— Проходите, вас уже ждут, — вежливо улыбнулась я, показав на двери кабинета.

Она ринулась туда, громко стуча высокими каблуками и высоко подняв голову. Через полминуты послышался голос Родиона:

— Мария, зайди с блокнотом.

Если он меня вызывает с блокнотом, значит, уже решил, что дело стоящее, за него можно браться и немного подзаработать. Обычно он определяет это по внешнему виду клиента. На этот раз, судя по всему, его сразили бриллианты.

Женщина сидела в кресле очень прямо, закинув ногу на ногу, и, не отрываясь, смотрела в очки Родиона, который спокойно посасывал трубку и изредка бросал на неё внимательные взгляды, очевидно, прикидывая приблизительную сумму, которую можно будет выкачать из этой особы. Судя по виду, он был доволен. Усевшись в своём кресле, я положила блокнот на колени и приготовилась стенографировать, не забыв включить диктофон, спрятанный в висящей на спинке кресла сумочке.

— Итак, я вас слушаю, — пропыхтел Родион.

— Моя фамилия вам не понадобится, а зовут меня Виктория Романовна, — важно заговорила она. — Видите ли, я очень люблю своего сына, которого зовут Валерик. Ему всего двадцать пять лет, он редкий красавец, блестящий спортсмен — у него второй разряд по шахматам, — он очень талантлив, умен и, если бы не проклятая перестройка, уже наверняка был бы профессором. Но под давлением нынешних прискорбных обстоятельств он был вынужден забросить науку и заняться бизнесом. Мне это очень не нравится, но ничего не поделаешь — время нынче такое, сами понимаете…

— Короче, — мудро изрёк босс.

Женщина удивлённо взглянула на него, словно впервые видела человека, которому не нравилось звучание её голоса, пожала плечами и продолжила:

— В общем, я всегда была против его бизнеса, чтоб вы знали. Теперь к делу. Как я уже сказала, я его очень люблю и стараюсь по мере сил оберегать его от всяческих неприятностей. Так я поступаю с тех пор, как впервые увидела его в роддоме. Я уже тогда хотела перегрызть горло медсестре, которая недостаточно бережно несла на руках мою крошку. Меня, к сожалению, удержали… — В глазах её блеснуло негодование, и она умолкла, погрузившись в воспоминания. Я порадовалась в душе, что не была той медсестрой, которой эта разъярённая мамаша наверняка до сих пор является в страшных снах и перегрызает горло. Она вновь заговорила:

— Так вот, если бы не мои постоянные бдительность и опека, моего Валерочки уже давно бы не было в живых. Он постоянно попадает в пиковые ситуации по вине неблагодарных людей, не способных по достоинству оценить его таланты и выдающиеся качества. Они все время строят ему козни, подставляют, предают, пытаются унизить моего бедного мальчика, и, если бы не я, он уже давно лежал бы в могиле. Но слава Богу, этого не случилось и, надеюсь, никогда не случится, пока я жива…

— Может, лучше напишете мемуары дома и принесёте их мне — я с удовольствием почитаю на досуге, — предложил босс, поморщившись, как от зубной боли.

— Да как вы смеете?! — вскричала возмущённая мамаша. — Со мной ещё никто так не разговаривал!

— Не сомневаюсь. Извините. Продолжайте, ради Бога.

— То-то же! И не смейте меня перебивать, — успокаиваясь, прошипела она. — Если хотите получить заказ на работу, то лучше помолчите. Так вот, уважаемый Родион Потапович, моему Валерочке грозит серьёзная опасность. Его хотят убить. Причём очень скоро. Сегодня. Но… он об этом ещё не знает.

— А вы, значит, знаете?

— Естественно.

Босс удивлённо воззрился на неё:

— Откуда, если не секрет? Уж не хотите ли вы сами его…

Открыв сумочку, она вытащила перетянутую синей атласной ленточкой пачку писем и торжествующе потрясла ею в воздухе.

— Вот откуда!

— Что это?

— Не подгоняйте меня! Я сама все объясню.

Как вы уже слышали, я стараюсь оберегать сына от неприятностей, чтобы он лишний раз не волновался и не расстраивался. Поэтому я… э-э-э, как бы вам это лучше сказать…

— Читаете его почту, — мягко подсказал босс.

— А как вы догадались? Впрочем, неважно. Десять дней назад я, будем откровенны, как обычно, просматривала его письма перед тем, как они попадут к нему. Знаете, у него даже нет ключа от почтового ящика — у нас так принято в доме. Почту приносят, когда он на работе, и у меня достаточно времени, чтобы как следует со всем ознакомиться и сделать необходимые вырезки и поправки, чтобы он, не дай Бог, не расстроился, читая свою корреспонденцию. Будьте уверены, я не считаю это сколько-нибудь предосудительным в наше тревожное время. Даже наоборот — мне памятник нужно поставить при жизни. Если бы вы знали, от скольких бед я его избавила таким образом! Но моё воспитание и врождённая скромность не позволяют хвастаться этим перед сыном, хотя, наверное, когда буду лежать на смертном одре, я все же не удержусь и все расскажу, чтобы он мог оценить подвиг любящей его матери… — Она прижала к глазам батистовый платочек и всхлипнула.

— Мария, принеси воды, — сочувственно вздохнул босс, и я поднялась.

— Нет!!! Только не воды! — вскричала та в ужасе, словно её собирались угостить раствором цианистого калия. — Со мной уже все в порядке, спасибо.

Я села на место.

— На чем я остановилась? — требовательно спросила она у босса.

— На том, что вашего сына завтра прикончат.

— Не шутите так, — слабо простонала она. — Вы — кощунственная личность! Если бы не обстоятельства, я бы сейчас… — Она скрипнула зубами, но не бросилась на Родиона, и у меня отлегло от сердца. — В общем, десять дней назад я получила письмо. Вернее, письмо, конечно, предназначалось Валерику, но даже под страхом смерти я не отдала бы его ему — это сразило бы его наповал. Вы даже не представляете, что там было написано! Я не буду сейчас вам читать, потому что вы и сами сможете это потом сделать, а расскажу вкратце. Это были самые настоящие угрозы, составленные вырезанными из газет буквами. У меня чуть не остановилось сердце, когда до меня дошёл смысл этого кошмарного послания. — Она схватилась за сердце. — Эти мерзавцы обещали оторвать моему сыну его чудесную голову, если он не подпишет какие-то там бумаги во время какой-то там встречи. Естественно, я не стала ему этого показывать, чтобы не травмировать его и без того слишком ранимую психику. Вы меня понимаете?

— С трудом, — буркнул босс. — Продолжайте.

— Через два дня пришло ещё одно письмо. На этот раз негодяи грозились оторвать не только голову, но и все конечности Валерочки, если он ко всему тому не изменит ещё и условия контракта в пользу известной ему фирмы. Как я поняла, встреча должна была состояться очень скоро. Мой сын все время ходил такой радостный, возбуждённый, все твердил о том, что скоро станет весьма состоятельным бизнесменом. Я бы считала себя преступницей, если бы омрачила его радужное настроение, показав эти ужасные письма. Мне казалось, что все это лишь пустые угрозы, дешёвый блеф, и потом, мне было так приятно видеть его счастливым и довольным… — Она печально вздохнула. — А ещё через три дня опять пришло письмо. В нем говорилось, что коль мой сын молчит и ничего не предпринимает, то они воспринимают это как согласие с их требованиями, а значит, ему будет нетрудно подменить в контракте реквизиты и поставить другие, чтобы деньги за поставки шли на их счёт, как я поняла. Бандиты предупреждали, что в случае отказа ему отрежут… — тут она опять всхлипнула, — отрежут его маленькую пипочку, его хорошенькую писюлечку и заставят… съесть… — Она застонала. — Изверги, недоноски, сволочи! — полилось из неё вместе со слезами. — Как они смеют только предполагать такое! Он же тогда не сможет жениться и иметь детей!!! — Она застыла с открытым ртом, потом вдруг сразу успокоилась и решительным тоном произнесла:

— Таким людям не место в нашем обществе! Я требую, чтобы вы разыскали их и поставили на место — в тюрьму!

— А почему не обратились в милицию?

— Я смотрю телевизор и читаю газеты, чтобы доверить этим равнодушным и продажным органам своё единственное сокровище. И потом… они наверняка начнут следствие, и выплывет то, что я скрывала от сыночка эти письма. Не знаю, как он к этому отнесётся, но мне кажется, что на памятник тогда я вряд ли смогу рассчитывать, — сокрушённо проговорила она. — Помогите мне, умоляю…

— А с чего вы решили, что его убьют именно сегодня?

— Вчера пришло ещё одно письмо. В нем говорится, что если он все не сделает, то в этот же день они выполнят все свои угрозы.

— Значит, контракт подписывают сегодня? — догадался босс.

— Да. — Она уронила голову, и плечи её дрогнули. — Я ещё вчера хотела показать ему письма, но не решилась. Он купил мне цветы, дорогой коньяк, и мы так мило посидели за ужином… У меня просто не повернулся язык. Он ведь у меня такой впечатлительный, что обязательно натворил бы какую-нибудь глупость. А сегодня утром (я, между прочим, половину ночи не спала) он попросил пожелать ему удачи. Естественно, я не смогла сунуть в его счастливое, полное надежд и ожиданий лицо эти грязные бумажки. Я сказала ему «ни пуха ни пера», поцеловала в щёчку, и он уехал на своё совещание. А я помчалась к вам…

Я невольно присвистнула, и в кабинете воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим сопением босса, уставившегося на несчастную Викторию Романовну с нескрываемым ужасом. Наконец, очухавшись, он выдавил:

— Вы — фантастическая мамаша. Но пусть это останется на вашей совести. Когда он уехал?

— Чуть больше часа назад.

— Значит, время ещё есть, — облегчённо выдохнул он. — Сколько вы готовы выложить за то, чтобы ваш Валерочка смог в будущем иметь детей?

Подняв голову, она тихо произнесла:

— Деньги значения не имеют. У меня есть… э-э-э, кое-какие накопления. Не очень много, но все же.

— Тогда в случае благоприятного исхода вы заплатите нам… тысячу долларов. Согласны?

Она полезла в сумочку, вытащила ещё один конверт и вместе с остальными положила на стол.

— Ради сына мне ничего не жалко. Здесь пятьсот. Если спасёте, получите ещё столько же. А если нет — вернёте.

Почесав лоб, босс кивнул и спросил:

— Где он работает?

— Понятия не имею, — заявила эта несносная кочерга, и мы с боссом опять застыли. Она же, как ни в чем не бывало, продолжала:

— Он никогда не говорил, а я никогда не интересовалась. Знаете ли, я демонстративно, из принципа не проявляла никакого интереса к его делам, чтобы он знал, как я к ним отношусь. Он не настаивал.

— Но может, вы хоть что-то слышали? Имена, разговоры по телефону, род занятий фирмы, название, приблизительное местонахождение и так далее.

— По-моему, его фирма торгует сигаретами.

— С чего вы взяли?

— Видите ли, он у меня не курит и никогда не курил — я не разрешала. Валера всегда был очень послушным мальчиком…

— Почему был?

— Простите, — спохватилась она, смутившись, — просто у меня плохие предчувствия в последнее время. Так вот, когда он начал работать год назад, у него в комнате появились нераспечатанные пачки сигарет и все разные.

— Может, он их просто коллекционирует?

— Что вы! Мой сын никогда бы не стал собирать такую гадость! — Она брезгливо поморщилась. — Ему с самого детства нравились марки и фантики. Потом, это не какие-нибудь редкие сигареты, а самые обыкновенные, какие во всех ларьках продают, — я проверяла. Мне кажется, это просто образцы продукции.

— Хорошо, допустим, — нахмурился босс. — Ну а название фирмы краем уха не слышали?

— Нет. Ему почти не звонили домой — я запретила. А со мной о делах он тем более не разговаривал. Бумаг у него тоже никаких нет — я проверяла.

— Какой фирмы сигареты, помните?

— Конечно. «Мальборо», «Кэмел», «ЛМ» и прочее. Все с акцизными марками, как положено.

— А на работу он на метро ездил?

— Разумеется! У него нет таких денег, чтобы разъезжать на такси, — он у меня порядочный человек.

— А до какой ветке он ездит?

— Послушайте, зачем вам нужна вся эта ерунда? — раздражённо спросила она. — Вы лучше езжайте спасать моего мальчика, а не сидите здесь, изучая его биографию!

— Мы тронемся в путь в ту же секунду, как узнаем, куда, собственно, ехать, — усилием воли сдерживая себя, вежливо проговорил босс, поправляя раскалившиеся очки.

— Так вы бы сразу и спросили об этом, — удивлённо заявила она. — Я бы и сказала.

Если бы босс мог себе позволить, он бы непременно запустил в неё огромной бронзовой пепельницей, заслужив мои аплодисменты. Но он лишь с тоской посмотрел на тяжёлый предмет и произнёс:

— Вам цены нет, мамаша. Говорите.

— Перед отъездом он сказал, что едет в ДК «Горбунова» и пробудет там почти весь день.

— Надеюсь, вы принесли его фотографию?

— А как же. — Она порылась в сумочке и вытащила пачку снимков. — Альбом я решила не брать, но здесь есть и из роддома, из детсада, из школы и совсем недавние. — Она протянула все Родиону. — А здесь, на бумажке, я записала все детали: наш домашний адрес, телефон и так далее. Это пригодится?

— Посмотрим.

— Тогда напишите мне расписку, что взяли деньги, и я пойду, — засуетилась мамаша.

— Не беспокойтесь, у нас есть уже готовые формы договора с клиентами. Вы получите второй экземпляр у секретарши. — Он кивнул на меня. — Если что-нибудь ещё произойдёт — сразу звоните мне.

Минут через десять, внимательно прочитав каждую букву договора, она степенно удалилась, потребовав напоследок ничего не говорить сыну о её приходе и письмах.

Вызвав меня в кабинет, босс спросил, разглядывая письма:

— Ну, что ты думаешь?

— Думаю, придётся вернуть деньги, потому что её Валерочку уже наверняка пришили, — уверенно ответила я.

— Судя по всему, это будет самым счастливым днём в его жизни, — мрачно пошутил босс, швыряя письма в ящик стола. — Сделаем так. Ты поезжай к ней домой, попроси разрешения осмотреть его комнату, пошарь там, может, на что и наткнёшься, помимо сигарет. Попробуй что-нибудь узнать о его личной жизни: записки от женщин, презервативы или ещё что-нибудь. Если я не ошибаюсь, то он должен вести двойную жизнь: одну для мамы, а другую для себя. Откопай мне её. И сразу же возвращайся обратно, никуда не лезь, ни во что не вмешивайся, что бы ни происходило. — Он строго посмотрел на меня, и я скромно кивнула:

— Как скажете, босс. Мне уже ехать?

— Да, времени у нас нет. А я отправлюсь в самое пекло — в «Горбушку». Попробую его перехватить, если ещё не поздно.

…Позвонив в обитую дерматином дверь сороковой квартиры, я заставила себя улыбнуться, что стоило мне больших трудов. Почти сразу послышались шаги, щёлкнул замок, и дверь открылась.

— Здрассьте, — растерянно брякнула я, увидев перед собой худощавого молодого человека с большими голубыми глазами и полными губами на бледном лице.

— Простите, — пробормотал он испуганно, — я думал, это мама. Что вам угодно?

— Только не говорите мне, что вы — Валерий, — ещё не веря в такую удачу, пробормотала я.

— Да, а вы кто? — подозрительно спросил он.

— Я? Э-э-э, я подруга вашей мамы, Виктории Романовны. Меня Мария зовут. Можно войти?

Мне хотелось поосновательнее удостовериться, что клиент жив-здоров, ни от кого спасать его не нужно и задание можно считать выполненным. Осмотрев меня с ног до головы, он посторонился; я вошла в просторную прихожую. Он показал на маленькую кушетку около телефонной тумбочки.

— Присядьте пока. Мама скоро придёт.

— А вы давно дома? — невинно спросила я, разглядывая огромную китайскую вазу в углу, из которой торчал целый сноп пшеничных колосьев.

— Да я, собственно, только на секунду забежал, — нервно проговорил он, повернувшись ко мне спиной и что-то укладывая в кейс. — Нужно было взять кое-что. А мама мне про вас ничего не рассказывала. Вы давно её знаете?

— Не очень. А вы куда собираетесь, если не секрет?

Удивлённо обернувшись, он похлопал своими девичьими ресницами.

— А вам какое дело?

— Да так, просто интересуюсь. — Я потрогала руками колоски. — Сами собирали?

— Извините, но я спешу, — ледяным тоном произнёс он, подходя к двери. — Вам придётся подождать маму на площадке. Прошу, — и распахнул передо мной дверь.

— Может, отложите свои дела, посидим, поболтаем? — без всякой надежды спросила я.

— У меня очень важные дела.

— Ну, как хотите.

Пропустив меня, он вышел сам, держа в одной руке кейс, запер дверь на два оборота и направился к лифту. Я за ним.

— Спущусь с вами вниз, — пояснила я, видя его удивлённый взгляд. — Подышу свежим воздухом.

— Ради Бога, — пожал он худыми плечами и пропустил меня в лифт.

В полном молчании мы начали спускаться. Он упорно разглядывал стенку, а я — его. Он был почти ничего, если бы не забитый бегающий взгляд и нервный румянец на впалых щеках. Одет не броско, в отличие от мамаши; на нем хорошо сидели просторные светлые брюки и такая же рубаха, красиво подчёркнутая тонким чёрным галстуком. Мускулы, судя по всему, хорошо развиты у него были только на челюстях. Он немного сутулился, но все равно был чуть выше меня, хотя и я не подарок для пигмеев. И ещё было похоже, что он не вёл никакой двойной жизни, а во всем слушал свою тираническую мамашу. Хотя в тихом омуте…

Лифт остановился, и мы вышли из подъезда.

— Пройтись, что ли, с вами немного? — небрежно бросила я, не желая отпускать его от себя ни на шаг, пока не сдам на руки матери.

— Как хотите.

Мы зашагали вдоль дома по тротуару в сторону выхода со двора. Я решила дойти с ним до метро, а там придумать ещё что-нибудь, чтобы увязаться за ним и дальше. Валерик был такой мрачный и так старался не смотреть в мою сторону, что у меня не возникало никакого желания с ним разговаривать. Но долг был прежде всего.

— Вы сейчас в какую сторону едете? — вежливо спросила я.

— На Бауманскую, в свой офис.

— Ой, а я как раз там живу! — радостно соврала я. — Значит, нам по пути.

— Вы же хотели увидеть маму.

— Уже расхотела. В другой раз как-нибудь…

В этот момент из-за дома с диким колёсным визгом выскочила иномарка и, заскочив на тротуар, с рёвом помчалась прямо на нас. Двор был совершенно пустынным, и ни одна живая душа не смогла бы дать свидетельские показания против этих бандитов, если бы они нас раздавили. Валерик застыл на месте с открытым ртом и непременно погиб бы, если бы я с силой не толкнула его в кусты, растущие под окнами дома. Едва я успела нырнуть следом, как в том месте, где мы находились мгновение назад, с воем пронеслась машина и тут же затормозила уже где-то в другом конце двора. Ничего не объясняя, потому что на разговоры не было времени, я ухватила оторопевшего парня за рубашку и поволокла вдоль кустарников к выходу со двора, туда, где ходят люди, то бишь живые свидетели, при которых на нас вряд ли решатся напасть ещё раз. Изодрав руки, ноги и лицо о колючие ветки, я вытащила его на открытое пространство между двумя домами. Но и там почему-то свидетелей не оказалось. А со двора уже доносилось надсадное гудение мотора машины-убийцы, несущейся к нам на всех парах. Как кролик, завидевший удава, Валерик опять застыл на месте, глядя на приближающуюся смерть, и только губы его слабо прошептали:

— Мамочка…

С этими словами он бы и умер, не отпихни я его в последний момент обратно в кусты. Выхватив у него «дипломат», я швырнула его прямо в тонированное лобовое стекло машины, а сама отскочила подальше. Кейс был металлический, поэтому легко вошёл в салон, разбил стекло и врезался в жирную морду сидящего рядом с водителем пассажира. Осколки со звоном разлетелись, машина вильнула, но не потеряла управления, пронеслась мимо и скрылась за поворотом, увозя с собой дипломат.

— Ни хрена себе! — дрожащим голосом проговорил Валерик, выбираясь из кустов. — Чего это они? Психи, что ли?

— А ты их не знаешь? — спросила я, помогая ему отряхнуться.

— Нет, первый раз вижу эту машину. Кстати, а где мой кейс?

Я хотела уже разразиться проклятиями в адрес его и его мамаши, родившей на свет такого идиота, как из-за дома опять выскочила чёртова иномарка с разбитым стеклом. Пассажир с окровавленной рожей держал в поднятой руке пистолет и целился в нас через проделанную кейсом дыру. И Валерик, этот недотёпа, опять принял смиренную позу, готовый принять неотвратимую смерть. И опять я, схватив его за локоть, вытащила балбеса буквально из-под колёс и заволокла в угловой подъезд стоявшей рядом кирпичной пятиэтажки. Когда мы были на втором этаже, у подъезда заскрипели тормоза, захлопали дверцы и послышался топот вбегающих в подъезд людей. Мне стало страшно. Пулей мы взлетели на последний этаж и остановились, тяжело дыша от бега и ужаса. Мой незадачливый кавалер дико вращал глазами, руки и колени его тряслись, и он не мог выговорить ни слова. Снизу стремительно приближались бандиты, производя страшный шум своими ногами. Мы оказались в мышеловке. В отчаянии я воздела глаза к небу, чтобы произнести предсмертную молитву, и увидела в потолке открытый люк, ведущий на чердак. Лестницы к нему почему-то не было. Но бывают моменты в жизни, когда выбирать не приходится, потому что не из чего. В мгновение ока я оказалась на чердаке и тут же, свесив руку, прокричала Валерику:

— Дай руку!

— Что? — пролепетал он, теряя остатки разума.

— Руку дай, болван!!! — рявкнула я, и он протянул мне свою тонкую конечность.

Крепко ухватившись за неё, я одним резким рывком, как когда-то поднимала штангу весом в сто пятьдесят килограммов, вдёрнула его в люк на глазах у уже бегущих по последнему пролёту двоих убийц с пистолетами в руках и с грохотом захлопнула крышку. Снизу тут же раздались выстрелы. В деревянной крышке, обитой жестью, появились рваные дыры. Валерик, стоя на карачках рядом с люком, тупо смотрел на них, словно не понимал, что происходит, и каждый раз вздрагивал. Рассчитывать на его помощь мне не приходилось.

— А-а!!! Убили! — вскрикнула я, словно в меня попали, и громко застонала. Валерик чуть не потерял в пыли свои глаза, вытаращившись теперь на меня, но я прижала палец к своим губам и продолжала стонать, пока выстрелы не прекратились и снизу не раздался довольный бас:

— Нормально, братан! Телку пришили. Карауль здесь, а я пойду с другого подъезда зайду, чтобы чувак не сбежал.

— Лады, корешок, — ответил второй. Послышались удаляющиеся по лестнице быстрые шаги. Стараясь не производить шума, я осторожно заглянула в пулевое отверстие в люке. Бандит, которому я заехала чемоданом в морду, стоял прямо под крышкой и вытирал толстой рукой с зажатым в ней пистолетом пот с лоснящегося лба. Сделав Валерику, который все ещё стоял на четырех конечностях, знак отползти подальше, я подобрала увесистый обломок кирпича с присохшими кусками цемента, тихонько приоткрыла крышку и сбросила все это добро острым концом прямо на темечко амбала. Потом быстро закрыла люк и стала ждать выстрелов. Их не последовало. Тогда я снова заглянула в дырочку. Жирный стоял, подняв вверх тоскливые глаза, и глядел прямо на меня. Потом плаксиво скривился, словно я отобрала его любимую игрушку, пистолет выпал из руки, зрачки закатились, он перевалился через перила и с жутким грохотом обрушился вниз, отчего все здание содрогнулось, и мне даже показалось, что оно сейчас развалится. Открыв люк, я спрыгнула вниз. Валерик, в котором, наверное, наконец-то включился инстинкт самосохранения, сам последовал за мной. С его бледной физиономии ещё не сошёл ужас, он очень страдал и плохо понимал, что происходит. Увидев лежащего на лестнице окровавленного бугая, он чуть не потерял сознание.

— Не бойся, он тебя не укусит. — Я взяла его за руку и потащила вниз, перепрыгнув через бесчувственное тело.

Я была уверена, что бандитов только двое и что второй громила сейчас пытается забраться в люк во втором подъезде, так что нам удастся беспрепятственно смыться. Но когда мы выскочили на улицу, моё настроение резко упало — у входа стояло ещё двое головорезов и дула их пистолетов были направлены в нашу сторону…

Везли нас долго и нудно. Никто не говорил ни слова. Угрюмые амбалы только скрипели зубами и играли желваками от злости, глядя на разбитое лобовое стекло, а мы с Валериком не могли пере кинуться даже парой слов: у меня был залеплен скотчем рот, а его вообще везли в багажнике. Машина уже давно выехала за город, что я поняла только по отсутствию привычного городской шума и частых остановок на светофорах, ибо глаза у меня были завязаны. Я думала о своём боссе. На этот раз ему точно не удастся меня вы тащить, ведь он не знает, кто и куда меня увёз Значит, придётся выбираться самой да ещё вытаскивать этого тюфяка Валерика, чтобы босс смог получить с его мамаши причитающийся остаток «фантастического» гонорара. А выбраться судя по всему, будет нелегко. Люди, которые нас схватили, были самыми настоящими урками, молодыми, наглыми и жестокими. Видимо, из пост-перестроечной поросли бандитов, для которых нет ничего святого даже среди себе подобных К тому же они явно были не местными, говорили слегка окая на волжский манер, хотя, впрочем, на способность убивать ближних это никак не влияет. Больше всего меня угнетало присутствие Валерика. Не будь его, черта с два бы они меня взяли, да и сами бы не ушли. А теперь вот заботься о нем…

Иномарка свернула с трассы и заколыхалась на ухабах. Я сидела между двумя подонками, от которых крепко несло перегаром, и тряслась вместе с ними, с жалостью вспоминая о Валерике, гремевшем костями в багажнике. Так мы ехали с полчаса. Наконец смачно запахло навозом, залаяли собаки и закудахтали куры — мы въехали в деревню. Машина остановилась, меня выволокли, куда-то завели и оставили, пихнув в спину так, что я со связанными за спиной руками пролетела метров десять, шмякнулась головой во что-то твёрдое, видимо, в деревянную стену, и там же и свалилась, мыча от боли и возмущения. Пока я пыталась принять удобное положение, внесли Валерика, и только после этого нас развязали и оставили в покое, заперев деревянную дверь на железный засов.

Это было похоже на сарай, в каких колхозники держат кур или свиней. Пол, стены и потолок были загажены помётом и навозом, в углу валялись полусгнившие ящики, на стенах под самым потолком виднелись куриные насесты, на которых не было кур, а через многочисленные щели между досками в убогое помещение проникал яркий солнечный свет, разрезая полумрак десятками косых лучей. Валерик, которого перед тем, как скрутить и уложить в багажник, амбалы немного побили, морщась и постанывая, трогал разбитые в кровь губы и ощупывал ушибленные ребра. На меня он, подлец, даже не смотрел, хотя было на что: бандит, на чью голову я сбросила кирпич, в порыве праведного гнева чуть не выдрал мне все волосы и посадил синяк под глазом, который уже почти весь заплыл.

— Ну, может, объяснишь наконец, во что ты меня втравила? — сердито спросил виновник всех моих бед.

— Я?! — Мне показалось, что ветхий потолок обрушился на меня вместе с помётом и насестами. — Да как ты смеешь такое говорить, подлец?! Это ты меня втравил!

Он посмотрел на меня, как на врага народа, усталые глаза его зло сощурились, и в этот момент он стал похож на свою мать. Мне даже показалось, что сейчас он прыгнет на меня из своего угла, вцепится в горло и задушит. Вместо этого он презрительно усмехнулся:

— Ещё скажи, что ты здесь совершенно ни при чем. Я тут же поверю и рассыплюсь в извинениях.

Задохнувшись от возмущения, я вскочила и стала ходить вдоль стены, пиная валявшиеся на земле ящики.

— Именно так, дружок, — бросила я, успокоившись немного. — Я не имею к этим людям никакого отношения, в отличие от тебя! Это ты во всем виноват. Из-за тебя меня чуть не убили и, думаю, в скором времени все-таки убьют! А у тебя ещё хватает наглости в чем-то меня обвинять! Да ты просто… — У меня не хватило слов, и я замолчала, не переставая возбуждённо мерить шагами сарай.

— Да кто ты такая вообще?! — замахал он руками. — Тоже мне, нашлась невинная курица! Или хочешь сказать, что не за тобой гнались эти придурки? Ха-ха-ха, сейчас лопну от смеха!

— Заткнись, придурок! — прошипела я, метнув на него взгляд Медузы Торгоны. — Меня тошнит от твоего голоса.

Он послушно умолк, и мне сразу стало его жалко. Зачем накричала на беднягу? Он и так вон еле дышит от страха. По-видимому, он и вправду ни о чем не догадывается. Что ж, мамаша постаралась на славу: её сынуля умрёт, даже не зная, за что. Хотя нет, ему, наверное, бандиты скажут перед смертью. А вот я действительно могу пострадать ни за что. Оно мне надо? Может, бросить его здесь и смыться, пока не поздно? Мне вовсе не трудно проломить дыру в стене этого сарая и задать стрекача до ближайшего леса, а там мне никакие пистолеты не страшны…

Но, посмотрев на побитого Валерика, я тут же отказалась от этой мысли. В конце концов, он тоже ни в чем не виноват. Усевшись на ящик, уже не боясь испачкать своё платье, я пробормотала:

— Ладно, извини.

Он поднял удивлённые глаза и с усмешкой проговорил:

— Бывает. Тебя, по-моему, Мария зовут, так?

— Ну да, а тебя Валера.

— Слушай, надо во всем разобраться. Если они гнались не за тобой, тогда они ошиблись и взяли не тех, правильно? Нужно немедленно им сообщить, пока они что-нибудь нехорошее с нами не сделали. Они ведь думают, что я с тобой заодно…

— Ну ты и типчик.

— Да нет, просто нужно все поставить на свои места, и нас отпустят, я уверен.

— Ну так что ж ты сидишь? Иди, скажи им…

— Почему это я? — изумился он. — Это ты в них моим кейсом и кирпичами бросалась, вот и разбирайся сама. Что до меня, так я никогда бы ни с кем не стал связываться — больно надо!

— Ах вот ты как? — опять взбеленилась я. — Да если бы не я, тебя давно бы в живых не было! Он как-то сразу поник.

— Мама мне тоже это всегда говорит, — вздохнул он. — Она считает, что постоянно спасает меня от каких-то бед и несчастий, которых на самом деле нет и быть не может. Вы с ней что, сговорились? Ах, ну да, ты же её подруга…

— Ни с кем я не сговаривалась, я сама по себе, понял? До тебя разве ещё не дошло, что они хотят тебя прикончить? Тебя, а не кого-нибудь другого! Ты что, идиот или прикидываешься?

— Но за что меня убивать? — опешил он. — Я ничего плохого не сделал, честное слово. — Его глаза вдруг округлились. — Послушай, а может, нас похитили с целью выкупа?