Когда Солнце было богом

      В 1871 г. Шлиман нанял восемь рабочих и приступил к систематическим раскопкам. По Гомеру, на самом высоком месте в древности находился храм Афины, из чего можно было заключить, что он кроется в самом центре холма. Шлиман велел выкопать там длинный ров глубиной в десять метров. Во время проведения этих работ лопаты выбрасывали на поверхность обломки оружия, вазы и различную утварь - наглядное доказательство того, что в древности там существовал богатый и многолюдный город.
      На зиму работы приостановили, но уже весной следующего года Шлиман вернулся, построил деревянные бараки для жилья и складов, нанял 100 рабочих и возобновил поиски.
      От восхода солнца до сумерек он работал вместе с женой на раскопках, а ночью, при тусклом свете фонаря, пересматривал, очищал и систематизировал добытые из земли предметы. По сравнению с трудом, который пришлось затратить, это были находки малой ценности. Каким же терпением и упорством обладал Шлиман, если не поддался разочарованию и не бросил начатого дела!

                                                                                                          Керамические изделия, найденные  Шлиманом в Трое

      Ко всему этому изматывал нездоровый климат. Лето было душным, то и дело шли ливни. Всевозможные насекомые, особенно москиты, не давали спать по ночам. Шлиман тяжело заболел малярией и долго не мог встать на ноги. А зимой с севера подули ледяные ветры, они насквозь пронизывали кое-как сколоченные стены барака, не давая возможности даже зажечь фонарь. В таких условиях, хоть и топили печи постоянно, температура нередко падала до девяти градусов ниже нуля.
      В 1873 г., т. е. на третий год раскопок, холм Гиссарлык уже вдоль и поперек изрезали глубокие рвы. За это время были извлечены десятки тонн земли и камней. По мере углубления рвов Шлиман открывал все новые и новые руины: наслоившиеся остатки древних городов и поселений.
      Города относились к разным эпохам - после кратковременного периода своего расцвета они гибли то от пожаров, то от нападений завоевателей. Почти на самой поверхности находился город Новый Илион, а на самом дне - убогое поселение эпохи новокаменного века.
      В раскопе Шлиман выделил семь слоев поселений. Какой же из них был Троей Гомера? В то время разрешить эту проблему представлялось делом чрезвычайно трудным. Для современного археолога указателем времени являются керамические черепки. Каждое поколение людей украшало глиняную посуду, вырабатывая свой собственный стиль и используя определенный круг тем, причем искусство в течение многих веков прошло все фазы развития - от примитивнейших форм до самых совершенных.
      Если какой-то определенный тип глиняной посуды встречается во многих поселениях одного и того же культурного слоя и его нет в более поздних и в более ранних слоях, тогда с полной уверенностью можно утверждать, что он, как и соответствующий культурный слой, относится к одной эпохе.
      Но каким образом установить хронологию отдельных видов посуды? Существует для этого множество способов, однако мы не будем на них останавливаться, так как это слишком специальная и сложная проблема. Для иллюстрации приведем лишь один пример: в греческой крепости Тиринфе удалось определить дату возникновения одного культурного слоя только благодаря тому, что там была найдена посуда такого же типа, как обнаруженная в гробнице египетского фараона Тутмеса III, относящаяся к 1600 г. до н. э.
      Шлиман, естественно, не знал еще этих методов. Орнаментация глиняных черепков ничего ему не говорила, поэтому он даже приблизительно не мог ничего сказать о хронологии семи троянских наслоений. Генрих лишь предполагал, что верхние слои должны быть моложе, поэтому гомеровскую Трою решил искать в самом низу. Правда, его поражала массивность крепостных стен, которые находились в верхних слоях, однако вскоре исследователь склонился к мысли, что они могли возникнуть не ранее III в. до н. э., т. е. в тот период, когда в этих местах господствовал преемник Александра Македонского, один из его военачальников - Лисимах.

      Исходя из этого, Шлиман пришел к выводу, что Троя Гомера, которую он искал, является третьим снизу поселением. В этом его убедили, кроме того, покрытые копотью руины, красноречиво свидетельствовавшие о неожиданном пожаре, уничтожившем город. Однако это поселение нисколько не напоминало прекрасный Илион, так красочно описанный Гомером. Небольшой замок был очень скромным сооружением, тогда как резиденция царя Приама насчитывала, как сообщает Гомер, 62 зала и покоя. Слабые крепостные стены, убогие дома и примитивная керамика говорили о низком культурном уровне обитателей.
      И тут Шлиман впервые не поверил Гомеру. До сих пор он во всем, что сообщал Гомер, видел историческую правду, но теперь, под влиянием собственной концепции, заподозрил его в поэтическом преувеличении при описании замка и троянской крепости.
      Правда, временами в нем пробуждались сомнения:
      «Этот жалкий городишко, - пишет он о третьем снизу поселении, который едва ли насчитывал три тысячи жителей… - разве можно его отождествлять с великим Илионом, покрытым бессмертной славой, с городом, который десять лет отражал героические атаки стодесятитысячной греческой армии?»
      Трудно понять, почему Шлиман, которого еще ни разу не подводил инстинкт и умение делать проницательные выводы, на этот раз так упорно придерживался весьма шаткой гипотезы. Вскоре он публично заявил, что открыл город царя Приама. Это известие наделало много шуму во всей Европе. На Шлимана посыпались ядовитые насмешки. Ученые обвиняли археолога в дилетантстве, погоне за сенсацией и высмеивали его утверждение о том, что он открыл мифический город, который никогда не существовал.
      Эти нападки сильно подействовали на исследователя. Решив прекратить дальнейшие поиски, Шлиман заявил:
      «Мы копали здесь с участием 150 рабочих в течение трех лет, извлекли 250 тысяч кубических метров земли и щебня и добыли из руин Илиона прекрасную коллекцию очень интересных художественных памятников древности. Однако сейчас нас сильно утомила работа, а так как мы достигли нашей цели и осуществили идеал нашей жизни, то мы решили прекратить дальнейшие изыскания в Трое 15 июня с. г.»
      14 июня 1873 г., т. е. накануне отъезда, Шлиман вместе с женой уже в пять часов утра был на холме Гиссарлык, он осматривал, как идут работы в котловане. Огромная яма с одной стороны заканчивалась мощной стеной здания, которое Шлиман назвал дворцом Приама. Неожиданно он с изумлением увидел выглядывающий из-под пепла и песка какой-то золотой предмет, горевший, как огонь, в косых лучах утреннего солнца.

      Генрих быстро обернулся к жене и вполголоса, чтобы его не услышали рабочие, находящиеся поблизости, приказал:
      - Отправляйся к рабочим и устрой paidos! (Paidos - по-гречески значит отдых после работы).
      - Сейчас, в семь утра? - удивилась София.
      - Да, немедленно… Скажи им, что хочешь… О, уже знаю, объясним им, что у меня сегодня именины и что я забыл об этом, а теперь даю им свободный день, целиком сохранив оплату. И принеси свою красную шаль…
      Ни о чем больше не спрашивая, София в точности выполнила поручение. Когда она вернулась, Шлиман стоял в яме на коленях и дрожащими руками с помощью складного ножа выкапывал что-то из земли, совершенно не обращая внимания на стену, которая нависла над его головой и в любую минуту могла рухнуть. София разостлала шаль, и Шлиман начал доставать из земли золотые и серебряные драгоценности. Их было так много, что они едва поместились в шали. Потом супруги украдкой пробрались в барак, старательно закрыли дверь и в глубоком волнении разложили чудесные сокровища на столе, они брали в руки каждую вещь с ласковой и нежной осторожностью.
      Особое восхищение вызвали две золотые диадемы. Одна представляла собой золотую цепь изумительно тонкой работы, с которой свисало 30 цепочек поменьше, с подвесками в форме сердец; другая - широкую ленту из литого золота, украшенную такими же подвесками.
      Разобрав драгоценности, они подсчитали, что среди найденных сокровищ 24 ожерелья, 6 браслетов, 8700 перстней, 60 серег, 4066 брошей, золотой кубок весом в 600 граммов, золотая бутыль, несколько серебряных и медных ваз, а также бронзовое оружие. Шлиман свято верил, что нашел сокровища царя Приама, а может, даже драгоценности самой Елены, выкраденной Парисом.
      «Так как я обнаружил все эти предметы под стеной здания, посвященного, как утверждает Гомер, Нептуну или же Аполлону,- пишет он в дневнике,- значит, они лежали первоначально в деревянном сундуке, который - об этом говорит Гомер в «Илиаде» - находился во дворце Приама».
      Шлиман мысленно представил себе ход драматических событий. Боевые отряды Агамемнона уже ворвались в Трою. Домочадцы Приама поспешно уложили царские драгоценности в сундук, думая закопать его под стеной дворца. Но по дороге они были убиты, а на брошенный сундук враги не обратили внимания. В городе бушевал пожар, рушились стены домов, сундук оказался погребенным в руинах. Шли века, дерево превратилось в труху, но украшения сохранились в целости. Нашел их только в XIX в. горячий поклонник Гомера, прибывший сюда с далекого Севера.

      В это время Шлиману было уже 52 года. Но, отыскав сокровища, он радовался, как ребенок, счастливый, что осуществились мечты его юности. Генрих по очереди брал в руки каждую вещь и рассматривал ее через увеличительное стекло. Неожиданно его взгляд остановился на Софии, на ее прекрасных, типично греческих чертах лица. Шлиман торжественно возложил на голову жены диадему, затем надел на нее ожерелье, серьги, броши и перстни, а потом сел на стул и долго любовался необычайным зрелищем. Он представил себе, что перед ним стоит прекрасная Елена в царственном блеске драгоценностей, в венке черных, как смоль, волос вокруг нежного, очаровательного лица.
      Но что же делать дальше? Шлиман долго колебался. Получив разрешение турецких властей на ведение археологических раскопок, он обязался отдавать турецкому правительству половину того, что обнаружит на холме Гиссарлык. Но теперь, когда у него в руках находились замечательные сокровища, это казалось ему просто невозможным. Археолог сомневался, что алчный султан отнесется с благоговением к бесценным шедеврам доисторического ювелирного искусства, и, кто знает, не надумает ли он переплавить их в звонкую монету. Поэтому однажды ночью Шлиман тайно перевез драгоценности в Грецию, где передал их на хранение родственникам жены.
      Весть о великом открытии вызвала в мире небывалую сенсацию. Снова разгорелся спор о Трое, но на этот раз имя Шлима-на произносилось с уважением. Громы метало лишь турецкое правительство, которое публично заклеймило Шлимана, как обычного контрабандиста.
 

Золотое лицо Агамемнона

      Вождь троянского похода, «царь царей»  Агамемнон, был сыном Атрея, царя Микен.
      Атрей, заподозрив своего родного брата Фиеста в том, что тот якобы обольстил его жену, решил отомстить ему. Однажды он пригласил его на пиршество и угостил жареным мясом. Сразу же после пира Атрей сообщил, что Фиест ел тела своих двух убитых сыновей.
      После резни уцелел лишь третий сын Фиеста - Эгист. Мальчик поклялся мстить всему роду Атрея. Агамемнон не догадывался, что делалось в душе двоюродного брата и, отправляясь Во главе объединенных греческих войск осаждать Трою, оставил его в Микенах со своей женой Клитемнестрой.

      Из III песни «Одиссеи» мы узнаем, что произошло во время его отсутствия:
 
 
Тою порою, как билися мы на полях илионских,
 Он в безопасном углу много конного града Аргоса
 Сердце жены Агамемнона лестью опутывал хитрой.
 Прежде самой Клитемнестре божественной было противно
 Дело постыдное - мыслей порочных она не имела;
 Был же при ней песнопевец, которому царь Агамемнон,
 В Трою готовясь плыть, наблюдать повелел за супругой;
 Но как скоро судьбина ее предала преступленью,
 Тот песнопевец был сослан Эгистом на остров бесплодный,
 Где и оставлен; и хищные птицы его растерзали.
 Он же ее, одного с ним желавшую, в дом пригласил свой…
 
 
      Преступная пара, опасаясь последствий вероломства, задумала погубить Агамемнона, как только он вернется из троянского похода. О том, каким образом они осуществили свой замысел, рассказывает нам Гомер устами спартанского царя Менелая в IV песне «Одиссеи»:
 
 
Ветер попутный им дали: в отечество их проводил он.
 Радостно вождь Агамемнон ступил на родительский берег.
 Стал целовать он отечество милое; снова увидя
Землю желанную, пролил обильно он теплые слезы.
 Но издалека с подзорной стоянки увидел Атрида
 Сторож, Эгистом поставленный (злое замысля, ему он
 Дать обещал два таланта); и там наблюдал он уж целый
 Год, чтоб Атрид не застал их врасплох, возвратяся внезапно.
 С вестью о нем роковой побежал он в жилище Эгиста.
 Ков смертоносный тогда хитроумный Эгист приготовил:
 Двадцать отважных мужей из народа немедля он выбрав,
 Скрыл их близ дома, где был приготовлен обед изобильный;
 Взяв колесницы с конями, к царю он Атриду навстречу
 С ласковым зовом пошел, замышляя недоброе в сердце;
 Введши его, подозрению чуждого, в дом, на веселом
 Пире его он убил, как быка убивают при яслях;
 Люди, сАтридом пришедшие, все до единого пали
 Но и Эгистовы с ними сообщники также погибли.
 
       Перевод В. А. Жуковского
 
      В трагедии Эсхила «Агамемнон» главной виновницей убийства является Клитемнестра. Ею руководит не только боязнь наказания за измену, но в еще большей степени - демон ненависти и мести: она не могла простить Агамемнону, что, отправляясь под Трою, он принес в жертву их дочь Ифигению, чтобы вымолить у богов попутные ветры на море. Из трагедии мы, кроме того, узнаем, что вместе с Агамемноном в Микенах погибла его пленница Кассандра, дочь царя Приама, вещунья, которой являлись духи. Именно она предсказала падение Трои.

      Вот монолог Клитемнестры сразу же после совершения убийства:
 
Вот здесь стою, здесь смертный нанесла удар,
Свершила так, мне отпираться незачем:
Большое покрывало, словно рыбья сеть,
Его стянуло роскошью погибельной.
Он ни бежать не в силах, ни противиться,
Ударила я дважды. Дважды вскрикнул он.
И навзничь растянулся. И упавшему
Я в третий раз наддала, возлияя так
В честь Зевса преисподней, душ спасителя!
Он прохрипел и ниц упал и кончил жить.
И кровь струею вырыгнул и каплею
Меня ужалил, как росою черною.
И я возликовала, словно божий дождь
На лоно хлынул пашни колосящейся.
 
       Перевод А. И. Пиотровского
      Восемь лет спустя в Микены прибыл сын Агамемнона Орест и отомстил за смерть отца. Он убил не только Эгиста, но и свою мать Клитемнестру. Долгое время убийцу матери преследуют Эринии, три страшные сестры, олицетворяющие муки совести преступника; наконец, после многих страданий он, представитель рода, проклятого богами, получает прощение афинского ареопага и вступает на окровавленный трон Атридов.
      В отличие от Трои руины Микен находились на поверхности земли. В Арголиде, в северо-восточной части Пелопоннеса, еще и теперь можно увидеть мрачные крепостные стены замка Агамемнона, возвышающиеся на отвесной скале. Они сложены из огромных каменных глыб, плотно пригнанных друг к другу, но не скрепленных раствором. Целы и знаменитые Львиные ворота, в которые входил Агамемнон, возвращаясь из Трои. На самом их верху два льва, изваянные из камня-монолита, с отбитыми с незапамятных времен головами. В руинах сохранился также древний подземный резервуар, который и ныне наполняют водой из источника Персея с помощью терракотового водопровода. За крепостными стенами на склонах окрестных холмов расположено семь монументальных купольных гробниц. Каждая из них построена в форме пчелиного улья. Эти грандиозные сооружения ярко свидетельствуют о мощи микенских властелинов, а также о том, что строительное искусство в то время стояло уже на очень высоком уровне. Все усыпальницы оказались давным-давно ограбленными.
      Замечательным памятником античного зодчества является так называемая «Гробница Агамемнона». В мрачную усыпальницу ведут ворота пятиметровой высоты, воздвигнутые из каменных плит, каждая из которых весит несколько десятков тонн.
      Человеку, стоящему в центре гробницы, может показаться, что он попал в гигантский улей, построенный весьма своеобразно: 33 каменных кольца постепенно сужаются и наверху заканчиваются одной полукруглой плитой. Симметрично расположенные отверстия, судя по всему, в древности были украшены бронзовыми розетками. Из этого огромного зала, напоминающего римский Пантеон, коридор ведет к вырубленному в скале склепу, где, по всей вероятности, покоились останки царя.

      Греческие мифы о трагической судьбе рода Атридов, широко известные благодаря произведениям Гомера и Эсхила, а также суровая простота руин с древних времен привлекали внимание многих римских и греческих путешественников. По их мнению, такие стены не могли воздвигнуть обычные люди, и поэтому они полагали, что это результат нечеловеческого труда одноглазых великанов - циклопов.
      Около 170 г. н. э. Микены посетил греческий писатель и путешественник Павсаний. Свои впечатления он описал следующим образом:
      «Здесь сохранились еще часть городской стены, а также ворога, на которых стоят львы… В руинах Микен находится (подземный) водоем, называемый Персеей. Тут были и подземные сооружения Атрея и его сыновей, где хранились их сокровища и богатства, тут могила Атрея, а также могилы тех, кого Эгист убил во время пиршества, когда они возвратились из Илиона… Есть здесь могила Агамемнона, затем возницы боевой колесницы Эвримедонта, дальше могилы Теледама и Пелопса. Говорят, что они были близнецами, рожденными Кассандрой, и что их еще младенцами зарезал Эгист, умертвив их родителей… Клитемнестра и Эгист похоронены немного в стороне от стены, ибо считали, что они недостойны покоиться внутри стен города, где похоронен сам Агамемнон и те, кто погиб вместе с ним».
      Приведенный текст сыграл особую роль в археологических изысканиях, проводившихся в XIX в. Немало археологов, опираясь на сообщение Павсания, лихорадочно начинали в Микенах раскопки, но вскоре их прекращали, ничего не добившись.
      Причиной их неудач являлось неправильное толкование текста Павсания. Хотя греческий путешественник недвусмысленно заявлял, что Агамемнона и его приближенных похоронили с внутренней стороны крепостной стены, все считали, что он не имел в виду мощные стены самой крепости. Следует пояснить, что Микены, как на это указывали раскопки, окружала еще вторая стена, охватывавшая обширную территорию, на которой и находились уже упомянутые купольные гробницы. Большинство археологов предполагало, что Павсаний видел и описал именно эти могилы.
      И еще два обстоятельства повлияли на утверждение этого мнения. Двор собственно крепости занимал очень небольшое пространство, поэтому трудно было поверить, чтобы на нем могло разместиться кладбище.
 

                                                                                                                                                   Микены. Львиные ворота

       Кроме того, сделав несколько пробных колодцев, ученые убедились, что основанием двора, заваленного к тому же огромным количеством мусора, служит скала, в которой рыть могилы не представлялось возможным.
      После огромного успеха раскопок на холме Гиссарлык Шлиман не собирался почивать на лаврах. Занимаясь поисками нового объекта для археологических изысканий, он вспомнил, что Гомер всякий раз, называя город Микены, использует такие эпитеты, как «золотообильный», «золотой» или просто «богатый». Со свойственной ему уверенностью, которая так же, как в случае с Троей, казалась наивной, он пришел к выводу, что в Микенах должно находиться множество ценных художественных изделий из золота.
      Все аргументы своих предшественников он опроверг и на все поставленные ими вопросы нашел на редкость простые ответы, настолько простые, что можно лишь удивляться, почему археологи, хорошо знавшие расположение микенской крепости, так долго заблуждались.
      На основании сообщения Павсания, Шлиман сделал вывод, что тот имел в виду мощную степу собственно крепости, ведь путешественник подчеркнул, что в ней находились Львиные ворота, которые вели во двор. Что же касается наружной стены, то Павсаний никак не мог ее видеть, поскольку она была разрушена во время нашествия аргивян в 468 г. до н. э., т. е. за 638 лет до того, как греческий писатель посетил Микены. Отсюда напрашивался единственный вывод, что Павсаний описывал могилы, расположенные во дворе крепости, а не грандиозные гробницы-ульи, сооруженные на склонах окрестных холмов, как это считали предшественники Шлимана.
      Можно ли, однако, предположить, что на небольшой площади, одновременно являвшейся местом публичных сборов, устроили кладбище? И на этот вопрос Шлиман нашел ответ опять-таки у Павсания, который писал: «Здесь собирались они на свои собрания на том месте, где покоился прах героя».
      Это свидетельствовало о том, что у древних греков существовал обычай хоронить выдающихся людей на площадях народных собраний (агорах).
      Чтобы начать археологические работы, Шлиману нужно было получить концессию от греческого Археологического общества в Афинах. Но греки, памятуя шумную аферу с троянскими сокровищами, ему не доверяли. Переговоры тянулись более двух лет и, по всей вероятности, так ничем бы и не кончились, если бы Шлиман не обязался вести раскопки лишь во дворе цитадели. Руководители Общества дали ему в конце концов разрешение только потому, что, по их твердому убеждению, двор не представлял никакой археологической ценности и ничего там нельзя было найти, кроме черепков, щебня и камней. Однако от Шлимана потребовали, чтобы он отдал троянские находки, за исключением нескольких мелких вещей, которые ему позволили хранить у себя до конца жизни. Кроме того, для наблюдения за его работой на всякий случай приставили греческого археолога Стаматокиса.
      7 августа 1876 г. Шлиман вместе с женой приехал в Микены. Только здесь, на месте, археолог понял, какую трудную задачу поставил он перед собой. Двор цитадели был покрыт колоссальным пластом мусора весом по меньшей мере в несколько тысяч тонн. Исследователь нанял в окрестных деревнях 125 рабочих и бодро принялся за расчистку. Работы начали на расстоянии нескольких метров от Львиных ворот. Одни рабочие кирками расшатывали камни, другие грузили их на тачки и вывозили за пределы двора. Шлиман то и дело обнаруживал фрагменты фризов , раскрашенные вазы, терракотовые статуэтки, каменные формы, в которых отливали украшения, бусы и геммы.
      За четыре месяца выкопали огромный котлован. Когда приблизились к уровню двора, Шлиман сделал первое открытие, сильно его ободрившее.
 

                                                                       Купольная гробница в Микенах ( так называемая «Сокровищница Атрея» )
       На скальном грунте он нашел расположенные по широкому кругу массивные каменные плиты, а посредине - круглый алтарь с высеченной наверху чашей, от которой шла канавка для стока крови жертвенных животных. Плиты, по всей вероятности, являлись могильными стелами . На некоторых из них удалось различить не совсем стершиеся рельефы, изображавшие воинов на колесницах и различные охотничьи сцены.
      Шлиман был почти уверен в успехе. Фигуры на стелах живо напоминали героев гомеровского эпоса. Однако наибольшее впечатление на него произвел алтарь с канавкой. В древности существовал обычай приносить в жертву животных на могилах героев таким образом, чтобы кровь стекала в могилу, поэтому алтарь на микенской площади указывал на то, что где-то вблизи должны находиться и разыскиваемые могилы.
      Шлиману не пришлось долго ждать подтверждения своей гипотезы. Когда в одном месте убрали последний слой щебня, его глазам предстала высеченная в скале четырехугольная шахта, до краев наполненная землей. Он сразу же приказал рабочим приостановить раскопки. Сам Шлиман был слишком грузным, поэтому раскапывать могилу стала его жена София. Маленькой лопаткой и ножом она с большой осторожностью вынимала землю из шахты, старательно просеивая ее сквозь пальцы. На глубине около пяти метров она нашла первый предмет, обещавший великое открытие - золотой перстень с печатью.
      А то, что они обнаружили на дне могилы, превзошло даже самые смелые предположения. Там в ослепительной пышности, соответствующей их сану, покоились три греческих воина. Выкованные из золотого листа посмертные маски реалистично передавали суровую простоту лиц бородатых мужчин. Груди были закрыты богато орнаментированными золотыми панцирями. Сбоку лежало оружие: кинжалы, мечи, щиты.

      Как только сняли маски, черепа двух покойников сразу же рассыпались в прах, зато третий череп сохранился совсем хорошо. На нем еще виднелись следы кожи, а здоровые зубы в раскрытой челюсти свидетельствовали о том, что покойный был мужчиной в возрасте около 35 лет.
      В результате дальнейших поисков Шлиман обнаружил сразу пять могил. В них лежали девять мужчин, восемь женщин и двое маленьких детей. Все мужчины имели золотые маски и панцири, рядом с ними находилось большое количество оружия, золотые и серебряные кубки, а также много домашней утвари. У большинства женщин голову охватывали золотые диадемы в виде лент, украшенных красивым спиральным орнаментом и розетками. Рядом стояли золотые и серебряные ларцы, полные драгоценностей. Останки были засыпаны сотнями золотых лепестков с выгравированными на них рыбами, пчелами, розетками и спиралями. Эти лепестки когда-то украшали одеяния, от которых, естественно, не осталось и следа.
      Найденные предметы свидетельствовали о высокой культуре уже зрелой микенской цивилизации. Особого внимания заслуживает оружие. На бронзовых мечах, кинжалах и щитах представлены разнообразные аллегорические сцены, инкрустированные золотом и серебром. На одном из кинжалов изображен лев, преследуемый группой охотников с большими щитами, целиком закрывающими их фигуры. На другом - он происходит из Египта - неизвестный художник выгравировал Нил, котов, прокрадывающихся сквозь рощицу папируса, над которой уже взлетели дикие утки, на клинке бронзового меча - галопом мчащийся табун лошадей. Эта картина удивительно тонко передает формы и движение.
      Помимо кубков, браслетов, диадем и булавок для закалывания одеяний, Шлиман нашел в могилах множество перстней и печатей из яшмы, аметиста, агата и других драгоценных камней. Благодаря этим находкам мы знаем, как одевались женщины Греции того времени. На вогнутых печатях перстней изображены модницы с завитыми волосами, обнаженными бюстами, в юбках в форме кринолина. Выгравированные фигуры настолько мелки, что их нельзя различить без увеличительного стекла, тем не менее древние миниатюристы выполнили их с безупречной точностью, которая и ныне вызывает искреннее восхищение.
      Ряд совпадений, которые невозможно было объяснить только случайностью, заставил Шлимана сделать вывод, что в найденных могилах лежали останки Агамемнона и его приближенных.
 

                                                                                                          Вход в так называемую «Гробницу Клитемнестры»

       Об этом прежде всего свидетельствовал тот факт, что на микенском дворе находилось пять могил, именно столько, сколько называет Павсании. Их одинаковая форма, одинаковый стиль украшения драгоценностей и оружия,- все это убедило Шлимана в том, что в Микенах когда-то произошло массовое, погребение 19 жертв кровавого заговора Эгиста и Клитемнестры.
      Фантастическое счастье Шлимана, который уже во второй раз, руководствуясь одним лишь инстинктом, совершил небывалое открытие, нашло широкий отклик во всем мире. С самого начала никто не посмел усомниться в его предположении - стоило взглянуть на сокровища, чтобы увидеть поистине удивительную связь их с миром, воспетым Гомером.
      Какова же эта связь? Ученых всегда приводил в замешательство, например, тот факт, что у воинов Гомера большие щиты, тогда как у греков, которых мы знаем из истории, - исключительно маленькие. А на микенских кинжалах и перстнях с печатями охотники и воины вооружены как раз большими щитами. Это могло свидетельствовать только о том, что находки относятся к эпохе, в которую жили Агамемнон, Одиссей и Менелай.
      Оживленную дискуссию вызвал также «Кубок с голубями», найденный в одном из микенских захоронений. Он имел массивную ножку, а с двух сторон большие ручки, на которых стояли два золотых голубя, обращенные один к другому клювами. Из подобного кубка, как повествует Гомер, пили вино Нестор и Менелай.
      Однако самым поразительным оказалось вот что. В 10 песне «Илиады» Гомер упоминает своеобразный шлем, украшенный клыками дикого кабана. Подобные шлемы не упоминаются в традиционной греческой истории. Поэтому можно представить себе радость Шлимана, когда в одной из могил он обнаружил 60 клыков, с одной стороны плоско опиленных. Ведь это красноречиво свидетельствовало о том, что они являлись когда-то украшением… кто знает, не шлемов ли погребенных там воинов.
      В 1876 и в 1884 гг. Шлиман проводил археологические раскопки в Тиринфе, греческой крепости, расположенной к юго-востоку от Микен, невдалеке от города Аргоса. Ее мощные крепостные стены, сложенные из огромных, совершенно неотесанных каменных глыб, древние причисляли к чудесам света, а Павсаний ставил их в один ряд с египетскими пирамидами.