В предбаннике послышался шум открываемой двери, весёлый голос Григория и звонкий девичий смех. Ещё минута — и в парилку вошла обнажённая Зойка. За ней в таком же виде — Григорий. За паром они не сразу меня разглядели, да и не смотрели никуда, только друг на друга, зато я их видела прекрасно. Впрочем, в основном я глядела, как загипнотизированная, на то, что просто не могло не приковать женский взгляд, — на громадную сущность Григория. У меня аж мышцы свело внизу живота от такой потрясающей картины. Видела я в своей жизни мужиков, но чтобы такое! Все-таки счастливая она, эта Зойка, небось пользуется всем этим добром, когда и сколько захочет. Вот и сейчас, только вошли, она тут же ухватилась руками за эту сущность и стала баловаться. Парень довольно замычал, мышцы его заходили ходуном, он весь напрягся, потом подхватил девушку на руки и понёс к полкам. В следующий момент мутные глаза его повстречались с моими. Он поначалу чуть не выронил от неожиданности свою трепещущую ношу. Глаза его округлились, брови удивлённо поднялись, он бережно опустил блестящее от пота тело Зойки на нижнюю полку и распрямился всей своей статью, ничуть не стесняясь собственной наготы.

— Ну иди же ко мне! — капризно потребовала Зойка, хватаясь за его вздыбленную гордость.

— Ты кто такая?! — рявкнул тот так, что банька зашаталась и чуть не развалилась.

Зойка подпрыгнула на полке и тоже закричала:

— Ты что, спятил, козёл?! Чего разорался?!

Но, увидев его взгляд, застыла, потом медленно повернулась в мою сторону. И тут же вскочила на ноги, и глазищи её поползли на лоб.

— Ни хрена себе! — протянула она. — Гоша, это ещё кто?

— Вот и я спрашиваю, — грозно прорычал тот, по-бычьи наклоняя голову. — Кто ты такая?

— Здрассьте вам с кисточкой! — весело проговорила я, садясь и свешивая ноги с полка. — Вам Толик разве ничего не сказал? Вот поросёнок! — Я огорчённо скривилась. — Сам привёз сюда, красивых слов наговорил, сказал, иди в баньке помойся, а теперь ко мне ещё и претензии? Хорошенькое дело! А вы-то сами кто?

Они ошарашенно переглянулись. Зойка процедила:

— Вот мудак этот Толян! Какого черта он ещё тут устраивает? Забыл, кто в доме хозяин? Иди, вставь ему, барану! — Её глаза зло сверкнули.

— Да ладно, давай уже мыться, — нарочито небрежно бросил Григорий, жадно облизывая мои голые груди глазами. — Она нам не помешает, правильно говорю? — и похотливо подмигнул мне.

Зойка взвилась до потолка:

— Пошёл вон, кобель!!! Я сказала! — и замахнулась на него кулачком.

Тот испуганно дёрнулся, попятился к дверям и залепетал:

— Да ладно, что ты сразу начинаешь… Иду уже…

И как ошпаренный выскочил вон из парилки. Зойка повернулась ко мне и прошипела:

— Это мой бык, поняла? И не лезь к нему. Трахайся со своим придурком Толяном, сколько влезет.

Было в её манерах что-то от дешёвой вокзальной шлюхи, такое же блатное, грубое и вызывающее, что никак не вязалось с её почти ангельской внешностью. Но я не собиралась выяснять, где она понахваталась своих манер, в какой тюрьме или на какой панели, — у меня были дела поважнее. Я без лишних слов легонько ударила её ногой в подбородок. Ведьма отлетела к дверям и растянулась на полу. Из разбитой губы побежала кровь. Соскочив вниз, я бросилась в предбанник, заперла массивную дубовую дверь на засов и только тогда перевела дух. Все, теперь у меня было на что обменять Валерика. Лёгкость, с которой я провернула это дельце, прибавила мне сил, и настроение сразу улучшилось. Вытащив Зойку из парилки, я уложила её на диван, и тут в дверь затарабанили.

— Зоя, открой! — закричал Гоша. — Толян говорит, никакой бабы он не привозил, слышь? Подойдя к двери, я громко сказала:

— Заткнись, идиот! Врёт все твой Толик! Он привёз меня на «Вольве» вместе с каким-то парнем. Иди и спроси!

Он замолчал. Потом неуверенно промычал:

— Так… ты та самая баба? А почему Зойка молчит? Зойка, ты где?! — снова забарабанил он. — Ну-ка открой, сука!

— Сейчас, все брошу и открою, — усмехнулась я, поглядев на зашевелившуюся на диване атаманшу.

— Подожди, тебя же в лесу грохнули, как мне сказали! — глупо прорычал за дверью Гоша, — Или ты не та?

— Та, та, успокойся, хлюпик! — поддразнила я, смеясь.

— Ну подожди, шалава! — рявкнул он и выбежал из баньки.

Теперь мне предстояли долгие и нудные переговоры. Разорвав полотенце, я связала тупо глядевшую на меня Зойку по рукам и ногам, усадила за стол, налила из самовара горячего чаю и поставила перед ней чашку. Потом пошла в парилку, основательно и с удовольствием вымылась (когда ещё попаду в русскую баню) под грохот высаживаемой дубовой двери и крики осатаневших от злости мордоворотов, надела Зойкин халат, чтобы не пачкаться о своё грязное платье, и уселась рядом с ней за стол, положив рядом ружьё и пачку патронов. Ружьё мне требовалось для пущей убедительности, чтобы лишний раз не пускать в ход свои когти, доказывая, что меня следует бояться.

— Скажи им, чтобы дверь не портили, — сказала я спокойно. — А то я тебя пристрелю, — и отхлебнула из её чашки слегка остывшего чайку.

Чувствовала я себя превосходно.

— Болваны, перестаньте ломиться!!! — завизжала она, и за дверью сразу все стихло. Судя по топоту, там собралась вся честная компания.

— Умница, — похвалила я. — А теперь ответь мне на один вопрос…

— Пошла ты! — презрительно скривилась она. — Кто ты вообще такая?

— Это долгая история. А вообще я хотела спросить, нет ли у вас тут холодненького пивка?

Посмотрев на меня, как на умалишённую, она процедила:

— А ху-ху не хо-хо? Подавишься моим пивом!

— Почему твоим?

— Потому что здесь все моё, поняла, сука?

— Фу, как грубо, — поморщилась я. — А с виду такая красивая девочка. На каком дереве тебя воспитывали?

Оставив её раздумывать над моим вопросом, я подошла к холодильнику, открыла его и ахнула: он до отказа был набит импортными напитками всех мастей, в том числе и баночным пивом. Вытащив три банки, я вернулась к голой пленнице, вскрыла банку и стала с наслаждением пить, не обращая на неё внимания.

— Что тебе нужно? — спросила она немного позже, сжигая меня взглядом. — Тебе все равно крышка — отсюда не выберешься. Мои люди тебя на части разорвут за меня.

— Чем это ты их так обворожила? Уж не своими ли прелестями?

— Не твоё дело! — огрызнулась она. — Говори, что нужно, и уматывай!

— Мне нужен Валерик.

— А-а, так это ты его невеста, ха-ха! — Она противно заржала. — Видный же у тебя женишок! — и прошипела:

— Я устрою вам свадьбу на кладбище под звуки похоронного марша…

Мне не хотелось разубеждать её относительно своей роли во всем этом. Если ей нравится считать меня невестой Валеры, то пусть так и будет, главное, чтобы на самом деле замуж не выдали…

— Не кипятись, Зойка или как тебя там. Я не хочу неприятностей ни тебе, ни себе, ни Валерику. Ответь: зачем он тебе понадобился, и я оставлю вас в покое. В противном случае мне придётся поджарить кое-кому симпатичную задницу на камнях в парилке, а потом разворошить все ваше осиное гнездо. Поверь, мне это будет совсем нетрудно.

— Не много ли на себя берёшь? — хмыкнула она.

— Нормально, в самый раз. Так что лучше скажи своим архаровцам, чтобы не трогали Валерика и дали нам с тобой спокойно поговорить. Если хочешь жить, разумеется, — небрежно закончила я, допивая пиво.

Скривившись, она посмотрела на ружьё и крикнула:

— Толян, приведи сюда того ханурика! И не трогайте его, пока не скажу. У неё тут ствол, слышишь? Она опасна!

— Ты в порядке? — послышался испуганный вопль мордатого.

— Да, идиот!!! Тащи сюда говнюка! А с тобой мы потом поговорим, расскажешь, как пришил эту стерву в лесу, козёл пархатый!

За дверью что-то пробубнили и послышался топот — кто-то отправился выполнять приказ. Остальные верные псы сидели под дверью и жалобно скулили. Ублюдки! Поняли, что жареным запахло, и сразу же хвосты поджали. Ничего, я им ещё устрою красивую жизнь. Пока они беспокоятся за Зойкину жизнь, мне нечего бояться за Валерика.

В помещение бани можно было проникнуть, кроме двери, только через маленькое оконце в парилке, в которое даже я бы не пролезла, не то что амбалы, и через печную трубу, что им тоже вряд ли бы удалось. Поэтому я была спокойна, хотя червь сомнения все же точил мою душу, что-то подсказывало, что не все я учла и не все просчитала в этой блестящей, на мой взгляд, операции по освобождению Валерика. Но пока все шло хорошо и беспокоиться не приходилось.

— Ну что, заткнулась? — усмехнулась Зойка. — Как ты его вычислила, этого пентюха? Или мамаша-дура проболталась?

— Давай я первая буду спрашивать, — мягко проговорила я. — Все же ты у меня в руках, а не наоборот…

— Ха! Не смеши людей, глупая! Это ты у меня в руках! Живой тебе не уйти, а если меня прикончишь — тем более.

Тут в предбаннике раздался шум и крик Толяна:

— Ну притащил! Что с ним делать теперь?

— Ждите! — ответила Зойка и вопросительно глянула на меня.

— Ладно, хватит ваньку валять! — повысила я голос. — Выкладывай мне все, или начну мучить. На тебя потом ни один мужик не взглянет. Я тебя в кипятке сварю. Я — садистка, маньячка, из психушки сбежала. Не веришь?

Она с усмешкой покачала головой, но в глазах мелькнул испуг.

— А зря, — продолжала я ледяным тоном. — Жалко, что я сумочку дома забыла — в ней справка из психушки. Но я и так тебе докажу. — Я поднялась и пошла в парилку.

— Ты куда это? — подозрительно спросила она.

— За кипятком, куда же ещё, — удивлённо ответила я. — Сейчас наберу ковшик и буду тебя поливать, пока не поверишь…

— Постой, дура! — в ужасе воскликнула связанная Зойка. — Я верю, верю, только сядь на место!

Довольная, я вернулась за стол. Зойка сидела бледная, глаза горели, носик заострился, губы подрагивали.

— Не вздумай меня уродовать, слышишь? — тихо произнесла она, и голос её дрогнул. — Не хочу быть уродиной, не смогу… — Она уронила голову. — Ладно, подавись своим Валериком и его бабками. Будем считать, что ты выиграла в честной борьбе.

— О чем это ты? — опешила я. — Какие ещё деньги? Он же нищ…

— Не прикидывайся дурой! — с горечью воскликнула она. — Ты все прекрасно знаешь. Иначе зачем тогда замуж собралась за этого пентюха? Уж с твоей-то внешностью можно и получше найти. Черт, а ведь я уже почти все сделала! И все уже почти получилось! — Она посмотрела на меня с ненавистью. — И откуда ты взялась на мою голову?

— С неба. Слушай, я честно ничего не понимаю. О каких деньгах идёт речь? Поверь, я не в курсе.

Зойка не поверила.

— Заливай мне ещё, — усмехнулась она. — Какого же хрена ты тогда не сбежала, а сюда за Валериком припёрлась? Уж сам по себе он абсолютно никакой ценности не представляет. — Она презрительно скривилась. — Братик называется. Дал же Бог такого телёнка!

Мне показалось, что я ослышалась.

— Брат? Он что, твой брат? — переспросила я удручённо.

— Что, не похожи? И слава Богу. Я бы повесилась, если бы это было не так.

Тут я поняла, что нужно немедленно менять тактику. И ещё почувствовала себя дурой, которую провели на мякине. Все мои логические построения этого простого дела рассыпались в прах. Я видела глаза Зойки и знала, что она не врёт. Значит, врала Виктория Романовна и врал Валерик. Но зачем?! Мне необходимо было это выяснить, чтобы знать, как себя вести дальше. А то, может, стоило бросить здесь Валерика и бежать отсюда, пока притихшие за стеной звери не разбушевались и не изрешетили меня из своих пистолетов…

— Слушай, Зойка, давай по-своему, по-бабьи поговорим, а? — Я подалась к ней через стол. — Мне не нужны никакие деньги, я правда ничего не знаю. Расскажи мне все, а? Умоляю! Ты такая загадочная девчонка, меня прямо ужас берет. Кто ты, скажи?

Она сразу приосанилась, подняла красивую головку и самодовольно произнесла:

— Да ты описаешься от зависти, если расскажу. А я правда… красивая?

— Безумно! — искренне заверила я. — Даже в дрожь бросает. Давай, прогони своих кобелей, пусть идут водку пьют, а мы посидим, побалакаем, в баньке попаримся. А то у тебя все одни мужики да мужики — поговорить-то небось не с кем. Ну, согласна?

Что-то прикинув в уме, она нагнала на глаза тоску и печаль, скромно кивнула и тихо произнесла:

— Ты права — поговорить не с кем. Только развяжи меня, а то париться неудобно будет. Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Ты мне понравилась, честное слово. Я таких девчонок ещё не встречала, кроме себя, естественно. Ну как, развяжешь? — Она умоляюще посмотрела на меня.

— Конечно, — улыбнулась я. — Только сначала скажи своим парням, чтобы убирались в дом и не мешали. А Валерика пусть в предбаннике оставят вместе с Толяном. Давай, моя хорошая, а я в окошечко посмотрю, как они выйдут.

…Через пять минут мы с ней уже сидели перед початой бутылкой «Токайского» и пили за знакомство из хрустальных бокалов.

— Так ты не невеста его? — спросила после третьего бокала Зойка.

— Нет. Случайно познакомились.

— Слава Богу. Надеюсь, мы станем подругами. Знаешь, у меня никогда настоящей подруги не было — все больше мужики вокруг вертятся, вернее, кобели. — В её красивых глазах мелькнула грусть. — А они все такие тупые…

— А у меня есть подруга, — похвасталась я. — Валентиной зовут. Классная баба, скажу я тебе. Простовата немного, зато честная и преданная, ни за что не предаст.

Зойка с завистью посмотрела на меня.

— А эти кобели — все подлецы и трусы. Уж я-то знаю, поверь. Они только в постели хороши, а в жизни — полное дерьмо.

— Что ж ты с ними связалась?

— А, не спрашивай, — махнула она рукой. — Ладно, идём париться, а то мне что-то холодно стало.

— Ты иди, а я посижу немного, допью. Пожав плечами, она ушла в парилку, покачивая стройными бёдрами. Теперь, когда мы немного поговорили, она мне уже нравилась. Я н испытывала к ней той злости, как прежде, и готова была отказаться от своих планов мщения, если меня убедят, что Валерик виноват во всем сам. Впрочем, решать это не мне, а боссу. А пока нужно продолжать играть свою роль.

Допив вино и предприняв кое-какие меры безопасности, я отправилась вслед за ней. Вскоре нам уже не нужны были никакие мужики, деньги и Валерики — мы от души парились, непринуждённо болтали, словно были знакомы сто лет, и вообще забыли обо всем. По крайней мере я хотела так думать. В основном болтала Зойка, а я больше слушала.

— А что мне оставалось? — говорила она, вздрагивая под ударами веника, которым я нещадно её хлестала. — Естественно, пошла на вокзал ишачить — жить-то как-то надо. Городок у нас маленький, и я там со своей красотой просто не помещалась, задыхалась я, тесно мне было, на простор тянуло, в Москву, в Париж, в Америку — там моё настоящее место. А на вокзале все-таки поезда, люди все время новые, рассказывают обо всем. Так иногда лежишь под кем-нибудь, а он тебе про Амстердам травит или как в Африку ездил в командировку. Здорово так! Будто сама за границей побывала. Мать заездила совсем: учись да учись. А на хрен кому сегодня тот диплом нужен, правильно говорю? Ну вот я и научилась тому, что лучше всего к моей внешности подходит. Мне ведь это красивое тело даром досталось при рождении. Кто-то во дворцах рождается, а я вот в этом теле. Значит, и должна использовать его на всю катушку. Ко мне очереди стояли, ей-Богу!

Не поверишь, но из других городов мужики приезжали, чтобы ещё раз меня заполучить. Дураки они все-таки. Их так легко обмануть — прямо смех берет иногда. Ну вот, думала, что так и проживу, пока страшной не стану. А тут вдруг мамаша сообщает, что отец, которого я даже в глаза не видела и который жил где-то в Москве, умер и оставил мне наследство, представляешь? Я ошизела прямо, чуть в обморок не шарахнулась, ушам своим не поверила. Меня поверенные отца как-то отыскали и сообщили, что мне сберкнижка полагается с совершенно бешеной суммой. То есть такой бешеной, что до конца дней уже могу с мужиками бесплатно спать. Так что, когда мне двадцать один год исполнился, я пошла в сберкассу и стала богачкой. Что ты! Все сразу как налетели, коршуны! Знакомые и незнакомые, друзья и враги — все слетелись на халяву, сволочи! Но я не дура, не стала в своём городе пылить — меня ведь там уже только как проститутку знали, так что особо не развернёшься. А тут ещё юрист один знакомый подвернулся, Сашка, он из клиентов моих бывших. Я его наняла, чтобы узнал, куда можно выгодно деньги вложить. Он уехал в столицу, потом приезжает и говорит, что нужно земли скупать в Подмосковье по дешёвке или в аренду брать, я уж не знаю всех тонкостей — Сашка всем занимается. Скоро, говорит, закон о частной собственности на землю выйдет, тогда вся эта земля автоматически твоей будет, а это ой какое богатство! Вот я и приобрела эту деревню со всеми угодьями за бесценок. Собрала в своём городе на Волге знакомых уголовников, которым уже терять в этой жизни нечего, положила им зарплату хорошую, чтобы меня охраняли, и переехала сюда, ждать, когда закон в Думе выйдет. А Сашка предложил охотничий курорт для иностранцев здесь построить. Тогда бы вообще был полный улёт. Но деньги уже кончались, нужно было где-то искать на строительство, а где? Сашка попробовал спонсоров подбить, так рэкетиры сразу понаехали из Долгопрудного. Примчались, козлы, грозить начали, подонки вшивые, денег требовали… — Она усмехнулась. — Потом волки их кости по лесам растаскивали. У меня мальчики что надо, их на понт не возьмёшь. Они за меня в огонь и в воду, только плати вовремя. Им тут лафа, вот они и держатся за меня. А что, здесь спокойно, властей нет, стреляй, сколько хочешь. Моя земля, в конце концов, что хочу — то и ворочу, правильно говорю?

— Конечно, Зоенька. Ты все правильно делала.

— Ну вот, тогда я и вспомнила про папашу. Откуда, думаю, у него такие денежки взялись? Может, ещё что осталось? Послала Сашку в Москву. Тот все разузнал, приезжает и говорит, что у меня есть брат Валерик, живёт с матерью и, судя по всему, понятия не имеет, что папаша ему кучу денег оставил, потому как ведёт нищенский образ жизни. Видать, мамаша все себе захапала, не знаю. Папаша у нас секретным академиком был, свои открытия продавал за границу, а деньги на книжку складывал. Меня он хоть не видел никогда, но знал, что я есть, поэтому и оставил мне половину своих сбережений. Такой же придурок, наверное, был, как и Валерик. Я его как сегодня увидела, так меня чуть не стошнило. Тьфу, прости Господи, а не брат! Ну вот, стали мы думать, как себе оставшиеся денежки прикарманить. Ну не ждать же, в конце концов, когда братик сам окочурится? А деньги мёртвым грузом на книжке лежат. Если брат и его мамаша умрут, то по закону все мне достанется, потому что отец перед смертью меня своей наследницей признал, так-то. Сашка все про Валерика разузнал, где работает, то да се, и предложил неплохой вариант. Он у меня знаешь, какой умный? Всех московских профессоров за пояс заткнёт. Короче, сделали мы вид, что Валерику угрожают письмами из-за работы, чтобы потом, когда он умрёт, все подумали, что его конкуренты прихлопнули. Гениально, правда? Обо мне тем более никто и не догадывался. В общем, все сделали, а сегодня мои гаврики поехали, чтобы его прикончить, и вот вернулись с живым да ещё тебя прихватили. Они решили, что ты его жена или невеста и побоялись, что вы уже как-то свои отношения оформили. Тогда бы вся наша затея рухнула. На всякий случай привезли сюда вас обоих, чтобы все выяснить.

— Постой, а как же мать? Она ведь жива ещё.

— Ой, какая же ты глупая, однако!

Мы поменялись местами. Я легла на полок и она начала нещадно избивать меня веником, не переставая весело щебетать:

— Мать бы потом нашли повесившейся с горя в своей квартире. Неужели так трудно догадаться! Сын случайно погибает под колёсами, а мать вешается, будучи не в силах пережить смерть любимого чада. Причём, перед тем, как её повесить, мои мальчики заставили бы написать предсмертную записку, в которой она просила бы отдать все её имущество той, неизвестной ей дочери мужа, которой он завещал половину состояния. И все баста, сливайте воду, господа! И деньги мои, и квартира московская, и охотничий курорт в Подмосковье. Приезжайте в гости и любуйтесь на новоиспечённую королеву предместья, ха-ха! Здорово, правда?

У меня по коже, несмотря на жару, бегали холодные мурашки от таких дивных речей. Но я не подавала виду и весело улыбалась в ответ, понимая, однако, что каким бы ни был Валерик телёнком, хуже своей сводной сестрёнки ему уже никогда не быть.

Закончив париться, мы вернулись в предбанник. Я все никак не могла понять, на что она рассчитывала, рассказывая мне весь этот бред, ведь теперь все её планы известны и ей вряд ли удастся завладеть чужим состоянием. Деваться от меня ей было некуда, она это знала… или, может, я что-то упустила? Но нет, все по-прежнему было спокойно, она продолжала увлечённо рассказывать о том, как выбирала себе мужика для постели в окрестных подмосковных деревнях. Она, не стесняясь, измеряла их члены линейкой, чтобы удовлетворяли всем её запросам, осматривала мускулы и зубы, как у породистых жеребцов, и они не роптали, зная, что им за это хорошо заплатят. Перебрав с десяток, она остановилась на Григории. Он стал её персональным, как она выразилась, живым фаллоимитатором, который может сам передвигаться, трахать и даже разговаривать на самые простые темы. Зойка при этом громко смеялась, а я с трудом сдерживалась, чтобы меня не вырвало.

— А откуда вы приехали сегодня? — спросила я чувствуя, что голова кружится от выпитого вина.

— С обеда. Я каждый день в «Метрополе» обедаю, чтобы к цивилизованной жизни приобщаться. Пока деньги есть, нужно жить, разве не так?

— Ой так, Зоенька, — вздохнула я жалобно. — Только вот где их взять, эти деньги-то?

— Ну милая, это уж кому как. Ты вот кто такая: студентка или секретарша?

— Секретарша, — стыдливо ответила я.

— Вот и будешь всю жизнь трубить на таких, как я. — Она подняла пустую бутылку и посмотрела на свет. — Хочешь ещё выпить? Я принесу.

— Неси, — пьяно кивнула я.

Она встала и, пошатываясь, пошла к холодильнику, стоявшему у меня за спиной. Я закрыла глаза и стала прислушиваться к шуму в голове…

— Тебе чего, вина или водки? — спросила она, копаясь у холодильника.

— Неси все, разберёмся…

— Руки, сучка!!! — раздалось сзади. — Быстро. И не поворачивайся, а то пристрелю!

Что-то твёрдое ткнулось мне в спину, и я догадалась, что это ружьё, которое я поставила за холодильник. Затем она осторожно обошла меня и уставила оба дула мне в лицо. Глаза её были почему-то совершенно трезвыми, и вместо прежней весёлости в них светились ненависть и злорадство.

— Ну что, допрыгалась, дурёха? — процедила она. — Развесила уши, все выслушала? Теперь пора бай-бай. Молиться будешь?

— Знаешь, ты не похожа на амазонку, — устало вздохнула я. — Они, правда, тоже были голыми и с оружием, но на этом твоё сходство заканчивается. Ты не боец, Зойка. Положи ружьё, и давай договорим, пока я не разозлилась.

— Кончай мне мозги полоскать, сука! — про цедила она и крикнула:

— Толян, ты там?

— Все мы здесь! — раздалось из-за двери. — Что там у тебя, долго ещё ждать? Мы этого петуха уже по третьему кругу пустили!

У меня все похолодело внутри, и я мгновенно протрезвела. Хотя чего ещё можно было ждать от урок? Ну ничего, главное, что Валерик ещё жив…

— Подождите, не тратьте силы! — крикнула Зойка. — Сейчас я вам ещё и курочку подкину Оттрахаете её на моих глазах, а я посмеюсь!

За дверью раздался радостный гомон и крик мордатого:

— Ты её заломала, что ли?! Так открывай дверь, на хрен!

— Не дёргайся, — предупредила она меня и попятилась задом к двери, выставив ружьё и не спуская с меня глаз.

Я встала и спокойно пошла к ней, чтобы прекратить эту комедию.

— Стоять, сука!!! — завизжала она, пытаясь, не глядя, отодвинуть одной рукой засов на двери. — Не подходи, а то ведь выстрелю!!!

Откуда ей было знать, что засов я замотала куском найденной за диваном проволоки, а из ружья вытащила патроны? Она не знала этого, потому что принимала меня за себе подобную, то есть за алчную и глупую девку. И если только на это рассчитывала она, откровенничая со мной, то я зря волновалась.

Засов все никак не открывался, а я не спеша приближалась. Лицо её исказилось, она бросила быстрый взгляд на дверь и увидела проволоку. Однако это не убавило её решимости.

— Ну все, стерва, прощай! — фальцетом крикнула она и нажала сразу на оба курка.

В тишине оглушительно прозвучали два сухих щелчка, и она, бедняжка, вздрогнула, как от настоящих выстрелов. Судорога пробежала по её красивому лицу, ненависть сверкнула в чёрных глазищах, она перехватила ружьё за ствол и, как с дубиной, пошла на меня.

— Ничего, я тебя и так пришибу, курва позорная! — дрожащим голосом проговорила она, замахиваясь с плеча.

Ну почему так получается в жизни? Почему две красивые девушки, совершенно обнажённые, можно сказать, мечта любого мужчины, вместо того, чтобы заниматься любовью в объятиях непревзойдённых красавцев, читать стихи и смотреть на звезды, даря мужчинам радость и счастье, непременно должны драться между собой и ненавидеть друг друга? Никогда этого не понимала и даже не хочу понимать.

Приклад просвистел у меня над головой, я легко перехватила ружьё, вырвала его из слабых рук проститутки и аккуратно поставила к стенке, рассчитывая им ещё воспользоваться в скором времени. Зоенька аж вся перекосилась, затряслась, занервничала и бросилась на меня с когтями. Но тут же упала, получив пяткой в лоб, и удивлённо уставилась на меня, не понимая, как это случилось. Вся спесь её мгновенно улетучилась. Съёжившись в углу, она тихонько заскулила.

— И больше не пытайся, — сказала я тихо. — А то точно задницу поджарю.

Собственно, мне здесь больше делать было нечего. Я уже все узнала, что хотела, тайна писем с угрозами Валерику раскрыта, поэтому можно уходить. Ах да, ещё нужно спасти Валерика, но это уже дело техники. Так мне по крайней мере казалось. Накинув халатик, я зарядила ружьё, рассовала по карманам патроны и сказала притихшей в углу королеве:

— Теперь скажи своим оглоедам, чтобы вышли во двор. Валерика пусть оставят. И не дай Бог что-то пойдёт не так — сразу сделаю тебе больно. Ты любишь боль?

— Пошла ты!

— Неужели любишь? Какая удача! А я люблю её причинять. Мы с тобой найдём общий язык, подружка.

— Толя-ан!!! — завопила она не своим голосом, видя, что я приближаюсь к ней. — Уберите её от меня! Быстрее, а то она меня прикончит! Она сумасшедшая!!!

— Что случилось? — закричал в ответ тупорылый Толик. — Я не понял, кто там кого заломал? Зойка, ты в порядке? Почему не открываешь?

— Придурок! Уходи скорее из бани и выводи всех! Она меня сейчас пришьёт, слышишь?!

— Опять?! Ну ты даёшь, Зой! — удивлённо откликнулся Толик. — А что с твоим брательником — пришить или как?

— Господи, больной ты, что ли?! — простонала она. — Делай, что говорят!

— Кто больной? Братан твой? Мы что, заразились все?!

— Убира-айтесь!!! — плаксиво проорала она в изнеможении.

— Все понятно, киска! — прокричали за дверью. — Ты только не волнуйся, все будет на м Никуда она от нас не денется…

В окно я видела, как из бани вышли несколько парней с раскрасневшимися физиономиям остановились неподалёку, что-то тихо обсуждали. Страха на их лицах не было, наоборот, они ухмылялись, и это мне не понравилось. Я вернулась предбанник.

— Сколько у тебя псов? — спросила я у сидящей в углу королевы предместья.

— Девять, — буркнула она.

— А Сашок твой?

— Он в Москве живёт, на квартире.

— Смотри, если обманешь.

— Не вру я, правда! — Она закатила глаз начала заламывать руки. Не сделайся она проституткой, из неё могла бы выйти неплохая актриса провинциального театра.

Открутив проволоку, я открыла засов и тихонько выглянула в коридор. И содрогнулась. Валерик лежал прямо у входа на бетонном полу. Он был голый, все тело покрывали синяки и ссадины, а ягодицы были испачканы кровью. Он не шевелился и, казалось, уже не дышал, но точно рассмотреть я не могла. В меня даже закралось сомнение, стоит ли вообще везти все это в Москву и предъявлять Виктории Романовне. Ведь она не только не заплатит оставшуюся половину гонорара, но и ещё потребует с нас компенсацию за причинённый сыну ущерб. С неё станется… Прислонившись спиной к стене, я уставилась нeвидящими глазами перед собой и стала слушать, как колотится сердце. Если бы я могла творить чудеса, первое, что я бы сделала, это выкорчевала и людей жестокость. Уничтожила бы вообще то место в организме, где рождается это страшное чувство.

Зойка испуганно моргала, глядя на меня, боясь шелохнуться, и мне захотелось подвергнуть её такому же унижению, чтобы она кричала и извивалась от ужаса и боли и никогда уже не смела потом так поступать с другими. Я даже пошла на неё, плотно сжав губы, она закрылась руками, собравшись в комок, и приготовилась к наказанию, как нашкодившая кошка. Я вдруг представила её маленькой девочкой, непослушной и своенравной, которую лупит мать, а та лишь терпит, сжав зубы и затаив в душе злобу, чтобы потом выместить её на других, слабых и беззащитных. Может, так и рождается жестокость? Нет, таких бесполезно воспитывать, они из другого теста, их можно лишь отторгнуть от общества, заперев в клетку. Мне стало противно смотреть на эту мелкую подленькую тварь, на это чудовище, поселившееся в красивом теле, явно украденном у кого-то, более достойного. Акира говорил, что злые духи намеренно стараются вселиться именно в красивые тела, чтобы получить побольше наслаждений, ради которых, собственно, они и стремятся проникнуть в человеческую жизнь. Они убивают душу, уже готовую вселиться в новое тело, и занимают её место. А потом все только диву даются, в кого пошёл такой несносный ребёнок…

Набрав полную грудь воздуха, я резко выдохнула, и сознание сразу прояснилось. Мной вдруг овладело какое-то нездоровое спокойствие.