаные перчатки.

Григгс бросился ей наперерез:

— Простите, мадам, но милорд отдал мне строжайшее распоряжение.

— Не беспокойтесь, Григгс, я сама разберусь.

— Простите, простите, мадам, но я уже несколько месяцев служу милорду графу и горжусь тем, что научился понимать его требования. Уверяю вас, он всегда требует, чтобы его слушались беспрекословно.

Виктория мрачно усмехнулась:

— Поверьте мне, Григгс, я лучше, чем кто-либо, знаю, что у графа Стоунвейла характер не из легких. Будьте так добры, откройте мне дверь, Григгс. Обещаю, я возьму на себя полную ответственность за все последствия.

Продолжая сомневаться, но не осмеливаясь дольше спорить со своей хозяйкой, Григгс распахнул дверь и замер в ожидании самого худшего.

— Благодарю вас, Григгс.

Виктория проследовала в комнату, в последний момент успев снять вторую перчатку. Она увидела, что Лукас поднял взгляд ей навстречу и нахмурился, однако лицо его скорее выражало удивление. Он не ожидал, что она войдет к нему.

— Добрый день, мадам. — Лукас любезно поднялся, приветствуя ее. — Я полагал, вы поехали в деревню.

— Я была там. Теперь, как видите, вернулась. — Она улыбнулась мистеру Сазервейту, серьезному молодому человеку, сидевшему по другую сторону стола. Управляющий отложил журнал, который держал в руках, и, вскочив, низко поклонился графине:

— К вашим услугам, миледи.

Лукас осторожно следил за Викторией:

— Чем могу быть полезен, дорогая?

— Я хотела кое-что рассказать вам. Я оповестила всех жителей деревни, что мы хотим нанять слуг. Все желающие — а их, насколько я понимаю, будет немало — должны прийти сюда завтра утром. Уверена, мистер Сазервейт сумеет распорядиться ими. Я собираюсь посоветоваться с Григгсом и миссис Снит относительно того, сколько людей нам понадобится в самом доме. Поскольку у вас хватает проблем с арендаторами, я намерена также заняться садом.

— Ясно, — ответил Лукас.

— Кроме того, я хотела сообщить вам, что мне удалось кое-что купить в деревне. Завтра нам все это доставят. Проследите, пожалуйста, чтобы счета оплатили немедленно: совершенно ясно, что люди не могут, как это часто случается, ждать, пока нам заблагорассудится вернуть им деньги.

— Что-нибудь еще, мадам? — сдержанно спросил Лукас.

— Да, в деревне я встретила миссис Ворт, жену викария, и пригласила ее вместе с мужем зайти к нам завтра на чай. Надо обсудить дела благотворительности. Будьте добры, составьте свое расписание на завтра таким образом, чтобы иметь возможность присоединиться к нам.

Лукас благосклонно кивнул:

— Я посмотрю свое расписание и постараюсь освободиться к этому часу. Теперь все?

— Не совсем. Мы должны что-то сделать с этой ужасной деревенской дорогой. Она никуда не годится.

Лукас кивнул:

— Я помечу в своем списке неотложных дел…

— Будьте так добры, милорд. Полагаю, на сегодня у меня все. — Виктория еще раз дружески улыбнулась мистеру Сазервейту, который ошарашенно следил за ней, повернулась на каблучках и поспешила к двери. На пороге она остановилась и оглянулась на Лукаса:

— Да, еще одно.

— Как ни странно, меня это ничуть не удивляет, — вздохнул Лукас, — продолжайте, мадам, прошу вас. Я весь внимание.

— Что это за чепуха насчет Янтарной леди?

Лукас быстро глянул на ее янтарный кулон:

— Где вы это слышали?

— В деревне. Одна маленькая девочка назвала меня этим странным именем. Я просто хотела узнать, говорят вам что-нибудь эти слова? Скорее всего какая-то местная легенда.

Лукас оглянулся на Сазервейта:

— Я расскажу вам все, что мне известно, но позже.

Виктория пожала плечами:

— Как вам угодно, милорд.

И она вышла из библиотеки, а Григгс, поспешно затворив за ней дверь, тревожно уставился на свою хозяйку.

— Не бойтесь, Григгс, — сказала Виктория с победной усмешкой. Невероятно, ей удалось безнаказанно проникнуть в святилище библиотеки! — Милорд, конечно, порой кусается, но визит жены пока не вызывает у него приступа неукротимого гнева.

— Запомню на будущее, мадам.

Когда дверь библиотеки закрылась, Лукас снова сел и потянулся к очередному пыльному гроссбуху. Он поймал на себе пристальный, горящий любопытством взгляд Сазервейта.

— Как видите, моя супруга собирается принять активное участие в делах имения, — произнес Лукас.

— Да, милорд. Похоже, она в самом деле интересуется всем, что касается наших земель.

Лукас снисходительно усмехнулся:

— Графиня Стоунвейл — женщина энергичная. Ей нужно было только настоящее дело, которое поглотило бы все ее силы.

— Покупать что-либо в нашей жалкой деревушке — своего рода благотворительность. Я уверен, дама столь безукоризненного вкуса не могла найти ничего интересного в местных лавчонках.

— Полагаю, она просто хотела помочь жителям, — задумчиво проговорил Лукас. — Я очень благодарен ей за это. Чтобы спасти Стоунвейл, потребуется немало усилий от нас обоих. Как я уже говорил, мы начинаем сражение.

Сазервейт оглянулся на стопку журналов и гроссбухов, лежавших перед ним на столе.

— С вашего разрешения, сэр, чтобы спасти эти земли, понадобился бы целый полк. — Он посмотрел на своего хозяина с тем обожанием, с каким молодой Человек смотрит порой на старшего — настоящего героя, побывавшего под огнем. — Хотя с вашим военным опытом это, наверное, не так трудно, милорд.

— Между нами, Сазервейт, возрождение этого имения кажется мне куда более интересной и сложной задачей, чем любая война.

Сазервейт, очевидно, не веривший, чтобы военное дело могло показаться менее интересным, чем любое другое, предпочел промолчать и вместо ответа раскрыл очередной гроссбух.

Вечером Лукас, откинувшись на спинку кресла, вытянул ноги поближе к огню и с наслаждением предался чисто мужскому занятию: он следил, как его жена разливает послеобеденный чай в гостиной.

Такой пустяк, но сейчас этот чай означал многое.

Лукас был не настолько глуп, чтобы надеяться, будто Виктория уже смирилась с неизбежным, однако ее готовность исполнять хотя бы эту часть супружеских обязанностей сулила многое.

Внезапно Лукас осознал, что он, как и большинство мужчин, никогда не обращал внимания на те незаметные мелочи, которые и превращают случайное жилище в семейный дом. Во всяком случае, он не думал об этом до недавних пор, когда, получив жену, обнаружил, что в приданое ему не досталось ничего из тех небольших, но приятных удобств, которые обычно украшают супружескую жизнь.

Последние три дня они соблюдали вооруженное перемирие, в любой момент могла вновь вспыхнуть перестрелка. Все хозяйственные дела ограничивались покупкой продуктов и мытьем грязной посуды. Григгс впал в отчаяние, а миссис Снит грозила уволиться.

Однако с того момента как Виктория возвратилась из деревни, все начало меняться на глазах. Лукас понял, как он жаждет любого, пусть самого малого глотка мирной семейной жизни. Виктория наливала ему чай, золотистая капелька меда упала в его чашку. Поистине, первая капля меда с тех пор, как брачный обет навеки связал их.

— Итак, о Янтарной леди, милорд, — холодно произнесла Виктория, подавая Лукасу чашку и блюдце. — Я хотела бы узнать все подробности сейчас, если вы не против.

— Честно говоря, я не очень хорошо знаю эту легенду. — Лукас помешивал ложечкой чай, стараясь растянуть вечернюю беседу. В последнее время Виктория имела привычку укладываться спать с наступлением темноты. — Дядя кое-что рассказал мне перед смертью. Легенда имеет отношение к тому кулону, что он передал мне. — Лукас нахмурился, он уже пожалел, что упомянул о цепочке с янтарем, которую Виктория все еще носила на шее. Она, кажется, и не замечала, что это украшение остается на ней и днем и ночью. — Я просил его рассказать всю историю, но мой дядя был человек раздражительный и злобный, к тому же, когда я явился к нему, он уже ждал смерти и был вовсе не распо-ложен удовлетворять мои капризы или чьи-либо еще.

— Что же он рассказал вам?

— Он сказал только, что это украшение передается в семье уже несколько поколений. По всей видимости, оно принадлежало первому хозяину Стоунвейла. Дядя сказал, что подробнее я могу все узнать в деревне. Я спрашивал миссис Снит. Как ты знаешь, только она одна и оставалась во всем доме, когда старый негодяй умер. Всех остальных слуг он прогнал.

— Продолжайте. О чем же поведала вам миссис Снит?

Лукас посмотрел на нее и увидел, что глаза Виктории сверкают живым интересом.

— Ты уже знакома с миссис Снит и могла бы заметить, что она не из болтливых. Она сказала, что в деревне сохранилась сказка, ее до сих пор рассказывают детям, — о первом лорде Стоунвейле и его жене. Лорда Стоунвейла прозвали Янтарным рыцарем из-за тех цветов, которые он выбрал для своих воинских доспехов.

— Значит, он тоже был воином, — пробормотала Виктория, устремив взор на огонь в камине.

— Как большинство людей, которые сумели заслужить имение, подобное Стоунвейлу, — суховато заметил Лукас.

— А его жену прозвали Янтарной леди?

Лукас кивнул:

— Если верить легенде, Янтарный лорд и Янтарная леди очень любили друг друга и были преданны этой земле и ее людям. При их жизни Стоунвейл расцвел. Их преемниками были еще несколько счастливых супружеских пар, местность становилась все богаче, и люди начали говорить, что благополучие имения и окрестностей зависит от счастья хозяев большого дома.

Виктория нахмурилась:

— Слишком рискованно, когда жизнь стольких людей зависит почти что от случайности.

— Это же просто суеверие, Викки.

— Знаю, но все-таки…

Лукас поспешно перебил ее:

— По словам миссис Снит, в деревне решили, что графы Стоунвейлы должны жениться по любви, иначе земли опять придут в упадок. Учитывая богатство графского рода, для всех его представителей не составляло труда жениться по любви, а не ради денег.

— Конечно. Полагаю, вплоть до нынешнего поколения им не приходилось заключать брак «из практических соображений»?

Лукас торопливо рассказывал, надеясь избежать зыбучих песков, поджидавших его в этой стороне.

— Три поколения назад граф Стоунвейл полюбил молодую девушку, которая, как оказалось, уже отдала свое сердце другому. — Лукас замялся. — И не только сердце, но, как говорят, и все остальное. Ее родные заставили ее вступить в брак, хотя она уже носила под сердцем дитя своего возлюбленного — младшего, а значит, нищего сына дворянской семьи, который уехал в Америку, когда она стала невестой графа Стоунвейла.

— Бедная девочка. Как это печально, что ее разлучили с любимым и вынудили выйти замуж за другого. Но разумеется, ее родные не могли упустить шанс сделать ее графиней, — горестно пробормотала Виктория.

— Да уж, конечно, — согласился Лукас, — но, хотя ты с такой готовностью сочувствуешь этой девочке, наверное, следует пожалеть и моего прадеда, который связал себя с женщиной, не сохранившей девственность до брачной ночи.

Глаза Виктории превратились в две ледышки.

— Вот как? Я, знаете ли, вступая в брак, тоже не была уже девственницей, или вы забыли?

— Это не одно и то же, ведь я был единственным твоим мужчиной до нашей свадьбы. Кроме того, брачной ночи у нас еще не было, так что и говорить пока особо не о чем.

— Знаешь, Лукас, я не понимаю, почему ты, или твой предок, или любой другой мужчина имеет право требовать, чтобы его невеста непременно была девственницей. Сами-то вы не считаете себя обязанными хранить целомудрие до брачной ночи.

— По крайней мере это обеспечивает законность наших детей.

Виктория пожала плечами:

— Тетя Клео говорила мне, что столько же веков, сколько мужчины требуют от нас целомудрия, женщины умели подделывать девственность. И потом, даже если быть уверенным, что в брачную ночь жена была девственницей, это не гарантирует, что она не родит тебе от лакея, верно?

— Виктория!

— Нет, милорд, мне кажется, единственная возможность рассчитывать на законность своих детей — по-настоящему доверять своей жене и полагаться на ее слово: раз уж она говорит тебе, что дети твои, — значит, так оно и есть.

— Я полагаюсь на тебя, Виктория, — тихо ответил Лукас.

— Ладно, как ты уже сказал, — что касается нас, и говорить-то пока особо не о чем.

— Не совсем так, — пробормотал он. — Может быть, ты позволишь мне закончить мою легенду, Виктория?

Она снова занялась чайником.

— Да, пожалуйста. Заканчивайте свою легенду, милорд.

Лукас отхлебнул чаю, пытаясь понять, каким это — черт возьми! — образом разговор принял такой оборот.

— У графа возникли подозрения, но доказательств не было, а он был очень влюблен в свою молодую жену и потому предпочел верить тому, чему хотел верить. Это помогало до тех пор, пока не родился ребенок — мертвый. Графиня с горя почти лишилась рассудка. Она призналась во всем, обвинила в своем несчастье графа, ведь это из-за него она не смогла выйти замуж за возлюбленного, и объявила, что ей остается только умереть. И вскоре привела угрозу в исполнение.

Глаза Виктории взметнулись к лицу Лукаса, в их янтаре мерцало ужасное подозрение.

— Отчего?

— Не надо смотреть на меня такими глазами. Он не был виновен в ее смерти. Просто она так и не оправилась после рождения ребенка. Миссис Снит говорит, согласно легенде, она пожелала умереть, и лихорадка великодушно пришла ей на помощь.

— Какая печальная история. Что же потом сделал граф?

— Он стал злобным и подозрительным человеком, ненавистником женщин. Семья требовала рождения наследника, и потому со временем он вступил в новый брак, на сей раз не по любви. Это был чисто деловой союз, и ни он сам, ни его супруга не были счастливы в браке. На самом деле после рождения наследника граф и его супруга очень мало времени проводили вместе и совершенно не появлялись в Стоунвейле.

— И тогда земли начали приходить в упадок?

Лукас кивнул:

— Да, так оно и было — об этом говорится не только в сказке, но и в старых записях. Сегодня я изучал любопытства ради старые журналы и могу подтвердить, что постепенное запустение Стоунвейла началось с того рокового брака, три поколения назад.

— Правда?

— Истинная правда. Следующий граф, отец моего дяди, слыл человеком злым и равнодушным, хуже того, он был распутником и азартным, но слабым игроком. Первым из Стоунвейлов он отдавал все свое время игорным домам и совсем не уделял внимания имению. Со временем и он вступил в брак, отнюдь не по любви. С тех пор как родился мой дядя, его отец и мать не жили вместе.

— А земля приходила в запустение. Ничего удивительного, раз сю никто не занимался. А что произошло с твоим дядей?

— Мейтлэнд Колбрук не потрудился вступить в брак ни ради сохранения титула, ни ради чего другого, не говоря уже о любви. Он пустился во все тяжкие, проматывая остатки состояния. Он высосал всю кровь из имения, и конец жизни ему пришлось провести в деревне, проклиная свою злосчастную судьбу.

— Значит, вот как в деревне объясняют свою нынешнюю нищету. — Виктория не отрывала задумчивого взгляда от огня. — Занятно.

Лукас видел только ее нежный профиль и гадал, как она поступит, если он притянет ее сейчас к себе на колени и поцелует. Растает ли она в его объятиях, как раньше, или вцепится ногтями ему в глаза и изрежет его на куски своим острым как бритва язычком? Ясно одно: когда ему удастся наконец заключить Викторию в свои объятия, это будет настоящим рискованным приключением для них обоих.

— Самое интересное во всей истории то, что девочка Хокинсов назвала тебя Янтарной леди, — негромко продолжал Лукас.

— Что тут удивительного? Она, как и все, слышала эту сказку, и когда увидела меня в желтом платье, решила, что я вышла из легенды.

Лукас следил за тем, как свет очага играет янтарными и золотистыми оттенками в темных волосах Виктории.

— А я думаю, она не ошиблась. В тебе есть что-то янтарное. Твои глаза, твои волосы, твой любимый цвет.

Виктория обратила к нему взгляд:

— Бога ради, Лукас, я не желаю выслушивать подобную чушь.

Он протянул ей чашку, надеясь получить еще чаю:

— Ничего удивительного, что девочка приняла тебя за Янтарную леди. Я еще не закончил свой рассказ.

Виктория утомленно посмотрела на него, наполняя чашку чаем:

— Как же он заканчивается?

— Говорят, что однажды в большой дом возвратятся Янтарный рыцарь и его леди и их любовь вновь оживит земли Стоунвейла.

— Прелестная концовка, — уничтожающе фыркнула Виктория, — однако, если благополучие этой земли зависит от любви между здешним лордом и его женой, придется всем местным жителям подождать следующего поколения. Последний граф Стоунвейл, насколько мне известно, женился не по любви, а ради денег.

— Черт побери, Викки…

Но она уже поднялась:

— С вашего разрешения, милорд, я желаю вам спокойной ночи. Я очень устала.

Лукас тоже поднялся, бормоча проклятия. Он проследил глазами, как закрывается дверь за его женой, отставил чашку и с мрачным видом направился к шкафчику с бренди.

Он задумчиво потирал больную ногу. Впереди у него была еще одна долгая ночь.

Три часа спустя Лукас без сна лежал в своей постели, прислушиваясь к тихим звукам, доносившимся из соседней комнаты. Может, напрасно он постоянно сдерживает себя, гадал Лукас. Быть может, выжидание — не лучшая стратегия в данном случае.

Шорохи в соседней комнате все не стихали. Похоже, Виктория встала. Значит, она тоже еще не засыпала. Наверное, она боится заснуть слишком рано, потому что ей снова может присниться тот страшный сон.

Их любовь способна разогнать все страшные сны, сказал себе Лукас. Как заботливый муж, он просто обязан утешить Викторию, приласкать ее, даже если ему придется сначала действовать силой.

Он решительно отбросил одеяло и потянулся к халату. Дело зашло уже слишком далеко. Так или иначе, они должны начать нормальную супружескую жизнь, и с каждым днем становилось все яснее, что его нарочитая сдержанность никак не способствует смягчению гневного упрямства Виктории.

Иными словами, печально подумал Лукас, Виктория не подает никакого знака, что нуждается в его любви.

Он услышал, как отворилась и захлопнулась дверь ее спальни, — как раз в тот момент, когда он хотел постучать в разделявшую их дверь. Тогда Лукас осторожно повернул ручку двери и вошел в опустевшую комнату жены.

Страх и ярость бушевали в нем. Быть не может, чтобы эта сумасбродка попыталась бежать от него — посреди ночи. Потом он припомнил, как Виктория любит ночные прогулки. К тому же он сам помогал ей в этом.

Лукас поставил свечу на стол и быстро натянул бриджи, рубашку, сапоги. Через несколько минут он уже быстро шел через холл. Интуиция подсказывала ему, что Виктория вышла через кухню. Он сам поступил бы точно так же, если бы хотел незаметно покинуть дом. Он поспешил вслед за ней.

Еще минуту спустя Лукас вышел из дому и почти сразу же увидел Викторию. Она тихонько стояла среди деревьев разросшегося, страшно запущенного сада. От ночной прохлады ее защищал длинный плащ янтарного цвета, она накинула на голову капюшон. Казалось, что она купается в лунном свете. Воспоминания о тех ночах, когда он приходил на тайные свидания с Викторией в сад ее тети, разом нахлынули на Лукаса. Тоска его плоти сменилась острой болью.

Это его жена, и он так желает ее.

Лукас осторожно вышел из тени, стараясь двигаться беззвучно, однако она почувствовала его присутствие и обернулась к нему. Лукас вздохнул.

— Мне не хватает наших полуночных свиданий в саду, — тихо признался он.

— Ты очень хитро поймал меня на приманку, пообещав полуночные приключения, верно? Я поддалась этому соблазну, как никакому другому.

Сердце его сжалось, он вновь различал горечь в ее голосе.

— Ты решила сегодня отправиться на поиски приключений в одиночку? Боюсь, Викки, в окрестностях нет ни игорных домов, ни борделей, ни гостиниц, где надменные юнцы наливаются до бесчувствия в обществе танцовщиц из оперы. — Теперь он подошел к ней почти вплотную.

— Я просто хотела погулять, — тихо отозвалась она.

— Ты позволишь мне сопровождать тебя?

— Разве у меня есть выбор?

— Нет. — Еще бы он позволил ей разгуливать одной по ночам, подумал Лукас. — Куда ты хотела пойти?

— Не знаю. Я не думала об этом.

Лукас быстро поразмыслил, стараясь припомнить, что ему удалось обнаружить за те несколько дней, когда он объезжал свое имение.

— Недалеко отсюда есть заброшенный дом. Должно быть, там жил егерь — в те времена, когда Стоунвейлы еще держали свою охоту. Мы могли бы дойти до него и вернуться.

— Хорошо, — согласилась она.

— Красивая ночь, правда?

— По-моему, слишком холодно, — отчужденно возразила она.

— Да, — подтвердил Лукас, быстро оценивая обстановку. Насколько он помнил, возле домика был свален запас хвороста. Жаль, что вчера, когда он осматривал то место, он не распорядился привести дом в порядок. Он поскользнулся — кажется, под ногу ему попал камень — и с трудом подавил стон.

— Что случилось? — нервно спросила Виктория.

— Ничего особенного. Моя нога подводит меня сегодня. — Он старался, чтобы голос его звучал стоически и мужественно.

— Право, Лукас, пора бы тебе уже не делать глупостей и не разгуливать холодными ночами, раз тебе это вредно.

— Вы, безусловно, правы, мадам, но так уж случилось, что вы любите ночные прогулки. Следовательно, мне не остается ничего другого, как сопровождать вас.

— Надо было выбирать богатую невесту без причуд, — посоветовала она, — мисс Пилкингтон Само Совершенство не причиняла бы вам таких хлопот.

— В самом деле? Она тоже значилась в списке Джессики Атертон и даже занимала первую строчку, но меня эта перспектива как-то не вдохновляла. Какая тоска — быть женатым на совершенной мисс Пилкингтон. Как говорите вы с Аннабеллой, она слишком похожа на леди Атертон.

Лицо Виктории теперь было совсем скрыто складками капюшона, и голос звучал приглушенно:

— Тут вы правы. Если вы считаете, что леди Атертон стала занудой с возрастом, надо было вам посмотреть на мисс Пилкингтон. Не хочу сказать ничего дурного, она милая девочка, ей всего-навсего девятнадцать, но она говорила мне по секрету, что больше всего ей хотелось бы уйти в монахини.

— Ясно. Нет, мы бы не подошли друг другу. Я даже не смог бы повести ее на экскурсию в игорный дом. И я не представляю, как бы она разделалась с вышибалой в борделе.

— С другой стороны, она, без сомнения, не доставляла бы вам беспокойства. Я уверена, она была бы такой правильной, такой покорной женой. Кстати…

— Да? — со вздохом откликнулся он.

— Леди Атертон предупреждала меня, что мне придется исполнить свой супружеский долг и подарить вам наследника.

— Придется мне съездить в Лондон и задушить Джессику Атертон!

— Она лишь пыталась помочь. Вы же сами просили ее найти вам богатую невесту.

— Не стоит постоянно напоминать мне об этом.

— Лукас? — робко окликнула его Виктория.

— Да?

— Леди Атертон сказала мне, что, если мне нелегко будет исполнить свой супружеский долг, я должна помнить, насколько трудно это будет тебе, ведь ты вынужден будешь притворяться в супружеской постели, будто испытываешь какие-то чувства.

— Черт бы ее побрал! — Лукас резко остановился и развернул Викторию за плечи, так что теперь они смотрели глаза в глаза. — Ты хочешь сказать, что поверила ей? После той ночи, когда мы были вместе?!

Виктория стойко выдержала его взгляд, ее глаза странно мерцали в тени капюшона.

— Моя мать и моя тетя — они обе говорили мне, что мужчины без труда могут симулировать физическое увлечение, если им это выгодно.

— На это способны не только мужчины, — пробормотал Лукас и прибавил безжалостно:

— По правде говоря, и я мог бы усомниться в том, какие чувства ты испытывала в ту ночь.

Взгляд ее вспыхнул гневом.

— Как ты смеешь спрашивать о моих чувствах! Я была откровенна с тобой — откровенна до конца. Ты знаешь о моих чувствах все!

Лукас пожал плечами:

— Если бы твое чувство было так глубоко, как ты говорила в ту ночь, ты не смогла бы так скоро похоронить его.

— Еще как смогла! Ты оскорбил меня. Черт бы тебя побрал, что еще мне оставалось, если не истребить эту глупую привязанность к тебе? Когда я вспоминаю все мои поступки в ту проклятую ночь, я испытываю только унижение!

— Тебе без труда удалось истребить привязанность ко мне. Теперь никто бы не догадался, что ты могла когда-то смотреть на меня без отвращения.

— Нет, это уж слишком! — Она прервала обвинительную речь, потому что в этот самый момент Лукас пошатнулся и сморщился от боли. — Что теперь? — с тревогой спросила она.

— Я тебе уже говорил, нога беспокоит меня сегодня.

— Иногда мне кажется, что ума у тебя не больше, чем у младенца. — Она взяла его под руку, пытаясь помочь. — Думаю, нам лучше вернуться домой, пока ты не упал.

— Боюсь, так далеко без отдыха мне не дойти. Да и домик тот уже совсем близко. Если ты позволишь мне немного передохнуть там, я справлюсь.

— Ладно, — недовольно проворчала она, — тебе лучше опереться на меня.

— Спасибо, Викки. Ты так добра. — Тяжело опираясь на ее плечи, Лукас позволил Виктории отвести его в темный маленький домик егеря.

Глава 12

Стратегия.

Лукас устроился на полу, подтянув к себе одно колено и выпрямив больную ногу. Он весело следил, как Виктория хлопочет, раздувая огонь в очаге. Она строго запретила ему выходить за дровами, велела отдыхать.

— Какое милое местечко, правда? — окликнула Виктория Лукаса, когда сложенные ею в очаге дрова наконец заполыхали, осветив стены домика. — Кажется, кто-то жил здесь совсем недавно. Труба вычищена, пол совсем не пыльный.

— Вполне возможно, до нашего приезда здесь ютился какой-нибудь разоренный арендатор. Мой дядя славился тем, что часто выгонял людей со своей земли.

— Мерзкий человек.

— Не забывай, я происхожу из другой ветви рода, — напомнил он.

Вместо того чтобы улыбнуться, Виктория очень серьезно заметила:

— Безусловно, мы не можем нести ответственность за дела наших предков. Давай я разотру тебе ногу.

Лукас не возражал. В памяти мгновенно вспыхнули образы той ночи, когда Виктория впервые прикоснулась к его разболевшейся ноге.

— Спасибо, — сказал он, — я был бы тебе очень признателен…

Виктория опустилась на его расстеленный на полу плащ. Сосредоточившись на больной ноге Лукаса, она нежно, осторожно стала ее массировать. При первом же легком прикосновении ее пальцев Лукас застонал.

— Я сделала тебе больно?

— Нет. Все просто замечательно. — Лукас закрыл глаза и откинулся, прислонившись к стене. — Ты даже представить себе не можешь, какое это блаженство.

— Наверное, это было просто ужасно.

Лукас открыл глаза и внимательно посмотрел в лицо жены:

— О чем ты?

— Когда тебя ранили.

— Должен признать, что это был не самый светлый день в моей жизни. Будь добра, немного повыше. Да, вот так. — Ее пальцы переместились к самому паху. Лукас надеялся только, что Виктория не сразу заметит, как быстро растет в нем желание.

— Лукас? — И напряженная пауза. Виктория пристально смотрела на него.

— Да? — откликнулся он.

— Ты очень любил ее?

Лукас прикрыл глаза, пытаясь уловить нить размышлений Виктории.

— Кого?

— Леди Атертон, разумеется.

— Ах да. Наверное… Во всяком случае, так мне казалось, иначе зачем бы я стал добиваться ее руки?

— В самом деле, зачем? — не унималась Виктория.

— Однако, оглядываясь назад, я с трудом могу теперь поверить, что был таким глупцом.

— Она все еще любит тебя.

— Она любит воображать себя мученицей, пожертвовавшей своей любовью во имя долга, и это гораздо сильнее, чем чувство, которое она способна испытать к мужчине. Кому я не завидую, так это лорду Атертону. — Про себя Лукас добавил: «И его ледяной постели».

— Прошу прощения, милорд, — сухо отозвалась Виктория, — но это на редкость проницательное замечание, особенно в устах мужчины.

Лукас приоткрыл один глаз:

— По-твоему, проницательность свойственна только женщинам?

— Нет, конечно, но все-таки… Лукас снова прикрыл глаз:

— Некоторые мужчины тоже способны учиться на собственных ошибках и с годами становятся проницательнее.

— Так хорошо?

Лукас резко втянул в себя воздух:

— Викки, не могла бы ты поосторожнее обращаться с моей ногой? Как раз самое больное место. Пожалуйста, чуть-чуть повыше.

— Так? — Ее пальцы скользнули вверх по бедру.

Лукас не решился ответить ей.

Ее прикосновение было столь возбуждающим, что он боялся в любой момент утратить власть над собой.

— Лукас, тебе плохо? — На этот раз в голосе Виктории звучала подлинная тревога.

— После той ночи, что мы провели вместе в гостинице, ты могла бы уже знать, как действуют на меня твои прикосновения.

Ее руки замерли высоко на бедре Лукаса.

— Ты хочешь, чтобы я прекратила? — неуверенно спросила она.

— Никогда. Ни за что на свете. Лучше уж я в блаженстве умру под этой пыткой.

— Лукас, ты… ты хочешь, чтобы я соблазнила тебя?

Лукас резко открыл глаза и бросил взгляд на жену:

— Я отдам за это свою бессмертную душу!

Она заморгала, не ожидая такого признания. Лукас прочел в глазах жены тоску и желание.

— Не думаю, что вам придется платить так дорого, милорд.

Лукас коснулся ее лица, его пальцы осторожно скользнули ниже, нащупывая янтарный кулон.

— Слава Богу, что ты так честна в наших научных экспериментах!

— О, Лукас. — Тихонько вскрикнув, Виктория бросилась в его объятия, прижалась к груди мужа, обхватив его обеими руками. — Лукас, я все время вспоминаю ту ночь. Я была так счастлива с тобой в те короткие часы.

— Только твоя гордость мешает тебе снова стать счастливой. — Он ласково погладил руку Виктории, ощущая приятную тяжесть ее тела на своей груди. — Неужели твоя гордость требует нашего разлада? Мы связаны теперь друг с другом на всю жизнь, Викки. Неужели ты хочешь, чтобы каждая ночь превращалась для нас в ад?

Виктория уткнулась лицом в плечо мужа, чтобы не смотреть ему в глаза.

— Когда ты так говоришь, я выгляжу довольно глупо, верно? Тетя Клео сказала мне, что я сама постелила себе постель, и теперь мне придется в ней спать. Она сказала, как постелешь, так и будешь спать.

— Я высоко ценю суждение твоей тети, но не хотел бы оказаться в одной постели со святой мученицей. Как ты знаешь, однажды я уже с трудом избежал подобной участи, — напомнил Лукас.

Плечи Виктории затряслись от тихого взволнованного смеха.

— Да-да, кажется, что-то припоминаю. Прекрасно, Лукас, тогда я буду рассматривать свое решение исполнить мои супружеские обязанности не как вопрос долга, а как вопрос логики и здравого смысла. Как ты сам говоришь, глупо подвергать нас обоих напрасным мучениям.

— Лучше уж разумный «синий чулок», чем набожная мученица. — Двумя пальцами Лукас приподнял лицо Виктории и поцеловал ее. — Уж если «синий чулок» убедит себя, что надо уступить страсти, она не будет притворяться, будто не испытывает никакого наслаждения. — И он прильнул губами к ее губам.

Виктория еще мгновение колебалась, словно быстро перебирала свои доводы, проверяя, верное ли решение она приняла. Потом с тихим стоном она ответила на поцелуй, ответила с таким искренним и сладостным пылом, что голова у Лукаса закружилась.

Крепче обхватив мужа руками, Виктория раскрыла губы в ожидании нового поцелуя. Язык Лукаса проник глубоко в ее рот в предвкушении еще более интимного проникновения. Виктория прижалась к нему, он чувствовал под корсажем ее грудь, и все тело Лукаса сотрясла дрожь неутоленного желания.

— Дорогая, я так долго ждал нашей брачной ночи! — Лукас с трудом оторвался от губ Виктории и наклонился за янтарного цвета плащом, который она постелила себе под ноги. Одной рукой Лукас расправил плащ, превращая его в любовное ложе.

— Он совсем испачкается, — машинально пробормотала Виктория.

— У тебя есть и другая одежда.

Лукас возился с ее платьем, сам удивляясь и своей поспешности, и неожиданной неловкости. Довольно с него стратегии. Подлинный Лукас, томившийся в нем, вырвался на свободу. Его ожиданиям придет конец.

Тогда, в первый раз, он заставил себя сдерживаться до тех пор. пока не почувствовал в Виктории желание, равное своему. Он так старался не причинить ей боль, не напугать ее, так хотел доставить ей наслаждение. Но теперь он мог думать только об одном: скорее, скорее овладеть ею. Он должен был убедиться, что она снова принадлежит ему.

На этот раз он не мог сдерживаться.

Почувствовав его нетерпение, Виктория вздрогнула, но когда он помог ей опуститься на плащ, она покорно легла на спину. Лукас потерпел поражение в борьбе с ее платьем и удовольствовался тем, что поднял повыше юбку, к самой талии. Он взглянул ей в лицо: не обидел ли ее своей торопливостью. Виктория встретила его взгляд сияющей улыбкой, искорки огня играли в ее глазах. Лукас принялся за свою одежду.

— Черт побери!

— Что такое? — мягко откликнулась она.

— Ничего, замешкался…

Наконец ему удалось расстегнуть бриджи. Он решил не снимать их, а тем более сапоги. Яростное желание полыхало в нем. Он обрушился на свою жену, пылая раскаленным добела пламенем любовной лихорадки. Едва он сжал руками ее бедра, как Виктория раздвинула ноги, полностью открываясь ему. Лукас опустился меж ее ног и ощутил ее влажное тепло, когда прижался к ее податливому телу. Он нежно сжал зубами сосок Виктории и начал осторожно его покусывать, одновременно медленно входя в ее тугое горячее лоно.

Виктория вскрикнула и рванулась навстречу ему. Он почувствовал, что ее тело не сразу приняло его, и очень медленно продвинулся глубже, напоминая себе, что для его жены все это еще очень непривычно.

— Приподнимись, дорогая. Откройся мне. — Одна рука Лукаса скользнула вниз, обхватила нежный изгиб ее спины, помогая ей приподняться так, чтобы он мог войти еще глубже в обволакивающее тепло ее тела.

— Лукас!

— Тебе больно? — Он не узнал собственный голос.

— Нет, не в этом дело. Просто очень странно. Лукас!

— Да, дорогая, я знаю, знаю. — Лукас медленно погружался в нее. Он почувствовал, как Виктория, дрожа, открывается ему, он был растроган ее уязвимостью. — Сомкни ноги у меня на спине. Да, вот так. Да!

Тихо вскрикнув, Виктория отдалась ему с той же неистовой страстью, что и в их первую ночь. Она прижималась к Лукасу, шепча его имя, умоляя о наслаждении, которое он ей обещал.

Напряженные нервы Лукаса вбирали множество мгновенных впечатлений: жар пылающего камина, запах возбужденного тела Виктории, шелковистое прикосновение ее сильных ног, все туже обхватывавших его.

Лукас открыл глаза и поглядел в закрытые глаза своей жены. Она учащенно дышала, откинув голову на его согнутую руку. Виктория была полностью во власти своей страсти, и это зрелище заворожило Лукаса. Он был пленен, полностью покорен ею. Медленно, осторожно двигаясь внутри ее тела, он позволял Виктории призывать его вновь и вновь всякий раз, когда он почти выходил из ее жарких глубин.

— Лукас!

— Да? — Он вновь вошел в нее, радостно ощущая, как принимает его ее влажное ожидающее лоно. Пот сочился из всех пор его тела, он с трудом сдерживал себя. Наконец он почувствовал, как усилилось напряжение Виктории, и понял, что она близка к вершине наслаждения.

Одной рукой он обхватил ее бедра, палец Лукаса скользнул к той таинственной точке, где соединялись их тела.

Глаза Виктории распахнулись, и губы приоткрылись в коротком, испуганном, таком женственном вскрике:

— Лукас?! Господи, Лукас!

Она прижалась к нему, содрогаясь всем телом и понуждая его еще глубже войти в нее. Лукас достиг вершины — и услышал, как его собственный торжествующий крик огласил стены маленькой комнаты.

Прошло несколько минут, прежде чем он снова смог пошевелиться. Он перекатился на бок, притянув Викторию поближе к себе. Огонь все еще бодро горел в очаге, веселые тени плясали на стене. Лукас ощущал легкое прикосновение обнаженной ноги Виктории к своим бедрам, успокоенная, она лежала в его объятиях.

— Придется вам признать, что в браке есть свои преимущества, мадам. По крайней мере на сей раз нам не пришлось тревожиться, как бы не попасться и не лишиться своей репутации. — Лукас сладко зевнул. Никогда еще он не испытывал такого удовлетворения. — Как ты думаешь, может быть, в следующий раз мы все-таки испробуем твою постель или мою? В гостинице нам достался жесткий матрас, а здесь чертовски твердый пол.

— Это ведь приключение. Заниматься любовью в собственной спальне — так скучно, не правда ли, сэр?

— И зачем я женился на столь эксцентричной женщине? Все, чего она хочет, — заниматься любовью в самых необычных местах, причем каждый раз ищет чего-нибудь новенького. — Лукас ласково потрепал короткие локоны жены. — Не беспокойтесь, мадам, ваш супруг постарается, чтобы вы получили удовольствие и в вашей собственной постели.

— Можно подумать, это требует таких уж усилий с вашей стороны, — проворчала она.

— Поверь, мне будет гораздо легче изобретать для тебя новые приключения в постели, чем гоняться за тобой посреди ночи и ломать себе голову, что ты еще могла затеять.

Виктория не ответила, просто пошевелилась, лениво и удовлетворенно. Она не пыталась высвободиться из объятий Лукаса, но когда молчание несколько затянулось, он встревожился.

Наконец она окликнула его:

— Лукас?

— Да, дорогая?

— Ты можешь поклясться, что это не ты подстроил злополучный приезд тети в гостиницу?

Гнев охватил его, мгновенно смыв недавно испытанное наслаждение. Приподнявшись на локте, он хмуро посмотрел ей в лицо:

— Черт побери, Викки, я хотел соблазнить тебя, но не собирался унижать. Неужели ты думаешь, что я мог подстроить такое?

— Ты сам сказал, что тебе было необходимо жениться на богатой невесте.

— Мне было необходимо жениться именно на тебе! — резко ответил он. — А не на какой другой. Более того, радость моя, если говорить откровенно, не было никакой нужды для таких примитивных уловок, как подстраивать встречу с твоей тетей в компрометирующих обстоятельствах.

Виктория слегка нахмурилась:

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что мне понемногу удалось бы уговорить тебя выйти за меня замуж. Никакой помощи со стороны мне не требовалось. Наши отношения складывались так, что в скором времени ты сумела бы убедить себя в необходимости этого брака.

— Ах ты наглец! — Виктория попыталась вырваться из его рук и сесть.

Усмехаясь, Лукас придавил одной ногой обнаженные бедра Виктории. Потом лег на нее и прижал ее запястья к полу:

— Это правда, и ты сама это знаешь, дорогая. Сознайся в этом. Сознайся, что ты не выдержала бы, и рано или поздно мы бы поженились. Тайная связь не могла продолжаться долго.

Виктория тщетно извивалась под ним, испепеляя Лукаса яростным взглядом.

— Все бы нам удалось. Надо было только как следует все спланировать.

— Уверяю, что касается планирования и стратегии, равных мне нет, но я не смог бы уберечь твой покой и твое счастье. Черт, мне не удалось сделать это даже в тот один-единственный раз, когда мы решились отправиться в гостиницу. Согласись, невозможно удирать с бала в наемной карете всякий раз, когда тебе вздумается заняться со мной любовью. Рано или поздно нас все равно кто-нибудь бы обнаружил.

— Я была бы очень осторожна, — упорствовала Виктория. Лукас усмехнулся:

— Вот как? А потом, когда сезон закончится и не будет больших балов, с которых можно сбегать незаметно, что бы мы делали?

Виктория в досаде покусывала губы.

— Уж я бы что-нибудь придумала.

— Нет, дорогая. Мы с самого начала были обречены.

— И ты знал это!

— Конечно, знал. И ты, будучи женщиной умной, тоже поняла бы это. И тогда, несомненно, сама решила бы выйти за меня замуж. — Лукас насмешливо улыбнулся. — Честно говоря, учитывая твой интерес к такого рода научным экспериментам, вряд ли мне пришлось бы ждать слишком долго.

Виктория замерла и взглянула на него сквозь опущенные ресницы:

— Ты был так уверен в этом, что прихватил с собой лицензию на брак.

— Я должен был учесть все случайности, дорогая. Мы играли в опасную игру.

Виктория прикрыла глаза, чтобы не видеть его усмешку.

— Мы играли с огнем — и я обожглась.

— Тебе так больно? — тихо спросил он, целуя ее в губы. Все его тело немедленно откликнулось на поцелуй, из груди его вырвался тихий стон.

— В последние дни я много думала о сложившейся ситуации, — произнесла Виктория, и лицо ее вновь стало серьезным. — Если бы общество было устроено иначе, я бы ни за что не вышла замуж.

Ее упорство начинало раздражать его.

— Если бы наше общество было устроено иначе, мне бы не понадобилась богатая невеста.

— Вот именно. Лукас, как я уже сказала, я много об этом размышляла. Мы оба поступили по законам чести и теперь должны скрепить сделку. Я полагаю, наш брак надо рассматривать как своего рода деловое соглашение. Мы — партнеры, вложившие средства в одно и то же предприятие.

Лукас нахмурился:

— Мне не нравится этот слишком деловой подход к нашему браку.

Виктория нетерпеливо покачала головой:

— Почему бы тебе не взглянуть на дело с другой точки зрения? Факт остается фактом: мы должны обеспечить наше будущее и, поскольку вполне можем сотрудничать, более-менее удовлетворить друг друга.

— Более-менее? — эхом отозвался он, раздумывая, не задать ли ей хорошую порку. — Значит, вот что ты испытывала несколько минут назад, когда трепетала в моих объятиях? Более-менее!

Лицо Виктории запылало, и виной тому был отнюдь не жар камина.

— Право же, Лукас. Разве джентльмен может задавать такие вопросы?

— Откуда ты знаешь? Разве ты оказывалась с каким-либо другим джентльменом в подобных обстоятельствах?

— Нет, конечно, но предположить-то я могу, — пробормотала она, — и вообще не в этом дело.

— А в чем? Ты хочешь, чтобы наш брак был деловым партнерством? Своего рода капиталовложением? Деловым соглашением, включающим и общую постель? — Их взгляды встретились, глаза Лукаса полыхали яростью.

— Но ведь все именно так и обстоит, или нет? Ты же этого добивался!

— Нет, черт побери. Я добивался вовсе не этого.

— Понятно. Тебе просто не хочется признавать меня равноправным партнером? Ты желал бы просто забрать мои деньги и чтобы я ни во что не вмешивалась? Ах да, я еще отвечаю за то, чтобы у тебя все-таки появился наследник.

— Викки, Викки, успокойся. Ты искажаешь мои слова, ты все истолковываешь в худшую сторону.

— Я стараюсь делать именно то, чего все от меня требуют. Я пытаюсь найти нормальный, разумный выход из создавшейся ситуации. Я надеялась, ты обрадуешься моим шагам к перемирию.

Лукас выдержал очередное сражение с самим собой и сумел смирить свой гнев.

— Мне не нужен деловой партнер, мне нужна жена.

— А в чем разница? Только в том, что в качестве жены я должна иногда спать с тобой.

— Это будет гораздо чаще, чем «иногда», а разница в том, что вы любите меня, мадам. Вы сами признались.

Глаза Виктории расширились.

— Я не признавалась вам в любви.

— Признавались. В ту ночь в гостинице я слышал это своими ушами.

— Я сказала всего-навсего, что мне кажется, будто я вас люблю. И в любом случае многое изменилось с той ночи.

— Нет уж, черт побери. — Его пальцы сжали запястья Виктории. — Викки, прекрати нести чепуху насчет делового соглашения. Мы с тобой — муж и жена.

— То есть наши отношения означают нечто большее, чем деловое соглашение?

— Разумеется.

Виктория прищурилась.

— Ты пытаешься меня уверить, что влюблен в меня?

— Если бы я это сказал, ты все равно бы мне не поверила. — Лукас отпустил Викторию и сел, приводя одежду в порядок.

— Ты уверен? Может быть, стоит попробовать?

Лукас посмотрел на нее, стараясь прочесть выражение ее глаз. Разумеется, она вновь провоцировала его.

— Чего ты от меня хочешь, Викки?

— Того, чего хочет любая новобрачная, — холодно ответила она, — заверений в бессмертной любви, обещаний вечной преданности. Но ведь мне на это рассчитывать не приходится?

— Ад и все дьяволы! — Лукас почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Женщины придают так много значения словам, а эта женщина сумеет злоупотребить любой уступкой с его стороны. Он уже убедился, как ловко она заставляет его поступать вопреки здравому смыслу. При одном воспоминании о ночах, когда он карабкался через стену, ограждавшую сад леди Неттлшип, левая нога Лукаса заныла. — Напрасно вы стараетесь раздразнить меня, мадам.

— Значит, ты не можешь дать мне того, о чем я прошу?

— Мне не нравится твое настроение, Виктория, и тревожит то, что скрывается за твоим требованием. Ты хочешь заставить меня плясать под свою дудку. Ведь добившись признания в любви, ты будешь швырять это признание мне в лицо каждый раз, когда я откажусь удовлетворить твой очередной каприз. Ты будешь говорить, что я лгал тебе о любви.

— Означает ли это, что ты меня не любишь?

— Это означает только, что я напрасно пошел тебе на уступки в Лондоне. Ты возомнила, что, поманив пальчиком, можешь легко прибрать меня к рукам, — сквозь стиснутые зубы процедил он.

— Понятно. — Виктория медленно поднялась и тоже занялась своей запыленной одеждой.

Лукас смотрел на ее изящную, гордо выпрямленную спину и чувствовал себя загнанным зверем. Несколько минут назад их соединила страсть, доселе ему неведомая. А теперь из-за каких-то ничтожных слов хрупкая связь между ними вновь нарушена. И он не мог сообразить, когда — когда?! — все покатилось под откос.

— Викки, не надо. — Обняв Викторию за плечи, Лукас притянул ее к себе. Ему показалось, что она всхлипнула, и он растерялся, не зная, что делают в таких случаях. — Господи, ты же не маленькая девочка.

Виктория подумала и нехотя кивнула, пряча лицо у него на груди:

— Ты прав. Я веду себя как маленькая глупышка, только что из детской, словно не могу принять жизнь такой, какая она есть. — Виктория отстранилась от Лукаса и решительно глянула на него:

— Я уже сказала, Лукас, из нашего брака может что-то получиться, только если мы отнесемся к нему разумно. Я готова выполнить свои обязательства.

Лукас заглянул в глаза, в которых еще мерцали непролившиеся слезы, и не нашелся что ответить. Ему вдруг захотелось услышать от Виктории те нежные, сладостные слова любви, которые она произнесла в их первую ночь, но он понимал, что сейчас бессмысленно требовать у нее признаний.

— Викки?

— Да, милорд?

— Спасибо, что ты своей разумностью стараешься поддержать наш брак. — Он старался говорить с ней мягко. — Спасибо тебе за это…

— Я рада, милорд.

Он поморщился от ее преувеличенно вежливого тона, но сумел даже выдавить из себя улыбку. Он все еще смотрел на свою непокорную жену, когда янтарный кулон сверкнул у нее на груди при свете очага, и Лукас немного успокоился.

«Все обойдется, — подумал он. — Придет время, и Виктория вновь вспомнит те слова».

— Не пытайся сдерживать свои чувства, Викки. И мои тоже. — Он коснулся золотой цепочки с янтарным кулоном и улыбнулся:

— Со временем все уладится. Пора возвращаться домой.

Виктория поспешно кивнула в ответ и отступила, ожидая, пока он встряхнет ее плащ. Плащ был весь в пыли, однако совсем не пострадал. Лукас накинул его на плечи Виктории, отметив про себя, что, хотя для женщины она достаточно высокая, все же намного уступает ему в росте. И вновь его охватило горячее желание защитить ее, уберечь.

— Лукас, — задумчиво начала она, когда он гасил в камине огонь, — если не ты подстроил, чтобы тетя обнаружила нас в гостинице, то кто же?

— Не знаю… — пожал он плечами.

— Может быть, леди Атертон? Она так старалась добыть тебе богатую невесту.

Лукас улыбнулся: вновь услышав нотки вызова а голосе Виктории, он даже почувствовал облегчение.

— Вполне возможно. Какая разница? Что сделано, то сделано. — Он взял Викторию за руку и повел к двери.

— Ты прав, — медленно произнесла она. — Что сделано, то сделано. Но в последнее время со мной в Лондоне происходили довольно странные вещи, а тут еще таинственный шпион, который выследил нас в гостинице. Есть над чем поразмыслить.

— О чем же, например?

— Ни о чем. Так, воображение разыгралось.

Лукас почувствовал озноб. Они уже вышли из домика, но он вдруг остановился:

— Виктория, о чем, черт побери, ты говоришь? Какие странные вещи?

— Право, Лукас, я уверена, все это пустяки.

— Я требую ответа, мадам!

— Знаешь, Лукас, когда ты прибегаешь к такому тону, все вокруг тебя готовы из кожи вылезти, только бы угодить тебе. Ты научился этому в армии, да?

Лукас мысленно взмолился, чтобы Бог послал ему терпения.

— Довольно, Виктория. Ответь наконец, почему ты решила, что кто-то следил за нами. Отвечай, жена, или мы останемся здесь до утра.

— Я заметила, что, после того как мы занимаемся лашими научными экспериментами, ты потом очень резко со мной разговариваешь. В первый раз я отнесла это на счет напряжения, которое было вызвано внезапным вторжением моей тети, но сейчас у тебя нет никаких оправданий. Или все мужчины ведут себя подобным образом?

— Тебе непременно нужно дразнить меня? Однажды ты зайдешь чересчур далеко. А теперь отвечай, или это «однажды» наступит для тебя сию минуту.

Виктория пожала плечами:

— Ну хорошо, только рассказывать особенно нечего. В Лондоне, в саду тети Клео, я наткнулась на две вещицы, которые мне не принадлежат, и обе помечены инициалом "У". Сначала на двери оранжереи я обнаружила шейный платок, причем это случилось в тот самый вечер, когда мы ходили в игорный дом.

— В ту ночь, когда карета чуть не переехала тебя… — Лукас нахмурился. — А что за вторая находка?

— Табакерка — забавно, не правда ли? Она оказалась в коробке с красками.

— Хозяин вещей так и не отыскался?

— Нет, — Виктория покачала головой и направилась к дому.

Лукас последовал за ней.

— И когда ты нашла табакерку?

Виктория что-то пробормотала в ответ, но он не расслышал ее слов.

Лукас бросил нетерпеливый взгляд на Викторию, но она отвела глаза в сторону.

— Итак?

— Это было наутро после нашего последнего злосчастного свидания в саду моей тети. Вы, наверное, помните тот вечер, милорд. Тогда я попросила вас устроить, устроить для нас…

— Да-да. Припоминаю. Злосчастное свидание, как вы это называете. — Мысленно он повторял ее слова, пытаясь найти хоть какую-то связь между событиями. — Странно…

— Что именно вам кажется странным?

— В ту ночь, когда я возвращался к кебу, на меня напал грабитель, — коротко пояснил Лукас. — Тогда мне еще показалось, что разбойник поджидал именно меня, но я поспешил отбросить эту мысль.

Виктория мгновенно обернулась, глаза ее расширились от ужаса.

— На тебя напал грабитель? И ты даже словом не обмолвился? Господи Боже, Лукас, ты обязан был мне сказать.

— Что я мог сказать? — В душе он очень обрадовался, заметив, как она встревожилась.

— Не надо шутить. Все слишком серьезно. А если бы он ранил тебя?! Он забрал у тебя деньги, часы?

— Нет, он ничего не взял.

— Конечно же, нет, — подхватила она, — он не справился с тобой.

— Ты мне льстишь. Признаться, мне просто повезло. — Он снова взял Викторию под руку, они уже подходили к дому. — Неожиданная встреча не нанесла мне особого вреда, разве что плащ пострадал. Но совпадение действительно странное.

— Какое совпадение? И почему ты так легкомысленно относишься к этой истории? Он мог убить тебя.

— Да, но гораздо интереснее, что подобные неприятности происходили всякий раз перед тем, как ты находила очередной предмет с вензелем "У".

Виктория молчала. Лукасу казалось, что он чувствует, как напряженно работает ее мысль.

— Ты полагаешь, что совпадения отнюдь не случайны? — спросила Виктория.

— По правде говоря, я даже не знаю, что и думать. Возможно, совпадение действительно случайное. Должен сказать, мне приходило на ум, что грабителя подослал Эджворт.

— Эджворт? Ах да, Эджворт. Из-за того проигрыша в карты? Ты считаешь, оИ опустился до подобной мести из-за того, что много проиграл тебе?

Лукас припомнил последнее столкновение с Эджвортом.

— Между нами произошло нечто более серьезное, чем заурядная ссора за карточным столом. Но если бы Эджворт и решил прибегнуть к подобной тактике, это еще не объясняет появление платка в оранжерее.

Виктория нахмурилась:

— Нет, конечно. И потом, это не имеет никакого отношения к той карете. Если история с каретой тоже подстроена, то жертвой должна была стать вовсе не я.

— Значит, покушались на меня? — Лукас в сомнении потачал головой. — Не знаю, не уверен. Хотя мы стояли совсем рядом, когда все случилось.

— Значит, Эджворт?

Лукас задумался. В ночь происшествия они с Эджвортом еще не поссорились из-за оскорблений, которые негодяй позволил себе в адрес Виктории. Однако это случилось уже после ссоры за карточным столом, и Эджворт не мог не заметить, как стремительно падает его репутация в клубе. И потом, было ведь еще то событие в прошлом, которое навсегда сделало их врагами.

— Да, вероятно, — ответил наконец Лукас.

— Но какая связь между нападениями и найденными платком и табакеркой?

— А ты знаешь кого-нибудь из тех, чье имя начинается с "У"?

— Нет. То есть, конечно, да. Но как я уже говорила, никто из них ничего не терял.

И она затараторила, перечисляя Лукасу всех знакомых, чьи имена начинались с "У"; тетя Клео опросила их всех, и ни у кого ничего не пропадало. Однако Лукас уже не слушал ее.

Его внимание привлекла странная дрожь в ее голосе, когда Виктория начала отвечать на его вопрос. Недавно он уже наблюдал подобную заминку, а потом она так же принялась болтать без умолку, словно стараясь уйти от откровенного разговора. Лукас сразу вспомнил: это было в ту ночь, когда он спросил Викторию, что ей приснилось.

— …И еще тетя Клео спрашивала леди Уибберли, которая все время нюхает табак, и лорда Уилкинза, его, конечно, тоже, он всегда носит платок, а потом мы спросили Уотерсона, и тоже напрасно.

— Викки…

— Правда, лорд Уотерсон способен все на свете перепутать, с ним всякое случается. Может, он оставил у нас и платок, и табакерку, но не обнаружил пропажу. Он всегда думает только о высоких материях, например метеорологии. Он даже изобрел прибор для измерения объема осадков.

— Виктория!

— Но у тети Клео столько знакомых, что мы наверняка кого-нибудь упустили.

— Викки, дорогая, остановись хоть на минутку. Я хочу задать тебе один конкретный вопрос и прошу тебя ответить на него откровенно. — Лукас остановился, удерживая Викторию рядом с собой. Затем он бережно обнял ее за плечи и притянул к себе.

— Да, Лукас?

— Викки, существует ли кто-то, чье имя начинается с "У" и кого ты боишься? Тот, кто тебе не нравится, кому ты не доверяешь? Тот, кто вызывает у тебя тревогу?

— Нет! — мгновенно ответила она.

Лукас улыбнулся: она солгала очень неумело.

— Подумай, дорогая. Не бойся открыть правду. Я же твой компаньон по ночным приключениям, или уже забыла? Ты мне можешь рассказать то, что утаила от других.

— Лукас, пожалуйста, не надо.

Лукас крепче прижал Викторию к себе, она спрятала лицо в складках его рубашки. Янтарного цвета плащ обвил его ноги.

— Откройся мне, Викки.

Плечи Виктории напряглись, она словно оцепенела.

— Тебе не понять…

— Но почему, Викки, почему?

— Лукас, этот человек умер!

Лукас нахмурился, целуя ее теплые локоны, пугаясь отчаяния, прозвучавшего в ее простом ответе. Он припомнил те сведения, которые выложила ему Джессика Атертон, когда он начинал охоту за богатой невестой. И сразу в памяти всплыло имя: Сэмюэль Уитлок!

— Послушай, — ласково заговорил он, — не имеешь ли ты в виду своего отчима?

Виктория резко откинула голову, изо всех сил пытаясь овладеть собой.

— Я же сказала, это невозможно. Он умер и погребен.

— Но ты не очень-то его любила, верно?

Глаза Виктории сверкнули при свете луны.

— Я ненавидела его за то, что он сделал с мамой и мог бы сделать со мной, если бы только добрался. Мама спасла меня от похотливого мерзавца, отправив жить к тете. Но себя она спасти не смогла, и в конце концов он убил ее.

Глава 13

— Ты считаешь, отчим убил твою мать? — Голос Лукаса показался Виктории поразительно спокойным. Таким тоном он мог бы спросить ее, хочет ли она выпить шерри перед обедом. Лукас обнял ее за плечи и повел к дому.

— Да. Да, я уверена в этом. Я никому не говорила, только тете Клео. — Она чувствовала тяжесть его руки на своих плечах, и почему-то это прикосновение успокаивало Викторию. «Он такой сильный! — радостно подумала она. — С ним не страшно».

Виктория еще не понимала, почему объятия Лукаса кажутся ей такими надежными, но она сейчас и не думала об этом. Она тщательно подбирала слова для следующей своей фразы. И так уже она выдала больше, чем ей хотелось.

— Что сказала твоя тетя?

Виктория плотнее запахнула плащ:

— Она не удивилась. Сказала, что этот негодяй был способен на все. Вечно пьяный, беспощадный дикарь, лишенный каких-либо понятий о порядочности. Она заметила лишь, что ей кажется странным, почему Сэмюэль Уитлок убил мою мать только сейчас, спустя столько лет, а не разделался с ней сразу же, как только женился и захватил ее приданое.

— Быть может, в первые годы у него не было необходимости убивать ее, — задумчиво откликнулся Лукас, словно этот вопрос и ему тоже представлялся немаловажным. — В конце концов, как ты говоришь, он сразу же получил ее деньги. С какой стати ему рисковать своей шеей и убивать жену?

Виктория вздохнула:

— То же говорит и тетя Клео. Моя мама отправила меня жить к ней, она сама тоже часто приезжала к тете Клео на несколько недель, даже на несколько месяцев. Как только она поняла, что за человек достался ей в мужья, она старалась по возможности избегать его. Напившись, он становился свирепым, как зверь.

— Значит, она не только отдала ему свои деньги, но и старалась поменьше досаждать ему. Но почему же тогда после стольких лет он все-таки убил ее? — повторил свой вопрос Лукас.

— Может быть, она просто надоела ему, — угрюмо пробормотала Виктория. — Или в один прекрасный день он взбесился так, что совсем потерял над собой контроль. У него был ужасный характер. В гневе он был способен на все. Просто сумасшедший. — «Не то что Лукас, — с радостью подумала Виктория, — Лукас умеет владеть собой в любой ситуации».

— Кажется, твоя мать погибла, упав с лошади?

— Да. Это произошло около дома, в имении. Мама поехала туда на несколько дней, чтобы принять гостей Сэмюэля. Перед этим она, как обычно, гостила несколько недель у тети Клео, но Уитлок призвал ее вернуться и «исполнить свой супружеский долг», как он это называл. Моя мама была очень красивой, необыкновенной женщиной, прекрасной хозяйкой, и Уитлок всегда вызывал ее к себе, когда принимал гостей, — пояснила Виктория.

— Погибла, упав с лошади… Если это убийство, то умело подстроенное, а не совершенное в порыве ярости.

Виктория пожала плечами:

— Может быть. Но я точно знаю одно: он — убийца.

— Откуда ты знаешь?

«Он сам сказал мне это, — в отчаянии подумала Виктория. — Он сам сказал мне — в ту самую минуту, когда ринулся вниз с лестницы и сломал себе шею!»

Но она не могла рассказать Лукасу, как она получила страшное признание своего отчима. Лукас слишком проницателен. Если она расскажет ему еще хоть немного, он не успокоится, пока не вытянет все. Виктория уже знала, что в его объятиях она становится слишком уязвимой, слишком доверчивой.

Кроме того, мрачно напомнила она себе, Лукас хотя и незаурядный человек, но вряд ли у него хватит понимания и сочувствия, чтобы простить, если она признается, что сама причастна к убийству.

— Доказательств у меня, конечно, нет, — уклончиво ответила Виктория, — но я убеждена — до глубины души убеждена — он виновен!

Лукас только головой покачал:

— Любой человек может убиться, упав с лошади.

— Моя мама прекрасно ездила верхом, — возразила Виктория, надеясь на этом закончить спор.

Но Лукас, по своему обыкновению, не унимался:

— Ты пыталась расспросить Уитлока?

Этот вопрос означал, что они все-таки ступили на опасную территорию.

— Он понимал, что я ничего не смогу доказать. Он престо высмеял меня.

Лукас крепче сжал плечи Виктории:

— И что же ты предприняла?

— Я была бессильна. А через два месяца он тоже умер, и мы с тетей Клео решили, что его покарал Бог.

— Я слышал, он упал с лестницы?

Виктория быстро оглянулась на Лукаса:

— Откуда ты знаешь?

Лукас чуть скривил губы:

— Джессика Атертон.

— Леди Атертон снабдила тебя всевозможной информацией.

— Не надо снова ссориться. Значит, именно так умер твой отчим?

— Да. — Виктория осторожно подбирала слова. — По всей видимости, в тот вечер он сильно напился — как всегда. Оступился и слетел с высокой лестницы. Так закончилась эта история…

— Не совсем.

Виктория вздрогнула:

— Что ты говоришь?

— Ты все еще пугаешься при виде этой монограммы на каком-то шелковом платке или на табакерке, странным образом попавшими в твой дом. В чем дело, Викки? Ты же не веришь в привидения? Или ты думаешь, что Уитлок встал из могилы и вновь преследует тебя?

— Замолчи! — Но Виктория тут же овладела собой:

— Разумеется, я не верю в привидения. Но меня удивляет, каким образом и платок, и табакерка оказались там, где они непременно должны были попасться мне на глаза — причем именно мне, а не кому-нибудь из слуг.

— Особенно странно было выбрано место для платка, верно? Видимо, кто-то знал, что ты вернешься домой поздно ночью и пройдешь через оранжерею.

— Вот именно, Лукас. Чем больше я размышляю об этом, тем больше мне начинает казаться, что кто-то шпионил за нами с самого начала. Тот самый человек, который видел, как я тайком ухожу с бала и сажусь в нанятую тобой карету, — ответила Виктория.

— Кто-то, кто проследил за нами до гостиницы? Возможно.

— Наверное, Джессика Атертон.

— Я не могу себе вообразить, чтобы леди Атертон карабкалась через стену сада, да еще в полночь, — весело откликнулся Лукас.

— Тут ты прав. Значит, платок и табакерку подбросил кто-то другой. Разве…

— Разве что?..

Неожиданная идея пришла в голову Виктории:

— Как ты думаешь, она не могла нанять сыщика с Боу-стрит, чтобы он следил за нами?

— Тебе, дорогая, лучше, чем кому-либо другому, известно, как легко устраиваются такие вещи.

Доверительный разговор сразу оборвался. Виктория припомнила, что, если бы она слушалась своего разума, а не сердца, ей хватило бы здравого смысла нанять сыщика и поручить ему расследовать дела таинственного графа Стоунвейла.

— Я и сам гадал, много ли времени тебе понадобится, чтобы сделать это, — произнес Лукас.

Виктория нахмурилась: Лукас прочел ее мысли…

— Сделать — что?

Лукас насмешливо ухмыльнулся, зубы его блеснули в темноте.

— Нанять сыщика и разузнать всю мою подноготную. Еще и поэтому я хотел как можно скорее завершить наш роман…

— Вы отвратительны, Стоунвейл!

— Разве? Зато я вполне удовлетворен нашей сделкой, мадам. — Они как раз подошли к двери черного хода, Лукас коснулся губами ее губ. Глаза его сияли. — И хотя мне вовсе не хотелось, чтобы ты попала в неловкое положение, как той ночью в гостинице, признаться, я весьма рад, что все так произошло. В конце концов, учитывая, какому риску мы подвергались, мы легко отделались.

— Разве со мной могло произойти что-нибудь худшее?

— Мадам, вам просто не хватает воображения. Я проводил ночи без сна, пытаясь представить себе, что может случиться во время наших безумных ночных вылазок. — Двумя пальцами Лукас приподнял ее подбородок. — Тебе в самом деле так плохо со мной, Викки?

Она готова была убить его: он совсем не любит ее, а она отдала ему всю свою душу! Она готова была наброситься на своего мужа с упреками за то, что он вовлек ее в этот брак, в котором ее сердце подвергается непрерывному испытанию, а сам так спокоен, так хладнокровен! Она хотела бы, чтобы Лукас полностью осознал свою вину, чтобы он молил ее о прощении, чтобы на коленях признался в своей любви, говорил ей о своей вечной страсти.

Иными словами, Виктория желала хоть какой-то платы за то невыносимое положение, в котором она оказалась по вине Лукаса. Придумать бы еще, каким образом отомстить ему!

Однако Виктория поклялась себе, что впредь будет умнее. Она сумеет сохранить свои сердечные тайны точно так же, как сберегла она другие, более мрачные свои секреты. Если уж графа Стоунвейла устраивает этот брак, она постарается тоже найти в нем удовлетворение. Но он получит только то, чего искал, — богатую наследницу, которая более-менее терпимо относится к идее, что на ней женились ради ее денег.

— Полагаю, как муж ты не хуже других, — небрежно произнесла она.

— И только? Неужели у тебя не найдется для меня других слов? — тихо спросил он.

Виктория прикусила нижнюю губу и подняла глаза. Огромный, сильный, он угрожающе нависал над ней, резкие линии его лица подчеркивались тонкими серебряными лучами лунного света и глубокими тенями. Глаза Лукаса горели чувственным огнем, и в Виктории вновь пробудилась только что утоленная страсть. Ей следует опасаться этого человека, напомнила она себе. А ей всегда так спокойно в его присутствии. Черт бы его побрал!

Сердце подсказывало ей броситься ему на шею и признаться в любви. Однако инстинкт самосохранения и гордость запрещали ей сделать столь поспешный и столь опрометчивый шаг. Она не позволит Лукасу вновь полностью подчинить ее себе, как это было той ночью в гостинице.

— Полагаю, милорд, я уже объяснила вам, что постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы честно исполнить условия нашей сделки.

Лукас лишь покачал головой и шутливо поцеловал Викторию в нос:

— Ты слишком горда. Ты твердо решила, что я не получу от тебя ни на йоту больше, чем мне причитается. К чему такая жестокость, Викки?

— И это вы называете жестокостью?! Я уже сказала, что примирилась со своим положением. Чего же еще вы вправе требовать от меня, Лукас?

— Всего!

— Кажется, вы рассчитываете на капитуляцию, милорд?

— Почему бы и нет?

— Клянусь, вы скорее дождетесь, что женщинам позволят появляться в обществе в бриджах! — выпалила она. — Другими словами, никогда!

— Быть может, мне все-таки не придется ждать так долго. Но мы еще вернемся к обсуждению этого вопроса. Сегодня я и так доволен тобой, Викки. — Он подхватил ее под руку и увлек в темный дремлющий дом.

Викарий и его жена были вне себя от волнения. Чаепитие в усадьбе Стоунвейлов — церемония для них совершенно непривычная. Виктория с полным основанием предполагала, что их доселе не приглашали в дом хозяина и, уж конечно, прежний граф не обсуждал с ними жизненные интересы и проблемы местных бедняков. Поняв это, Виктория рассердилась. Дядя Лукаса и в самом деле пренебрегал нуждами людей, живших на его землях.

— Мы так рады, что вы и ваша очаровательная супруга решили поселиться здесь, лорд Стоунвейл. — Голос достопочтенного Ворта, крепко сбитого краснолицего человека преклонных лет, прозвучал на редкость серьезно.

— Правда, правда! Мы счастливы приветствовать вас в родных местах, — подхватила миссис Ворт, маленькая женщина с добрым лицом, испуганно жавшаяся к мужу. Она отпила крохотный глоток чая, и чашка задрожала в ее маленьких руках. Порой она отваживалась бросить украдкой быстрый взгляд на стены и обстановку гостиной, словно все еще не веря, что ей довелось попасть в усадьбу.

— Спасибо, — вежливо отозвалась Виктория и улыбнулась, чтобы подбодрить гостью. — С вашей стороны очень любезно, что вы так быстро откликнулись на наше приглашение.

— Вовсе нет, вовсе нет. — Бедняжка поперхнулась и едва не разлила чай. — Мы так благодарны, что вы проявили внимание к нашим местным проблемам.

Викарий мужественно заставил себя выдержать взгляд хозяина дома:

— Надеюсь, вы не примете дурно мои слова, сэр, но ваше родовое имение слишком долго оставалось без присмотра. Я счастлив сообщить вам, что уже слышал в деревне толки о принятых вами мерах. Для меня это большая радость.

— Очень рад, что вы довольны мной, достопочтенный Ворт. Я не могу не согласиться с вашим мнением относительно моего имения и окрестных земель. — Лукас отставил чашку, стукнув ею хотя и негромко, но достаточно отчетливо. Виктория успела спрятать улыбку. Ее муж старался подавить свое раздражение, но она хорошо знала, что он предпочел бы уклониться от скучной обязанности чаепития со священником.

Утром Лукас прямо объявил ей, что он человек деловой и не собирается тратить свое время, распивая чаи с викарием. Виктория возразила, что не позволит ему уклониться от этой встречи, и в конце концов победила — к восторгу и изумлению двух-трех слуг, ставших невольными свидетелями их спора в гостиной. Все уже обратили внимание, что несгибаемый лорд Стоунвейл порой уступает своей жене.

— Очень многое предстоит еще сделать, — продолжал Ворт, — положение здесь просто отчаянное.

— Миледи произвела прекрасное впечатление на местных жителей, — тихонько проговорила миссис Ворт. — Сегодня утром я зашла к Бетси Хокинс передать платье для ее дочки, и она с гордостью сообщила мне, что больше не нуждается в благотворительности. Она сказала, что ее дочь получила работу на кухне в усадьбе, а муж будет помогать в конюшне. Она так счастлива! Вы просто представить себе не можете, миледи, как она радовалась. У этой бедной женщины была нелегкая жизнь, как и у большинства жителей.

— Нам посчастливилось, что здесь мы нашли столько рабочих рук. Потребуется много людей, чтобы привести имение в порядок, — ответила Виктория. Она знала, о чем говорит: привести в порядок одну гостиную, чтобы сегодня принять викария, стоило ей огромных трудов. Новые служанки взялись за работу (под непосредственным наблюдением Виктории) с раннего утра.

— Должен вам сказать, привидение, которое увидел наш браконьер, тоже помогло вам наладить отношения с местными жителями. — Викарий захихикал, но его жена испуганно оглянулась на него, и он тут же умолк, поспешно отпил глоток чаю и закашлялся. — Прошу меня извинить.

Однако Лукас расслышал его слова:

— О каком привидении и о каком браконьере вы говорите?

Смущение викария становилось все более очевидным. Он понял, что сказал что-то не так, и, слегка откашлявшись, пояснил:

— Боюсь, сэр, что многие наши соседи становятся браконьерами, поскольку времена для них выдались тяжелые. Они рискуют при этом искалечиться и даже погибнуть, поскольку прежний граф расставил по всему лесу ловушки.

— Не беспокойтесь, викарий, я служил в армии, и порой нам приходилось питаться тем, что удавалось добыть. Я не могу винить браконьеров и уже приказал, чтобы лес очистили от ловушек.

Викарий просиял, словно солнышко в пасмурный день:

— Я счастлив слышать это. Как вы, наверное, знаете, ваш дядя относился к браконьерам совсем иначе.

— Так что это за браконьерская история с привидениями? — негромко спросил Лукас.

Викарий бросил беспомощный взгляд на свою супругу и тяжело вздохнул:

— Ну, просто одна занятная история, которую я услышал как раз сегодня утром. Знаете, обычная деревенская болтовня. Какой-то отважный охотник пробирался домой ночной тропинкой и увидел Янтарного рыцаря и его леди. Вам, конечно, известна легенда?

— Да, я слышал ее.

Виктория резко наклонилась вперед:

— Здесь поблизости видели Янтарного рыцаря и его леди?

Жена викария нервно рассмеялась:

— Прямо тут, в имении, с вашего позволения! По крайней мере если верить тому, что рассказывал нынче очевидец. Похоже, он заметил их около полуночи, рыцарь и его леди возвращались домой через сад. Ну разве не прелестно?

— Очаровательно, — согласилась Виктория, начиная догадываться, что же произошло на самом деле. Она попыталась представить себе, что вообразил перепуганный браконьер, когда посреди ночи увидел закутанную в желтый плащ новую графиню Стоунвейл. — Прошли в дом через сад, так вы, кажется, сказали? — Она поймала упреждающий взгляд Лукаса, но притворилась, будто ничего не замечает. Ей было так весело. — Что же они делали в столь поздний час, как вы думаете?

Лукас откашлялся:

— Налей мне, пожалуйста, еще чаю, дорогая. Что-то в горле пересохло.

— Конечно, конечно. — Лукавые искорки плясали в глазах Виктории, когда она послушно наливала чай. Строгий взгляд Лукаса только подзадорил ее озорство. — Что вы говорите, миссис Ворт?

— Разве я что-то сказала? А, вы о том, чем они могли заниматься в столь поздний час. Боже мой!.. — Она заискивающе улыбнулась Виктории. — Это же призраки, вы понимаете… Им только по ночам и положено выходить. К тому же легенда утверждает, что Янтарный рыцарь и его леди любили ночные прогулки. В полночь они объезжали свои земли и возвращались домой перед рассветом.

Викарий в свою очередь откашлялся.

— Довольно рассуждать о привидениях, дорогая моя. Лорд Стоунвейл и его супруга подумают, что у нас нет других дел, как только выслушивать деревенские сплетни.

— Ничего подобного, — запротестовала Виктория. — Мне очень интересно, а вам, милорд?

— По-моему, все это просто вздор, — недовольно проворчал Стоунвейл.

— Поймите, — поспешно вступилась жена викария, — в деревне счастливы были услышать эту историю. Все готовы поверить в нее, поскольку все надеются, что их жизнь изменится к лучшему. Согласно легенде, Стоунвейл расцветет вновь только тогда, когда вернутся Янтарный рыцарь и его леди. Прошу вас, вы не должны сердиться на людей только потому, что они ухватились за легенду, как за свою последнюю надежду.

— Ну конечно. — Виктория мягко улыбнулась своему мужу:

— Прошу вас, милорд, не будьте таким занудой.

Викарий и его жена в ужасе уставились на Викторию. Лукас офаничился еще одним грозным взглядом и заставил себя допить чай.

Викарий, подозревая, что они с женой угодили на милую домашнюю перебранку, покраснел еще сильнее и попробовал сменить тему:

— По мне лучше парочка привидений, чем тот разбойник, от которого уже несколько месяцев стонут все окрестности.

— Разбойник? — Новая тема немедленно поглотила все внимание Виктории. — Что вы говорите, викарий? Неужели вас кто-то ограбил?

— Меня — нет. Из деревенских тоже, насколько я знаю, никто не пострадал. Смею заметить, ни у кого из них не найдется достаточно денег, чтобы привлечь фабителя. По слухам, разбойник останавливает проезжающих. Судя по всему, он еще неопытен, этот негодяй. Как-то раз кучер наставил на него пистолет, и горе-разбойник тут же кубарем покатился в кусты. А в другой раз пассажиры отделались парой фунтов и дешевым колечком.

— Обычно у разбойников ееть какое-то логово в той местности, где они орудуют, — заметил Лукас. — Как вы полагаете, разбойник — кто-то из местных?

Викарий покачал головой, пожалуй, чересчур поспешно и еще больше смутился.

— Нет, нет! Может быть, кто-то случайно попал в наши края. Не удивлюсь, если выяснится, что этот малый уже исчез. При его ремесле, знаете ли, требуется часто менять места. — Решив, что ему удалось сохранить непринужденный тон светской беседы, викарий вернулся к делам:

— Послушайте, Стоунвейл. Я не хотел бы показаться вам навязчивым, но что вы собираетесь сеять в этом году? Я прожил здесь уже немало лет и могу посоветовать вам, что хорошо примется в наших краях.

Миссис Ворт туг же захлопотала:

— Дорогой мой, я уверена, когда милорд захочет услышать твой совет, он сам нам об этом скажет.

— Да-да, разумеется. — Румянец на щеках викария стал уже темно-багровым. — Прошу прощения. Я, знаете ли, увлекаюсь садоводством и даже воображаю себя знатоком!

Лукас заинтересованно вскинул голову:

— В самом деле, сэр?

Викарий снова откашлялся, но он явно приободрился:

— Могу похвастать: я опубликовал пару статей в «Успехах ботаники». А сейчас работаю над книгой о садовых цветах.

— Что вы думаете о гречихе? — деловито осведомился Лукас. Все следы вежливой скуки мгновенно исчезли с его лица.

— Отменный корм для скота. Ее можно выращивать на плохой почве, а на основных землях я бы советовал посеять пшеницу, овес и рожь.

— Я слышал, в неурожайные годы фечиху едят и люди.

— Только на континенте. Вряд ли вы заставите англичанина есть ее, разве что он будет умирать с голоду.

— Ясно. В последнее время я много слышал о мергеле. На ваш взгляд, как удобрение он превосходит навоз? — задал следующий вопрос Лукас.

— Я занимался исследованиями в данной области, — откликнулся викарий, сияя от удовольствия. — Попробовал мергель на розах моей жены. А также торф и рыбные отходы. Я вел подробный дневник. Хотите ознакомиться с результатами?

— Разумеется. — Лукас поднялся. — Думаю, нам имеет смысл перейти в библиотеку. Там у меня и карта имения под рукой. — Опомнившись, он повернулся к Виктории:

— С твоего разрешения, дорогая?

— Конечно.

— Идемте, викарий. Нам надо немедленно обсудить некоторые вопросы. Что касается навоза, у него есть свои преимущества — во-первых, всегда есть запас.

— Верно. А если этот запас иссякнет, можно заказать из Лондона. Как вы понимаете, в Лондоне тысячи лошадей и их владельцы только рады избавиться от навоза. Знакома ли вам книга Хамфри Лэви «Основы сельскохозяйственной химии»?

— Нет, — ответил Лукас, — но я получил экземпляр «Сельского хозяйства Йоркшира» Маршалла. Маршалл всецело выступает за мергель.

— Согласен, это хорошее удобрение. Если хотите, я дам вам книгу, Лэви. Он предлагает чисто научный подход к проблеме удобрения. Полагаю, вас заинтересуют его изыскания.

— Несомненно, — отвечал Лукас.

И мужчины, погрузившись в беседу, дружно покинули гостиную.

Виктория глянула на свою гостью:

— Хотите еще чаю, миссис Ворт?

— Спасибо, миледи. — Жена викария виновато подняла глаза на графиню:

— Прошу вас, не сердитесь на моего мужа. Боюсь, он слишком увлечен своими изысканиями в области садоводства и сельского хозяйства.

Виктория улыбнулась:

— Поверьте мне, он нашел себе хорошего собеседника. В последнее время мой муж тоже заинтересовался вопросами хозяйства. Да вы и сами, наверное, заметили.

Миссис Ворт немного успокоилась. Она улыбнулась ей в ответ обаятельнейшей улыбкой:

— Да, конечно. Подумать только, они говорили о навозе при дамах. Что поделать, такова деревенская жизнь.

— Она немногим отличается от жизни в доме моей тети Клео. Моя тетя обожает научные изыскания, и, боюсь, я последовала ее примеру. Я очень люблю подобные обсуждения.

Маленькая жена викария просияла от радости:

— Быть может, вам и лорду Стоунвейлу интересно будет посетить одно из заседаний нашего местного Общества интересных исследований? Мы собираемся по понедельникам днем у нас дома. Должна вам сказать, приходит довольно много людей. — Тут бедняжка покраснела и снова запнулась. — Конечно, для вас эти собрания не так уж привлекательны, не сомневаюсь: в Лондоне вы давно опередили нас.

— Вовсе нет. Я так рада, что вы пригласили меня в ваше общество. Непременно приду в ближайший понедельник.

Улыбка вновь заиграла на лице миссис Ворт.

— Как вы добры. Я предупрежу всех наших друзей.

— Я поняла, вы любите розы, миссис Ворт?

Миссис Ворт просияла и застенчиво ответила:

— Признаться, я обожаю розы.

— Я бы очень хотела посоветоваться с вами, как нам оживить сад в Стоунвейле. Я не могу жить без настоящего сада, а у Лукаса хватает проблем с землей, ему некогда помочь мне. Может быть, вы согласитесь осмотреть сад вместе со мной?

— С превеликим удовольствием.

— Прекрасно. А попутно мы обсудим еще и проблемы благотворительности. Откровенно говоря, они кажутся мне даже более важными, чем сад.

Жена викария, одобрительно улыбнулась ей:

— Теперь я понимаю, почему в деревне так охотно поверили, что Янтарная леди и в самом деле вернулась.

Виктория рассмеялась.

— Вы намекаете на мое пристрастие к желтому цвету? Честное слово, это простое совпадение, — и взглянула на рукав своего легкого, золотого с белым, платья.

Миссис Ворт вздрогнула от испуга при мысли, что ее хозяйка услышала в ее словах какой-то фамильярный намек.

— Нет-нет, миледи, я и не думала о вашем очаровательном платье, хотя, должна сказать, желтый цвет поразительно вам идет и в самом деле немного напоминает янтарь. Нет, я говорила только о легенде. Если ей верить, супруга Янтарного рыцаря была очень доброй и кроткой.

Виктория сморщила носик в усмешке:

— Значит, это точно не про меня. Я совершенно не гожусь в образцы добродетели. Если не верите, спросите моего мужа.

Прошла неделя. Виктория разглядывала свое отражение в зеркале на туалетном столике, Нэн готовила ее ко сну. Горничная как раз подала ей ночную рубашку, когда, тихо постучавшись, Лукас распахнул дверь, соединявшую его спальню с комнатой Виктории. Он подошел к жене с тем собственническим выражением, которое она научилась уже читать на его лице. Взглянув на его отражение в зеркале, Виктория кивнула горничной:

— Можете идти, Нэн. Спасибо.

— Да, мэм. Принести вам чаю?

Виктория поймала в зеркале насмешливый взгляд Лукаса и отрицательно покачала головой:

— Нет, спасибо. Сегодня я уже не буду пить чай.

— Хорошо, мэм. Желаю вам спокойной ночи — и вам, милорд. — Нэн присела и быстро направилась к двери.

Лукас подождал, пока за служанкой закроется дверь, после чего приблизился медленной походкой хищника и остановился за спиной у Виктории. Склонившись над ней, он положил руки на туалетный столик, чтобы Виктория не могла уклониться от разговора. Его взгляд по-прежнему удерживал в зеркале взгляд жены.

По телу Виктории пробежала легкая дрожь предвкушения. Он имел поразительное воздействие на ее чувства. Однако и она уже ощущала свою власть над его чувствами. Интересно, навсегда ли сохранится эта связь между ними.

— Я видел, ты получила сегодня письмо от тети, — произнес Лукас, целуя жену в шею. — Что же пишет нам леди Неттлшип?

— Похоже, мы выпутаемся из истории без особого ущерба для своей репутации. — Виктория мрачно улыбнулась, припоминая содержание письма. — Благодаря Джессике Атертон, которая превратила наш опрометчивый брак в величайший роман сезона.

— Старая добрая Джессика, — пробормотал Лукас, лаская губами ее ушко.

Виктория пожала плечами:

— Честное слово, Лукас, мне не нравится, что теперь я в долгу у леди Атертон.

— Спешу согласиться с тобой, дорогая, но на войне я привык с благодарностью принимать поддержку, кто бы мне ее ни оказывал.

— Разумеется, иначе как бы ты осуществил свой замечательный план?!

— Упрямица! Когда же ты перестанешь дразнить меня?

— Невозможно удержаться, — пожаловалась Виктория. Достаточно было близости Лукаса и особого выражения его глаз, чтобы кровь воспламенилась в ее жилах. Она подумала вдруг, что, появись перед ней волшебник, который мог бы одним взмахом своей палочки отменить этот брак, она все равно не будет свободна от этого человека.

— Какие еще новости сообщает твоя тетя?

Виктория заметила пристальный блеск его глаз и поняла, что он вызван отнюдь не страстью.

— Ты имеешь в виду — не находила ли она еще каких-нибудь вещей с монограммой "У"? Нет, тетя пишет, что, как ей удалось выяснить, никто из ее друзей не терял ни платка, ни табакерки.

— Она не упоминает Эджворта?

— Нет.

— Тем лучше. Расскажи мне, Викки, а что ты написала своей тете? — продолжал допрос Лукас.

— Я сообщила ей о моих планах относительно сада и пригласила ее посетить нас, как только ей захочется. Я также написала ей, что вы с викарием обнаружили общие интересы в области садоводства, сельского хозяйства и особенно унавоживания почв. Вот и все, пожалуй. Да, и еще я просила ее прислать мне разные семена и рассаду.

— И все? Никаких рассуждений о великодушной покорности своей злосчастной судьбе и благородном обете выполнять свои супружеские обязанности? — Лукас снова поцеловал ее в шею. — И ты не написала два-три абзаца о том, как ты поняла, что долг требует от тебя слушаться мужа, хотя при данных обстоятельствах супружеские обязанности кажутся тебе тягостными и ненавистными? — Он ласково покусывал мочку ее уха. — Ты не упомянула об испытании, которому подвергаешься на брачном ложе? — Еще поцелуй — в плечико. — И не закончила мелодраматической моралью: вот какова цена глупости и пусть все извлекут из этого полезный урок?

Виктория вскочила и повернулась к нему, что есть силы колотя мужа по бокам.

— Стоунвейл, вы невыносимы! Вы все время изводите меня! Вот я тебе задам!

— Нога, нога! Оставьте меня, мадам, если вы не хотите искалечить меня на всю жизнь! — Лукас, хохоча, отступал к кровати.

— Черт побери твою ногу! — Виктория продолжала свой натиск, преследуя Лукаса до тех пор, пока он, пятясь, не упал на кровать. Тогда она обрушилась на него сверху, с торжествующим воплем прижимая его к постели. Лукас приподнял руки, отдаваясь на милость победителя.

— Милосердия, милосердия, прекрасная миледи! Неужели вы не пощадите беззащитного поверженного врага?

— Может, вы и повержены, милорд, но отнюдь не беззащитны. Язык по-прежнему исправно служит вам, а ведь именно он уже довел вас до беды. Неужели вы никогда не прекратите дерзко дразнить меня?!

Он улыбнулся ей своей мягкой чувственной улыбкой:

— Мой язык годится и для поцелуев, мадам.

Властным движением он притянул ее голову к себе и закрыл ей рот поцелуем. Тихонько вздохнув, Виктория растворилась в колдовских объятиях своего мужа.

Глава 14

В ближайший понедельник тоненькая паутина домашнего мира, которую Лукас так бережно плел, вновь превратилась в лохмотья, в чем Лукас мог винить только самого себя.

Он уже упрекал себя за то, что не предусмотрел этой ссоры. Ему следовало подготовиться заранее. Он всегда так гордился своей стратегией, умелым планированием поступков и событий, и он позволил противнику застать себя врасплох — это непростительно.

Но его жена умела выбрать время для нападения не хуже опытного фельдмаршала, досконально изучившего противника.

В тот самый момент, когда Лукас попытался разобраться с ее расходами и капиталовложениями за последние три года, Виктория ворвалась в библиотеку, размахивая новым письмом, только что полученным от тети.

— Вот ты где, Лукас! Я тебя всюду ищу. Нет, нет, не вставай. Я только хотела предупредить тебя, что собираюсь снять с моего счета довольно большую сумму — предстоит выгодное помещение капитала. Я подумала, тебе следует учесть это, когда ты будешь планировать свои расходы на текущий месяц.

Лукас вновь опустился на стул и поднял глаза на жену. Он не успел еще оправиться от потрясения, в которое повергло его открытие относительно «капиталовложений» Виктории. Перед ним по другую сторону огромного стола стояла его жена, радостно улыбаясь. В солнечно-желтом утреннем платье она выглядела как никогда элегантной и обольстительной.

— Какая сумма тебе понадобится и какого рода дело ты наметила? — осторожно спросил он.

— Ну, я думаю, на этот раз будет достаточно нескольких тысяч фунтов.

— Нескольких тысяч?

— Десять или пятнадцать. — Она снова глянула на зажатое в ее руке письмо. — Тетя Клео пишет, собирается компания по финансированию нескольких новых шахт в Ланкастере.

— Десять или пятнадцать тысяч фунтов? Чтобы вложить их в добычу угля в Ланкастере? — Лукас рассердился не на шутку. — Я считаю, это было бы ошибочным решением. Разумеется, я не могу этого позволить.

И тут в ее прекрасных глазах вспыхнул яростный огонек, и Лукас понял, что вновь совершил серьезный тактический промах.

— Наш поверенный, мистер Бекфорд, настоятельно рекомендовал тете этот проект, — произнесла Виктория. — Тетя Клео пишет, что сама она непременно вложит в него деньги.

— Твоя тетя вольна поступать, как ей вздумается, но я не могу допустить, чтобы ты вкладывала такую сумму в угольные копи Ланкастера, На угле очень легко разориться.

— У меня ведь много денег, не правда ли, Лукас? — очень тихо напомнила она. — Разве ты забыл, почему ты женился на мне?

Лукас попытался выбраться из трясины, в которую он сам себя загнал:

— Дорогая, у тебя, разумеется, очень большое состояние, но и оно не бесконечно. Отнюдь нет. Ты достаточно разумна, чтобы понимать это. Твое состояние не позволяет рисковать десятью — пятнадцатью тысячами фунтов. Такие деньги надо вкладывать в землю, а не копать еще одну шахту.

— У меня есть два дома в Лондоне, которые приносят мне вполне приличный доход. К тому же, — она с вызовом улыбнулась ему, — я теперь владею на паях с компаньоном неплохим имением в центре Йоркшира. Я не собираюсь больше приобретать землю, Лукас.

Лукас вновь обратился к счетам, которые изучал, и ответил ей спокойным деловым тоном:

— В таком случае ты могла бы потратить средства на развитие Стоунвейла.

— Разве ты не тратишь на это почти все мои деньги? Угольная шахта — мое личное вложение, и я займусь им на свой страх и риск.

— Викки, поверь мне, угольные шахты — слишком рискованное предприятие, тем более когда всю работу будут осуществлять неизвестные тебе люди. Если тебя так интересует добыча минералов, мы произведем разведку здесь, в Стоунвейле. В Йоркшире тоже есть уголь, да и другие ископаемые. Возможно, что-нибудь ценное найдется и в нашем имении. Но я не могу разрешить тебе выбрасывать деньги на какой-то проект бог знает где — мы ведь даже не сможем проследить, как будут использованы деньги.

Виктория подошла вплотную к столу и бросила на него письмо:

— Ты хочешь запретить мне пользоваться моими собственными деньгами?

Лукас мысленно взмолился: «Боже, пошли мне вдохновение!» Но вдохновение так и не снизошло к нему. Ему придется самому искать выход из этой ситуации, и он уже понимал, что, как бы он ни ответил, ловушка вот-вот захлопнется.

Лукас пытался подобрать нужные слова:

— Ты принесла мне большое приданое, и его надо сохранить для наших детей, наших внуков и правнуков. Я твой муж, и мой долг следить за твоими вложениями.

— Так я и думала, — мрачно заключила Виктория, — с этого все начинается. Воображаю. Сначала муж говорит жене, что она не в состоянии сама управляться со своими делами и пусть она позволит ему самому принимать все решения. После чего он полностью захватывает власть и не дает ей слова вымолвить, хотя тратит ее деньги, а не свои.

На этот раз Лукас по-настоящему разозлился. Нетерпеливым жестом он указал Виктории на счета, скопившиеся на его столе:

— Смею заметить, дорогая, я совсем не уверен, что ты в состоянии сама принимать все решения. Ты слишком рискуешь в финансовых делах. И уже не раз попадала в затруднительное положение.

— Но я всегда выпутывалась, — парировала она. — В этом легко убедиться, если посмотреть на конечный результат!

— Тебе удавалось сводить баланс благодаря твоим домам в Лондоне. Понимаешь, Викки? Надежнее всего вложения в недвижимость. Только они помогли тебе сохранить деньги. Ты не должна рисковать большими суммами, вкладывая их в какие-то фонды, корабли или шахты.

— Не должна рисковать? Слышать это от тебя просто смешно. Пока ты не женился на мне, весь твой доход зависел от риска. Ты зарабатывал деньги за карточным столом или же на полях сражений.

И она была права, что еще больше разозлило Лукаса:

— Черт побери, Викки, я делал что мог, но теперь все изменилось. Мы оба отвечаем за Стоунвейл, и мы обязаны разумно распорядиться твоим приданым. Прошли те дни, когда ты могла так безрассудно рисковать.

Виктория сделала еще один шаг вперед — и оба ее кулачка опустились на стол. Глаза ее пылали гневом:

— Скажи мне все прямо, Стоунвейл. Я хочу слышать, как ты произнесешь эти слова.

— Что еще я должен сказать тебе?

— Скажи мне просто и ясно, что ты запрещаешь мне распоряжаться моими деньгами по моему усмотрению. Пусть все будет ясно в наших отношениях.

Он пришел в не меньшее негодование:

— Ты намеренно расставляешь мне ловушку, Викки. Ты хочешь, чтобы я либо произнес слова, которые предоставят тебе полную свободу, либо чтобы я признал себя подлым, жестоким тираном, как тот, за кого когда-то вышла замуж твоя мать. И вы полагаете, миледи, что можете так просто управлять мной?

— Я не пытаюсь управлять вами. Совсем наоборот: это вы хотите командовать мной, как вам вздумается.

Лукас сурово глядел на нее, но голос Виктории даже не дрогнул.

— Я пытаюсь уберечь тебя от твоего собственного безрассудства, Викки.

— Безрассудства? Вы называете меня безрассудной? Вы, бывший солдат и игрок? Ха! Это просто слова, и вы сами прекрасно знаете! Вы стремитесь контролировать мои деньги, милорд, и запрещаете мне самой распоряжаться ими. Что же дальше, Лукас? Мне придется довольствоваться скромным содержанием? Я должна буду впредь позволять себе лишь одежду, краски и книги, а иногда лошадку — из тех денег, которые ты великодушно мне выделишь?

Она добилась своего. Лукас потерял власть над своими чувствами.

— Почему бы и нет? Если ты собираешься действовать, как легкомысленная транжирка, как женщина, которая даже не слыхала слово «бережливость», мне придется соответственно обращаться с тобой. Право, мы оба знаем, что ты слишком умна, чтобы поступать назло мне.

— Так ты запрещаешь мне пользоваться моими деньгами?

— Я запрещаю тебе рисковать огромными суммами, вкладывая их в прожекты, о которых тебе известно только то, что их рекомендует поверенный твоей тети.

— Следуя советам мистера Бекфорда, я приобрела уже немало денег.

— Да, но немало и потеряла. Я просмотрел все твои счета. Мистера Бекфорда нельзя назвать непогрешимым, — парировал Лукас, небрежно перелистывая деловые бумаги Виктории.

— Разумеется, когда ставишь на крупный выигрыш, нужно быть готовым и к потерям.

— Люди, гораздо более богатые, чем ты, довели свои семьи до разорения, придерживаясь тех же методов, Виктория.

— Скажи наконец, Лукас. Скажи все, черт бы тебя побрал! Скажи мне прямо в глаза, что отныне я не вправе распоряжаться своим состоянием.

Лукас в последний раз попытался спасти положение:

— Викки, я надеялся, ты уже поняла, что, хотя я и стараюсь потакать тебе во всех твоих причудах, ты не будешь управлять мной одним движением твоего мизинчика. Так или иначе ты должна наконец усвоить это.

— Скажи, Лукас! — Она по-прежнему смотрела с вызовом прямо ему в глаза, издевательски усмехаясь.

Лукас тихо выругался.

— Хорошо, миледи, поскольку вы непременно хотите драки, вы ее получите. Я предоставлю вам то, в чем вы так нуждаетесь, — достойного противника. Я запрещаю вам вкладывать деньги в угольные шахты. Я предупрежу вашего банкира, что отныне вы получаете небольшое месячное содержание и без моего разрешения вам не выдается ни единого пенни.

Виктория изумленно уставилась на него, до глубины души потрясенная приговором:

— Я отказываюсь верить своим ушам. Невозможно, чтобы вы собирались так поступить. Одно дело — запретить мне вкладывать деньги в угольную шахту, но просто лишить меня всех моих денег — это… это неслыханно.

Лукас откинулся на спинку стула и бесстрастно вгляделся в ее лицо. Кажется, ему удалось прорвать ее оборону. Не на такой исход она надеялась, когда затевала очередную битву.

— Я понимаю, ты удивлена, — мягко проговорил он. — Убежден, что, когда ты вошла сюда несколько минут назад, ты была заранее уверена в своей победе. Ты очень упряма, Виктория, и не затеяла бы ссору, если бы не рассчитывала взять в ней верх. Но ты недооценила меня, моя дорогая, и боюсь, тебе предстоит проиграть еще не одно такое сражение. Хороший фельдмаршал предпочел бы переоценить противника, нежели недооценить его.

— Можно подумать, у нас действительно идет война.

Лукас мрачно кивнул:

— Боюсь, именно так оно и есть.

— Глупая, я надеялась, что в конечном счете ты окажешься сносным мужем.

Виктория развернулась на каблучках и направилась к двери. Все равно она не позволит ему выиграть у нее. Она рывком распахнула дверь…

— И куда же ты направилась, Викки?

— Подальше отсюда. — Теперь ее улыбка обжигала.

— Викки, если ты собираешься отомстить мне, устроив еще какую-нибудь проделку, лучше подумай дважды!

— Не беспокойтесь, милорд. Я отправляюсь в самое что ни на есть благопристойное общество. Меня пригласили на собрание у викария. Полагаю, даже вы, с вашими приличиями, консерватизмом и ханжеством, не найдете, что возразить, если я проведу день в такой почтенной компании.

— И что за общество собирается у викария?

— Общество интересных исследований! — высокомерно объявила она.

— Может быть, у меня найдется время и мы отправимся вместе, — сделал робкий шаг к примирению Лукас.

— Господи, Лукас, об этом и речи быть не может. Я уверена, вы слишком заняты, чтобы отправиться вместе со мной. Вам нужно принять еще столько важных решений, от которых зависит наша судьба. — И она вышла, громко хлопнув за собой дверью.

Лампа на потолке закачалась. С минуту он сидел неподвижно, затем поднялся и прошел через всю комнату, чтобы налить себе бокал бренди.

Стоя у окна, он пил бренди и печально готовился к долгой зимней кампании. Он обманулся, когда решил, что самое трудное позади, раз уж ему удалось жениться на Виктории. Самая тяжелая работа только начиналась после свадьбы.

Боже мой! Неужели недавно навалившаяся на него ответственность в самом деле превращает его в зануду? Хотел бы он знать, так ли это?..

Когда Виктория добралась до уютного домика викария, ярость еще бушевала в ней. Тем не менее ей удалось изобразить на лице довольно приятную улыбку, когда ее проводили в уютную, залитую солнцем гостиную, где уже собрались местные сквайры и их жены. Ее приветствовали тепло и сердечно, и плохое настроение Виктории быстро рассеялось.

— Добро пожаловать в наше маленькое собрание, леди Стоунвейл. В последнее время мы посвящаем все свои усилия поискам лекарства, которое могло бы облегчить ревматические боли и подагру, — объявила миссис Ворт, после того как представила графиню своим гостям. Взмахом руки она указала на столик, весь уставленный стаканами. В каждом стакане поблескивала какая-то жидкость. — Большинство из нас интересуются лекарственными травами и растениями. Например, присутствующий здесь сэр Альфред надеется даже получить награду Высшей академии за открытие способа по увеличению производительности плантаций опиумного мака в Англии. Ему удалось получить продукт самого высокого качества.

— Как интересно, — откликнулась Виктория, — вам есть чем гордиться, сэр Альфред.

Сэр Альфред застенчиво покраснел.

— А наш доктор Торнби проводит эксперимент с различными настойками и отварами, в состав которых входят спирт и разные травы, такие как ревень, ромашка и лакрица, — продолжила миссис Ворт.

Доктор Торнби, в свою очередь, залился смущенным румянцем.

— Замечательно, — пробормотала Виктория, приглядываясь к разноцветным жидкостям в стаканах. — Мы с тетей часто посещали лекции по медицине. Вам удалось добиться успеха?

— Как вы знаете, — горячо начал свою лекцию доктор Торнби, — лауданум, представляющий собой комбинацию опиума и спирта, достаточно эффективно облегчает боль, но повергает пациента в сон. При некоторых заболеваниях нас это вполне устраивает, однако метод не годится при таких хронических страданиях, как подагра, ревматизм или… э-э… некоторых женских недомоганиях. В этих случаях мы тоже должны устранить боль, но прежде избавиться от снотворного эффекта.

— Вы хотите получить микстуру, которая снимала бы боль, но позволяла бы пациенту сохранить обычный распорядок дня. — Виктория слегка кивнула, показывая, что она все поняла. — В самом деле, весьма важное исследование. Очень интересно.

— Здесь, в окрестностях, фермеры и рабочие сумели добиться кое-каких результатов в этой области — методом проб и ошибок, — отозвался пухлый джентльмен, сидевший в углу. — Им удалось изобрести замечательные отвары.

— Проблема в том, — подхватил другой, — что у нас нет систематизации и анализа рецептов. Каждая семья пользуется своими собственными средствами, рецепты передаются из поколения в поколение, но основываются они на сказках, на преданиях, а не на опыте и науке. Каждая хозяйка тут варит свой собственный сироп от кашля, и вы не найдете двух одинаковых рецептов.

— Значит, нам следует исследовать целый ряд таких составов, — заметила Виктория.

— Совершенно верно. — Доктор Торнби подошел к столу. — Но только так и можно решить проблему с научной точки зрения. Мы должны провести эксперимент, тщательно все записывая. В каждом из этих стаканов налито определенное средство. Мы должны сегодня проверить, какие из них дают облегчение боли, не сопровождающееся сном.

— Но как нам проверить, насколько они облегчают боль? — заинтересованно спросила Виктория. — Как мы сумеем оценить это? Я, например, сейчас не чувствую даже головной боли.

— К этому вопросу мы подойдем на второй стадии эксперимента, — предложил викарий, — не так легко подобрать пять или десять человек, у которых одновременно начался бы приступ ревматизма или подагры.

— Какая удача, — радостно откликнулась миссис Ворт, — как раз сегодня утром у меня разыгрался ревматизм.

— И моя старая подагра обострилась, — подхватил кто-то из гостей.

— Я весь день мучаюсь от зубной боли, — отозвался престарелый джентльмен.

— Мне кажется, у меня вот-вот разболится голова, — вздохнула леди Алиса.

Викарий просиял, а вместе с ним и доктор Торнби и сэр Альфред.

— Замечательно, просто замечательно. Сегодня мы сможем провести оба эксперимента. — Сэр Альфред бросил на Викторию взгляд, в котором читались смущение и надежда. — Кажется, вы интересуетесь подобными вещами, леди Стоунвейл. Готовы ли вы участвовать в нашем эксперименте, или вы предпочтете наблюдать со стороны?

— Господи, конечно, мне было бы гораздо интереснее делать что-то самой, а не просто смотреть. Я с огромной радостью помогу вам испробовать ваши настойки. Это ведь должно послужить на благо всему человечеству.

Сэр Альфред, как и остальные гости, почувствовал себя польщенным.

Доктор Торнби вновь выступил вперед:

— Итак, я кладу на стол тетрадь, и каждый из нас должен будет написать четкий и ясный отчет, отмечая все свои ощущения после каждого приема спиртного, прежде чем мы перейдем к различным болеутоляющим микстурам.

— Да, разумеется, — подхватил викарий, — мы должны отличать воздействие спиртного в чистом виде и в сочетании с другими составляющими. Чрезвычайно разумное предложение, Торнби.

Виктория задумчиво нахмурилась, и вдруг ее осенило:

— Наверное, было бы лучше, если бы один из нас в течение всего эксперимента пил только чистый бренди? Тогда мы сможем все время сопоставлять действие различных настоек и самого спиртного.

Все дружно закивали.

— Превосходный план, миледи, — произнес сэр Альфред, — очевидно, вы обладаете уже немалым опытом в области научных экспериментов.

— У меня есть опыт, но, право же, совсем небольшой, — скромно призналась Виктория. — Поскольку я сама предложила это и поскольку у меня сегодня ничего не болит, я и буду пить только бренди.

— Вы очень поможете нам, леди Стоунвейл. Очень поможете, — ответил доктор Торнби. — Ну что ж, начнем. — И он изящным движением протянул Виктории первый стакан.

После обеда Лукас возвращался домой, навестив одного из своих арендаторов, и тут глазам его предстало невиданное зрелище: горничная и двое встревоженных слуг помогали Виктории подняться по ступеням дома. Виктория пошатывалась. Бросив поводья груму, Лукас поспешил к ней.

— Боже мой, что произошло? Викки, ты заболела? — Он с тревогой смотрел на нее.

— А, Лукас, привет! — Она блаженно улыбнулась ему и едва не упала. — Ты так и провел весь день, как старый ханжа и зануда? А я сегодня сделала много полезного. Я провела небольшой… — она приостановилась и легонько икнула, — …небольшой эксперимент.

Лукас почувствовал тяжелый дух бренди. Он оттолкнул озабоченную служанку, ему уже было ясно, что произошло.

— Я сам побеспокоюсь о миледи. — В голосе его слышались стальные нотки.

— Да, милорд. Побегу на кухню, скажу, чтобы миледи приготовили чай.

— Не надо, — рявкнул Лукас, и его рука обвила талию Виктории.

Он быстро провел ее в дом под тревожными взглядами дворецкого, лакеев и служанок, помог ей подняться по лестнице и уложил в постель. Виктория раскинулась на подушках и снова улыбнулась, сонно глядя на него:

— Лукас, дорогой, постарайся не смотреть на меня так злобно. Почему ты все время сердишься на меня?

— Что ты пила?

Она сосредоточенно нахмурилась:

— Погоди. В основном, кажется, бренди. Я же объясняла тебе, это был эксперимент.

— Подробности ты изложишь позже.

— Господи, ты опять будешь читать мне мораль?

— Боюсь, что да, Викки, — мрачно согласился Лукас. — Я многое способен стерпеть от тебя, дорогая, но не позволю тебе возвращаться домой средь бела дня, накачавшись бренди, это уже переходит всякие границы!

— Лукас, ты меня потом отчитай, ладно? Я что-то неважно себя чувствую. — Виктория повернулась на бок, поспешно нащупывая ночную вазу под кроватью.

Лукас вздохнул и постарался ей помочь. Виктория была права. С нотациями придется подождать.

Суровую проповедь пришлось отложить до утра. Виктория попыталась вовсе избежать ее, провалявшись допоздна в постели, а потом попросив, чтобы чай принесли ей в комнату. Однако в начале десятого горничная зашла к ней предупредить, что Лукас ждет ее в библиотеке ровно в десять.

Виктория прикинула, стоит ли ей уклоняться от неприятного разговора, притворившись, будто она еще не оправилась от тяжких последствий научного эксперимента, однако практичная сторона ее натуры взяла верх.

Лучше уж поскорее покончить с этим, сказала она себе, нехотя выбираясь из постели. Она поморщилась, ощутив легкую боль в глазах и затылке. Хорошо, что хоть желудок успокоился. Когда горничная принесла чай, Виктория выпила подряд несколько чашек — и ей стало немного легче.

Она выбрала самое яркое, золотое с белым утреннее платье и оделась так тщательно, словно собиралась в гости. Потом величественно спустилась по лестнице.

Когда она вошла в библиотеку, Лукас поднялся из-за стола, внимательно всматриваясь в ее лицо.

— Садись, Викки. Должен признать, ты выглядишь не так уж плохо. Поздравляю — у тебя исключительно крепкий организм. Я знаю немало мужчин, которые чувствовали бы себя намного хуже после такого эксперимента, какой ты устроила вчера.

— Наука требует жертв, — с достоинством напомнила ему Виктория, усаживаясь в кресло. — Я горжусь, что смогла внести свой небольшой вклад в труды на благо всего человечества.

— На благо всего человечества? — Губы Лукаса насмешливо скривились. — Значит, вот оно что? Ты заявляешься домой средь бела дня пьянешенькая и утверждаешь, что это был научный эксперимент?

— В моей жизни были и более рискованные эксперименты, — многозначительно напомнила ему Виктория. — Чего, к примеру, стоит тот факт, что я вышла замуж за человека, который даже не разрешает мне пользоваться моим состоянием по моему собственному усмотрению. А все потому, что я решилась на эксперимент.

Лукас сурово сжал губы.

— Хватит с меня этих упреков, Викки. Речь идет только о том, как ты вела себя вчера. Объясни мне, чем вы занимались у викария?

— Мы пробовали медицинские настойки, чтобы проверить их действие, — ответила Виктория, вновь вздергивая подбородок. «Пусть попробует придраться к столь разумному чисто научному занятию», — негодующе думала она.

— И в состав всех настоек входит бренди?

— Нет, разумеется, нет. Одни травы разводятся элем, во многие надо добавить шерри или кларет. Мы ведь еще не знаем, какие спирты лучше сочетаются с медицинскими отварами, — в этом вся проблема.

— Господи Боже! Сколько же бокалов ты выпила в ходе этого… этого эксперимента?

Виктория сжала ладонями виски. Головная боль все сильнее давала о себе знать.

— Точно не помню, но, думаю, доктор Торнби отметил все в своих записях.

— Викарий и его жена тоже участвовали в… исследованиях?

— Боюсь, миссис Ворт очень скоро заснула, — с сожалением призналась Виктория, — а викарий принял слишком большую дозу из одного стакана, после этого он отошел в угол, сел там и неподвижно смотрел в стену до самого конца.

— Я боюсь даже думать, что за настойки ты отведала.

Лицо Виктории тут же просветлело.

— Не беспокойся, Лукас, я пила только бренди. По мне сверяли состояние остальных участников эксперимента. Это очень важное условие, чтобы установить действие каждой из настоек.

Лукас тихо выругался и замолчал. Тиканье напольных часов громко раздавалось в комнате. Виктория беспокойно пошевелилась.

— Кажется, мне придется предписать вам еще одно правило, мадам, — произнес наконец Лукас.

— Этого я и боялась. — Она хотела биться за свои права, но у нее слишком болела голова. Не было ни сил, ни вдохновения на очередную ссору. Все, чего она хотела, — вернуться в комнату и упасть на постель.

Лукас не обратил внимания на кислое выражение ее лица, однако, объясняя ей новое правило, неожиданно смягчил голос:

— Тебе придется спрашивать моего согласия, прежде чем принять участие в очередном научном эксперименте. Ты поняла меня, дорогая?

— Вы, как всегда, объясняетесь удивительно ясно, милорд. — Виктория поднялась, и подбородок ее вновь заносчиво задрался кверху. — И какое удовольствие женщины находят в браке? Ни приключений, ни научных экспериментов, ни даже права распоряжаться собственными деньгами! Удивляюсь, как это, оказавшись замужем, они не умирают от скуки в первый же год после свадьбы.

Неверными шагами она направилась к двери и вышла из комнаты.

Ночью Лукас лежал в постели без сна и смотрел в окно на луну. Из комнаты Виктории не доносилось ни звука с того момента, как час назад что-то тяжелое проехало по полу и придавило изнутри дверь, соединявшую две спальни.

Лукас с досадой прислушивался, пока Виктория возводила свою баррикаду. Больше всего его огорчало то, что она сама, двигает такую тяжелую мебель. Поручила бы лучше кому-нибудь из слуг. С другой стороны, конечно, неловко просить лакея или горничную помогать ей в домашней войне.

«Но хорошо все-таки, что она вновь окрепла духом», — подумал Лукас. Она уже чувствует себя гораздо лучше, чем утром. Жизнь входила в нормальное русло. Если их жизнь с Викки вообще можно назвать нормальной.

Лукас откинул одеяло и поднялся с постели.

С точки зрения стратегии недавней ссоры избежать было невозможно. Приходится принимать бой, и раз уж дело дошло до рукопашной, мужчина обязан защищать свою позицию.

Виктория еще не смирилась со своим браком. Она выросла упрямой и независимой, она слишком долго бегала на воле, словно дикий жеребенок. Пока не встретилась с Лукасом, ее сдерживали только врожденный интеллект, женская интуиция и желание не повредить репутации своей тети.

Но теперь она воспринимала Лукаса как некое препятствие, как угрозу своей независимости. Она разрывалась между любовью к нему и гневом и обидой за то, что он обманом заманил ее в этот брак.

Лукас припомнил всех мужчин, которые в Лондоне ходили перед Викторией на задних лапках, и с трудом подавил стон. Она привыкла, что все они знают свое место, ходят по струнке, она всегда командовала своими поклонниками.

Но Лукас чувствовал (хотя даже сама Виктория не осознавала этого), что ее покорила именно его воля: она не была уверена, что сможет совладать с ним. Сильная натура, она искала еще более сильного мужчину.

Найдя его, она тут же вызвала его на поединок. И все же Лукас сожалел, что дело дошло до открытого столкновения, хотя и понимал, что теперь, когда враждебные войска заняли свои позиции, он не может уступить и позволить Виктории строить жизнь по-своему: слишком дорого придется расплачиваться за это в будущем.

Жизнь их внезапно и круто изменилась. И Виктория должна осознать это. Они оба обязаны думать о своих потомках, а не только о себе. Такое имение, как Стоунвейл, — огромная ответственность, его необходимо сохранить. В нем не только их настоящее, но и их будущее.

В их детях его кровь соединится с кровью Виктории. Ей должна быть так же дорога эта земля, как и ему. Ни один из них не может продолжать вести тот беззаботный образ жизни, который был позволителен до брака.

Господи Боже! Он и в самом деле становится ханжой.

Кто знает — а вдруг новое поколение Колбруков уже в пути?.. Лукас с наслаждением представил себе, как обретет округлость тело Виктории, когда она будет носить его дитя.

Лукас вновь нахмурился, вспоминая, что она придвигала тяжелую мебель к его двери. Нельзя больше допускать такого, тем более сейчас — когда она, возможно, беременна! Виктория принадлежит ему, и он будет о ней заботиться, желает она того или нет.

Но сначала он должен прорвать ее оборону. Лукас припомнил кактусы в оранжерее леди Неттлшип и усмехнулся. Затем он подошел к своему шкафу и достал рубашку и бриджи…

Виктория заметила его в тот самый момент, когда он появился на карнизе окна — темная, сильная, грозная фигура на фоне серебристой ночи. Нет, не призрак из ее сна, а сам Лукас! Только теперь она поняла, что все это время ждала его.

Разве какая-то смешная преграда вроде ее туалетного столика, придвинутого к двери между их спальнями, могла остановить его?! Виктория села в постели, обхватив колени руками. Темная фигура отворила окно и ступила с карниза в комнату. Лукас был полностью одет.

— А, так это был туалетный столик, — небрежно заметил он, бросив взгляд в сторону двери. — Дорогая, тебе нельзя двигать тяжелую мебель. В следующий раз попроси кого-нибудь помочь.

— А что, будет еще и следующий раз? — тихо спросила она, ощущая опять повисшее между ними напряжение.

— Вполне возможно. — Он шагнул вперед и остановился в изножье кровати. — Боюсь, мы будем время от времени ссориться, радость моя. Учитывая твое безрассудство и мое коварство и занудство, ссоры неизбежны.

— Я ничего не говорила о коварстве, Лукас. Я бы предпочла назвать все это высокомерием, тиранией, а также упрямством.

— А как насчет ханжества?

— К сожалению, в последнее время оно тоже стало тебе свойственно.

Он осторожно опустил одну руку на кровать и скорбно улыбнулся:

— Отрадно по крайней мере слышать, что ты не считаешь меня совсем уж безнадежным.

Виктория съежилась:

— Лукас, если ты думаешь, что можешь прокрасться в мою комнату под покровом ночи и осуществить свои супружеские права, то очень ошибаешься. Если ты попытаешься лечь в мою постель, я закричу и разбужу весь дом.

— Весьма сомнительно. Ты не захочешь так унизить перед слугами ни себя, ни меня. К тому же вы очень заблуждаетесь на мой счет, миледи: я бы никогда не стал подвергать вашу гордость такому испытанию. Впрочем, как я уже отмечал, вы меня недооцениваете.

Она подозрительно посмотрела на него:

— Так что же вы собираетесь делать?

Он отвел глаза, посмотрел на открытое окно, где ночной ветерок играл опущенными шторами.

— Ночь зовет, мадам, а вы всегда принимаете вызов. Случалось ли вам совершать верховую прогулку среди ночи?

Она ошеломленно уставилась на него:

— Вы шутите?

— Вовсе нет.

— Вы приглашаете меня покататься — сейчас?

— Да.

— Новая уловка, верно? Вы надеетесь обезоружить меня, надеетесь, что я перестану сердиться?

— Верно.

— Вы даже не пытаетесь отрицать?

Он выразительно пожал плечами:

— С какой стати? Правда есть правда.

— Значит, я должна отказаться.

Насмешливая улыбка Лукаса блеснула в темноте.

— Вопрос не в том, должны вы или нет, а сможете ли вы отказаться?

Она все поняла, он слишком хорошо ее знает. Раздумывая, Виктория прикусила нижнюю губу. Отправиться с ним на прогулку — еще не капитуляция. Она просто воспользуется прекрасной возможностью для приключения. Верховая прогулка при свете луны! Звучит заманчиво! И потом, хотя головная боль улеглась уже несколько часов назад, заснуть она так и не смогла.

— Вы наверняка не правильно меня поймете, если я соглашусь прогуляться с вами, — сказала она.

— Вот как?

Она печально кивнула:

— Вы подумаете, что я простила вам вашу несправедливость.

— Я не так глуп — вы не скоро простите меня.

— Отлично. Я и не собираюсь вас прощать.

— Все понятно, — мрачно подтвердил он.

— И вы не должны рассматривать это как капитуляцию.

— Вы все объяснили как нельзя лучше, — заверил ее Лукас.

Виктория еще с минуту колебалась, а затем одним прыжком выскочила из кровати и бросилась к гардеробу, отыскивая бриджи, которые спрятала со времен их ночных вылазок в Лондоне.

— Отвернитесь, — приказала она, срывая с себя ночную рубашку.

— Зачем? Я уже несколько раз видел тебя обнаженной. — Лукас прислонился к изножью кровати и сложил руки на груди. — Я давно хотел посмотреть, как тебе удается натянуть бриджи.

Она сердито глянула на него, собрала одежду в охапку и удалилась за ширму в уголке комнаты.

— Лукас, ты не джентльмен, — объявила она из-за ширмы, поспешно одеваясь.

— Джентльмен тебе давным-давно бы наскучил. Сознайся хотя бы в этом, Викки.

— Не стану я ни в чем сознаваться.

Через десять минут Виктория стояла перед конюшней в накинутом на плечи плаще с капюшоном и укутанная в теплый шарф янтарного цвета. Держа в руках уздечку, она следила, как Лукас седлает ее лошадку и сонного Джорджа.

— Надеюсь, хоть об этом приключении мне не придется пожалеть, — вздохнул Лукас, подсаживая ее в седло.

— Поздновато вы спохватились. — Виктория подобрала поводья, наслаждаясь неожиданным ощущением — сидеть в седле по-мужски. — Больше всего ты мне нравишься, когда поступаешь вопреки «здравому смыслу». Поехали, Лукас.

— Тише, — предупредил он, вскакивая в седло. — Совсем темно. Следи внимательней за своей кобылой, Викки. Не сворачивай с дорожки.

— Но я хотела поехать через лес, — потребовала она.

— Я не уверен, все ли ловушки удалось убрать, — возразил он, — придется нам держаться проезжей дороги.

Виктория была слишком довольна, чтобы продолжать спор. Сама по себе верховая прогулка при свете луны казалась замечательным приключением. Она повернула к главной дороге, и Джордж послушно зашагал рядом с ее кобылкой.

Несколько минут они молча ехали под сводом деревьев, обрамлявших подъезд к усадьбе. Лукас заметил мимоходом:

— Я говорил с викарием, здесь можно насадить больше деревьев. Дуб или ясень, например. Строевой лес станет когда-нибудь прекрасным источником дохода для наших детей и внуков.

— Будь добр, Лукас, не надо сегодня вспоминать о доходах, — резко оборвала его Виктория.

— Может быть, ты готова поговорить о нашем будущем?

Она крепче сжала поводья:

— Лучше не стоит.

Голос Лукаса смягчился:

— Подумай — кто знает, не носишь ли ты уже моего ребенка?

— Вот уж о чем мне нисколько не хочется думать!

— Тебе так страшно? Не ожидал от тебя, Викки. Насколько мне известно, ты не трусиха.

— Ты позвал меня на прогулку, чтобы побеседовать о своем наследнике? Если так, лучше нам сразу повернуть обратно.

С минуту он помолчал. Потом спросил:

— Я настолько отвратителен тебе, что ты не хочешь даже подарить мне ребенка?

— Успокойся, ты совсем не отвратителен, — взорвалась она. Снова он пытается оказать на нее давление. — Разве в этом дело?

— И на том спасибо.

Виктория вздохнула:

— Просто я не хочу думать о твоем наследнике — ни сегодня ночью, ни завтра, ни в любую другую ночь, до тех пор, пока мы не уладим наши недоразумения.

— Все наши недоразумения сводятся к твоей гордыне и боязни потерять свою независимость. Будет ли тебе легче, если ты поймешь, что не только ты лишилась свободы?

Она искоса глянула на него:

— Уж не себя ли вы имеете в виду, милорд?

— Да.

— На мой взгляд, вы вполне свободны.

— Посмотри внимательнее, Викки. Я утратил свою свободу в тот день, когда унаследовал Стоунвейл. Я прикован к этой земле, обречен да конца жизни нести ответственность перед нашими детьми и потомками.

— И вы всегда исполняете свои обязанности, невзирая на последствия. — Она пристально глядела на дорогу впереди, не зная, что услышит в ответ.

— Я буду делать все, что в моих силах, Викки, даже если что-то не найдет отклика в твоей душе. Но хочу, чтобы ты помнила даже в разгар сражения: все, что я делаю — делаю в надежде, что так будет лучше для нас обоих и для нашего будущего. Я ведь не спорю с тобой по пустякам. — Он улыбнулся. — Поверь мне, наша битва поглощает столько времени и сил, что я не могу тратить их на мелочи. Я уступаю тебе во всем, где можно.

— Уступаешь мне? — возмутилась она. — Это ты называешь уступкой? По-моему, вы, как всегда, переоцениваете себя, милорд.

Он легко взмахнул рукой, словно пытаясь охватить залитый лунным светом мир:

— Посмотри вокруг, дорогая. Кто из твоих знакомых выбрался бы из теплой постели в такой час ночи только для того, чтобы доставить тебе удовольствие?

Она невольно улыбнулась ему в ответ. Отправляясь в столь поздний час вместе с Лукасом на поиски приключений, она испытывала необыкновенное волнение. Сейчас она даже не могла вызвать в себе тот гнев, который лелеяла в продолжение всего дня.

— Боюсь, милорд, никто из моих знакомых не сделал бы мне такого одолжения. Однако я никогда и не подвергала их подобному испытанию. Может быть, если бы я занялась поисками, я бы нашла благородного джентльмена, а то и двух, которые согласились бы потакать моим причудам.

— Если я поймаю тебя за подобными поисками, тебе с неделю не удастся сесть верхом на лошадь.

Ее радость тут же угасла.

— Вот и вся ваша уступчивость, милорд.

— Всему есть свои границы, миледи, и вам придется с этим считаться.

— Кстати о границах, причислите к ним и мой туалетный столик — я намерена придвигать его к двери каждую ночь! — пригрозила Виктория.

Лукас снисходительно усмехнулся:

— Даже в самую безлунную ночь я смогу подобраться к вашему окну по карнизу. Но предупреждаю вас, миледи, если вы принудите меня к подобной вылазке в дурную погоду, я могу не проявить к вам особого терпения, когда наконец влезу в ваше окно.

— И тем не менее вы все-таки влезете в мое окно?

— Можете положиться на меня, моя радость. Вы увидите меня в окне так же верно, как утром — восход солнца.

Виктория вновь отважилась бросить на него быстрый взгляд и увидела, что Лукас пристально смотрит на нее. В глазах его отражался свет луны… Все ее тело немедленно откликнулось на его безмолвный призыв. Лукас хотел ее и не пытался скрыть свое желание. Она ощутила свою власть над ним, и голова ее закружилась от волнения.

В эту минуту ее лошадка негромко заржала.

— Лукас, я…

— Тише! — Лукас подобрал поводья и протянул руку, чтобы остановить ее лошадь. Желание в его глазах мгновенно сменилось напряженным вниманием.

Она инстинктивно понизила голос:

— Что такое?

— Кажется, мы тут не одни, — ответил он. — Быстро. К деревьям.

Виктория не спорила. Она послушно последовала за Лукасом в темноту ночного леса у обочины дороги. Там они укрылись, следя за освещенной светом луны дорогой.

— От кого мы прячемся? — шепотом спросила она.

— Я еще не уверен, но могу представить себе, кто бродит здесь среди ночи.

— Разбойник! — сразу оживилась Виктория — Значит, он не убрался отсюда. Ой, Лукас, как здорово! Мне в жизни еще не попадался настоящий разбойник!

— Чему можно только радоваться, мадам. И мне приходится винить самого себя за то, что сегодня вы приобретете еще и этот опасный опыт.

Виктория услышала, как где-то на дороге зацокали копыта. Секунду спустя из-за поворота показалась темная фигура верхом на неуклюжей, скорее всего крестьянской лошади. Разбойник был укутан в ветхий черный плащ, нижняя часть лица завязана платком.

Когда он выехал на середину дороги, Виктория заметила, что он нетерпеливо бьет пятками в раздутые бока лошади. Понукающий голос всадника отчетливо разносился в ночном воздухе:

— Быстрее, быстрее, лентяйка! Что, у нас вся ночь впереди? Карета вот-вот приедет. Пошевеливайся, черт бы тебя побрал, толстая кляча!

Лошадка неторопливо трусила по дороге, пока всадник не заставил ее свернуть в лес, чтобы спрятаться у дороги прямо напротив Виктории и Лукаса.

Виктория поняла, что они вынуждены оставаться в своем укрытии. Они не могут показаться на дороге, пока тот человек, разбойник он или нет, не уберется отсюда. Ей почудилось, что Лукас, по своей привычке, тихо выругался про себя. Но прежде чем ей удалось привлечь внимание Лукаса и спросить его, как он собирается выручить их из столь затруднительного положения, тишина вновь была нарушена — на этот раз скрипом колес.

Похоже, им предстоит стать свидетелями очередного акта пьесы о подвигах ночного грабителя.

Через несколько секунд из-за угла показалась разбитая карета, запряженная парой столь же дряхлых лошадей. Старый рыдван с царственной неторопливостью катил по дороге.

Разбойник, без конца понукая лошадь, выбрался из леса на дорогу. В руке он держал огромный пистолет.

— Стой! — крикнул он. — Выкладывай кошельки!

Кучер испуганно взвизгнул и поспешно подобрал поводья, заставляя и без того медлительных лошадей остановиться.

— Эй вы, — неуверенно окликнул он грабителя, — чего вы хотите?

— Ты слышал меня, приятель. Вели пассажирам отдать мне все добро, не то хуже будет.

Лукас вздохнул:

— Мы не можем допустить, чтобы это безобразие продолжалось в наших местах. Стой где стоишь, Викки. Ни под каким предлогом не выходи из-за деревьев, если только я не позову тебя. Поняла?

Она догадалась, что он собирается схватить разбойника.

— Я помогу тебе.

— Забудь об этом. Не двигайся с места. Это приказ, Викки.

Не дожидаясь ответа, Лукас достал из кармана пистолет и выехал на дорогу за спиной у разбойника.

Глава 15

— Довольно глупостей! Отдай мне пистолет, парень, пока беды не натворил.

Лукас говорил удивительно спокойным и беспрекословным тоном, который пускал в ход очень редко, но всегда с поразительным эффектом. Невозможно было не исполнить приказ, произнесенный таким голосом. Он даже на Викторию произвел впечатление.

Разбойник резко повернулся в седле:

— Какого черта? Эй, ты кто такой? Карета моя. Пойди поищи себе другую. Я делиться не намерен.

— Ты меня не понял, приятель. Карета мне не нужна. У меня совсем другое ремесло. Отдай мне пистолет.

— Кто ты такой? — голос разбойника дрогнул. — Мистер, вы кто? Вы же не привидение, верно? Не привидение?

— Пистолет! — Лукас слегка повысил голос — и в ту же минуту пистолет лег в его повелительно протянутую ладонь. — Умница. А теперь посмотрим, что с пассажирами.

В тот же миг кучер, несомненно, полагавший, что теперь к первому разбойнику присоединился второй, воспользовавшись моментом, спрыгнул на землю и со всех ног бросился в лес.

Из кареты донесся пронзительный вскрик: кто-то из пассажиров отважился поглядеть в окно и увидел, как кучер спешно покидает свой пост.

Этот вскрик напугал лошадей, они захрапели и рванулись вперед, увлекая за собой брошенные поводья.

— Черт побери! — Лукас попытался ухватить одну из лошадей за узду, но промахнулся.

Тут и разбойник решил воспользоваться случаем: изо всех сил он ударил свою неповоротливую лошадку пяткой в живот. Животное дернулось в испуге и тяжело затрусило по дороге в направлении, противоположном тому, откуда приехала карета.

Из распахнутого окна кареты донесся еще один вскрик.

Виктория увидела, как Лукас разворачивает своего коня в погоню за каретой, и решила не терять больше времени. Карета оказалась теперь гораздо ближе к ней, нежели к Лукасу, а разбойник, того и гляди, мог ускользнуть.

Виктория подхлестнула свою кобылу и выехала на дорогу:

— Я остановлю карету, Лукас! Не упускай его!

Повинуясь ей, лошадь Виктории пошла бок о бок с упряжкой, и Виктория, изловчившись, поймала отпущенные вожжи. Животные замедлили шаг, словно обрадовавшись, что вновь попали в разумные человеческие руки. Наконец встали.

— Бога ради, осторожнее! — крикнул ей Лукас, но было ясно, что карета уже в безопасности. Тогда он развернул своего жеребца и поскакал за медлительной крестьянской лошадкой.

Виктория похлопала взмыленных лошадей, оглянулась и с удовлетворением отметила, что фермерской лошадке не под силу тягаться с кровным жеребцом Лукаса, у разбойника не оставалось ни малейшего шанса на спасение.

Подобрав поводья запряженных в карету лошадей, Виктория натянула капюшон плаща по самые глаза, чтобы ее невозможно было разглядеть.

— Все в порядке! — крикнула она спрятавшемуся в кустах кучеру. — Можете выходить. Опасность миновала. Так что займитесь лошадьми, любезный.

Хрупкая пожилая женщина с большим тюрбаном на голове выглянула из окна кареты.

— Господи Боже, ведь вы — женщина? Скажите, куда катится мир, если женщины разъезжают по ночам верхом, да еще в бриджах? Вам должно быть стыдно, красотка!

Виктория усмехнулась.

— Конечно, мэм, — кротко ответила она, — мой муж все время твердит мне об этом.

— Интересно, где сейчас ваш муж?

Виктория кивком указала на дорогу: Лукас уже вел к карете поникшего разбойника.

— Вот и он, мэм. Он поймал для вас разбойника.

— Господи, мне-то он зачем! — Женщина поспешно спряталась в карету и заговорила со своей спутницей, похоже, та давно уже впала в истерику.

— Бога ради, Марта, перестань хлюпать носом и кликни Джона-кучера. По-моему, он удрал в лес. В наши дни даже на слуг нельзя положиться.

— Здесь я, мэм, — виновато отозвался кучер, торопливо продираясь сквозь кусты. — Я только хотел улучить момент и сцапать дерзкого малого. — Тут он тревожно оглянулся на Викторию, которая молча протягивала ему поводья. — А вы не будете нас грабить?

— Нет, сегодня не буду.

— Господи Боже, неужели она похожа на разбойника! — Голова в тюрбане вновь вынырнула из окна, и пожилая дама укоризненно посмотрела на своего кучера, наконец-то занявшегося лошадьми. — Это всего-навсего сумасбродка, облачившаяся в мужской наряд, — стыд-то какой! Чтобы леди скакала по ночам в таком виде! Будь у ее мужа хоть капля здравого смысла, он бы ее выпорол.

Лукас, как раз подоспевший со своим пленником, услышал ее замечание.

— Когда-нибудь я воспользуюсь вашим советом, мадам, — пообещал он.

Женщина сразу же набросилась на него:

— Значит, вы и есть ее муж? Бога ради, как вы позволяете ей появляться в таком виде?

Лукас улыбнулся:

— Я пытаюсь совладать с ней, но, уверяю вас, это нелегко. С вами все в порядке?

— Да, все хорошо, благодарю вас. Мы слишком задержались в гостях. Постараюсь впредь не совершать подобной ошибки. А что вы сделаете с ним? — кивком головы женщина указала на несчастного разбойника, чье лицо все еще было скрыто платком, словно маской.

— Полагаю, — задумчиво протянул Лукас, — полагаю, я должен сдать его властям.

Разбойник в знак протеста тихонько заскулил, но тут же умолк.

— Вот именно, властям, — проворчала женщина, — он это заслужил. А когда вы покончите с этим, я бы посоветовала вам заняться женой. Если вы разрешите ей разгуливать по ночам в бриджах, она плохо кончит, попомните мои слова. Ладно, довольно болтать. Возвращаемся домой, Джон.

— Да-да, миледи. — Кучер вновь плюхнулся на свое место и подобрал вожжи. Карета тут же тронулась с места и вскоре скрылась за поворотом.

Виктория с любопытством посмотрела на разбойника. Не требовалось особых детективных талантов, чтобы понять: лошадь он прихватил на ближайшей ферме.

— По-моему, профессиональному разбойнику нужна бы лошадка поживее. Ты кто такой? Из этих мест?

Разбойник вновь заскулил и бросил жалобный взгляд на Лукаса, словно ожидая от него поддержки.

— Отвечай леди, — негромко приказал ему Лукас.

Незадачливый грабитель нехотя поднял руку и стянул платок со своего лица. Виктория поразилась, увидев, что разбойнику едва ли минуло пятнадцать. Парнишка переводил затравленный взгляд с Лукаса на нее:

— Зовут меня Билли.

— Билли — а дальше? — спокойно уточнил Лукас.

— Билли Симмс.

— Что ж, Билли, похоже, ты попал в беду, — проговорил Лукас, пряча свой пистолет. — Граф Стоунвейл не позволит разбойникам хозяйничать на его земле.

— Плевать я хотел с высокой колокольни, чего он там позволит, ваш надутый граф! — взорвался Билли. — Если бы граф не выбросил нас с мамой и сестренкой из дому, я бы не стал разбойничать. А чего мне было делать, раз папаня помер от лихоманки? Мы теперь с теткой живем, у нее и повернуться-то негде. Что же, я должен глядеть, как мои бабы все с голоду передохнут? Черта с два! Делаю что могу, а пистолет мне еще от папани достался, вот и весь разговор.

Лукас какое-то время молча глядел на него:

— Кажется, ты прав, Билли. На твоем месте я, вероятно, поступил бы так же.

Билли изумленно уставился на него:

— Да вы же джент. Неужто вы бы пошли грабить на дорогу?!

— Как ты знаешь, Билли, мужчина должен исполнять свой долг. Однако, я слышал, в здешних местах многое изменилось в последнее время. В Стоунвейле теперь новый хозяин.

— Помяните мое слово, он выйдет не лучше прежнего. Все они одинаковые, графья. Только кровь из нас сосут. Ма говорила, правда, что новые совсем другие, и в деревне толковали про привидение, только я в это не верю.

— В самом деле? — Жеребец Лукаса вздернул голову, но хозяин ласково потрепал его по загривку, и Джордж успокоился. — А ведь поначалу ты принял меня за привидение, верно?

Билли мрачно глянул на него:

— Вы меня врасплох застали, вот и все. Привидений не бывает. — Однако мальчик не мог отвести взор от золотистого шарфика Виктории. Его янтарное сияние бросалось в глаза даже при свете луны.

— Думаю, ты снова прав, Билли. Впрочем, это не так уж и важно. Пора заняться нашей проблемой.

Тыльной стороной ладони Билли утер нос:

— Какой проблемой?

— Как нам поступить с тобой.

— Чего бы вам не застрелить меня вашим проклятым пистолетом, и дело с концом?

— Тоже выход. Вполне достойный конец для разбойника. А вы что скажете, мадам? — Лукас оглянулся на Викторию.

— По-моему, — негромко заговорила Виктория, — Билли следует явиться завтра утром в конюшню лорда Стоунвейла и сказать главному конюху, что ему ведено приступить к работе. А пока пусть отправляется домой, чтобы его мама не беспокоилась. Представляю, как она переживает из-за него.

Билли подобрался:

— Чего ради мне дадут работу у графа?

— Не сомневайся, Билли, — спокойно подтвердил Лукас, — ты получишь работу. Жизнь наладится. Конечно, разбойником быть веселее, но мы уже договорились: мужчина обязан исполнять свой долг. Ты должен позаботиться о своих женщинах и оставить свое опасное ремесло, иначе не сегодня завтра тебя убьют.

Мальчик подозрительно прищурился:

— Вы со мной шутки шутите.

Виктория улыбнулась, по-прежнему скрывая свое лицо в тени капюшона.

— Мы не шутим, Билли. Возвращайся домой к маме, а утром приходи к главному конюху. Наверное, на первых порах твой заработок будет не так велик, как добыча на дороге, зато дело надежное. Твоей семье нужен постоянный источник дохода. Ты ничего не теряешь, верно? Если не понравится работа, всегда можешь вернуться на Большую дорогу. Билли уставился на нее, словно стараясь проникнуть взглядом под капюшон. И вдруг испуганно опустил голову:

— Это вы и есть, да? Вы оба, верно, призраки. Янтарный рыцарь и его леди. Вон какой на вас шарф. Стало быть, в деревне говорили правду. Вы вернулись и разъезжаете теперь ночами по Стоунвейлу.

— Отправляйся домой, Билли. На сегодня довольно приключений.

— Слушаюсь, сэр. Вам не придется приказывать мне дважды. Просто я не привык болтать с привидениями. — Билли дернул за уздечку, пнул свою медлительную лошадку и заставил ее двинуться по дороге трясучей рысцой.

Виктория следила за ним, пока мальчик не скрылся за поворотом. Тогда она откинула капюшон и тихо рассмеялась:

— Должна признать, милорд, всякий раз, когда мы с вами выбираемся вместе в полночь, нас поджидает настоящее приключение.

Лукас негромко выругался.

— Мы с вами не скучаем, верно, мадам?

— Не скучаем. А что теперь?

— Думаю, надо исполнить совет леди из кареты. Поехали домой, и я отлуплю вас за дерзость, с какой вы появляетесь среди ночи верхом, да еще в бриджах. Или не стоит?

— Не стоит, — весело согласилась Виктория. — И потом, сегодняшнее приключение затеяли вы — было бы несправедливо наказывать меня.

— Разве вы принимаете меня за справедливого человека, Виктория? Вы считаете, что я тиран, деспот и совершенно не считаюсь с вашими чувствами. Кстати, я еще не упомянул ханжу…

Виктория опустила ресницы.

— Лукас, я…

— Не продолжай, Викки. Нам пора возвращаться домой. На сегодня приключения закончились.

Джордж послушно повернул голову в ту сторону, откуда они приехали, и лошадке Виктории пришлось последовать за ним.

Через полчаса Виктория была уже в безопасном прибежище собственной постели — и опять одна! Она снова не могла заснуть.

Ворочаясь с боку на бок, то и дело поправляя подушку, она вспоминала слова Лукаса: вы считаете, что я тиран, деспот и совершенно не считаюсь с вашими чувствами…

И она была права — в сотый раз повторяла Виктория. Разве не поэтому они сегодня поссорились? Она ведь знала, что рано или поздно Лукас покажет свое истинное лицо и поведет себя как любой другой «джентльмен», дорвавшийся наконец до богатого приданого.

Но Виктория прекрасно понимала, что любой другой джентльмен из числа ее знакомых выдал бы несчастного Билли властям и не испытывал бы никаких угрызений совести от того, что беднягу вздернут. Или же, если бы подобный джентльмен вообразил себя настоящим мужчиной, он пристрелил бы мальчика прямо на дороге.

Однако когда Виктория поняла, что разбойник на самом деле был мальчишкой из местных, она не сомневалась, что Лукас не обойдется с ним плохо. Ей и в голову не приходило, что он способен застрелить мальчика или отправить его на виселицу.

По правде говоря, ее муж мало походил на джентльменов ее круга, о чем Виктория прекрасно знала с самого начала. Именно поэтому она и оказалась за ним замужем.

Конечно, иногда Лукас бывал несправедлив, заносчив, и тогда она называла его тираном.

Перевернувшись на другой бок, Виктория глянула в сторону двери, соединявшей ее комнату с комнатой Лукаса. Туалетный столик по-прежнему преграждал путь. Проводив Викторию до двери ее комнаты, Лукас сразу удалился к себе.

Виктория в глубине души надеялась, что ночное приключение закончится для них в постели, Лукас поступил иначе, и это обескуражило ее.

Виктория забеспокоилась, не зашла ли она слишком далеко, забаррикадировав дверь. Может быть, она нанесла непоправимый удар гордости Лукаса. В конце концов, он ее муж. У него есть право на нее.

Она сознавала, что и на ней лежат определенные обязательства.

Брак между ними означал партнерство, он соединял их точно так же, как ночные приключения.

Она хотела сейчас быть рядом с Лукасом.

Виктория отказалась от безнадежных попыток уснуть и выскользнула из-под одеяла. В легкой ночной рубашке она подбежала к туалетному столику, намереваясь отодвинуть его от двери. Она прислушалась, не донесется ли из-за двери какой-нибудь звук, свидетельствующий, что и Лукасу не удается заснуть, однако ничего не услышала.

Больше всего ей хотелось тихонько приоткрыть дверь и заглянуть в комнату Лукаса, проверить, в самом ли деле он уснул, но ее собственная баррикада преграждала ей путь. Конечно, можно убрать столик, но шум разбудит Лукаса.

Виктория оглянулась на окно и улыбнулась. Если граф Стоунвейл сумел перебраться из одной комнаты в другую по карнизу, то с этим справится и его жена.

Виктория решительно направилась к окну, распахнула его и посмотрела вниз. Ей показалось, что карниз расположен очень высоко над землей и притом вовсе не так широк, как она предполагала. И все же Лукас прошел по нему, несмотря на свою больную ногу.

Виктория глубоко вздохнула и вылезла из окна. Холодный воздух тут же пробрался под ее тонкую муслиновую рубашку, и Викторию охватила дрожь.

Цепляясь за холодный каменный выступ стены, Виктория стала медленно продвигаться к соседнему окну. Задача была гораздо труднее, чем казалось вначале. Внезапно она обнаружила, что плохо переносит высоту. Стоило ей глянуть вниз — и все плыло у нее перед глазами.

На полпути между двумя окнами Виктория застряла. Она не могла заставить себя двинуться дальше. Лукас рассказывал о своем путешествии по карнизу так легко, словно речь шла об обыкновенной прогулке. Виктория не понимала, как ему удалось здесь пройти, она была вынуждена признать свое поражение.

Она попыталась вернуться по карнизу назад и только теперь поняла, в каком трудном положении оказалась — руки не слушались ее. Вернуться назад было так же непросто, как и идти вперед.

Просто смешно. Виктория ругала себя, но двинуться с места не могла. Дрожа от холода, она закрыла глаза и плотнее прижалась к каменной стене, пытаясь собраться с мыслями и найти какой-то выход. Не может же она торчать здесь всю ночь. Виктория открыла глаза и заметила, что Лукас не запер свое окно.

— Лукас? Лукас, ты меня слышишь?

Ответа не последовало, и Виктория почти отчаялась. Она могла бы завизжать в надежде разбудить кого-нибудь из слуг, но ей даже думать не хотелось о подобном унижении.

— Лукас! — чуть погромче позвала она, — Лукас, ты здесь? Черт побери, Стоунвейл, это ты во всем виноват. Проснись и помоги мне.

— Ад и все дьяволы! — рявкнул Лукас, внезапно появляясь в окне. — Мне следовало бы догадаться, на что ты способна. Какого черта ты тут делаешь?

Виктория мгновенно успокоилась.

— Вышла погулять, — проворчала она, — но, похоже, у меня небольшие проблемы с высотой.

— Стой спокойно. Сейчас я приду и сниму тебя.

— Я стою. — Виктория наблюдала, как появляется из окна и ступает на карниз босая нога Лукаса. — Боже мой, ты же совсем голый!

— Извини, если я вновь оскорбил твои деликатные чувства. Может быть, мне сначала одеться?

— Нет! Не смей! Сначала сними меня с ужасного карниза!

— Слушаюсь, миледи. К вашим услугам, миледи. Рад помочь, миледи. Не орите так, миледи, не то слугам будет о чем потолковать завтра поутру.

Сильные пальцы ухватили Викторию за запястье. Теперь она была в безопасности.

— Как же ты смог пройти здесь, когда пробирался в мою комнату?

— Уверяю тебя, я тоже не любитель прогулок по карнизам. Я был вынужден воспользоваться этим путем — ведь ты придвинула к двери туалетный столик. Насколько я понимаю, он все еще стоит там, и потому ты решила последовать моему примеру?

— Да, все обстоит именно так, — радостно согласилась Виктория, осторожно продвигаясь за Лукасом к его окну.

Спустя секунду она была уже в его комнате, в безопасности. Облегченно вздохнув, Виктория стряхнула невидимую пыль с рук.

— Благодарю тебя, Лукас. Должна признаться, мне там было в самом деле не по себе.

— Должен признаться, я чуть не поседел, когда увидел тебя там. — Он обхватил ее за плечи и страстно обнял. — Конечно, я счастлив увидеть, с каким энтузиазмом ты прорываешься в мою постель, но в другой раз, когда у тебя возникнет такое желание, лучше просто постучи в мою дверь.

Виктория нахмурилась:

— Не заноситесь, милорд!

— Вот как? Ты хочешь сказать, что вылезла на карниз только потому, что заскучала и решила немного развлечься, прогуливаясь от одного окна до другого?

Спорить было бесполезно. В самом деле, глупо отрицать, что она направлялась к нему в спальню.

— Не надо дразнить меня, Лукас. Мне и так неловко.

Он улыбнулся своей медленной чувственной улыбкой:

— Тебе так трудно сознаться, что ты наслаждаешься нашими супружескими приключениями, радость моя?

— Дело в другом. Я сердилась на тебя весь день, а теперь ты решишь, что я заявилась к тебе для того, чтобы ты занялся со мной любовью.

— Разве у тебя другие намерения?

— Но отсюда вовсе не следует, что я была не права во всем остальном. Наверное, ты подумал, что я изменила свое мнение, или того хуже — что всегда сможешь ублажить меня, выманив на ночную прогулку. На самом деле все совсем не так.

Он тихо рассмеялся:

— Во всем случившемся нет ничего постыдного для тебя, Викки. Впрочем, если тебе будет легче, я согласен: твое присутствие здесь вовсе не означает, что ты простила меня раз и навсегда. Это тебя устроит? Завтра мы начнем наше сражение с тех же позиций, на каких остановились сегодня, если, конечно, тебе будет угодно.

— Лукас, ты неисправим. Ты прекрасно понимаешь, что завтра между нами будет все по-другому. Как я смогу держать тебя завтра на расстоянии, если сегодня мы займемся любовью?

— Действительно, — сказал он, подхватив Викторию на руки и укладывая ее в свою постель, — и как ты сможешь держать меня на расстоянии?

Сквозь ресницы Виктория следила, как Лукас опускается на постель рядом с ней.

— Наверное, мне лучше занять в твоей конюшне место Билли Симмса. Тогда я смогу отработать содержание, которое ты решишь мне выделить.

Лукас поцеловал ямочку на ее шее:

— Ты могла погибнуть или искалечиться, сорвавшись с чертова карниза, и все для того, чтобы продолжать наш спор? А не лучше ли нам все-таки заняться любовью?

Виктория вытянулась и обвила руками шею Лукаса:

— Я пришла сюда, чтобы позволить тебе исполнить твой супружеский долг и… быть любимой.

— Вот и прекрасно. — Его руки нежно сжали груди Виктории, и он прильнул поцелуем к ее губам.

Спустя какое-то время Виктория сонно пошевелилась в широкой постели. Открыв глаза, она увидела, что Лукас стоит у окна и уже одной ногой ступил на карниз.

— Боже мой, что ты делаешь?

— Надо убрать туалетный столик от твоей двери. Или ты хочешь, чтобы горничная обнаружила утром, как ты защищаешься баррикадами от своего мужа?

— Нет, конечно. Только осторожнее, Лукас.

— Я скоро вернусь.

Лукас растворился в ночи, и через пару минут Виктория услышала, как он передвигает на место тяжелый туалетный Столик. Дверь между комнатами распахнулась, и Лукас вошел в спальню. Виктория сердито покосилась на него.

— Что опять не так? — спросил он, укладываясь рядом с ней.

— Не понимаю, как ты можешь свободно разгуливать нагишом?

— А кто меня увидит? Только ты. — Он усмехнулся, прижимаясь ногой к бедру Виктории. — Но ты ведь и сама совсем обнаженная.

— Ну и что. — Виктория запнулась. — Да, Лукас, я должна сказать тебе одну вещь.

— Что, моя радость?

Виктория внимательно посмотрела на Лукаса, подбирая слова:

— Насчет нашего спора.

— Какого из них?

— О моих деньгах.

— Может быть, отложим разговор до завтрака? Я немного устал. Скакать верхом среди ночи, спасать леди с карниза, двигать тяжелую мебель — согласись, довольно утомительно для мужчины моих лет.

— Лукас, это слишком серьезно.

— Хорошо, говори, а потом мы наконец поспим.

— Я просто хотела попросить у тебя прощения за большую часть оскорблений, высказанных мной в ходе дискуссии о деньгах, — торжественно произнесла Виктория.

— За большую часть оскорблений? Стало быть, не за все?

— Нет, не за все, потому что я все-таки была отчасти права. Хотя мне и не следовало утверждать, будто ты такой же, как все мужчины, которые только и помышляют, как бы им завладеть деньгами жены. Откровенно говоря, ты очень отличаешься от всех знакомых мне мужчин.

Лукас коснулся янтарного кулона, покоившегося у нее на груди:

— И ты тоже не похожа на женщин, с которыми я когда-либо был знаком. Поскольку ты извинилась за свои слова — за большую часть оскорблений, — я полагаю, самое меньшее, что я могу сделать, — это отказаться от угрозы лишить тебя всех денег, кроме скромного месячного содержания.

— Да уж, пожалуйста. Право, Лукас, ты себе не представляешь, каким противным голосом ты пригрозил мне тогда.

Лукас рассмеялся, ласково притягивая ее к себе на грудь:

— Слышала бы ты, каким противным голосом разговариваешь, когда сама пытаешься заставить меня плясать под твою дудку, чтобы удовлетворить свои прихоти.

— Я вовсе не пытаюсь…

— Неужели? — Лукас легко дотронулся до ее щеки. — Ты постоянно устраиваешь мне испытания, Викки; то и дело проверяешь, насколько я готов уступить тебе. А когда тебе кажется, что успех близок, а я отказываюсь в очередной раз сделать по-твоему, ты видишь во мне самого заурядного, несправедливого мужа-тирана, интересующегося лишь деньгами жены.

Внезапно Виктория осознала, что Лукас вполне серьезен.

— Лукас, ты заблуждаешься!

— По-моему, это правда, радость моя. И откровенно говоря, я не виню тебя, поскольку у тебя есть немало причин сомневаться во мне. Но я не желаю быть под твоим каблуком.

Виктория застыла.

— Значит, вот как ты воспринимаешь меня! Ты думаешь, я только и делаю, что пытаюсь подчинить тебя себе?

— Я думаю, ты пытаешься доказать, что я не могу распоряжаться тобой и что именно ты управляешь мной и той ситуацией, в которой мы оказались. Вполне естественная реакция, но это отравляет жизнь нам обоим.

— Нет, это ты старался подчинить меня и манипулировать мной — причем с самого начала, — негромко возразила Виктория. — Вспомни, ты сам признался в этом в первый же вечер в саду моей тети, заявив, что я не в силах отвергнуть тебя, ведь ты дашь мне то, чего не в состоянии предложить никто другой.

— Так оно и было.

— Разве ты не должен попросить у меня прощения хотя бы за это?

— Какой смысл? Я ни в чем не раскаиваюсь. — Лукас коснулся губами ее губ. — Я пошел бы на все, лишь бы завладеть тобой.

Легкая дрожь пробежала по телу Виктории. «Лукасу нужна была невеста с приданым — и он ее получил». Их сделка не предусматривала любви, во всяком случае с его стороны. С самого начала он неумолимо, беспощадно продвигался к своей цели. Она не должна забывать об этом ни на минуту, и прежде всего когда он сжимает се в своих объятиях. В такие минуты слишком легко поверить во взаимность, поверить, будто Лукас вовсе не требует от нее безоговорочной капитуляции.

— Изабелла Рикотт как-то заметила, что женщине нужен не сильный мужчина, а слабый — им легко управлять, — задумчиво произнесла Виктория. Их губы почти соприкасались.

— Взгляни на меня, дорогая. Я полностью в твоей ила-сти. Покорный раб твоих вожделений. Какой еще мужчина тебе нужен?

— Конечно, милорд. В этой части брака вы всегда готовы пойти мне навстречу. — Виктория приоткрыла губы и провела языком по уголку его рта.

Лукас глубоко вздохнул и постарался доказать своей леди, насколько охотно готов служить ей «в этой части брака».

Перед рассветом Виктория вновь ненадолго проснулась, Лукас беспокойно метался во сне. Она нащупала рукой грубый шрам на его бедре и принялась массировать сведенные судорогой мышцы. Почти сразу же Лукас затих и погрузился в спокойный сон.

Виктория лежала еще несколько минут с открытыми глазами, с удивлением размышляя, почему в Стоунвейле ее прекратили преследовать кошмары (если не считать, конечно, первой ночи). Однако легкий тошнотворный привкус страха еще не исчез из ее жизни. Виктория не могла отделаться от ощущения, что какая-то смутная угроза неотступно следует за ней.

Она теснее прижалась к сильному горячему телу Лукаса, и он обнял ее во сне. Высвободив руку, Виктория коснулась янтарного кулона, украшавшего ее грудь. В последние дни этот жест стал для нее привычным. Потом она успокоилась и заснула.

Глава 16

— Вы мне не поверите, мэм, но говорят, привидения опять видели прошлой ночью. Прямо дрожь берет, верно? Правда, местные, похоже, только рады, что эта парочка привидений явилась снова. Эти деревенские, они такие странные. — Нэн застегнула на Виктории лиф желтого муслинового платья и достала щетку для волос с серебряной ручкой.

Виктория с любопытством взглянула в зеркало на свою горничную:

— Вы говорите о Янтарном рыцаре и его леди?

— Да, мэм. Я слышала про них на кухне.

— А где именно их видели? — поинтересовалась Виктория.

В эту минуту дверь из соседней спальни распахнулась, и Лукас вошел в комнату. Виктория с облегчением отметила, что на сей раз он полностью одет. Но больше ее обрадовало, что больная нога, по всей видимости, его совсем не беспокоила.

— Доброе утро, милорд. — Нэн сделала книксен и вновь принялась расчесывать короткие локоны Виктории, укладывая их в живописном беспорядке — по последнему слову моды.

— Доброе утро, — весело ответил Лукас. Его глаза встретились в зеркале с глазами Виктории, и он безмятежно улыбнулся ей. — Продолжай, Нэн. Так где же видели призраков?

Глаза Нэн засияли.

— Они ехали там, по дорожке, в полночь. Можете себе вообразить? Станут приличные привидения разъезжать по ночам верхом на лошади, я вас спрашиваю? А некоторые тут говорят, будто видели их своими глазами.

— Я склонен согласиться с вами, — с самым серьезным видом заявил Лукас, по-прежнему глядя на Викторию в зеркало. Она заметила в его глазах озорной блеск. — Уважающие себя призраки не станут разъезжать по ночам. А кто их видел?

— Тут я не совсем уверена, милорд. Мне рассказала судомойка, а она слышала от мальчика, который пришел сегодня утром наниматься на работу в конюшню, а уж откуда он слышал, я не знаю, — ответила Нэн.

— Должно быть, он сам выдумал эту историю с начала до конца, — произнесла Виктория. — Спасибо, Нэн, достаточно.

— Да, миледи. — Нэн снова присела и вышла из комнаты.

Лукас усмехнулся:

— Ставлю десять к одному, Билли здорово переиначил события прошедшей ночи, — Да уж, наверное, — засмеялась Виктория. — Замечательный получился розыгрыш, правда, Лукас?

— Боюсь, тебе будет не до смеха, когда кто-нибудь наконец догадается, что привидения — всего-навсего живой граф Стоунвейл и его озорная графиня. Впрочем, когда появится проблема, тогда и будем ею заниматься. Ты готова к завтраку?

— Да. Признаться, у меня сегодня просто необыкновенный аппетит.

— Интересно, с чего бы это, — пробормотал Лукас, открывая дверь перед своей графиней.

Виктория подхватила мужа под руку:

— Физические упражнения всегда способствуют хорошему аппетиту, милорд. Какие у вас планы на сегодня?

— Мне надо встретиться с викарием, обсудить кое-какие идеи насчет новой системы орошения. А у тебя, дорогая?

Виктория горестно усмехнулась:

— Наверное, мне придется провести утро, изучая предложения известных ростовщиков: надо же мне знать, под какие проценты я смогу одолжить деньги, когда ты оставишь мне только жалкое месячное содержание.

— Не расходуйте силы понапрасну, миледи. Ведь позволить тебе отправиться к ростовщикам для меня все равно что отказаться от нашего сражения и в знак поражения выкинуть белый флаг.

— Какой любопытный образ, Лукас! Иногда мне кажется, что ты совершенно не способен признать свое поражение — ни в чем.

— Ты постепенно привыкаешь ко мне, Викки.

К концу завтрака прибыла почта. На одном из трех писем Виктория узнала печатку своей тети, второе было, несомненно, от Аннабеллы Линдвуд. Виктория вскрыла послание подруги:

"Викки, дорогая!

Какой переполох ты у нас вызвала! Все только и говорят о Величайшем Романе сезона. Дочь леди Хестерли даже предложила Байрону написать стихи в честь знаменательного события. Каролина Лэм при этом сообщении, конечно же, пришла в ярость: как известно, она никому не позволит превзойти ее в романтичности. Как бы то ни было, разговоры о твоем браке потеснили все остальные сплетни. Скорее возвращайся к нам, Викки. Тебя примут, словно сказочную богиню любви, сошедшую со страниц классического романа. И потом, без тебя в городе так скучно. Единственный интересный момент был, когда я наконец уговорила Берти наотрез отказаться от предложения виконта Бартона. Теперь он впал в уныние (конечно же, лорд Бартон, а не Берти), но вот-вот смирится со своей судьбой и вновь примется за поиски достойной невесты.

Любящая тебя Аннабелла".

— Вот с беднягой Бартоном и покончено, — пробормотал Лукас, — леди разделались с ним.

— Покончено, — торжествующе подхватила Виктория. Она вскрыла письмо от тети, быстро пробежала его и горестно вскрикнула:

— Боже мой, вот беда!

Лукас оторвался от газеты, доставленной вместе с письмами:

— Что случилось?

— Все пропало! Какой ужас… Это катастрофа.

Лукас сложил газету и оставил ее возле своей тарелки.

— Что-то стряслось с твоей тетей? Ее сразила болезнь?

— Нет, нет, ничего подобного. Беда случилась с нами. Боже мой, Лукас, что же делать? Как нам выпутаться из этого кошмарного положения? Нет, я не переживу.

— Наверное, я сумел бы тебе помочь, если бы ты в нескольких словах объяснила, что это за кошмарное и ужасное несчастье.

Виктория в отчаянии подняла глаза к небу:

— Ничего смешного нет, Лукас! Тетя пишет, что Джессика Атертон нанесла ей визит и сказала, что было бы правильно, если бы мы с тобой показались в Лондоне до конца сезона. Леди Атертон была так добра, что предложила оказать нам честь и первой принять нас.

Лукас с минуту размышлял, потом пожал плечами.

— Пожалуй, она права. Неплохая мысль. Таким образом наш брак окончательно превратится в романтическую историю.

— Лукас, да ты меня слушаешь?! — возмутилась Виктория. — Это Джессика! Джессика Атертон желает принять нас!

— Чего же лучше? Нам известно, какое положение она занимает в обществе.

Виктория рассердилась:

— Ты с ума сошел? Ты думаешь, я позволю, чтобы Джессика Атертон снова принялась улаживать наши дела? Да ни за что на свете. Я не хочу еще раз оказаться чем-то обязанной ей.

Ответом было молчание.

— Еще раз? — отозвался наконец Лукас. — Уж не хочешь ли ты сказать, что уже обязана ей — за то, что она познакомила нас и способствовала нашему браку?

— Не смей дразнить меня, Лукас. Я не в том настроении. Все слишком ужасно. Что же я скажу тете Клео? Как нам выпутаться?

— На мой взгляд, — произнес он, поднимаясь из-за стола, — нам не следует выпутываться. Твоя тетя совершенно права. По-моему, прекрасный ход — появиться в свете до конца сезона на приеме у безупречней леди Атертон. После этого никто в обществе не посмеет сплетничать о нас.

Виктория не верила своим ушам.

— Ни за что. Я отказываюсь наотрез. Тут уж ни ты, ни тетя не заставите меня передумать. Хватит с меня Джессики и ее великодушных самоотверженных услуг. Не пожалею, если никогда больше не увижу эту женщину. Я не собираюсь ехать в Лондон, чтобы попасть на ее прием в нашу честь. Не может быть и речи.

Лукас подошел к ней и, склонившись, поцеловал ее разметавшиеся локоны:

— Дорогая, ты преувеличиваешь. Мне кажется, предложение Джессики вполне уместно и разумно.

— Я в жизни не слышала более неразумного предложения.

— Мы обсудим все потом, когда ты немного успокоишься. К сожалению, мне надо идти. Скоро зайдет наш викарий.

— Тебе не удастся меня убедить, Лукас. Так и знай.

Виктория сердито смотрела ему вслед, когда он выходил из столовой, а потом, немного поостыв, взялась за третье, последнее, письмо. Она с любопытством оглядела конверт: почерк и печать были ей незнакомы.

Тогда она быстро вскрыла его. Из конверта выпали брошюрка, вырезка из газеты и короткая записка без подписи:

«Мадам, учитывая ваш интерес к научным изысканиям, смею надеяться, что вас заинтересует присланный материал. Похоже, мертвецы иной раз возвращаются к жизни».

В конце записки красовалась все та же таинственная буква "У".

Чувствуя, как ее охватывает страх, Виктория заглянула в брошюру и прочла заголовок: «О некоторых любопытных явлениях в области применения электричества для оживления трупов».

В газетной статье подробно рассказывалось о разоренной могиле, в которой обнаружили пустой гроб. Предполагалось, что тело похитили кладбищенские воры, поставляющие трупы хирургам, однако ходили слухи, что мертвеца пытались оживить с помощью электричества. Власти начали расследование.

Впервые в жизни Виктория почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Она кивнула лакею, чтобы тот налил ей еще кофе, и тупо смотрела, как медленно-медленно льется в чашку горячая темная жидкость.

Очень осторожно дрожащими пальцами Виктория приподняла хрупкую фарфоровую чашечку и одним глотком отпила половину ее содержимого. Головокружение прекратилось.

Посидев еще немного, Виктория решила, что в состоянии ходить. Она взяла страшное письмо и поднялась к себе в комнату.

Лукас, направляясь в библиотеку, с удовлетворением отметил, как прекрасно отделан холл. Он чувствовал себя вполне счастливым.

Стоунвейл очень изменился с тех пор, как он унаследовал имение. Деревянные панели были заново покрыты лаком и блестели, старые гобелены починили или сменили на новые, ковры почистили — и вновь стал заметен их тонкий старинный узор, отмытые окна отражали утреннее солнышко.

Дом был заполнен слугами, жизнь наладилась. Лакеи с гордостью облачились в новенькие ливреи, к обеду подавали изысканные, искусно приготовленные блюда.

В окно библиотеки Лукас мог наблюдать, как под руководством Виктории разрастается его сад. Скоро достроят для нее небольшую оранжерею. Тетя уже выслала из Лондона саженцы и семена экзотических растений.

Лукас понимал, что все новшества в доме и в саду были результатом заинтересованных усилий Виктории. Деньги сами по себе не совершили бы такого чуда, не превратили бы Стоунвейл в настоящий дом. Для этого требовалась женская рука.

«Она дала мне нечто гораздо более ценное, чем деньги», — признал Лукас. Виктория вручила ему самое себя, ум, великодушие и щедрость, радостную энергию. Ее обожали все слуги; деревенские жители ликовали, когда она заходила в их лавочки. Не прошло незамеченным и то, что она всегда без малейшего промедления оплачивала счета торговцев. В деревню начали привозить новые товары.

Как ему повезло, думал Лукас, стоя у окна. Он получил все, о чем мог только мечтать: разумную хозяйку днем и страстную, полную огня любовницу ночью. Чего еще желать мужчине?

Но как ни странно, у него не было полного удовлетворения. В последние дни Лукас понял, что ему нужно от Виктории кое-что еще. Он ждал тех сладостных нежных слов любви, в которых она отказывала ему со дня их свадьбы, он мечтал полностью завоевать ее любовь и доверие.

Наверное, он не заслуживает ни ее доверия, ни ее любви, но ему без них не будет покоя. Ему не нравился откровенно деловой подход Виктории к его судьбе. Все-таки брак не сделка и не очередное вложение капитала. Он не позволит ей относиться к их жизни подобным образом.

Лукас перевел глаза на Strelitzia reginae — сегодня он принес рисунок в библиотеку и поставил на своем столе. Каждый раз, когда он смотрел на рисунок, он вспоминал слова Виктории, сказанные в ту ночь в гостинице: «Кажется, я полюбила тебя, Лукас!»

Дверь библиотеки распахнулась, когда Лукас располагал рисунок так, чтобы его было хорошо видно с другого конца стола. В комнату вошел достопочтенный Ворт, радостно улыбнулся графу, протягивая ему очередной номер журнала.

— Последний выпуск «Сельскохозяйственного обозрения», — объявил он. — Я подумал, вам будет интересно взглянуть.

— Конечно. Спасибо, сэр. Присаживайтесь.

— Из окна действительно откроется прекрасный вид, когда леди Стоунвейл закончит благоустраивать сад. — Прежде чем опуститься в кресло, викарий с любопытством понаблюдал за кипевшей в саду работой. — Позвольте мне сказать, ваша жена замечательная женщина, сэр. Прекрасная помощница для своего супруга.

— Примерно об этом я только что и думал.

— Кстати, в деревне ее уже не называют иначе, как Янтарная леди.

Лукас усмехнулся:

— Ничего страшного, лишь бы арендаторы не прозвали меня Янтарным рыцарем. Не хотелось бы, чтобы они принимали своего хозяина за призрак, а то они отложат уплату ренты до нашей загробной встречи.

— Не беспокойтесь, — посмеиваясь, заверил его викарий, — они воспринимают вас как нечто вполне реальное, осязаемое. Вас никак не примешь за призрак, граф, вы прирожденный командир, о чем, полагаю, вы сами знаете. А земля и ее люди больше всего нуждаются в опытном руководителе. Кстати, я вспомнил.

— Да?

Викарий приподнял брови:

— Говорят, люди по ночам снова встречают Янтарного рыцаря и его леди.

— В самом деле?

— Кажется, один из деревенских мальчишек встретился с ними. Спрашивается, что делал среди ночи сам мальчишка, однако кое-какие предположения на сей счет у меня имеются. Во всяком случае, встреча с рыцарем и его леди отвратила мальчика от чрезвычайно опасного ремесла ночного грабителя: он устроился на работу в вашу конюшню.

— Пожалуй, работа в конюшне безопаснее, хотя и менее увлекательна.

— Конечно, — с улыбкой подтвердил викарий. — Вообще-то Билли хороший мальчик, ему приходится содержать мать и сестру, так что я очень рад, что рыцарь не счел своим долгом пристрелить парня на дороге или передать его властям.

Лукас пожал плечами:

— Должно быть, рыцарь видел в своей жизни немало молодых людей, которые погибли понапрасну. Это даже призраку может надоесть. А теперь, викарий, я хотел бы услышать, как продвигается ваша книга по садоводству.

Викарий с минуту смотрел на него — его взгляд говорил, что он прекрасно все понял, а потом, застенчиво улыбнувшись, произнес:

— Как мило, что вы спрашиваете об этом. Я как раз перешел к розам. — Тут его взгляд упал на Strelitzia reginae. — Какой замечательный рисунок! И все детали переданы удивительно точно, цветок получился словно живой. Великолепная работа. Позвольте спросить, где вы купили рисунок?

— Я получил его в подарок.

— В самом деле? А я нигде не могу найти художника, который выполнил бы иллюстрации к моей книге.

— Да, вы упоминали, что вам нужен художник, владеющий акварелью и прекрасно разбирающийся в ботанике.

Викарий не отводил глаз от рисунка Виктории.

— Несомненно, это работа большого мастера. Вы, случайно, не знакомы с художником?

— Да, — равнодушно подтвердил Лукас, — я с ним знаком.

— Прекрасно, прекрасно. Вы бы не могли познакомить нас?

— Это художница, и, конечно, я познакомлю вас при первом же удобном случае.

— Я вам весьма благодарен за это. — Судя по голосу, викарий и в самом деле очень обрадовался. — Мне трудно выразить словами, как это для меня важно.

— С удовольствием устрою вам встречу, — повторил Лукас. — А теперь я хотел бы услышать ваше мнение относительно того, как нам организовать систему орошения на фермах у леса. — Лукас разложил на столе карту и показал викарию интересующий его участок земли.

— Вы правы, необходимо поднять урожайность в этих местах. Посмотрим, посмотрим, что вы тут придумали… — Викарий склонился над картой, но в последний момент вновь оглянулся на Strelitzia reginae. — Простите, но вы не скажете, как скоро я смогу встретиться с художником?

— Скоро, — успокоил его Лукас, — очень скоро.

Через два часа Лукас проводил гостя и пошел наверх, прихватив свою драгоценность — Strelitzia reginae. Он был вполне доволен собой. «Как я ловко все устроил», — хвалил себя Лукас, поднимаясь по лестнице в свою комнату.

Не так-то легко сделать подарок женщине, которая принесла своему мужу большое приданое. Не может же уважающий себя супруг преподнести жене бриллиантовое ожерелье, купленное на ее же деньги.

Лукас бережно повесил рисунок на прежнее место, отступил назад на пару шагов, чтобы полюбоваться произведением, а потом подошел к двери в спальню Виктории и постучал. Не получив ответа, Лукас нахмурился и постучал еще раз. Григгс докладывал ему, что Виктория в своей комнате.

— Викки?

Так и не дождавшись ответа, Лукас повернул ручку двери и заглянул в комнату. Виктория устроилась у окна. Три письма, полученные за завтраком, лежали возле нее на маленьком столике красного дерева.

Виктория слегка повернула голову и устало улыбнулась ему.

— Прости, Лукас, но мне что-то нездоровится. Я хочу немножко отдохнуть.

Лукас почувствовал, как пробегает по его телу нервная дрожь. Это напоминало ему то напряжение, которое он испытывал во время войны перед битвой в ожидании первого выстрела.

— За завтраком ты не жаловалась на недомогание.

— Да, но потом принесли почту.

Лукас немного расслабился.

— Ты все еще дуешься из-за приглашения Джессики Атер-тон?

— Сейчас оно не имеет для меня никакого значения.

— Я рад это слышать. — Подойдя поближе, Лукас опустился в кресло напротив жены. Он вытянул ноги и начал рассеянно массировать раненое бедро. — Так в чем дело, Викки? Я уже знаком с самыми разными твоими настроениями, но в таком еще не видел. Честно говоря, мадам, я выбиваюсь из сил, но все равно не успеваю за вашими причудами.

— Я никогда еще не была в столь скверном положении и не знаю, как мне теперь быть. Но определенно, надо действовать, иначе я сойду с ума.

— Тебе в самом деле нездоровится? — Он усмехнулся. — Может быть, ты все-таки беременна? Ты не думаешь?

— Лукас, сейчас я бы даже предпочла беременность этой ужасной проблеме.

Она еще не зачала его дитя. На миг Лукас испытал разочарование.

— Очень жаль, дорогая. Расскажи наконец, что тебя так тревожит.

Виктория посмотрела на бумаги, лежавшие на столике. Когда она подняла взгляд, Лукаса поразил застывший в ее янтарных глазах ужас.

— Лукас, ты веришь, что электрическая машина способна оживить покойников?

— Оживить покойников? Вздор. Боюсь, в последнее время ты чересчур много играла в привидения. Мне не доводилось слышать, чтобы хоть один подобный эксперимент увенчался успехом.

— Но ведь мы не можем знать обо всех экспериментах? Нынче люди по всей Англии развлекаются, создавая электрические машинки.

Лукас только покачал головой:

— Если бы хоть один эксперимент с оживлением удался, о нем написали бы все газеты и журналы.

— А что, если кто-то заплатил удачливому экспериментатору, чтобы сохранить это в тайне?

Лукас понял наконец, насколько перепугана Виктория, и его охватил гнев. Без лишних слов он протянул руку и сгреб все бумаги со стола. Он сразу же отбросил в сторону письма Аннабеллы и леди Неттлшип. Достаточно было одного взгляда на брошюру и газетную вырезку, чтобы убедиться: они как раз посвящены пропавшим трупам и опытам по оживлению.

— Конечно, это любопытно, но нет никаких доказательств успеха в этой области. Откуда это у тебя? — спросил он, указывая на газетную вырезку и брошюру.

— Мне их прислали. Они были в третьем конверте, который я вскрыла за завтраком. Вот что еще было вложено в конверт. — Виктория протянула ему записку.

Лукас быстро пробежал по ней глазами и с трудом подавил закипавшую ярость.

— Мадам, учитывая ваш интерес к научным изысканиям, смею надеяться, что вас заинтересует присланный материал. Похоже, мертвецы иной раз возвращаются к жизни. Подпись: "У". — Он отбросил записку и с размаху ударил кулаком по столу. — Черт бы побрал мерзавца.

— Лукас, это он, это снова "У", тот самый, кто подбросил мне платок и табакерку. — Виктория тщетно пыталась овладеть собой.

Лукас видел, как се буквально трясет от страха. Он все-таки заставил свой голос звучать спокойно, словно он обращался к молодому офицеру, обычно храброму, но занервничавшему перед сражением.

— Викки, успокойся. По-моему, это уже слишком. Придется принять меры и выяснить, кто нам угрожает, а затем разобраться с негодяем.

Прекрасные губы Виктории дрогнули.

— Я знаю, кто стоит за этим. Сэмюэль Уитлок. Убийца моей матери. Лукас, он вернулся. Он каким-то образом ожил и теперь убьет меня или будет преследовать меня точно так же, как я… — Внезапно она замолчала и закрыла лицо руками. — Боже мой! Боже мой! — вырвалось из глубины ее души.

Лукас поднялся и притянул Викторию к себе. Она искала убежища в его объятиях. Руки его медленно, нежно поглаживали плечи Виктории, но в груди Лукаса бушевала холодная ярость.

Наконец дрожь, сотрясавшая ее тело, улеглась, и Виктория тихо высвободилась из его рук и отошла к своему туалетному столику за платочком.

— Ты, наверное, считаешь, что у меня помутился рассудок, если я верю в такие вещи, как ожившие мертвецы? — прошептала она, отворачиваясь от него, чтобы смахнуть слезы.

— Я думаю, ты очень напугана, — ответил ей Лукас, — и кто-то намеренно пугает тебя. — В зеркале туалетного столика он видел теперь ее лицо. — Кому это нужно, Викки?

— Я уже сказала — Сэмюэлю Уитлоку.

— Нет, дорогая моя, только не ему. Он умер. Ты так испугалась, увидев подпись на послании, что даже утратила способность здраво рассуждать.

— Но это он. — Виктория резко обернулась. — Как ты не понимаешь, Лукас? Он не умер. Или он на самом деле не погиб в ту ночь, когда свалился с лестницы, или его оживили электрической машиной. В любом случае он вернулся и теперь преследует меня. Ни у кого, кроме Уитлока, нет причин столь жестоко мстить мне.

Лукас внимательно посмотрел на нее:

— Подожди — все это очень важно. Почему он должен мстить тебе?

Глаза Виктории печально затуманились.

— Лукас, я не могу рассказать тебе. Получив признание, ты возненавидишь меня… ты даже смотреть на меня не захочешь.

Лукас невольно усмехнулся:

— После столь интригующего вступления уже нельзя не рассказать все до конца. Скорее, дорогая, иначе я умру от любопытства.

— Не вижу ничего смешного. Лукас, ты даже вообразить себе не можешь, что я совершила.

Лукас подошел к Виктории и прижал к себе ее трепещущее тело:

— Послушай, ты не можешь рассказать мне ничего такого, за что я мог бы возненавидеть тебя. В чем бы ты ни призналась, это не сравнится с подлинным адом, что мне пришлось пережить на полях сражений. Дорогая, откройся мне.

— Хорошо, Лукас. — Голос ее звучал драматично. — Но запомни, я тебя предупреждала.

— Хорошо, я запомню.

— Я… убила его. — Она застыла в его объятиях, ожидая взрыва ужаса и отвращения. — Я убила Сэмюэля Уитлока.

— Хм-м, — пробормотал Лукас, — чего-то подобного я и ожидал.

Она подняла голову и посмотрела ему в лицо:

— Ожидал? Но как ты мог ожидать? Я хранила все в строжайшей тайне. Даже моя тетя не подозревает о том, что я сделала.

— Ты ничем не выдала себя. Просто некоторые наблюдения позволили мне удовлетворить свое ненавязчивое любопытство.

— Господи, какие еще наблюдения?

— Начнем с того, что Уитлок умер почти сразу же после твоей матери и ты была убеждена, что он убийца, но никогда не понесет наказания. Я уже довольно хорошо изучил тебя — конечно, не настолько хорошо, как бы хотелось, но я уверен: ты никогда не позволила бы убийце своей матери уйти от расплаты.

Воцарилось молчание, а потом Виктория прошептала еле слышно:

— Кажется, вы нисколько не огорчены, милорд?

Лукас задумался над ее словами.

— Мне не дает покоя только одна мысль: какой огромной опасности ты подвергалась, когда притворялась призраком.

Виктория вздохнула:

— На самом деле я не собиралась его убивать, хотела только заставить его во всем сознаться. Но когда узнала, что он сломал себе шею, честно говоря, нисколько об этом не пожалела. Я почувствовала удивительное облегчение.

— Прости, но ты видела, как он погиб?

Виктория спрятала лицо на груди Лукаса:

— Да, видела. Я сама чуть не погибла.

— Господи, что же произошло?

— Долгая истерия. Ты в самом деле хочешь знать?

— Если понадобится, я буду слушать тебя до вечера, а затем всю ночь напролет. — Лукас помог Виктории опуститься в кресло и сам сел напротив нее. — Викки, расскажи мне все до конца.

Виктория мяла в руках платочек, но взгляд ее уже бесстрашно встречался со взглядом Лукаса.

— Мой отчим много пил, а напившись, впадал в ярость. Его привычки были мне известны, так что я решила воспользоваться его слабостью.

— Стратегия, — одобрил ее Лукас.

Виктория поморщилась:

— Не знаю, просто ничего другого я придумать не могла. Я хорошо знала дом, все-таки прожила в нем несколько лет, пока мама не отправила меня к тете. Огромный старинный особняк с потайными ходами и просторными холлами, где пройдешь и не заметишь дверь в комнату. Я использовала все это, когда являлась моему отчиму.

— Являлась как призрак?

— Да, — хлюпнув носом, подтвердила Виктория.

— Потрясающе.

— Право, Лукас, ты не должен относиться к этому как к увлекательному приключению. Сам подумай, мне было так страшно!

— И все-таки история очень занятная. Что ж тут плохого? Для расширения кругозора она значит не меньше, чем оживление трупов. Но продолжай, моя дорогая.

— Я напросилась в гости к друзьям, что жили в доме по соседству. Они были в хороших отношениях с мамой, знали нрав отчима и сочувствовали мне. Я провела у них неделю, по ночам потихоньку выходила из дому и пробиралась через лес в дом отчима. Я надевала платье, в котором моя мама венчалась, и появлялась перед ним.

— Ты рассчитывала, что с пьяных глаз Уитлок примет тебя за призрак покойной жены?

Виктория кивнула:

— Сначала он решил, что это галлюцинации. Потом начал разговаривать со мной. Это было по-настоящему жутко, Лукас. Он велел мне убираться, оставить его в покое. Потом он говорил, что никогда не хотел жениться на мне, что ему нужны были деньги, неужели я не понимаю этого? И снова умолял оставить его в покое. Наконец в одну из ночей нервы его не выдержали. Он набросился на меня с ножом, крича, что убьет меня еще раз и отправит в ад.

Лукас на миг прикрыл глаза, стараясь отделаться от мысли, как близка была его Виктория к страшной гибели.

— Тогда он и свалился с лестницы?

— Да. Я убегала от него через холл, а потом побежала вниз по лестнице. Он преследовал меня по пятам, размахивал ножом и все кричал, что сейчас убьет меня. На лестнице он споткнулся и полетел вниз головой.

— А слуги? — прошептал Лукас. — Где были они?

— У него было двое слуг, муж и жена, оба старики, они жили в дальнем конце дома. Обычно они рано укладывались спать и до утра не интересовались, чем занят их хозяин. Они уже привыкли к его пьяным воплям и оставляли их без внимания.

— Ясно. Ты убедилась, что твой отчим мертв?

— Нет. Я так испугалась, что сразу же убежала. Наверное, он не погиб. — Виктория бросила взгляд на газетную вырезку. — Лукас, я не знаю, что и думать. Ты считаешь, он мог инсценировать свои похороны, чтобы потом являться мне, словно призрак, как я — ему?

— Вполне возможно.

Виктория прикусила губу:

— А где же он пропадал столько времени, если он на самом деле жив?

— Допустим, он прятался. Боялся, что ты донесешь на него.

— Он умер! Я уверена, что он умер! Я убила его! — выкрикнула она.

— Ты не убивала его, Викки. Ты очень ловко старалась выудить из него признание, и тебе это удалось. Но ты сама чуть не погибла, и сейчас меня беспокоит только это. — Голос Лукаса окреп. — Конечно, надо убедиться, действительно ли он мертв. Брошюра и статья в газете заслуживают специального расследования.

— Надо узнать, кто прислал мне письмо.

— Вот именно, — согласился Лукас. — Мы должны как можно скорее найти ответ на все вопросы, а заодно разобраться с каретой, едва не переехавшей тебя, и с тем грабителем, который напал на меня накануне того дня, когда ты нашла табакерку.

— Лукас, у меня голова идет кругом. Я не в силах вынести это. Я должна понять, что происходит.

— Я полностью согласен с тобой. Как я уже сказал, необходимо все выяснить как можно скорее. Полагаю, лучше всего начать расследование в Лондоне. — Лукас улыбнулся. — Таким образом, у нас есть еще одна причина, чтобы возвратиться в город и принять приглашение Джессики Атертон.

Виктория вымученно улыбнулась в ответ:

— Лукас, ты невыносим, честное слово! Даже в такой момент ты продолжаешь плести интриги, чтобы заставить меня все-таки поступить по-твоему.

— Стратегия, дорогая моя. В ней моя сила. А теперь я хотел бы поделиться с тобой приятной новостью. Ты помнишь свой рисунок Strelitzia reginae?

— Да, конечно.

Лукас одарил ее легкой улыбкой:

— Викарий хотел бы, чтобы ты выполнила акварелью иллюстрации для его книги о садовых цветах.

Удивление было ей очень к лицу, во всяком случае на взгляд Лукаса.

Глава 17

Лукас воспринял ее жуткое признание так спокойно, будто она всего лишь объявила ему о том, что подадут сегодня на обед. Могло ли быть иначе? Виктория вновь и вновь задавала себе этот вопрос, даже несколько дней спустя, когда она вместе с Аннабеллой и тетей Клео входила в фешенебельный салон лондонской модистки.

Неужели она хоть на минуту могла допустить, что Лукас отреагирует так, как отреагировал бы любой нормальный супруг, выслушав столь жуткое признание?

По крайней мере одно Виктория знала точно: Лукаса никак нельзя назвать обычным, заурядным супругом. Порой он бывает заносчив, властен, упрям, в чем-то консервативен, но сбить с пути его невозможно.

Также невозможно заставить его отказаться от тех, чья судьба зависит от него. Он предан своей земле, он предан людям Стоунвейла.

И все-таки, даже зная все это, Виктория не ожидала столь спокойной, точнее сказать, деловитой реакции на свои слова. Она все еще была потрясена тем, как невозмутимо Лукас выслушал рассказ о том, что тяжким бременем лежало на ее совести. Разумеется, этот человек водил ее в игорный дом и в бордель, этот человек — разве можно такое забыть! — брал ее на верховую прогулку среди ночи…

— Как тебе нравится? Твой любимый цвет, дорогая. — Тетя Клео рассматривала отрез янтарно-желтого шелка. — Из него может выйти прелестное вечернее платье.

— Конечно, Викки! Как раз для большого бала у Джессики Атертон, — подхватила Аннабелла. — Ты должна поразить всех своим нарядом. Я согласна с твоей тетей: этот цвет очень идет тебе.

— Красиво. — Одним пальцем Виктория задумчиво потрогала шелк прекрасной работы.

— А что ты скажешь о муслине, Викки? — Тетя Клео вопросительно посмотрела на нее.

— Очень мило. — Виктория принуждала себя заниматься нарядами. Муслин был темно-желтого цвета. Он действительно понравился ей с первого взгляда.

— Только не для бала у леди Атертон, — всполошилась Аннабелла.

— Тогда из него можно сшить платье для прогулок, — предложила Виктория, ей не хотелось выпускать из рук понравившийся муслин.

Модистка, миниатюрная женщина, говорившая с французским акцентом, весело кивнула, одобряя ее выбор:

— Прелестно, миледи!

— Очень хорошо, мы сошьем бальное платье из шелка и прогулочное из желтого муслина, — решила Виктория. — Вечернее я хочу сшить по последнему слову моды.

— Что-нибудь потрясающее! — щебетала Аннабелла. — Например, в таком духе. — Она указала на одну из модных картинок, которые заприметила раньше.

— Да, это прекрасное платье, мадам, — подхватила модистка.

Тетя Клео, нахмурившись, изучала предложенный Аннабеллой фасон. На рисунке красовалась женщина в платье, почти полностью обнажавшем грудь.

— Викки, дорогая, ты уверена, что Лукас одобрит твой выбор? Ты же помнишь, что он сказал вчера за обедом. Он совершенно определенно просил тебя не носить платья с таким глубоким вырезом.

— Лукас всегда так говорит, — отмахнулась Виктория, — разве он что-нибудь смыслит в моде? Мне нужно платье для вечера у леди Атертон, и Аннабелла совершенно права: необходимо, чтобы оно сразу бросалось всем в глаза.

— Впрочем, объясняйся с Лукасом сама, — проворчала тетя Клео, — в конце концов, он твой муж.

Аннабелла захихикала:

— Я уверена, Виктория успела уже прибрать к рукам мужа, и он не будет нам мешать.

Виктория безмятежно улыбнулась в ответ, не желая признаваться, что ей предстоит еще долгая работа, прежде чем Лукас избавится от всех его шипов и станет в самом деле идеальным покладистым мужем.

— Ничего, платье ему понравится.

— Ты пример для всех нас, Викки! — восторженно произнесла Аннабелла.

Тетя Клео только брови приподняла:

— Далеко же вы зайдете, следуя такому образцу. Ну ладно, хватит на сегодня. Нам еще надо посетить другие магазины.

Виктория последовала за своей тетей и Аннабеллой. Они вышли на Бонд-стрит. Квартал модных магазинов, как всегда, был заполнен людьми. Улицы пестрели от модных карет, изысканно одетых дам, щеголей в немыслимых нарядах.

Они подошли к карете тети Клео, и тут почти вплотную к ней остановилась другая карета, и грум спрыгнул, чтобы помочь своей хозяйке выйти.

Перед ними предстала Изабелла Рикотт. В наряде темно-зеленого цвета, который изумительно шел к ее глазам. Темные блестящие волосы венчала маленькая, украшенная пером шляпка.

— Добрый день, леди Неттлшип. Очень рада вас видеть.

— Добрый день, Изабелла, — откликнулась леди Неттлшип, вежливо наклоняя голову.

— И наша счастливая новобрачная тоже здесь. — Изабелла улыбнулась своей загадочной улыбкой, оборачиваясь к Виктории. — Ну и переполох же вы устроили, выскочив замуж за Стоунвейла. Разумеется, это все очень романтично, но хотела бы я знать, что сказали бы о скоропалительном браке ваши покойные родители?

— Раз их уже нет с нами, к чему гадать? — возразила Виктория.

— Наверное, вы правы. Я слышала, вы с мужем уже вернулись в город. Кажется, леди Атертон устраивает бал в вашу честь?

— Совершенно верно, — подтвердила Виктория. — Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, леди Рикотт. — И она вымучила светскую улыбку.

— Я чувствую себя прекрасно.

— А ваш друг Эджворт — с ним все в порядке?

Улыбка на лице Изабеллы несколько увяла.

— Последнее время Эджворт что-то не попадается мне на глаза. Полагаю, у него все в порядке. Скажите мне, Викки, драгоценная моя, мы увидимся нынче у Фокстонов?

Тетя Клео решила ответить вместо своей племянницы:

— Мы собираемся заглянуть, но только ненадолго. Викки и Стоунвейл приехали в город всего на несколько дней, и их буквально завалили приглашениями. Мы просто не успеем побывать всюду, вы же понимаете.

— Могу себе представить, — пробормотала Изабелла. — Ну, если уж сама леди Атертон объявила вашу историю романом сезона, все хозяйки рады будут принять нашу прославившуюся парочку в своей гостиной. Всего доброго. Полагаю, я все-таки увижу вас сегодня вечером, если же нет, встретимся на балу у Атергонов.

Виктория проследила глазами, как Изабелла входит в ателье, и только тогда последовала в карету за тетей и Аннабеллой.

— Господи, эта женщина постоянно досаждает мне. Не могу понять, в чем дело, но она почему-то мне не нравится.

— Кто? Изабелла Рикотт? Я знаю, что ты имеешь в виду. В ней определенно есть что-то отталкивающее, — согласилась Аннабелла.

— Только не для мужчин, — сухо возразила тетя Клео.

Виктория поморщилась и еще раз оглянулась на магазин — карета тронулась с места.

— Любопытно, что у нее с Эджвортом?

— Эджворт не первый ее любовник и, безусловно, не последний, — ответила Клео, — возле Изабеллы всегда увиваются воздыхатели.

Аннабелла задумчиво нахмурилась:

— Надо полагать. Вообще-то Эджворт куда-то пропал в последнее время. Он не появляется ни в обществе Изабеллы, ни в чьем-либо другом.

— Правда? — Виктория подумала, что эти сведения необходимо срочно передать Лукасу.

Однако поговорить с мужем ей удалось только вечером, когда она спустилась в холл его лондонского особняка, тщательно одевшись для своего первого выхода в качестве замужней дамы. Платье цвета янтаря с оттенком густых сливок ниспадало мягкими изящными складками к ее щиколоткам. Виктория решила отказаться от украшений, оставила лишь янтарный кулон и черепаховый гребень в волосах.

Лукас ждал ее в холле. Он облачился в элегантный черно-белый костюм. Темные волосы Лукаса отливали мягким блеском при свете канделябров. Задержавшись на лестнице, Виктория бросила на мужа взгляд, гадая, любит ли он ее так же сильно, как любит его она, или же она вправе надеяться только на его привязанность, дружбу и покровительство, которое Лукас щедро дарил всем, за чью судьбу считал себя ответственным. Даже если она получит от Лукаса только это, ей не на что жаловаться, говорила себе Виктория. Большинство жен довольствуются гораздо меньшим, особенно когда речь идет о человеке, женившемся ради приданого. Виктория спустилась вниз.

Лукас галантно склонился к ее руке:

— Вы просто неотразимы, мадам. Я чувствую себя счастливейшим человеком.

— Я тоже чувствую себя вполне счастливой, — улыбнулась она.

— Тогда вперед, устроим представление для публики, — суховато отозвался Лукас, провожая Викторию к дверям.

— Мне немного не по себе. Я бы предпочла еще одну полуночную прогулку с тобой, Лукас!

— Вот как? А я пока что предвижу череду довольно спокойных вечеров с неизбежной давкой и скукой в переполненных гостиных. И такой отдых представляется намного привлекательнее, чем приключения, которые неизменно обрушивались на нас, как только ты вытаскивала меня на улицу среди ночи.

Виктория бросила на него осуждающий взгляд, устраиваясь в карете:

— Право, Лукас, ты так ворчишь, что можно и в самом деле поверить, будто наши полуночные приключения тебе были вовсе не по душе. Да, кстати, у меня есть новости об Эджворте.

— Что с ним стряслось? — спросил Лукас, усаживаясь напротив нее в карете.

— Сегодня на Бонд-стрит я наткнулась на Изабеллу Рикотт, и она дала совершенно ясно понять, что давно его не видела. Более того, и тетя, и Аннабелла подтверждают, что в последнее время его не видели в свете.

— Должно быть, окончательно проигрался за карточным столом, — спокойно ответил Лукас.

— Лукас, ты не раз говорил, что и напавший на тебя грабитель, и та карета могли быть подосланы им. Тогда и письмо с газетными вырезками организовал тоже он?

— Я думал об этом. — Лукас выглянул из окна кареты, озирая улицу. — Полагаю, Эджворт был бы только рад, если бы со мной случился несчастный случай. Но почему он принялся за тебя? Разве что он подготавливает почву для шантажа.

— Но ведь никто пока не требовал денег, — возразила Виктория.

— Вот именно. Нет, здесь концы с концами не сходятся. Во всяком случае, пока. Тем не менее свое расследование я начну именно с Эджворта. Хоть какая-то ниточка. Как говорится, это лучше, чем ничего.

— Мы наймем сыщика? — возбужденно спросила Виктория. — Агент, которому я поручила добыть сведения насчет лорда Бартона, работал превосходно.

Лукас встретился с ней глазами:

— Я предпочел бы не нанимать сыщика.

— Почему?

— Потому что, наняв его, я рискую пробудить совершенно излишнее любопытство к обстоятельствам смерти твоего отчима, что в конечном счете приведет к ненужным для тебя вопросам.

— Ой! — воскликнула Виктория, вновь откидываясь на подушки сиденья. — Да, понимаю. Ты очень умный, Лукас. Вее-гда все предусматриваешь.

— Стараюсь.

— Как же ты собираешься уличить Эджворта?

— Начну с того, что расспрошу завсегдатаев в своем клубе. Эджворт играл по-крупному и был у всех на виду.

— Прекрасная мысль.

— Рад, что ты одобряешь мой план. Да, но в целях безопасности тебе придется после нашего появления на балах отправляться сразу домой.

— Как?! — Глаза ее потемнели от возмущения. — Ты не можешь…

— Боюсь, что придется, мадам. Я не могу — и мы оба пони-маем это — провести тебя в свой клуб, как и не могу допустить, чтобы ты болталась где-то по ночам без моего сопровождения, таким образом, остается только один выход — отослать тебя домой.

— А сам отправишься добывать сведения?! — возмутилась Виктория. — Лукас, так нечестно.

— При чем здесь честность? Меня волнует прежде всего твоя безопасность. Я не хочу в очередной раз столкнуться с каретой, грабителем или призраком, который разбрасывает повсюду вещи, помеченные вензелем "У".

— Но, Лукас, я останусь в компании с Аннабеллой или тетей Клео, я буду не одна, — не сдавалась Виктория.

— Нет, Викки. Тетя и Аннабелла не смогут уберечь тебя от колес кареты или грабителя, тем более что они даже не догадываются, что им следует быть настороже. Я хочу быть уверен, что, пока я нахожусь в клубе, с тобой ничего не случится.

Виктория понимала, он не отступит, но она тоже не привыкла сдаваться.

— Ты не можешь вести расследование без меня. Я этого не допущу. Мы оба решили вернуться в Лондон, чтобы во всем разобраться. Это и мое дело.

— Я не собираюсь обходиться без тебя. Мне нужно только знать, где ты находишься, когда меня нет рядом. Опасность подстерегает нас где-то здесь, в Лондоне. Все неприятности произошли с нами именно здесь. Итак, пока мы в Лондоне, ты будешь либо со мной, либо под замком. — Голос Лукаса, как и его слова, был непререкаем.

Виктория вспыхнула:

— Должна тебе сказать, Лукас, что, хотя в некоторых отношениях ты стал вполне сносным мужем, мне по-прежнему не нравится твоя манера разговаривать со мной командным тоном, да еще отдавать приказы. Я не твой солдат. Я твой союзник, не забывай. К тому же мы деловые партнеры.

— К тому же ты моя жена, и как муж я несу за тебя определенную ответственность. Прости, если тебя раздражает мой командный тон. Трудно сразу избавиться от старых привычек.

Виктория бросила на него сердитый взгляд:

— Нечего ссылаться на старые привычки. Это просто предлог, милорд, о чем вы сами прекрасно знаете.

— Что ж, Виктория, должен сознаться, что иногда на тебя не действует ничего, кроме безоговорочного приказа. И не смотри на меня так, словно хочешь меня задушить, лучше постарайся притвориться счастливой юной женушкой. Мы уже подъехали к дому Фокстонов.

— Лукас, предупреждаю тебя, со мной нельзя обращаться словно с несмышленым младенцем.

— У меня и мысли не было обращаться с тобой подобным образом. — Карета остановилась, и Лукас выглянул в окно:

— Судя по количеству экипажей на улице, леди Фокстон созвала в нашу честь целую толпу. Благодаря нам ее дом пользуется нынче успехом. Ты готова, дорогая?

— Черт побери, Лукас, это тебе так с рук не сойдет. — Она яростно глянула на него, когда Лукас выбрался из кареты и, обернувшись, протянул ей руку. — Ты можешь соблазнить меня в любой момент, но это еще не значит, что я превратилась в безвольную идиотку с куриными мозгами, которой ты можешь распоряжаться по своему усмотрению.

Лукас крепче сжал ее пальцы, и в его глазах вспыхнул неожиданный смех.

— Не уверен, что расслышал ваше замечание. Пожалуйста, повторите еще раз, мадам.

— Ты прекрасно все расслышал. А вот и Берти с Аннабел-лой. — Виктория лучезарно улыбнулась. — Как мне хочется поболтать с ними. — Виктория бросилась вперед, увлекая за собой Лукаса и прокладывая путь сквозь толпу, собравшуюся у дверей особняка Фокстонов.

Как всегда, его жена ухитрилась сказать самую неожиданную вещь в самый неподходящий момент — Лукас сочувственно улыбался самому себе, выходя из кареты перед зданием клуба. Когда она заявила, что он может в любой момент соблазнить ее, Лукас едва удержался от желания заключить ее в объятия, отнести домой и в самом деле «соблазнить».

Вместо этого он вынужден был сопровождать ее в бальную залу Фокстонов и торчать там, отваживая многочисленных поклонников. Каждый из них считал своим долгом заявить во всеуслышание, что его сердце было разбито в ту самую минуту, когда он узнал, что Виктория предпочла ему Лукаса. Виктория вовсю наслаждалась этой игрой и кокетничала без оглядки. Лукас шепотом поклялся, что Виктория еще поплатится за свою вольность, когда они вернутся домой. Оставалось решить, каким будет наказание. Впрочем, сейчас его занимали иные проблемы.

…Войдя в клуб, Лукас сразу же повстречал Ферди Меривейла. Юноша приветливо улыбнулся ему:

— Поздравляю вас, Стоунвейл. Признаться, я нисколько не удивился, получив известие о вашей свадьбе. Примите мои наилучшие пожелания. Считаю, вам повезло, графиня необыкновенная женщина.

— Спасибо, Меривейл, — откликнулся Лукас, наливая себе бокал кларета.

— Зашли поиграть с нами в карты? — поинтересовался Меривейл.

— Боюсь, мои картежные денечки уже позади. Я теперь женатый человек. Мне неприлично проводить за картами ночь напролет.

Меривейл подавил смешок:

— Да и леди Стоунвейл могла бы кое-что возразить в гаком случае, верно?

— Моя жена всегда найдет что сказать, — пробормотал Лукас. — Есть новости?

— Ах да, вы же проторчали несколько недель в деревне. Поскольку напоследок у вас вышла ссора с Эджвортом, вам, наверное, будет приятно узнать, что в последнее время он почти не появляется в клубах. А из нашего клуба его и вовсе попросили выйти.

— Неужели Эджворт отказался от карт?

— Сомневаюсь. Однако, по слухам, теперь он занимается своим ремеслом в менее респектабельных заведениях. Я слышал, он появлялся в том самом игорном доме, из которого вы меня тогда вытащили, — в «Зеленой свинье». Грязный притон. Но Эджворту он как раз под стать, вы согласны?

— Полагаю, ему там самое место, — кивнул Лукас.

Прошло два часа, прежде чем Лукас добрался до «Зеленой свиньи». Здесь ничего не переменилось с той ночи, когда он приводил сюда Викторию. Все то же утомительное шумное заведение, которое он выбрал намеренно, дабы убедить Викторию, что в игорных домах нет ничего привлекательного. Однако ему так и не удалось добиться своего, с усмешкой подумал Лукас. Виктория сумела-таки получить удовольствие даже в ту ночь.

Эджворт сидел за картами в окружении нескольких хорошо одетых юнцов, находившихся в изрядном подпитии. Скорее всего они покинули на один вечер светское общество, чтобы исследовать жизнь городского дна. Лукас прихватил кружку эля с подноса пробегавшей мимо девушки-официантки и направился к игрокам.

— Джентльмены, — спокойно обратился он к ним, — позвольте мне и Эджворту переговорить наедине.

Один из юнцов поднял голову и нахмурился:

— Эй, послушайте, у нас тут идет игра. Вы не имеете права вмешиваться.

Но другой юноша уже поднялся на ноги — он все-таки узнал графа:

— Извините, Стоунвейл. Прошу вас. Мы, конечно, отложим игру. Может быть, потом нам повезет больше.

Легкая улыбка тронула губы Лукаса.

— Вам повезет больше, если вы найдете себе другого партнера. Пока вы играете с Эджвортом, вы обречены на проигрыш.

— Между прочим, всего час назад я выиграл несколько сотен фунтов, — возразил первый юнец.

— Правда? А насколько велик теперь ваш проигрыш?

Молодой человек в ярости набросился на Лукаса:

— Не лезьте не в свое дело!

— Разумеется. Вы вольны поступать как вам заблагорассудится. Ваш проигрыш меня нисколько не интересует. А теперь — с вашего разрешения.

— Пошли, Гарри, — пробормотал второй игрок, оттаскивая своего приятеля прочь от стола. — Не надо ссориться со Стоунвейлом, уж поверь мне. Мой друг служил в его полку на Пиренеях. По его словам, он всегда знает, что делать и как себя держать.

Эджворт смотрел вслед молодым людям, пока те не растворились в табачном дыму, а затем обернулся и встретился глазами с Лукасом:

— Я не собираюсь благодарить вас, Стоунвейл, за то, что вы спугнули моих барашков, прежде чем я успел их остричь. Вам удалось получить богатое приданое, но остальным ведь тоже надо зарабатывать себе на жизнь.

— Не сомневаюсь, до утра вы еще успеете прилично заработать. Вы большой мастер облегчать карманы тех, кто не в состоянии постоять за себя. Скажите-ка, Эджворт, что увлекательнее: облапошивать подвыпивших юнцов или же грабить погибших или раненых солдат на поле битвы? Эджворт смешал карты:

— Значит, вы видели меня в тот день! А я все гадал — да или нет. Надо было перерезать тебе глотку, раз уж представилась такая возможность, и убедиться, что ты издох.

— Что же вам помешало?

Эджворт пожал плечами:

— Откровенно говоря, я не рассчитывал, что вы дотянете до рассвета с такой дырой в бедре. Кто бы мог подумать, что вы выкарабкаетесь? Везунчик вы, Стоунвейл.

— Последнее время кому-то очень не нравится мое везение. Не подскажете ли вы, кто так упорно вмешивается в мою жизнь?

Эджворт улыбнулся, глаза его блеснули из-под полуприкрытых век.

— Кто-нибудь, кто потерял из-за вас большую сумму денег.

— Тогда вы вполне подходите под описание.

— Верно.

Лукас помолчал.

— Стало быть, вы все-таки принуждаете меня покончить с вами, Эджворт?

— Будьте спокойны, у меня нет ни малейшего желания стреляться на дуэли. С какой стати вы решили, что везение может вам изменить? По-моему, дела у вас идут как нельзя лучше.

— Однако со мной случились два неприятных происшествия. Не стоит подробно говорить о них. Если вы в самом деле не имеете к ним отношения, лучше обойтись без лишних объяснений, но если вы замешаны в этом, постарайтесь поставить в деле точку.

— Чего ради я стану помогать вам? Я от вас не видел ничего, кроме неприятностей, Стоунвейл.

— Постараюсь объяснить: если произойдет еще что-нибудь, что мне не понравится, я отыщу вас и мы побеседуем более основательно. Вас устроит Клерифилд, на рассвете?

Рука Эджворта судорожно сжала карты.

— Я не имею никакого отношения к вашим происшествиям.

— Может быть, но жизнь вообще несправедлива. Я пришел к этому выводу, когда лежал на поле битвы и наблюдал, как вы ползаете среди погибших и раненых и роетесь в их карманах.

Лукас поднялся на ноги, развернулся и, не оглядываясь, направился к выходу из таверны.

Виктория стояла у окна в одной ночной рубашке, когда за ее спиной открылась дверь между спальнями. Она обернулась. Лукас уже был в халате.

— Вот и ты! Слава Богу! Я так волновалась! — Она босиком подбежала к мужу и бросилась в его объятия.

Лукас слегка пошатнулся, больная нога подвела его при столь бурном проявлении чувств, однако он тут же восстановил равновесие и крепко обнял Викторию.

— Надо постараться, чтобы ты почаще волновалась из-за меня, если это вызывает такую бурную встречу.

— Не надо меня дразнить. — Она подняла голову с плеча мужа и сердито нахмурилась:

— Где ты был? Тебе удалось что-нибудь узнать?

Лукас прикрыл ее рот своей ладонью:

— Пожалуйста, задавай вопросы по одному, дорогая. Ночь и так была несколько утомительной.

— Для меня тоже. Лукас, я больше не позволю запирать себя дома, в то время как ты отправляешься на поиски информации. Что может быть хуже, чем ожидание? Расскажи, что ты сделал? Ты нашел Эджворта?

Лукас отпустил ее и присел на стул:

— Я нашел Эджворта. Не ясно только, продвинемся ли мы в нашем расследовании. Я так и не понял, имеет ли он отношение к загадочным событиям… Хотя у него есть причина ненавидеть меня.

Виктория кивнула, устраиваясь напротив Лукаса:

— Потому что теперь его не принимают в клубах?

Лукас потер больную ногу:

— Есть и другие причины — в прошлом…

Виктория пристально посмотрела на него:

— Что в прошлом, Лукас?

— В тот день, когда мне продырявили ногу, Эджворт тоже был там.

— Он участвовал в сражении?

— He совсем, — ответил Лукас, — скажем так: он предпочел наблюдать за битвой с безопасного расстояния.

Виктория наконец поняла:

— Он испугался и сбежал?

— В сражении всякое случается. Эджворт не первый и не последний. Кто знает, если бы у всех было достаточно здравого смысла, чтобы вовремя сбежать и прекратить истреблять друг друга, войны бы кончились.

Виктория удивилась:

— Лукас, ты… ты даже не презираешь его за трусость?

— В общем-то нет. Конечно, вряд ли достоин восхищения человек, струсивший под огнем, однако…

— Однако!

— Однако я могу его понять. — Он вызывающе посмотрел на Викторию и добавил:

— Понять и посочувствовать. Со страхом совладать очень трудно, к тому же война — не лучший способ решать проблемы. Может быть, я мало чему научился в армии, но в этом я уверен. Мне нетрудно простить человека, который предпочел сбежать в разгар сражения. Если как следует поразмыслить, такой поступок кажется вполне разумным.

Виктория уже оправилась от первоначального возмущения и задумалась над его словами:

— В каком-то смысле ты прав, Лукас, но смотри, чтобы приятели из клуба не услышали твоих признаний.

Он улыбнулся:

— Я не такой дурак, дорогая. Я говорю об этом только с тобой. Только с тобой я могу быть откровенен.

Виктория улыбнулась ему в ответ, чувствуй, как поднимается изнутри приятное тепло:

— Лучше этого ты еще ничего не говорил мне, Лукас. Я так рада, что ты доверяешь мне. Ведь я тоже могу довериться только тебе. Я рассказываю тебе даже то, что никогда не рассказывала тете Клео.

— И я рад, — просто ответил он.

Виктория улыбнулась счастливой улыбкой.

— И все же, как бы ты ни относился к трусости в сражении, я уверена, сам ты на такое не способен. Эджворт это тоже понимает. Поэтому он ненавидит тебя, да? Он знает, что ты видел, как он удирал?

— Дело еще и в другом, главное — я видел, чем он занимался после битвы. Он вернулся на поле сражения, чтобы мародерствовать.

Виктория широко распахнула глаза.

— Боже милосердный, я едва верю своим ушам! — Тут новая мысль потрясла ее:

— Он знал, что ты тоже лежишь там, раненый? Он видел тебя?

— Он видел меня.

— И не помог тебе?

— Он решил, что я в любом случае не протяну долго, а он был слишком занят, отыскивая кольца, часы и прочие безделушки, — пояснил Лукас.

Виктория вскочила на ноги и в ярости принялась расхаживать по комнате. Никогда в жизни она не испытывала такого гнева!

— Как только увижу мерзавца, я… я не знаю, что с ним сделаю. Как он мог поступить так подло? Бросить тебя умирать! Такое не прощается!

— Я готов согласиться с тобой: его поступок иначе как подлым не назовешь. Но с тех пор Эджворт редко поступает честно, — угрюмо проворчал Лукас.

— Да уж, конечно! Наверное, Изабелле Рикотт стало известно о его жульничестве за картами, и она бросила его. Она хоть и предпочитает слабых мужчин, но такая слабость даже ей не могла прийтись по душе.

— Вероятно.

Виктория вновь резко развернулась и направилась в другой конец комнаты.

— Значит, ты полагаешь, что за всем стоит Эджворт? Он затаил на тебя злобу, потому что тебе известна вся правда о нем?

— Вполне возможно. Я никак не отделаюсь от мысли, что на самом деле он знает гораздо больше, чем сказал мне сегодня. Я предупредил его: если еще что-нибудь с нами случится, ему придется иметь дело со мной.

Виктория внимательно посмотрела на Лукаса:

— Но ты не уверен — на все сто процентов, — что в наших неприятностях виноват именно он?

— Думаю, тут еще придется поломать голову.

— Потому что жертвой некоторых из нападений была выбрана я?

— Вполне возможно, Эджворт выбрал тебя в качестве жертвы, чтобы таким образом отомстить мне, — произнес Лукас. Виктория присела на край кровати:

— Как все неубедительно. Мы ни на шаг не продвинулись в нашем расследовании.

— Надо выждать. Если наши неприятности прекратятся, мы придем к выводу, что я вовремя предупредил Эджворта.

— Верно. — Нахмурившись, Виктория обдумывала его слова. — Но если все это будет продолжаться, придется исследовать и другую версию: мой отчим жив.

— Независимо от того, каких результатов мы добьемся в расследовании, в другой области наметился определенный прогресс, — весело продолжил Лукас.

Виктория заинтересованно глянула на него:

— И в чем же?

— Ты призналась, что я могу соблазнить тебя в любой момент, как только захочу.

— Ах, ты об этом… — Виктория почувствовала, как краска заливает ей щеки.

Лукас подошел к ней:

— Да, я об этом. Тебе, любовь моя, наверное, покажется это неважным, но для меня твое признание значит очень много. Понимаешь, я получил великую надежду. В один прекрасный день ты наконец решишься сделать последний шаг и признаешься мне в любви.

Виктория поднялась и отошла от него.

— Ты не должен придавать слишком большое значение моим словам. Когда мы выходили из кареты, я очень сердилась на тебя и не следила за тем, что говорю.

Лукас улыбнулся:

— Неужели ты хочешь отречься от своих слов? Тебе вряд ли это удастся, дорогая. Я не допущу.

Виктория вздохнула, отступая еще на шаг.

— Но ты придаешь словам слишком большое значение. Ты думаешь, что добился капитуляции. Я убеждена, именно так ты и думаешь.

— Ты боишься капитуляции, Викки?

— Для меня это невыносимо! — Она отступила еще на шаг, прижимаясь к стене. Лукас шагнул к ней, и глаза Виктории испуганно расширились.

Лукас подошел к ней вплотную, его глаза светились радостью. Он очень осторожно прижал Викторию к стене, поймав ее запясгья. Его губы были совсем рядом, она чувствовала его дыхание.

— Невыносимо? Хм-м… Прекрасно, мадам. В таком случае давайте назовем это еще одним шагом в наших мирных переговорах, а не шагом к капитуляции — почему бы и нет?

Виктория затаила дыхание.

— Чтобы это было еще одним шагом в мирных переговорах, мы оба должны идти на равные уступки, милорд. Вы тоже должны признать, что я имею такую же власть над вами, как вы надо мной.

— В самом деле — я должен признать это.

Кончиком языка она облизала пересохшие губы:

— Ты хочешь сказать: я могу соблазнить тебя, когда мне вздумается?

— Мадам, вы можете соблазнить меня даже тогда, когда идете по гостиной или передаете мне чашку чая. Каждый раз, когда я гляжу на Strelitzia reginae, у меня вспыхивает желание.

— О! — Она нерешительно улыбнулась ему в ответ. — Еще один образчик твоей замечательной стратегии, Лукас?

Он не стал ей отвечать. Его губы уже прильнули к ее губам — горячим, возбуждающим, пьянящим поцелуем. Виктория обхватила его шею руками, впитывая его тепло и силу.

Рука Лукаса скользнула на ее бедро, приподнимая воздушную ткань ночной рубашки вверх, к талии.

— Лукас!

— Откройся мне, дорогая.

Она тихо застонала, дрожа от наслаждения, и выполнила его приказ Рука Лукаса скользнула меж ее бедер.

— Лукас!

— Да, моя дорогая. Именно так! Именно это мне и нужно от тебя. Назови это капитуляцией или перемирием, как тебе угодно. Не важно.

Виктория крепко держалась за Лукаса. Его язык проник внутрь ее рта, рука скользнула вниз, к влажному теплу. В едином завораживающем ритме его пальцы и губы ласкали ее. Виктория чувствовала, что слабеет.

Ей хватило сил только на то, чтобы распахнуть халат Лукаса. Она увидела, что его жезл уже поднялся, и нежно обхватила его пальцами.

— Господи, Викки!

Он потянул ее за собой и одним движением бросил на постель. В следующую секунду он сам рухнул на нее, осыпая поцелуями ее грудь, шелковистую кожу живота и бедер. Внезапно его поцелуй проник еще глубже. Виктория задохнулась сначала от ужаса, потом от наслаждения, когда его язык проник в самые потаенные ее глубины.

— Лукас, так нельзя! Лукас, ты не должен…

Виктория вцепилась пальцами в темные волосы Лукаса, все ее тело напряглось.

— Лукас!

Она все еще сотрясалась от небывалого восторга, когда тело Лукаса скользнуло вдоль ее тела и он мощно, глубоко вошел в нее. Виктория в порыве страсти кусала плечи Лукаса. Она прижималась к нему так, словно решилась никогда не выпускать мужа из своих объятий, и его хриплый, ликующий крик экстаза отдавался у нее в ушах.

Глава 18

— Должна сказать, вы с Лукасом ухитрились выбраться из этого скандала вполне благополучно. — Тетя Клео приподняла лейку, стараясь добраться до ползучего растения, подвешенного высоко в кадке. — Прошлой ночью у Фокстонов вы имели огромный успех. Похоже, вы даже могли обойтись без благословения Джессики Атертон. Вас объявили лучшей парой сезона, и, будем надеяться, сезон закончится, прежде чем вы ухитритесь каким-то образом все испортить.

— Будем надеяться, — усмехнулась Виктория. — Кажется, Лукас молит Бога о том же самом. Почему бы вам не встретиться и не обсудить хорошенько мое поведение?

— Нам многое надо обсудить, не так ли? — Клео улыбнулась. — Я предупреждала его, что с тобой не соскучишься.

— По-моему, вовсе не мы с Лукасом выпутались из скандала. Все устроила ты, тетя Клео. Разумеется, не без помощи Джессики Атертон, — добавила она, изучая незаконченное изображение кактуса на мольберте (приходится быть честной, даже если тебе это не по душе). Кактусы так трудно рисовать: до чего же: утомительно выписывать одну колючку за другой.

Тетя Клео проследовала к следующему цветку, но она по-прежнему не отводила озабоченного взгляда от лица племянницы.

— Когда вы с Лукасом отправились в Йоркшир, я первое время очень волновалась. Я готова была задушить Джессику Атертон — взбрело же ей в голову явиться сюда в день вашей свадьбы и устроить такой переполох.

— Признаться, меня преследовала та же мысль. Кажется, и Лукас был бы не прочь сделать это.

— Ничего удивительного. Полагаю, он прекрасно обошелся бы без вмешательства Джессики. Словом, дело едва не кончилось катастрофой, и меня утешало только то, что лишь один-единственный человек способен справиться с подобной ситуацией, и как раз за него ты и вышла замуж. Когда я получила твое письмо с просьбой выслать саженцы для вашего сада, я поняла, что худшее уже позади, — объявила Клео.

— В самом деле, мы с Лукасом, кажется, начинаем понимать друг друга.

Тетя Клео резко подняла голову. Глаза ее искрились смехом.

— Понимать друг друга?.. Вот, оказывается, как это называется. Видела бы ты себя, когда он рядом с тобой. Ты просто светишься от счастья. Полагаю, ты уже утешилась и не боишься, что с тобой стряслась такая же беда, как с твоей матерью?

Виктория старательно смешивала желтую и синюю краску, чтобы получить нужный оттенок зеленого:

— У Лукаса нет ничего общего с Сэмюэлем Уитлоком.

— Господи, ну конечно же, нет! Да и у тебя не так уж много общего с твоей матерью, бедняжкой Каролиной, упокой, Господи, ее душу. Она очень любила твоего отца. Если б он не умер, все было бы по-другому, она не стала бы легкой добычей для Уитлока. Однако когда твой отец умер, она искала утешения и сразу поддалась на обман Уитлока.

— По-моему, любовь опасна, как электрическая машинка. Гораздо лучше заключить с мужчиной надежный деловой союз. Именно так мы с Лукасом и поступили. То есть мы успешно продвигаемся в этом направлении.

Клео удивленно вскинула бровь:

— Что-что? Вы с Лукасом заключили деловой союз?

— По-моему, это самый разумный выход, учитывая, при каких обстоятельствах мы поженились К тому же само поместье со временем станет очень доходным. Там хорошая земля.

— Вот как? — Тетя Клео пребывала в явной растерянности. — Просто поразительно.

— Соглашение совсем неплохо работает, только Лукас никак не отучится от привычки приказывать, когда ему не удается добиться своего с помощью разумных доводов.

— Викки, дорогая, то, что ты говоришь, звучит крайне интересно. Значит, Стоунвейл принял это «джентльменское» соглашение?

— В общем и целом. В кое-каких областях я еще сталкиваюсь с сопротивлением.

Глаза Клео расширились.

— В каких же?

— Он по-прежнему настаивает, что ему необходима моя любовь, и при малейшей возможности пытается подловить меня, вырвать у меня признание в любви.

Тетя Клео отставила лейку и удивленно уставилась на племянницу:

— Разве ты не влюблена в него, Викки? Я с самого начала была убеждена, что во всей этой истории ты слушалась только своего сердца. В противном случае я не могла бы настаивать.

— Разумеется, я влюблена в Лукаса. Иначе я бы не отправилась с ним ночью в гостиницу. Но признания в любви ему от меня не добиться, — провозгласила Виктория.

— Но почему?

Виктория оторвалась от работы.

— По той простой причине, что он-то меня не любит.

— Господи, Викки, с чего ты взяла? Он очень привязан к тебе, это очевидно.

— Да, он привязан ко мне. Поэтому нам удастся сохранить наш брак. Но он считает, что не может позволить себе полюбить меня, иначе я использую его чувства против него. Он считает меня строптивой и сварливой, слишком упрямой, слишком независимой. Словом, дай мне палец — и я откушу всю руку.

— Наверное, Лукас просто не уверен в тебе и боится признаться в любви, пока не убедится, что ты любишь его, — осторожно предположила тетя.

— Он не уверен во мне? Но ведь он сам захотел на мне жениться!

— Ну и что? Много ты знаешь женщин, которые были бы по-настоящему влюблены в своих мужей? Большинство делают выгодную партию, только и всего. А такие, как Джессика Атертон, хоть и не изменяют своим мужьям, служат образцом скорее женского долга, но никак не женской любви. Разве мужчине приятно думать, что за него вышли замуж не по любви, а из чувства долга?

— А что тут такого? Лукас сам женился на мне из чувства долга. Его целью с самого начала было спасти Стоунвейл, а не найти себе любимую и любящую жену. — Виктория яростно мазнула кисточкой по своему рисунку и тут же принялась стирать совершенно ненужное ей зеленое пятно.

— Если мужчина женится из чувства долга, то это вовсе не означает, что он не ищет любви. Утром, после вашей свадьбы, Лукас признался мне, что надеялся на иное развитие событий. Он понимал, что из-за происшествия в гостинице ему не суждено завершить как следует ваш роман.

— Тем не менее он превосходно завершил его. Как ты знаешь, дело кончилось браком по специальной лицензии. — Еще одно жирное зеленое пятно появилось на рисунке.

— Мне кажется, Лукас слишком хорошо понимает, что у него не было возможности завоевать твою любовь. Ты вышла за него замуж не по доброй воле, и он помнит об этом. К тому же вдруг выясняется, что, когда он начинал ухаживать за тобой, его привлекало твое приданое. В результате он оказался совсем уж в плачевном положении. Как он может быть уверен в тебе, если ты сама не признаешься ему в любви?

Виктория сердито посмотрела на нее:

— Ты на чьей стороне, тетя Клео?

Клео только вздохнула:

— Я не собираюсь принимать чью-либо сторону, Викки. Я хочу только, чтобы ты была счастлива.

— Ты думаешь, я буду счастлива, если капитулирую?

— Капитулируешь? Что за странное выражение?

— Так говорит Лукас, — пробормотала Виктория, — или же он пытается подобрать что-нибудь более благозвучное, например «мирные переговоры».

— Вот как? Наверное, дело в том, что он столько лет провел в армии, а затем еще и в карты играл. У военных и картежников примерно один и тот же лексикон. Они только и говорят, что о стратегии, победах и поражениях. Середины не признают.

— Это я уже заметила.

— А вот женщины, как правило, проявляют уступчивость и гибкость, — намекнула Клео.

— В отношениях с мужчинами это не что иное, как слабость, ибо только поощряет их упрямство и неуступчивость. Я вышла замуж за человека, привыкшего мыслить по-военному, и должна либо отучить его от дурной манеры, либо заставить его удовлетвориться деловым союзом, который мы заключили. Так или иначе, я не поставлю все на карту, капитулировав перед ним, как бы он ни старался.

Клео задумчиво глядела на нее.

— Что именно ты боишься поставить на карту?

— Например, свою гордость.

— Ты так дорожишь ею?

— Еще бы!

— Ну что ж, это твой муж, дорогая. Поступай так, как считаешь нужным.

Наконец-то неприятное объяснение позади, решила Виктория и поспешила переменить тему:

— Нет ли у тебя желания пройтись сегодня по магазинам? Я должна купить книги по ботанике и садоводству.

— С удовольствием. Ты сделаешь приобретения для библиотеки в Йоркшире?

— Да, хочу пополнить свою библиотеку, но мне надо еще приготовить подарок нашему викарию и его жене. Они очень помогают нам. Викарий пишет книгу по садоводству. — Виктория немного смутилась и добавила скороговоркой:

— А я выполняю иллюстрации к ней.

Клео просияла:

— Как чудесно, Викки. Наконец-то мы опубликуем твои замечательные рисунки. Я очень рада. Как тебе удалось договориться с ним?

— Все устроил Лукас, — тихо призналась Виктория.

Взгляд тети Клео вновь стал пристальным.

— Как это он устроил?

Виктория покраснела:

— Он показал викарию один из моих рисунков, и викарий тут же попросил Лукаса познакомить его с художником, поскольку ему нужны иллюстрации к его книге. Лукас поклялся мне, что он не оказывал никакого давления на викария и назвал ему мое имя только тогда, когда достопочтенный Ворт уже похвалил рисунок. Кажется, викарий и в самом деле очень хочет, чтобы я выполнила ему иллюстрации. Должна сказать, я просто счастлива.

Клео наклонилась, разглядывая рисунок Виктории.

— Я не сомневалась, что Стоунвейл сумеет сделать своей богатой жене подарок, который невозможно купить ни за какие деньги, — задумчиво проговорила она.

Платье янтарно-желтого шелка получилось простым и поразительно элегантным. Виктории оно очень понравилось. Юбка ниспадала прямыми узкими складками к щиколоткам. Завышенная талия, небольшой изящный лиф, в вырезе которого соблазнительно белела нежная кожа обольстительной груди. Туфельки Виктории были расшиты золотой ниткой и подобраны к цвету тончайших, до локтя, перчаток.

Единственным украшением была цепочка с янтарным кулоном у нее на шее. Бросив придирчивый взгляд на свое отражение в зеркале, Виктория решила, что она сделала все возможное, чтобы подготовиться к балу у Джессики Атертон, Она взяла золоченый веер.

— Нэн, я надену черный плащ с капюшоном, отделанным золотистым сатином.

— Вы восхитительны сегодня, миледи, — восторженно выдохнула горничная, благоговейно набрасывая на плечи хозяйки струящиеся складки длинного плаща. — Милорд будет гордиться вами. — Она поправила капюшон, и золотистый сатиновый отворот лег, словно широкий воротник, вокруг шеи Виктории. — Вы так прекрасны!

— Спасибо, Нэн. Мне пора. Милорд ждет меня в холле. Ложись спать. Когда вернусь, разбужу тебя, если ты мне понадобишься.

— Да, миледи.

Лукас нетерпеливо расхаживал в холле возле лестницы, но, заметив Викторию, облаченную в черный бархат и золотой шелк, резко остановился. Он наблюдал, как она медленно спускается по лестнице, и глаза его были полны чувственного восхищения.

— Во всеоружии и готова к битве? — поддразнил он, подавая ей руку.

— Скажем так: не хочу, чтобы у Джессики отыскался повод пожалеть меня.

Он рассмеялся:

— Скорее уж она пожалеет меня.

— В самом деле? Почему же, милорд?

Лукас крепче сжал руку Виктории:

— Джессика догадается, что я ни в чем не могу отказать своей Янтарной леди. Ее чрезвычайно расстроит тот факт, что верховенство в нашем браке принадлежит тебе.

Лукас подсадил Викторию в карету, и она искоса глянула на мужа:

— Ты правда не можешь устоять передо мной?

— Неужели ты сомневаешься? — Он устроился рядом на сиденье.

— Я думаю, дорогой, ты просто дразнишь меня.

Лукас нащупал затянутые в перчатку нежные пальчики и склонился над ними в галантном поцелуе:

— Уверяю, миледи, я нахожу вас совершенно неотразимой.

— Я запомню ваши слова, милорд.

Улица перед огромным особняком Атертонов была запружена каретами. Десятки нарядно одетых людей собрались у парадного входа. Однако Лукасу и Виктории, почетным гостям вечера, не пришлось долго томиться в ожидании.

В просторном, залитом ярким светом холле Виктория сняла плащ, представ во всем великолепии своего янтарно-желтого платья. Лукас быстрым взглядом окинул открытую шею, обнаженные плечи и грудь жены.

— Так вот почему ты не сняла плащ в карете, — процедил он сквозь зубы, — в следующий раз мне придется произвести тщательный досмотр твоего наряда, прежде чем вывести в свет.

— Право же, Лукас! Платье сшито по последнему писку моды.

— Девчонка в таверне и то не станет так обнажать грудь. Ты, того и гляди, вывалишься из платья. Если бы я увидел тебя перед выездом, то отправил бы наверх и заставил переодеться.

— Теперь уже поздно, — весело возразила она, — пожалуйста, не хмурься. Дворецкий вот-вот возвестит о нашем прибытии — ты же не хочешь, чтобы леди Атертон и все гости увидели нас в разгар семейной сцены.

— Признаю вашу победу, мадам, однако будьте уверены, мы еще вернемся к этому разговору. — Лукас повел жену вверх по лестнице в сверкающий огнями и переполненный нарядными гостями зал.

Дворецкий провозгласил имена графа и графини Стоунвейл, и почтительный шепоток пробежал по толпе. Затем раздались радостные восклицания, гости приподнимали бокалы в знак приветствия, пока Лукас и его жена спускались по лестнице навстречу хозяевам дома.

Леди Атертон с нежной грустью улыбнулась Лукасу. Хмурый лорд Атертон, интересовавшийся исключительно политикой, склонил над рукой Виктории блестевшую лысиной голову.

— Так мило с вашей стороны, что вы устроили для нас этот вечер. — Виктория старалась, чтобы ее голос звучал с искренней доброжелательностью.

— Вы прелестно выглядите, дорогая, — ответила ей Джессика. — Ваше платье столь изысканно и сшито в таком необычном для новобрачной стиле. Но вы же всегда отличались оригинальностью, не правда ли?

— Стараюсь, — бодрым голосом подтвердила Виктория, — я не хотела бы слишком быстро наскучить собственному мужу.

Лукас попытался взглядом остановить жену. В его улыбке таилась угроза.

— С того вечера, как мы познакомились, я был как никогда далек от скуки, дорогая моя.

Лорд Атертон покровительственно улыбнулся:

— Насколько могу припомнить, ваше знакомство состоялось именно в этом зале, не правда ли?

— Леди Атертон была чрезвычайно любезна и познакомила нас, — вежливо подтвердила Виктория.

— Я рад за вас. — Лорд Атертон поклонился Виктории. — Окажите мне честь — позвольте пригласить вас на первый тур вальса.

— С огромным удовольствием.

Вступая с ним в круг танцующих, Виктория успела бросить взгляд через плечо и заметить, как толпа гостей поглощает Лукаса. Поверх голов он поймал ее мимолетный взгляд и улыбнулся в ответ восхищенной, чувственной, самонадеянной улыбкой — улыбкой счастливого обладателя.

Почувствовав внезапный жар в груди от этой улыбки любимого, Виктория постаралась сосредоточиться на словах лорда Атер-тона, который, как всегда, пустился толковать о политике.

Весь вечер Лукас не выпускал из поля зрения леди в янтарном платье, но поговорить им не удавалось. Может быть, и к лучшему, решил он. Окажись он рядом с Викторией, наверняка снова бы придрался к ее платью, а поскольку ничего уже не поправишь, не стоит продолжать глупый спор.

Хороший муж должен понимать, какие сражения можно выиграть, а какие нет. К тому же Лукас отдал должное стратегии Виктории, благодаря которой она ослепила всех на вечере Джессики Атертон.

И все же, наблюдая, как многочисленные партнеры приглашают жену на танец, Лукас не раз повторил свою клятву: отныне он сам будет заниматься ее нарядами.

— Твоя жена собрала нынче целую свиту поклонников, — проворковала Джессика Атертон, оказавшись рядом с Лукасом. — Мне приятно видеть, что она веселится от души.

— А почему бы ей не повеселиться?

— Разумеется. Тем более что ей было нелегко прийти ко мне.

Лукас приподнял брови, удивляясь неожиданной проницательности Джессики:

— Да, ей пришлось заставить себя сделать это.

— Я понимаю, она была несколько шокирована тем, что произошло в день ее замужества. Я все испортила, явившись тогда с визитом. Я очень жалею о случившемся, Лукас, и прошу тебя простить мне невольную оплошность. Я могу только сказать в свое оправдание — мне необходимо было убедиться, что ты будешь с ней счастлив. — Голос Джессики уже дрожал.

— Не надо, Джессика. Все прошло и забыто.

— Да-да, ты совершенно прав. Просто ты рассердился на меня в тот день, и теперь я хочу увериться, что ты простил меня.

— Я уже сказал тебе: не стоит возвращаться к прошлому. Не переживай. Мы с Викторией научились понимать друг друга, и оба довольны нашим браком.

Джессика кивнула:

— Я так и думала. В конце концов, Виктория вполне разумная женщина. Порой она ведет себя довольно вызывающе, но никто не вправе сомневаться в ее честности или рассудительности. Я бы вас не познакомила, если бы не была в ней совершенно уверена. Я знала, что, когда все уладится, она сумеет примириться со своей судьбой и научится исполнять свой долг точно так же, как исполняешь его ты.

Лукас заметил, что ему снова пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы не сказать лишнего. Схватив фужер шампанского, он одним глотком отпил почти половину:

— Джессика, а ты довольна своим браком?

— Атертон вполне сносный муж. На что еще рассчитывать женщине? Я рада, что из меня получилась хорошая жена. Каждый должен делать то, что ему следует делать.

«Виктория уже не раз давала и мне такую характеристику», — припомнил Лукас. Внезапно он ощутил легкий приступ ярости. Неужели после всего, что произошло между ними, он для нее не более чем «сносный муж»?

— Извини, Джессика. Кажется, там у окна я заметил Пот-бери. Мне надо побеседовать с ним.

— Да, конечно.

Лукас сбежал от Джессики, но как забыть ее слова? Джессика, конечно, тоже иногда в чем-то ошибается, но она всегда отличалась наблюдательностью. Она права, назвав Викторию честной и разумной женщиной. Однако Лукасу хотелось бы верить, что Джессика все-таки ошибалась, предполагая, будто Виктория попросту смирилась с этим браком, потому что этого требовали ее честь и разум. Он не хотел быть для нее всего лишь «сносным мужем».

Лукас не мог поверить в то, что, содрогаясь и стеная в его объятиях, Виктория лишь добросовестно выполняла свой супружеский долг. «Она любит меня», — твердил он себе. Он не сомневался, что ее чувство расцветет вновь, как только она перестанет обороняться и оберегать свою гордость. Только ее гордость, чертова женская гордость, отделяла Викторию от окончательной капитуляции.

Лорд Потбери радостно улыбнулся, заметив Лукаса:

— Рад снова видеть вас, Стоунвейл. Должен сказать, ваша супруга выглядит Сегодня просто обворожительно. Как обстоят дела в Йоркшире?

— Все в порядке, благодарю вас. Я скучаю по еженедельным собраниям нашего общества. Хотелось спросить, как продвигается дело с опытами в области электричества? Есть новые открытия?

Лорд Потбери просиял:

— Гримшо ударило током на прошлой неделе. Он так и подпрыгнул. Когда к нему вернулась способность говорить, он рассказал, что уже посчитал себя убитым. Но теперь он совершенно здоров.

— Хорошо, что все так закончилось. Чем же он занимался?

— Он считает, что ему вскоре удастся создать маленькую установку для накопления электрической энергии. Надеюсь, он не погибнет, прежде чем закончит очередной эксперимент.

— Мне недавно попались на глаза заметки насчет воскрешения мертвецов, — небрежно заметил Лукас.

— Да-да, я тоже читал. Любопытно, конечно, но, по-моему, электрифицированные трупы еще не начали разгуливать среди нас, — рассмеялся Потбери.

— Вы думаете, подобные эксперименты не могут привести к успеху?

— Кто может сказать наверняка? Лично я очень сомневаюсь.

— Я тоже, — кивнул Лукас. — Стало быть, спрашивать нужно с живых.

— Простите, что вы сказали?

— Так, ничего. Мысли вслух. Прошу прощения, но теперь я попытаюсь проникнуть через толпу к жене.

— Желаю удачи. Ну и гостей понаехало, верно? И с каждой минутой прибывают новые. Похоже, сегодня лучший бал сезона. А вот и леди Неттлшип. Она сегодня очаровательно выглядит, правда? Попробую подойти к ней.

Лукас вежливо поклонился и начал пробираться сквозь толпу. Продвигался он медленно, тем более что все, кто попадался навстречу, непременно останавливали Лукаса, чтобы поднять бокал за его здоровье.

Примерно на полпути он столкнулся с одним из лакеев в ливрее Атертонов. Лакей протянул Лукасу маленький серебряный поднос, на котором лежала аккуратно запечатанная записка.

— Какой-то человек позвонил в дверь и просил передать вам, милорд, — вежливо обратился к Лукасу лакей. — Прошу прощения, что я не сразу вручил вам письмо. Трудно было отыскать вас среди гостей.

Нахмурившись, Лукас взял записку и кивком головы отослал слугу. Получив несколько серебряных монет, лакей вновь растворился в шумном людском море.

«Информация относительно известных вам происшествий. Крайне срочно. Жду за углом в черной карете».

Скомкав листок, Лукас бросил взгляд через комнату на Викторию, окруженную смеющимися, оживленно болтающими гостями. Затем он решительно направился к ней, теперь уже не останавливаясь даже ради того, чтобы выслушать поздравления.

— Мне надо поговорить с женой, — произнес он суровым тоном, раздвигая небольшую группку людей вокруг Виктории. Его слова прозвучали как приказ, а не просьба, и все тут же расступились.

Виктория удивленно взглянула на него, а потом заговорщицки подмигнула своим собеседницам.

— Мужчины так меняются после свадьбы, не правда ли? — пробормотала она, извиняясь за мужа. — Почему они всегда такие вежливые, такие заботливые до бракосочетания и такие требовательные после — прямо тираны?

Лукас взял Викторию за руку и отвел в сторону, стараясь не прислушиваться к раздавшемуся за его спиной смеху.

— Я задержу вас только на одну минуту, мадам, потом можете продолжить в высшей степени интересный разговор о повадках мужей.

— Боже мой, Лукас, я просто пошутила. Что такое? Что-нибудь случилось?

— Не знаю. Я получил записку. — Он показал письмо.

Виктория прочла, и глаза ее изумленно расширились.

— Эджворт?

— Скорее всего он. Наверное, Эджворт не получил приглашения на вечер и потому не может заявиться сюда и поговорить со мной. Я хотел предупредить тебя, что ненадолго отлучусь. Боялся, вдруг ты обнаружишь, что меня нет, и все гости тоже обратят внимание на мое отсутствие. Надеюсь вскоре вернуться.

Виктория оглядела бальный зал:

— Думаю, никто и не заметит твоего ухода. Знаешь, мы вполне можем ускользнуть вдвоем. Уже такая толпа собралась, что никто и не спохватится. Если кто-то и будет нас искать, то просто решит, что мы где-то в другом зале, или на балконе, или в карточной комнате, наконец, в саду.

— Виктория!

Ее лицо просияло в предвкушении нового приключения.

— Да, я уверена, мы оба можем уйти. Ты иди первым, а я как ни в чем не бывало пройду в сад, раз — и я перелезу через стенку, два — и за угол. Там ты меня встретишь.

— Ты с ума сошла? — Он был ошеломлен, хотя и убедил себя, что ничего иного с самого начала и не следовало ожидать от нее. — Никаких «раз-два». Я категорически запрещаю! Ты останешься здесь, Викки. Это приказ. Ни при каких обстоятельствах ты не покинешь зал. Я запрещаю тебе даже выходить в сад подышать свежим воздухом. Ясно?

— Ясно, милорд. Уверяю вас, вы очень четко отдаете приказы. Неужели вам так хочется лишить меня самого интересного?

— Прости меня, дорогая, но иногда ты требуешь невозможного. А теперь возвращайся к своим друзьям. Я постараюсь скоро вернуться.

— И сразу мне расскажешь!

— Слушаюсь, мадам!

Виктория, положив руку на плечо мужа, неожиданно серьезно заглянула в его глаза:

— Лукас, обещай мне, что будешь осторожен.

— Я уверен, никакая опасность мне не угрожает, — спокойно ответил он, — но я обещаю вести себя осторожно. — Нахмурившись, он бросил последний взгляд на ее платье. — Скорее, опасность угрожает тебе — как бы ты не простудилась сегодня.

Виктория усмехнулась:

— Я согреваюсь в танце. Иди, Лукас. И поскорее возвращайся.

Лукасу очень хотелось прижаться губами к ее прелестному рту, но он ни за что бы не решился на это. Публичное проявление нежности совершенно недопустимо. Просто немыслимо. Но не мечтать об этом поцелуе тоже было невозможно.

— Викки?

— Да, Лукас?

— Ты по-прежнему считаешь меня всего-навсего «сносным мужем»?

— Вполне сносным, милорд, — радостно заверила она его.

Лукас повернулся, направляясь через толпу к одной из стеклянных дверей. Он шел не торопясь, не желая привлекать к себе излишнее внимание. Убедившись, что никто не следит за ним, он направился в сад, якобы подышать свежим воздухом.

Выбравшись из душного зала, он пошел не оглядываясь.

Перебраться через стену сада Атертонов было не так трудно после опытов в саду леди Неттлшип. Лукас отыскал трещины в камне, нащупал крепкую лозу, быстро вскарабкался наверх и благополучно спрыгнул по другую сторону стены.

Он очутился в узком, совершенно темном переулке. Здесь стоял затхлый неприятный запах, как это обычно бывает в закоулках Лондона. Однако Лукас быстро пробрался по переулку к парадному подъезду. Пройдя сквозь толпу зевающих кучеров и грумов, развлекавшихся игрой в кости, Лукас спрятался в тени какой-то кареты и попытался разглядеть, что делается за углом. Там, в стороне от остальных экипажей, стояла небольшая черная коляска, с виду довольно невзрачная. Кучер не слезал с козел, по всей видимости, кого-то поджидая.

Лукас прошел мимо карет, отделявших его от черной коляски, и сзади резко окликнул задремавшего кучера:

— Вы кого-нибудь ждете?

Кучер, вздрогнув, повернулся и уставился на Лукаса:

— Да, сэр, жду…

— Похоже, меня.

— Простите, сэр, это что ж получается… я не заметил, как вы вышли из дома, — почтительно отозвался кучер. — У меня тут человек, который хочет потолковать с вами.

Лукас осторожно заглянул в темноту экипажа и увидел в углу темную фигуру. Только тут он припомнил, что, стараясь покинуть бал незаметно, оставил в гардеробе свой плащ, а в карманах вечернего фрака он, разумеется, никогда не носил пистолет. И судя по всему, напрасно.

— Добрый вечер, Эджворт. Полагаю, вы ждете именно меня.

— У меня есть информация, которая, несомненно, заинтересует вас, Стоунвейл. Садитесь в карету.

Лукас взвесил все за и против и решил, что шанс получить ответ на мучившую его загадку стоит того, чтобы рискнуть. Он распахнул дверцу и поднялся в карету, намеренно хромая больше обыкновенного.

Он ничуть не удивился, когда из складок тяжелого плаща Эджворт извлек пистолет.

— Наверное, всякий раз, как нога разболится, вы вспоминаете день, когда вы едва не издохли, Стоунвейл?

— Надеюсь, прежде чем спустить курок, вы хотя бы объясните мне, что происходит, — ответил Лукас, невозмутимо усаживаясь напротив своего врага и массируя больную ногу.

— Успокойтесь, Стоунвейл. Я не собираюсь сразу спускать курок. У моего напарника появились идеи, которые придется осуществить, прежде чем я доставлю себе это удовольствие.

— Наверное, вашего напарника зовут Сэмюэль Уитлок?

— Уитлок? Какая ерунда! — Эджворт дважды постучал в потолок кареты — и экипаж тронулся. Взглянув на Лукаса, негодяй громко расхохотался:

— Уитлок! Подумать только — у меня в напарниках покойник! Вот потеха!

Глава 19

Когда Виктория закончила танец с лордом Потбери, ей тоже подали на серебряном подносе послание. Она с улыбкой оглянулась на своего партнера, извинилась и раскрыла записку.

— Надеюсь, ничего серьезного? — спросил Потбери.

Виктория пробежала короткую записку, надеясь, что лорд не заметит, как дрожат ее пальцы в элегантных перчатках:

«Приходите немедленно, если дорожите жизнью и честью вашего мужа. На углу ждет карета с одеждой, в ней вы должны переодеться. Когда прибудете на место, кучер даст дополнительные инструкции. Торопитесь».

— Вы правы. — Виктория лучезарно улыбнулась Потбери. — Ничего серьезного. Записку прислала подруга — она хочет выйти в сад подышать воздухом и просит присоединиться к ней. Наверное, она не надеялась разыскать меня в толпе, а потому послала записку с лакеем. Вы отпускаете меня, лорд Потбери?

— Конечно. — Потбери галантно склонился над ее рукой. — Вам будет интересно: у леди Атертон необыкновенный сад. Еще раз примите мои поздравления. Стоунвейл — настоящий джентльмен.

— Да, не правда ли?

Виктория, стараясь не привлекать к себе излишнее внимание, послала одного из лакеев за своим плащом под предлогом прогулки в саду, где наверняка уже прохладно. Затем она осторожно пробралась к окну.

Минуту спустя она уже была в неосвещенном уголке тщательно ухоженного сада леди Атертон. Несколько рядов зеленой изгороди из причудливо подстриженных деревьев отделяли ее от окон большого зала. Виктория усмехнулась: сад Джессики Атертон походил на свою хозяйку, он был столь же красив, совершенен и… безупречен.

Взобраться на стену оказалось не так-то легко. Чтобы справиться со своей задачей, Виктории пришлось вздернуть юбку почти до бедер, и она мимоходом подумала, что бы сказал Лукас, увидев, как она обнажает свои ноги. Эта мысль вызвала у Виктории слезы, которые она тут же смахнула. Только бы добраться до Эджворта — и она покончит с ним, если этого еще не сделал Лукас.

Почуяв вонь в переулке, Виктория наморщила носик, завернулась в плащ и накинула капюшон. Быстрыми шагами она поспешила к углу улицы.

Там ее ждал наемный кеб. Полупьяный кучер шутовски отдал ей честь:

— Полагаю, вы и есть та леди, за которой меня прислали.

По его тону Виктория догадалась, что кучер принимает ее за дамочку, жаждущую объятий любовника, но предпочла промолчать. Она плотнее запахнулась в плащ и быстро забралась в карету. Не успела Виктория сесть, как кеб рванул с места, и она едва не упала.

Стараясь удержать равновесие, она протянула руку и наткнулась на какой-то пакет. Виктория сразу же поняла, что в нем те вещи, в которые ей велено было переодеться.

Когда она натягивала на себя бриджи, рубашку и сапоги, ее сердце сжималось от дурного предчувствия. Совпадение вряд ли было случайным: автор записки знал о ее обыкновении выходить по ночам в мужском костюме. А если он знал одну из ее тайн, то, наверное, проник и в другие.

«Мои тайны, возможно, знало привидение», — подумала Виктория. Привидение или другой ее преследователь, подобный призраку, как она сама преследовала недавно Сэмюэля Уитлока по темным переходам его собственного дома. Викторию била нервная дрожь.

Однако, переодеваясь в мужскую одежду, она запретила себе думать о самом страшном. Сейчас важно только одно: спасти Лукаса.

Карета подъехала к «Зеленой свинье», и Виктория вновь ощутила неприятный ком в горле. Такое совпадение тоже не случайно. Кто-то знал о ней все.

Трясущимися руками Виктория накинула плащ поверх мужской одежды и опустила на лицо капюшон. Затем быстро упаковала свое платье и остальную одежду в пакет.

— Третья комната на верхнем этаже, — буркнул кучер, выпроваживая ее из кареты, — небось развлечетесь. Вашему брату все забавы, не то что нам, трудягам. — Он даже не взглянул на Викторию, отхлебнул еще глоток из фляги, дернул вожжи и поехал прочь.

Виктория посмотрела ему вслед, потом сняла с себя плащ и водрузила на голову цилиндр, который тоже был припасен для нее. Глубоко вздохнув, она расправила плечи и решительно вошла в игорный дом.

Она нервничала, поскольку происходящее мало походило на их прошлые приключения, и Виктория понимала: все оттого, что рядом нет Лукаса, который превращал опасность в чудесную игру. Красное пламя очага освещало толпу пьяных завсегдатаев притона, казавшихся демонами из преисподней. Слышался хриплый, грубый смех. Виктории казалось, что в любой момент здесь готова вспыхнуть пьяная драка. Она двинулась к лестнице, но официантка преградила ей путь:

— Вы же не пойдете наверх совсем один, верно, сэр? Вам нужна хорошенькая подружка, а я как раз свободна.

Виктория на миг растерялась.

— Спасибо, но меня там ждут.

— Вот оно что? — девица развязно подмигнула. — Я видела, как ваш дружок поднимался наверх. Не мое дело, конечно, к тому же он заплатил за комнату. Развлекайтесь как умеете. Но если вы все-таки решите, что вам нужна женщина, кликните старуху Бетси, идет?

Виктория смущенно поблагодарила ее:

— Большое спасибо, непременно.

Бетси расхохоталась:

— Ох уж эти дженты. Даже у нас держат марку. — И она, хихикая, поспешила на поиски другого клиента.

Виктория угрюмо поднималась по лестнице, в одной руке она по-прежнему сжимала пакет с одеждой, с другой свешивался плащ.

Поднявшись наверх, она попала в темный коридор, миновала две двери, из-за которых доносились стоны и непристойный гогот, и возле третьей остановилась.

Собравшись с духом, Виктория осторожно постучала. Дверь сразу же распахнулась.

На пороге стояла Изабелла Рикотт, мужской костюм подчеркивал ее экзотическую красоту еще выгоднее, чем бальное платье.

— Леди Рикотт. Какая встреча. — Виктория изо всех сил старалась говорить спокойно, холодно, даже чуть скучающе, как говорил Лукас, когда сталкивался с неожиданной угрозой. По крайней мере это лучше, чем оживший труп Сэмюэля Уитлока, подбодрила себя Виктория. — Где мой муж?

Изабелла Рикотт усмехнулась жестокой, удовлетворенной усмешкой и наставила на нее пистолет:

— Вам лучше войти в комнату, леди Стоунвейл. Я вас жду.

Справившись с первым потрясением, Виктория призвала на помощь всю свою выдержку. Она не выручит Лукаса, если поддастся панике или гневу.

— Эджворт тоже здесь? — спросила она, переступая порог. — Полагаю, вы не могли подстроить все в одиночку. Вы ведь предпочитаете использовать мужчин в своих гнусных целях, не правда ли?

— Ах, как тонко! — Изабелла отступила на шаг. — Впрочем, ты всегда была такой умненькой девочкой, верно? По мне, так даже слишком умной. За это ты и поплатишься.

По-прежнему сжимая в руках пакет с одеждой и плащ, Виктория подошла к камину и небрежно оперлась о каминную доску. Пламя очага бросало грозный отблеск на убогую маленькую комнату.

— Неужели вы собираетесь за что-то отомстить мне, миледи? Что плохого я вам сделала?

— Ты убийца. Вот ты кто, — прошипела Изабелла. — Ты убила Сэмюэля Уитлока. И все мне испортила.

Виктория застыла.

— Пожалуйста, объясните, какое значение имеет для вас его смерть?

— Я спланировала все, а ты — глупая маленькая сучка! Уитлок должен был жениться на мне, убив твою мать. У меня ушли месяцы на то, чтобы обработать его, пока он наконец набрался храбрости убить Каролину. Месяцы!

Виктория едва удержалась на ногах.

— Вы заставили Уитлока убить мою мать?

— Разумеется! Или думаешь, Сэмюэль решился бы на убийство сам? Если бы не я, у него пороху бы не хватило. Никак не мог понять, зачем ее убивать. Все твердил, что он вправе распоряжаться ее деньгами, так что пусть себе живет. Но ведь деньги не были моими! Пришлось объяснить Сэмюэлю, что я буду принадлежать ему, если он избавится от жены. А он хотел меня, Виктория, он очень меня хотел и в конце концов решился. Вот твоя мамочка и свалилась с лошади.

— Я не сомневалась, что ее убили, не сомневалась и до того, как он сознался!

— Да, ты-то сразу догадалась, верно? Не прошло и двух месяцев, как с ним случилось что-то странное. Уитлок сказал, что видел дух твоей матери. Я даже испугалась, что мой дружок рехнулся и его засадят в сумасшедший дом, прежде чем успеет жениться на мне. Поэтому я решила сама посмотреть, что там происходит у него по ночам.

Виктория крепче прижала к себе пакет:

— Вы были там в ту последнюю ночь, когда Уитлок бросился на меня с ножом?

— А кто, по-твоему, вложил нож ему в руки? Я сказала, что надо еще раз убить Каролину, чтобы она больше не воскресала. Сэмюэль совсем одурел и от вина, и от мысли, что Каролина вернулась за ним, — и послушался меня.

Сердце Виктории билось все чаще, наполненное и гневом, и ужасом.

— Где мой муж? Какое он имеет отношение к убийству моей мамы?

— Не торопись, не торопись, Виктория, скоро твой муж появится здесь. Эджворт его привезет.

— Эджворт все-таки участвует в твоей интриге?

Изабелла ухватила пистолет покрепче и негромко рассмеялась:

— О да. Эджворт придумал, как завершить нашу историю. У него свои счеты со Стоунвейлом. Я позволила ему действовать по его усмотрению с тем условием, чтобы заодно мы могли прикончить и тебя.

— Неужели вас так интересовал мой отчим, этот вечно пьяный подонок? Вы даже готовы мстить за Уитлока. Меня удивляет ваш вкус, леди Рикотт. А впрочем, чему удивляться: затем вы подобрали Эджворта, а он далеко не лучший из мужчин, не так ли? Должно быть, вас тянет к подонкам.

— Я уже говорила тебе, мне нужны мужчины, которыми можно управлять. Слабые мужчины. Они как воск в моих руках. Я делала с Уитлоком все что угодно. И с Эджвортом тоже.

— Почему вы выбрали в напарники Эджворта?

— Я догадалась, что он недолюбливает Стоунвейла. Когда Стоунвейл принялся ухаживать за тобой, я решила, что его злейший враг, Эджворт, еще пригодится мне.

— Теперь уже поздно убивать меня, — напомнила ей Виктория. — Деньгами распоряжается мой муж. Если и он умрет, наследство достанется нашим ближайшим родственникам, в том числе моей тете. Вы все равно ничего не получите.

Глаза Изабеллы яростно блеснули.

— Ты считаешь, я ничего не знаю? В ту ночь, когда по твоей вине несчастный идиот Сэмюэль слетел с лестницы, я лишилась всякой надежды получить твои деньги. Ты погубила все мои планы и сейчас поплатишься за это.

— Почему вы так долго не осуществляли свою месть? Почему вы покинули Англию, когда умер Уитлок?

— Потому что боялась, что ты догадаешься, кто задумал убийство твоей матери. Ты так чертовски умна — не стоило рисковать. Я же не знала, что Сэмюэль рассказал тебе в ту ночь, когда пытался убить тебя. И бежала из страны в тот же день, ибо боялась, что ты сумеешь разобраться во всем, что произошло, и в том, кто виноват. Но тебе не удалось, к счастью.

— Нет, не удалось. И все же у меня было недоброе предчувствие, что я упустила главное. — Виктория, содрогнувшись, вдруг припомнила, что ее ночные кошмары начались в то время, когда она познакомилась с Изабеллой Рикотт.

— Мне не очень понравилась жизнь на континенте, — холодно продолжала Изабелла. — Сначала все шло хорошо, но потом появились проблемы: я завязала роман с одним юным итальянским графом. Вмешалась его мать, испугавшись, что драгоценный сынок женится на мне и все семейное достояние окажется в моих руках. Благодаря ее стараниям меня изгнали из высшего общества. Весьма неприятная история.

— И вы решили вернуться в Англию.

— Да, здесь еще оставался шанс прибрать наконец к рукам чье-нибудь состояние. Можешь поверить, скоро найдется второй Сэмюэль Уитлок. Я уже растратила деньги первого мужа, и теперь срочно нужно раздобыть новое состояние. Очень срочно. Я продолжала следить за тобой с помощью друзей, даже когда была на континенте. Прошло несколько месяцев, все было спокойно, и я поняла, что пора возвращаться в Лондон.

— И тогда вы решили отомстить мне лишь за то, что я невольно разрушила ваши планы.

— Вот именно. Кроме того, необходимо была избавиться от свидетеля. Нельзя оставлять следов. Существовал риск, что ты догадаешься. Решив остаться в Англии, я не собиралась ждать, что однажды ты раскроешь, какую роль я сыграла в смерти твоей матери.

— Значит, вы подложили платок и табакерку так, что я непременно должна была наткнуться на них, — спокойно продолжала Виктория.

Изабелла глянула на свои сапоги и бриджи и усмехнулась:

— Мне тоже нравится разгуливать в мужской одежде. Честно говоря, я научилась от тебя. Как ты считаешь, Виктория, наступит ли такое время, когда женщинам позволят носить бриджи?

Как ни странно, проблема бриджей в качестве женской одежды не заинтересовала Викторию.

— Вы выслеживали меня по ночам?

— О да. Я все время следила за тобой, пока подробно не изучила твои манеры и привычки. Тогда-то и возник мой план. Все стало еще проще, когда начался твой роман со Стоунвейлом. Вы оба сами лезли в петлю.

«Да, похоже, мы подвергали себя гораздо большей опасности, чем мог вообразить Лукас», — подумала Виктория.

— А чей экипаж едва не задавил меня возле притона?

— Эджворта. Я велела только напугать тебя, но этот идиот, кажется, попытался заодно покончить со Стоунвейлом. Пришлось хорошенько всыпать ему.

— А грабитель, напавший на Лукаса?

— Эджворт нанял негодяя по моему поручению. Опять же мы хотели только, чтобы он напугал тебя, ну разве еще слегка пощекотал ножом, и все. Однако что-то не получилось в тот раз. Вы повели себя странно: Стоунвейл полез в сад за тобой, но обратно вернулся один. Однако грабитель все же набросился на графа, считая, что надо отработать полученные денежки, — продолжала Изабелла.

Виктория припомнила, что все произошло той ночью, когда она вызвала Лукаса в сад, чтобы обсудить их научный эксперимент. В ту ночь они не собирались искать приключений, потому он и вернулся к карете один.

— Зачем вы преследовали меня, Изабелла? Зачем нужны были платок, и табакерка, и статья об ожившем трупе?

Глаза Изабеллы весело блеснули.

— Захотелось воспользоваться твоей идеей. Разве плохо? Я хотела напугать тебя до полусмерти, причем так, чтобы ты даже не решилась обратиться к кому-либо за помощью. Все равно никто не поверил бы, будто Уитлок встал из могилы. Первоначально я рассчитывала запугать тебя настолько, чтобы ты подумала о собственном сумасшествии. Самое лучшее решение — сплавить тебя в сумасшедший дом! Вот было бы смеху, если бы тебя посадили на цепь! Вообрази себе: совершенно здоровая женщина обречена провести остаток жизни среди безумцев. Очень красивая развязка истории — и очень выгодная для меня.

Виктория кивнула:

— Тогда не пришлось бы рисковать своей шеей, совершая убийство.

Изабелла замолчала, обдумывая слова Виктории.

— Верно. Мне не очень-то по душе совершать убийство. Однако когда ты выскочила замуж за Стоунвейла и тут же сбежала из города, все усложнилось. Я понимала, что если ты признаешься Стоунвейлу, он займется расследованием. Пришлось согласиться с Эджвортом: вы оба должны умереть.

— Вы все еще не ответили на мой вопрос, Изабелла. Где мой муж?

— Эджворт привезет его сюда. Вы оба умрете здесь. Так романтично, так трагично, не правда ли? Вам уже немного осталось ждать.

Виктория высокомерно усмехнулась:

— Напрасно вы послали за моим мужем Эджворта. Стоунвейл скоро будет здесь, я не сомневаюсь. Но, уверена, Эджворт не явится вместе с ним.

Изабелла подошла к окну и осмотрела зловонный переулок перед «Зеленой свиньей».

— Боюсь, ты напрасно надеешься на своего мужа, Виктория.

— Он великий знаток стратегии, мадам.

Из темной кареты Эджворта, ожидавшей на углу возле «Зеленой свиньи», Лукас видел, как Виктория вышла из наемного кеба и направилась в игорный дом. Рука Лукаса сжалась в кулак.

— Вы только что подписали свой смертный приговор, Эджворт. Вам не стоило впутывать в дело мою жену, — ледяным голосом произнес он.

— Ваша жена впуталась во все даже раньше, чем вы или я, — возразил Эджворт, хищно ухмыляясь. — Ее смерть нужна Изабелле не меньше, чем мне — ваша.

— Как же вы собираетесь осуществить свой план?

— Полагаю, теперь вам пора все узнать. Всем известно, какой Стоунвейл мастер в делах стратегии и тактики, — так что, пожалуй, вы оцените мой замысел.

Лукас не спускал глаз с парадного входа в «Зеленую свинью». Он физически чувствовал, как растет напряжение в Эдж-ворте, — от мерзавца прямо-таки разило страхом.

— Эджворт, вы трус и глупец. А значит: что бы вы ни замышляли, все будет впустую.

Эджворт слегка приподнял дуло пистолета, довольная усмешка на лице сменилась злобным оскалом.

— Посмотрим, Стоунвейл. Сегодня тебе не повезло. Ты расстанешься не только с жизнью, но и с честью, которую так превозносил. Завтра поутру весь Лондон будет знать, что графиня Стоунвейл сбежала с бала леди Атертон на тайное свидание к любовнику в игорный дом. Все будут с удовольствием. повторять, что вы последовали за ней и застали в постели с другим мужчиной.

— И кто же он — другой мужчина?

— Другой так и останется тайной — пусть он таинственно исчезнет, пока вы будете расправляться с неверной женой.

— А как объяснить мою смерть?

— Чего проще? Вам ничего не оставалось, как пустить себе пулю в лоб.

— Скажите, Эджворт, это вы предупредили леди Неттлшип в тот вечер?

Эджворт насмешливо улыбнулся:

— В ту ночь, как обычно, я последовал за вами. Но когда понял, что вы везете Викторию в гостиницу, я решил, что мне наконец-то представился случай хотя бы отчасти отомстить вам. Я был уверен, что, когда вас застанут вместе, от вашей репутации камня на камне не останется. Я рассчитывал, что вас отлучат от светского общества и изгонят из клубов. Но вы действовали на удивление быстро и в тот же день успели жениться на Виктории. А уж когда и леди Неттлшип, и Джессика Атертон одобрили ваш брак, придраться было уже не к чему. — Эджворт переменил позу, оружие по-прежнему находилось в его руке. Резкие нервные движения выдавали его тревогу. — Полагаю, моя напарница уже достаточно времени провела наедине с вашей женой. У Изабеллы кошачья натура. Ей хотелось немного поиграть со своей жертвой, прежде чем нанести смертельный удар.

Лукас попытался выйти из кареты, но споткнулся и резко ухватился за дверцу, издав негромкий стон.

— Черт бы вас побрал, Стоунвейл. — Эджворт метнулся назад, поспешно нацелив на него пистолет и пытаясь удержать равновесие.

— Извините, нога. Она вечно меня подводит в самый неподходящий момент.

— Заткнитесь и вылезайте из кареты, — нервно буркнул Эджворт.

Лукас повиновался, стараясь двигаться чрезвычайно осторожно. Он видел, что Эджворт стоит за его спиной.

— В заведении есть черный ход. Пройдем там, — скомандовал Эджворт, — а то еще поднимете шум в таверне — и тогда придется пристрелить вас при свидетелях.

— Вы очень предусмотрительны, — проворчал Лукас, направляясь в темный переулок, к черному ходу в «Зеленую свинью». Ничего страшного, что здесь так темно. Лукас с усмешкой подумал, что ночные приключения с Викторией пошли на пользу. Он теперь вполне свободно ориентируется в темноте.

Однако пришлось дождаться момента, когда они вошли в дом. Повинуясь приказу Эджворта, Лукас начал подниматься по лестнице, его враг неотступно следовал за ним.

— Живо! — потребовал Эджворт дрожащим от волнения голосом.

— Нелегко вам приходится, а, Эджворт? Нервишки-то у вас слабоваты. Трудно представить, как вам сейчас, должно быть, страшно.

— Черт тебя побери, Стоунвейл! Ты немедленно поплатишься за свои слова, за все поплатишься, клянусь! Живо!

Лукас поднялся еще на одну ступеньку, и тут больная нога вновь подвела его. Он откинулся назад, отчаянно размахивая руками.

— Какого черта!.. — Эджворт попытался отскочить в сторону, но лестница оказалась слишком узкой, и он едва успел ухватиться за шаткие перила, когда Лукас всей своей тяжестью обрушился на него. Эджворт попытался вновь поднять пистолет и выстрелить — слишком поздно.

Борьба длилась недолго. Оба, сцепившись, покатились вниз по ступенькам. Лукас следил за пистолетом, все еще находящимся в руке Эджворта. Палец Эджворта уже слегка надавил на курок, и Лукас обеими руками заломил за спину руку врага.

Тот рванулся — и раздался выстрел. Эджворт отчаянно вскрикнул, когда пуля пронзила его тело.

Лукас почувствовал удар и внезапную страшную судорогу, сотрясшую тело врага. В ушах звенело от раздавшегося почти у самого уха выстрела. Он почувствовал на своих пальцах теплую кровь.

— Черт побери твою душу, Эджворт! — Он вывернулся из-под тела поверженного врага.

— Черт уже давно взял ее. В тот день, когда я сбежал с поля битвы. — Эджворт прикрыл глаза. — Ты никому не рассказал про меня.

— Каждый должен заботиться только о своей собственной чести.

— Ты и твоя чертова честь, — с трудом пробормотал Эджворт слабым шепотом.

— Где моя жена, Эджворт? Неужели ты хочешь иметь на совести еще и ее смерть, когда предстанешь пред Создателем?

Эджворт закашлялся, захлебываясь кровью.

— Ищи ее сам, Стоунвейл. — Он умолк.

Лукас увидел, что Эджворт теряет сознание. Он поднялся, вытер руки о плащ и прихватил пистолет. Уже повернувшись к лестнице, он услышал голос Эджворта в последний раз:

— Я должен был перерезать тебе глотку, когда увидел тебя раненым после битвы. Следовало убить тебя, пока ты был в моей власти. С тех пор ты преследовал меня, словно адский дух. Теперь меня настигло твое возмездие.

Лукас не ответил. Ему нечего было сказать. Он одним махом взбежал по лестнице, стараясь больше не спотыкаться.

Поднявшись на второй этаж, Лукас оказался в узком коридоре. Из-за закрытых дверей доносились стоны, визг и смех. Он понял, куда попал.

Чтобы найти Викторию, пришлось бы распахивать каждую дверь одну за другой. Однако так он мог спугнуть Изабеллу Рикотт, и у нее хватило бы времени, чтобы принять меры предосторожности. Лукас нехотя вернулся на лестничную площадку и выглянул в окно, осматривая узкий карниз. Хорошо, что и это упражнение с недавних пор знакомо ему.

Виктория по-прежнему стояла у камина, когда заметила какое-то движение снаружи за окном. Она тут же поняла, кто спешит к ней. Облегчение. Теплая волна радости прошла по сердцу. Лукас здесь, скоро все будет в порядке. Виктория постаралась сосредоточить все свое внимание на разговоре с Изабеллой, чтобы та случайно не бросила взгляд в сторону окна.

— Изабелла, как ты думаешь, сможешь ли ты отказаться от привычки ходить ночью по городу в мужском костюме? Такое интересное, такое веселое занятие. Что касается меня, мне нелегко будет отвыкнуть. Такое приятное чувство полной свободы. Правда, мир стал бы намного лучше, если бы женщинам разрешили носить бриджи, когда им захочется?

Изабелла угрожающе подняла пистолет:

— Заткнись, Виктория. Тебе уже нечего волноваться о своем костюме.

Виктория усмехнулась и носком сапога поправила полено в камине:

— Эджворт — плохой сообщник. Возможно, слабые мужчины и бывают полезны, но в тяжелую минуту на них нельзя положиться. Я лучше, чем другие, знаю, как трудно иметь дело с сильным мужчиной, но зато он всегда надежен. А ты хотя бы раз встречала надежного мужчину, Изабелла? Недавно я поняла, что такие мужчины очень редки, ими следует дорожить.

— Я уже велела тебе заткнуться, сволочь! Эджворт цот-вот придет. Уж тогда ты прикусишь свой язычок.

Краем глаза Виктория наблюдала, как Лукас осторожно переступает по карнизу. Она опустила на пол пакет с одеждой и легонько покачивала плащом, свисающим у нее с руки.

— Почему бы нам не поболтать? Скоротаем время, пока не явится Стоунвейл.

— Твой муж не спасет тебя, Виктория. Даже и не надейся.

— Глупости. Лукас — необыкновенный мужчина, разве ты еще не поняла? — Виктория радостно усмехнулась — в одно мгновение окно разлетелось вдребезги, и Лукас ворвался в комнату.

— Нет! — яростно крикнула Изабелла, направляя на него пистолет.

Но Виктория уже размахнулась и швырнула свой плащ в голову Изабеллы. Раздался пронзительный визг, но его тут же заглушили тяжелые складки плаща, и пистолет, выпав из рук Изабеллы, скользнул по деревянному полу.

Лукас смотрел на Викторию, выпрямляясь и машинально отряхиваясь.

— Ты в порядке? — очень спокойно спросил он.

— Конечно! — ответила Виктория, бросаясь в его объятия. — Я знала, ты придешь за мной. А где Эджворт?

— Внизу. Он мертв.

Виктория сглотнула:

— Для меня это не сюрприз. А что будет с леди Рикотт?

— Хороший вопрос.

Лукас выпустил из объятий жену и поднял с пола пистолет Изабеллы. Затем подобрал плащ, освобождая Изабеллу Рикотт. Ее изумрудные глаза полыхали бессильной яростью.

— У нас мало времени, — заявил он. — Надо принять решение. Мы должны вернуться на бал, прежде чем заметят наше отсутствие. Полагаю, проще всего пристрелить леди Рикотт на месте. Владельцу «Зеленой свиньи» так и так придется избавляться утром от одного трупа. Пусть заодно разбирается и со вторым.

Виктория испугалась:

— Лукас, остановись. Ты не посмеешь просто так взять и застрелить ее.

— Я уже сказал: у нас нет времени. Нужно как можно скорее убраться отсюда.

Изабелла не мигая смотрела на него, в глазах ее застыл ужас.

— Вы не решитесь хладнокровно пристрелить меня.

— Почему бы и нет? Хозяин притона позаботится о том, чтобы и ваше тело, и тело Эджворта вынесли отсюда и бросили в реку. Никто не задаст ни одного вопроса.

— Нет! — вскрикнула Изабелла, — Вы не убьете меня!

— Лукас, она права, — подхватила Виктория.

— Неужели тебе не все равно, что будет с ней? — спросил Лукас.

— Совершенно все равно. Но я не допущу, чтобы ты убил ее. Не только потому, что убийство не согласуется с понятиями чести, но и потому, что нельзя совершать еще одно насилие. Тебе и так пришлось достаточно убивать людей.

— Ты слишком чувствительна, дорогая моя. Уверяю, честь мужчины не пострадает, если он убьет женщину, которая пыталась убить его жену, а моя совесть вполне в состоянии примириться с еще одной смертью.

— Но не моя, — тихо возразила Виктория. — Я не допущу убийства.

— Есть другие предложения? — спокойно спросил Лукас.

Глаза Изабеллы становились все шире, она почти теряла сознание от ужаса.

— Что ж, — поразмыслив, сказала Виктория, — можно просто оставить ее здесь, и пусть она выбирается отсюда сама с условием, что утром быстренько соберется и отправится на континент.

— Континент? — Кажется, Изабелла уже оправилась от шока. — Но как же я вернусь туда? У меня нет ни гроша. Я умру с голоду.

— Очень сомневаюсь, — пробормотала Виктория. — Лукас, мы заставим ее покинуть страну. Нас это вполне устроит, и не придется ее убивать.

— Да, — заторопилась Изабелла, глядя на пистолет в руках Лукаса. — Да, я уеду. Даю слово, что немедленно покину страну.

Лукас усмехнулся:

— Полагаю, нас устроит ваш отъезд.

— Да! — в один голос ответили Виктория и Изабелла.

— Вы немедленно покинете Лондон, — продолжал Лукас, — и постараетесь не возвращаться в Англию.

— Нет, нет, я не стану возвращаться, клянусь.

— Разумеется. Если вы вернетесь, вас будут судить за убийство.

Изабелла открыла рот от изумления.

— Я никого не убивала.

— Боюсь, вы заблуждаетесь, леди Рикотт, — Лукас усмехнулся. — Дело в том, что в припадке ревности вы выследили сегодня Эджворта, когда он направлялся в притон на свидание с другой женщиной, — выследили и пристрелили его.

— Ничего подобного я не совершала.

— К несчастью, мадам, вам придется подписать признание, что вы являетесь убийцей. Если вы попытаетесь вернуться в Англию, признание будет передано властям.

Виктория с восторгом оглянулась на Лукаса:

— Как это умно, Лукас! Замечательно. Таким образом все устроится. Мы сохраним признание на случай, если Изабелла все-таки решится вернуться.

Взгляд Изабеллы метался от спокойного непроницаемого лица Лукаса к радостному лицу Виктории.

— Я не подпишу подобное признание.

— Придется, иначе вы не выйдете из комнаты, — ответил Лукас.

Глава 20

— Снимай бриджи! Быстрее! Нельзя терять ни минуты, если мы хотим спасти свою репутацию. — Лукас раскрыл пакет и извлек янтарно-желтое бальное платье. Кеб, нанятый Лукасом, пробирался по запруженным каретами улицам. Лукас развернул золотистый шелк.

— Я очень стараюсь, Лукас. Не набрасывайся на меня. Не виновата же я, что бриджи так трудно снять.

— Кто набрасывается? Я набрасываюсь? Подожди, вот только мы приедем домой и останемся наедине…

Виктория перестала стягивать с себя бриджи и резко вздернула голову. Наконец до нее дошло, что ее муж в ярости.

— Лукас, я не права?

— Ты еще смеешь задавать мне подобный вопрос? После всего, что произошло ночью? — Лукас сорвал с нее жилет и рубашку, не обращая внимания на обнаженную грудь. Изо всех сил он старался втиснуть Викторию в сверхмодное бальное платье.

— Осторожнее, порвешь! — Виктория продевала руки в узенькие рукавчики. — Хоть бы сейчас ты не кричал на меня! Мне столько пришлось пережить за вечер.

— Тебе пришлось пережить! А мне? Кстати, я вовсе не кричу на тебя. Я начну кричать, когда мы вернемся домой. Господи, где нижняя юбка?

— Никто не заметит, что я забыла ее надеть.

— Но я-то знаю и не допущу, чтобы ты разгуливала в бальном зале леди Атертон без нижней юбки.

— Хорошо, милый. — Она послушно принялась натягивать нижнюю юбку. — Лукас, я так волновалась за тебя сегодня.

— А что почувствовал я, когда увидел, как ты выходишь из кареты у «Зеленой свиньи»? С тобой бы ничего не случилось, если бы ты слушалась меня… Приехали. Надевай плащ.

Виктория сунула ноги в туфельки и накинула на голову капюшон плаща, скрыв лицо. Лукас распахнул дверь кареты и быстро вытащил Викторию на улицу.

Они завернули за угол и пошли вдоль стены, ограждавшей сад леди Атертон.

— Я пойду вперед. — Лукас нащупал щели и вскарабкался на стену сада. Затем он нагнулся и помог взобраться Виктории. — Похоже, в бриджах лазить через стену гораздо удобнее, — отметил он, глядя на ее юбку, поднятую до колен.

Они спрыгнули на гравиевую дорожку. Лукас потер ногу и оглядел темный пустынный сад.

— Худшее уже позади, — объявил он. — Если нас сейчас и увидят, самое неприятное, что могут сказать — граф Стоунвейл забрался со своей молодой женой в самый темный уголок сада. Не слишком-то благопристойно, но и для скандала повода нет. Пора в дом.

Виктория провела рукой по своим локонам, попыталась отряхнуть юбку платья и изящным жестом вложила свои затянутые в перчатку пальчики в предложенную мужем руку. Она с трудом подавила усмешку, когда Лукас повел ее к ярким огням и веселому смеху заполненного гостями зала.

— Что здесь смешного, Викки?

— Ничего, милорд.

— Мне бы следовало выдрать тебя.

— Конечно, милорд.

— Ты столько раз твердила мне, что я превратился в ханжу и зануду, но это еще пустяки по сравнению с тем, что вас ожидает, мадам. Теперь-то я покажу, каков бывает по-настоящему старомодный ханжа муж.

— Конечно, милорд.

Прежде чем Лукас успел произнести очередную угрозу, их окликнули со стороны террасы.

— Вот ты где, Викки. — Аннабелла Линдвуд радостно махала ей рукой. — Я вижу, тебе понравился сад. Я хочу познакомить тебя с лордом Шиптоном. Берти считает, что Шиптон вот-вот сделает мне предложение, и ты должна взглянуть на него.

— Не рассчитывайте, что моя жена вновь наймет сыщика, чтобы уладить ваши дела, — проворчал Лукас. — Она решила, что ей пора повзрослеть и вести себя сдержанно, или, скажем так, более традиционно.

— Боже мой! — всплеснула руками Аннабелла. — Вы что, хотите, чтобы она стала второй Джессикой Атертон или мисс Пилкингтон Само Совершенство? Какой ужас!

— Правда, Лукас, — подхватила Виктория, невинно глядя в суровые глаза Лукаса. — Ты хочешь, чтобы я во всем подражала леди Атертон или мисс Пилкингтон?

— Не стоит заходить так далеко, — недовольным тоном пробормотал Лукас. — А теперь, дорогие леди, извините меня. Я вижу, Тоттингхэм о чем-тр беседует с леди Неттлшип. Я намереваюсь спросить у него, не попадались ли ему какие-нибудь интересные книги по унавоживанию почвы. В данный момент меня больше всего волнуют сельскохозяйственные проблемы.

Виктория посмотрела вслед Лукасу, отправившемуся в зал, а затем с улыбкой обернулась к Аннабелле.

— Прелестный вечер, не правда ли? — произнесла она, снимая плащ и направляясь к распахнутым окнам бального зала. Аннабелла улыбнулась в ответ:

— Замечательный. В умении давать балы нет никого равного леди Атертон… Виктория, если мы будем держаться поближе друг к другу, я постараюсь прикрывать тебя своей юбкой, чтобы никто не заметил грязные пятна на твоем платье.

Через три часа Виктория сидела за туалетным столиком, искоса следя за мужем, который метался взад и вперед пр комнате. Она никогда еще не видела его в такой ярости. Голос его был низким, угрожающим, настроение — по-настоящему опасным. Пожалуй, она зашла слишком далеко в жажде приключений, и сегодня, похоже, предстоит поплатиться за это.

— Бога ради, объясни, почему ты нарушила мой приказ? Отвечай, если тебе есть что сказать. Я запретил тебе выходить из зала. Но нет же, нет, ты не хочешь выполнить простейшего указания, даже когда речь идет о твоей же собственной безопасности. Стоило мне уйти — и ты тут же ринулась прямо в ночь.

Виктория нахмурилась:

— Как же я могла остаться, когда я получила такую записку?

— Ты должна была выполнять то, что я велел, вот что ты должна была делать!

— А ты бы остался танцевать на балу, если бы получил такую записку? — спросила Виктория в надежде хоть отчасти смягчить его гнев.

— Все вздор. Ты не имела права выходить из дома Джессики Атертон, и сама прекрасно понимаешь это.

— Извини, Лукас, но, честно говоря, если бы все повторилось, я снова бы сделала то же самое.

— Вот-вот. Тетя Клео считает тебя умной женщиной, а тебе даже твои ошибки не идут впрок. Одно приключение закончилось благополучно, значит, надо тут же искать другое. Должен тебе кое-что сообщить, Викки: сегодня ты в последний раз перебиралась через стену сада.

— Пожалуйста, не говори ничего сейчас, пока ты сердит. Успокойся немного. Я уверена, уже завтра ты поймешь, приняв во внимание все обстоятельства, что я действовала как нельзя более разумно.

— Твое представление о разумном поведении очень отличается от моего.

— Вряд ли, Лукас, во всяком случае, наши представления похожи. Конечно, с твоей точки зрения, я слишком упряма и иногда поступаю чересчур опрометчиво…

— Иногда? — Казалось, он не верит собственным ушам. — Почти каждый раз — так будет гораздо точнее, мадам.

— Право, милорд! Неужели я такая уж плохая жена?

Он вновь зашагал по комнате:

— Я не говорил, что ты плохая жена. Ты непослушная, опрометчивая, безответственная женщина, и ты сведешь меня с ума, если мне не удастся внушить тебе немного уважения к твоему несчастному затравленному мужу.

— Но ведь я уважаю тебя, Лукас, — серьезно возразила она. — Я всегда уважала тебя. Я не всегда одобряю твое поведение, и порой ты страшно меня изводишь, но будь уверен, я более всех на свете уважаю тебя.

— Ну да, ты находишь меня вполне сносным.

— Почти всегда.

— Вполне обнадеживающее заявление, — сквозь стиснутые зубы процедил Лукас, разворачиваясь и вновь принимаясь мерить шагами комнату. — В следующий раз, когда ты бросишь мне очередной вызов, я постараюсь помнить, что ты меня чрезвычайно уважаешь и находишь вполне сносным мужем.

— Я никогда не бросаю вам вызов, во всяком случае, не ставлю перед собой такую задачу.

— Правда? — Он резко обернулся, сделал еще два шага и приблизился к ней вплотную. — А что вы сделали сегодня? Разве вы не нарушили мой приказ? Или это можно называть послушанием?

Виктория выпрямилась:

— Полагаю, если вам непременно хочется осудить мое поведение, считайте, что я проявила непослушание, однако…

— Признайся наконец, что ты поступила так потому, что любишь меня!

Глаза Виктории встретились с глазами Лукаса, и в спальне воцарилось молчание. Оно длилось с минуту, затем Виктория тихонько кашлянула и кивнула в ответ:

— Вы совершенно правы, милорд. Конечно, я не послушалась вас именно по этой причине.

— Господи, я едва верю своим ушам. — Мгновение Лукас стоял не шевелясь, потом нагнулся и потянул Викторию к себе, заставляя ее подняться на ноги. — Повтори еще раз, Викки. После всего, через что мы прошли сегодня, я вправе наконец услышать от тебя главные слова.

Виктория трепетно улыбнулась:

— Я люблю тебя. Я любила тебя с самого начала. Наверное, с той самой ночи на балу у леди Атертон.

— И потому ты поспешила сегодня на помощь мне, и потому ты запретила мне убить леди Рикотт (видит Бог, она вполне заслужила смерть!). Ты любишь меня. — Лукас обхватил руками ее податливое тело, крепко прижимая Викторию к себе. — О, любимая моя. Я так долго ждал твоего признания. Я думал, с ума сойду, так и не услышав этих слов.

— Как ты считаешь, наступит ли время, когда ты тоже скажешь мне слова любви? — Голос Виктории звучал приглушенно, она уткнулась лицом в халат Лукаса.

— Господи, я люблю тебя, Викки! Должно быть, я понял это уже в ту ночь, когда повез тебя в гостиницу, чтобы заняться любовью. По крайней мере я знал, что ни одна женщина никогда не будет мне столь дорога. Но все рухнуло на следующий же день, когда я вошел в оранжерею и понял, что Джессика Атертон рассказывает, ради чего она познакомила нас. Я понял, что она причинила мне такой вред, что даже представить себе не могла. Я был в ярости, в отчаянии, я знал — ты уже никогда не поверишь, что я действительно люблю тебя.

— В ту минуту я действительно не в силах была бы выслушать твое признание. Но потом, позже, ты мог объясниться, Лукас.

— Потом ты только и делала, что напоминала мне, что великодушно примирилась с нашим браком и какое замечательное деловое сотрудничество нас ожидает. Ты столько раз называла наш брак деловым соглашением, что я уже отчаялся. Лишь одно помогало мне сохранить надежду даже в самые тяжелые минуты — то, что ты по-прежнему носила цепочку с янтарем.

Она быстро глянула на него, удивляясь его словам.

— Цепочку? Я не снимала ее, потому что порой только она одна и помогала сохранять надежду.

— Ты сама виновата — не стоило тебе упрямиться, — заметил Лукас.

Виктория прикоснулась пальцем к янтарному кулону:

— Или ты ждал, что я начну объясняться в любви, узнав, что ты женился на мне ради денег? К тому же ты все время повторял, что не намерен ни в чем уступать мне, разве что я сумею злоупотребить твоим природным добродушием и научусь управлять, даже манипулировать тобой. Ты требовал от меня капитуляции, Лукас.

— Я безумно люблю тебя, дорогая, и понимаю тебя лучше тебя самой. Ты не упускала ни единого случая взять верх в нашей маленькой войне, но я не виню тебя. Я уважаю в тебе достойного противника. И все же я бы предпочел видеть в тебе любящую жену, Викки.

— Прекрасно сказано, милорд. — Она порывисто обняла его. — Лукас, как я люблю тебя!

Лукас страстно поцеловал ее:

— И потом, раз уж мы заговорили, я хотел бы прояснить еще один момент. Не верь, что я женился на тебе ради денег. Признаю, я начал ухаживать за тобой ради приданого, но я женился только потому, что никакая другая женщина не интересовала меня больше. Господи Боже, конечно же, я был влюблен в тебя с самого начала. Иначе неужели я решился бы связать свою судьбу с женщиной, которая непременно превратит мою жизнь в целый ряд приключений, если не катастроф.

— Наверное, ты прав. Но не следует забывать, что у тебя был выбор. Мог бы и обратить свое внимание на мисс Пилкингтон Само Совершенство.

Лукас легонько встряхнул ее.

— Женщина, ты издеваешься надо мной?

— Ни в коем случае. Как бы я посмела смеяться над моим мужем? Я испытываю к тебе только величайшее уважение. — Виктория подняла голову, глаза ее сияли. — Ты не будешь больше сердиться за мой сегодняшний поступок?

— Не торопитесь радоваться, мадам. Я еще не разобрался с вами.

— Правда? Что еще? Ты собираешься предать меня военному трибуналу? Меня лишат наград и сорвут с плеч погоны?

— Я надеюсь, — ответил Лукас, — мне хватит того, что я препровожу тебя в постель и сорву с тебя одежды. А потом буду заниматься с тобой любовью до тех пор, пока ты не раскаешься во всех своих заблуждениях.

Виктория обхватила руками его шею, и Лукас поднял ее и понес в постель. Она улыбнулась ему, опуская ресницы:

— Звучит очень заманчиво!

Он рассмеялся, и в смехе угадывалось неистовое желание. Одним движением он бросил ее на кровать:

— По крайней мере в том, что касается супружеской постели, между нами всегда царила гармония!

Лукас снял халат и опустился рядом с ней. Он уже был полностью готов к схватке. Резким движением сорвав с нее ночную рубашку, Лукас потянул Викторию на себя и опустил поверх своего обнаженного тела. Янтарный кулон, украшавший ее шею, коснулся жестких завитков волос на груди Лукаса.

— Скажи мне еще раз, что любишь меня, Викки.

— Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить. — Она взяла его лицо в ладони и поцеловала в губы, вкладывая в поцелуй все чувства, до сих пор таившиеся в глубине ее сердца. — Ты единственный, за кого я могла выйти замуж. Какой еще мужчина стал бы обсуждать со мной преимущества унавоживания почвы днем, а ночью перебираться через стену сада, чтобы повести меня в игорный дом? Ты единственный, Лукас. А теперь повтори, пожалуйста, что женился на мне не только ради денег.

Руки Лукаса крепче обхватили Викторию, и он притянул ее к себе, чтобы снова коснуться губами ее губ.

— Теперь уже не важно, отчего я женился на тебе, моя Янтарная леди. Я так глубоко запутался в твоих сетях, что никогда уже не буду свободным. Я люблю тебя, Викки. Я готов примириться со всеми неудобствами: карабкаться через стены, пробираться по узким карнизам, отправляться на поиски полуночных приключений — только обещай мне, что будешь любить меня всю жизнь!

— Я торжественно клянусь в этом, милорд.

Отдаваясь его поцелую, Виктория заметила, что сумрачные тени наконец покинули глубину глаз Лукаса. Там оставались только любовь, лунный свег и страсть, которая не угаснет до самой смерти.

Лукас проснулся среди ночи, почувствовав привычную боль в ноге, и собирался встать и налить себе бокал портвейна. Но прежде чем он приподнялся, Виктория коснулась рукой его бедра и начала ласково поглаживать его. Лукас снова прикрыл глаза и мгновенно уснул.

Вновь наступила весна. Лукас отправился на поиски жены и застал ее, как обычно, в оранжерее, где она рисовала небольшой диковинный цветок, только что выписанный из Америки.

Виктория принялась за акварели, едва оправившись после родов в прошлом месяце. Она сказала, что ее чрезвычайно вдохновляет известие о том, что книга достопочтенного Ворта («Методы разведения цветов, рекомендуемые тем, кто захочет украсить свой сад») полностью распродана и уже готовится дополнительный тираж.

Викарий утверждал, что иллюстрации, выгравированные и раскрашенные по рисункам леди Виктории Стоунвейл, обеспечили успех книги. Он хотел как можно скорее приняться за второй том, посвященный экзотическим цветам, которые можно вырастить в собственном саду.

Лукас пробрался мимо рядов роскошных причудливых растений в полном цвету, и его приветствовало ликующее агуканье младенца. Остановившись у коляски рядом с мольбертом, Лукас улыбнулся и подмигнул своему здоровяку сыну. Малыш казался символическим воплощением его заново расцветших земель.

Сад, раскинувшийся за окном, набухал бутонами и почками, поля пышно зеленели, обещая щедрый урожай. Наступил наконец благополучный год и для Стоунвейла — первый в цепи многих грядущих лет, обещал себе Лукас.

Он наклонился поцеловать свою жену, которая вовсю орудовала кисточкой. Лукас шутливо прикоснулся к оранжевому пятнышку на ее носу.

— Что это у тебя в руке, Лукас? — спросила она, поглядывая на том в кожаном переплете, который принес с собой Лукас.

— Небольшой подарок, мадам. Я велел переплести для тебя один экземпляр твоей книги.

Виктория покраснела от радости и протянула руку:

— Это ведь не совсем «моя книга». Это творение достопочтенного мистера Ворта.

— Я открою тебе небольшой секрет, дорогая. Тетя Клео говорит, что люди покупают эту книгу не только из-за ученых рассуждений нашего викария, но и ради твоих замечательных иллюстраций.

Виктория оглядела книгу, провела рукой по кожаному переплету:

— Ох, сомневаюсь.

— Это истинная правда.

— Спасибо, Лукас. — Она поглядела на него глазами, полными любви. — В одном тетя Клео права: ты действительно умеешь делать такие подарки, которые нельзя купить ни за какие деньги.

Он улыбнулся своей мягкой чувственной улыбкой:

— Это ты, дорогая, дала мне гораздо больше, чем я мог рассчитывать, когда вышел на охоту за приданым.

— Знаешь ли, — пробормотала она, рассеянно нащупывая янтарный кулон у себя на шее, — наверное, Янтарному рыцарю и его леди уже пора отправиться на полуночную прогулку по Стоунвейлу.

Лукас застонал.

— Не прошло месяца после родов! Забудь об этом, любовь моя. — Он многозначительно оглянулся на сына. — У тебя есть теперь по ночам более важное дело.

— Ладно, не сегодня. Может быть, даже не завтра. Но скоро, скоро! — Она улыбнулась ему, и глаза ее засияли. — Ты же сам знаешь, как ты любишь потакать моим прихотям, Лукас.

— Настолько, что я до сих пор спрашиваю себя: кто же из нас капитулировал на самом-то деле? — пробормотал он, нежно проводя своими губами по ее губам.

Вместо ответа Виктория поцеловала его, и этот поцелуй сулил обоим целую жизнь необыкновенных полуночных приключений.