Едем на Вял-озеро

— Надо Саньке газету послать, — сказал Ваня.

— Ты читай дальше!

Дальше сообщалось, что ребята обнаружили на Глухой ламбине машину, в которую уже были погружены украденные сети с рыбой. Сообразительный Ваня Мельников послал своего приятеля Андрея Пирожкова за подмогой, а сам вывинтил из шин ниппеля… Рассвирепевший жулик ударил его по голове, но удрать не успел. Так благодаря находчивости и героизму трех пионеров в глухом северном лесу был задержан с поличным преступник… И внизу подпись: Г.Назаров, начальник экспедиции…

Ваня положил газету на тахту и взглянул на друга.

— Странно видеть свою фамилию и имя напечатанными в газете…

— Пирамида от зависти лопнет, — засмеялся Андрей.

— Показали бы мне вашего знаменитого Пирамиду, — сказал Костя. — Сколько разговоров о нем!

— Увидишь и отвернешься, — сказал Андрей. — Не очень-то приятная личность.

Ваня вспомнил, как Пирамида сиротливо стоял на углу и смотрел ему вслед, а потом нерешительно поднял руку и помахал, но Ваня не ответил… На другой день Бабочкин при всех вернул Свете фотографии и извинился.

— Зря мы все время ругаем Пирамиду, — задумчиво проговорил Ваня. — Может, он не такой уж плохой парень? Обозлился на всех, за то что все смеются над ним…

— Ему это нравится, — усмехнулся Андрей. — Я гляжу: на тебя болезнь как-то странно подействовала… Добрый стал.

— Я просто умираю от желания познакомиться с Пирамидой, — сказал Костя.

— Что ты скажешь про это? — кивнул Ваня на газету.

— Мне хочется вам пожать руки, — ответил Костя. — Я бы так не смог…

— Смог бы, — сказал Андрей.

— А ты испугался, когда увидел этого шофера? — спросил Костя.

— Я слышал его шаги, но для меня главное было выдернуть ниппель. Я даже не успел испугаться, как он налетел на меня. А потом ничего не помню.

— Я, наверное, все рекорды побил по бегу на длинные дистанции, — сказал Андрей. — Прибежал в лагерь и слова не могу сказать… Еле отдышался. А потом обратно пришлось бежать.

— А тех, остальных, поймали? — поинтересовался Костя.

— А чего их ловить? — сказал Ваня. — Они сети погрузили — и деру. Вот если бы увезли.

— Отчаянный ты человек, — восхищенно посмотрел на него Костя.

— Я что, вот Санька, — сказал Ваня. — Рядом жулики, а он свистит, подает мне сигнал… Там один был с ружьем. Мог бы, чего доброго, и пальнуть.

— Санька отличный парень, — согласился Андрей. — Я ему две газеты пошлю.

— А Элле?

— Ей будет интересно про нас почитать…

— Кто это Элла? — спросил Костя.

— Щука, — улыбнулся Андрей.

— Я вот чего боюсь, — сказал Ваня. — Как бы Милка Спицына и хитрый Гоша Симкин снова не заставили нас выступать на разных сборах… Давай, Андрей, сразу договоримся: если с ножом к горлу пристанут, ты, как самый отважный из нашей бригады, выступишь…

На первой же переменке ребята собрались у парты Вани Мельникова. Многие вчера прочитали газету, остальные сегодня в школе узнали про героический поступок своих одноклассников. Ваня Мельников и Андрей Пирожков стали героями дня. Девочки — они стояли у раскрытого окна — бросали любопытные взгляды на приятелей. Даже невозмутимая во всех случаях жизни Надя Краснопевцева удостоила своей драгоценной улыбкой Ваню и Андрея. Драгоценной улыбка была потому, что круглая отличница очень редко улыбалась. Как говорится, лишь по большим праздникам.

— Ничего не перепутали в газете? — спросил Леня Бойцов. — В прошлом году…

— При чем тут прошлый год? — недовольно взглянул на него Толик Григорьев. — Пусть ребята расскажут, как дело было.

— В газете все правильно написано, — сказал Андрей Пирожков.

— Почему же Мельникову попало, а тебе нет? — поинтересовался Пирамида.

Андрей, не ожидавший такого вопроса, смутился.

— Я ведь за подмогой побежал, — сказал он. — Читать разучился, что ли?

— Находчивый… — ухмыльнулся Пирамида.

— Что?

— Я говорю, в газете написано, что ты очень находчивый. И все вы трое, герои-пионеры, находчивые.

— Завидно, Пирамида? — забасил Леня Бойцов. — Про тебя никогда в газету не писали.

— Хотите, я вам одну штуку покажу? — Ваня достал из кармана свисток — он специально захватил его с собой — и свистнул. Пронзительный свист полоснул по ушам, будто хлыст. Девочки зажали руками уши.

— Толик, погляди в окно: постовой милиционер не бежит сюда? — улыбнулся Ваня.

Милиционер не прибежал, зато пришла Нина Васильевна.

— Что тут происходит? — спросила она. — В нашем классе объявился Соловей-разбойник!

— Это я свистнул, — сказал Ваня.

— У меня к тебе, Мельников, просьба: больше не свисти, пожалуйста, в классе.

— Сейчас ведь переменка!

— Даже на переменке.

— Ванин свисток — залог нашей безопасности, Нина Васильевна, — сказал Пирамида. — Свистнет Ваня — и все, кто мешают нам жить, сразу руки вверх!

— Где ты достал эту… сирену? — спросила учительница.

— Один хороший человек подарил, — с гордостью сказал Ваня. — Это особенный свисток. Здесь свистнешь — на Петроградской услышат.

Нина Васильевна взглянула на часы и нахмурилась.

— Уже пять минут, как начался урок, а мы ерундой занимаемся…

— Мы звонка не слышали, — сказал Пирамида. — После Ваниного свистка все оглохли.

Учительница села за стол, раскрыла журнал. В классе стало тихо.

— Я очень рада, Ваня, что ты выздоровел, — сказала она. — Горжусь, что в моем классе…

— Мы все гордимся, — ввернул Пирамида, — что в нашем классе появился такой удивительный свисток…

— …учатся такие смелые ребята, — продолжала Нина Васильевна. — Но учеба есть учеба. Итак, Мельников, попрошу к доске!

* * *

Ваня не спеша шагает по тротуару. Впереди, метрах в тридцати, идет Мила Спицына. С некоторых пор они больше не ходят вместе. И все из-за Пирамиды. Это он распустил в классе сплетню, что Ваня и Мила жить друг без друга не могут. Он то же самое сболтнул и про Андрея с Надей Краснопевцевой, но ему никто не поверил. Круглая отличница ко всем мальчишкам в классе относилась одинаково равнодушно. И если она с Андреем и сходила раз-другой в мороженицу, то просто потому, что любила мороженое.

А уж если Андрей и был в кого влюблен, то совсем не в Надю Краснопевцеву. Стоило Ване заговорить о Вял-озере, Андрей тут же переводил разговор на Эллу. Он уже послал ей два письма и каждый день ждал ответа, но письмо из далекой Вильмаламбины почему-то все не приходило.

Андрей переживал, хотя и вида не показывал. Утром он еще до завтрака бросался на лестничную площадку и доставал из ящика почту. Из школы тоже не проходил мимо, не заглянув в ящик.

— Неужели две строчки лень черкнуть? — как-то пожаловался он приятелю.

— А что ты ей написал?

— Послал вырезку из газеты… Написал, что пусть не беспокоятся, где остановиться, когда приедут в Ленинград. Мои родители с удовольствием примут и Эллу и Саньку.

— Давай сразу договоримся, — сказал Ваня. — Половину каникул у тебя поживут, а половину — у меня.

— Почему же она не отвечает?

— Авиапочтой послал?

Андрей кивнул.

— Надо радио слушать, — сказал Ваня. — На Севере страшный снегопад. Все аэродромы засыпало. На собаках ездят. Твои письма лежат себе где-нибудь в мешке на почте.

— Как же я не подумал об этом! — У Андрея даже настроение поднялось. — А когда аэродромы расчистят?

— Расчистят, — усмехнулся Ваня.

Он думал сейчас о другом: о своих отношениях с Милой Спицыной. Вот Пирамида заметил, что они вместе ходят, и, говорит, друг без друга жить не могут… Конечно, Пирамида болтун, но Ване действительно Мила все больше и больше нравилась.

Ему приятно было сидеть с ней рядом, разговаривать. И даже молчать. Несколько раз они ходили в кино, а потом бродили по Дворцовой площади и говорили, говорили… Обо всем на свете. Ему было интересно с Милой. Почти так же, как с Андреем и Костей Рыбаковым. И даже иногда интереснее. Но после того, как Пирамида распустил слух, что они жить друг без друга не могут, Ваня решил из школы возвращаться раздельно. Незачем всяким зубоскалам давать лишний повод. Свернув на другую улицу, он догонял свою соседку по парте.

Когда Ваня сказал Миле, что так будет лучше, она ничего не ответила, только как-то странно посмотрела на него: то ли насмешливо, то ли задумчиво. С тех пор они выходят из школы порознь, а потом на углу параллельной улицы встречаются.

И вот как-то, догнав девочку, Ваня сказал:

— Я ведь вижу, тебе не нравится, что мы вот так… потихоньку встречаемся?

— С чего ты взял? Это даже очень интересно, как в кино… Можно подумать, что мы с тобой влюбленные!

— Пирамида так и думает.

Мила сбоку посмотрела на Ваню и улыбнулась.

— Чего смеешься? — Ваня чувствовал, что делает и говорит что-то не то. Чувствовать — чувствовал, а как все это исправить, не знал. А Мила молчала и, по-видимому, не собиралась помочь. И от этого он раздраженно посматривал на нее и злился сам на себя.

— Тебя очень волнует, что Пирамида о нас подумает? — наконец спросила она.

— Плевать я на него хотел!

— Почему же тогда боишься идти со мной мимо школы?

— Я боюсь?!

— Ну, стесняешься.

Ваня помолчал, обдумывая все это. Действительно, почему он из-за известного сплетника Бабочкина стал вдруг заядлым конспиратором? Мила идет впереди, а он позади, делая вид, что никакого отношения к ней не имеет. А потом, воровато оглянувшись — не видит ли кто-либо из одноклассников, — догоняет…

— На Севере бандита не испугался, а тут дрожишь, как бы тебя кто со мной не увидел.

И опять Ване нечего ответить: Мила права. Живет вот в человеке, как червяк в яблоке, что-то осторожненькое… Не во всех, правда, живет. Леня Бойцов второй год ходит со Светой Козловской куда захочет, и никто над ним не смеется. Даже Пирамида. А стоило тому над Ваней похихикать, и он сразу расстроился, ударился в конспирацию. Не подумал даже о том, что Миле это может не понравиться. Вспомнив, как он озирался, прежде чем подойти к девочке, Ваня даже сплюнул, до того стал противен сам себе.

Он остановился и взял Милу за руку. Та удивленно взглянула на него.

— Пошли обратно, — сказал Ваня. — Мимо школы. Пусть все смотрят, кому хочется.

Мила осторожно высвободила руку.

— Смешной ты, — улыбнулась она. — Пойдем домой.

Уже давно осень, а в городе стоят золотые дни. Деревья на бульварах наполовину зеленые, наполовину желтые. На тротуарах мало листьев — их дворники по утрам сметают, а вот в скверах и парках — полно. Дунет ветер, и листья в парках задвигаются, зашуршат по узким красноватым тропинкам. И хотя тепло и солнечно в городе, повсюду ощущается осень: люди одеваются совсем не так, как летом, — многие в шерстяных джемперах и свитерах, под мышкой плащи, у женщин в руках зонтики в красивых чехлах. В Ленинграде так: утром тепло, солнце играет, а к обеду, глядишь, и дождь зарядил.

На Неве разноголосо покрякивают буксиры, равномерно ударяет в гранит жирная волна, грохочут по широкому Литейному мосту трамваи. Напротив большого серого дома столпились сразу шесть троллейбусов. Наверное, один испортился и остальным дорогу загородил. Из зеленой будки высунулся регулировщик и машет вожатому своей полосатой палочкой.

Мила живет совсем близко от кинотеатра «Спартак». Во дворе ее дома с пыльными колоннами растут огромные черные тополя. Вершинами они достают до открытых форточек третьего этажа. На железных карнизах окон до первого ветра отдыхают большие красные листья. Мила подняла с земли розовый, свернувшийся в трубку лист и посмотрела через него на Ваню.

— Ну, и что ты видишь? — спросил он.

— Твой толстый нос…

— Нормальный нос, — обиделся Ваня.

— Теперь серый глаз… Ты знаешь, что у тебя глаза…

— Хватит изучать, — смутился Ваня. — Я вот сейчас тоже на тебя посмотрю…

— Пожалуйста, держи подзорную трубу.

Ваня взял свернутый в трубку лист и приложил к левому глазу, а правый прищурил.

— Я жду, капитан, — засмеялась Мила.

Ваня скомкал затрещавший лист, а когда разжал ладонь, «подзорная труба» превратилась в коричневое крошево.

— Ну, и что же ты увидел? — спросила Мила.

— Тебя, — сказал Ваня.

— И какая же я?

— Обыкновенная.

Нужно было сказать, что Мила красивая, и это была правда, но у Вани язык не повернулся.

— Смешной, — засмеялась она и, помахав рукой, скрылась в своем подъезде.

— Смешной, — повторил Ваня. — Не смешной я, а дурак!

Проходивший мимо мужчина с улыбкой взглянул на него и заметил:

— Сильно сказано… Самокритикой занимаетесь, молодой человек?

Ваня хотел сказать, что это никого не касается, но прикусил язык: а вдруг это отец Милы? Человек подмигнул ему и вошел в ту же парадную, где скрылась девочка. «Нет, не отец, — подумал Ваня. — Ни капельки не похож».

Он поднял еще один свернувшийся в трубку лист, развернул его и положил на ладонь, лист, будто живой, снова свернулся. Ваня поднес его к глазу и стал смотреть на одинаковые, с почерневшими рамами окна. Десятки окон. Два или три из них в квартире Милы Спицыной.

22. СЧАСТЛИВОГО ПЛАВАНЬЯ, КАПИТАНЫ!

— Опускай! — командует Ваня.

Костя бросает за борт двурогий чугунный якорь. Слышно, как шелестит пеньковая веревка. Костя морщится и покусывает губы: веревка жжет руки. Наконец якорь зарывается в грунт и на поверхность выскакивают несколько больших пузырей.

— Глубина семь метров, — сообщает Костя, опуская в воду покрасневшие ладони.

Ваня надевает маску, берет в руки фотобокс для подводной съемки и спускает в воду ноги в синих ластах.

— Гляди, чтобы судорога не схватила, — ежится Андрей. — Намазался бы жиром. Я где-то читал, жир задерживает человеческое тепло.

— Лучше всего — это гидрокостюм, — говорит Костя.

— А еще лучше забраться в подводную лодку или в батискаф и смотреть оттуда в иллюминатор, — глухо из-под маски бормочет Ваня и берет в рот загубник дыхательной трубки.

Оттолкнувшись рукой от лодки, Ваня с всплеском уходит под воду. Тут же выныривает, продувает трубку и, набрав побольше воздуха, опять ныряет. В зеленоватой воде видно, как он по-лягушачьи перебирает ластами, потом тень становится расплывчатой и совсем исчезает.

Лодка чуть заметно покачивается на легкой зыби. В гавани, у причала, стоят большие белые корабли. Видно, как по набережной прогуливаются люди. Сегодня воскресенье. День теплый, солнце припекает по-летнему. Прилетела большая белая чайка с горбатым желтым клювом. Круг за кругом делает она над лодкой, пристально глядя в воду. Выгнутые, как у старинного аэроплана, крылья почти не шевелятся. Скрюченные лапы прячутся в белые перья.

— Ну, чего привязалась? — кричит Андрей чайке. — Рыбы сегодня не дождешься!

Чайка разочарованно и тоскливо отвечает и улетает к другому берегу.

— На Вял-озере совсем другие чайки, — говорит Андрей, провожая птицу взглядом.

— Как вспомнишь про Вял-озеро, так глаза у тебя становятся несчастными, — замечает Костя. — И голос совсем другой. Чего это оно так на тебя подействовало?

— Тебе не понять, — задумчиво говорит Андрей. — Вял-озеро — это… В общем, я вот сейчас бы махнул туда… Там на берегу есть поселок. Называется Вильмаламбина, а в том поселке… — Андрей спохватывается и наклоняется к воде. — Вот нырнул, все нет и нет!

— И что же в том поселке? — спрашивает Костя.

— Потрясающая баня, — отвечает Андрей. — Мы в ней парились…

Костя тоже смотрит за борт.

— Что-то долго он там, — начинает он беспокоиться.

— Две минуты может пробыть… Второй месяц тренируется дома в ванной. Напустит воды, заберется, закроет уши и нос и считает. Уже до ста сорока может. Больше двух минут.

— А ты? — спрашивает Костя.

— Полторы минуты.

— Я даже не знаю, сколько смогу пробыть под водой, — говорит Костя. — Ни разу не пробовал.

Метрах в десяти от лодки запузырилась, забурлила вода. Показывается желтая подводная фотокамера, а за ней Ваня. Выплюнув загубник, он жадно вдыхает воздух. Ярко блестит мокрое овальное стекло маски. Несколько энергичных взмахов — и Ваня у лодки.

— Видел хоть одну? — спрашивает Андрей.

— Дно грязное, водоросли в слизи и ржавые, а рыбешка шныряет. Только очень мелкая.

— Может, не стоит больше, Вань? — говорит Костя.

— Пленку добью, — отвечает Ваня. — Кадров пять осталось.

Он так и не взобрался в лодку. Держась рукой за борт, отдохнул и снова плавно погрузился в зеленоватую ледянистую прозрачность. Помаячил гигантской извивающейся лягушкой с огромным глазом вместо лица и растаял в глубине.

Снимки в Неве получались серые, невыразительные. Слишком скудная растительность, да и рыба пугливая. Но однажды Ване повезло: он сфотографировал крупного леща. Лещ, вытягивая губы трубкой, сосал черное илистое дно…

На этот раз посиневший, покрывшийся белыми пупырышками Ваня быстренько забрался в лодку. Первое время у него зуб на зуб не попадал. Одевшись потеплее, он блаженно откинулся на нос лодки и стал смотреть в небо. Волосы слиплись и спустились на лоб. Серые глаза стали совсем прозрачными.

— Всю пленку заснял? — спросил Андрей.

— Что я там увидел… — загадочно сказал Ваня.

Костя вытащил якорь. К лапам прицепились скользкие белесые водоросли. Они неприятно пахли. Андрей сел на весла.

— К берегу? — на всякий случай спросил он, взглянув на Ваню. Тот молчал, все так же мечтательно глядя в синее небо.

— Что же ты увидел? — спросил Костя. — Чудо-юдо рыбу-кит?

— Расскажу — не поверите.

— Водяного? — усмехнулся Андрей.

— Плыву я у самого дна, трава за лицо задевает. Гляжу — что-то круглое, облепленное илом…

— Вход в подводное царство, — подсказал Андрей.

— Потрогал — колесо, — продолжал Ваня. — Огромное, с деревянными спицами. Кое-где спицы обломались. Обод ржавый железный…

— Подумаешь, колесо, — сказал Андрей. — Если бы ты пушку нашел или затонувшую шлюпку.

— Я думаю, это старинное колесо, — не обращая внимания на его слова, сказал Ваня. — Таких сейчас не делают. Может, это колесо от огромной телеги, на которой привезли камень для памятника Петру Первому на площади Декабристов.

— Вот загнул! — рассмеялся Андрей. — Знаменитый Гром-камень привезли из Лахты на платформе. Вместо колес у нее были медные шары, а катилась она по специальным рельсам. Гром-камень весил десятки тысяч тонн. Ни одно деревянное колесо не выдержало бы такой тяжести.

— Ты — как энциклопедия, — подивился Костя.

— Это старинное колесо, — сказал Ваня. — Я его сфотографировал. Вы таких никогда не видели.

— Отнесем снимок в музей, — посоветовал Костя. — Там на этом деле собаку съели.

— А ты запомнил, где оно лежит? — спросил Андрей.

— Найду, — сказал Ваня.

Мальчишки помолчали. Ваня лежал на носу лодки, Костя смотрел на приближающийся берег, а Андрей греб. Журчала вода, весла взбулькивали, иногда на мальчишек падали холодные капли.

— Я купил ласты и маску, — сказал Костя. — Научишь меня летом плавать под водой?

— А сейчас не хочешь попробовать? — спросил Ваня.

— У меня сразу сведет ногу. Или руку.

— А ты, Андрей? — скосил синий глаз на приятеля Ваня.

— Сейчас лезть в воду? — сказал Андрей. — Я еще с ума не сошел.

— Действительно, зачем тебе лезть в холодную воду? — сказал Ваня.

Андрею захотелось рассказать, как он доставал на Вял-озере термистер. Пожалуй, вода была еще холоднее… Об этом случае так никто в экспедиции и не узнал. Он попросил Веру Хечекову не рассказывать никому. Тогда было все понятно: случилась беда, нужно спасать ценный прибор. Если бы термистер утонул, гидробиологи не смогли бы продолжать исследования. И Андрей не колебался, а вот так, как сегодня Ваня, до синей дрожи ползать по дну Невы, Андрей не стал бы. Наплевать ему на скудный растительный и животный мир в Гавани. И даже на это дурацкое колесо с ржавым ободом! Наверное, от старой колесницы. Конечно, сейчас таких колес нет, потому что машины вытеснили лошадей с улиц города. Теперь только и увидишь черную извозчичью пролетку на киносъемках… В сентябре лезть голому в Неву… Он даже плечами передернул, представив себя в маске и ластах на дне реки. Наверху-то вода холодная, а у дна совсем как лед!

Взглянув на задумчиво смотрящего в небо приятеля, Андрей подумал: у него опять что-то на уме…

— Матросы, — сказал Ваня, поворачивая к ним лицо с заблестевшими глазами, — у меня возникла потрясающая идея!..

Золотой шпиль Петропавловской крепости, будто маяк, равномерно пускал в глаза солнечные зайчики. На небольшом сером пятачке, у самой воды, загорали парни и девушки. Впитывали в себя последние лучи теплого сентябрьского солнца. У Эрмитажа столпилось стадо больших красивых автобусов. Сквозь высокие чугунные решетки с позолоченными пиками белеют мраморные фигуры мифологических богов и богинь. На горбатый мостик через Фонтанку взлетали и проваливались вниз легковые машины. Казалось, они прыгают через трамплин. «Салют» ровно тарахтел, неторопливо толкая лодку вперед. Белые катера и стремительные скутеры проносились мимо. Но мальчишки не завидовали: они любовались Ленинградом. А что увидишь, проносясь по Неве со скоростью сто километров в час?

— Тренироваться можно дома, в ванной, — громко говорил Ваня. — Напустил воду, надел маску, взял трубку в зубы — и дыши под водой… Главное, не забывать, когда выныриваешь, воду из трубки выдувать… Я в ванной и научился нырять.

— Сегодня же попробую, — сказал Костя.

— Виктор Викторович говорил, что на будущий год поедут на Кавказ. Не на море, а на какое-то озеро. Забыл название.

— На озеро Рица? — спросил Андрей.

— В общем, на горное. Там аквалангисты во как нужны будут! Нужно нырять на дно за образцами и фотографировать. Ну, и мотористы, конечно, понадобятся…

— Я уже с тремя моторами умею обращаться, — ввернул Костя. Он сидел на корме и держал румпель в руке.

— А на Вял-озеро разве не поедут? — поинтересовался Андрей.

— Там мы были, теперь на Кавказ!

— Мне Север больше по душе, — сказал Андрей.

Ваня взглянул на него, улыбнулся:

— Как же злые комары, мошка?

— Зато какая там рыбалка! Помнишь, как мы за два часа целый ящик накидали окуней?

— Я все помню, — насмешливо сказал Ваня.

Андрей отвернулся и взглянул на приближающийся Литейный мост.

— Не врежься в опору, — предупредил он Костю.

Тот лишь улыбнулся. Между опорами свободно проходят суда, а уж лодка проскочит с закрытыми глазами.

— Пишут из Вильмаламбины? — спросил Ваня.

— Привет тебе от Эллы, — сказал Андрей.

— Получила мою книжку?

— Ей очень понравилась.

— Значит, ты опять на Вял-озеро? — после паузы спросил Ваня.

— Не знаю, — ответил Андрей. В письме Элла сообщила, что на летние каникулы уедет к дальним родственникам в Пензу. А зимой, как обещала, прилетит вместе с Санькой в Ленинград.

— Я куда угодно готов: на Север и на Кавказ, — сказал Костя. — Лишь бы взяли.

— Брось ты, Костик, эту затею, — заговорил Андрей. — Ну, что хорошего в экспедиции? Начальник боится лодку доверить, велят на берегу сидеть. То дождь, то ветер… Поезжай лучше в пионерский лагерь. Чудесное место, вода, солнце, все удобства, кормят, как на убой… В восемь завтрак, в два обед, в семь ужин. Мой сосед по лестничной площадке — Петя Рейхет — на четыре килограмма поправился…

— Чего это ты отговариваешь меня от экспедиции? — спросил Костя.

— Плавать ты не умеешь, холодной воды боишься — ну чего тебе там делать?

— Я научусь, — твердо сказал Костя.

— Можешь вот сейчас раздеться и прыгнуть с лодки?

Костя растерянно взглянул на Ваню, потом на Андрея и неуверенно сказал:

— Могу… Если вы меня потом вытащите.

— Костик, что там прямо по борту? — встрепенулся Ваня.

— Лодка…

— Почему же ты не отворачиваешь?

— Они сами отвернут, — спокойно ответил Костя.

Ваня не верил своим глазам: на волне покачивалась легкая байдарка, а в ней сидели двое… Виктор Викторович (на веслах) и Лена, та самая студентка Лена, которая была в экспедиции и ни на кого не смотрела. А сейчас она сидела на корме в пушистой шерстяной кофточке, короткой синей юбке и с улыбкой смотрела на Виктора Викторовича.

— Глуши! — скомандовал Ваня.

Костя вскинул на него удивленные глаза, но мотор заглушил.

— Вот так встреча! — заулыбался, увидев их, студент. — Лена, взгляни-ка на славных капитанов.

— Здравствуйте, мальчики! — поприветствовала и Лена. Она сразу узнала Ваню и Андрея.

— Ну, как подаренный мотор? — спросил Виктор Викторович. — Дает пять узлов в час?

— Мы узлы не считаем, — отозвался Андрей.

— Давайте наперегонки? — предложил Ваня.

Виктор Викторович взглянул на Лену и улыбнулся.

— Пустой номер, — сказал он. — Мы вас обставим.

— Считаю до десяти, — загорелся Ваня. — По счету десять — вперед!

Он перебрался с носа на корму, взялся за пускач. Байдарка стала борт о борт.

— Считай, — сказал Виктор Викторович.

Все ожидали, что он возьмет длинное двухлопастное весло, но весла взяла Лена. Ваня ухмыльнулся и дернул за шнур. «Салют» весело затарахтел с первого оборота. Гордо взглянув на студентов, Ваня начал считать.

— Старт! — воскликнул Виктор Викторович, и байдарка и моторка рванулись с места. Они и секунды не шли рядом: байдарка легко, будто по воздуху скользила, а не по воде, оторвалась от моторки и ушла вперед.

Ваня, покраснев с досады, дал полный газ, но расстояние между байдаркой и моторкой все больше увеличивалось. Виктор Викторович, откинувшись на дощатую спинку низкого сиденья, смеялся.

Когда они снова закачались рядом, Ваня с уважением посмотрел на узкую резиновую лодку с деревянным каркасом, а потом перевел взгляд на раскрасневшуюся девушку.

— Идет, как торпеда, — сказал он.

— Я и не знал, что вы так здорово гребете, — прибавил Андрей.

— Ая-яй, — покачал головой Виктор Викторович, — целый месяц плавали на одной лодке и не знали, что Лена…

— Витя! — укоризненно взглянула на него девушка. — Я ведь просила тебя…

Виктор Викторович улыбнулся.

— В этом году вы снова будете проходить практику в нашей школе? — спросил Андрей. Он не так часто встречался со студентом, как Ваня.

— У меня, друзья, защита диплома, — сказал Виктор Викторович. — А на практику к вам в этом году придет Лена… Виноват, Елена Васильевна.

— Обещаете, как старые знакомые, вести себя на моих уроках прилежно? — улыбаясь, спросила Лена.

— Мы — ерунда, — сказал Андрей. — Вот Пирамида…

— Какая Пирамида?

Мальчишки рассмеялись. Даже Костя улыбнулся.

— Не какая, а какой, — сказал Андрей. — Пирамида — мальчик.

— О-о, это опасный человек! — улыбнулся Виктор Викторович. — Пирамида Хеопса, набитая всевозможными каверзными вопросами.

— Меня заинтриговал ваш Пирамида… У него такая странная фамилия?

— Бабочкин его фамилия, — сказал Ваня. — Слава Бабочкин. Он все новости в городе знает. У него отец работает в статистическом управлении, а мать — в справочном бюро. Телефон — ноль девять.

— Если бы был здесь ваш Пирамида, я спросил бы у него: зачем это у Мельникова и Пирожкова в лодке маска и ласты? — заглянув через борт, сказал Виктор Викторович.

— Неужели ныряли? — ахнула Лена.

Андрей раскрыл было рот, но Ваня опередил:

— Мы хотели, да вода сегодня холодная.

— Я восхищен твоим мужеством, Мельников, — серьезно сказал Виктор Викторович. — Но больше не советую этого делать. Один мой приятель схватил после такого купания воспаление легких…

— И умер? — воскликнул впечатлительный Костя.

— Даже очень натренированные люди сейчас не ныряют, — сказал студент.

— Ты действительно нырял в Неву? — спросила Лена.

— Погляди на его волосы, — сказал Виктор Викторович.

— Мальчики, и вы не удержали этого самоубийцу? — строго взглянула на ребят девушка.

— Ваня наш капитан, — сказал Андрей.

— Не заболею я, — пробурчал Мельников. Ему не нравилось, что столько разговоров вокруг его особы.

— А вы знаете, что Елена Васильевна — мастер спорта по академической гребле? — с улыбкой сказал Виктор Викторович.

Ошарашенный Ваня уставился на Лену.

Вот это номер! Тихая, неразговорчивая Лена в синей шапочке с белым помпоном — мастер спорта!

— Вот почему вы нас обогнали, — сказал он.

— Привет, капитаны!

Виктор Викторович взмахнул легким синим веслом.

— Виктор Викторович! — крикнул Ваня. — Завтра вечером будете дома? Я вам интересный снимок принесу.

— Жду после восьми, — ответил студент. — А что за снимок?

— Увидите, — сказал Ваня.

— До свиданья, мальчики, — попрощалась Лена.

Ваня и Андрей стоят на углу Литейного и Чайковской. Здесь они всегда прощаются. Солнце спряталось за железными, рогатыми от телевизионных антенн крышами, и стало прохладно. Синие сумерки уже вползли в каменные дворы и тихие переулки, но огни еще не зажглись. В освещенные двери большого «Гастронома» входили люди. Блестели сквозь стекла бутафорские окорока и колбасы, пирамиды из консервных банок, разноцветные бутылки. Когда двери распахивались, слышен был скрежет электрических касс.

Андрей негромко рассмеялся. Ваня удивленно взглянул на него.

— Ты чего?

— Ничего.

— Чего засмеялся, говорю?

— Элла написала, что тетя Дуся боится Саньку отпускать в Ленинград. Говорит, пропадет он там ни за грош!

— Посмотрела бы она, как он по скользким бревнам через быструю речку прыгает, — сказал Ваня.

— Помнишь, ты хотел в Умбе перейти речку? Ну и как, перешел?

— Два раза, — ответил Ваня. — Один раз с багром — Санька дал, а второй раз — так.

— Я тоже перешел, — сказал Андрей. — Один раз.

— А кто видел? — не поверил Ваня.

— Элла, — сказал Андрей. — Хорошая она.

— И Санька хороший парень.