Заверещал карманный зуммер, и Дженет отправила в рот свои капсулы вместе с «пептобисмолом» так же бездумно, как публика в кинотеатре поглощает попкорн. Картинка внешнего мира — машины, указатели и электрические провода — слишком ярко залитого светом, просматривалась с трудом, как предметы, которые в кино засасывает в сияющие НЛО.

Дженет встала, чтобы немного размяться. Вокруг сидело несколько отъявленных неудачников, типа Брайана, воровато приникших к своим мониторам и, несомненно, скачивавших порнуху. Некоторые старались загородить свои мониторы, когда она проходила мимо; других это не особо заботило. Дженет видела картинки, которые ей казались ближе к гинекологии, чем к порнографии; она могла только дивиться, как страстно притягивают всех этих мужчин идентичные, повторяющиеся мгновенные снимки, как будто однажды они рассчитывали напасть на какой-то кульминационный кадр, который навсегда заменит все остальные. Несколько лет назад, когда она впервые начала наведываться в интернет, ее поразило, как даже самые невинные слова, впечатанные в строку поиска, незамедлительно порождали целый фонтан грязи. Нет, в языке явно не существовало слов, не затронутых сексом.

Она снова уселась за свой компьютер... ааххх... компьютер позволял Дженет чувствовать себя подключенной к миру, но совсем не так, как телевизор. Телевизор вынуждал ее ощущать себя членом общества, но при этом — всего лишь еще одним муравьем в муравейнике. Разминая пальцы, она заметила, что девушка за стойкой пристально смотрит на нее. Дженет подумала, что действительно надо было бы взять еще кофе или какую-нибудь закуску; она сидела на терминале уже Бог весть сколько времени — впрочем, не то чтобы рядом выстроилась очередь. Девушка за стойкой была одета во что-то вроде синей ночной рубашки, и глаза у нее были густо накрашены. В своем понимании молодежной моды Дженет остановилась на 1976 году — эпохе «Секс Пистолз». Молодые люди могли носить хоть зеленые полиэтиловые мешки для мусора (и некоторые явно так и делали), ее это уже совершенно не трогало.

Дженет заказала «кофе по-американски», который барменша сварила с черепашьей скоростью и пододвинула чашку, расплескав половину на прилавок. Когда Дженет попросила льда, девица удостоила ее таким взглядом, как будто она была скованной общей цепью каторжницей, протягивавшей помятую жестяную кружку. Дженет ласково посмотрела на девицу, расплатилась и, словно взмывая на самую вершину американской горки, добавила: «Чтоб тебе провалиться, милочка» — с яркой, медоточивой улыбкой. Еще недавно ей на такое никогда не хватило бы духу, но теперь она была другой Дженет. Она вернулась к компьютеру. Жесткий диск издавал негромкое ровное гудение. Ощущение времени пропало. Дженет оглянулась и задумалась. Так где же я?.. Во Флориде. В Орландо. Мыс Канаверал всего в часе езды. Моя дочь в пятницу полетит в космос.

Внезапно она заметила, что уже день. Куда же подевалось утро? Заплатив по счету тощему, как щепка, юноше, она по телефону вызвала такси и вышла на улицу. Темные очки, большие и выпуклые, как у ранних авиаторов, скрывали ее глаза, ставшие чувствительными к свету из-за лекарств. Она стояла в густой, выжженной солнцем, неподвижной траве, в которой шныряли маленькие ящерки. Трава покалывала и жгла ей лодыжки. Услышав автомобильный гудок, она посмотрела, ожидая увидеть такси, но вместо такси... Брайан? Да, это был он; со своей хоккейной стрижкой, в выношенной черной кожаной куртке, он сидел, молча закипая, как выведенный из себя докучливым клиентом конторский служащий, лицо — сплошние морщины и складки, точно пережаренная отбивная.

— Мам, черт побери... что ты здесь делаешь, в этой дыре?

Дженет забралась на заднее сиденье.

— Я была в интернет-кафе, Брайан. Когда ты приехал в Орландо? Ты уже поселился в «Пибоди»? И почему на тебе кожаная куртка в самый жаркий день в истории?

— А почему ты — на заднем сиденье? Я тебе не наемный лимузин.

— Мне сегодня хочется, чтобы все обращались со мной как с королевой. Так ты зарегистрировался в гостинице?

Брайан издал сдержанное рычание.

— Будем считать, что это значит «да». Что ты такой нахохленный, птенчик?

— Поцапались с Пшш. Бои без правил.

— Хмм.

Дженет решила придерживаться принципа невмешательства.

— Не хочешь спросить почему?

— Несколько лет назад спросила бы. А теперь — нет.

— Сволочь она.

— Не включишь кондиционер?

Брайан щелкнул выключателем.

— Она хочет сделать аборт. Погубить нашего ребенка.

— Теперь понятно. — Ни при каких обстоятельствах не вмешивайся в это. Эй, погоди — так ведь я наконец стану бабушкой!

— Она даже не позаботилась спросить мое мнение.

— А какое у тебя мнение?

Дженет, не лезь не в свое дело.

— Ребенок — это первое светлое событие в моей жизни. У меня никогда не было, ради чего жить, и вот оно наконец появилось, а она собирается пойти и убить это.

Наступило молчание.

— Мой мотель — третий поворот направо после этого светофора, Брайан.

— Ты не в «Пибоди» живешь?

— Там слишком дорого.

— Ну еще бы. Скажи, почему ты вечно прибедняешься?

— Брайан, как ты узнал, что Пшш собирается сделать это?

— Она все отмалчивалась, стоило мне заговорить о детской кроватке или группах развития. Потом я поймал ее на вранье с автоответчиком. Она записалась в клинику.

— Это уже другое дело.

— Да. — Зажегся зеленый свет. — Ну ладно. Как ты себя чувствуешь, мам?

— Сносно. Ничего выдающегося. Но ты, я вижу, хочешь сменить тему.

— Хочу. Все это слишком... тяжело для меня.

Оба притихли — каждый в своем эмоциональном мире. Когда они уже подъезжали к мотелю, Дженет спросила, куда Брайан намерен ехать дальше.

— Никуда. Просто покатаюсь.

— Тогда почему бы нам не покататься вместе, недолго.

— Правда?

— А почему бы и нет?

Лицо Брайана озарилось, словно Дженет разрешила ему слизать шоколадное суфле сразу с обоих венчиков миксера. Он расслабился.

— Хочешь, расскажу одну смешную штуку насчет Пшш?

— Давай, повесели меня.

— Ее никогда не приучали к горшку.

— Прости, не поняла?

— И понимать нечего. Ее родители никогда ее не приучали. Они считали, что сажать ребенка на горшок — «патриархальная и буржуазная привычка», в некотором роде «подавление свободы личности во имя гигиены». В их представлении гигиена — это что-то мещанское и в высшей степени отвратительное.

— Ты шутишь.

— Вовсе нет. Они из бывших леваков-шестидесятников. Ты просто не представляешь, какой мусор у них в головах.

— Но теперь-то Пшш пользуется туалетом?

— Да. Она говорила, что когда ей было лет пять, она обратила внимание, что никто кругом не носит подгузников, и сама во всем разобралась.

— Такие вещи, — сказала Дженет, — могут серьезно испортить ребенку психику. — А вот теперь, подумала она, самое время задать один вопрос: — Кстати, Брайан, что у Пшш за история с именем?

— А, это. Когда ей исполнилось шестнадцать, родители сказали, что она сама может выбрать себе имя, потому что то, которое ей дали при рождении, сковывает ее и, возможно, сделает социальным уродом.

— Тогда что же значит ПШШ?

— Это сокращение от имени мученически погибшего героя перуанской террористической организации «Сияющий путь».

— А почему ей было не выбрать Лайза или Келли?

— Но это же не Пшш.

Дженет призадумалась.

— А как ее настоящее имя?

— Она мне не говорит.

— Брайан, если бы тебе пришлось выбирать себе имя в четырнадцать лет, какое бы ты выбрал?

— Я? Я выбрал бы Уэйд. Я всегда завидовал его имени.

— Может быть, стоит поехать в гостиницу? — сказала Дженет. — И пообедать с Уэйдом? Он сейчас там.

— Все ждали его вчера вечером, но он не явился.

— Это совсем другая история.

И Дженет рассказала Брайану о потасовке в баре.

«Пибоди» был отелем класса «люкс», которые у Дженет ассоциировались с послевоенными фильмами, где добродетельные женщины обедали с приятельницами и отвергали предложения подняться в номер со смуглолицыми таинственными мужчинами. Под навесом у входа собралась небольшая толпа, во главе которой Дженет увидела Сару и еще одного космонавта — командира корабля Брунсвика?

Заметив Дженет и Брайана, Сара помахала им. Брайан сдал машину прислуге, и они с Дженет стали пробираться сквозь переплетения кабелей и плотный заслон жарящихся на солнце любопытствующих туристов. Не обращая внимания на толпу, шум и жару, Сара сказала: «Привет, мам. Привет, Брайан. Это наш командир Брунсвик. По-моему, вы еще не знакомы».

Дженет протянула руку хрупкому, безупречно сложенному датскому догу — мужчине, такому же маленькому, как Сара. Стоп — но тогда, значит, это вовсе не датский дог, скажем, шпиц, и все же он...

— Приветствую, — сказал капитан Брунсвик, но не пожал протянутой руки. — Извините, — сказал он, — но мы не можем ни с кем соприкасаться накануне взлета. Простуда, грипп и всякое такое.

— Понимаю.

— Сара, что здесь происходит? Этого не было в программе, — сказал Брайан.

— Небольшая пресс-конференция в пользу участников маршей протеста. Мы дождемся детишек, чтобы сделать фоторепортаж... сначала мы собирались снимать его на мысе, но детишкам там сделалось худо. Мы едем обратно в свою жестянку, — она посмотрела на часы, — через семь минут.

— В жестянку?

— Ну да, в шаттл.

Радиоведущий задал командиру экипажа вопрос, который целиком отвлек его внимание. Из плотно сгрудившейся толпы вынырнул Уэйд. Сара схватила его за плечо и сказала Дженет: «Мам, я слышала, что Уэйд сегодня утром заезжал к Брунсвикам. Как тебе показались Брунсвики? Эта... династия?»

— Мне показалось, что я попал на съезд поклонников стартрека, — сказал Уэйд, — все эти ребятишки перед домом...

— Знаю. Фанаты, правда? — Сара посмотрела на Дженет и хихикнула. — Знаешь, они в ужасе от нашей семьи. Правда, правда. Я была у них на прошлой неделе, и это напомнило мне все эти научные слеты моего детства. Я все ждала, что Аланна Брунсвик появится с подносом крекеров, украшенных розочками из дерьма.

Дженет спросила Уэйда, где Бет.

— Вот-вот подойдет. Прихорашивается, чтобы показаться Саре.

Дженет сделала большой глоток из бутылки из-под минералки, наполненной мотельной водопроводной водой. Ей казалось, что бутылка под мышкой придает ей какой-то пусть не особый, но шик. В этот момент она увидела Пшш, которая прорывалась сквозь толпу, такая же крохотулька, как космонавты, в лосинах и потрепанной черной мотоциклетной коже. Вид у нее был будто она причесывалась влажной пятерней.

Брайан, весьма довольный возможностью представить свою подружку — какую ни на есть, — сказал: «Уэйд, это...» Но закончить фразу ему так и не удалось. Пшш стремительно проскочила мимо, на ходу бросив Дженет короткое приветствие, и прямиком насела на Сару, засыпав ее стремительными, как пулеметная очередь, вопросами личного характера.

— Сколько раз вы можете отжаться от пола? Вы знаете свой коэффициент умственного развития? Кроме вашей руки, есть какие-либо еще медицинские противопоказания, которые могли бы вам, ну, помешать стать космонавтом? Как вы думаете, у вас когда-нибудь будут дети? Есть ли причины, которые могут помешать вам завести ребенка?

— Господи, — сказал Брайан, — оставь мою сестру в покое.

Пшш повернулась к нему, кипя от злости:

— Нет, это ты оставь меня в покое. Это свободная страна, и никто не может помешать мне разговаривать с твоей сестрой. Понял?

Дженет переглянулась с Уэйдом, Брайан заметил это и вспыхнул. Между тем толпа продолжала расти, и опробуемая электроаппаратура гудела, как скопище больших рассерженных жуков.

К появлению Теда с Ники Дженет подготовиться не успела.

Она дернулась, как будто ее неожиданно пригласили выйти на сцену, чтобы исполнить песню под караоке. Она чувствовала, что краснеет, точь-в-точь как Брайан.

— Привет, Джен, — сказал Тед, — забавно снова встретиться в таком месте.

— Привет, Тед.

После их последней встречи многозначительное подмигивание Теда превратилось в кроткую улыбку политического деятеля — улыбку человека, уверенного, что в багажнике машины действительно свалены трупы. Однако он загорел, и одежда была ему к лицу, делая моложавее. Дженет бы ему такую не выбрала. Это, должно быть, влияние Ники. Дженет показалось, что Тед выглядит лучше, чем имеет на то право; ему хорошо удавалось скрывать свою внутреннюю подточенность, в то время как Ники рядом с ним выглядела совсем не веселой и страшно бледной: казалось, она и думать забыла о толпе и космонавтах. Перехватив взгляд Дженет, Ники моментально пробуравила ее глазами и сказала «привет» таким искренним тоном, который было просто невозможно игнорировать. Дженет старалась держаться как можно жестче и уделять больше внимания Саре, которую Пшш по-прежнему бомбардировала вопросами. Уэйд испарился, таким образом избежав еще более неловкой ситуации. Спасибо, Уэйд. Я тебе это попомню.

Сара искала предлог избавиться от Пшш. Дженет задумалась, нет ли у космонавтов специального тайного знака — предупредить службу безопасности, которая могла бы выдворить чересчур назойливых, — вроде того как королева использует сумочку, чтобы подавать сигналы своему окружению. Дженет уже готова была прийти на помощь дочери, когда Сара обернулась и с улыбкой сказала: «Привет, Бет».

Бет? Дженет повернулась в ту же сторону и увидела Бет в одном из ее лучших воскресных церковных нарядов, будто бы вытащенном из музейной диорамы, изображавшей жизнь Канзаса образца 1907 года. Пшш пришлось не по вкусу, что ее отодвинули на задний план.

— Так вот, значит, какая жена у Уэйда, хм? В этом платье вы прямо сельская училка. Как магнит с холодильника.

— А вы, должно быть, Пшш? Привет, — ответила Бет. Две связанные одной веревкой кошки проявили бы друг к другу больше симпатии.

— Пшш, Бет — человек набожный, — сказала Сара Пшш. — Надо уважать правила каждого. — Еще раз оглянувшись, Сара заметила Теда и Ники. — Привет, папа.

— Брайан, представь меня своей крошке, — сказал Тед сыну.

— «Своей крошке»? Да вы откуда свалились? — мгновенно отреагировала Пшш, до которой долетели слова Теда.

— Прошу прощения, — ответил Тед. — Позвольте узнать ваше имя, мадам.

— Позволяю. Пшш.

— Хм. Простите, я что-то не расслышал.

— Пшш, кретин. П-Ш-Ш.

Тед был искренне изумлен.

— Позвольте, я не совсем понял. Ваше имя пишется П-Ш-Ш — и все?

— Точно.

— Никогда прежде не встречал никого с таким именем.

— Вот и встретили. Я сама себе его выбрала.

— Брайан, если у тебя найдется пара лишних гласных, почему бы тебе не продать одну этой маленькой пшикалке?

Пшш приняла боевую стойку. Впившись глазами в Теда, сна сказала:

— А вы и правда старый пердун. Раньше я не верила Брайану, но теперь верю. Говнистый вы тип, Тед Драммонд. И вы так уделали свою семейку, что ее теперь и по кусочкам не собрать. Можете гордиться.

— Поздравляю Брайана, что он подцепил такое несчастье.

— Не смей так говорить о Пшш, — сказал Брайан. — Она беременна, и я не хочу, чтобы ты доводил ее до стресса и причинял вред ребенку.

— Брайан, — сказала Пшш, — насрать мне на него. Так что не бери в голову.

— Скажи, что не собираешься избавиться от нашего ребенка.

— Нет, собираюсь, и ты ничего не можешь сделать, чтобы мне помешать. Что ты хочешь — поставить мне в одно место стальную заклепку?

Окружившая их толпа ловила каждое слово с самозабвенным вниманием. Бет положила конец пререканиям, спросив у Сары:

— Скажи мне, Сара, ты веришь во внеземные существа?

При этом на губах у нее играла зловеще ласковая улыбка.

Сара посмотрела на свою невестку.

— Я думаю, что жизнь и живые существа рассеяны по всей вселенной так же щедро и естественно, как пыльца, которую разносит июльский ветерок.

— Тогда скажи мне: веришь ли ты в Бога?

— Отвечу так: если бы Бог умер или если бы он вообще никогда не существовал, тогда все было бы позволено, разве нет? Но позволено далеко не все.

Сара умолкла. Это был ее исчерпывающий ответ.

— Понятно.

— Эй, — спросила Пшш у Бет, — а Бог, он что — вегетарианец? Вы, похоже, все знаете.

— Не понимаю вашего вопроса.

— Давайте разберемся: предположим, змея в пустыне слопала крысу. Это пищевая цепочка, невелика беда. Бог здесь ни при чем. А потом где-нибудь в Африке лев съедает антилопу или кого-нибудь вроде. Тот же случай: пищевая цепочка; Бог опять в стороне. Но потом, допустим, тот же самый лев неделю спустя убивает человека и этого человека съедает. И что же — Бог вдруг оказывается замешан в это? Что мы — единственное божественное звено в пищевой цепочке?

Дженет решила уклониться от участия в этом несколько аффектированном разговоре. Сара кого угодно переговорит. Вдруг она почувствовала, как кто-то легонько хлопнул ее по плечу. Она обернулась и увидела Ники. Хм, что бы это могло значить?

— Дженет, можно вас на минутку?

— Вы хотите поговорить?

— Да. Думаю, это важно. Дженет насторожилась.

— Мне кажется, нам с вами не о чем...

— Случились две вещи, — сказала Ники. — Вам надо о них знать.

Любопытство одержало верх.

— Ладно, какого черта. Валяйте.

— Пойдемте в гостиную. Здесь настоящий зоопарк.

Дженет была счастлива, что наконец-то сможет войти внутрь. Жара была убийственной, а зайти в «Пибоди» было все равно что совершить прогулку в свежий осенний день. Они оказались в маленькой гостиной: изящные плетеные кресла и мечтательные фотографии морского прибоя — нечто напоминавшее обложку каталога дорогой одежды. Не успели они сесть, как официант принял у них заказ — две содовых.

— Так в чем дело? — сказала Дженет.

— У меня тоже ВИЧ.

Дженет подумала, прежде чем ответить:

— О'кей, сожалею, что вам придется присоединиться к нашей компании, но я-то чем могу помочь?

Ники собиралась что-то сказать, но решила, что лучше не надо, и промолчала.

— От Уэйда? — спросила Дженет.

— Почти наверняка, — кивнула Ники.

— Тед знает?

— Нет. Я сама узнала только три дня назад. Сказала ему, что у меня женские проблемы, и это заставило его заткнуться.

— Да, с Тедом такое пройдет.

Принесли содовую. Дженет мельком подумала, не сказать ли тост, но потом решила, что это будет воспринято как дурная шутка, и молча сделала глоток.

— Вы сказали — две вещи. Какая же вторая?

— Это насчет Хелены.

— Хелены? — Дженет поставила стакан. Хелена была ее старинной подругой, с которой у нее вышла ужасная ссора. — Что насчет Хелены?

— Не знаю всего, что случилось между вами, — сказала Ники, — но интересно, что перед самым концом она сказала, что жалеет, если причинила вам хоть малейшее зло. Она сказала, что ее толкнуло на это безумие, что сама она тут ни при чем. Она сказала, что кто-то другой вселился в нее и что ее вспышка по отношению к вам (она так и сказала: «вспышка») — это единственное, о чем она сожалеет в жизни.

Дженет застыла.

— А каким образом вам это стало известно?

— Ее сестра — вторая жена моего отца. Она взяла меня с собой на занятия по психологической стабилизации, или как там сейчас это называется. Мы застали Хелену как раз в тот день, когда на ней опробовали новое лекарство. Оно дало ей тот маленький просвет, в который она успела сказать все это. А потом лекарство перестало действовать, и через день она покончила с собой. Мне кажется, лекарство и виновато. Очень жаль. Но она попросила прощения. Она действительно тосковала по вам. Она действительно любила вас.

Хелена...

— Дженет?

Через вестибюль выкатывали в колясках на солнце тяжелобольных детей, опутанных капельницами и подсоединенных к разным аппаратам.