Шёл третий час ночи. Водка давно кончилась. Лещ уплыл. В доме напротив торчало два огня.
      Ген сидел перед компьютером.
      Он всегда считал работу лучшим способом для восстановления душевного равновесия, своего рода лекарством. От стрессов, разочарований и нервотрепки — словом, от повседневной жизни. Он попросту отсутствовал в ней, при этом зарабатывая деньги, нужные ему для того, чтобы и дальше спокойно отсутствовать. Новомодные фильмы, где люди становятся придатками к электронным системам, он воспринимал с философской снисходительностью, не без оснований считая, что вряд ли кто-то из этих людей пришел бы в восторг, будучи выдернутым из виртуального мира в реальный.
      Но жену он любил. Поэтому прежде, чем утопить мучительную тревогу в мониторе, он обзвонил ее знакомых, долго колебался, но потом, скрепя сердце, позвонил даже Люси — вспомнил, называется, о горе человека, в связи с собственными неприятностями. Обзванивать больницы и морги Ген посчитал все-таки преждевременным, большего сделать он не мог, и погрузился в работу. Постепенно экран расплылся, алгоритмы переместились в сон и вступили там в непримиримую битву с человеческими эмоциями.
      В мозг упорно пробивалось занудное и очень знакомое щелканье. Ген открыл глаза: что, уже утро?.. Щелканье не умолкало. Подняв голову, он обнаружил под нею свои руки, обычно производившие этот звук. Потом он поглядел на клавиатуру. Потряс головой. Не помогло: клавиши деловито постукивали, не обращая внимания на отсутствие над ними пальцев.
      Окончательно просыпаясь уже в подскоке, Ген вылупился на экран, поглядел немного, что там творится, потом с опаской протянул руку и сам нажал несколько клавиш. Остальные клавиши смолкли, и компьютер послушно выдал ответ на запрос: его почти месячная работа была обращена в полный хлам. Кнопки деликатно подождали, пока он закончит, а потом как ни в чем не бывало продолжили самообслуживаться. Ген метнулся к розетке и выдернул штепсель — еще бы чуть-чуть, и он вырвал бы из него провод.
      Экран продолжал светиться. Только клавиши как-то недоуменно смолкли.
      Ген деревянно сел — не в отдалении, все-таки он считал себя смелым человеком, а прямо перед компьютером. Тогда они вновь застучали, словно поставили перед собой задачу довести его до сердечного приступа. Пока он, вцепившись в край стола, выравнивал дыхание, на экране написалось его имя. Следом появились другие осмысленные слова:
      ЕВГЕНИЙ?.. ЭТО ВЫ?.. ПРАВДА, ВЫ!
      Он некоторое время таращился на висящую перед лицом надпись, потом сипло сказал:
      — Не знаю… — вряд ли компьютеру, скорее чтобы услышать хоть чей-нибудь голос.
      Клавиши бодренько кликали:
      БЕЗУМЬЕ ДЛИТСЯ…
      — выдал компьютер жизнеутверждающую сентенцию. И померк, вопреки ей. А может, не вопреки, а в пику.
      В следующий миг позади скрипнула дверь. Он резко обернулся.
      В дверях стояла… Стояла… В его рубашке… Его жена.
      В другое время он мог бы в этом усомниться, но после вчерашнего… В общем, теперь он поневоле научился узнавать ее в любом обличье. Даже несмотря на то, что с вечера она успела заметно «войти в тело», а короткая огненно-рыжая стрижка сделала ее похожей на жертву электрошока,
      — Т-ты что… — произнес он сипло, — в парикмахерской была?..
      Конечно, после всех тревог этой ночи, добитый с утра компьютерным психозом, он не мог задать более подходящего к случаю вопроса. Можно было еще добавить: «Или тебя просто током трахнуло?» Женщинам нравится, когда муж неравнодушен к их новой прическе.
      — Евгений?.. — произнесла она и чуть близоруко прищурилась. Потом спросила, словно чужого дядю:
      — Это вы?.. — сделала несколько шагов, не отрывая от него взгляда, и заключила с какой-то недоверчивой радостью:
      — Правда, вы!
      — Да я это, я, — подтвердил он. Взглянул на нее, поколебался и все-таки сказал то, что вертелось на языке: то самое, что не давало ему покоя вчера вечером:
      — Но я почему-то не уверен, что это ты.
      — Безумье длится… — с этими словами она оглядела комнату, странно улыбаясь.
      А Ген покосился на компьютер. Тот молчал, как и полагается электроприбору, отключенному от розетки, но сам феномен его самообслуживания отступил сейчас на второй план перед вопросом — откуда он, черт возьми, мог знать?.. Если Мэри, как утверждала Светка, сбрендила без любимой работы, то он, похоже, наоборот. Причины прямо противоположные, результат одинаков. И даже по времени совпал.
      — Послушай, Мэри, — решил он завязать диалог, чтобы проверить это предположение, — ты давно пришла? Я тут заснул и не слышал… — фраза вроде бы получилась осмысленной.
      — Я?.. — рыжая обернулась и поглядела в упор; раньше подобное выражение лица он бы назвал веселым, теперь в голове всплыло определение «шальное», причем вовсе не от слова «шаль». Она плюхнулась на диван и ответила:
      — А, ночью! Пришла, ну и завалилась. А сейчас хотела ополоснуться, только халат не нашла. Вот, пришлось надеть… — Она подергала рубашку и вдруг засмеялась, откинув голову: — Вот это да, ничего себе! Мы здесь вместе живем, а?
      — Мэри, ты, может… поешь? — спросил Ген, соображая, стоит ли вызывать «Скорую» прямо сейчас, или, может, у нее это временное, само пройдет. Кстати, тогда и себя заодно придется закладывать. — Там в холодильнике после вчерашнего осталось…
      — Мэри… — мечтательно произнесла она и сообщила: — Мне нравится. Я, между прочим, в юности себе это имя придумала.
      — Я знаю, — сказал он.
      — Но не прижилось. Как только меня не звали, но Мэри никогда. Даже лучшие подруги отказывались: говорили, что не идет… — Она огляделась: — А можно позвонить?
      — А почему ты спрашиваешь?
      Он встал и прошел мимо нее на кухню. Машинально достал из холодильника остатки вчерашнего пиршества. Нетронутые, значит, она по приходе не ела, а полнела где-то в другом месте. «Ладно, у женщин свои хитрости, — решил он, — поправятся за одну ночь, потом полгода худеют…»
      — Светик, это ты? — донеслось из гостиной.
      Ген пустил воду в раковине, а сам подошел поближе к двери, навострив ухо. Если Мэри специально все это придумала, чтобы изводить его за черствость и невнимание, то над ни в чем не повинной подругой она издеваться не станет. Скорее всего извинится за вчерашнее и выложит ей свой коварный план.
      — Слушай, со мной что-то… у меня тут… Куда пропала, по телефону не расскажешь! Знаешь, я, по-моему, спятила. Приезжай, а? Да, прямо сейчас!
      «Так… — подумал Ген, роняя руки. — Все-таки спятила… То есть спятили…» — и он содрогнулся, вспомнив компьютер — содрогнулся впервые с тех пор, как в первый раз тыкнул пальцем в клавиатуру. Нет, если бы набор микросхем и впрямь вдруг ожил и зажил собственной жизнью, да к тому ж еще стал печатать прогнозы на ближайшее будущее, это было бы даже полезно и чертовски поучительно, хотя для работы тогда пришлось бы покупать что-нибудь поспокойнее. Просто такого не может быть, потому что не может быть никогда. А если такое происходит, то любой заядлый компьютерщик поставит вам определенный диагноз и посоветует уточнить его у психиатра.
      Однако, как он понял, вновь намечалось прибытие Светки. Пока жена плескалась в ванной, Ген приготовил легкий завтрак — это и всякое такое у него теперь получалось почти автоматически, что почему-то ею совсем не замечалось: она появилась из ванной в одном полотенце и, даже не бросив взгляд на сервированный столик, подошла и не слишком решительно положила руку ему на плечо.
      — Евгений… Мы же с вами… Мы же?..
      — Мы с вами, Мария Сергеевна, вот уже три года как муж и жена, — напомнил Ген на всякий случай. В доказательство он чуть было не обнял ее, вспомнив вдруг, что существует один простой безотказный способ выбивать из женщины дурь; почему-то он совершенно упустил его из виду, пока она сама не намекнула. Но, вопреки очевидным только что намерениям, лицо ее вытянулось, рот приоткрылся, а глаза приобрели то же выражение, что имели вчера в очках — как раз перед тем, как ей хлопнуться в обморок.
      — Три?.. Года?..
      Безумье длилось.
      — Ты лучше сядь, — заботливо предложил он. — Поешь, кофейку выпей. Может, полегчает.
      — Да-да, сейчас… — рука сползла с его плеча, стыдливо поправила полотенце. Размер глаз продолжал опасно превышать критическую норму, за которой начинается базедова болезнь. — Я, наверное, лучше оденусь… — пролепетала она.
      — Одежда в шкафу… Шкаф в спальне, — напомнил он.
      Вернулась она наконец-то одетой — в драные джинсы и майку с надписью: «ВНИМАНИЕ, КЭТ!» Когда она прошла мимо, Ген прочитал на ее спине; «ДАЖЕ НЕ ПРОБУЙ!» Раньше он ничего подобного в ее гардеробе не видел — возможно, что-то из старого?
      Она села за стол и занялась истреблением салата, прихлебывая кофе и искоса поглядывая на вяло жующего мужа — этот взгляд он тоже узнал, он был ее фирменной новинкой со вчерашнего застолья. Поев, она устроилась перед телевизором, пощелкала программами, над чем-то гомерически рассмеялась, он думал — развлекательная программа, оказалось — новости, нашла какой-то американский фильм и уткнулась в него. Из кресла полились комментарии: «Не тот актер!», «Все перепутано, вот веселуха!», «Господи, на кого она тут у вас похожа?..», «Этого же не было!» — в таком духе.
      Тем временем Ген наводил порядок, размышляя при этом: «Безумье, конечно, длится. Но у кого-то в этом безумье присутствует почему-то гораздо больше положительных моментов».
      Светку он на сей раз встретил с распростертыми объятиями, как старого соратника и психотерапевта. Рыжая Мэри — почему-то Гену было трудно называть ее просто «Мэри» — при виде старой подруги поначалу вроде бы опешила, почти как вчера, но потом воскликнула:
      — Ничего себе!.. — и тоже возжаждала объятий, но железная выдержка изменила на сей раз боевой подруге: она так и села на диване с приоткрытым ртом, и в косом солнечном луче было видно, как в него при вздохе устремляются пылинки.
      — Ты куда ночью смылась? В халате и в тапочках? — наконец выдавила Светка. — В парикмахерскую решила сходить? — задала она неоригинальный вопрос.
      — В тапочках?.. — рыжая Мэри удивленно хлопала глазами.
      — И в очках, — любезно напомнил Ген. — — Где они, кстати? Очень тебе шли.
      Жена насупила брови, что свидетельствовало о напряженной работе мысли:
      — Во сколько это было? — спросила она. — И где?..
      Ген послал Светке многозначительный взгляд: вот, мол, полюбуйся, как все у нас серьезно. Она хмыкнула скептически — кажется, приходила постепенно в норму.
      — Знаешь, я на часы не глядела, — язвительно проговорила она. — Я с ума сходила от волнения.
      — Может, около одиннадцати, — подсказал Ген.
      — А где, ты и сама прекрасно знаешь! — сердито заявила Светка.
      — Так-так, в одиннадцать… Ясно… — пробормотала рыжая Мэри и вскинула вопросительно глаза: — Значит, тебя ничего не удивляет? — Она окинула гостиную панорамным взглядом, задержав его на муже, как бы особо отметив.
      — Почему же, удивляет, еще как! — вскипела Светка. — И ты прекрасно знаешь, что! Только не подумай, что твоя третьесортная игра! — с этими словами она вскочила и ринулась из комнаты. Ген бросился следом:
      — Свет, постой! Ну куда ты? — догнал он ее уже у двери. — Мне-то что делать? Ты видела, что с ней — это же клиника?..
      — Не принимай близко к сердцу, — с натянутым сочувствием посоветовала Светка. — Она же у нас несостоявшаяся актриса. За выходные перебесится. — Роняя скупые слова утешения, она хватала с вешалки пиджак и сумочку, экипировалась и поспешно покинула этот новоявленный филиал психушки.
      Не успела хлопнуть дверь, как мимо пронеслась опомнившаяся жена с криком:
      — Светик, подожди! Не обижайся! Светик!.. — и тоже вылетела за дверь.
      Ген подождал немного у порога — они не возвращались. «Хорошо, что она была одета…» — подумал он, привыкая при дефиците положительных эмоций радоваться малому — например, что если жену и заберут в дурдом, то не сразу.
      Вот он и остался один на один со своим кибер-психозом. «А теперь…» — Ген вздохнул и решительным шагом направился к компьютеру. Для начала убедился, что работать при отключенном питании тот категорически отказывается — и слава богу, хотя по большому счету жаль. При подключении тоже ничего сверхъестественного не произошло, проверка на вирус была отрицательной. Не найдя ничего странного, Ген ощутил тайное разочарование: теперь эти кнопочные выкрутасы не застали бы его врасплох, он был настроен поэкспериментировать и разобраться в природе психоза, неплохо было бы также узнать ближайшее семейное будущее на предмет перспектив их общего излечения. Но комп не подавал признаков разумной жизни. Зато испорченная работа ему, увы, не пригрезилась — наверное, сам все и запорол, хотя из числа подозреваемых не исключалась злокозненная жена. Компьютер вел себя паинькой, женщин все еще не было, и Ген занялся восстановлением утраченного.
      Через некоторое довольно продолжительное время раздался звонок в дверь. Мэри пропадала — не иначе как «переформовала» себя во что-то новенькое, и Ген скрепя сердце приготовился к сюрпризам. Хорошо, что он к ним приготовился, потому что за дверью оказался участковый инспектор.
      «Допрыгалась…» — вздохнул Ген, порадовавшись отсутствию Мэри: визит участкового наверняка являлся последствием ее художеств. Тот, правда, сказал, что зашел познакомиться. Со всеми жителями участка, мол, уже перезнакомился, вот добрался и до них. Ген до сих пор в глаза его не видел и не считал, что многое от этого теряет. Милиционер назвал свое имя, которое Ген моментально забыл, и стал занудно спрашивать: действительно ли здесь проживают такие-то, как давно, нет ли детей, не беспокоят ли соседи. При этом он зорко оглядывался. Ген отвечал односложно, без лишних комментариев, и участковый наконец сам спросил, а дома ли жена. Вопрос прозвучал вполне невинно. Ген тоже вполне невинно ответил, что жена пошла к подруге, и наконец-то проводил гостя до двери.
      То, что участковый, сроду к ним не заглядывавший, появился именно теперь, когда с хозяевами как раз перестало быть все в порядке, а они дуэтом съехали с катушек, можно было приписать его феноменальному чутью, но собственное чутье Гена подсказывало, что все это связано с Мэри. «Беда в одиночку не ходит, а с такой кодлой по пятам, что ни в одни ворота не пролезет, как широко ни отворяй. Или ни запирай — без разницы: все равно снесут». С такими невеселыми мыслями Ген вернулся к работе.
      Прервал его очередной странный визит, который Ген уж и не знал, в какую категорию записывать, но уж точно не под заголовок «Вам улыбнулась удача!» Когда он открыл на звонок, ожидая увидеть Мэри или по крайней мере что-то на нее похожее, то обнаружил перед собою невысокого полноватого человека средних лет, с глубокими залысинами и тревожными, какими-то заранее извиняющимися глазами — явного интеллигента в немереном поколении, может, потому и не отмеченного сколько-нибудь заметными признаками материальных благ.
      — Я прошу прощения… Здесь проживает Мария Ветер? — спросил лысоватый так, словно очень надеялся, что ошибся дверью.
      У Гена, ожидавшего теперь от жены чего угодно — от насильственного попадания в психушку до добровольного попадания под трамвай, неприятно заныло под ложечкой.
      — Да, — признался он. — А в чем дело?
      — Простите, а она сейчас дома?
      — Сейчас, к сожалению, нет.
      — А вы, насколько я понимаю, простите…
      — Я ее муж. А что случилось?..
      Судя по выражению глаз незнакомца, спрашивать его следовало скорее о том, чего не случилось. Он потер пальцами высокий лоб, сверкавший бисеринками пота.
      — Извините, наверное, мой вопрос покажется вам странным… Ваша жена, Мария Ветер, она… Словом, как вы считаете, с ней в последнее время все в порядке?..
      Ген прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. «Это из домового комитета, — озарило его. — И участкового тоже они прислали. Видели ее на улице в одном халате, вот и… Принимают меры». Ну, это еще выло не самым худшим вариантом. Он открыл глаза и ответил:
      — С моей женой все в порядке. И по-моему, у вас нет никаких оснований лезть в нашу личную жизнь.
      — Так я и думал… — вздохнул незнакомец. — Так и знал, что меня сочтут сумасшедшим!.. Извините… — он развернулся и поспешил вниз по лестнице.
      «Ну, сумасшедшим его, положим, никто не называл…» — подумал Ген, встревоженный странным поведением гостя и особенно его внезапным бегством, никак не вязавшимся с образом засланца домового комитета. По некотором размышлении его визит показался Гену кирпичиком в некий общий, никак пока не желающий складываться смысловой фундамент. Почему, например, он сам не спешил звонить Валерке — знакомому компьютерному асу, с вопросом, как реагировать на работу аппарата без питания и на самонажимающиеся клавиши, выдающие на экран не просто осмысленные фразы, а некие предвидения? Да потому и не звонил, чтобы не кричать потом, как этот чудак: «Так и знал, что меня сочтут сумасшедшим!..»
      Около шести часов вечера вернулась Мэри. На сей раз, услышав звук открываемой двери, он заранее развернулся в кресле. «Избушка-избушка, повернись ко мне передом, к компу задом», — говорила порой она, приходя с работы. «Мгм, сейчас…» — отвечала ей отрешенная «избушка», она же муж. Но как-то раз однажды, а конкретно вчера, повернулся. А там… Кому там полагается жить в избе на курьих ножках? Ну вот. Не совсем пока, но в общем в этом направлении. Теперь он едва удержался, чтобы не броситься в коридор ее встречать — скрепя сердце подождал, пока она, как всегда, появится на пороге.
      — Привет, Ген! — сказала она, нарисовавшись Но в комнату не вошла, так и стояла в преддверии.
      Она по-прежнему была не его Мэри. И не серенькой мышкой в очках. В дверном проеме стояла все та же рыжая, треснутая электрошоком. Может, и вправду треснутая…
      — Ну что, догнала? Помирились? — спросил он, почти уже оставляя надежду на то, что хотя бы Светка вправила ей мозги…
      — Да, все нормально. Поболтали, в кафе сходили. Потом в парк… — И вдруг, вздохнув, сказала: — Слушай, нам надо поговорить…
      Наконец-то! То, чего он ждал!
      Тут она словно бы испугалась, завертела головой:
      — Только жрать охота-а!
      Он было поднялся, вспомнив кстати, что и сам давно не ел. Да со вчерашнего вечера, то есть практически сутки! Хотя раньше, будучи в расстроенных чувствах, всегда искал чего пожевать, но, видно, не того качества были расстройства.
      — Нет, вы… — она запнулась. — Ну в общем, ты сиди! Я сама. Я ведь, ну, как бы жена твоя… — тихо сказала она, стрельнула в него взглядом исподлобья и скрылась в направлении кухни.
      «Значит, я теперь как бы муж…» — он разровнял пятерней волосы, повернулся обратно к экрану. Необходимо было найти утерянное взаимопонимание. Как-то незаметно оно утекло, словно золотой песок меж пальцев. Почему? Нечего и спрашивать — жизнь… Когда?.. Вот это надо будет выяснить. Или не стоит?..
      Экран, как всегда, призывно светился, не выказывая признаков сумасшествия, а Ген, как обычно, в него смотрел, но ничего, абсолютно ничего не видел. Если бы компьютер выдал ему план разговора с ней, пусть даже опуская его реплики — пожалуй, он предпочел бы обдумать их сам. А так ему пришлось придумывать то и другое, за себя и за нее.
      Через какое-то время Гена посетила тревожная мысль, что Мэри что-то долго возится с ужином. И что-то уж очень тихо она с ним возится. Он прислушался, так и есть: с кухни не доносилось ни звука.
      Недоброе предчувствие обожгло живот, даже больно стало, словно там вспыхнула зажигалка. Припекаемый ее гипотетическим пламенем, Ген вскочил и устремился на кухню, но на полпути сбавил темп, чтобы не выдавать жене — по крайней мере сразу, — на каком пределе находятся его нервы.
      Он мог не стараться: ее не было. Ни на кухне, ни в туалете, ни в ванной — он проверил везде, несмотря на погашенный свет. Вчерашняя история повторилась: Мэри опять сбежала, на сей раз включив плиту, но так и не позаботившись поставить на нее обещанный ужин. Обходить квартиру, наверное, не имело смысла, но он все-таки обошел.
      Собственная его совесть давно уже пребывала в недоуменном молчании; как бы ни был он виноват перед нею — в чем, что много работает? — таких издевательств с ее стороны он не заслуживал.
      Единственный упрек, который он предъявлял теперь самому себе, состоял в том, что он опять не услышал, как за нею захлопнулась входная дверь.

      — Что-то ты совсем отощала, Маша. Это хорошо.
      «Это ты Мышки не видел».
      — Переоделась, парик напялила… Все на лету, не можешь без спецэффектов…
      Фил ворчал, крепя к поясу Мэри новый страховочный трос.
      Она неопределенно хмыкнула и еще раз огляделась — все с тем же, уже испытанным сегодня ощущением своей чуждости этому месту, его атмосфере, самому миру, который ее окружает. Хотя место было чем-то похоже на то, где она должна, нет, просто обязана была сейчас оказаться. Она скользила на крышу, так вот: это была крыша. И выглядела она почти как та, которую они разглядывали в бинокль вон с того здания… ну, почти с такого же. Зато аппарат, стоявший неподалеку, смахивал на вертолет, как примерно майский жук на стрекозу: он не имел даже намека на винт! Чем в первую очередь и поразил: Мэри представлялось весьма сомнительным, что это сможет взлететь, пусть даже оно каким-то образом оказалось тут, на крыше. Она смотрела на машину, заменившую предмет спора, и ее уверенность в том, что ей известны цель этой операции и собственная в ней задача, устремилась к опасной нулевой отметке.
      Фил подвел ее к краю, сунул в руку какой-то металлический предмет:
      — Это для вентиляционной заслонки; сорвешь два боковых винта, ну три. Помни, нежелательно, чтобы она сорвалась вниз, пусть хоть на одном, да повиснет.
      Мэри в сомнении покрутила предмет: таких карманов у нее не было. Фил оглядел скептически ее одежду:
      — Черт, ну ты и вырядилась… Заткни пока, что ли, за пояс.
      — Ага…
      Для Мэри было открытием, что в комнату дежурного ей предстоит теперь лезть через вентиляцию. А согласно первоначальному сценарию, она проникала туда через окно.
      «Нам везет!» — сказал тогда Гений, разглядев в бинокль приоткрытую форточку. «Ты чуть пополнее Мышки, но, надеюсь, пролезешь», — еще добавил он. Обрадовал. Да про скелет можно сказать, что он полнее Мышки! Не полнее этой Мышки может быть разве что швабра! Ну да ладно, не о том речь: Мэри уже успела уяснить, насколько с такой вот внезапной сменой обстановки могут меняться планы и намерения окружающих. Поэтому она не обмолвилась об открытом окне, а спросила другое, на данный момент более важное:
      — Значит, ключ в дежурке за прозрачным щитком?..
      — Да, ключевая дискета в столе под стеклянной крышкой.
      — Ди… Ага. Ну да, конечно. Дискета.
      Фил глядел на нее с тревогой:
      — Там код, Евгений говорил тебе, что делать. Не забыла?
      — Конечно, нет! — испуганно ответила она и мысленно шлепнула себя по губам Потом решила: «А и ладно! Главное — не дергаться: как сложилось, так пусть все и движется». Тем паче то неизвестное, во что ее затянуло уже по самые ушки, было куда серьезнее похищения каких-то там вертолетов, будь они хоть с пропеллером, хоть с лапами и ушами.
      Однако ей предстояло осуществлять операцию, относительно которой у нее совсем недавно было четкое, но нежданно-негаданно осталось лишь абстрактное представление. Пожалуй, следовало выяснить хоть что-то, пока еще была возможность, и Мэри ринулась вперед напропалую:
      — Значит, давай напоследок повторим: я откупориваю заслонку, попадаю в вентиляцию, и там, значит… Извини, я что-то немного волнуюсь…
      — Я заметил, — Фил поглядел на часы. — Выбираешь второй поворот налево, там будет выход в сортир. Оттуда в дежурку, охранника не будет. Достаешь диск и наверх. Код помнишь. Все, время!
      «Какой еще код?..» — подумала она в легкой панике. Но он уже подсадил ее через ограждение в том месте, где был закреплен страховочный трос. Мэри искоса поглядела вниз — там по-прежнему была Москва-река. И никаких следов падения вертолета. Ведь небоскребы были теперь не простыми близнецами, а сиамскими: они соединялись перемычкой — этаким застекленным мостом, который, если б он был раньше, она попросту не могла не заметить при всей своей невнимательности, ведь между зданиями упал вертолет… Почему она так уверена, что с Филом?..
      — Вентиляция прямо под тобой, метра четыре. Трави помалу, смотри не пролети мимо, — давал последние наставления Фил, не подозревавший о ее сомнениях относительно его очередной гибели.
      Мэри, уперевшись ногами в самый край, медленно откидывалась назад, затем, потихонечку отталкиваясь, поскользила-потопала вниз. Некоторое время она не отрывала взгляда от торчавшей сверху головы Фила, потом переключилась на здание: «пролетать» и впрямь не стоило. Фил ее, конечно, если что, подтянет, но это лишнее время, охранник может вернуться. Отойти он должен был, разумеется, не просто так: по старому сценарию его отвлекали девчонки, пришедшие узнать о графике проката. Вертолет, не так часто используемый хозяином, по словам Гения, не простаивал: Андрей Валентинович приобрел разрешение катать на нем состоятельных гостей и постояльцев отеля — само собой, не задаром. Значит, сначала о прокате, слово за слово, во сколько заканчиваете и т.п.: девчонки симпатичные и, видать, разбитные, а ночные дежурства скучные. Так было задумано там, Гением, которого только Андрей Валентинович называл Евгений.
      Ноги Мэри скользнули по ребристой решетке, и она спешно зафиксировалась на весу. Кстати, не преминула обратить внимание на одно из расположенных слева окон: кажется, форточка была попрежнему приоткрыта. «Значит, как выясняется, не везде одни и те же люди ищут легких путей. По крайней мере не для других людей», — подумала она, со вздохом извлекая из-за пояса орудие труда — длинную железяку, загнутую с одного, более сплющенного конца, в просторечии именуемую фомкой, а как по-культурному, она понятия не имела. И принялась корчевать угловые болты вентиляционной баррикады, под протестующий скрежет металла и шорох осыпающейся вниз бетонной крошки. Она обрабатывала по очереди два правых болта: когда верхний чуть подавался, она принималась за нижний.
      Руки быстро устали, но дело шло, а мысли тем временем вплотную подобрались к тому, что грозило стать актуальным в самом ближайшем будущем, то есть — как набрать некий загадочный код, якобы поведанный ей кем-то из Гениев-Евгениев. И только ей! — как утверждал Фил, она же была уверена, что, может быть, кому-то, но только не ей. Да, объясняя задачу, Гений называл и какие-то цифры, но все они были связаны в основном со временем.
      Верхний болт окончательно вылез, за ним, вследствие заключительного рывка, не устоял и нижний. Упершись в стену, Мэри отогнула решетку как раз настолько, чтобы можно было пролезть, просунулась в образовавшуюся щель и, только как следует утвердившись, немного стравила трос; совсем отцепляться она пока не спешила, поскольку вентиляция — штука коварная, своего рода лабиринт, замурованный в стенах — не знающий света и чреватый пропастями, сиречь вертикальными шахтами.
      «В происходящем там и здесь должна быть связь, может быть, стоит отталкиваться от аналогий?» — вернулась Мэри к прерванной мысли, двигаясь на ощупь в темной трубе, поросшей жирной пылью. Фонарика у нее не было. «Время, которое Гений называл нам для координации, может здесь обернуться кодом? Вряд ли, потому что то же время отмерено и тут…»
      В стене слева, которую она непрерывно проверяла рукой, обнаружилась дыра — вот и ответвление. Первое.
      Ползем дальше.
      «…Что он еще говорил? Что охранник сменится только в семь утра и что я толще Мыши. Вдвое?.. Нет, этого он не уточнял, увы и ах, стало быть, имеем пока одну цифру — семь. И та под ба-аль-шим вопросом…»
      — Ай! Ч-черт!.. — рука провалилась в пустоту, и Мэри, уже готовая перенести на нее вес, неловко завалилась, стукнувшись грудью о край уходившей вниз шахты. Об этом сюрпризе Фил не предупредил — ну да, вряд ли он тут когда-нибудь лазил, как и тот, кто составлял план, явно не интересуясь при этом вертикалями.
      Мэри потянулась вперед как можно дальше, надеясь нащупать где-то там продолжение пути. И нащупала… Стену. Это могло бы означать самое беспроблемное (для нее) завершение предприятия, если бы, ощупав на всякий случай и на свою голову боковые стены, она не обнаружила проход, расположенный слева прямо над провалом. Второй слева. Тот самый.
      Мало того, что ей пришлось изгибаться трехмерным знаком доллара, чтобы в него протиснуться, мало того, что ползти дальше можно было только на животе червячным манером, но при этом еще следовало удвоить мысленные потуги, потому что времени оставалось всего ничего, а цифра у нее имелась только одна, и та какая-то левая.
      «Попробуем зайти с другого конца», — размышляла Мэри, прорывая лицом липкую бахрому и выплевывая ее же изо рта, которым она дышала, исключив из этого процесса нос, норовивший расчихаться. «Может, например, этот код быть датой нашей свадьбы? А какие еще цифры нас связывают? Дни рождения? Общая сумма последней зарплаты? Почему общая, почему не по отдельности? Осталось вспомнить мои критические дни, почему бы не приплюсовать их к средней продолжительности рабочего времени, и получится универсальный код, который можно будет смело засунуть в…»