Знак драконьей крови

      Байдевин вернулся в лагерь перед самым рассветом. Ввалившись в ближайшую палатку, Байдевин забрался в пустой спальный мешок и уснул. Когда тревожные крики и топот множества кайфаров разбудили его, день был уже в самом разгаре.
      Байдевин с трудом сел, щурясь от яркого света, и обнаружил себя в окружении своей армии. Норвик бросился к нему с озадаченным выражением лица.
      - Что случилось, кузен? Ты сбился с пути? С твоими людьми все в порядке?
      Байдевин заморгал, приучая глаза к свету, и огляделся. Луг был пуст. Ни шатров, ни фургонов, ни людей из числа повстанцев. И никакого следа Нориссы.
      Большая часть его отряда все еще лежала на траве, завернувшись в одеяла, не в силах вырваться из цепких объятий сна, напоминающего столбняк. По мере того как в воздухе стихало сердитое жужжание, его люди начали медленно шевелиться и подниматься на ноги. Байдевин тоже сбросил с себя последние узы сонного заклятья, которое было разрушено шумным вторжением Норвика и его людей. Бремет, покачиваясь, приблизился к ним.
      - Тебя тоже околдовали? - раздались в голове слова Норвика. Байдевин не ответил, продолжая в недоумении оглядываться по сторонам, и Норвик кивнул.
      - Так я и знал, - он положил руку Байдевину на плечо.
      - Гонец, который принес известие о пленении королевы, оказался неу-литом. Он разлил вино, которое ему дали, а еда его оставалась нетронутой. Двое моих офицеров, которых это немало удивило, хотели его рассмотреть. Один утверждал потом, что у него нет рта, а второй клялся, что он к тому же еще и слепой.
      - Ну конечно! - осенило Байдевина. - Независимо от умения мага, у неу-лита обязательно что-то должно быть не так! Никто из нас так и не видел его лица! - Он улыбнулся: - Я думаю, что и с нами произошло нечто подобное. Думаю, что вчера вечером мы повстречались с самой Фелеей. Байдевин снова оглядел опустевшую поляну. - Только вот я никак в толк не возьму, зачем ей все это понадобилось? Наши кайфары на месте, да и провизия не пропала, - он почувствовал, как радость встрепенулась в его сердце. - Это была просто темная магия и, стало быть, Норисса в безопасности. И она не... - он задохнулся, с трудом сдержав рвущиеся из груди слова облегчения, в то время как в голове его беспрестанно повторялась одна и та же фраза: "Не Норисса была той коварной соблазнительницей, которую он видел вчера!"
      Бремет рядом с ним горестно застонал и упал на колени, закрыв руками лицо. Байдевин наклонился к нему, но Бремет отшатнулся. Когда же он наконец повернулся к нему, Байдевин вздрогнул, увидев на лице гиганта неподдельную муку и отчаяние.
      - Норисса погибла! - прошептал он. - Я... мы... - он махнул рукой туда, где еще сегодня ночью возвышался красный с золотом шатер. - Я и в самом деле поверил, что вижу перед собой леди Нориссу. Она сказала, что ее опоили каким-то зельем, которое стерло часть ее памяти. Мы... мы разговаривали довольно долго и...
      Байдевин похолодел:
      - Ты сказал ей, где спрятана Норисса?
      Бремет низко опустил голову, и никакое самое яркое солнце не смогло бы изгнать мертвящий холод, сковавший грудь Байдевина.
      Какая неслыханная удача! Фелея ликовала, несмотря на невероятную усталость, грозившую овладеть ею. Использование такой мощной магии, в особенности для быстрого возвращения в замок, непременно сильно ее ослабит. Много дней придется потратить на восстановление растраченных сил, в течение которых она будет всецело зависеть от магии Тайлека. Но дело того стоило! Иллюзии сделали свое дело, и уже к завтрашнему дню Норисса будет здесь, полностью в ее власти.
      Фелея отхлебнула вина и поела сладостей, разложенных на столике подле нее, но более, чем самым сладким из вин, она упивалась триумфом победы. Поев, она легла на кровать, и служанка, раздев госпожу, стала втирать в ее кожу подогретое масло. Фелея же грезила о другом.
      Бремет.
      Она помнила его осторожную ласку, когда он прикасался к ней, помнила, как он изо всех сил старался сдержать свою огромную силу, по мере того как их пыл возрастал, и помнила взрыв его страсти, когда они слились воедино.
      Несомненно, он любил Нориссу. Но она, Фелея, сумела украсть у нее сладость первого поцелуя. Воспоминание об этой краже осталось на ее губах сладким дыханием их первой ночи.
      23
      Норисса бросила тоскливый взгляд сквозь распахнутую дверь хижины. На расстоянии полумили вниз по склону ярко блестела под лучами солнца река Ли'л, медленно направляя свои воды в Тэрельскую долину. Норисса не знала покоя и теперь завидовала реке, которая свободна была течь куда пожелает.
      Вздохнув, она пошевелила пальцами ног, ощущая приятную мягкость домашней обуви из шелковистого меха даксета. Сорин, помешавшая в котле густой рыбный суп, на секунду отвлеклась от своего занятия и озабоченно посмотрела на Нориссу.
      - Ты себя хорошо чувствуешь?
      - Нет. То есть да. Настолько хорошо, что меня уже тошнит!
      Ну вот... Дурное расположение духа снова вырвалось наружу, и Норисса тотчас же об этом пожалела, заметив на лице Сорин обиду.
      - Прости меня, Сорин, я снова вышла из терпения. Послушай-ка, дай мне присмотреть за супом, пока ты занимаешься остальной едой.
      С этими словами Норисса отобрала у Сорин половник и принялась яростно мешать варево. Сорин с понимающим видом уступила.
      Норисса присела у очага. Завихрения и водовороты, которые она производила в супе большим деревянным половником, помогали ей избавиться от смятения мыслей. Все еще задумчиво она оглядела внутреннее убранство хижины. Здесь все было очень похоже на их домик в Драэле, за исключением того, что крыша, покрытая соломой, и деревянные стены плотно прилегали к крутому откосу из твердой красной глины. Таким образом, в то время как снаружи хижина выглядела довольно убогим и не слишком просторным строением, однако на самом деле она могла похвастаться тремя дополнительными комнатами, которые были выкопаны в глинистом откосе. Это давало Нориссе возможность уединиться в собственной маленькой комнатке, чего ей так не хватало в Драэле. Сорин с семьей занимали вторую из этих комнат, а в третьей поселился Медвин, и Нориссе порой казалось, что она вновь обрела семью.
      Семья. Это слово вызвало в памяти образ матери, тихо напевающей что-то в то время, как она пекла хлеб, ожидая возвращения с охоты отца. А вот и он показался из леса со связкой даксетов или мейрмаков в руке. Вместе с этими образами зашевелились в голове десятки неразрешенных вопросов, касающихся ее подлинных родителей. Вместе с вопросами вернулись одиночество и страх.
      "Судьба благословила меня, дав две семьи, и обеих я лишилась. Теперь счастье снова улыбнулось мне, и я обрела еще одну, третью семью. Неужели мне придется утратить и ее?" - задала себе вопрос Норисса и тут же выбранила себя. Такие мысли заранее обрекали ее на поражение, но избавиться от овладевшего ею грустного настроения было не так-то просто.
      Шесть дней, прошедшие со дня отъезда Байдевина, тянулись медленно-медленно. Единственным развлечением оказался переезд из Драэля в эту крошечную хижину, который занял всего полдня, а потом некоторое облегчение, вызванное переходом к каким-то активным действиям, снова сменилось скукой и тоской, ибо и в новой своей тюрьме она вынуждена была бездействовать.
      В тюрьме? Стоило ли думать таким образом о той верности и стараниях защитить ее, которые продемонстрировали повстанцы? Однако ощущение несвободы продолжало довлеть над ней. Если она выходила на прогулку, ее всегда сопровождали либо Хеска, либо Сорин и не меньше десятка солдат. Пока она оставалась внутри хижины, с ней обращались так, словно она уже заняла королевский трон. Хеска и Сорин предвидели се малейшее желание и старались предупредить его. Ей стоило немалого труда получить разрешение почистить овощи или подмести в хижине пол.
      Нориссе хотелось визжать и топать ногами. Неужели никому из них непонятно, что из-за всего того, что было у нее на уме, она остро нуждается хоть в каком-то занятии, которое помогло бы ей отвлечься от терзающих ее мыслей? Но она не могла говорить об этом, не приходя в неистовство, а она не собиралась позволять себе ни малейшей истерики. Поэтому она изо всех сил сдерживалась и проводила немало времени, уединившись в своей комнате.
      Довольно часто она перебирала в памяти волшебные чары и заклинания, которым обучил ее Медвин. И столь же часто она неподвижно сидела, пытаясь отыскать источник таинственной силы, которая слегка дразнила ее издалека. Эта сила была чем-то новым, она ничем не походила на болезненное вторжение Другого или разговор при помощи "неслышной речи" с Медвином или Байдевином. Она определенно знала только то, что эта сила была частью ее самой и была более могущественной, нежели простые левитации или алхимические фокусы, которые демонстрировал ей Медвин.
      Норисса невидящим взглядом уставилась в котел, механически перемешивая суп. Его завитки и водовороты так подходили к ее путаным мыслям, особенно когда она пыталась разобраться с этой новой силой. Это было так любопытно и странно, что она продолжала хранить свое новое могущество в секрете, не посвящая в него даже Медвина.
      Мимо прошла Сорин, и шорох ее движения вернул Нориссу к ее занятию. Она наклонилась над котлом, чтобы посмотреть на образовавшееся внутри варево. Удовлетворившись его густотой, Норисса сдвинула котел с огня вдоль длинной металлической плиты, но не слишком далеко, чтобы суп оставался горячим, но не пригорал. Покончив с этим важным делом, Норисса обнаружила, что ей снова нечего делать и все ее неприятности снова обрушились на нее.
      Вчера гонец принес известие о том, что Байдевин возвратился из Дромунда во главе целой армии и движется к Драэлю. Среди жителей крошечной деревушки, куда переехала Норисса, ходили настойчивые слухи о том, что армия Байдевина везет с собой целые фургоны экзотических продуктов и новое оружие из особо твердой стали. Говорили, что Боср лично отправился вниз по реке, чтобы присмотреть за продвижением войск и каравана с продовольствием и амуницией.
      "Возвращайся скорей, о Байдевин. Я боюсь, что ожидание меня доконает!" - прошептала Норисса и, хотя она ни к кому не обращалась, она внимательно огляделась по сторонам на случай, если вдруг какой-нибудь капризный дух, случившийся поблизости, услышит ее мольбу и доставит Байдевина сюда. Она и в самом деле с беспокойством и нетерпением ожидала его возвращения. Ей было понятно, что, какие бы планы она не строила в отношении того, чтобы сначала завершить свой арамил, ничто из задуманного не сбудется до тех пор, пока она не сразится с Фелеей. И чем ближе становилась эта встреча, тем неуверенней чувствовала себя Норисса.
      Значит ли ее новообретенная сила хоть что-нибудь по сравнению с огромным опытом Фелеи в колдовских делах? Скольким еще людям из тех, кого любила Норисса, придется погибнуть из-за ее неумелого обращения с магией? Но страх еще более сильный, чем страх собственной смерти, терзал ее - это страх того, что ей так и не удастся открыть тайну зовущего ее голоса.
      Ее разум отбросил эту мысль, и зов обрушился на нее со всей силой. Норисса только и успела прижать к голове руки, когда резкая боль чуть не расколола ей череп. Никогда раньше Норисса не ощущала в зовущем ее голосе столь сильного отчаяния. Боль вонзилась ей в мозг, словно раскаленное острие кинжала.
      Отчаянные крики Сорин проникли сквозь кровавую пелену агонии, сотрясающей все тело Нориссы, и она услышала свой собственный жалобный вопль. Она прижалась к Сорин всем телом, пытаясь оттолкнуть от себя эту боль, но далекий зов продолжал вгрызаться в ее мозг. Прежде чем все провалилось в непроницаемый мрак, Норисса услышала, как Сорин призывает Медвина к ней на помощь.
      Норисса очнулась в прохладной темноте. Запах земли и колючих шерстяных покрывал подсказал ей, что она лежит на своей кровати в маленькой комнатке, прорытой в глинистом откосе позади хижины. На краю ее постели кто-то сидел, и при первом же ее движении невидимая рука погладила ее по лбу. Рука была теплой, а ее прикосновение успокаивало. В рассеянном свете, который просачивался в комнату сквозь ткань закрывающей вход занавески, Норисса узнала силуэт Медвина.
      Норисса снова закрыла глаза и позволила его легкому прикосновению ввергнуть себя в дремотный покой и расслабленность. Во всем теле Норисса ощущала невероятную усталость. Очевидно, таинственный зов выжег сам себя в последнем всплеске боли, и теперь ее разум был благословенно пустым.
      Осознав, куда уплыли из головы все ее мысли, Норисса в ужасе вздрогнула и попыталась подняться. Медвин твердой рукой заставил ее снова лечь, а зазвучавший в темноте спокойный глубокий голос убеждал ее в необходимости отдыха.
      Тайна, которая влекла ее к себе. Норисса не смогла думать ни о чем другом, как ни пыталась, и в испуге замерла, в страхе ожидая новой боли. Прошло несколько напряженных минут, но она не почувствовала никакой боли, если не считать судороги в ноге. Она немного расслабилась.
      - Расскажи мне, что произошло, - попросил Медвин, убирая руку с ее плеча.
      Не уверенная в том болезненном принуждении, которое понуждало ее откликнуться на таинственный зов, она рассказала о своем страхе и неуверенности в том, что она сумеет управлять страной или возглавить армию. Упомянула она и о боязни того, что ее магия может принести скорее новые разрушения и смерть, чем помочь тем, кого она любит.
      - Я - всего лишь ребенок, Медвин. Игры и сказки мне гораздо понятней и ближе, чем битвы и колдовские снадобья.
      Медвин не ответил, давая ей возможность выговориться и рассказать о всех сомнениях, которые подтачивают ее силы.
      Закончив свой сбивчивый рассказ, Норисса продолжала неподвижно лежать в темноте. Рассказав Медвину о своих сомнениях и переживаниях, она почувствовала большое облегчение, словно камень свалился с души. Никакие страхи больше не преследовали ее. В темноте Медвин пошевелился и пересел с ее кровати на табурет в изголовье.
      - Ты знаешь, до настоящего момента я не понимал, какое важное значение имеет для тебя этот зов, - сказал он наконец.
      - Именно по этой причине я и отправилась в путь, - призналась Норисса. - Вовсе не из-за медальона, который принесла мне Эдель. Если бы медальон заставлял меня идти не в ту сторону, в которую меня тянуло, я бы похоронила его вместе с Эделью. С самого начала я хотела только одного отыскать место, к которому я бы принадлежала и где не чувствовала бы себя посторонней. Но до тех пор пока я не отвечу на этот зов, я не обрету покоя.
      Норисса напрягла зрение, пытаясь разглядеть выражение лица Медвина, но увидела только неясный силуэт, слабо освещенный пробивающимся сквозь занавеску светом. Но она хорошо представляла себе его: наверняка он сидел очень прямо, скрестив на груди руки, и барабанил пальцами левой руки по сгибу правой. Выражение лица его, должно быть, отстраненное и мрачное, взгляд устремлен во внутрь себя, а левый уголок рта опущен.
      Он был так похож на ее отца! Суровый и неуступчивый в вопросах, которые казались ему важными, он был справедлив и щедр на заслуженную похвалу, а в некоторых вещах он проявлял завидное терпение, тогда как будь на его месте какой-нибудь другой человек, он давно бы схватился за розгу.
      Медвин немного помолчал и произнес ровным голосом:
      - Не представляю себе, как нам объяснить это Босру.
      Норисса поежилась.
      - Я тоже. Но так или иначе, это придется сделать.
      При мысли о том, что очень скоро ей придется противостоять гневу старейшины, она задрожала. Его с огромным трудом удалось убедить даже тогда, когда Байдевин отправлялся за подкреплением. А что он скажет теперь? Ответ на этот вопрос Нориссе был ясен.
      - Может быть, мне лучше уйти, ничего ему не сказав?
      - Гм-м-м... - раздалось в темноте, и Норисса живо представила себе, как брови волшебника поднимаются вверх в вопросительном осуждении. Обдумала ли она все возможные варианты? Подумала ли она о том, каковы будут последствия такого решения для тех, кого оно коснется?
      "Нет, нет и нет", - ответил ее разум. Она снова пыталась поступать под влиянием сиюминутного побуждения, на что Байдевин, будь он здесь, тут же бы ей указал.
      "А Байдевин? - спросила себя Норисса. - Что скажет Байдевин, - когда вернется в растревоженное осиное гнездо во главе своей армии и обнаружит, что она исчезла и что нет никакой войны, в которой он мог бы принять ее сторону?"
      - Но я вовсе не отрекаюсь от трона! - громко возразила она. - Я просто на некоторое время отложу этот вопрос. Людям понадобится защита до той поры, пока я не вернусь, так что армия без дела не останется.
      Да, Байдевин будет рассержен. Он, конечно, ничего не поймет. Но она не сомневалась в том, что Байдевин поддержит ее решение. Мысль об этом принесла ей больше удовольствия, чем все ее предыдущие мысли об огромной магической власти или о сильной армии.
      Медвин легко прикоснулся к ее плечу, и Норисса обнаружила, что сидит на кровати. Медвин заставил ее снова лечь. Его слова заботливо и мягко прозвучали в темноте:
      - Отдохни, мы поговорим об этом позже, - и пальцы волшебника нежно погладили ее по голове.
      Когда Норисса пробудилась, она не могла вспомнить, как заснула, однако она чувствовала себя сильнее, снова владеющей своими эмоциями.
      Медвин по-прежнему сидел на низеньком табурете возле ее постели. Когда он увидел, что Норисса окончательно проснулась, он похлопал ее по руке и поднялся.
      - Хорошо, что ты смогла отдохнуть. Я пришлю Сорин, чтобы она помогла тебе.
      Маг вышел, в следующую минуту Сорин со свечой в руке вошла в комнату Нориссы.
      - Старик сказал, что ты лучше себя чувствуешь. Хочешь поесть?
      Норисса уже сидела на кровати, нашаривая босыми ногами свои высокие ботинки. При свете свечи она без труда нашла их и натянула на ноги, с удовольствием отметив, что ее пальцы легко справились со шнуровкой. После непродолжительного раздумья она отрицательно покачала головой в ответ на вопрос Сорин. Она была голодна, но есть не хотелось. Она нуждалась в обществе.
      - Спасибо. Хочу просто посидеть с друзьями, - она подняла взгляд и была вознаграждена; тревога в глазах Сорин почти пропала. - Разделавшись с ботинками, Норисса встала. - Боср вернулся?
      - Нет еще. Но его ждут с часу на час.
      Норисса старалась не думать больше о предстоящем столкновении с властным стариком. Теперь она была уверена в том, что она должна сделать, и не собиралась обращать внимания ни на какие препятствия и попытки ее остановить. В молчании она вышла в гостиную впереди Сорин.
      Двери и ставни были закрыты и заперты на засовы, что означало наступление ночи. У огня Медвин и Кхелри были погружены в беседу. Когда Норисса вошла, Кхелри повернул к ней голову, и по его взгляду Норисса догадалась, что Медвин рассказал тому о принятом ею решении. В его взгляде была забота и беспокойство, но ни следа упрека.
      Неужели он настолько верит в меня, что примет все, что бы я ни сделала? А остальные? Норисса коротко и нервно вздохнула, пытаясь избавиться от внезапного стеснения в груди, и отвернулась. Такая верность и преданность означали для нее еще большую ответственность, и она снова подумала о том, что принесет этим людям немало страданий.
      Кхелри тем временем поднялся, освободив ей место на скамье у огня, но Норисса отказалась и села на табурет в углу. Облокотившись спиной о грубую деревянную стену, она закрыла глаза и позволила своему мозгу свободно блуждать, перескакивая с одной мысли на другую. Вскоре до ее слуха донеслось сухое шарканье маленьких ножек по утоптанному земляному полу, и Норисса ощутила возле себя чье-то прикосновение. Норисса приоткрыла глаза.
      Маленькая Грента стояла возле нее, задумчиво жуя кончик пряди своих рыжеватых волос и рассматривая ее своими топазовыми глазами. Норисса протянула руки, и девочка вскарабкалась к ней на колени.
      Прижав ребенка к себе, Норисса мимолетно подумала об остальных детях, которым не удастся сегодня принять участие в игре. Она скучала по толпе ребятишек, которые собирались по вечерам, чтобы глядеть представления, которые разыгрывала Норисса, или с трепетом наблюдать за чудесами. Норисса любила эти вечера так же сильно, как и ребятня, к тому же это была практика в создании иллюзий и контроле за магическими энергиями. Однако в этой маленькой деревушке было всего несколько ребятишек, и никому из них не разрешалось выходить из дому после наступления темноты. Так что сегодня ей придется представлять только для одной Гренты.
      Норисса отбросила ощущение одиночества, которое начало все глубже и глубже проникать в ее сердце, отбросила прочь все свои заботы и проблемы. Следующие несколько десятков минут они с Грентой проведут в поисках удовольствия.
      Снова прижав к себе девочку, Норисса прошептала ей на ухо:
      - Ну как, нашла ты сегодня магический предмет?
      Грента улыбнулась в ответ, поудобнее устраиваясь на коленях у Нориссы, и запустила руку в карман юбки. Кивнув Нориссе, она с большой важностью вложила в ладонь Нориссы какой-то предмет. Вместе они принялись рассматривать маленький серый камешек.
      - Что за магия в нем спрятана? - спросила Норисса. Девочка неуклюже пожала плечами, не отводя взгляда от камня.
      - Ну хорошо, - начала Норисса. - Если ты не знаешь...
      Она замолчала в притворном изумлении. Камешек принялся мерцать бледным, серо-голубым светом. Постепенно свет становился ярче, и камешек вздрогнул. Он стал быстро увеличиваться в размерах до тех пор, пока не перестал умещаться в ладони Нориссы. Раздался громкий треск, и камень развалился напополам. В потолок ударили голубые стрелы, а камень превратился в пепел. Сверкающая колонна света уперлась в потолок и рассыпалась тысячью блесток. Серые, голубые, черные, белые, они сыпались и сыпались сверху, пока не покрыли весь пол в комнате. Норисса почувствовала, как Грента вздрогнула от восхищения и испуга, когда над самой ее головой сверкнула крошечная молния и из тучи, которая повисла над потолком, отозвался ворчливый далекий гром. Затем туча разделилась пополам и вниз хлынул дождь из звезд.
      Серебряные, красно-золотые, зеленые - тысяча цветов брызнули сверху тысячью маленьких крупинок. Они барабанили по крышке стола, отскакивали от полок и кастрюль и сверкающими уборами ложились на головы и плечи тех, кто сидел внизу.
      Грента спрыгнула с колен Нориссы, чтобы поскакать среди мерцающих на полу сугробов волшебного снега. Набрав в ладони полные пригоршни алмазного блеска, она подбрасывала его высоко в воздух, словно затем, чтобы вернуть его обратно в тучу. Родители вторили ей громким смехом, наблюдая за танцем девочки, а Медвин терпеливо дожидался момента, когда представление закончится. Норисса тоже была захвачена восхищением, охватившим ребенка, и даже на несколько минут начисто позабыла обо всем, что ожидало ее за стенами их маленькой хижины.
      Грента вертелась и кружилась, пробираясь сквозь барханы радушных блесток, но в конце концов голова у нее закружилась, и она внезапно шлепнулась на землю. В задумчивой тишине она наблюдала за тем, как жемчужно-серая туча прекратила волшебный дождь и стала медленно таять под потолком, упавшие из нее звезды погасли.
      Медвин и Кхелри немедленно вернулись к своему прерванному разговору, а Сорин пододвинула поближе свечу и взялась за корзину с рукоделием. Однако Норисса, ловя на себе хитрые взгляды и таинственные улыбки Гренты, понимала, что игра еще не закончена.
      Она задорно улыбнулась девочке, и та приблизилась, встав возле колена Нориссы. В руке она сжимала еще одно сокровище. Норисса протянула руку, и в ней тут же оказался небольшой сучок не более чем в полпальца длиной. Норисса критически осмотрела сокровище со всех сторон, взвесила сучок между пальцами руки и покачала головой.
      - Я не чувствую в нем никакой магии.
      Повернувшись к стене, она воткнула деревяшку в дырку от выпавшего сучка.
      Грента разочарованно опустила голову и стояла молча, изредка посматривая на Нориссу из-под спутавшихся кудряшек. Внезапно она заулыбалась и показала за спину Нориссы. Норисса повернулась назад, стараясь скрыть улыбку, так как ей-то, конечно, было известно, что она увидит.
      В том месте, куда она засунула деревянный обрубок, прямо из стены торчал мощный сук толщиной с ее предплечье. По всей его длине набухали и лопались зеленые почки, выбрасывая во все стороны длинные и гибкие усики. Усики эти кудрявились и шевелились в воздухе в поисках опоры. Коснувшись пола или стены, они закреплялись и тут же прорастали, выбрасывая новые побеги и стрелки во всех направлениях. Несколько гибких ветвей пали на земляной пол и обернулись вокруг лодыжек Гренты. Та вскрикнула и стремительно укрылась в безопасном месте на коленях Нориссы. Через несколько минут они уже сидели в беседке из свисающих ветвей и молодых побегов.
      А на ветках уже появлялись бутоны. Они разбухали и раскрывались, превращаясь в цветы, заполняя комнату сладким ароматом и пестрой мешаниной ярких красок. Цветы распускались и тут же опадали, оставляя после себя опьяняющую смесь разных запахов. После цветов завязались и стали расти фрукты.
      Фрукты были всех сортов и размеров. На ветвях повисли маленькие красные ягодки лирсы, твердые зеленые джерджеловые орехи, даже толстокожие полосатые дыни корба, длинные и желтые, раскачивались прямо перед глазами.
      Беседка была опоясана гирляндами таких соблазнительных плодов, что Грента не выдержала и, сорвав ягоду грелт, проворно сунула ее в рот. Разочарование, появившееся на ее лице, заставило Нориссу почувствовать себя виноватой. Норисса крепко прижала девочку и, поцеловав ее в голову, прошептала:
      - Не забывай, Грента, что моя магия не может создавать реальные вещи. Все это - только сны и желания.
      - Сны и желания, сны и желания! Мы не настоящие! - эти слова эхом отдались в ушах Нориссы, и она повернулась вслед за Грентой, чтобы увидеть крошечное личико, уставившееся на них из переплетения виноградных лоз. Длинный и крючковатый нос существа смешно торчал вперед и был по меньшей мере вдвое длиннее чем надо. Блестящие черные глазки его часто мигали, а раздвоенная бородка шевелилась в такт похожему на кашель смеху.
      Довольная Норисса украдкой посмотрела на Медвина, гадая, что заставило его присоединиться к их забаве, однако Медвин, казалось, был целиком поглощен своим разговором с Кхелри. Норисса снова перевела взгляд на маленького человечка. Конечно же, это была магия Медвина, поскольку она точно знала, что она здесь ни при чем.
      - Хи! Хи! Просто сны! - крошечный человечек выкарабкался из листвы и полез вниз по ближайшей ветке. Опустившись на высоту не больше пяди над полом, он оттолкнулся и прыгнул. В полете он перевернулся и, приземлившись на ноги, крутнулся вокруг своей оси и упал на одно колено. Не переставая, он напевал какой-то мотивчик, в котором не было очевидного смысла, но который на удивление сильно приковывал к себе внимание.
      Грента одобрительно захлопала в ладоши. Маленький эльф упивался ее благосклонным вниманием, склонив головку на бок и прикрыв от удовольствия глаза. Затем он вскочил на ноги, прижал к груди игрушечные ручки и с обожанием посмотрел на Гренту.
      - О милое дитя! О прекрасное дитя! Если бы я мог забрать с собой и тебя, чтобы научить тебя радостям власти и могущества! Увы, я пришел не за тобой и должен исполнить свой долг!
      Слова его заставили Нориссу внутренне похолодеть. Крепко прижав к себе девочку, она в недоумении посмотрела на Медвина. Вряд ли он вложил бы в уста этого странного существа такие слова. Медвин столь же озадаченно воззрился на нее. Тем временем эльф снова заговорил, и трель его голоса приковала к себе все внимание Нориссы. Слова, которые он произносил, пугали ее, но интонации его речи странным образом успокаивали Нориссу, ибо в них чувствовался ритм той мелодии, которую он напевал прежде. Слова эти окутывали Нориссу облаком апатии и безразличия, притупляя восприятие окружающего.
      - Я - мечта, желания, сон. Я из тени сотворен. Я - ничто, я - дым, туман. Тронь меня - а там обман. Хоть и тела я лишен, но для дела сотворен. Я пришел сюда недаром - вот хозяину подарок... - он медленно приближался. Вытянув руки приглашающим жестом, существо манило к себе Нориссу: - Иди сюда, прелестная девушка, вот дверь в мир моего хозяина!
      Норисса почувствовала, что наклоняется, чтобы встретиться взглядом с существом. Его глаза расширились и манили ее в свои непрозрачные глубины. Бесстыдная улыбка сияла, как вызов, на который она не смела не ответить. Окружающий мир сузился и превратился в багровый шар, стенами которого стали песня и языки пламени. Норисса не видела ничего, сосредоточившись только на сверкающих глазах эльфа. Заклятье проникало в ее разум и связывало мысли прочными серебряными нитями, до тех пор пока скованный ими мозг не оцепенел совершенно. Тело Нориссы начало непроизвольно вздрагивать в такт мелодии. Это была власть, которая разбудила глубоко внутри Нориссы ответный резонанс.
      Словно откуда-то издалека послышались предупреждающие возгласы Медвина, но они были слабы и бессвязны. Словно капли дождя от стеклянной скорлупы, отскакивали они от тонкой хрустальной сферы, которую воздвигла вокруг Нориссы песнь эльфа. Улыбка его поддразнивала и манила за собой, призывно изгибались маленькие руки.
      Тихий, странно знакомый голос (только вот чей?) вплелся в крики Медвина:
      - Вернись! Не ходи!
      Может быть, это ее собственный голос? Какая-то часть существа Нориссы начала бороться с высокими серебряными нотами, но для этого требовалось слишком большое усилие. Норисса попыталась определить, хватит ли у нее сил сопротивляться чувственной ласке магии, которая брала ее в плен, и поняла, что ей вовсе не хочется сопротивляться. Она ощутила, что уплывает куда-то, соскальзывая в ленивой истоме в самую середину огненного шара.
      Острая боль пронзала все ее тело. Серебряные нити мелодии вдруг стали жесткими и, разлетевшись вдребезги, выбросили ее обратно в ее собственный мир, обратно к удушливой панике и детским крикам, исполненным ужаса. Норисса упала на колени.
      Крики Гренты вернули ее назад. Всеми позабытая Грента мертвой хваткой держала Нориссу за шею, не обращая внимания на заклятья странного существа. Ее вопли раздавались прямо над ухом Нориссы. Языки пламени вокруг них плясали и подпрыгивали, доставая до потолка, и растекались по сторонам, грозя охватить всю комнату, однако сухая солома на крыше не загорелась, так как пламя не давало никакого тепла, а только громко и бессильно потрескивало.