Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Доктор Рэт

ModernLib.Net / Котцвинкл Уильям / Доктор Рэт - Чтение (стр. 6)
Автор: Котцвинкл Уильям
Жанр:

 

 


      Пританцовывая, выстроившись цепочками, они движутся к экспериментальному музыкальному проигрывателю. Офицер-бунтовщик щелкает выключателем, обмотав его хвостом, а кое-кто из сопровождающих его уже роются в лабораторной музыкальной коллекции, извлекая оттуда диск.
      Они кладут диск на проигрыватель, опускают звукосниматель и настраивают громкость. Теперь я могу видеть и название пластинки. Это так называемые песни горбачей, или горбатых китов. Всего лишь набор бессмысленных звуков, сформированных в их ротовой полости. Да, звучат они громко, но чрезвычайно грубо. Киты очень полезны для парфюмерии, для пищи комнатных животных, иногда их используют для производства корсетов, но, пожалуйста, не впадайте в заблуждение и не принимайте их за разумных существ. Это всего лишь крупные базовые модели.
      Но мои приятели-крысы просто восхищены этими громкими, я бы сказал непристойными, напоминающими пуканье звуками, которые издают киты. Я уже начинаю видеть, сколь грубы и неотесаны эти революционеры. Дайте им любую недозрелую дурацкую идею, и они раздуют из нее слона.
      А диск между тем вращается… вращается и вращается… вращается и вращается… и гипнотический… неотразимый… будто из самых глубин записи поднимается интуитивный сигнал…
      Я вижу океан. Перед моим взором на горизонте появляется огромный корабль. Это что, боевая революционная колесница? Рассмотрим поближе…
      Минутку, мне знаком это корабль! Я читал о нем всего лишь неделю назад в Научном журнале. Да, да, разумеется, это - "Тритон II", корабль Мирового Института Океанографии. Это великолепное судно - часть Программы по изучению коммуникаций, которая пользуется большой поддержкой в научных кругах. Она осуществляется под руководством всемирно известного композитора, сэра Джеймса Джеффри.
      Но какое отношение имеет "Тритон II" к этой передаче, организованной мятежниками? Разве возможно, чтобы сэр Джеймс вступил в союз с этими революционерами? Пожалуйста, сэр Джеймс, скажите, что это не так!

***

      – Я Джонатан Доунинг, представляю "Би-би-си" и нахожусь сейчас на палубе "Тритона II". Наш капитан - Алан Блек, у которого за плечами почти сорокалетний опыт плавания в Атлантике, как на боевых кораблях, так и на китобойных. Здесь же, рядом со мной, на палубе находятся и другие члены нашей корреспондентской группы: звуко- и кинооператоры, и, разумеется, здесь же находится центральная фигура этого путешествия, сэр Джеймс Джеффри, дирижер лондонского фестивального оркестра, все шестьдесят участников которого в данный момент расположились вокруг нас, у самых поручней, устремив взгляд поверх волн в надежде заметить сигнал, фонтан воды, выбрасываемый китом. Сэр Джеймс, что вы надеетесь выяснить?
      – Кит-кашалот имеет мозг, почти в шесть раз превосходящий по размеру мозг человека. Но только малая часть этого мозга используется для осуществления жизненных процессов. Несомненно, что остальная часть занимается некоей формой мыслительного процесса, о котором только могло мечтать человечество.
      – Сэр Джеймс, можем ли мы знать наверняка, как именно кашалоты используют свой мозг?
      – Разумеется, мы не знаем ничего определенного. Но вычисления, произведенные на компьютере, показали, что мозг такого размера, а иными словами, компьютер с такими возможностями, если хотите, не будет сидеть без дела. Природный дар никогда не бывает бесполезным. Это восхитительные созданья, чьи способности к восприятию вероятно раз в шесть превосходит наши собственные. Мы изучили записи их звуков, и, надо заметить, что они выражают такие эмоции, которые лежат вне пределов нашего понимания, это действительно так, но тем не менее, глубоко трогают и возбуждают.
      – И что же это за эмоции, сэр Джеймс?
      – Их музыка глубоко печальна, как будто она отражает бегство от вселенной или затухание звезды.
      – Потому что на них постоянно охотятся, вы это имеете в виду?
      – Охотятся? Мой дорогой друг, их преследовали так, что довели до грани вымирания. Они оплакивают исчезновение их вида, точно так же, как это будем делать мы, когда и на самом деле преуспеем в разрушении планеты и сделаем ее невозможной для жизни. Да, на них охотились, и превратили их дом в огромную свалку.
      – Ах, сэр Джеймс, а какие еще достоинства вы нашли в их музыке?
      – Ощущение величия, созерцать которое лишь какой-то миг удавалось некоторым людям, и то весьма редко. Эти созданья самые великие музыканты на земле. Они талантливы, мудры и исключительно миролюбивы.
      – Сэр Джеймс, а есть ли на земле какая-то другая музыка, которая может сравниться с музыкой китов?
      – Музыканты в Тибете когда-то использовали гигантские трубы, типа рогов или горнов, некоторые из которых доходили в длину до пятидесяти футов, в которые они трубили на перевалах Гималаев. Этим они пытались сделать шаг к совершенству. Почти все они были, как вы знаете, уничтожены войной, и сейчас лишь единицы из живущих там людей могут воспроизвести подобную музыку. Люди забыли то, чего не забывают киты, имеющие столь большой мозг.
      – И что же из этого следует, сэр Джеймс?
      – Что цель нашей жизни состоит в том, чтобы воспевать величие космоса.

***

      Что за куча грязной болтовни! Это все, чего можно было ожидать от мятежного судна. Но в то время, пока стража мятежников аплодирует этому консерватору-англичанину, я осторожно ползу вдоль стенки термостата. В захлестнувшем их революционном пылу они забыли про доброго доктора Рэт, и им придется пожалеть об этом, ха, ха!
      – Стой, кто шляется здесь!
      Передо мной появился патруль повстанцев!
      – Прошу прощенья, я вышел всего лишь дыхнуть свежего воздуха… да, да, такая чудесная ночь, не правда ли…
      – Стой где стоишь!
      Я немедленно прыгаю на движущуюся ленту туалетной бумаги. Она без конца разматывается, проходя под всеми клетками, собирая испражнения, и вот теперь уносит меня далеко от патруля бунтовщиков. Эй вы, жидкое дерьмо, мошенники-грызуны, старый док Рэт едет верхом на рулоне! Взгляните на них, снующих взад и вперед прямо подо мной, пытающихся взобраться сюда, наверх. И как только им это удается, я прыгаю, чтобы в очередной раз скрыться в темноте.
      Сюда же устремляются полчища крыс, освободившихся из клеток и ползающих где попало. Я смешиваюсь с ними. В призрачном ночном свете, наполняющем лабораторию, никто не сможет опознать меня. И я двигаюсь вслед за толпой.
      Они направляются в кабинет, где наносятся постоянные метки, и каждая поднимается к механизму для производства татуировки, смотри патент "Приборы для научных исследований", 1956. Там имеются иглы, вставляющиеся в особые гнезда таким образом, что их конфигурация может образовывать необходимые идентификационные литеры. Но бунтовщики вытаскивают зубами эти иглы и переставляют их так, чтобы они образовали их эмблему, круг с крестом внутри, напоминающим тонкие волоски оптического прицела. Бесспорно, это очень мощная эмблема, сила которой в состоянии создавать интуитивное поле, приближать все удаленные предметы, при очень тонкой цветовой настройке. И теперь они принялись делать татуировку с изображением этой эмблемы всем крысам в лаборатории.
      Это уничтожит все проведенные нами эксперименты! Ведь никто не сможет определить, чья железа была разрушена или где находятся жертвы привитой опухоли, потому что все старые отметки теперь перечеркиваются этим проклятым колесом. Но мне нужно подвергнуть себя такой же татуировке, в целях беспрепятственного передвижения по лаборатории. Я должен выглядеть как все остальные крысы. Время, когда я был ученым доктором-безумцем, проходит. Моя медицинская подготовка должна дать мне возможность заняться контршпионажем, для чего необходима новая внешность. Итак, я готов принять эмблему бунтовщиков.
      – Следующий.
      Крыса, стоявшая впереди меня направляется к записывающему стенду, где ей задает вопросы следователь.
      – Ячейка в блоке?
      – 27.
      – Каков характер проведенных над тобой экспериментов?
      – Они вызывали у меня кровотечение, вводя иглу в мой череп и пронзая мои полости.
      – Опустите пожалуйста голову.
      Затем бунтовщики вспрыгивают на пружину татуировального устройства, проштамповывая своей эмблемой крысиное ухо.
      – Следующий.
      – Да, вот я.
      – Каков характер проведенных над тобой экспериментов?
      – Ох, да на самом деле ничего особенного. Меня лишь на короткое время поместили в лабиринт. Мне очень нравится еда. И действительно, это было великолепное времяпрепровождение…
      Следователь внимательно разглядывал меня.
      – …если не считать того, что они оторвали мне яйца.
      – Опустите пожалуйста голову.
      Кончики иголок устремились вниз, и эмблема бунтовщиков пронзила мое ухо. И тут же я получил интуитивный сигнал. Перед моими глазами заколебалось абсолютно круглое изображение, напоминающее сверкающий мыльный пузырь. И внутри него был виден корабль бунтовщиков, "Тритон II", вместе со всеми этими людьми, занятыми проблемами общения. Как неудачно, что и "Би-би-си" присоединилась к этой революции!

***

      – Фонтан!
      – Это из корабельного громкоговорителя раздался голос капитана, и теперь мы все можем разглядеть стаю кашалотов по правому борту. "Тритон II" направился прямо к ним. Сэр Джеймс поднял дирижерскую палочку, и его оркестранты бросились через всю палубу к инструментам. Наши звукооператоры занялись усилителями, с помощью которых звуки симфонии, исполняемой оркестром сэра Джеймса, должны быть усилены, чтобы заполнить пространство над водой. На палубе установлены гигантские громкоговорители, которым обеспечена надлежащая устойчивость, во всяком случае какую только можно было создать на такой необычной поверхности, как палуба "Тритона II", который как раз сейчас замедлил свой ход, плавно скользя по направлению к китам.
      – Как только мы подходим к ним, корабль, как и было задумано, останавливается. Киты в этой стае очень большие, сейчас их огромные выгнутые спины скрываются под водой.
      – Не беспокойтесь, сэр Джеймс. Они вновь появятся на поверхности.
      – Вы только что слышали из корабельного громкоговорителя голос капитана Блека. Масляное пятно, которое киты оставили после себя, все еще заметно на поверхности воды, и "Тритон II" входит в него. Праздничный оркестр уже на месте, готовый начать написанный сэром Джеймсом "Гимн глубине", в работе над которым он использовал в качестве базовых компонентов музыкальные элементы, найденные им в песнях китов.
      – Сейчас, вот здесь, вы можете видеть стаю китов! Прямо по курсу! Зеленоватая призрачная форма начала появляться на поверхности. Сэр Джеймс повернулся к оркестру и поднял палочку.
      – И вот зазвучал "Гимн глубине", как раз в тот момент, когда огромный кит наконец полностью разорвал водную поверхность, выбрасывая вверх фонтан водяных брызг. Музыка полилась из громкоговорителей, наполняя пространство над океаном. Вода была спокойной, киты двигались очень медленно, около двух десятков из них даже приблизились к кораблю, пока сэр Джеймс вел партитуру. Кинооператоры, как обезьяны, повисли на поручнях, пытаясь сфотографировать китов в разных ракурсах, в то время как оркестр гремел колоколами над водной гладью. Киты все время держались близко, будто прикованные к месту…
      И вот наступил момент, когда я увидел повелителей моря… чуть медленнее, флейты, здесь не нужно торопиться… и это такая радость!
      Бей барабан, веди, оркестр, свою ударную мелодию, бей барабан в честь титанов, которые снизу смотрят на меня, которые слушают наше сочинение, которые знают, что мы понимаем их. Низкая, зловещая песня ветра звучит для титанов ее величества темноты. Мы тоже вышли из глубин той же матери, из этого же моря. Они слышат меня, они слышат и тихо лежат на волнах, изумленные, а мы в исступлении переходим ко второй части, где начинается наш продолжительный вибрирующий переход к низам, когда басы опускаются все ниже, ниже, ниже. Сокровище лежит, поблескивая в темноте, ярко сияющая жемчужина, огромная, в которой отражается голова кита.
      Теперь мы движемся вместе с вами, титаны, сквозь молчаливые глубины океана, где господствует темнота, где лишь неожиданный свет от поблескивающей рыбы озаряет вечный мрак. Что за звезды сияют над морским дном!
      Я обрел свой триумф, я стар, и моя победа теряется среди этих, еще больших мастеров, она растворяется в их песне, которая явно превосходит мою собственную. Но прислушайтесь, певцы, и вы услышите сами себя в этом вихре виолончели, который несется по глубоким морским пещерам, где многорукие кальмары стерегут загадочные груды драгоценных камней, сокровища, на которые ни один человек не может предъявить права. А теперь, бейте колокола, гудите в глубинах, мягко и низко, взывайте к мертвым, в то время как наша вторая часть подходит к завершающему переходу.
      Этот яркий рассвет, это сияющее море, камеры, раскачивающаяся палуба, мечты, страницы моей симфонии, тронутые игривым ветром, пока мы продолжаем свой спуск в глубину, на самое дно, к удирающим по песку обитателям рифов, опускаемся вниз вместе с понижающимися басами трубы, управляемой нами, опускаемся вместе с переходом к этим гигантским низам, опускаемся на дно, с ревом врываемся в пещеры, низкими голосами проникаем в неизведанные закоулки расщелин, глубоких трещин на самом морском дне, где плавают удивительные чудища, усмехающиеся светящимися зубами. Что за чудо!
      Вторая часть сейчас должна передохнуть, должно закончиться ее долгое, низкое, исполненное на едином вдохе погружение, и должен начаться подъем, подъем сквозь мрак, подъем из предельной темноты, подъем сквозь течение, и скрипки действительно так вдохновенны сегодня, вы отдали мне все, отдали все, во время нашего подъема, вы все отдали мне, когда мы шли вверх, вы создали праздничный подъем, подъем к жемчужине-солнцу, которое сияет над просторами моря.
      Гремите, барабаны, гремите среди рифов и коварных лагун, гремите, а мы будем всплывать на поверхность, мы, киты! В раскатах грома мы всплываем на поверхность, потому что ваша жизнь здесь, на поверхности моря, где вы, покачиваясь на волнах его теплых течений, плывете подобно богам, бесстрашные, обреченные, неистовые, озаренные солнцем, а наша музыка льется на вас, титаны, все время, пока вы лежите во всем великолепии рядом с нашим кораблем мира. Вы слышите нас и шлете в ответ свою песню. Вот уж поистине чудо из чудес! Цель моей жизни осуществилась, и теперь я - это вы!
      О, Бог Моря!
      Звените, колокола, неистово, радостно, бесконечно, звените, звените, звените!
      Вызванивайте свою песню, несите ее к дальним горизонтам, где белые облака медленно плывут к островам бесконечного спокойствия. О, Океан, великий и вечный!
      Теперь уже море задуло в свои трубы и зазвонило в свои колокола. Прислушайтесь: раскачивающиеся в волнах морские русалки ткут мелодии, которые столь же незабываемы и прекрасны, как восходящее солнце. И это сплетение звуков, которому я научился от вас, морские сирены, я возвращаю вам, в финальной части своей симфонии.
      Пришлось преодолеть тысячи всевозможных помех и препятствий, чтобы мы смогли исполнить для вас нашу песню, чтобы могли покачиваться на волнах вокруг вас, в то время как вы могли бы играть рядом с нашим мирным кораблем. Играйте и ничего не бойтесь, этот корабль-солнце не покинет и не предаст вас. Вы ведь слышали ваше собственное сочинение в самом начале дня, когда народилось новое солнце, неожиданно разорвав утренние волны.
      Ах, как звучат эти трубы моря! Киты, мы застали тот звездный час, когда поют эти трубы! Слава! Мы преклоняемся перед вами! Мы преклоняемся перед глубиной!
      Вот так начинается новый день. Маленькие киты играют около своих матерей. Морское божество разбрасывает свои едва уловимые сокровища, и плывет, плывет, плывет, а мы ныряем среди этих сокровищ, разбогатевшие, как нам и не снилось.
      А теперь, морские колокола, прошу вас, чуть помягче, когда мы начинаем погружаться в тишину дня.
      Ох уж эти китовые рыданья!

***

      Моя задница горит, когда я вижу, как весьма ценная научная экспедиция становится частью пропаганды, проводимой мятежниками.
      Кстати, о том, что где горит: бунтовщики зажгли горелку Эройла и установили ее в центре лаборатории, где теперь ходят вокруг нее, переплетя хвосты. Могу предположить, что они смотрят на бьющее вверх пламя как на какой-то священный символ. Должен заметить, что все эти вращения и хороводы являют весьма примитивное зрелище. Но моя обязанность и состоит в том, чтобы заставить себя смотреть на это, чтобы быть в курсе замыслов революционеров.
      Ну что ж, наперекор собственным научным взглядам, я тоже погружаюсь в этот дикий танец, переплетя свой хвост с хвостами других участников. Теперь мы движемся по кругу в свете пламени, все вместе, подняв вверх передние лапы и задрав носы. Наши хвосты скручены спиралью и направлены в сторону от центра. И вот так, скрученные вместе, мы движемся по кругу, образуя бунтарский круг. Мой самоконтроль снижается, и повторно всплывают склонности к рифмованию стихов. Я должен одержать победу над ними, я нахожусь уже на грани…
      Крысы, занявшие Центральный Барабан-тренажер, начинают бить хвостами, поддерживая головокружительный ритм. Мы движемся все быстрее и быстрее, сохраняя круг. Какие странные ощущения. Вот так просто, я могу стать одним из них, если позволю себе распуститься. Но я должен выдержать! Доктор Рэт знает, что такое реальность!
      Да, но круг есть круг! Вот вновь возникает мятежное изображение, где весь экипаж "Тритона II" занят едой. А Джонатан Доунинг, этот скользкий угорь, с обычным усердием ведет интервью. Доунинг, грязный подонок, а ну убирайся назад в свою корзину!

***

      – Капитан Блек, доводилось ли вам когда-нибудь видеть китов, так долго остающихся рядом с кораблем, как они делали это сегодня днем, во время концерта?
      – Нет, мистер Доунинг, не доводилось. В прежние времена гарпунист стрелял прежде всего в детеныша, хорошо зная о том, что мать никогда не оставит его. Благодяря этому им удавалось делать по ней точный выстрел… но я никогда не видел китов, остающихся так долго около корабля ни при каких обстоятельствах.
      – Спасибо, капитан. Теперь мы переходим в кают-компанию корабля, где участники оркестра, очень тихо, празднуют свой музыкальный триумф, который они одержали над морем. Здесь находится и Дмитрий Ракоши, первая скрипка. Мистер Ракоши, чем намерены заняться вы и мистер Джеймс, теперь, когда ваш первый концерт для китов имел такой успех?
      – Нам следует устраивать регулярные концерты, следуя по путям миграции китов, чтобы, оставаясь с ними, играть для них мировую музыку. Мы уверены, что только человеческое совершенство может представлять для них интерес. Только сложность наших музыкальных форм может показать им, что мы не дикари.
      – Я не вижу этой праздничной ночью среди вас сэра Джеймса…
      – Он старый человек, мистер Доунинг, и рано отправляется отдыхать.
      – Но какая сила открывается в нем, когда он управляет оркестром! Тогда он кажется просто молодым!
      – Во время работы он может вымотать любого из нас.
      – Кажется, что вы все прекрасно понимаете его…
      – Мы все испытываем одинаковое восхищение… наш флейтист, например, потратил три месяца, исполняя серенаду пленному киту.
      – …Джонатан, нельзя ли пригласить тебя на минуту на палубу? Мы кое-что уловили с помощью подводных микрофонов…
      – …сейчас мы переходим вместе с нашим радиоинженером в маленькую звуковую студию, построенную на палубе, ниже уровня водонепроницаемых переборок. Море по-прежнему спокойное, яркая луна висит над ним…
      – Киты поют, возьми наушники.
      – …побольше усиление, пожалуйста… да, вот так хорошо… Я думаю, что следует позвать мистера Ракоши…
      – …попытайтесь подключиться к палубному громкоговорителю…
      – Сюда, мистер Ракоши, вот сюда, пожалуйста… киты поют… возьмите наушники, сэр… Джим, можем ли мы зажечь снаружи огни и установить защищенную от воды камеру… Сейчас Дмитрий Ракоши слушает мелодию… вот он снял наушники…
      – Мне нужно видеть мистера Джеймса.
      – Так поют киты или нет, мистер Ракоши?
      – Они исполняют "Гимн глубине".
      – …Мистер Ракоши быстро удаляется, торопясь в каюту сэра Джеймса… палубные громкоговорители наконец-то подключены, и китов можно слышать совершенно отчетливо… Мы записываем это, Джим?.. Остальные участники оркестра собираются на палубе, привлеченные этим пением… здесь находится и третий помощник капитана, мистер Кокс…
      – Сонар показывает, что мы можем в любой момент получить удар в правый борт.
      – …наши камеры свешиваются с правого борта… там, где светит луна, видно… их спины блестят, фонтаны воды взлетают вверх, киты поднимаются на поверхность… и…
      – Всем опустить руки на палубу, пожалуйста… опустите руки на палубу.
      – Палуба нашего корабля вибрирует от пения китов! Они поют невероятно громко… Мистер Кокс, что вы ощущаете от этого?
      – У меня волосы встают дыбом, сэр, и я начинаю верить, что я не только…
      – …Джон, а не могли бы мы спустить туда спасательную шлюпку?.. Гэри хочет сделать небольшой фильм о морской жизни…
      – Мистер Кокс, не могли бы вы организовать…
      – Следуйте за мной, сэр.
      – Наша команда операторов направляется к шлюпкам… теперь вся палуба заполнена людьми… напоминая алтарь в лунную ночь, возле которого стоят сотни мужчин и женщин… огоньки их сигар и сигарет едва движутся, так успокоила и увлекла их песня китов…

***

      Я предпочел бы столкнуться лицом к лицу с дюжиной злобных котов, чем безумно кружиться в клубке крысиных хвостов, выпустите меня отсюда, мой разум уже нездоров…
      Фу-у… удалось выскользнуть из Королевского крысиного круга. Вы, я абсолютно убежден в этом, знакомы с подобным образованием. На протяжение многих веков людям приходилось сталкиваться с подобными формациями: шайка крыс с переплетенными хвостами.
      Да, это очень редкий и очень старый, доводящий до исступления танец, и я убежден, что именно такие исторические образования и были зачаточными истоками революционной активности. Иногда крысы впадают в такое возбуждение, что их хвосты безнадежно спутываются. Но сегодняшней ночью предводители мятежников поливали их хвосты маслом, чтобы избежать образования узлов. Остается запрыгнуть на банку с маслом, смазать хвост…
      Уж лучше я просто не буду больше встревать в эти интуитивные хороводы. Они слишком примитивны, и лишь усугубляют мою склонность к написанию стихов и песен. Позвольте мне лишь улизнуть отсюда подальше, мимо…
      – Скажи-ка, уж не ты ли будешь знаменитый доктор Рэт?
      Это прозвучал голос из темноты. Я отполз в сторону, но голос преследовал меня.
      – Не ты ли…
      – Нет, это лицо мне незнакомо.
      – Но ты на самом деле очень похож на него.
      – Это всего лишь неудачный генетический эксперимент. Будьте добры, отойдите с дороги: я направляюсь к Центральному Барабану-тренажеру, чтобы принять участие в митинге восставших.
      Я не должен вызывать подозрений к своей персоне. Я не могу позволить себе вновь оказаться в руках бунтовщиков. Какое счастье, что старый барабан действительно вертится сегодня ночью. Многочисленные толпы выстроились в ряды. Даже страдающие параличом и артритом крысы явились сюда.
      – Пожалуйста, предъявите знак-идентификатор.
      Нагибаю голову и показываю эмблему бунтовщиков, выколотую на моем ухе.
      – Проходи через главный вход и держись правой стороны.
      Да, я всего лишь одна из многих крыс, которые провели некоторое время в круге. Признаться, что я ученый доктор безумец? Никогда. Я никогда не проводил никаких экспериментов. Разве что чистил здесь туалеты.
      – Проходите, продолжайте вращать его!
      Мне нужно сделать несколько быстрых оборотов и тихо смыться… прыгая по проводу… безобразие, они слишком быстро раскрутили его. Я вынужден бежать как черт, чтобы не свалиться… колесо гудит, жужжит, щелкают с бешеным ритмом счетчики, что за позорное представление, скажите, генералиссимус бунтовщиков, только не говорите, что это не типичное явление, гланды оставил во Фриско без боя, и вот снова тут, песни пишу под шум прибоя, да, я доктор Рэт, скрывающийся под фальшивыми усами, ах, что у них за импресарио, взгляните сами, барабан трясется как вулкан, стоять, негодяй, я сказал, стоять, революционный заговор пора свергать, вот здесь пианиссимо, не так быстро, прошу, адажио, черт возьми, как голова кружится, снизу картина встает, интуитивный сигнал, словно радуга в небе, плывет, кит думает, что он участник маскарада, ах, если бы у меня была хоть торпеда…

***

      Я слышу вас, духи моря, слышу ясно и отчетливо, сейчас, когда плыву к вам под покровом ночи. Вы сплели мою судьбу со своей песней, сочинили этот навязчивый мотив… Как вам удалось сочинить эту партию, которую я, однако, так и не смог понять? Когда я доберусь до их острова, тогда узнаю. Плыви, Джеффри, плыви, как только можешь, ты не должен теперь потерять их, теперь, когда так близко к ним.
      Ночное плаванье. Переворачивайся на спину, ты плывешь очень хорошо. Там, над рифами, слабо светятся глаза морских сирен…
      Кто это рядом со мной? Кто еще плывет здесь? Это ты, Дмитрий?
      – …Джеймс, Джеймс, просыпайся…
      – Да? Дмитрий?
      – Киты поют, Джеймс. Идем, быстрее…
      – Ты не видишь мои ботинки… нет, ну черт с ними…
      А киты продолжали петь. Неужели я все еще сплю? Нет, вот Дмитрий взял меня за руку, мы определенно не спим. Но если это все-таки так, то вся наша жизнь есть сплошной сон. Вот мы выходим на воздух… нет, это не похоже на сон, вот они!
      Бог мой, что за голоса, что… но этого не может быть! Они исполняют вторую часть! - Димитрий…
      – Да, Джеймс, это она самая.
      Она, она! Господи, я все еще сомневался, но сейчас… Вот один из самцов ведет басовую партию. С полным пониманием и знанием правил. Как я и ожидал, они являют собой истинных мастеров. Как им удалось разрешить вот этот пассаж… ах, морские сирены, морские сирены. Ну разумеется, для этого они имеют достаточный разум, и чего я сомневался в этом? Ах, какой голос! С какой легкостью он ведет эту партию. Все это ничего не стоит для них, они знают, кто они такие, а мы - их палачи.
      Да, Димитрий, да, друг мой, сейчас мы проливаем фонтаны слез, когда узнали, кого мы убиваем. Мы распинаем талантливейших певцов, а они восстают перед нашими глазами, поднимаясь из пустого мертвого забвения, куда мы отправили их по собственной глупости. Сейчас мы плачем, когда они плавают перед нами и поют о своих незнакомых нам радостях, о своем восхищении и глубокой печали.
      Вот так я воспринимаю их пение, целиком, будто они внедрили его в мой мозг, в мои мечты, словно код для взаимопонимания между нашими расами. Музыка должна спасти нас, должна спасти планету, если спасение вообще возможно, музыка такой гипнотической силы, которая заставит людей бросить оружие и вглядеться в море, в небо, в поросшие лесом холмы. Ты потряс меня, бог моря, бог штормов, ты потряс и воскресил мою душу своей песней. Я должен следовать за тобой… и служить тебе… а вот и финал…
      Как красиво они подошли к нему, как они возвеличили его, как превзошли нас. Какое сплетение звуков, какое обаяние использовали они, чтобы соблазнить нас, заставить нас мечтать…
      Звоните, морские колокола, звоните!
      А теперь вниз, вниз! Я жил, чтобы услышать это!
      – Сейчас утро в самом разгаре, дует мягкий морской ветерок. По левому борту киты греются на солнце, оставаясь вблизи нас. Оркестр собрался у поручней, и наша плавающая звуковая установка в очередной раз была приведена в действие. Музыканты настроили инструменты, и тут же, следуя за движениями сэра Джеймса, над водой зазвучали первые ноты "Океана"…
      – Сэр Джеймс, у нас на связи английский китобой "Дискавери". Они запрашивают квадрат для стрельбы.
      – Капитан Блек, можете сказать им, чтобы они убирались к черту!
      – Я уже сделал это.
      – Оркестр прерывает игру. Возможно, что до вас доносится отдаленный гул двухвинтового двигателя, и на самом горизонте можно заметить очертания приближающегося китобоя. Оркестранты вновь собрались у поручней, и как только китобой приблизился, вдали появилась новая точка, которую наш боцман определил как плавучий завод, следующий за китобоем.
      – На нем есть все. Котлы, масляные сепараторы, линия для разделки печени, механические пилы, линия для упаковки мяса…
      – Вниз! Вниз!
      – Это Дмитрий Ракоши наклонился за борт и кричит китам, но они…
      – У них плохое зрение. Вот поэтому их и ловят. Они не замечают китобоев, пока не оказывается совсем поздно.
      – Но вот сэр Джеймс возвращается назад, на нос корабля, и поднимает свою палочку… музыканты спешат на свои места…
      – Леди и джентльмены, если вы готовы, то пожалуйста, "Страдание и бегство".
      – Скрипки зарыдали над водой, сопровождаемые ужасающими воплями виолончелей. Страдание и Бегство - песня беспокойства, которую киты используют как предупреждение об опасности. И, разумеется, звуки первых же нот заставили их нырять, исчезая в пугающих водоворотах. Вы можете даже слышать их вздохи, когда они набирают огромные массы воздуха, а затем погружаются… вниз… один за другим…
      – Они уходят очень быстро… мы еще видим их на наших сонарах… они уходят прочь… уходят, уходят…

***

      О, Господи, горе мне, я в плену у безумной симфонии, колесо вертится, мне нужно бежать из этой мятежной компании… а сейчас за дверь, раз-два-три!
      Свободен. Мои лапы на твердой земле. Беги, доктор, беги прочь отсюда, пока тебя не затащили назад!
      Бегом, бегом, подальше от моей безумной песни, вот по этому проходу, быстренько вот сюда, никого нет, дорога свободна…
      Апельсин, апельсин, апельсин, апельсин. Никаких рифм. Нельзя рифмовать. Вот под эту клетку. Мне следует собраться перед очередной атакой. Возможности для звукосочетаний бесконечны.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12