Бац!

Марек оглянулся на звук. Они вышли в открытый внутренний двор монастыря, окруженный с трех сторон аркадными галереями, предназначенными для чтения и благочестивых размышлений.

Бац!

Они услышали смех. Шумные крики.

Бац! Бац!

Войдя во двор, Марек увидел, что ни фонтана, ни сада посреди двора не оказалось. Под ногами была плотно утоптанная глина. Четверо потных мужчин, облаченные в холщовые халаты, были увлечены игрой, отдаленно напоминавшей гандбол.

Бац!

Шар упал на землю, и игроки принялись толкать друг друга, чтобы позволить ему свободно докатиться до конца. Когда мяч остановился, один из игроков поднял его и крикнул: «Теnez!» Подбросив мяч в воздух, шлепнул по нему ладонью с растопыренными пальцами. Шар, отскочив от стены, подпрыгнул, и игроки опять принялись с боевыми возгласами отталкивать друг друга, стараясь занять наиболее выгодную позицию. Под арками галерей собралось множество монахов и дворян. Они криками подбадривали игроков и похлопывали по мешочкам, в которых звенели деньги.

Возле одной из стен стоял большой деревянный щит, и всякий раз, когда мяч попадал в него (попадание сопровождалось другим звуком – «бам!»), игроки и зрители принимались кричать еще громче.

Мареку потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, что он видит зарождение тенниса.

«Tenez» – это слово было заимствовано из лексикона слуг и означало «получите» – был новой игрой, изобретенной каких-нибудь двадцать пять лет тому назад, сразу же вошедшей в моду. Ракетки и сетки появились спустя несколько столетий, а пока игра являла собой разновидность ручного мяча, и ею увлекались представители всех сословий. Дети играли на улицах. Среди знати игра получила такую популярность, что вельможи принялись строить новые монастыри, которые, впрочем, в большинстве своем оказывались незавершенными: работы заканчивались, как только появлялись стены, галереи и внутренний двор.

Королевские фамилии тревожились, что принцы пренебрегли своими рыцарскими обязанностями, проводя долгие часы на теннисных кортах. Порой даже играли по ночам при свете факелов. Увлекательная игра захватила всех. Король Франции Иоанн II, находившийся сейчас в английском плену, истратил за минувшие годы целое состояние на оплату теннисных долгов. (Король Иоанн был известен под прозвищем Доброго, но это вовсе не означало, что он был добрым игроком в теннис.) – Вы часто занимаетесь этой игрой? – спросил Марек.

– Телесные упражнения укрепляют тело и обостряют разум, – не задумавшись, ответил провожатый. – У нас здесь две площадки для игры.

Проходя по двору, где шла игра, Марек заметил среди игроков людей, облаченных в зеленые с черной отделкой одежды. На площадке они выделялись грубой внешностью и наглым поведением.

Когда путники, уже миновав двор, поднимались по лестнице, Марек вновь обратился к монаху:

– Похоже, что монастырь оказывает радушный прием людям Арно де Серволя?

– Истинно так, – ответил тот, – поскольку они пообещали сотворить нам добро и вернуть мельницу.

– Ее отобрали у вас? – продолжал допытываться Марек.

– Можно сказать и так, – уклончиво ответил монах.

Он подошел к окну, откуда открывался вид на реку и расположенную в четверти мили вверх по течению мельницу с мостом.

– Монахи Сен-Мер, по указаниям нашего почтенного зодчего, брата Марселя, собственными руками построили эту мельницу. Марсель пользуется большим уважением в монастыре. Как вы, конечно, знаете, он был зодчим нашего бывшего настоятеля, епископа Лаона. И потому мельница, которую он изобразил на пергаменте, а мы построили, является собственностью нашего монастыря и пошлина с нее – тоже. И все же сэр Оливер забирает мельничную пошлину себе, хотя не имеет на это ровно никакого права, если не считать того, что его войско держит в своих руках эти земли. Мой лорд аббат очень доволен тем, что Арно пообещал вернуть мельницу монастырю и не взимать мельничной пошлины. Поэтому мы принимаем у себя людей Арно.

Крис, слушая все это, думал про себя: «Моя диссертация!» Ведь все, что говорил монах, чуть не до последней запятой подтверждало построения, которые он создал на основе своих исследований.

Хотя некоторые все еще воспринимали Средневековье как эпоху полной отсталости, Крис знал, что на самом деле это был период интенсивного технологического развития, в этом смысле даже не слишком отличавшийся от нашего собственного. Говоря по правде, механизация промышленности, ставшая позднее важнейшей отличительной особенностью Запада, зародилась именно в Средневековье. Самый мощный источник энергии, доступный в то время, – сила текучей воды – использовался практически повсеместно для выполнения разнообразной работы. С помощью водяного привода не только мололи зерно, но и валяли сукно, ковали железо, пилили доски, творили цемент и известь, делали бумагу, сучили веревки, выжимали масло, готовили красители для ткани. Вода качала мехи, которыми производился поддув в доменные печи для получения стали. По всей Европе реки были запружены, и порой эти запруды отделяло одну от другой каких-нибудь полмили Барки-мельницы были пришвартованы под каждым мостом. В некоторых местах строились целые каскады мельниц, каждая из которых получала стремительно текущий поток воды от строения, находившегося выше по течению.

Мельницы обычно обеспечивали основной источник дохода, являлись своеобразными монополиями и наиболее частой причиной конфликтов своего времени. Их работа сопровождалась непрерывными судебными процессами, убийствами и сражениями. И сейчас перед глазами у него находился выразительный пример всего этого.

– И все же, – услышал он голос Марека, – я вижу, что мельница все еще в руках лорда Оливера: вон на башне его вымпел, а на стенах можно разглядеть его ратников.

– Оливер удерживает мельничный мост, – объяснил монах, – потому что он находится рядом с дорогой, ведущей в Ла-Рок. Тот, у кого мельница, владеет и дорогой. Но Арно скоро отберет у них мельницу.

– И вернет ее вам.

– Так и будет.

– А чем же монастырь отблагодарит Арно за возвращение мельницы?

– Мы будем молиться за него, – ответил монах. И после краткой паузы добавил:

– И разумеется, дадим ему достойное вознаграждение.

Они прошли через скрипторий, где в тишине склонялись над стоявшими в несколько рядов пюпитрами монахи, переписывавшие рукописи. Мареку показалось, что этот процесс проходит совершенно не так, как подобает: работу переписчиков сопровождали не благочестивые молитвенные песнопения, а крики и грохот ударов, доносившиеся с площадки для игры в мяч. Кроме того, несмотря на исконный цистерцианский запрет иллюстрировать рукописи, несколько монахов украшали поля и углы манускриптов картинками. Рядом с живописцами стояли горшки со множеством кисточек и каменные блюдечки с различными красками. Даже на ходу можно было заметить, что некоторые иллюстрации отличаются совершенством выполнения.

– Сюда, – сказал монах и провел их вниз по лестнице в другой внутренний двор, на сей раз маленький; он был залит лучами утреннего солнца. Возле одной из стен Марек увидел восемь солдат в цветах Арно, гревшихся на солнце. Он обратил внимание, что те были с мечами.

Монах провел их дальше, к маленькому домику, стоявшему в углу двора. Все четверо вошли внутрь. Там они услышали негромкий шум падающей воды и увидели большой бассейн, посреди которого вздымалась струя фонтана. Шум воды заглушали латинские песнопения. Посреди комнаты стоял стол. Двое монахов омывали лежавшее на нем обнаженное тело.

– Брат Марцеллус, – прошептал монах, склонив голову перед покойным.

Мареку понадобилось лишь мгновение, чтобы понять, что же он увидел.

Брат Марсель был мертв.

Их выдала реакция. Монах сразу же понял, что они не знали о смерти Марселя. Нахмурившись, он взял Марека за руку.

– Зачем вы пришли? – спросил он.

– Мы надеялись поговорить с братом Марселем.

– Он умер минувшей ночью.

– Отчего он умер? – спросил Марек.

– Мы этого не знаем. Но, как вы можете заметить, он был стар.

– Наше дело к нему было очень срочным, – сказал Марек. – Возможно, если бы я мог увидеть его имущество…

– У него не было никакого имущества.

– Но ведь были же какие-то личные вещи…

– Он жил очень просто.

– А могу я увидеть его комнату? – продолжал настаивать Марек.

– К сожалению, это невозможно.

– Но я был бы глубоко признателен, если…

– Брат Марсель жил на мельнице. Его келья находилась там уже много лет.

– Ах, вот как.

Мельница в настоящее время была во власти одного из отрядов Оливера. Археологи не могли попасть туда, по крайней мере сейчас.

– Но, может быть, если вы скажете, какое у вас было дело, я смогу оказать вам помощь? – Монах произнес это совершенно небрежным тоном, но Марек немедленно насторожился.

– Это было личное дело, – ответил он. – Я не могу говорить о нем.

– Здесь не бывает никаких личных дел, – сказал монах, сделав шаг к двери. Марек отчетливо почувствовал, что он готов поднять тревогу.

– Это было поручение магистра Эдуардуса.

– Магистра Эдуардуса! – Поведение монаха сразу изменилось. – Почему же вы сразу не сказали об этом? Но какое отношение вы имеете к магистру Эдуардусу?

– По правде говоря, мы его помощники.

– На самом деле?

– Воистину так.

– Почему же вы сразу не сказали об этом? – повторил монах – Магистр Эдуардус был бы здесь желанным гостем, потому что он выполнял важное поручение аббата, когда его захватил Оливер.

– Вот как?

– Тогда пойдемте со мной, – сказал монах. – Аббат захочет увидеть вас.

– Но мы…

– Аббат все равно потребует вас к себе. Пойдемте!

Вновь выйдя в ярко освещенный двор, Марек заметил, что на территории монастыря находилось очень много солдат в зеленых с черным одеяниях Арно, а не несколько случайно зашедших сюда ратников. И эти солдаты не шатались здесь без дела; они держались настороженно, и было сразу видно, что они готовы к бою.

Обитель аббата представляла собой небольшой деревянный домик, богато украшенный резьбой («Ну и ну», – подумал Марек), и находилась в дальнем углу монастыря. Их провели внутрь, в маленькую приемную, облицованную панелями из полированного дерева. Там перед закрытой дверью сидел пожилой монах, сгорбленный и тяжелый, как жаба.

– У себя ли мой лорд аббат?

– У себя, но он сейчас занят увещеванием кающейся грешницы.

Из-за двери можно было услышать ритмичный скрип.

– И сколько времени они еще проведут в молитвах? – спросил провожатый.

– Может быть, довольно долго, – сказала жаба. – Она часто повторяет свои грехи.

– Я был бы рад представить этих достойных людей нашему лорду аббату, – сказал монах, – поскольку они принесли новости об Эдуардусе де Джонсе.

– Можете не сомневаться, я сообщу ему, – скучающим тоном ответила жаба.

Но Марек был уверен, что в тусклых глазках старика промелькнул огонек интереса.

– Скоро треть [38], – буркнула жаба, взглянув на солнце. – Не хотят ли ваши гости вкусить скромной монастырской трапезы?

– Большое спасибо, но нет, мы… – Крис громко закашлялся, а Кейт ткнула Марека в спину. Марек тут же исправился:

– Мы примем угощение с благодарностью, если это не доставит вам хлопот.

– Мы рады услужить вам во славу божию.

Они повернулись, чтобы направиться в трапезную, когда дверь распахнулась, и в комнату, запыхавшись, вбежал молодой монах.

– Сюда идет мой лорд Арно! Он хочет немедленно увидеть аббата!

Жаба неожиданно проворно вскочила на ноги.

– Уходите, живо, – сказал старик и распахнул перед пришельцами из двадцатого века боковую дверь.

Они оказались в маленькой простой комнате, смежной с покоями аббата. Скрип кровати внезапно стих; послышался басовитый голос жабы, докладывавшей аббату о скоропалительном визите.

Спустя несколько секунд отворилась другая дверь, и в комнату вошла обнаженная снизу почти до пояса женщина. Она торопливо пыталась на ходу оправить неудачно зацепившееся одеяние. При виде посторонних ее лицо вспыхнуло. Она была необыкновенно красива. Когда она повернулась, Крис с изумлением узнал леди Клер.

Клер, конечно же, поймала его взгляд.

– Почему вы так смотрите? – спросила она с неподдельным удивлением.

– Э-э, моя леди…

– Сквайр, осуждение, написанное на вашем лице, совершенно несправедливо. Как смеете вы судить меня? Я слабая женщина, одна в чужой стране, где нет никого, кто мог бы защищать и сопровождать меня. И все же я должна добраться до Бордо, за восемьдесят лиг [39] отсюда, а оттуда попасть в Англию, чтобы получить под свою руку владения моего мужа. Это моя обязанность как вдовы, и сейчас, во время войны и хаоса, я буду без колебаний делать все, что потребуется, для того, чтобы достичь этой цели.

Крис подумал, что колебание было совершенно несвойственно этой женщине. Он был ошеломлен ее смелостью. А Марек смотрел на нее с неприкрытым восхищением.

– Молю вас, леди, простите его, – негромко сказал он, – поскольку он молод и порой не успевает вовремя задуматься.

– Обстоятельства изменились. Мне потребовалось заступничество, которое в состоянии предоставить только аббат. Я использую те меры убеждения, которые находятся в моей власти. – Говоря это, леди Клер прыгала на одной ноге, надевая шоссы. Натянув их на ноги, она расправила платье, а затем покрыла голову накидкой, изящным движением завязав ее под подбородком так, что открытым осталось только лицо.

И женщина, которая всего лишь несколько минут назад полуголой вбежала в комнату, уже оказалась похожей на монахиню. Ее манера держаться обрела скромность, голос стал тише и мягче.

– Теперь вам, по воле случая, стало известно то, что я не намеревалась открыть ни единому человеку. Я стала заложницей вашего милосердия и прошу у вас одного – молчания.

– Вы можете не опасаться нашей нескромности, – ответил Марек, – так как ваши дела не связаны с нашими.

– А я взамен обещаю вам свое молчание, – сказала Клер. – Ведь совершенно очевидно, что аббат не желает, чтобы Серволь узнал о вашем присутствии здесь. Мы все будем хранить наши тайны. Могу я получить в этом ваше слово?

– Безусловно, да, леди, – ответил Марек.

– Да, леди, – сказал Крис.

– Да, леди, – поддержала его Кейт.

Услышав ее голос, Клер нахмурилась. Пристально взглянув на Кейт, она подошла к ней поближе.

– Вы говорите правду?

– Да, леди, – повторила Кейт.

Клер провела рукой по телу девушки, нащупав груди под грубой тканью.

– Вы обрезали свои волосы, девица, – сказала она. – А вам известно, что женщина, выдающая себя за мужчину, подлежит смертной казни?

При этих словах она взглянула на Криса.

– Мы знаем об этом, – ответил Марек.

– Вы должны быть очень сильно преданы вашему магистру, чтобы отказаться от своего природного пола.

– Именно так и есть, моя леди.

– Тогда я буду всей душой молиться за то, чтобы вы уцелели.

Дверь открылась, и появившаяся жаба сделала знак рукой:

– Пойдемте, достойные гости. Моя леди, молю вас, останьтесь. Аббат вскоре вернется к прерванной исповеди. Ну, а вы, достойнейшие, идите со мной.

Оказавшись во внутреннем дворе, Крис наклонился к Мареку и прошептал:

– Андре, эта женщина – чистый яд.

Марек улыбнулся.

– Я согласен с тобой, что в ней есть нечто такое …

– Андре, говорю тебе, нельзя верить ни единому ее слову.

– Ты думаешь? А мне показалось, что она говорила с изумительной прямотой, – возразил Марек. – Ей нужна защита. И она права.

Крис уставился на него.

– Защита?

– Да. Ей нужен боец, защитник, она хочет чемпиона, – глубокомысленно произнес Марек.

– Защитник? О чем ты говоришь? У нас всего… Сколько времени осталось?

Марек взглянул на свой веревочный браслет.

– Одиннадцать часов десять минут.

– Ну вот. Так что ты там толкуешь насчет защитника?

– О, просто пришла одна мысль… – Марек положил руку Крису на плечо. – Но это неважно.

Они сидели в большом зале среди множества монахов за длинным столом. Перед ними стояла большая миска с мясным супом, от которого поднимался ароматный пар, а посреди стола было расставлено множество блюд с горами овощей, говядиной и жареными каплунами. Но никто не тянулся к ним, все головы были смиренно опущены, пока монахи пели «Отче наш»:

Pater noster qui est in coelis

Sanctivicetur nomen tuum

Adveniat regnum tuum

Fiat voluntas tua.

Кейт непрерывно украдкой посматривала на пищу. Каплуны были только что сняты с вертелов! Они были необыкновенно упитанными, желтоватый жир до сих пор продолжал стекать на блюда. Но тут она заметила, что ближайший к ней монах, видимо, озадачен ее молчанием. Судя по всему, она обязательно должна была знать это песнопение.

Марек, находившийся по другую сторону от нее, громко пел:

Panem nostrum quotidianum

Da nobie hodie

Et dimmitte nobis debita nostra…

Она не понимала латыни и не могла присоединиться к хору, поэтому сохраняла молчание вплоть до заключительного «Аминь».

Ей показалось, что все монахи при этом посмотрели на нее и закивали. Кейт вея напряглась, ей стало страшно, что они начнут заговаривать с нею, а она не сможет отвечать им. Что же делать?

Взглянув на Марека, она увидела, что тот совершенно спокоен. Еще бы, он-то знает язык.

Монах, не сказав ни слова, передал ей блюдо с говядиной. Вообще, здесь никто не разговаривал. Блюда с едой передавали друг другу без просьб и благодарностей; единственным звуком в трапезной было лишь негромкое позвякивание ножей о тарелки. Они ели молча!

Кейт взяла блюдо, положила себе большой кусок, потом еще один, но тут поймала неодобрительный взгляд Марека и вручила блюдо ему.

В углу трапезного зала один из монахов начал читать что-то по-латыни. Кейт воспринимала этот текст как своеобразную музыку и ела под нее с жадностью. Она была так голодна! Она не могла припомнить, когда еще еда доставляла ей такое удовольствие. Она искоса взглянула на Марека. Тот ел с чуть заметной улыбкой на лице. Кейт попробовала суп: восхитительный – и спустя еще несколько секунд вновь посмотрела на Марека.

Он больше не улыбался.

Марек не сводил глаз с дверей. В этом длинном прямоугольном зале их было три одна справа от него, одна слева и одна прямо напротив них, посреди стены.

Несколько секунд назад он увидел группу солдат в зеленном с черным около правого входа. Они заглядывали внутрь, как будто их интересовало, что едят в монастыре, но оставались снаружи.

А теперь он увидел еще одну группу солдат: она собралась в центральном входе. Кейт подняла на Марека глаза, он склонился к ее уху и прошептал:

– Левая дверь.

Несколько монахов неодобрительно посмотрели на них. Кейт вновь взглянула на Марека и слегка кивнула, давая понять, что все поняла.

Куда могла вести левая дверь? Там не было никаких солдат, комната, куда вела эта дверь, была темна. Но, что бы там ни находилось, они были вынуждены идти на риск. Марек поймал взгляд Криса и слегка толкнул его – пора вставать.

Крис почти незаметно кивнул. Марек отодвинул тарелку с супом и начал было подниматься, когда к нему подошел монах в белой рясе. Наклонившись к самому уху, он прошептал:

– Аббат хочет сейчас же с вами увидеться.

Аббат монастыря Сен-Мер был энергичным человеком тридцати с небольшим лет, с телом атлета и острыми глазами торговца. Он был одет в изящно вышитую черную сутану, носил на шее тяжелое золотое ожерелье, четыре пальца руки, которую он протянул для поцелуя, украшали перстни с драгоценными камнями. Он встретил их в залитом солнцем дворе и теперь шел бок о бок с Мареком, в то время как Крис и Кейт держались позади. Повсюду толпились зелено-черные солдаты. Аббат держался добродушно, но то и дело резко менял предмет разговора, как будто стремился поймать собеседника врасплох.

– Я глубоко опечален присутствием этих ратников, – сказал аббат, – но боюсь, что в монастырь пробрались незваные гости – кое-кто из людей Оливера, – и пока мы не найдем их, придется быть поосторожнее. А лорд Арно любезно предложил нам свое покровительство. Довольны ли вы трапезой?

– Благодарение богу и вам, мой лорд аббат, очень довольны.

Аббат улыбнулся.

– Я ненавижу лесть, – сказал он. – И наш устав ее запрещает.

– Я буду осторожнее выбирать слова, – ответил Марек.

Аббат посмотрел на солдат и вздохнул.

– Такое количество солдат погубит все развлечения.

– О каких развлечениях вы говорите?

– Об охоте, конечно, об охоте! – горячо воскликнул аббат. – Вчера утром мы поехали на охоту и вернулись ни с чем; даже не увидели ни одного оленя. А ведь люди Серволя еще не подошли. Теперь они здесь, их две тысячи. Что бы они ни затеяли, они распугают всю дичь. Пройдут месяцы, прежде чем в лесах все успокоится. Какие новости о магистре Эдуардусе? Расскажите мне, потому что я изнемогаю от нетерпения.

Марек нахмурился. Аббат, похоже, действительно очень хотел узнать, что сталось с Профессором. Но при этом он, очевидно, рассчитывал на какую-то определенную информацию.

– Мой лорд аббат, он находится в Ла-Роке.

– О? С сэром Оливером?

– Да, мой лорд аббат.

– Это просто несчастье. Он передал вам послание для меня? – Вероятно, аббат заметил озадаченный взгляд Марека. – Нет?

– Мой лорд аббат, Эдуардус не давал мне никаких посланий.

– Возможно, тайное? Какая-нибудь тривиальная или, наоборот, ошибочно построенная фраза?

– Я глубоко сожалею, – сказал Марек.

– Но не так глубоко, как я. И теперь он находится в Ла-Роке?

– Да, мой лорд аббат.

– Видит бог, как бы я хотел, чтобы это было иначе, – бросил аббат. – Ибо я уверен, что Ла-Рок взять невозможно.

– Да, но если туда ведет секретный проход… – начал было Марек.

– Ах, этот проход! – воскликнул аббат, махнув рукой. – Он послужит причиной моей гибели. Только о нем я и слышу со всех сторон. Все желают узнать тайну этого прохода – Арно больше всех. Магистр помогал мне, просматривая старые документы Марцеллуса. Вы уверены, что он ничего не сказал вам?

– Он сказал, что мы должны отыскать брата Марселя.

Аббат хмыкнул.

– Да, конечно, этот секретный проход был построен помощником и писцом Лаона – братом Марселем. Но уже несколько последних лет старый Марсель был изрядно не в себе. Именно потому мы и позволили ему жить на мельнице. Он все время что-то бормотал про себя и потом внезапно начинал кричать, что видит демонов и духов, дико вращал глазами и трясся всем телом, пока видение не заканчивалось. – Аббат сокрушенно помотал головой. – Прочие монахи почитали его; они считали его видения доказательством благочестия, а не болезни, коей, по правде говоря, эти видения порождались. Но зачем магистр велел вам искать его?

– Магистр сказал, что у Марселя есть ключ.

– Ключ? – повторил аббат. – Ключ! – Он казался сильно раздраженным. – Конечно, у него был ключ, у него было много ключей, и все их можно найти на мельнице, но мы не можем… – Он вдруг споткнулся, качнулся вперед и с неописуемым изумлением посмотрел на Марека.

Люди, заполнявшие двор, подняли крик, указывая куда-то наверх.

– Мой лорд аббат… – начал Марек.

Аббат выплюнул большой сгусток крови и обвис на руках Марека. Марек аккуратно положил его на землю. Он почувствовал стрелу в спине аббата даже раньше, чем увидел ее. Еще несколько стрел просвистели рядом и, дрожа, впились в землю среди травы.

Подняв глаза, Марек увидел на колокольне несколько малиново-серых фигур, с неописуемой быстротой стрелявших из луков. Одна стрела сбила у Марека с головы шапку, другая порвала рукав туники. Еще одна стрела глубоко воткнулась в плечо лежавшего ничком аббата.

Следующая стрела ударила Марека в бедро. Он почувствовал боль, пронзившую его ногу, как раскаленная игла, и, потеряв равновесие, упал наземь. Попытался встать, но у него кружилась голова, и он не смог удержаться на ногах. Он снова упал, а стрелы свистели, втыкаясь в землю вокруг него.

На противоположной стороне двора Крис и Кейт бежали, стремясь укрыться от ливня стрел. Кейт вдруг громко вскрикнула и упала: стрела ударила ее в спину. Но девушка тут же поднялась на ноги, и Крис увидел, что стрела порвала ее тунику ниже подмышки, но не ранила. В этот момент другая стрела оцарапала ему ногу, порвав шоссы. А затем они оказались в крытой галерее и рухнули на пол за массивным столбом, стараясь отдышаться. Стрелы с цоканьем отскакивали от каменных стен и арки рядом с ними.

– Ты цела? – спросил Крис.

Она кивнула.

– А где Марек?

Крис поднялся на ноги и осторожно выглянул из-за столба.

– О, нет! – вдруг воскликнул он и вновь выскочил во двор.

Марек все же встал на ноги. Он увидел, что аббат еще жив.

– Простите меня. – С этими словами он взвалил аббата на плечо и, шатаясь, неуверенными шагами побежал к спасительному углу. Солдаты, сбежавшиеся во двор, непрерывно стреляли в лучников, забравшихся на колокольню, и град летевших сверху стрел заметно ослабел.

Марек вбежал под крышу галереи и опустил аббата боком на пол. Тот вырвал стрелу из своего плеча и отбросил в сторону. Усилие, казалось, совсем лишило раненого сил.

– Моя спина… спина, – пробормотал он. Марек осторожно, поддерживая, усадил его. Стержень стрелы, торчавший из спины, покачивался в такт сердечному ритму.

– Мой лорд, может быть, я вытащу ее?

– Нет. – Аббат, сделав отчаянное усилие, закинул руку Мареку на шею, подтащил поближе к себе. – Нет еще… священника .. священника… – Его глаза закатились.

Священник уже бежал к ним.

– Он уже идет, мой лорд аббат.

От этих слов аббату, казалось, полегчало, но он все также из последних сил обнимал Марека.

– Ключ к Ла-Року… – очень тихо, почти шепотом заговорил он.

– Да, мой лорд?

– …Комната ..

Марек выждал несколько секунд.

– Какая комната, мой лорд? Какая комната?

– Арно… – сказал Аббат, мотнув головой, как будто желая отогнать от себя это имя. – Арно будет в ярости… комната… – Его рука бессильно упала. Марек выдернул стрелу из спины и помог аббату лечь навзничь. – Каждый раз, когда он хотел… сделать… не сказал никому… поэтому… Арно… – Аббат закрыл глаза.

Монах втиснулся между ними. Он, быстро говоря что-то по-латыни, снял с аббата туфли, поставил на землю бутылочку с елеем и приступил к выполнению последней требы.

Прислонясь к столбу галереи, Марек вырвал стрелу из бедра. Она ударила его вскользь и вонзилась вовсе не так глубоко, как ему сначала показалось: острие было испачкано кровью не более чем на дюйм. Он бросил стрелу на землю, в этот момент к нему подбежали Крис и Кейт.

Они остановились, глядя на стрелу и рану в ноге. Рана кровоточила. Кейт задрала камзол, кинжалом отхватила полосу от своей полотняной рубахи и перевязала бедро Марека.

– Это вовсе не опасно, – сказал Марек.

– Перевязка тебе не повредит, – резко проговорила Кейт. – Ты можешь идти?

– Конечно, – ответил он.

– Ты очень бледен.

– Я в полном порядке, – ответил Марек и, выпрямившись, принялся осматривать двор.

На земле лежали четверо солдат, утыканные стрелами. Остальные солдаты куда-то делись; больше никто не обстреливал колокольню, а оттуда, из верхних окон, валил дым. На противоположной стороне двора, из трапезной, тоже поднимались все более густые клубы черного дыма. Вскоре пламя должно было охватить весь монастырь.

– Мы должны найти этот ключ, – сказал Марек.

– Но ведь он находится в его комнате.

– Я в этом не уверен.

Марек помнил, что одна из последних фраз, которые он услышал на раскопках от Элси, графолога экспедиции, как раз касалась ключа. И еще какого-то слова, которое поставило ее в тупик. Он не мог вспомнить подробности – тогда он очень волновался за Профессора, – но помнил достаточно ясно, что Элси просматривала лист пергамента из связки, найденной в монастыре. Той самой, в которой обнаружилась записка Профессора.

И теперь Марек знал, где искать эти пергаменты.

Они бегом, насколько позволяла раненая нога Марека, бросились вдоль галереи к церкви. Часть витражей уже была разбита, из окон вырывались клубы дыма. Изнутри доносились крики, а мгновением позже из дверей вывалилась группа солдат. Марек резко повернулся и повел своих спутников обратно.

– Что мы делаем? – поинтересовался Крис.

– Ищем дверь.

– Какую?

Марек метнулся влево по неприметному коридору, затем еще раз повернул налево в очень узкое сводчатое отверстие, за которым обнаружилась тесная комнатушка, похожая на кладовку, в которой уборщицы в Йеле держат свои ведра. На стене в подставке торчал горящий факел. Посреди пола находилась деревянная крышка люка. Марек откинул ее, под ней оказалась лестница. Он снял со стены факел и начал спускаться. За ним пошла Кейт. Крис, шедший последним, аккуратно закрыл крышку и спустился по лестнице в темное сырое помещение.

Пламя факела мерцало в прохладном затхлом воздухе. В его мятущемся свете они увидели вдоль стен огромные – по шесть футов в диаметре – бочки. Археологи очутились в винном подвале.

– Вы, конечно, понимаете, что солдаты довольно скоро обнаружат это, – сказал Марек. Он без колебаний провел их через несколько уставленных бочками подвальных помещений, как две капли воды похожих одно на другое.