Знак драконьей крови

      - Где ты была? Что случилось? Как ты покинула нас? - на нее обрушились вопросы, на которые она не могла и не хотела ответить.
      Она узнавала свой старый знакомый мир слишком быстро, чтобы это можно было передать на словах. В мокрой одежде, слегка опьянев от вина и еды, она сидела на горе мехов и подушек. Кажется, в палатке. Еда по-прежнему казалась безвкусной, но ее желудок, по крайней мере, начинал признавать ее материальную тяжесть. Ее слух продолжал терзать глухой и тяжелый звук словно что-то мощно барабанило по крыше и по тонким стенам палатки. Часть ее разума все еще продолжала искать способ вернуться, спрятаться в сияющем ореоле, окружающем разум Корматха; каким образом могла ее утешить мирская красота, после того как она побывала в его снах? Осталось ли в ее мире что-то такое, ради чего стоило жить?
      Ответ внезапно взорвался в ее мозгу. Вызов. Она узнала его, узнала и в воспоминаниях о сражении на берегу реки, в лесу, в воспоминаниях о страхе, который терзал ее во сне.
      Фелея!
      Норисса повернулась в том направлении, откуда доносился зов, уверенная, что никто, кроме нее, не может его услышать. Она осознала сразу многие вещи - голод, который продолжал ворочаться в ее животе, довольство Корматха, который слегка шевельнулся в своем убежище, и многое другое.
      С сожалением она проглотила последний кусочек, который оставался во рту, и отодвинула поднос. Когда она попыталась встать, толпа собравшихся вокруг нее людей придвинулась еще ближе, и Медвин, положив ей на плечи свои твердые ладони, усадил ее обратно на подушки. Его лицо было серым от усталости, а вокруг рта залегли жесткие морщины, но голос его все еще оставался нежным и мягким:
      - Не думай о Фелее. Она до сих пор не проявляла себя, а что касается сражения, то тут мы полностью владеем ситуацией. Известие о твоем возвращении придаст нашим воинам новые силы. Они готовы атаковать и уничтожить эту шайку изменников.
      Норисса испытывала огромное искушение остаться. Здесь было еще много еды, здесь было уютно и была возможность выспаться и, может быть, увидеть сон, но неистовый полет обострил ее чувствительность до предела, и она все время ощущала биение множества жизней вокруг. За время ее отсутствия что-то произошло, что-то, что теперь мощно и непреодолимо воздействовало на ее новые чувства. Палатка была полна причин, по которым стоило жить. Но Норисса взяла руки Медвина в свои, поцеловала их и слегка прикоснулась к его разуму и к разуму Байдевина тоже вызовом Фелеи, который все еще звенел в воздухе. Глаза Байдевина наполнились пониманием, и с помощью Медвина Норисса встала и вышла из палатки.
      Лишь только она появилась на открытом пространстве, ее тотчас же принялись полосовать струи мерзкого дождя. Почти непроизвольно, не задумавшись ни на секунду, Норисса подняла руку и произнесла только одно слово. Дождь сразу перестал, и солдаты приветствовали ее дружными криками. Норисса почти не заметила этого, она стояла на каменном мосту, вглядываясь в гору камней на плато впереди. Там стояла в ожидании темная фигура женщины с золотыми волосами, и Нориссу потянуло к ней.
      "Хорошо, пусть это закончится здесь". Норисса прошептала молитву, обращенную к тому из богов, кто склонен был ее выслушать, и почувствовала, как ее существо следует ее стремлению навстречу Фелее.
      Норисса поднялась высоко над землей. На вершине плоской, черной и словно спекшейся скалы она встретилась лицом к лицу со своим врагом. Фелея улыбнулась почти дружелюбно, спокойно стоя под ударами ветра. Ее бледная красота особенно четко вырисовывалась на фоне черных грозовых туч.
      - Ты быстро научилась пользоваться могуществом Компаньона, сестричка. Очень жаль, что ты не успеешь насладиться своими крадеными сокровищами. Это могущество должно было стать моим после смерти Бреанны, и я намереваюсь забрать его у тебя. - Ее мягкий взгляд подчеркивал бритвенную остроту угрозы, притаившейся в ее словах.
      В любое другое время Норисса ослабела бы под этим взглядом, но теперь она только улыбнулась в ответ:
      - Что, если я добровольно отдам тебе Компаньона, тетя? Будет ли этого достаточно? Утолишь ли ты свою жажду?
      Фелея от удивления перестала улыбаться, и глаза ее настороженно сузились. После недолгого молчания дружелюбие снова прозвучало в ее голосе.
      - Ну, разумеется, дитя мое! Обладая Компаньонами Л'ерита и г'Хайна я бы владела, и малым, и великим. Мое кольцо власти стало бы совершенным.
      - Ты уверена, что тебе этого хватит? - настаивала Норисса. Ограничишься ли ты одним кольцом? И тебе не захочется получить второе, третье?.. Может быть, ты жаждешь обладать кольцом из колец?
      Глаза Фелеи стали холодны как лед, и Норисса почувствовала жестокое удовлетворение, услышав гневные нотки в словах Фелеи:
      - Отдай мне то, что я ищу, и я пощажу твоих людей.
      - А меня ты пощадишь, тетя?
      Фелея бессильным жестом развела руками:
      - Увы, дитя мое, это не в моей власти. Я должна перехватить освободившегося Компаньона в момент твоей смерти.
      Норисса почувствовала, как растет напряжение ее противницы. Пламя ее собственного гнева тоже начинало разгораться, но следующие слова были холодны как камень, на котором они стояли:
      - Ты лжешь, Фелея! Даже нося в своем чреве дитя, моя мать сумела пережить рассоединение с Компаньоном и остаться в живых. Почему должна умереть я?
      Последовала долгая тишина, глаза Фелеи почернели от ненависти.
      - Потому что я так хочу!
      Злая багровая волна ринулась на Нориссу. Она бы непременно сбросила ее вниз, если бы Норисса не была заранее готова к нападению. Норисса метнула навстречу этой волне свою собственную ярость и с такой силой, что Фелея вынуждена была призвать Другого.
      Норисса обернулась в сущность Корматха, и вместе они взмыли в затянутое облаками небо.
      38
      Драконы!
      Пэшет не отрываясь наблюдал за действом, разворачивающимся в небе над его головой. Черные облака бороздили два чудовищных существа. Они летали широкими кругами, пикируя и поднимаясь выше, причем каждый старался подобраться к противнику со стороны уязвимого брюха. Мощные крылья со свистом рассекали воздух, и драконы дерзко с вызовом ревели. Чудовище, которое оседлала Фелея, внезапно резко накренилось, развернулось и приблизилось к противнику снизу и сзади. Золотые с медными краями полированные чешуи засверкали в свете пламени, вырвавшегося из пасти дракона, и его тело блеснуло на фоне темных облаков как расплавленное золото заката, выплеснувшееся в небо. Сгусток огня вылетел из горла чудовища и попал в горло второго дракона. Дракон заревел от боли и стал падать вниз, напоминая собой быстро стекающую со стекла поблескивающую черноту. Снабженные на сгибах изогнутыми когтями крылья с усилием били воздух, едва наполняясь стремительными ветрами, дующими над долиной, и только совсем близко от земли падение дракона превратилось в неуклюжее, но плавное скольжение. Пэшет успел заметить, что огромные черные крылья, тень от которых накрыла чуть не всю долину, сверкают с нижней стороны золотым блеском.
      Описав над плато небольшой круг, черный дракон начал подниматься все выше, в свою очередь длинно плюнув струей огня.
      Зрелище повергло Пэшета в благоговейный трепет. Он впервые в жизни наблюдал воздушную битву огромных чудовищ, управляемых такими крошечными наездниками, что их вовсе не было видно на чешуйчатых спинах, особенно в те моменты, когда широкие крылья поднимались вверх широкими взмахами. Да, за право повелевать этими силами можно было без колебаний заплатить любую цену! И сразу ему стало понятнее стремление Тайлека завладеть и держать при себе Знак Драконьей Крови.
      Вспомнив о Тайлеке, Пэшет несколько пришел в себя и вспомнил о том, где он находится и что должен делать. Сам он все еще стоял у входа в большой шатер Фелеи, в то время как Тайлека поблизости не было. Он помнил, как они вместе выбежали вслед за Фелеей и поспели как раз вовремя, чтобы лицезреть ослепительное явление Нориссы на вершину скалы, где ее поджидала Фелея. Пэшет помнил вспышку гнева госпожи и ударившие в небо фонтаны огня, голубого и красного, которые, достигнув облаков, превратились в бронированных чудовищ из кошмарных снов. Пэшет вспомнил и о том, чем он сам рискует. Оглядевшись в поисках своего собственного врага, он обнаружил Тайлека, который короткими перебежками двигался к подножью скалы, на которой неподвижно стояли обе женщины. Все его внимание было приковано только к этим фигурам, даже тогда, когда он начал взбираться по крутому склону, он не отвел глаз от вершины. Пэшет побежал вслед за ним.
      Колдун успел забраться довольно высоко, когда Пэшет начал карабкаться вверх. Грозный рев, сравнимый разве только со звуками, которые издавали драконы в небе, огласил плато. Пэшет посмотрел вниз и увидел, что вся равнина превратилась в поле битвы. Армия повстанцев врезалась в самую середину боевых порядков его войск, и адепты Тайлека еле управлялись с магией, которую насылали на них гном и старый маг. Пэшет отвернулся от этого зрелища и вложил все силы в трудный подъем.
      Сначала, правда, подниматься было просто. У подножья скалы многие камни были раздроблены и выщерблены, длинные каменные уступы встречались во множестве, и за них было удобно хвататься руками и опираться на них ногами. Несмотря на свои сожженные руки, которые Пэшет перебинтовал кусками ткани, он настигал Тайлека.
      Отчасти это происходило от того, что подъем Тайлека замедлился, а затем и вовсе прекратился. Колдун стоял на последнем каменном уступе, выше которого начиналась сплошная отвесная стена, сложенная из огромных, неповрежденных каменных глыб, между которыми не было ни единой трещинки, за которую можно было бы зацепиться.
      Другой причиной, по которой Пэшет поднимался вверх быстрее Тайлека, были его гнев и ярость, которые толкали его вверх и вперед гораздо быстрее, чем он рассчитывал. В его мозгу постоянно возникала картина гибели Джаабена, он видел его изломанное, дымящееся тело с перебитой ногой, нелепо повернутой под неестественным углом. Шея была сломана, и голова неудобно склонилась к плечу, огненная борода слиплась от крови. Воспоминание об этом заставило Пэшета содрогнуться, и на мгновение он утратил сосредоточенность. Его сапог внезапно поехал по гальке, нога соскользнула, и он чуть не упал, ухватившись за обломанный край камня. Острый камень больно врезался в его чувствительную ладонь, и Пэшет выругался. Когда ему снова удалось обрести под ногами надежную опору, Пэшет вытащил свой длинный нож и срезал с ладоней бинты. Теперь его открытые раны ничто не защищало, но зато теперь ткань, туго стягивающая пальцы рук, не станет мешать ему ухватиться за малейшую шероховатость или трещину в скале.
      Из ран на ладонях потекла кровь. Поглядев на знак бога Маелунна, выжженный на коже ладони, Пэшет начал молиться, прося этого бога о помощи. Запах измены должен был давно привлечь внимание этого божества, и теперь Пэшет просил у него немного такой силы, которой обладал Тайлек, чтобы уравнять шансы на победу в их борьбе. Вспоминая о своих способностях, которые все так же пребывали внутри него в зачаточном состоянии, Пэшет впервые пожалел о том, что в свое время ему не хватило дерзости, чтобы обучиться магическому искусству под руководством Фелеи. Теперь он пони мал - хотя было уже поздно, - что его и Тайлека разделяли не способности или какой-то особенный дар, а всего лишь умение контролировать и направлять эти способности. Тайлек был достаточно мудр, чтобы первым понять это и не позволить ему, Пэшету, развить в себе эти способности и научиться управлять ими. Именно теперь маг собирался воспользоваться одним из своих многочисленных умений, чтобы избегнуть возмездия.
      Пэшет видел, как руки Тайлека задвигались, рисуя в воздухе какие-то знаки, а губы зашевелились, произнося неслышные слова. Заклинание подействовало незамедлительно: Тайлек отделился от скалы и начал медленный полет к вершине. Пэшет уже хотел распрощаться с надеждами на справедливое возмездие, как вдруг рассыпающий искры зеленоватый шар пронесся мимо него и ударил в камень рядом с Тайлеком, обдав Пэшета градом раскаленных осколков. В горле его появился резкий металлический привкус, и он чуть не задохнулся от неожиданности. Очевидно, это было делом рук одного из волшебников, действующих на стороне повстанцев. Кто-то из них прорвался!
      Внезапный взрыв ударил Тайлека о валун, и теперь маг скользил вниз, прямо в руки Пэшета, в облаке пыли и мелкой каменной крошки. Пэшет увидел, как Тайлек извивается и корчится, пытаясь за что-нибудь ухватиться, чтобы замедлить свое стремительное движение. В конце концов ему удалось зацепиться за выступ камня, и он рывком остановился.
      Пэшет заморгал, не веря своим глазам. Тайлек очутился прямо над ним, на расстоянии всего каких-нибудь двух локтей. До него доносились стоны волшебника, и Пэшет улыбнулся. Должно быть, Маелунн все-таки услышал его!
      Он начал осторожно подниматься вверх, остановился и спрятал лицо, когда ярко-красное крылатое чудовище с ревом пронеслось над самой головой, изрыгая из глотки пламя. Черный дракон преследовал его по пятам с такой стремительностью, что поднятый его крыльями ветер едва не оторвал Пэшета от склона горы. Когда Пэшет осмелился продолжить подъем, Тайлек уже был довольно далеко от него. На миг колдун обернулся, и Пэшет увидел в его глазах страх.
      Тем временем Тайлек, удалившись на расстояние, которое считал безопасным, прочел левитативное заклинание и снова взлетел. Но и в Пэшете проснулась какая-то сила. Крушение надежд, горе от потери брата овладели им с такой силой, что нечто, долго спавшее в глубине его души, наконец проснулось. С этим пробуждением все его существо как бы расправило крылья. У него была эта сила, и он по-настоящему жаждал дотянуться до Тайлека. Перед глазами его все потемнело и заволоклось красной пеленой. А поле зрения сузилось настолько, что он видел перед собой одного только Тайлека.
      Руки Пэшета отозвались резкой болью, причем правая саднила сильнее. От прикосновения к холодному камню раны снова начали гореть как в огне, и что-то вонзилось в правую ладонь. Пэшет даже не остановился, ни на миг не прервал движения. Тем временем полет Тайлека замедлился и вскоре вовсе остановился, почему - Пэшет не знал. Маг беспомощно завис над крутым склоном, но и только, и Пэшет рванулся вверх, воодушевленный испугом в глазах противника. Его пальцы коснулись каймы плаща колдуна, и Пэшет схватился за него всей рукой, сжав в горсти плотную ткань и подтягиваясь. Тайлек попытался ударить его кулаком, промахнулся и взмахнул рукой опять. Пэшет перехватил его за запястье и, вложив в усилие всю свою ярость, принялся стаскивать мага вниз, на камни. В словах, которые выкрикивал ему в лицо Тайлек, он узнал магическое заклинание и сильно ударил Тайлека кулаком в рот, все еще чувствуя в ладони что-то обжигающе-холодное.
      Тайлек застонал, сжав окровавленные губы. Качнувшись от удара, он все же ухитрился схватить Пэшета за свободную руку и удерживал ее. Так, держа друг друга за руки, они балансировали на узком выступе, стараясь выразить всю ненависть при помощи взглядов. Внезапно Пэшет почувствовал ослабление силы, поддерживающей его. Это было очень слабое изменение, но Тайлек тоже заметил его и улыбнулся. Его "сырая", только что пробудившаяся магия исчерпала свои ресурсы, изливаясь неуправляемым потоком, в то время как Тайлек снова доказал свое превосходство, умело справившись как с заклинанием, так и с контролем.
      Пэшет закрыл глаза, собирая свою ненависть в единый комок, пытаясь почерпнуть из нее еще хоть немного силы. В последний момент ему удалось высвободить свою правую руку. Выхватив свой нож, он занес его над Тайлеком. Тайлек проворно поднял вверх обе руки, чтобы защититься от смертельного удара. Это была ошибка. Прошел всего лишь миг, прежде чем он понял свою ошибку, но этого мига хватило Пэшету. Его правая рука скользнула по груди мага, пока пальцы не нащупали под рубашкой твердый амулет. Он сорвал его, с треском разрывая ткань, но все заглушил протяжный вой Тайлека, исполненный смертной тоски. Завладев амулетом, Пэшет оттолкнул все еще темноволосого колдуна от себя.
      В высохшем неподвижном теле, которое с сухим стуком ударилось о камни у подножья горы, уже не осталось ничего от Тайлека, колдуна и волшебника.
      В следующий момент Пэшет почувствовал острую боль в животе, и шипящий луч зеленого пламени разрезал его пополам.
      39
      Она - свободна! Легкая паутина на крыльях ветра пустоты! Медленно она поднялась выше, и свет прошел сквозь нее, не задержавшись ни на миг и не отразившись. Слившись с Корматхом, она погрузилась в успокоение сна другого мира.
      Эти другие миры, о которых она мечтала и тосковала, долгой чередой проносились перед ней. Приливы и отливы песен и красок, искры белого пламени в черных провалах - все они звали и манили к себе. Порой она оборачивалась к Корматху, спеша поскорее узнать, какое новое чудо он покажет ей в следующий раз, но Корматх безмятежно распространился вокруг нее. Он не направлял и не руководил. Он протек в ее разум и растекся там безбрежным и тихим озером. Норисса выбирала слова. Норисса раскачивалась на грани своего мира, и ей не терпелось увидеть мир новый, с разбега окунувшись в него с головой. Ах, если бы только она сумела порвать эту последнюю связующую нить, которая никак не отпускала ее! Что-то она не доделала в своем мире.
      Обернувшись в тот мир, который она готова была покинуть, Норисса обнаружила старый ночной кошмар, нависший над ним. Сразу же к ней вернулась память о том, что уже было и что ей еще предстоит совершить. И еще она поняла, почему Корматх изо всех сил боролся за свои сны. Очень давно его род вступил в союз с ее родом, родом людей, уступив им часть своей силы и могущества в обмен на опьяняющий наркотик сновидений. Он и теперь молчал, поскольку спящий не несет ответственности за то, что привидится ему во сне, и за свои поступки, которые он совершит, а потому он и свободен от всякого контроля за этими действиями и событиями. В обмен на его могущество Норисса должна освободить его от упреков. Сейчас она делила с ним радость двух сердец, но впоследствии ей придется нести ответственность за две жизни. Где-то внизу растеклись по равнине две армии Сайдры - изменники и те, что остались верны. Обе принадлежали ей, и она не должна позволить тому, кто добывал свое счастье и радость из чужих жизней, не испытывая при этом угрызений совести и не держа ни перед кем ответа, уничтожить всех этих людей.
      Понимание осенило ее как раз тогда, когда она уклонялась от быстрого броска алого существа, парившего над ее головой. Она ускользнула от него на гребне воздушного потока, сидя верхом на драконе, подобном тому, который преследовал ее. Только тело ее волшебного животного было черным, и гладкие чешуи лишь слегка поблескивали, как поверхность пруда безлунной ночью. Наклонившись далеко вперед, она ухватилась руками за толстую длинную шею, вытянутую к небесам. Таков был Корматх в ее мире: демон из легенды, мастер огненной смерти, существо, давным-давно изгнанное в туманы страшных снов и сказки, рассказанные у костра поздним вечером. Но теперь он был реален, столь же реален, как и тело, которое она, Норисса, оставила на камнях внизу.
      Скрежещущий вопль ее алого противника рассек воздух, вызвав ответный крик Корматха. Разум Нориссы протянулся наружу и поместился там, где она могла пользоваться двойным зрением. Ее зрение раздробилось на кусочки, проходя через призму нечеловеческого восприятия. Она стала Норискорматхом, и в этом состоянии она ощутила искорку признания, проскользнувшую между двумя спящими в другом мире. Затем Фелея полностью овладела своим ярко-красным Компаньоном и заставила ее круто спикировать вниз. Алый дракон развернулся и пошел вверх и Норисса почувствовала острую боль, когда сгусток огня, вылетевший из пасти противника, попал Корматху в незащищенную шею. Они падали, и их общая боль выразилась в трубном реве, вырывающемся из его горла.
      Неприветливый скалистый пейзаж, раскачиваясь, стремительно мчался навстречу. Норисса с трудом отвернула, поймав широкими крыльями восходящий поток воздуха, и стала набирать высоту. Неистовые энергетические штормы бушевали вокруг нее, извлеченные из глубинных Пластов магией сражающихся внизу волшебников. Для Нориссы сейчас это не имело почти никакого значения, у нее была иная цель. Фелея, Фелея уходила в облака, набирая высоту крутой спиралью! Норисса бросилась в погоню, и ее гнев ударил вверх струей голубого пламени, разгоняя тучи и испаряя липкую влагу, которая мешала ей видеть.
      Она уловила удивленную дрожь Фелеи, когда Другой повернул голову и обнаружил Нориссу так близко. Норисса метнула сгусток пламени в уязвимое место под крылом, и теперь уже Фелея взвыла от боли. Теряя высоту, она отчаянно забила крыльями, чтобы замедлить падение. Ей это удалось, и она снова начала подниматься, потом вдруг резко спикировала вниз. Ее яростный визг на сей раз не имел к Нориссе никакого отношения - ее рассердило то, что она увидела на земле. Норисса распознала и цель, на которую пикировала Фелея - это была гвардия Сэрела и Медвин! И Норисса бросилась на Фелею.
      Фелея слегка свернула, чтобы избежать потока огня, которым обдала ее Норисса, но Норисса продолжала преследовать ее, и колдунья свернула в обратном направлении, возвратившись к первоначальной траектории своего полета, несмотря на то, что теперь она парила уже за пределами плато. Следующий маневр был проделан так быстро и неожиданно, что Норисса не успела его повторить, однако красный дракон Фелеи оказался очень близко под ней. Норискорматх вытянул могучую переднюю лапу и схватил Компаньона Фелеи, когда тот попытался увеличить дистанцию. Упругая плоть затрепетала в его когтях, и Норисса увидела, как алый дракон корчится от боли, стараясь вырваться. Ему это удалось, но Норисса преследовала его. Опустившись ниже, она приноравливала свой полет к беспорядочным рывкам противника, стараясь оглушить и дезориентировать его ударами мощных крыльев, а движениями хвоста она пыталась сбросить вниз золотоволосую всадницу.
      Но Фелея нырнула вместе со своим Компаньоном вглубь ущелья и полетела вокруг плато, держась в узком коридоре отвесных стен. Одновременно она оставляла позади себя сверкающую паутину магии, Норисса чуть отступила, и Фелея рванулась вверх.
      И в этот момент мутный шквал отчаянья ударил обеих. Это был взрыв темной силы, огромной энергии, которую слишком долго накапливали и хранили и которая вдруг вырвалась на свободу. Это была чья-то гибель. Корматх затрепетал, и Норисса на мгновение перестала дышать, когда отлетевшая душа слегка задела ее. Это душа была опытной и искушенной в Таланте и Мастерстве.
      Полет черной души задел и Фелею, и Норисса почувствовала боль и тоску волшебницы, рванувшиеся вослед этой душе. Компаньон Фелеи попятился, рассекая когтями воздух.
      Норисса уже догадалась, откуда взялся этот могучий шквал ужаса, внизу тоже происходило нешуточное сражение. Она поискала глазами Медвина и Байдевина, опасаясь за их жизни, но они еще были полны сил, и она без труда отыскала их по мощным и устойчивым фонтанам энергии, которые так просто было отличить от слабых импульсов других, не столь мощных источников колдовства. Ощущение чего-то особенного не покидало ее, и она продолжала поиск. Когда она наконец нашла ответ на свой вопрос, радостный Норискорматх взвился высоко в облака. Злодей-колдун бесследно исчез! Тайлек, дерзкая чувствительность которого подчиняла себе ее волю, больше не существовал!
      Теперь ничто не в силах было ее остановить! И ничто не могло бы противостоять ей. Закружившись высоко в небе, она протрубила свой вызов на решительную битву.
      Норисса совершенно позабыла о сражающихся внизу армиях. Ее тело стояло на возвышении, но она сама парила высоко в небе, затянутом черными тучами. Силы кипели в крови, и могущество переполняло ее. Желто-зеленые глаза Корматха смотрели на мир внизу и видели его как кристально-чистый и до последней точки понятный. И этими же самыми глазами Норисса увидела свой миг победы.
      Снизу медленно поднимался на них Компаньон Фелеи, его медные сверкающие крылья захватывали воздух пригоршнями и толкали вниз. Корматх был готов к встрече, нацелившись в наиболее уязвимую точку врага, туда, где крылья прикреплялись к телу. Алый дракон поднимался с усилием, видимо, кровоточащие раны в изорванной плоти обессилили его. Норисса вся дрожала от предвкушения победы, и это ее голос испустил ликующий клич, когда Корматх выдохнул струю раскаленного пламени.
      Красный дракон забился в агонии, кругами уходя вниз, жалобно трубя. Крик мучительной боли, исторгшийся из уст Фелеи, эхом вторил ему.
      С шипением и свистом раненый дракон нырнул в расселину и почти уже скрылся из вида, когда его полет несколько выровнялся и он перестал проваливаться в разверстую бездну. Судорожно взмахивая потрепанными, натруженными крыльями, побежденный Компаньон достиг края расселины и свалился на нее бесформенной грудой потускневших, закопченных чешуй. Магическая сила протянулась от него куда-то в гущу сражающихся армий, воздух над полем брани слегка задрожал, и Норисса увидела, как алое чудовище снова поднимается в воздух. Оно летело низко, неповоротливо, постепенно забирая к востоку. Неподвижное тело свешивалось с его спины рядом с фигурой всадника.
      Норискорматх завис в воздухе и трижды огласил горы победным кличем. В этот миг они повелевали всем, что только существовало на свете. Корматх, изогнув шею, в последний раз выдохнул из своих могучих легких гейзер пламени, которое спалило нависшие тучи, остатки которых белыми барашками таяли в сверкающе-голубом куполе небес, пронизанном золотыми лучами солнца.
      40
      Они покинули горную страну вскоре после битвы, так как зима наступила в этих местах особенно рано. Первые снежные бури принялись грозить им уже на четвертые сутки после того, как они оставили Каменную Крепость, и Байдевин всерьез опасался, что Норисса не сможет пережить те тяготы и лишения, которые приносит с собой первый снег. Им потребовалось полмесяца, чтобы добраться до Актальзейского замка, но прошло еще столько же времени, прежде чем Норисса смогла заняться чем-то еще, кроме сна и еды.
      Когда она настолько оправилась, что смогла появляться при дворе, во главе своей свиты, заново был основан Совет Лордов и назначена Скамья Судей. В этот день Байдевин с тревогой наблюдал, как Норисса пристально обшаривает взглядом толпу, как ее восторг сменяется разочарованием, а затем - беспокойством. И вот она задала вопрос, которого они все боялись:
      - Где Бремет? Почему он не появляется, чтобы вступить во владение землей и титулом, которыми я пожаловала его?
      - Мы должны поговорить об этом в более подходящей обстановке, шепнул ей Медвин, продолжая улыбаться и кивать дефилирующим мимо сановникам.
      Но Нориссу не так-то просто было укротить. Как и предполагал Байдевин, она обратилась с этим же вопросом к нему, и он не смог ответить. Он не смог рассказать ей о той магии, которая протянулась через все плато, парализуя всех и вся на своем пути. Он сам оказался беспомощным, не способным отреагировать на нее, оцепенев от обжигающего дыхания сумасшедшей ненависти, которая привела в движение это волшебство. Он чувствовал мистическое присутствие Фелеи, проникшей в самую середину строя повстанцев, он видел, как Бремета подняло над землей таинственной силой и поволокло прочь, бросив на спину меднокрылого дракона. И Байдевин молчал. В конце концов только Сэрел отважился выступить вперед и поведать Нориссе о том, какая судьба постигла его сына.
      На виду удивленных и недоумевающих гостей Норисса выбежала из тронного зала. Ее нашли в ее покоях, мечущейся от стены к стене, отдающей распоряжения о немедленном снаряжении экспедиции.
      - Мне следовало сказать об этом давным-давно! Вы не имели права скрывать это от меня! Теперь же много времени потеряно, и я должна применить все свое могущество, все волшебство, чтобы последовать за ними! - гнев ее был страшен, и только Медвин осмелился ей возразить:
      - Ты не можешь... не должна покидать нас именно теперь. Ты королева, и слишком много людей нуждается в твоем руководстве. Ты должна привести в порядок свою страну!
      Норисса резко повернулась к старику, и Байдевин искренне понадеялся, что ему никогда больше не придется увидеть такой взгляд.
      - Тогда приводи ее в порядок сам! Можешь даже поручить это Босру или Кею, мне наплевать! Ради этой страны я пожертвовала слишком многим и теперь хочу получить кое-что обратно. Я люблю Бремета, и я не смогу без него!!!
      Именно в этот момент Сэрел, капитан Королевской Гвардии, совершил тяжкое преступление. Он прикоснулся к своей королеве.
      Встав между Медвином и Нориссой, он схватил ее за руки и потряс, глядя ей прямо в глаза.
      - Ты любишь его больше, чем я? Он - мой сын, и я дважды терял его в этой войне - сначала ребенком, потом - взрослым мужчиной. Разве можно так сильно любить его и в то же время так мало беспокоиться о том, ради чего он отдал свою жизнь?! Докажи мне, что любишь его сильнее, чем я, и тогда я последую за тобой в любой из шести кругов ада!
      И они заплакали, заплакали не как плачут королева и солдат, а как мужчина и женщина, которые любят одного, навсегда потерянного для них человека.
      После этого Норисса пролежала в кровати не меньше четверти лунного цикла. Когда же она встала со своего ложа болезни, она снова вернулась на трон и правила столь ревностно и внимательно, как никакой другой аристократ или король. Она тщательно планировала встречу с послом Молевии, ее заботили споры о границах земель и занимали вопросы налогообложения, иногда она даже улыбалась и развлекала обитающих в замке ребятишек мелкими чудесами. Часто ее можно было встретить прогуливающейся по залам и коридорам замка, во время этих прогулок она вела неторопливые, вполголоса беседы с Сэрелом. Однажды они с Байдевином вышли в заснеженный сад, и именно в этом саду Норисса поделилась с ним своими планами о мести.
      Это был холодный и ветреный день, и Норисса быстро говорила, не поднимая на него глаз:
      - Однажды, Байдевин, я отправлюсь за ним. И за ней. Я уничтожу ее и стану вымаливать у Бремета прощения за то, что я слишком медлила.