У меня связаны передние лапы, задние ноги свободны и находятся на бегущей дорожке, вынужденные бежать, направляясь в никуда внутри этой стеклянной клетки. Мой язык свесился, мое тело ослабло. Люди еще и нагревают клетку, в которой я нахожусь, так что кажется, будто я бегу под палящим солнцем, без перерыва, направляясь в никуда.
      На этой бегущей дорожке я нахожусь уже целую неделю, и все еще бегу, дальше и дальше, тяжелая слюна капает у меня изо рта, смешанная с горькой желчью. Люди стоят и наблюдают за тем, как я бегу. Я пойман, связан, посажен в перегретую клетку, умираю от жажды, мое тело пропитано потом, а все мои внутренности наполнены болью. Жара как в пустыне, а я все бегу и бегу…
      …бежать… бежать… бежать… бежать… пока вращается дорожка, пока щелкает счетчик. Яркие горячие спирали окружают меня со всех сторон, жарят меня, превращают мою клетку в раскаленную печь.
      Бежать. Язык вываливается наружу, сухой и потрескавшийся. Бежать. Ноги горят, кожа покрывается волдырями, и я рыгаю желчью, заливающей мои кишки.
      Бежать… бежать… бежать… бежать… бежать. Бежать, собаки, бежать. Бежать днем… бежать ночью… бежать через жару бесконечной пустыни… жару без воды… бежать по бесконечному колесу… мои глаза пылают, мой язык распух, моя глотка покрыта ожогами.
      Бежать, собаки, бежать! Освободите себя! Выбегайте прямо к солнцу. Мы встречаемся на окраине города. Видишь, как мы бегаем там кругами. Присоединяйся к нам! Сюда, собаки, сюда!

      – Ах ты, мерзкая собака! Отправляйся в тот самый переулок, из которого появилась, и прекрати срамить добропорядочных граждан этой лаборатории своим извращенным взглядом на жизнь!
      Думаю, что мне наконец-то удалось достучаться до ученого-профессора. Этим утром он поднял температуру в собачьей клетке. Кожа собаки покрылась трещинами, а на губах появилась пена. Скоро ей будет конец. Но наш проф имеет в запасе еще двадцать пять собак, ожидающих своей очереди к бегущей дорожке. А ведь каждая из них тоже потенциальный революционер! - Так что же вы, собаки, жалуетесь на жизнь! Вы каждое утро получаете свою эрзац-похлебку, разве не так? Что может быть приятнее этого?
      А они лишь продолжали смотреть на своего лидера, следя за тем моментом, когда он упадет, болтая в разные стороны ногами, как только бегущая дорожка под ним изменит движение. Может быть вы уже видите, как от него отделяются облака определенных форм? Его революционная программа волнами расходится по нашей лаборатории, просачиваясь в каждую клетку. Вы увидите ее там, только посмотрите внимательно: собаки наводнили воздух, полностью захватив интуитивный диапазон. Они уже управляют центральной станцией. Излучение, разносящее их передачи, находит теперь свой путь до мозга и сердца каждого животного, имевшего глупость настроиться на эту волну. Самые важные функции, относящиеся к области интуиции, посредством которой передаются самые древние секреты нашей расы, находятся теперь в руках банды революционизированных дураков.
      – Я умоляю вас, приятели-крысы и приятели животные, где бы вы ни находились, переключитесь на другой канал! Сегодня мы показываем фильм о механических повреждениях собачьих зубов. Это очень информативный фильм, в нем вы увидите, как сломать зубы гончей и создать самые удивительные изъяны, связанные с недоразвитостью. Все это будет иметь своим результатом замедление роста остальных зубов у собаки, и я должен заметить, что это очень замечательная вещь! Собаки имеют слишком много зубов. Они злые, порочные и опасные существа, и они…
      Это так трудно, привлечь их интерес. Программа работы над собаками включает очень тонкую двусмысленность. Она рассчитана на слабости моих приятелей-крыс. Они не понимают, что мы друзья человека и находимся здесь для того, чтобы самоотверженно служить человечеству всем, чем только возможно. Потому что только в человеке можно найти искры божества. А весь остальной живой мир находится в темноте, не имея никакого понятия о душе.
      – Вы все, приятели-крысы, всего лишь базовые модели! Вы не понимаете, что это означает? Базовая модель не имеет чувств, не имеет души. Человек способен делать с нами все, что угодно, в том числе морить голодом и отрубать хвосты, потому что таков закон! Разве вы не читали Фому Аквинского? Животные не имеют души!
      Я даже начинаю хрипеть в своих попытках донести правду через пространство лаборатории до клетки, где проводятся специальные эксперименты по радиации. Все крысы, находящиеся там, имеют утолщенные к низу лапы, на которых отсутствуют пальцы, и оттого кажется, что они прислушиваются к моим доводам. Но нет, они сидят там, уставившись в пространство, завороженные этой собачьей передачей.
      – Пятипроцентный формалин, вот это запах! Поверьте мне, приятели-крысы, в воздухе не может быть никакого таинственного запаха. Взгляните сюда: собака уже свалилась на бегущую дорожку, ее ноги безжизненно болтаются. Она мертва! Взгляните на ее закатившиеся глаза и истощенное тело. Она мертва! И смерть - это единственная свобода!
      Ученый-профессор и его столь же ученые ассистенты открыли дверь собачьей клетки и вытащили оттуда худое и обезвоженное тело, но эти адские послания продолжали распространяться!
      – Заткните свои уши, крысы. Не слушайте этого!
      Тем временем ученый-профессор запустил внутрь клетки новую собаку и привязал к стойке ее передние лапы. Вновь был включен привод, заработала бегущая дорожка, и начались смертельные мученья очередной жертвы! Проф, прошу тебя, убери отсюда всех этих собак!
      Но он не слышит меня. Проф, ты играешь в свои ворота! Не допускай, чтобы она бегала на виду у всех остальных животных. Потому что революционные пары уже расходятся от нее во все стороны. Разве ты не видишь этого!
      Но нет, ученый-профессор не видит тех мощных видений, которые текут рекой из этой проклятой собаки. Но мы можем их видеть! Мы видим, как собаки всех мастей покидают свои дома, покидают свои посты и убегают. Когда картина, передаваемая по интуитивному каналу, становится ярче, мы видим, как они со всех сторон бегут на открытый воздух. Собака в клетке вызывает в нашем воображении картины, заполненные деревьями, грязными дорогами и искрящимися ручьями. Огромная энергия бушует в нашей лаборатории, и постепенно все клетки, все операционные столы, все удивительные механизмы отступают на второй план, изгнанные изображением леса.
      – Не смотрите туда, не смотрите туда, парни! Лучше сосредоточьтесь на Шоковом Ящике-Дискриминаторе. Полюбуйтесь на находящихся в нем своих приятелей-крыс, которые подпрыгивают в воздух после каждого соприкосновения с электрической сеткой. Они медленно и методично доводятся там до сумасшествия, и вскоре каждый из них получит диплом доктора-безумца. Ну разве это можно назвать бесполезной работой? Хронически расстроенное поведение интересует нас просто потому, что мы крысы. Мы должны заслужить свои неврозы. Переходите сюда и присоединитесь к тем крысам, которые испытывают мученья от звонков-Нарушителей Побудительных Причин. Вы знаете, сколь чувствительны наши уши, и что они - совершенный инструмент, который может послужить человечеству. Я хочу, чтобы вы внимательно понаблюдали вот за этим, а не за передачами этого отвратительного пса, понаблюдали за тем, как используются способности ваших приятелей-крыс. Звонок раздается всякий раз рядом с головой крысы, как только ее клетка начинает колебаться в воздухе с размахом на угол в 180 градусов. Этого достаточно, чтобы вызвать у любого индивидуума весьма странные ощущения, не так ли? Раскачиваясь в разные стороны, и слыша вокруг себя звонки, вы начинаете испытывать напряжение и страх. Взгляните, взгляните, взгляните на то, как звонок то приближается, то вновь начинает удаляться, а вот сейчас вновь приближается, пугая и вновь удаляясь. Сейчас, сейчас! Вот крыса уже находится на грани апоплексического удара, она начинает бегать по клетке, ударяясь об ее стенки. Взгляните, как она переворачивается на бок и болтает в воздухе лапами. Все ее тело дрожит, а голова судорожно дергается. Это один из кандидатов на получение диплома доктора-безумца! Поздравляю тебя, мой мальчик! Чуть позже мы закатим в твою честь банкет с прессованным печеньем!
      Так, так, очень хорошо. Здесь мы имеем явное улучшение ситуации: ученый-профессор достает зажигалку. Я уж и не надеялся, что мы вновь вернемся к этому эксперименту, но, разумеется, нам необходимо повторить его, чтобы подтвердить действительность наших открытий.
      Один из ученых ассистентов выбирает для эксперимента лопоухого кокер-спаниеля. Второй ассистент связывает собаке лапы. Отличная, очень четкая работа. Доктор Рэт поистине и гордится, и восхищается этими молодыми людьми.
      Теперь эта прелестная собачка надежно связана, и я гарантирую, что она не будет сильно досаждать вам своими революционными передачами.
      Ученый-профессор щелкает зажигалкой, сейчас она уже горит, и ему только остается отрегулировать ее так, чтобы она выбрасывала тонкий и длинный язык пламени.
      Собачка смотрит то на пламя, то на профессора. О, тебе понравится эта штука, собачка!
      Ученый профессор подносит зажигалку так, чтобы пламя попадало прямо в собачью ноздрю, и выбрасывает туда длинный огненный язык. Прекрасно, очень точно направлено. Кокер вынужден вдохнуть пламя в себя. Теперь и ассистент приводит в действие свою зажигалку. И вот уже обе собачьих ноздри наполняются огнем, в то время как кокер беззвучно щелкает ртом, пытаясь завыть.
      Я с сожалением должен заметить, что этот эксперимент первоначально был поставлен не в нашем достаточно важном университете. Он был придуман в Гарварде. Хорошо, хорошо, Гарвард - одна из лучших школ, и я действительно не намерен проявлять ревность. Рука об руку с Гарвардом, мы продолжаем большой эксперимент Последствия Пожара. Он очень важный, очень информативный и очень полезный для нации.
      Вот так-то, собачка, вдохни в свои ноздри хорошую порцию пламени. Тебе это наверняка понравится.
      Это тот вид эксперимента, который не вызывает серьезных неприятностей. Собака находится в слишком большой панике, чтобы посылать в пространство хоть какие-то революционные призывы. Хотелось бы иметь возможность сказать то же самое по поводу нашего эксперимента Болевой Порог. Вообще-то, он идет не очень здорово, потому что требует постоянного замедленного темпа. А все, что связано с замедлением, дает собаке возможность сосредоточиться и производить революционные сигналы. Следует ли нам рассмотреть этот эксперимент более детально? Один из наших ассистентов уже потратил на его проведение больше часа. При этом он пользуется молотком, покрытым сыромятной кожей. Проследим за экспериментом поближе: ассистент поднимает молоток и наносит им удар с плеча прямо по собачьей ноге. Другой ассистент ведет счет произведенных ударов. Их число пока составляет 573. Собака должна получить ровно тысячу ударов по ноге. Именно такое число было установлено Университетом штата Колумбия, как необходимое для фиксации шока. Эту информацию мы получили благодаря ученым-профессорам из Колумбии.

      Мы задираем вверх головы и воем, а дикие собаки ведут нас вперед. Мы вновь бежим через лес, окруженные со всех сторон свежестью и росой. Переплетение множества запахов просто восхитительно. И как я мог променять вот это на жизнь в плену, на жизнь, полную унижений? Я продал свою душу за комфорт, за безопасность, за цепь. Но есть другие, в меньшей степени стремящиеся к этому, чем я.
      – Но это глупо. Наши хозяева ищут нас.
      – Освободись от этих иллюзий, - закричала дикая собака, которая, подобно световому лучу, пронеслась мимо нас дальше, вперед.
      Мы выскочили из леса на грязную дорогу и помчались прямо по ней, сквозь теплый летний воздух. Это была узкая извилистая дорога, пролегавшая через сельские поля. Впереди нас в воздухе запахло человеком. Но мы рвались вперед, не боясь ничего. Теперь нас было много, и мы бежали через холм, не выпуская из вида человека внизу. Он погонял идущую по дороге лошадь, которая тащила свалившееся дерево.
      Человек, услышав наш вой, повернулся к нам. Но, увидев бесконечный поток зубов и хвостов, развернулся и побежал в лес. Рабочая лошадь, вместе с деревом, попыталась следовать за ним, но дерево цеплялось сучками за молодой подлесок и мешало ей двигаться. Мы видели ее напряженные мышцы и испуганные глаза.
      – Идем с нами! - закричали мы. - Разве ты не можешь чувствовать, чем пахнет в воздухе?
      Лошадь же все пыталась последовать за своим хозяином. Если этот чудесный запах и доходил до нее, она не показывала этого. Она чувствовала себя безопасно в своей упряжке, она забыла свое естество, свою природу. Поняв, что она потеряна для нас, мы побежали мимо нее вверх по дороге, погружая лапы в теплую пыль и стараясь не терять этот чудесный, удивительный запах, щекотавший наши носы.

      – Чистое раздражение, приятели-крысы, вот что такое все эти разговоры о свободе, одна лишь зеленая желчь. Это результат инфекции, занесенной в собачью печень, вот и все.
      Тем временем дела в лаборатории шли все хуже и хуже. Многочисленные отряды моих приятелей-крыс покидали корабль науки. Они набрасывались на ассистентов, кусали их, и ученый-профессор начал проводить массовые прививки против паразитов типа трематодов, из семейства эхиннококовых. Но именно семейство собачьих наносит вред нашим кишкам, профессор, а уж никак не трематоды. Я предпочел бы иметь в своем кишечнике этих микроскопических червей, нежели этих взрывоопасных собак в моих барабанных перепонках, с их слюнявыми сказками о свободе. Ну пожалуйста, профессор, убери их отсюда!
      Они смешали свои сигналы с сигналами, поступающими от университета в Крейтоне. Вспомните крейтонский эксперимент "Голодание". Группу собак морили голодом 65 дней. К сожалению, должен заметить, что сообщение наиболее важной информации о результатах этого эксперимента распространяется с задержкой, поскольку наши ученые коллеги из Крейтона предпочитают скрывать свои работы из-за опасений, что кто-нибудь украдет и присвоит себе большую их часть. В своей секретности они дошли до того, что разные группы молодых ученых в том же Крейтоне спустя три года повторили все тот же эксперимент.
      Именно повторение этого эксперимента по голоданию и послужило причиной тому, что их университетский городок и стал источником этих весьма конкретных сигналов. Всякий, настроившийся на интуитивный диапазон, мог наблюдать, как они распространяются за пределы крейтоновской лаборатории. Эти сигналы, несущие изображение, походили на слабые исчезающие изображения фотографий истощенных собак, с торчащими ребрами и впавшими глазами. Вот так, весьма ценная фотография, которая должна была стать частью документации, подтверждающей научный результат, вместо этого оказалась в руках бунтовщиков. Они использовали ее как заставку в передачах своего канала. И любое животное, которое начинало поиск передач в интуитивном диапазоне около трех часов утра, не находило на экране ничего, кроме изображения вот этой самой фотографии, сопровождаемой низким протяжным воем. Именно такое, революционное, использование вырезок из наших бесценных научных фильмов, я нахожу столь отвратительным и мерзким. А ведь молодые профессора из Крейтона работали долго и старательно, моря голодом этих собак.
      А вы, бунтовщики, украли наши научные достижения! Вы украли даже кости! Но так просто вы не отвертитесь, обещаю вам это. Вам всем придется подышать огнем, дорогие мятежники. Гарвард всех убедит в этом.
      И замечательные профессора из Колумбии выбьют из вас остатки дерьма, при первой же возможности!
      Как удобно, что эти уроки возмездия и наказаний могут стать частью дальнейших научных программ. В то время как этих бунтовщиков будут жечь и бить за их революционную активность, наши молодые студенты смогут делать тщательные заметки и моментальные фотоснимки для научных ежегодников. В конце концов, все должно встать на свои места, если мы сумеем сейчас раздавить этих бунтовщиков!
      Но к несчастью, сеть восставших увеличивается. И если вы оторвете свои глаза от этого стола, то поймете, что я имею в виду.
      Нет, нет, я не имею в виду эту очаровательную молодую светловолосую ассистентку. Да, возможно, она все-таки поимела вполне удовлетворивший ее акт совокупления, но я предполагал обратить ваше внимание на яйцо, которое она держит в руке.
      Это всего лишь обычное оплодотворенное яйцо, и наша очаровательная блондинка собирается всего лишь провести некоторые исследования по развитию эмбриона. Но, в этот период волнений и огненных бурь, все низшие формы жизни подвергаются интенсивному облучению сигналами экстрасенсорного телевизионного вещания.
      Вы понимаете, что я имею в виду? Это яйцо излучает волны!

      Мы живем в окружении бесконечного дня. И от этого у нас развивается привычка много лежать. Мы живем на полу из сплетенных в сетку проводов, так что наши испражнения свободно падают вниз на постоянно движущийся транспортер. Наши клювы подрезаны. На самом деле мы конченные существа. Нас называют яйценосными машинами.
      Да, мы действительно самые лучшие яйценосные машины в мире. Нас сидит здесь 27 тысяч, и единственная наша задача - снести яйцо, которое тут же скатывается в сторону от нас по небольшому уклону.
      Я вспоминаю, как замечательно было вылупиться из скорлупы и войти в это яркое утро жизни.
      Но я так и не увидела другого рассвета. Всю нашу жизнь нас постоянно окружает полдень. Мое появление на свет было печальной ошибкой. И тем не менее, яйца, как обычно, продолжают образовываться во мне. Я не могу остановить этот процесс. Я чувствую, как яйцо растет и, несмотря на всю горечь, слабые волны нежности наполняют меня. Как бы мне хотелось суметь остановить рост этого яйца, чтобы вновь не испытывать этих ощущений. Но я не могу остановить это. Я яйценосная машина, самая лучшая яйценосная машина в мире.
      – Не нужно быть такой мрачной, сестра. Лучшие времена еще придут.
      Это говорит безумная самка в соседней со мной клетке, ставшая жертвой общего заблуждения, бытующего здесь, на яйцефабрике.
      – Нет, лучшие времена для нас уже никогда не наступят, сестрица, - отвечаю я. - Времена будут только хуже.
      – Нет, все-таки ты ошибаешься, моя дорогая. Я совершенно случайно узнала. Очень скоро нас выпустят в прекрасный двор.
      Я даже не пытаюсь возразить ей. Она буквально в восторге от своих иллюзий. А поскольку наш конец будет все тот же самый, какое имеет значение, как мы проводим здесь свои дни? Пусть она мечтает о своем чудном дворе. Пусть до бесконечности взращивает эту свою мечту, пусть пока воображает, что сетчатый пол под ее лапами превратится в теплую сухую землю. Нам не так уж и долго остается ждать своего конца. Наша жизнь длится лишь 14 месяцев, в течение которых мы регулярно несем яйца, а потом с нами кончают.
      Яйценосная машина!
      Вот и в этом отсеке раздалось хлопание крыльев и громкое кудахтание. Клетки были открыты, и одну за одной нас хватают грубые руки.
      – Вот видишь, сестра. Ведь я говорила тебе, что лучшие времена придут. Теперь мы попадем в наш чудный двор.
      – Да, сестричка. Теперь, наконец-то попадем.
      И вот мы уже висим вниз головой, со связанными проволокой лапами.
      – Видишь, сестра. Это как раз то, о чем я говорила тебе, наши лучшие времена наконец-то пришли.
      Все так же, вниз головой, мы подвешены к медленно движущемуся транспортеру, и теперь попадаем в темный туннель. Проволока впивается в мое тело. Раскачиваясь, мы движемся сквозь темноту. Заливистые крики впереди нас подтверждают, что лучшие времена уже пришли.
      – А вот и наше вознаграждение, сестра, наконец-то мы его дождались, - выкрикивает наша сумасшедшая подруга. - Мы были очень послушными и нанесли много яиц, а теперь получаем награду.
      Крик каждой курицы обрывается так, что ее голос превращается в булькание жидкости. А затем раздается звук падающих капель: кап, кап, кап.
      – Ах, сейчас я смогу увидеть его, сестра, этот чудный двор, о котором я говорила, весь покрытый красными цветами и…
      Дробящий молот опускается на ее шею.

      – Уверяю вас, приятели-крысы, все, о чем они говорят, это сплошное куриное дерьмо.
      Но посмотрите, как возбуждена колония. Оскаленные зубы, судорожно дергающиеся хвосты, горящие глаза - вся лаборатория бунтует. Я просмотрел архивы и нигде не смог найти ничего похожего на это, и мне пришлось перерыть их все, вплоть до ранних работ доктора Клода Бернара, проводимых в Париже в 1876 году. Ведь вы помните бессмертные слова доктора Бернара, обращенные к его студентам: "Зачем думать, когда вы можете провести опыт?"
      Я скромно признаюсь, что получил награду в честь Клода Бернара за эксперименты над животными, в тот самый год, когда я сошел с ума, так что я знаком с самыми разными ситуациями в лаборатории, но ничего подобного сегодняшнему бунту не встречал ни в каких лабораторных записях.
      Ах, старые добрые времена, когда все наши конфликты были экспериментально исследованы.
      А теперь, какая-то кучка знатоков закона из той клетки, где исследуется протеиновая недостаточность, присоединилась к компании подстрекателей в попытке убедить этих маленьких крысенышей, что у них есть определенные права.
      – Не слушайте этих задниц-альбиносов, мои маленькие крысята. А лучше послушайте, что вам скажет ваш настоящий друг, добрый доктор Рэт, и узнайте кое-что реальное о наших внутренностях. (Смотри мою статью "Удаление желудка у крысы", "Анатомический сборник", 1967.) Я не научу вас плохому, вы хорошо знаете это. Давайте лучше исполним небольшой танец, который называется "Новое вскрытие"! Итак, крысята, начали, танцуем вместе с доктором Рэт и поем:
 
Что за новая аутопсия?
Почему все так дрожат!
Это вскрытие покойника,
Но на новый лад!
Это очень быстро:
Раз, печень режут чисто,
Два, из-под острого ножа
Отскочила голова.
Вот так, раз-два,
Все мы учимся, дрожа!
 
      – Замолчи, доктор Рэт. Мы слушаем собаку.
      – Эта собака полна дерьма, друзья мои. Посмотрите, какой вид имеют ее фекалии, взгляните на ее вздутые бока и живот. Это явный враг государства!
      Я осторожно крадусь подальше от них, чувствуя усталость и истощение. Участие в танцах - это не моя специальность, но должен же я что-то сделать, чтобы спасти мою любимую лабораторию. Ах, где те добрые времена, когда мы все, как обычно, садились вокруг стенда для полостных проколов и, полные гармонии, пели об удалении наших лобных долей мозга. Это были милые сердцу прекрасные времена. Мне страшно недостает их. И сейчас я чувствую себя таким отчужденным.
      "…когда скручиваешь цыпленку шею, следует поступать так: держите птицу за голову, стараясь размещать пальцы непосредственно позади черепа. Затем с силой опускайте правую руку вниз. При этом шея удлиняется. В тот же самый момент, поверните голову птицы назад, загибая ее вокруг шеи. Это приводит к вывиху шеи…"
      – Эй, замолчи, болван! Какое мне, ученому доктору-безумцу, дело до того, как будет скручена голова цыпленка?
      Я должен написать более важные статьи. Я должен поднять контрнаступление против этих собак и этих полудурков. Только у меня уже нет былой прыти. Один из моих самых любимых экспериментов, проводимых прямо сейчас, - опыт с использованием 500-фунтового пресса-зажима. Но и он, как обычно, не мог быть использован мною, потому что бунтовщики обязательно воспользовались бы этим в целях своей пропаганды.
      А что могло бы быть более безобидным, чем этот пресс? Подойдите сюда, встаньте прямо сзади меня, и вы увидите все сами. Вы видите большую собаку, глупого долматинского дога, верно? Рядом с ним находится наш ассистент.
      Ассистент очень деликатно подходит к данному эксперименту. В один прекрасный день его открытия будут опубликованы в малоизвестном научном журнале и принесут ему степень. Но это не будет означать окончание его смелой работы. Ей вообще не будет конца. Со временем она станет частью целой сложной темы. И он сможет ходить по коридорам с гордо поднятой головой. И получит прибавку к жалованью. Почему?
      Да потому, что в данный момент он закручивает винтовой зажим, прикрепленный к ноге этой собаки. При этом рост давления прямо пропорционален желаемому увеличению жалованья. Чем выше приложенное к ноге давление, тем выше будет жалованье молодого человека. Сейчас измерительный прибор показывает давление, равное 250 фунтам.
      Ты можешь, мой молодой приятель, попытаться получить гораздо лучший, чем этот, результат, и если хочешь, то можешь получить на это благословение декана факультета. Твои предшественники в этом отделе в прошлом году получали давление до 500 фунтов. Тогда вперед, давай, увеличивай! Заставь эту собаку на самом деле запрыгать. Раздави ее кости до месива, и тебе уже обеспечена степень магистра гуманитарных наук.
      Логика этой программы неопровержима. Благодаря ей наш университет имеет множество всевозможных грантов. Это хорошо как с экономической точки зрения, так и с общечеловеческой. Раздавленная нога этой собаки будет служить нам путеводной нитью при изучении в будущем природы сходных явлений, которые будут в конце концов достигать высшей точки в период научного прорыва в области изучения костей.
      Результатом может быть также появление новых улучшенных видов пластика, или, возможно, новых сортов аспирина. Проекты жилищного строительства могут стать более совершенными, и, кроме того, будут улучшаться дезинфицирующие средства. Применение может быть просто неограниченным.
      Но противники могут легко воспользоваться этим удобным случаем!
      Негодяи.
      Они искажают все, выводя из пропорций. Этот опыт кажется им жестоким. Какая жестокость, если просто раздавят какую-то собаку?
      Собака - это всего лишь базовая модель. Удобный отросток эволюционного развития, специально созданный для лаборатории.

      – Мы собираемся завербовать собак еще вот из этой деревни, - сообщили нам бежавшие впереди лидеры.
      И поэтому мы ждали, оставаясь на этой грязной дороге. Впереди грязь кончалась и начиналась мощеная часть дороги, вдоль которой стояло несколько старых опустевших домов. Но дальше вниз, в самой долине, можно было разглядеть другие деревенские дома, около которых виднелись и люди, и собаки.