Глава 4

ПРАЗДНИЧНЫЕ ПОЗДРАВЛЕНИЯ ЗА ДЕСЯТЬ ДОЛЛАРОВ В ЧАС

Я поворачиваю ключ и по заведенной привычке налегаю на тяжелую входную дверь семьи N., но она с трудом приоткрывается и тут же застревает.

— Ха, — бормочу я.

— Ха, — отзывается Грейер из-за спины.

— Что-то загородило дверь, — поясняю я и, просунув руку внутрь, принимаюсь слепо шарить в надежде преодолеть преграду. Но у Грейера свой метод.

— МАААААА! ДВЕРЬ НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ! — вопит он.

Я слышу шорох шагов миссис N.

— Да, Грейер, мамочка уже идет! Я просто не смогла унести всю свою добычу за один заход.

Она тянет за ручку и предстает перед нами по колено в грудах пакетов от Гуччи, Феррагамо, Шанель, Гермеса и бесчисленных серебряных коробках, перевязанных фиолетовой лентой: фирменная подарочная упаковка «Бергдорфа». Она держит под мышкой то, что, по-видимому, не давало двери открыться: синий сверток от Тиффани.

— Представляете, у людей хватает ума обручиться в это время года?! Можно подумать, что мне делать нечего, как только бежать к Тиффани и выбирать серебряный поднос! Могли бы поиметь совесть и подождать до января: всего один месяц, не так уж и долго. Прости, Грейер, что не могла прийти на твой праздник. Уверена, ты прекрасно провел время с няней!

Я кладу рюкзачок в шкаф для пальто и снимаю сапоги, прежде чем помочь Грейеру расстегнуть куртку. Он неуклюже старается уберечь игрушку, которую мы делали целых три часа вместе с его одноклассниками (и их нянями) на школьном Семейном Празднике Рождества. Он плюхается на пол, чтобы мне было легче стянуть с него мокрые ботинки.

— Грейер сотворил настоящий шедевр, — говорю я. — Просто чудеса делает с пластиком и блестками!

— Это снеговик. Его зовут Эл. Он простудился и теперь должен принимать много витамина С, — объявляет Грейер с таким видом, словно представляет почетного гостя.

— Вот как, — рассеянно роняет она, прижимая пакет от Тиффани к бедру.

— Почему бы тебе не присмотреть место, где можно повесить Эла?

Я помогаю ему встать, и он плетется в гостиную, выставив перед собой свое бесценное произведение, словно это яйцо Фаберже.

Я тоже поднимаюсь, отряхиваюсь и оборачиваюсь к миссис N., готовая дать ей отчет.

— Как жаль, что вы не видели его сегодня утром. Он был полностью в своей стихии. Он так старательно вырезал блестки! Кстати, вы знаете Гизелу Ратерфорд?

— Дочь Жаклин Ратерфорд? Еще бы… о, ее мать — это нечто! Когда была ее очередь делать ленч, она привезла шеф-повара и установила в углу стойку для омлетов! Честное слово! Дело в том, что по правилам вы должны привозить с собой уже готовую еду. Ну, рассказывайте, рассказывайте!

— Так вот, мисс Гизела потребовала, чтобы Грейер раскрасил снеговика по ее цветовой схеме, оранжевым, поскольку она проводит это Рождество на Саут-Бич.

— О, какая безвкусица! — охает она, широко раскрыв глаза.

— Она выхватила Эла из рук Грейера и швырнула прямо на кучу оранжевых блесток. Я думала, Грейер расплачется, но он только взглянул на меня и заявил, что оранжевые блестки — это просто крошки от всех витаминок С, которыми он лечился от простуды.

— Думаю, у него есть чувство цвета, — кивает она, начиная собирать свои пакеты. — Как ваши выпускные экзамены?

— Не могу дождаться, когда все закончится.

Она встает и выгибает спину, издавая при этом устрашающее потрескивание.

— Как же я устала! Похоже, список с каждым годом все растет! У мистера N. огромная семья и так много коллег! А сегодня уже шестое! Не могу дождаться Лайфорда Кея, чтобы отдохнуть и погреться. Я совершенно измучена. До какого у вас отпуск?

— До двадцать шестого января.

«Еще две недели, и я совершенно свободна от занятий и от тебя!»

— Вам следовало бы отправиться в Европу, пока вы еще студентка и можете не думать о Реальной Жизни.

Ну да, разумеется! Может, мой рождественский бонус как раз покроет стоимость авиабилетов до Европы? Шесть часов в костюме телепузика показали, насколько это реально!!!

— Увидеть Париж в снегу, — продолжает она. — Ничего более очаровательного просто и быть не может.

— Если не считать Грейера, разумеется.

Мы дружно смеемся. И тут звонит телефон.

Миссис N. хватает еще несколько пакетов, прижимает покрепче сверток от Тиффани и направляется к своему кабинету.

— Кстати, няня, елку уже установили. Хорошо бы вам с Грейером спуститься в подвал и принести украшения.

— Сейчас, — киваю я и иду в гостиную.

Дерево, великолепная ель Дугласа, выглядит так, словно вырастает из пола. Я закрываю глаза и несколько секунд вдыхаю аромат хвои, прежде чем обратиться к Грейеру, занятому оживленной беседой с Элом, висящим на самом кончике нижней ветки.

— Эй, похоже, твой Эл вот-вот спрыгнет.

Я тянусь к погнутой скрепке, служащей спасательным тросом для Эла.

— НЕТ!!! Он не хочет, чтобы ты дотрагивалась до него. Только я! — настаивает он.

Следующие утомительные четверть часа мы продолжаем перевешивать Эла с ветки на ветку с тем расчетом, чтобы всю работу делали только руки Грейера. Я оглядываю футы и футы тянущихся до потолка зеленых ветвей и гадаю, заметит ли кто, что в этом году остальные украшения так и не появились на елке. Судя по скорости, с которой мы действуем, процедура может затянуться еще лет на пятнадцать.

Он продолжает что-то шептать Элу.

— Ладно, приятель, — говорю я, — пойдем в подвал и принесем остальные украшения. Нужно же составить компанию Элу! Они присмотрят за ним и не дадут упасть, если он окажется слишком близко от края.

— В подвал?

— Угу. Давай!

— Нужно подготовиться. Надеть шлем и пояс. Иди к двери и подожди меня. Я достану фонарик…

Грейер бежит к себе, а я вызываю лифт. Не проходит и минуты, как он снова появляется. На скейтборде!

— О Боже, Гров! И это все для подвала? — ахаю я.

Он тормозит ногой в носке как раз перед дверью лифта. Велосипедный шлем слегка сбился набок, за поясом штанишек торчит огромный фонарь вместе с йо-йо и чем-то похожим на украшенную монограммой махровую салфетку из своей ванной.

— Теперь пора, — непререкаемым тоном заявляет он.

— Но не стоило ли сначала надеть туфли?

— Нет, они нам не нужны.

Он въезжает внутрь, и дверь закрывается.

— Там, внизу, так здорово! О Господи, о Господи…

Он возбужденно кивает закованной в шлем головой. Последнее время он пересыпает свою речь обращением «О Господи» — это явное влияние Кристиансона, четырехлетнего обаяшки, возвышающегося над всем классом на добрый фут. Даже когда бедняга Эл погрузился в судьбоносные оранжевые блестки, Гизела и Грейер воскликнули в унисон:

— О Господи!!!

Лифт замирает в вестибюле, и Грейер катится вперед, отталкиваясь одной ногой и не забывая придерживать штанишки со всем снаряжением, дабы они не поддались закону притяжения. К тому времени как я его нагоняю, он уже потребовал от Района показывать путь к решетчатому служебному лифту.

— А-а, мистер Грейер! У вас сегодня внизу важные дела? Грейер хлопотливо поправляет свои инструменты и удостаивает Рамона только рассеянным «угу».

Рамон улыбается мальчику и заговорщически подмигивает мне:

— Наш мистер Грейер — очень серьезный человек. У вас уже есть девушка, мистер Грейер?

Лифт, дернувшись в последний раз, останавливается в подвале. Рамон открывает двери, и мы входим в ярко освещенный холодный коридор, пропахший ароматом сохнущих простыней.

— Кладовая сто тридцать два… по правой стороне. Осторожнее, не заблудитесь, иначе мне придется вас искать.

Он снова подмигивает и, многозначительно дернув бровью, закрывает дверь. Я остаюсь одна под свисающей с потолка лампочкой.

— Грейер!

— Няня! Я жду. Иди сюда!

Я иду на звук его голоса, пробираясь в лабиринте клетушек, закрывающих обе стены от пола до потолка. Некоторые забиты больше остальных, но в каждой имеются чемоданы, лыжное снаряжение и различные предметы мебели, прикрытые пузырчатой упаковкой.

Я сворачиваю за угол и вижу Грова, лежащего животом на скейтборде.

— Вот здорово будет, когда па придет домой и начнет украшать елку! В прошлом году Кейтлин начала снизу, а па встал на стремянку и вешал игрушки на верхние ветки! А потом мы пили шоколад в гостиной.

— Повезло тебе! Погоди, сейчас найду ключ.

Грейер нетерпеливо подпрыгивает, пока я открываю клетушку, и, бросившись вперед, ловко лавирует между ящиками. Я не иду за ним: очевидно, он уже не раз проделывал этот путь, а мне не отличить коробки с украшениями от электрической духовки. Поэтому сажусь на холодный цемент и прислоняюсь головой к клетушке напротив. Хорошо, что можно хоть минутку отдохнуть!

Мои родители частенько грезили о своей кладовой, сидя с поднятыми ногами на сундуке, до отказа набитом нашей летней одеждой и служившем заодно журнальным столиком. Иногда мы позволяли себе поговорить о том, для чего употребили бы лишний чулан: совсем как фермеры из Вайоминга, мечтающие выиграть джек-пот в лотерее.

— Ты хоть знаешь, что ищешь, Гров? — кричу я в груды ящиков, поскольку вот уже несколько минут не слышу ни звука. Тишину нарушает громкое лязганье. — Грейер! Что там происходит?

Я было поднимаюсь, но тут из темноты к моим ногам катится фонарик.

— Вытаскиваю вещи, няня! Посвети мне! Нужно достать голубую коробку!

Я направляю яркий луч на клетушку, освещая два грязных носка и тощий, облаченный в хаки зад, вбуравливающийся в середину груды.

— Уверен, что это безопасно? Я могла бы…

— Нашел! Тут полно всего! Мои лыжи! Это мои лыжи, няня, для Аспирина.

— Аспена?

— Аспена. Вот оно! Сейчас передам! Готовься? Готова, няня? Лови!

Он зарылся в коробки. Я слышу возню, и тут откуда ни возьмись в меня летит стеклянный шар. Я роняю фонарик и ловлю игрушку. Ручной работы, с маркой Стьюбена и красным колечком! Прежде чем я успеваю опомниться, за первым шаром следует второй!

— ГРЕЙЕР! ЗАМРИ!!!

Похоже, я позволила Микки-Маусу править бал! Фонарь катится по полу, бросая причудливые отблески на горы коробок.

— Ну-ка сюда, мистер, и немедленно! Твоя очередь держать фонарь.

— Неееет…

— Грейер! — восклицаю я голосом Злой Колдуньи.

— ЛАДНО!

Он лезет обратно задом наперед. Я отдаю ему фонарик.

— Давай попробуем снова. Только на этот раз поменяемся местами.

Когда мы возвращаемся наверх, Грейер марширует вперед, чтобы составить план атаки, пока я неохотно оставляю коробку с украшениями в переднем холле.

— Няня? — доносится слабый голосок.

— Что, Грейер?

Я следую за ним в гостиную, где неотразимый юноша в стиле Джонни Кэша[35] возвышается на стремянке, украшая елку Грейера.

— Передайте мне коробку с голубками, — бросает он, даже не оборачиваясь, чтобы взглянуть на нас.

Мы с Грейером, продолжая стоять у двери, обозреваем пол, усеянный голубками, золотыми листьями, викторианскими ангелами и жемчужными нитями.

— Слезай! Мой папа сам украсит верхние ветки.

— Погоди секунду, Грейер, — прошу я, протягивая птичек человеку в черном. — Я сейчас вернусь.

— Лучше слезай, или папа тебе наподдаст! — слышу я предупреждение Грейера.

Подхожу к кабинету миссис N. и стучу.

— Войдите.

— Привет, миссис N. Простите, что побеспокоила… Обычно безлико-аккуратная комната завалена пакетами и пачками рождественских открыток.

— Ничего-ничего, входите… что случилось?

Я открываю рот.

— Видели Джулио? Ну разве он не гений? Какая удача, что он согласился приехать. Джулио — лучший эксперт по украшению елок. Видели бы вы, что он сделал для Эгглстоунов! Дух захватывает!

— Я…

— Кстати, пока вы здесь, можно спросить? Как по-вашему, клетчатая юбка из тафты не слишком банально для шотландской рождественской вечеринки? Не могу решить сама…

— Я…

— О! Вы должны видеть эти миленькие двойки, которые я купила сегодня для племянниц мистера N.! Надеюсь, цвет им подойдет. А вы надели бы кашемир в пастельных тонах?

Она вытаскивает пакет с эмблемой TSE.

— Может, лучше обменять…

— Я пришла сказать, — вставляю я, — что Грейеру очень хочется самому украсить елку. Он говорит, что они с Кейтлин и мистером N. сами все сделали в прошлом году. Вот я и подумала, может, стоит поставить ему в комнату маленькую елочку, чтобы он смог повесить пару игрушек, просто для развлечения…

— Не думаю, что сорить елочными иглами по всему дому — такая уж хорошая идея. Если он хочет украшать елку, почему бы вам не отвезти его в Рокфеллеровский центр?

— Ну… Да… нет, да… прекрасная мысль, — бормочу я, открывая дверь.

— Спасибо! Извините, я ужасно занята.

Я возвращаюсь в гостиную как раз в тот момент, когда Грейер протягивает Джулио детскую серебряную ложечку на нитке.

— Эй, как насчет этого? Куда вешать? Джулио брезгливо оглядывает ложку.

— Это не совсем совпадает с моим видением… Глаза Грейера наполняются слезами.

— Ладно, если уж так хочешь… куда-нибудь назад. В самый низ.

— Грейер, у меня есть план! Хватай Эла, а я пойду за твоей курткой.

— Бабушка, это Грейер. Грейер, это бабушка.

Перед тем как присесть на корточки, моя бабушка чуть подтягивает пижамные штаны из черного атласа. Жемчужины на ее шее еле слышно позвякивают, ударяясь друг о друга.

— Рада познакомиться, Грейер. А это, должно быть, Эл.

Грейер густо краснеет.

— Ну, празднуем Рождество или как? Входи каждый, кто хочет отведать праздничного пирога!

— Огромное спасибо, ба. Нам крайне необходимо украсить любую свободную поверхность.

— Поверхность? Обижаешь!

Звонят в дверь, и пока я снимаю с Грейера куртку, бабушка идет открывать. На пороге появляется гигантское дерево, по какой-то прихоти судьбы обзаведшееся двумя руками.

— Сюда, — показывает она. — А ты, Грейер, закрой Элу глаза ладонями. Сюрприз!

Мы сбрасываем сапоги и следуем за бабушкой. Нужно отдать ей должное: она вынудила-таки посыльного установить ель прямо посреди гостиной. Потом бабушка провожает его и возвращается.

— Ба, тебе ни к чему было покупать…

— Если собираешься делать что-то, дорогая, делай с размахом. А теперь, Грейер, позволь мне включить спецэффекты, и начнем праздник.

Грейер старательно прикрывает ладошкой глаза Эла, пока бабушка ставит кассету с Фрэнком Синатрой.

— Не смогла найти Бинга Кросби, — жалуется она, выключая свет и зажигая свечи, отбрасывающие мягкое сияние на наши семейные фотографии. Фрэнк мурлычет «Эта леди — бродяжка», и всё вместе просто душу греет.

Час спустя мы двое возлегаем на подушках под зелеными ветвями и наслаждаемся горячим шоколадом. Грейер все еще не может найти места для Эла.

— Итак, как твой роман с Г.С.?

— Не могу его понять. С одной стороны, хочется, чтобы он оказался не таким, как эти мальчишки, но с чего бы это ему отличаться от них. Впрочем, какая разница, если я никогда больше его не увижу?

— Продолжай ездить в лифте, дорогая. Вы обязательно встретитесь. А что там с твоими выпускными?

— Остался еще один, и все! Настоящее сумасшествие: N. каждый вечер уезжают на очередную рождественскую вечеринку. Я могу заниматься, только когда Грейер засыпает. Впрочем, это куда лучше, чем пытаться сосредоточиться под те звуки, что издают Чарлин и ее волосатый приятель…

Она вопросительно смотрит на меня.

— Даже говорить об этом не хочу.

— Только не изводи себя. Оно того не стоит.

— Знаю. Но бонус в этом году обещает быть неплохим: она упоминала о Париже.

— О ла-ла, tres bien[36].

— Няня, Эл хочет знать, почему папа не украшает верхние ветки? — тихо спрашивает Грейер из-за ели.

Я смотрю на бабушку, не зная, что ответить.

— Грейер, — ободряюще улыбается мне она, — хочешь быть христославом?

Заинтересовавшийся Грейер вылезает на свет божий, подходит и кладет ей руку на колено.

— Что вы сказали?

— Христослав, дорогой. Когда славишь Христа, именно ты зовешь Рождество. Ты, маленький Грейер, и есть лучший подарок на праздник! Все, что тебе нужно сделать, — постучать в чью-то дверь, дверь того, с кем ты хочешь разделить радость Рождества, а когда этот кто-то откроет, излить свое сердце в песне. Попробуй!

Он ложится рядом со мной, и мы смотрим вверх, сквозь ветви, устроив головы на одной подушке.

— Бабушка, покажите мне. Спойте что-нибудь, — просит он.

Я поворачиваюсь и улыбаюсь ей. Окруженная свечами, она словно озаряется внутренним светом. И начинает петь вместе со своим Фрэнком: «Ты так прекрасна сегодня».

Грейер закрывает глаза, и я еще чуточку больше влюбляюсь в нее.

Неделю спустя я бодро шагаю вслед за миссис N. и своим воспитанником по тому же коридору, который нам пришлось пробежать в вечер Хэллоуина. Искусственная паутина сменилась зелеными ветками и подмигивающими цветными огоньками. Миссис N. толкает тяжелую дверь офиса мистера N.

— Входи, дорогая. Мистер N. встает, четко освещенный заходящим солнцем, льющимся в огромные, от пола до потолка, окна позади его письменного стола. Я снова потрясена его способностью излучать спокойную силу независимо от того, темно или светло в этой комнате.

Он смотрит в сторону Грейера, но как бы сквозь него:

— Привет, парень.

Грейер пытается отдать пакет с рождественскими подарками, собранными для благотворительной организации, которую поддерживает фирма его отца, но мистер N. уже схватился за нервно заверещавший телефон.

Я беру пакет и наклоняюсь, чтобы расстегнуть сложные застежки на куртке Грейера.

— Джастин говорила что-то насчет печенья в конференц-зале. Почему бы вам пока не отвести Грейера туда? Я поговорю и тут же приду, — распоряжается мистер N., прикрыв рукой микрофон.

Миссис N. роняет свою норку на диван, и мы идем на звуки рождественских гимнов, доносящиеся из-за двойных дверей в конце коридора.

Миссис N. — сказочное видение в зеленом костюме от Мое кино, украшенном ягодками остролиста и пуговицами в форме листочков омелы. В довершение всего каблуки ее туфель представляют собой миниатюрные снежки, с оленем в одном и Санта-Клаусом в другом. Я тихо радуюсь, что меня не заставили одеться снеговиком и прицепить красный нос.

С королевской улыбкой миссис N. открывает двери конференц-зала, в дальнем конце которого сидит небольшая компания женщин, по всей видимости, секретарш. Перед ними открытая банка печенья. Из магнитофона несется бодрая мелодия.

— О, простите. Я думала, тут рождественская вечеринка, — говорит миссис N., останавливаясь у стола.

— Хотите печенье? Я сама пекла, — предлагает жизнерадостная краснощекая особа с сережками в виде елочных лампочек.

— О… — бормочет сконфуженная миссис N.

Дверь снова распахивается, едва не ударив меня и Грейера. Я растерянно моргаю при виде мисс Чикаго. Она как ни Похоже, Грейер помнит.

— Ты не носишь трусов.

О Иисусе сладчайший!

Но в этот момент двери распахиваются, и проем заполняет солидная фигура мистера N.

— Звонит Эд Стросс. Хочет уточнить кое-что в контракте, — обращается он к мисс Чикаго.

— Прекрасно, — кивает она с улыбкой и медленно идет к выходу мимо миссис N., бросив на прощание: — Всем веселого Рождества. — И, оказавшись рядом с мистером N., добавляет: — Так приятно познакомиться наконец со всей вашей семьей.

Мистер N., стиснув зубы, быстро поворачивается и захлопывает за собой дверь.

— Папа, подожди!

Грейер пытается догнать отца, но чашка с виноградным соком выскальзывает из рук, фиолетовые капли падают на рубашку, а на бежевом ковре расплывается огромное пятно. Немедленно поднимается суматоха. Множество пальцев тянется к Грейеру с бумажными салфетками, смоченными минеральной водой. Он жалобно хнычет.

— Няня, буду вам крайне благодарна, если вы станете повнимательнее приглядывать за ним. Пойдите умойте его. Я буду ждать в машине, — цедит миссис N., ставя нетронутую чашку с кофе на стол, словно отказавшаяся от яблока Белоснежка.