11. СЮРПРИЗ ДЛЯ ТОВАРИЩА НАЗАРОВА

Последние километры мальчишки уже не любовались северной природой. Вцепившись в мягкое сиденье руками, они изо всех сил старались разлепить смыкающиеся ресницы. Головы сами по себе клонились то в одну, то в другую сторону, падали на грудь. Как будто шеи вдруг стали ватными и не в силах больше держать такой тяжелый груз. Иногда головы стукались друг о дружку, и мальчишки, с трудом продрав сонные глаза, с удивлением озирались.

Дядя Кузьма гнал свою «Колхиду» по разбитой дороге, памятуя поговорку: больше скорость — меньше ям.

Глухой завывающий звук мотора то становился близким, громким, то совсем пропадал, и тогда Ване казалось, что он не в машине, а в самолете АН-24 и летит над Вял-озером. Озеро спокойное и синее. Моторная лодка тащит за собой широкую, разбегающуюся в разные стороны серебристую полосу. А в лодке стоит улыбающийся от уха до уха Костик и машет рукой…

Андрею Пирожкову виделось совсем другое: сидит он за обеденным столом в своей квартире на улице Фурманова, перед ним тарелка золотистого бульона с пельменями. Мама в цветастом переднике стоит у газовой плиты и с желтой доски ножиком сталкивает в кипящую кастрюлю еще одну порцию пельменей…

— Приехали! Остановка Березай… — весело крикнул шофер. Он подал рюкзаки и, в первый раз широко улыбнувшись, сказал:

— Поклон от меня начальнику — товарищу Назарову… — Немного подумав, прибавил уже без улыбки: — А вообще лучше не надо никаких приветов-поклонов, а то еще осерчает на меня…

— Спасибо скажет, — заметил Ваня.

— Он нас ждет не дождется, — прибавил Андрей.

— Чует мое сердце, товарищ Назаров сильно удивится, когда вы объявитесь, — сказал дядя Кузьма.

— Говорят вам, товарищ Назаров обрадуется, — сказал Ваня. — Сразу два моториста пожаловали.

— Мы освоили самую нужную специальность в экспедиции, — ввернул Андрей. — Нас на руках носить будут… — сказал и, сообразив, что это уже слишком, покраснел от смущения.

— Меня попросили — я довез, — сказал дядя Кузьма. — А там сами разбирайтесь.

Поблагодарив, они надели рюкзаки.

— На всякий случай запомните номер моей телеги, — сказал шофер. — Я здесь часто езжу…

— Запомним, — сказал Ваня.

Дядя Кузьма захлопнул дверцу, улыбнулся, блеснув белыми зубами, лесовоз загремел подпрыгнувшим прицепом и укатил. Мальчишки остались одни.

Над головами однообразно шумели деревья. Корявые в сучьях стволы утопали в пышных подушках зеленого мха, усеянного золотистыми иголками и черными сучками. Меж деревьев темнели разбросанные и тут и там гранитные обломки. Будто сказочный великан рассердился на этот суровый край и, раздробив на куски огромную скалу, в сердцах разбросал ее по всему Кольскому полуострову. И потом, где бы ребята ни были, везде громоздились причудливые каменные глыбы.

Солнца не видно, но небо над лесом ярко желтело. Кроны деревьев купались в багровом огне… Мальчишки еще не знали, что ночь так и не наступит. Здесь — долгий полярный день. Солнце скроется, но не глубоко: желтое сияние так и будет бродить всю ночь по необъятному небесному кругу. А утром большое, но нежаркое светило начнет выходить в зенит. И звезд здесь на небе летом не видно.

Какая-то птица, забившись в бурелом, громко и уныло вопрошала: «Куда-да вы? Куда-да вы?» — Сюда-да-а! — крикнул Ваня и даже присел от неожиданности: громкое эхо тотчас раскатисто ответило: «…юда-да-а!» Андрей молча озирался. Ему не хотелось кричать. Как-то обстановка не располагала. А лес вокруг шумел мощно и ровно. С деревьев с долгим шорохом сыпались сухие иголки, сучки. Прямо у дороги к толстой сосне была косо прибита доска с крупной надписью: «Эспедиция». Черная стрела указывала направление.

— «Эспедиция»… — не веря своим глазам, перечитал Андрей. — Нарочно, что ли?

— Ученые, академики… — засмеялся Ваня. — У тебя есть химический карандаш?

Карандаш нашелся, и Ваня, соорудив из камней пирамиду, взгромоздился на нее и приписал недостающее «к».

Постояли еще немного. Посмотрели друг на друга. Разом вздохнули.

— Надо идти, — сказал Ваня.

— Тут хорошо, птички поют, — кисло улыбнулся Андрей. Его совсем не радовала встреча с сестрой.

— Чего-то ты скучный стал, — внимательно посмотрел на друга Ваня.

— Да нет, я веселый, — сказал Андрей и неестественно громко хихикнул.

— Тебе чего горевать — к сестре в гости приехал.

— Говорить ты будешь?

— Вот что, Андрюха, я на аэродроме со всеми толковал, а теперь твой черед…

— Я могу все испортить… — испугался Андрей. — Ты же сам не велел мне рот раскрывать.

— Теперь смело раскрывай. Ничего уже не испортишь, — сказал Ваня. — Вон где мы, Андрюшка, с тобой — за Полярным кругом!

Начальник экспедиции Георгий Васильевич Назаров брился, когда микробиолог Валентина Гавриловна привела в палатку двух смиренно потупившихся мальчишек.

— Извините, я сейчас, — сказал Георгий Васильевич, снимая бритвой мыльную пену с покрасневшего подбородка.

— Мы подождем, — улыбнулась Валентина Гавриловна.

Назаров покосился на мальчишек, тихо стоявших у входа, и подумал: «А это еще что за субчики? Рожицы виноватые, но сразу видно: хитрюги… Мальчишки в нашем лагере — это какая-то фантасмогория!» — Вы из Умбы? — спросил он, ловко орудуя бритвой. — На рыбалку?

Андрей, несколько раз отчаянно взмахнув ресницами, уже было раскрыл рот, но сестра сделала ему знак молчать. Она опасалась за своего начальника, как бы он не порезался, услышав, что мальчишки прибыли сюда из самого Ленинграда и совсем не собираются в ближайшее время уезжать обратно.

— Брейтесь-брейтесь, — сказала она.

— Если насчет лодки, то ничего не выйдет, — скрипя широким лезвием опасной бритвы, заговорил Назаров. — Лодок свободных нет. Да и не имею права давать несовершеннолетним.

Начало не предвещало ничего хорошего, и Ваня вдруг подумал, пусть бы этот седоволосый человек еще долго-долго брился… Но Георгий Васильевич вытер холодно блестевшую бритву о клочок газеты, побрызгал на свежее, покрасневшее лицо одеколоном и повернулся к ним.

Назарову лет сорок пять. Густые серебряные волосы и очень моложавое лицо с серыми внимательными глазами. Он в коричневом костюме, белой рубашке с полосатым галстуком. О том, что здесь суровый Север, напоминали лишь просторные резиновые сапоги, в которые были заправлены помятые брюки. Большой палец на руке начальника был обмотан бинтом.

— Уж не с неба ли вы к нам свалились? — спросил Георгий Васильевич. Как всегда после освежающего бритья, настроение приподнялось.

Андрей и Ваня разом взглянули на Валентину Гавриловну: можно говорить или нет?

— У вас потрясающая интуиция, — сказала она. — И все-таки лучше присядьте… Эти сорванцы прилетели из Ленинграда. К нам в экспедицию. Этот черный оболтус с оттопыренными ушами, что хлопает глазами, мой родной брат.

Андрей даже покраснел, но смолчал. Дома бы он такого своей старшей сестренке ни за что не спустил…

— Вы меня разыгрываете… — только и нашелся, что сказать, Георгий Васильевич и начал заметно багроветь.

— Я себя ущипнула, когда десять минут назад увидела их. Выходят себе с рюкзаками из дремучего леса… Как в кино.

— Как в кино… — растерянно повторил начальник. — Это, знаете ли, не кино, а… черт знает что, извините!

— Дядя Кузьма велел вам большой привет передать, — ввернул Ваня.

— И поклон, — прибавил Андрей.

— Дядя Кузьма… — нахмурил лоб Назаров. — Какой еще дядя Кузьма?!

— Извините, мы забыли; он потом передумал и сказал, что не надо никаких приветов передавать, — поправился Андрей.

— Он еще вашу машину вытащил из болота, — сказал Ваня и, улыбнувшись, продекламировал: — «Ох, и нелегкая это работа — из болота тащить бегемота!» — При чем тут бегемот! — взорвался Назаров, но сразу же взял себя в руки. — Не знаю я вашего дядю Кузьму и знать не желаю.

— А он вас хорошо знает, — сказал Андрей. — Говорил, что вы хороший начальник.

Ваня ободряюще взглянул на приятеля: Андрей определенно делал заметные успехи в области дипломатии.

Назаров стал ходить по тесной палатке. Два шага вперед, крутой поворот — два шага назад. Внезапно остановившись напротив ребят, он стал пристально всматриваться в них.

— Постойте-постойте… Я ведь вас где-то видел?

— Я вас тоже сразу узнал, — заулыбался Ваня.

— Они весной приходили ко мне и просились в экспедицию, — повернулся он к Валентине Гавриловне. — Я им тогда сказал…

— Вы сказали: «Нам позарез нужны мотористы», — напомнил Ваня.

— Вот именно — мотористы, а не бездельники! На чем вы сюда добрались из Умбы?

— С дядей Кузьмой… — сказал Андрей.

— Разыщите своего дядю Кузьму и передайте ему…

— Привет? — спросил Ваня.

— Похвально, что даже в такой ситуации ты не теряешь чувство юмора, — сказал начальник. — Так вот, передайте дяде Кузьме, которого я не имею чести знать… Короче говоря, он вас привез — он пусть и назад отвезет! Сейчас же, немедленно!

— Он уже далеко отсюда, — вздохнул Андрей.

— Дядя Кузьма лес возит, — прибавил Ваня.

Во время всего этого разговора Валентина Гавриловна не проронила ни слова. Пряча улыбку, переводила взгляд с одного на другого. Теперь она сочла нужным вмешаться.

— Я вас, мальчики, предупреждала, что из этой авантюры…

— Вы тоже, оказывается, в сговоре с ними? — гневно воззрился на нее начальник.

Валентина Гавриловна мужественно выдержала его взгляд и повернулась к ребятам.

— Никто вас, на ночь глядя, никуда не отправит. Сейчас поужинаете и ляжете спать.

— Завтра утром я вас отправлю в Умбу на нашей машине, — вдогонку сказал Георгий Васильевич.

Андрей Пирожков крепко спал и видел хороший сон. Снился ему родной Ленинград, набережная Кутузова и большой белый теплоход. Играет музыка. Андрей стоит на капитанском мостике и смотрит в бинокль. В сдвоенном круге сначала, как в тумане, потом все явственнее проступает знакомое лицо… Андрей крутит окуляры, морщит лоб, вспоминая, кто же это? И никак не может вспомнить… Вдруг лицо исчезает, появляется большая деревянная ложка с вкусной дымящейся похлебкой. Андрей раскрывает рот, и вдруг ложка — бац! — по лбу…

Открыв глаза, Андрей ошалело хлопает ресницами. Прямо перед ним маячит Ванино лицо. Лицо медленно растягивается в широкой улыбке. Нет, не это лицо увидел в бинокль…

— Ну ты и спать силен! — говорит приятель.

Андрей чешет лоб и подозрительно смотрит на него.

— Это ты меня по лбу? — спрашивает он.

— Комара ликвидировал… Раздулся, как слон.

Пощупав лоб, Андрей смотрит на пальцы, и правда — кровь.

— Какой мне сон снился… — потягиваясь, говорит он.

— Наверное, про жратву?

Андрей ошеломленно смотрит на приятеля.

— Откуда ты знаешь?

— Тебе все сны про жратву снятся… И потом, ты чавкал во сне и облизывался.

— Один раз мне зоопарк приснился, — говорит Андрей. — В прошлом году.

— Бедных зверюшек ты конечно видел поджаренными на сковородке?

— А тебе вообще сны не снятся, — бурчит Андрей, выбираясь из спального мешка. У него даже настроение испортилось оттого, что Ваня не дал досмотреть сон до конца. Нужно было ему убивать этого комара! Во-первых, он уже крови насосался, а во-вторых, Андрей ничего не чувствовал. А теперь мучайся, вспоминай, чье же это он лицо увидел в бинокль?

Сквозь зеленое полотнище скупо пробивался солнечный свет. Над головой шумели деревья, пели птицы, неясно доносились голоса людей. Фыркнул лодочный мотор и громко затарахтел. Немного погодя замолк на самой высокой ноте. И снова: дерг, дерг, дерг!

Когда они оделись в тесной палатке, Ваня сказал:

— Помнишь, когда мы прилетели, тетя Дуся сказала: «Утро вечера мудренее…» Может, и нынче обойдется?

— Лицо у начальника доброе, — подумав, ответил Андрей. — Впрочем, это еще ни о чем не говорит. У Нины Васильевны тоже доброе лицо, а двойки ставит почем зря.

— Тебе-то не ставила.

— А помнишь, как с нас стружку снимала, когда мы чуть в Атлантику не удрали?

— Не вспоминай!

— Неужели придется опять трястись по этой ужасной дороге до Умбы, — вздохнул Андрей.

— Будь, что будет, — сказал Ваня и, отогнув полотнище, первым выбрался из палатки.

День нынче был солнечный, но, как и в Умбе, дул холодный ветер. Вся палатка усыпана сухими иголками. И другие палатки тоже. Озера отсюда не видно, зато отчетливо доносился плеск волны о берег. На листьях папоротника сверкают капли. То ли ночью дождь прошел, то ли роса высыпала. Поеживаясь, мальчишки побрели по узкой протоптанной в лесу тропинке, которая и вывела их к самой большой палатке в лагере. В этой палатке обедали. Немного поодаль стоял сколоченный из желтых досок сарай с двумя застекленными окнами. Из круглой белой трубы валил дым. Это — кухня.

У столовой стояли человек семь или восемь. И не разберешь, кто мужчина, а кто женщина: все в одинаковых ватниках, брюках и резиновых сапогах. Тот, кто на берегу запускал мотор, был в брезентовом плаще с капюшоном.

Люди с интересом смотрели на приближающихся мальчишек. Даже тот, у лодки, выпрямился и уставился на них. Под этими суровыми и изучающими взглядами мальчишки несколько оробели, особенно Андрей, и опустили головы.

Все смотрели на них и молчали. Лица непроницаемые. Молчание становилось тревожным. Из знакомых двое: Валентина Гавриловна и Назаров.

В этот напряженный момент Андрей чуть не рассмеялся: наконец вспомнил, кого увидел во сне в бинокль. Увидел он студента-практиканта Виктора Викторовича. Среди стоявших у палатки его не было. Наверное, в другой экспедиции. Жаль, что нет здесь Виктора Викторовича, было бы легче…

Все это время комары ребятам не докучали. Правда, вчерашний вечер был очень короткий. Если вечером или ночью можно назвать все тот же полярный день с кромкой вишнево-красного солнца над лесом. Да и лес здесь назывался тундрой. От Назарова они сразу попали в столовую, где чуть не объелись жареными окунями и щукой. Из столовой Валентина Гавриловна отвела в двухместную пустующую палатку. Забравшись на раскладушки в спальные мешки, они почти мгновенно заснули. А в палатку заглядывали незнакомые люди и подолгу смотрели на них. Кто-то еловой веткой выгнал притаившихся в темных углах комаров, повесил над раскладушками марлевый полог и застегнул с другой стороны входной клапан.

А вечером, когда Ваня и Андрей спали мертвым сном, в просторной палатке-лаборатории микробиологов решалась их судьба…

Комары, наверное, решили взять реванш за вчерашнее. Они так неистово набросились на мальчишек, что те опешили. Руки сами по себе втянулись в просторные рукава, а шеи — в воротники.

Люди все так же молча смотрели на них. Они почему-то руками не размахивали и не шевелились. Как будто и не было вокруг комариных туч.

— Доброе утро, — вежливо поздоровался Ваня, помахав перед ртом ладошкой.

Андрей тоже хотел что-то сказать, но вдруг отвернулся и стал остервенело плеваться. На глазах выступили слезы.

— С приездом, знаменитые путешественники, — ответила седоволосая полная женщина. — Как вам Север, нравится?

Люди зашевелились. Кое-кто заулыбался. Это уже лучше. А то стоят и молчат, как равнодушные зрители.

— Мы не на экскурсию приехали, а работать, — сказал Ваня.

— Готовы хоть сейчас за дело, — прибавил Андрей.

— Поглядите-ка на этих работничков! Ну и умора… — расхохотался высокий представительный мужчина в помятом синем костюме и начищенных желтых полуботинках. На круглой голове — синяя кепочка блином. Лицо щекастое, румяное. Глаза маленькие, насмешливые. Не смотрят, а буравят насквозь. Если бы рядом не стоял Георгий Васильевич, этого человека вполне можно было бы принять за начальника экспедиции, такой у него был солидный и важный вид.

«Заместитель, наверное, — подумал Ваня. — С таким, пожалуй, не договоришься…» — Зачем же вы все-таки сюда пожаловали, если не секрет? — спросил Назаров.

— Работать, — сказал Ваня. — Наравне со всеми.

— Мы не за деньги, за так, — присовокупил Андрей.

— Держите меня — сейчас упаду! — опять засмеялся высокий в желтых ботинках. — Приехали такую даль задарма работать… Ну ладно бы на Кавказ, так аж за Полярный круг! Работать задарма! Да нынче таких дураков днем с огнем не сыщешь.

«Ученые, а как выражаются… — с неприязнью подумал Ваня. — Слово скажет и ржет, как лошадь!» «Наверное, этот самый и написал „эспедиция“, — подумал Андрей. — Больше некому».

— Их же комары съедят! — спохватилась невысокая, но крепкая на вид девушка в белой косынке. На круглом лице ее выделялись яркие синие глаза.

Она взяла с высокого ящика небольшую бутыль с бесцветной жидкостью и подошла к ребятам.

— Помажьте лица и руки этим составом, — сказала она. — Только аккуратнее и не капните в глаз — долго щипать будет.

И только сейчас ребята заметили, что у всех лица жирно блестят и комары их не кусают. Подлетят к самому носу и скорее — назад.

Ваня и Андрей быстро намазались. От маслянистой жидкости противно пахло: смесью эфира с карболкой. С непривычки стянуло лицо. Зато комары тут же оставили их в покое. Зудеть зудели, но не трогали.