— Я всегда так смотрю, — смутился Андрей, — спроси у Вани.

— Не знаю, не знаю, как ты на кого смотришь, — сказал Ваня. — Мне как-то это ни к чему.

Элла отвела с глаз желтую прядь и улыбнулась. Шрам на скуле сразу сделался маленьким, чуть заметным, а на подбородке обозначилась ямочка. Элла хотя и была примерно одного роста с ними, но выглядела взрослее. Андрей хотел спросить, в какой она класс перешла, но не решился. Элла совсем была не похожа на девчонок из их класса. И разговаривала как-то интересно. Не по-девчоночьи.

— А где этот таинственный город? — спросил Ваня.

— Я отвезу вас туда на лодке, — сказала Элла. — Поплыли?

— Я только скажу Виктору Викторовичу, чтобы нас не искали. — Ваня передал сверток с бельем Андрею и побежал в баню.

— Белый город… — сказал Андрей. — Почему белый?

— Увидишь. — Элла подняла на него большие синие глаза. — Вот сейчас ты смотришь нормально.

— Ну и выдумщица ты! — Андрей никак не мог привыкнуть к ее такой откровенной манере разговаривать. — Как скажешь, хоть стой, хоть падай!

— Чего это у тебя уши оттопыренные? Наверное, шапку на ушах носишь?

Смутившийся Андрей не успел ответить: прибежал запыхавшийся Ваня.

— Все в порядке, — сообщил он. — Иван Николаевич сидит в предбаннике и рот, как окунь, раскрывает.

Дома в Вильмаламбине крепкие, большие. К озеру спускаются огороды. На грядках капуста, морковь, лук. На пригорке магазин с высоким крыльцом. У одной стены до самой крыши навалена деревянная тара. Под застрехами многих домов натянуты веревки: вялятся сиги, плотва, окуни. Рыба выпотрошена, в брюхо вставлены деревянные палочки, чтобы скорее провяливалась, так объяснила мальчишкам Элла.

По пути она заскочила в свой дом и вынесла глиняный жбан с хлебным квасом. Ваня и Андрей с наслаждением по нескольку раз приложились к жбану. Золотистый прохладный квас тек по губам, подбородку.

— Вот это квасок! — похвалил Андрей. — Мать делала?

— У меня матери нет, — просто сказала Элла. — Мы живем вдвоем с папой.

— А где же…

— Спасибо, — перебил приятеля Ваня. — Потрясающий квас!

— Хотите, еще принесу? — предложила Элла.

— Лопнем, — сказал Андрей.

Дом Эллы стоял на берегу озера. Через огород спускалась тропинка к причалу. Там покачивались привязанные к бую карбас и плоскодонка. Прямо из воды поднимался квадратный деревянный сруб.

— Гляди, колодец! — удивился Андрей. — Зачем же в озере колодец?

— Это садок, — сказала Элла. — Там у нас всегда живая рыба: окуни, щуки, хариусы.

Она подошла к садку, взяла лежавший тут же подсачник на длинной ручке и вытащила окуня и щуку. Рыбины изогнулись в подсачнике, окунь растопырил колючие плавники. Элла снова пустила их в садок.

— И много их там? — поинтересовался Ваня.

— Не считала, — улыбнулась Элла. — У нас рыба круглый год.

— Ты ловила когда-нибудь вот таких щук? — развел руки Андрей.

— Ловила, — ответила Элла. — На жерлицу.

— А таких? — еще больше развел в стороны руки Андрей.

— У меня есть щука с тебя ростом, — сказала Элла.

— В садке? — спросил Ваня.

— Может быть, я вам ее покажу, — пообещала Элла. — Кроме меня, ее никто еще не видел.

— Фантастика! — сказал Андрей.

Мальчишки забрались в карбас. Элла отвязала канат и, оттолкнувшись от дна длинным веслом, развернула лодку носом в сторону плеса. Крутнула ногой несколько раз педаль стартера, мотор негромко и добродушно заурчал.

— Можно, я сяду за руль? — попросил Андрей.

Элла молча уступила свое место. Сияющий Андрей уселся на корму и взялся за кривую железяку.

— Резко не поворачивай, — предупредил ревниво наблюдающий за ним Ваня, — опрокинемся.

— Что я, в первый раз? — усмехнулся Андрей. — Если мне память не изменяет, то опрокинул нас на Неве…

— Прямо по носу топляк, — сказал Ваня.

Это был, конечно, не город, — обыкновенный рыбацкий хутор. Назывался он Белоозерск. Дома еще крепкие, каждое крыльцо чисто вымыто дождем и подметено ветром. В скобы дверей вставлены почерневшие палки. Так деревенский хозяин, уходя на работу, закрывает свой дом до вечера. На некоторых окнах белеют занавески. На вешалах у воды трепыхаются обрывки старых сетей. В ячеях какие-то маленькие паучки свили паутину. Одиноко стоит магазин с закрытыми ставнями, а сразу за ним до половины забрались в воду две баньки. Белый катер с рубкой очутился в заросшем лопухами огороде. Видно, давно еще могучая волна будто щепку выбросила его на берег, да так и оставила здесь доживать свой век пенсионером. Небольшие, непохожие на морских чайки поселились на хуторе. Они летали у берега, разгуливали по улице, дремали на крышах.

Кроме чаек, здесь ни души. Жуткая прозрачная пустота и тишина. Лишь слышно, как на зеленом травянистом пригорке шумят, поскрипывают приземистые сосны да тоненько посвистывает ветер в чердачных окошках. Андрей и Ваня, привыкшие к большому шумному городу, особенно остро чувствовали эту гнетущую тишину и запустение. В лесу тоже не шумно, но там на каждом шагу ощущается биение жизни, здесь же — медленное умирание. Один заколоченный дом вызывает грусть, а здесь их — около двух десятков. Белый мертвый хутор.

— Куда же люди подевались? — тихо спросил Андрей. — В первый раз вижу дома без людей.

— Тут даже мышей-тараканов нет, — сказал Ваня.

— А комары есть, — заметил Андрей, прихлопывая сразу штук десять, атаковавших его.

Элла рассказала, что несколько лет назад неожиданно повысился уровень воды в озере и затопил хутор. Прекратилось всякое сообщение с районом. Люди ездили в магазин и друг к другу в гости на лодках. С полгода пожили они так, а потом совсем уехали. Говорят, через десять лет уровень опять понизится — и тогда здесь снова можно будет жить, а пока тут мертвое царство.

— Летом, в июле, я сюда часто приезжаю, — сказала Элла. — Лишь в июле воды не бывает в поселке. Хотите, покажу мой дом?

Она привела их к небольшому дому с тюлевыми занавесками на окнах. Крыльцо до половины облеплено зеленой засохшей тиной. Это весеннее половодье оставило свой след. И другие дома до третьего венца в побуревшей тине. Дверь с тягучим скрипом отворилась, и они вошли в сумрачные, с сырым запахом сени. Крыша в нескольких местах просвечивала. На длинной скамейке вдоль стены — ведра, жестяные банки и даже заржавевший керогаз. Цинковое корыто тускло блеснуло в углу. В комнате обжитой вид: застланный чистой скатертью квадратный стол у окна, пестрые домотканые половики на полу, кушетка с прибитым над ней простым ковриком. На стенах много прикноплено рисунков карандашом и красками. На них изображены озеро, мертвый поселок, белый катер, согнувшиеся от ветра сосны на пригорке, вялившаяся на веревке крупная рыба. И ни одного человека не было на рисунках.

— Это ты все нарисовала? — спросил Ваня, внимательно разглядывая рисунки.

— Плохо, да?

— Да нет, ничего, — сказал Ваня.

— Ничего, — фыркнул Андрей. — Нам с тобой так в жизнь не нарисовать!

— Мне ведь тоже нравится, — сказал Ваня.

— Подари мне один на память? — попросил Андрей.

— Ты серьезно? — спросила Элла. — Бери любой.

— Я тоже возьму, — сказал Ваня. — Вон тот, где катер.

— Мне нравится мой Белый город, — сказала Элла. — Я однажды два дня здесь прожила. Началась буря, волны прыгали в окна домов… Озеро и я. Больше никого. Да еще чайки кричали.

— А отец? — спросил Андрей. — Отпустил тебя одну?

— Он был на острове… И потом, он знает, что со мной ничего не случится.

— Нам таких бы родителей, — усмехнулся Ваня.

— Я ведь здесь родилась, — сказала Элла.

— А где ты спала? — спросил Ваня. — Ведь был потоп?

— На чердаке есть раскладушка и рваный тулуп.

— А это… привидений ты не боишься? — спросил Андрей.

— В Белом городе нечистая сила не водится, — сказала Элла.

— Нарисуй нас, — помолчав, предложил Андрей.

— Я людей не умею. И потом… я рисую для себя. Эти рисунки еще никто не видел. Только — вы.

— А стихи ты не сочиняешь? — спросил Андрей. — Про природу?

Элла посмотрела на него и не сразу ответила.

— Я вас привезла сюда потому… потому что вы из Ленинграда. И еще, я не люблю, когда надо мной смеются.

— Я и не думал смеяться, — горячо сказал Андрей. — Просто я почему-то подумал, что ты и стихи сочиняешь. Про природу… Я и сам один раз попробовал…

— Я наизусть помню его гениальные стихи, — сказал Ваня. — Слушай: «Туру-туру-туру-туру, мы идем на физкультуру…» Андрюша решил, что его стихотворение новое слово в поэзии, и… послал их в «Пионерскую правду»… Что тебе ответили, Андрюша?

— Зачем ты такую чепуху в газету послал? — спросила Элла.

— Для юмора.

— Ты думаешь, там, в «Пионерской правде», им делать нечего?

— Об этом ему и написали, — ввернул Ваня. — На газетном бланке.

— А тебе лишь бы подковырнуть товарища, — неодобрительно взглянула на него Элла.

— Что, получил? — рассмеялся Андрей.

Элла вышла в сени и вернулась с ведром и тряпкой. Половики ногами отодвинула к порогу.

— Вы, пожалуйста, не смейтесь надо мной, — сказала Элла. — Я сейчас буду полы мыть.

— Это еще зачем? — удивился Ваня. — Тут ведь никто не живет.

— Тут живут пыль и плесень, — сказала Элла. — Неделю всего я здесь не была, а поглядите, сколько пыли. — Она провела указательным пальцем по буфету — палец стал серым, а на буфете образовалась полоса. — А там, под окном, плесень, видите?

— Это называется мартышкин труд, — сказал Ваня. — Ты стираешь пыль, моешь полы и уезжаешь, а потом через неделю заявляешься сюда — и все надо начинать по новой.

— Зачем мыть полы, если тут нет людей? — пожал плечами и Андрей.

— А вы разве не люди? Неужели вам приятно видеть эту грязь?

— Мы сейчас уйдем, — сказал Андрей.

— Уходите, а я буду мыть.

— Все понятно, — усмехнулся Ваня. — В этом доме живут привидения.

— Чистоплотные привидения, — прибавил Андрей.

Помочив тряпку в воде, она нагнулась и стала мыть пол. Мальчишки озадаченно смотрели на нее. Им почему-то стало неловко.

— Ну идите же! — сказала она.

Мальчишки вышли на крыльцо.

— Чего это она вздумала? — сказал Ваня.

— Может, это ее хобби.

— Моя мать тоже любит посуду мыть, — сказал Ваня. — Берет из серванта чистую и заново начинает мыть. Говорит, что это здорово нервы успокаивает.

— Неудобно все-таки — человек работает, а мы сидим, — сказал Андрей. — Давай хоть половики выколотим?

— Давай, — пожал плечами Ваня.

Когда они вошли, Элла обернулась и одернула подоткнутое спереди платье.

— Комары искусали? — спросила она. Полкомнаты уже было вымыто, крашеные половицы влажно блестели.

— Наверное, в половиках пуд пыли, — сказал Андрей, сграбастывая пестрый ворох.

— Чтобы привидения ножки не запачкали… — улыбнулся Ваня и поднял с пола второй половик.

На лужайке каждый взялся за свой конец и одновременно взмахнули. Раздался громкий хлопок, поднялась пыль. Это им понравилось. Второй хлопок получился еще громче, а на третий раз половик с треском лопнул как раз посередине.

— Ничего, — сказал Андрей. — Был один — стало два.

Элла вымыла сени, крыльцо, хотя оно и без того было чистое. Мальчишки приносили воду. Тряпку девочка выжала и повесила на перекладину. Остатки из ведра выплеснула на заросшую бурьяном грядку.

— Мне понравилось наводить порядок в твоем Белом городе, — сказал Андрей. — Давайте так по порядку и будем мыть полы во всех домах?

— Сейчас я вам покажу мою тетю Катю, — не обратив внимания на его слова, заявила Элла. — Ваня, принеси, пожалуйста, из лодки садок, он на корме, рядом с черпаком.

— Тетя Катя — это говорящая ворона, — сказал Андрей. — Или скворец?

— Нет, — улыбнулась Элла.

На щеке у девочки, чуть повыше шрама, коричневое пятнышко. Это после мытья полов.

— Тетя Катя — это бездомная киса, — сказал Ваня и похлопал по цинковому садку. — Мы ей живую рыбку привезли.

Элла отрицательно покачала головой.

— Тетя Катя… — повторил Андрей. — Дикая коза?

— Белка?

— Белки рыбу не едят, — заметил Андрей.

— Крыса?

— Мышь?

— Обезьяна? Крокодил? Гиппопотам?

— Не старайтесь, все равно не угадаете, — рассмеялась Элла.

Тетей Катей оказалась огромная темно-зеленая щука. Жила она в небольшом пруду. Когда выглядывало солнце, неглубокий пруд просвечивал до дна, и тогда у самого берега смутно зеленело толстое округлое полено. Щука неподвижно стояла на одном месте — возле черной коряги — и, наверное, отчаянно скучала. Кроме нее, в неприветливом пустом пруду никого не было. Даже водоросли не росли. Еще издалека увидев Эллу с белым садком, тетя Катя, не пошевелив даже плавником, бесшумно и стремительно, будто торпеда, отошла от коряги и остановилась в тени от дерева посередине пруда. Длинная хищная пасть чуть приоткрылась, показав великое множество зубов, и снова захлопнулась. Казалось, тетя Катя улыбнулась девчонке.

— Здравствуй, тетя Катя! — серьезно сказала Элла и достала из садка плотвицу. Щука с интересом следила за ней. И взгляд ее круглых темных глаз был осмысленным.

— Я еще таких не видел! — восхищенно ахнул Андрей. — Царица!

— Эх, не взяли спиннинг… — сокрушенно покачал головой Ваня. — Так ее разве поймаешь?

Элла взглянула на них, и лицо ее снова стало замкнутым, как в доме, когда Андрей спросил, сочиняет ли она стихи.

— Мой дядя плавает машинистом на торговом судне, — сказала она. — В прошлом году был в одном американском портовом городе и зашел в зоопарк. Над одной закрытой клеткой надпись: «Самый страшный хищник на земле!». Дядя заплатил деньги и вошел в отдельное помещение. Ему захотелось посмотреть на этого ужасного хищника… И кого вы думаете он там увидел?

— Льва, конечно, — не раздумывая, ответил Андрей. — Или тигра?

Ваня промолчал.

— Он увидел себя в зеркале… Оказывается, самый страшный хищник на земле — это человек.

— Американцы всегда чего-нибудь выдумают, — смутился Андрей.

— Щука тоже хищник, — сказал Ваня.

— Тетя Катя живет здесь с весеннего паводка, когда был нерест. Вода ушла, а она осталась в этой луже… С весны она не съела и трех десятков рыбин. Иногда по неделе ничего в рот не берет.

— А на вид совсем не дистрофик, — заметил Андрей.

— Щука ест только больную или покалеченную рыбу, — сказала Элла. — Вот смотрите, я сначала брошу здоровую, а потом чуть живую.

Элла бросила в пруд плотвицу. Серебристая рыбка молнией юркнула в тень от дерева. Тетя Катя и глазом не повела. В пруд полетела полудохлая рыбешка. Перевернувшись на бок, она всплыла наверх. Щука не спеша подплыла к ней и, чуть не зацепив плавником, прошла мимо.

— Даже больную не взяла, — сказала Элла. — Неделю ничего не ела. Скучает она. Привыкла жить в озере, а тут — как в тюрьме.

— Давайте ее снова пустим в озеро? — предложил Ваня.

— Я хотела, да ее разве поймаешь.

— Вычерпаем воду из пруда, — сказал Андрей. — Два дня работы.

— Ты иногда как-то странно говоришь, — сказала Элла. — То ли нарочно, то ли всерьез?

— Другого выхода не вижу, — буркнул Андрей. — Придумайте что-нибудь пооригинальнее.

— Сейчас мы ее, голубушку, заарканим! — Ваня бегом бросился к лодке и вернулся с удочкой. Достал из садка маленькую плотвицу и пропустил через жабры крючок. Раз десять подводил он рыбку к самому носу щуки, и та наконец не выдержала и схватила. Немного подождав, Ваня резко подсек и вместе с удилищем стал пятиться от пруда. Тонкая жилка натянулась. Против их ожидания, щука спокойно позволила себя вытащить из воды и лишь на суше, завращав глазами, выгнулась толстой дугой и забила скользким хвостом. Рыбка с крючком сама вылетела у нее изо рта. Ребята завернули тяжеленную щуку в Ванину куртку и бегом потащили к озеру. Это метров сто. Прежде чем пустить ее в воду, Ваня кончиком перочинного ножа осторожно нацарапал на окостеневшем щучьем носу одно слово: «Элла». Тетя Катя спокойно выдержала эту процедуру и даже не сделала попытки цапнуть мальчишку за руку.

— Мы перекрестили ее в Эллу, — сказал Ваня. — Ну, плыви, Элла…

Они осторожно пустили щуку в мелкую воду. Бывшая тетя Катя, а отныне Элла некоторое время стояла на одном месте, словно не веря такому счастью. Ваня вошел в воду и продвинул щуку на более глубокое место. Элла шевельнула хвостом и стремительно рванулась вперед. Снова остановилась, немного развернулась в их сторону, раскрыла и закрыла зубастую пасть, будто поблагодарила, затем всплыла наверх и наискосок, чиркнув по поверхности черным плавником, в последний раз блеснув желтым змеиным брюхом, красиво ушла в синюю глубину.

— Расскажи кому-нибудь, что я держал в руках полупудовую щуку — не поверят, — сказал Ваня.

— А ты не рассказывай таким людям, которые тебе не верят, — сказала Элла.

— Я думал, только ловить приятно, — философски заметил Андрей. — А оказывается, выпускать на волю в тыщу раз приятнее.

— Прощай, тетя Катя, — сказала Элла, задумчиво глядя на озеро.

— Элла, — поправил Ваня.