За подводными сокровищами

      — Не трогай ее, — взвыл Барни. Но мне так хотелось ему помочь, что я уже сделала попытку раздвинуть рыбью пасть. Рыба-дутыш еще крепче сжала палец Барни с силой слесарных тисков. Прошло три минуты, хотя Барни и уверяет, что не три, а тридцать, прежде чем рыба отпустила его палец. Палец Барни надолго был изуродован отметиной с кровоподтеком.
      В море мы встречались и с другими опасностями, но в большинстве случаев это были скорее неприятности, чем несчастные случаи. Бывало, что тонкие иглы колючих морских яиц прокалывали резиновые ласты, оставляя в ноге отравленные кончики. Были и «жалящие» кораллы, ядовитые нематоцисты, свернутые наподобие пружины, всегда готовые ужалить при малейшем прикосновении. Попадались и мурены в углублениях скал. Мы предупреждали детей, чтобы они не совали туда руки. Сюзи не могла побороть соблазн, пока мы не показали ей логово мурены, которая открывала и закрывала свою пасть, обнажая острые белые иглы зубов. Мы навещали мурену каждый раз, когда ходили купаться, и неизменно находили ее в одном и том же скалистом логове. Когда мы приближались к ней, чтобы сказать: «Здравствуйте», она медленно выплывала из скалы, открывая и закрывая свою пасть и пропуская через жабры воду. Но мы никогда не дразнили мурену, и она тоже не трогала нас. Если неосторожно сунуть руку в такую пещеру, мурена может ужалить, подобно гремучей змее, запустив длинные острые иглообразные зубы в тело.
      Чтобы не изуродовать руку, пловцу следует схватить мурену другой рукой, вытащить из логова на поверхность и только тогда раздвинуть ее пасть и освободиться.
      Мы учили детей остерегаться жалящих скатов; показали им, как те наполовину зарываются в песок. Мы предупреждали их, что скаты имеют ядовитый клинок под хвостом. Для полной наглядности пришлось заколоть копьем не успевшего скрыться от нас маленького ската. По размерам он был не больше блина, весь в ярких яблоках.
      — Как ты думаешь, почему он нас не боится? — спросил Барни, вытаскивая ската и кладя его в лодку. Тут он наступил ногой на спинку рыбы и наклонился, чтобы вытащить копье. Трах! И скат, и копье полетели в море. Барни шлепнулся на спину на дно лодки. Дети визжали от смеха. Скат оказался электрическим, и копье пробило его батарею — группу веретенообразных клеток, которые дают такой разряд, как магнето на автомобильную свечу. Рука Барни онемела, а в груди покалывало.
      На отмелях позади форта в лучах солнца нежились вест-индские акулы — ленивые плоские животные коричневого цвета. Шкура у вест-индских акул темнее, чем у других акул, а плавники хвоста выдаются выше, как стабилизаторы реактивных самолетов. У скошенной назад нижней челюсти этой акулы растут два курчавых усика. Вест-индские акулы совершенно не опасны — у них нет зубов. Питаются они омарами и крабами, которых давят твердым, как кость, языком. Иногда дети незаметно подползали к спящей вест-индской акуле и пытались на ней прокатиться. Им удавалось продержаться несколько секунд, уцепившись за ее шкуру, шершавую, как наждачная бумага; затем акула стряхивала их с себя.
      Вест-индские акулы были нашими товарищами по играм. Но мы зорко следили за появлением гладких серых акул открытого моря, хотя и не очень боялись их. Случаев нападения акул на водолазов вообще зарегистрировано не было. Они нападали только на купающихся в бурной мутной воде или бредущих по воде людей со связкой рыбы в руках, иногда на раненых. Акулы, с которыми нам приходилось встречаться, — были или пугливыми или равнодушными.
      Однажды в Калифорнии мы обучали выздоравливающих ветеранов боев в Тихом океане искусству нырять. Они с увлечением охотились за калифорнийскими устрицами. Вдруг кто-то закричал: «Акулы!» Океан буквально кишел шестифутовыми полосатыми, как тигры, акулами, носившимися под водой. И морские пехотинцы, разгромившие японцев на острове Гуадалканал, молниеносно выскакивали из моря в лодки, как будто бы сам дьявол гнался за ними.
      Барни и мне случалось не один раз видеть группы акул. Купаясь в одном районе, мы в течение часа встречали их по десятку за раз. Акулы резвились в водорослях, возможно нерестились; они были полностью заняты своими делами и совсем не обращали внимания на нас.
      В лагуне островов Тортуга, защищенной кольцом рифов, «настоящие» акулы появлялись редко. Мы объяснили детям, что акулы, как собаки, чаще всего нападают на убегающего от них человека. Иногда акулу можно испугать криком или же пусканием пузырей под водой. Анна запомнила этот урок настолько хорошо, что однажды, к нашему ужасу, совершенно безоружная поплыла навстречу двенадцатифутовой серо-стального цвета акуле, пуская пузыри. Или акула была занята чем-то другим, или же теория наша оказалась правильной, но как бы то ни было, акула повернулась и ушла в море.
      Мы играли и занимались охотой с копьем, добывая продукты для нашего стола. Мы настолько привыкли к тем физиономиям, которые были нарисованы ниже спины у наших детей, что могли по ним узнавать каждого ребенка не только спереди, но и сзади, когда он или она преследовали рыбу с копьем. Все они охотились по-разному, в полной мере проявляя свой характер. Анна, обладавшая безграничным терпением, загоняла рыбу в пещеры и била ее копьем, когда та прижималась к скале, Джоун хитро выслеживала свои жертвы, незаметно спускаясь в тень морского веера, и наносила быстрый внезапный удар. Сюзи, наша младшая дочка, охотилась неистово, брызгаясь и пуская пузыри. Она распугивала при этом рыбу на много миль вокруг. Но даже и ей удавалось кое-что добыть. Все мы получали огромное удовольствие.
      Возвращаясь вечером в форт, мы любили нырять под ржавеющие фермы угольных причалов. Там в осененных густой тенью водах дрейфовали мириады серебряных рыбешек. Они плавали вокруг свай, тщательно выписывая геометрические фигуры и восьмерки. Какая коллоидальная сила держала каждую живую частичку на равном расстоянии от другой? По какому циркулю они выписывали круги, по точности не уступающие кругам Сатурна? Каким образом каждая рыбка могла удерживать определенное место в водном пространстве? По какому сигналу десятки тысяч отдельных рыбок одновременно бросали серебряный отблеск, когда на них падал луч солнца? И по какой причине эти беззащитные маленькие рыбки не проявляли никаких признаков тревоги при появлении огромных серых морских щук? Неужели геометрическая точность их строя была волшебным средством защиты от хищников? Вполне возможно, что и так. Если, например, пять рыбешек поместить в аквариум с дельфином, то они образуют кольцо и будут плавать по кругу точно в хвост друг другу. Дельфин, хищник, никогда не решится нарушить это волшебное кольцо. Но если этих рыбок пускать в аквариум по одной, то дельфин немедленно пожирает их.
      На охоту за крупной рыбой мы выходили всей семьей. Самыми большими рыбами были джуфиш весом в триста фунтов. Это уродливые, неуклюжие рыбы до того медлительны, что в Мексиканском заливе среди нефтяных вышек на воде, водолазы ловили их, подплывая вплотную и кладя крючья с приманкой прямо им в пасти. Одну такую рыбу мы обнаружили в пещере под плоским, как стол, козырьком скалы.
      Через щели в стенках пещеры нам удалось взглянуть на эту рыбу, которая лениво и медленно открывала и закрывала свою огромную пещерообразную пасть. Барни предложил детям спуститься под воду и тыкать древками копий в рыбу сквозь щели в скале, чтобы выгнать ее из пещеры. Это ему нужно было для киносъемки. Рыба хрюкнула, ее огромная злая пасть широко раскрывалась, приближаясь к Барни и объективу аппарата, расположившемуся у самого входа в пещеру. Вдруг раздался грохот, и вода взбудоражилась, как будто бы произошло извержение вулкана. Послышался удар и что-то со свистом пронеслось мимо. Барни оказался распростертым на дне, наполовину оглушенный, а рыба исчезла.
      Однажды Сюзи удила с угольного причала и поймала на крючок такую же большую рыбу. Ей только что попалась лютианида, и она с визгом вытаскивала ее. В этот момент в прозрачной голубой воде промелькнула коричневая тень, как отблеск подводной лодки. Пасть рыбы могла бы проглотить Сюзи одним махом. Она медленно открывалась и снова закрывалась. Лютианида, пойманная на удочку Сюзи, исчезла, затянутая в пищевод движением огромных челюстей. В течение одной минуты пятидесятифунтовая Сюзи удерживала трехсотфунтовую рыбу на леске, свитой из девяти ниток!
      Наш стол зависел от успеха охоты за подводными обитателями. К столу всегда был вареный омар, свежий и нежный, плавающий в растопленном масле. В жареном виде подавались брюхоногие моллюски, нарезанные тонкими ломтиками, отбитыми, как калифорнийские устрицы. Бывали и свежие груперы, а также только что вынутые из сетей креветки. Пищу мы готовили на старой керосинке в прохладном, чисто отбеленном уголке, отведенном под кухню. Эта сводчатая комната длиной в добрый городской квартал когда-то была столовой для 1700 солдат. Здесь мы держали и консервы, и джем, и хлеб, привезенные из Ки-Уэста. Наши запасы были столь внушительными, что моряки с промысловых судов приняли их за магазин и пытались купить у нас конфет. Мы охотно выменивали креветок на шоколад, и все были довольны.
      Однажды вечером мы с Барни, готовя ужин, услышали возбужденные крики. Выглянув через амбразуру, мы увидели, что весь ров заполнили мужчины и женщины, одетые в трусики. Все они были вооружены сачками, и проводили по воде у ее поверхности ведрами с стеклянными днищами. С криками и визгом они черпали воду и доставали какие-то предметы со дна. Мы спустились вниз, чтобы посмотреть, какие сокровища они нашли во рву.
      — Что вы ищете? — спросили мы у толстенького краснолицего человека, который по пояс в воде неуверенно шел по скользким камням. Он не ответил, так как был поглощен тем, что видел сквозь стеклянное днище своего ведра. Он попросту не расслышал нашего вопроса. Вдруг раздался радостный крик:
      — Поймал! — закричал он. — Я поймал, посмотри, Мэйбл, это же цифома гиббоза. — Мэйбл бросилась в брод с быстротой лося. Глянув на какой-то мелкий предмет, лежавший на ладони счастливца, она криком подтвердила правильность диагноза. Вся толпа окружила его и смотрела на раковинку с удивлением и восхищением. Обнаруженная цифома гиббоза, которая больше известна под названием «язычок фламинго», несколько разрядила обстановку.
      — Мы группа гидробиологов на практике, — пояснил один из них. — А вот и профессор.
      Он показал на лодочку с подвесным моторчиком, подходившую к причалу. У руля сидел аккуратно одетый молодой человек в трусиках тропического покроя и пробковом шлеме. Рядом с ним сидела красивая девушка с развевающимися белокурыми волосами. Она держала тянувшуюся за лодкой сетку для вылавливания планктона.
      Моторка подошла к причалу. Профессор вытащил длинный воронкообразный мешок, который тянулся за лодкой.
      — Я наловил планктона, — пояснил он студентам. — Все за микроскопы.
      Принесли и мы свой микроскоп. Вместе со студентами стали рассматривать планктон. Эти люди, которые на первый взгляд выглядели сумасшедшими, оказались замечательными учителями. Они показали детям не уступающие в симметрии снежинкам тонкие структурные кремниевые скелеты, невидимых живых организмов, свободно плавающих в море.
      Старшие дети были словно зачарованы. Но Сюзи предпочитала барахтаться во рву, чем сидеть за микроскопом. Ее заворожила ярко расцвеченная цифома гиббоза. Этот моллюск был украшен мантией, похожей на бесподобное оранжевое в крапинку вечернее платье. Если ее потревожить, то платье-мантия сбрасывается и убирается в гладкую розового цвета раковинку. Сюзи охотилась за капризной цифомой с таким энтузиазмом, какого не проявляли даже гидробиологи. Она ныряла в поисках цифомы и находила ее на каждом морском кусте, пробивалась на такие глубины, что удивляла нас, поднималась, жадно хватая воздух, неся в руках множество блестящих сокровищ. Прежде чем наше путешествие окончилось, она набрала 30 цифом. Никто другой больше одной-двух не находил.
      Увлекшись собиранием раковин под водой, Сюзи стала находить их повсюду. На морских кустах она обнаруживала не только цифомы. В нежных восьмилучевых кораллах и морских перьях уютно притаились жемчужные раковины, колючие раковины и «крылатые» раковины. Она набивала свой купальный костюм миниатюрными морскими улитками и брюхоногими моллюсками. Больше всего ей нравилась морская улитка с кровоточащим зубом. На внешней губке улитки рос алый, похожий на пятнышко зубок.
      И все же не на дне моря, а в мангровых рощах Буш Ки обнаружила Сюзи целые россыпи раковин.
      Наше внимание сначала привлек слабый побрякивающий звук, исходивший из глубины болота, на котором находилась мангровая роща. Мы пошли на звук, раздвинули ветви и заглянули в полумрак. Вначале мы ничего не увидели, но по мере того как наши глаза привыкали к темноте, мы заметили, что вся земля ожила; она буквально ползла и волновалась. Сюзи издала крик радости: это же были живые морские раковины. Болото мангровой рощи было устлано тысячами раковин, которые бегали, натыкаясь друг на друга. В каждой раковине обитал рак-отшельник. Они взбирались по стволам деревьев, ползали по ветвям и по нашим ногам. Одни раковины были величиной с кулак, а другие не более булавочной головки. Там были раковины всевозможных форм, окрасок и размеров. Все это походило на выставку мод морских раковин.
      Имея уязвимое брюшко, каждый рак выбирает раковину по своему вкусу и размеру. Когда ему предлагается выбор раковины, то рак не уступает в разборчивости женщине, покупающей платье. Он примеривает каждую раковину, вертит ее и ощупывает своими усиками. Найдя раковину по своему вкусу, рак влезает в нее своим серо-розоватым телом, хвостом вперед, плотно надевая раковину-корсет.
      Щеголи раки-отшельники, собравшиеся в тени мангровой рощи, чтобы не испечься на солнце, создали рай для коллекционера раковин. Дети ведрами набирали ракушки и менялись друг с другом, как будто это были стеклянные шарики. Мы собирали раковины, бродя по болоту, лазая на деревья, спускаясь под воду.
      Вода была спокойной и прозрачной, а дно было ярко освещено солнцем. Мы проводили целые дни, плавая над рифами и наблюдая жизнь моря.
      Впервые мы ознакомились с потерпевшим крушение кораблем, обнаружив старую французскую бригантину на рифах у Логерхед Ки. Этот корабль затонул пятьдесят лет назад, металлические части его уже подверглись разрушению и обросли кораллами. Волны снесли надстройку. Стаи рыб плавали в его тени, а омары высовывали свои усики из пещер, образованных скрученными листами. Спуститься в трюм этого корабля было страшновато, особенно глядя на детей, одетых в черные трико и желтые фуфайки, когда они как бы парили над разбитым судном, а потом резко пикировали, проплывая между ржавеющими шпангоутами.
 

 
      Джоун пустилась за самцом лютианиды, пробиваясь через серебряную штору мелкой рыбешки, которая весела у носа корабля. Анна заколола копьем десятифунтового групера, которого она загнала в трюм. С ржавеющих железных остатков судна Сюзи поднимала раковины-багрянки величиной с яблоко.
      Мальчики тоже ныряли, пытаясь сдвинуть с места стальные листы. Они искали остатки груза или же личные вещи членов команды. Однако все крепко-накрепко приросло к морскому дну. Все на дюйм покрылось сплошным вновь образовавшимся коралловым камнем. Мы ничего не нашли и поняли, что затонувшие в мелкой воде суда быстро очищаются трофейщиками, а останки судов покрываются песком или же порастают кораллами, наполняющими эти моря.
      Бригантина затонула всего лишь каких-нибудь пятьдесят лет назад. Как же выглядят суда, затонувшие сотни лет назад? Остаются ли какие-либо следы от их деревянных корпусов? Не засасывает ли морской песок их якоря и пушки?
      Глазенки детей стали острее, они научились искать под водой. Знания, полученные во время этой учебы, думали мы, пригодятся им. Этот сезон — последний, когда наша семья занималась рыбной ловлей, охотой, собиранием раковин, да и просто игрой в океане. В следующем сезоне нам уже предстояло найти первую пушку, первое сокровище среди остатков судна, затонувшего три века тому назад.

XIV
Затонувший корабль с грузом слоновой кости

       Ни для кого не секрет, что на рифах Флорида Кис в течение столетий были разбросаны сотни пушек. Поколение за поколением рыбаков находили их, теряли, забывали и находили вновь. Время от времени некоторые пушки поднимали и доставляли на берег. Но пока в воды Флориды не вторглись подводные пловцы, никто не выискивал и не изучал те затонувшие корабли, которые эти пушки когда-то охраняли.
      Совершая путешествие по шоссе на сваях «Оверсис Хай-уэй», мы полагали, что направляемся из Ки-Уэста в Ки Ларго, чтобы искать затонувшие суда. В кузове нашего взятого напрокат грузовика сидело шестеро счастливых подводных пловцов. Мы уже вернулись из нашей учебной поездки на острова Тортуга и теперь предполагали заняться изучением якоря на Элбоу, из-за которого год назад чуть не лишились катера. Мы, конечно, не учитывали могущества случайностей, капризов ураганов и замечательной личности Билля Томпсона.
      Билль и его жена Этель содержали несколько прохладных и очень привлекательных туристских коттеджей в местечке Марафон, где мы как-то раз остановились на ночь. Находчивые и гостеприимные хозяева пережили все превратности жизни пионеров на Кис. Когда мы поведали Биллю наши планы о поисках сокровищ в Ки Ларго, он даже удивился:
      — Зачем вам Ки Ларго? — спросил он. — Да тут достаточно разбитых судов.
      Он вынул фотографию пушки, которую вытащил из воды с внешнего рифа. Фотография убедила нас в том, что рифы напротив местечка Марафон были как раз тем местом, где следовало производить поиски. Поэтому мы наняли принадлежащий Парки Паркхерсту быстроходный рыбачий катер «Бон Ами» с которого мы ныряли за несколько лет до этого события. Выйдя из фарватера Хокс Ченнел, на переходе через риф мы заметили, что вода из синей превратилась в ярко-зеленую. Впереди, на краю синего Гольфстрима, виднелись красные борта каравана идущих на юг пароходов и порожних танкеров, высоко сидящих в воде. Они жались к рифу, чтобы избежать быстрого четырехузлового течения Гольфстрима. Когда мы находились примерно в одной миле к востоку от маяка Сомбреро, расположенного на внешнем краю рифа, Билль приказал Парки заглушить мотор. Мы спустились в воду и поплыли строем с интервалом в 10 ярдов, опустив водолазные маски в воду, чтобы лучше видеть дно.
      — Ищите прямые линии предметов, сделанных человеческой рукой, — советовал Билль.
      Катер отошел, оставив нас плавающими на поверхности на своих поясах. На бесконечных просторах океана Сюзи выглядела очень маленькой. Мы дрейфовали по течению без усилий невесомые в теплой, как в ванне, воде, высматривая затонувшие суда. Мы проплыли примерно с полмили. Дно под нами было начисто выметено морским течением. Парки кружил на катере и зашел за риф, чтобы подобрать нас. Скоро должен был наступить полдень — самое благоприятное время для подводных съемок.
      — Давайте вернемся в то красивое местечко в Делта Шоал, где мы когда-то ныряли, — предложил Барни. — Там мы поснимаем, а потом вернемся сюда, чтобы поискать пушку Билля.
      Парки направил «Бон Ами» на полмили западнее маяка Сомбреро и бросил якорь на отмели Делта Шоал. Мы спустились за борт с аппаратами. Перед нами открылся величественный вид — каньон среди коралловых рифов, ведущий в открытое море. Едва видимая из-за зеркального отражения чешуи стая серебряного тарпона дрейфовала вокруг нас, а затем растворилась в дальнем синем выходе каньона между рифами. Настраивая фокус киноаппарата, я медленно плыла вперед над банкой красного, похожего на лосиные рога коралла. Я последовала за пурпурной скаровой рыбой вниз по каньону через полосу белого песка. Скаровая рыба переплыла через круглую головку коралла и прошла вдоль прямого, похожего на бревно предмета, лежавшего на блестящем песке. Кто-то похлопал меня по плечу. Я увидела, как Барни нырнул глубже и указал на «прямые линии предмета, сделанного рукой человека». В одну секунду все преобразилось. Похожий на бревно предмет, на который я глядела, не замечая его, превратился в пушку. Желтый морской веер нежно помахивал отростками с раструба дульного среза, обросшего слоем кораллов.
      Когда лорд Карнарвон, производя раскопки в песчаной долине, обнаружил запечатанную дверь, ведущую в гробницу Тутанхамена, он вряд ли переживал более волнующее чувство, чем то, которое пережили мы, глядя на эту пушку, на дульном срезе которой медленно покачивался золотистый морской веер. Мы нырнули в мощенную песком гробницу. Но наше оснащение позволяло нам лишь плавать под водой на небольшой глубине. Вода больно давила на барабанные перепонки, и мы могли лишь прикоснуться к кончику веера. Никаких других признаков затонувшего корабля мы не нашли и решили бросить буй над пушкой и вернуться в местечко Марафон, чтобы запастись водолазным снаряжением, подрывными средствами и средствами для подъема.
      — Вам следовало бы связаться с Хэмлином, — посоветовал Билль, — Он изобрел и построил миниатюрную подводную лодку, стоящую у рыболовного причала. Кроме того, у него есть баржа с механической лебедкой.
      Вырисовывались неплохие перспективы. У нас уже была пушка, а возможно, и подводная лодка. Но как бы то ни было, приключение было налицо. Хэмлин, с которым нам предстояло познакомиться, оказался представителем разновидности охотников за сокровищами, сверхэкспансивные натуры которых могли придать романтичность любому предприятию. Чрезвычайно напористые, энергичные, легко прощающие ошибки других, эти искатели сокровищ обладали натурой, которая могла или сильно любить, или сильно ненавидеть. Такие люди обладают огромным воображением и бесконечной изобретательностью.
      Хэлли Хэмлин, родившийся в дни появления кометы Галлея и названный при рождении в ее честь, обладал той неустрашимостью, которая отличает искателей сокровищ. Его жизненный путь бросал его с вершин высочайших красных елей в самую глубину моря. В пятнадцать лет, когда он работал в составе команды лесорубов в Сьерра-Невада, один из верхолазов, срезая верхушку высочайшей сосны, свалился оттуда и разбился насмерть. Хэмлин надел пояс погибшего и полез наверх. Однажды, когда его поднимали на дерево высотой в 170 футов, упал и он, сломав позвоночник. Встав на ноги после девяти месяцев, проведенных в гипсе, он получил хорошую работу в Голливуде. Короткое время он служил в морской пехоте, а в годы кризиса работал верхолазом. Вися под облаками, он стал подумывать о том, как бы найти более легкий способ добывать средства на жизнь. Он решил, что если правильно взяться за поиски сокровищ, то их наверняка можно будет найти. Но, чтобы правильно взяться за поиски сокровищ, требовались деньги. Чтобы добыть деньги, он стал работать на установке свай моста «Голден Гэйт» у Сан-Франциско. Девять из двадцати водолазов погибли, но оставшиеся в живых, включая и Хэмлина, зарабатывали по 250 долларов в день. Он вышел из этой затеи с лопнувшими барабанными перепонками и с двадцатью тысячами долларов в кармане. На эти деньги он построил не слишком надежное приспособление для подводных морских работ. При помощи его он нашел пароход «X. Дж. Кохран», затонувший в Тихом океане. Но поднять его Хэмлину не удалось. После этого его изобретательский талант в области техники привел к тому, что он создал машину для разлива газированных напитков, которая принесла ему достаточно денег, чтобы построить специальную подводную лодку для поисков сокровищ. При помощи этой подводной лодки, в настоящее время стоящей на швартовах у рыбного причала, Хэмлин предполагал приступить к поискам миллионных сокровищ, погребенных на отмелях Сильвер Шоалс.
      Когда мы впервые увидели Хэмлина, он вылезал из узкого металлического люка своего 6500-фунтового механического кита. Это был худой подвижный человек. Иным он быть и не мог, так как ему приходилось постоянно залезать и вылезать из брюха своего 13-футового сигарообразного чудовища. Судно было полным-полно набито всякими механизмами, позволявшими ему плавать, как рыба, спускаться на глубину до тысячи футов, ползать по дну океана или же при помощи своих тракторных гусениц выбираться на берег. Приборный щиток, сплошь в циферблатах, не уступал в сложности щитку панели управления самолета Б-29. Подобно самолету, лодка управлялась штурвалом. В подводной лодке могли сидеть два человека — один за спиной у другого, как на санках. Воздуха хватало на 32 часа пребывания под водой. Это необычнее судно приводилось в движение при помощи огромных аккумуляторных батарей. На нем были установлены фары для подводного фотографирования. До сих пор еще не было случая применить эти фары.
      Однажды большой журнал послал фоторепортера на морское дно вместе с Хэмлином. Но фотограф, не обладавший, как Хэмлин, склонностями Ионы, настолько был озабочен собственной судьбой, что не сделал ни одного снимка.
      — Вода была слишком мутной, — объяснил он. Вообще-то для беспокойства фотографа были некоторые основания. Большинство карликовых подводных лодок, как, например, японские «Малютки» времен второй мировой войны, оказывались роковыми ловушками, управляемыми смертниками, «камикадзе», которые никогда и не рассчитывали выйти из них живыми. Судно Хэмлина нисколько на них не походило, в нем были такие замечательные нововведения, что моторостроительная компания Феерчайлд купила эту лодку у ее владельца.
      Хэмлин проворно выскочил из люка. Он был одет в легкие короткие штаны и спортивную рубашку. На голове у него была старая кепочка яхтсмена. Мы представились ему и сообщили о своей находке.
      — А не рос ли морской веер на дульном срезе пушки? — спросил Хэмлин.
      — Да, рос, — ответил Барни.
      — А ваша пушка лежала между двумя банками кораллов рядом с большим красным, похожим на лосиные рога, кораллом?
      — Совершенно верно.
      — Тогда вы нашли собрата вот этой пушки, — заявил Хэмлин. Он указал на обросшую кораллами пушку, лежавшую рядом с причалом. Три недели назад эту пушку показал ему Гарри Рит, рыбак-подводник.
      — Среди рифов имеется какая-то форма, похожая на нос корабля, — заметил Барни. — Давайте попробуем ее взорвать и посмотрим, что под ней находится.
 

 
      Хэмлин согласился и пообещал достать динамит и водолазное снаряжение.
      — Но самому погружаться мне не придется, — сказал он, — у меня лопнувшие барабанные перепонки. Расходы по найму баржи вы возьмете на себя, мне она обходится в 25 долларов в день. То, что найдем, мы поделим.
      На следующее утро нас неожиданно разбудил громкий стук. Это Билль Томпсон барабанил в дверь.
      — Вставайте, — заявил он, — до меня дошли слухи о прибытии Артура Мак Ки, того самого, что служит в музее затонувших сокровищ. Он уже ищет катер; может быть, он прослышал о вашей пушке.
      Это был тот самый Артур Мак Ки, который, как сообщало агентство Ассошиэйтед Пресс, достал с морского дна слитки серебра. Это сообщение и было причиной нашей поездки.
      Мы выскочили из постелей, разбудили детей и побежали, не позавтракав, кое-как одетые, искать Хэмлина. Нас душили чувства зависти и подозрения. Впервые нам что-то попалось на дне морском, и нас охватило всеподавляющее чувство первой любви. Мы первыми нашли пушку; значит, она наша. Мы ревновали любого, кто пожелал бы взглянуть на нее. Мак Ки, наверное, держал шпионов, которые пронюхали об этой находке. Наши собственнические чувства заставили нас забыть о том, что о существовании пушки, вероятно, знали и другие лица. Возможность совпадения не приходила нам в голову. Мы пришли к бесповоротному выводу, что Мак Ки является опасным и злонамеренным грабителем морского дна. Хэмлина, который и раньше имел дело с затонувшими кораблями и знал кое-что о трудностях, сопутствующих подъему, казалось, совершенно не беспокоило появление Мак Ки.
      — И чего вы волнуетесь? — говорил он. — Вы бросили буй над пушкой, теперь вам никто не может помешать заниматься ею, сколько вам будет угодно. Давайте лучше позавтракаем.
      Мы не могли ждать ни минуты и побежали изо всех сил к катеру Парки. Дети бежали вслед за нами. Парки спал, когда мы ворвались к нему.
      — Везите нас к рифу немедленно, — потребовали мы задыхаясь.
      Парки посмотрел на нас, как на сумасшедших, но все же завел мотор, и через несколько минут мы шли полным ходом к рифу.
      Там еще никого не было. На затонувший корабль никто не претендовал. Барни прыгнул за борт и погрузился в прозрачную воду для разведки. Через минуту он уже был на поверхности:
      — Я что-то вижу, — кричал он, — как раз подо мной.
      Он погрузился снова на дно. Сквозь рябь я видела его колеблющееся изображение. Он что-то пытался вытащить из-под кораллов, делая какие-то усилия, упираясь ногами в дно. Когда он поднялся на поверхность, в его руках был кривой, сужающийся к концу предмет длиной в три фута, который оброс известняком и покрылся кораллами. Полость у одного конца, кривизна и заостренность у другого конца позволяли безошибочно определить предмет — это был бивень слона.
      — Кажется, мы что-то нашли, — заявил Барни, подавая мне бивень. — Если бы кто-либо обнаружил этот затонувший корабль раньше, то ни за что не оставил бы там слоновую кость.
      Затем он поднялся на катер, и мы стали соскребать коралл с белой слоновой кости, не подвергшейся разрушению, несмотря на века, проведенные на морском дне. Мне ничего не приходило в голову, кроме царя Соломона, к которому «каждые три года прибывали корабли Таршиша с грузами золота, серебра, слоновой кости, обезьян и павлинов». Вдруг там есть обезьяна, а может быть, и золотой павлин, украшенный драгоценными камнями? Почему в районе Флоридского рифа мог оказаться груз слоновой кости?
      Стоило лишь слоновому бивню появиться на поверхности, как он стал проявлять какую-то таинственную притягательную силу на всех искателей сокровищ. На горизонте пустынного моря появилась баржа Хэмлина. На ней, к нашему ужасу, был не только Хэмлин со своими двумя помощниками, но, кроме того, Мак Ки — «Серебряный Слиток», да еще с другом.
      Любопытно, какой вихрь в потоке времени собрал нас вместе в эту маленькую точку океана на отмели Делта Шоал? Все мы одновременно прибыли к затонувшему кораблю, который до того времени лежал, никому не нужный, в течение почти трех столетий.