- Госпожа Соболева, дорогая Настя, он как бы это сказать, достаточно высокого мнения о себе. Я для него - всего лишь служащая, только рангом повыше. Он всерьез будет обдумывать предложение, если его пригласишь ты, хозяйка...
      - Когда ты предлагаешь провести презентацию?
      - У меня все готово. Хоть завтра.
      - Завтра не надо. Минуточку,.. - Настя полистала "Деловой календарь". - Сегодня двадцать пятое... Двадцатого в будущем месяце тебя устроит? И не строй предположений, сроки оттягиваю потому, что прежде хочу провести презентацию всей "Африки" в Москве.
      - Как скажешь, - Кэтрин даже не помышляла оспаривать мнение госпожи генерального директора.
      - Слушай, дорогая, у тебя сохранились связи в журналистских кругах?
      - Конечно, госпожа Соболева, - Кэтрин запомнила преподнесенный ей урок.
      - Организуй в газетах заметку о том, что в Париж прилетает госпожа Соболева-Демьянова для открытия отделения своего Издательского дома. Миллионерша, недавняя журналистка, вдова трагически погибшего журналиста Алексея Юрьева и прочая лабуда...
      - Лабуда? - удивилась Кэтрин. - Что значит это слово?
      - Только то, что значит, - со смешком ответила Настя. - И, наконец, ещё одно. С твоим Жаком Роше я поговорю о работе в Париже.
      - О-о!
      - И намекни ему, что я пригласила на презентацию президента его банка. Предварительное согласие есть, так что сразу все и решим.
      - Настя, ты волшебница! - завопила Кэтрин.
      - Госпожа Соболева. - С улыбкой, совсем не строго снова поправила её Настя.
      Кушкин был единственным сотрудником Издательского дома, который пользовался правом входить к Насте в любое время. И сейчас он появился перед Настей, едва погасла красненькая лампочка на пульте у Нины - знак того, что госпожа генеральный директор закончила разговор по телефону.
      - Меня бросает в дрожь, когда ты вот так внезапно появляешься, Михаил Иванович, - пошутила Настя. - Информация у тебя обычно экстраординарная. Что на этот раз?
      - Хотя ты мне и не давала на этот счет поручений, но, извини, я и сам должен соображать.
      - Начало многообещающее. - Настю не оставляло хорошее настроение после разговора с Кэтрин и Лисняковским.
      - Мы установили, где снимал комнатенку бывший майор Уланов.
      - Мы?
      - Что ты наивничаешь, госпожа директор? В одиночку сегодня только тронутые работают... Мы установили эту комнатенку и побывали там, к сожалению, уже после милиции.
      Настя напряглась, её охватили дурные предчувствия.
      - Ну и,.. - поторопила она Кушкина.
      - Судя по всему, Уланов все таки пошел туда, за своими погонами и орденами. Но там его ждали. И была большая стрельба - все разворочено и посечено пулями.
      - А Уланов? - едва слышно спросила Настя.
      - Милиция утверждает, что трупов там, в комнатухе, не было. Только кровь, много крови... А Уланов исчез в неизвестности.
      - От него что-нибудь осталось?
      - Ничего. Ни одной его вещицы. Милиция в абсолютном неведении: что произошло, почему такая бешеная стрельба, кто на кого накатил, и почему нет ни жмуриков, ни подранков...
      - Что думаешь ты, Михаил Иванович?
      - Ждали Уланова там... Высчитали, что придет. Он отстреливался. И его или захватили и увезли, или после стрельбы собрали все трупы и тоже увезли.
      - Значит... - отчаянно произнесла Настя и отвернулась к окну, чтобы Кушкин не увидел её слезы.
      - Ничего это не значит, - сердито ответил Кушкин. - Мертвым Уланова никто не видел. Но...
      - Что же делать?
      Настя с надеждой посмотрела на Кушкина. Ей показалось, что Михаил Иванович - сильный, спокойный, прошедший многие испытания во время службы в своей "конторе", подскажет, как поступить, что сделать, чтобы отыскать если не Уланова, то хотя бы его следы.
      Но Кушкин лишь пожал плечами:
      - Есть разные пути, но как я понимаю ситуацию, ни один из них не гарантирует успеха.
      - Какие, к примеру?
      - Обратиться в частное сыскное агентство, нанять моих отставных коллег... Ну и тому подобное... Все это, Анастасия Игнатьевна, приведет к одному - из тебя выкачают деньги при нулевом результате.
      - Что же ты посоветуешь, Кушкин?
      - Ждать. Если Уланов жив, он подаст о себе весточку, если его грохнули - то следов уже не найти.
      - Гады! - прошипела Настя. - Под землей найду, на кусочки буду шинковать. Это я обещаю - себе и Уланову.
      Она вдруг перекрестилась:
      - Господи, помоги.
      - Ты чего? - опешил Кушкин. - Разве можно к Богу с такими просьбами?
      - Можно, - убежденно сказала Настя. - Ибо Господь наш - за справедливость. И пусть поможет мне покарать нелюдей.
      Сейчас перед Кушкиным была другая Настя - та, которую он не знал. Не энергичная, самоуверенная, безоглядная, а мадонна с сухими холодными глазами. Мадонна - в глазах её ненависть была настояна на любви.
      - Тебе Артем рассказал о придурке, который пиво пил на твоей лестничной клетке?
      - Да.
      - Мы пытались выследить его, но упустили. Профессиональная сволочь. По некоторым признакам можно определить, что птенец из того гнезда, что на Ленинградском проспекте.
      - Подручный Строева?
      - Похоже на то. Обкладывают нас, Настя.
      - Ничего, Кушкин, прорвемся...
      Следующий день Настя выделила для визитов и приемов. Начался он хорошо. С утра заглянула Таисия Абрамовна и с искренним волнением в своих некогда цвета спелого каштана глазах сообщила:
      - К нам пришли деньги.
      - Очень хорошо, - ответила Настя.
      - Большие деньги, - Таисия Абрамовна, верная своим привычкам, написала на листочке ряд цифр. - Вы, дорогая Анастасия Игнатьевна, понимаете, какие это большие деньги? Мой бедный папа даже и в волшебных снах не видел таких денег. А у него, между нами, конфисковали столько, что хватило бы даже правнукам на безбедную жизнь.
      - Валюта? - спросила Настя. Ее не очень интересовала судьба бедного папы Таисии Абрамовны, которую Лисняковский рекомендовал как кристально честную женщину, она задала свой вопрос из чисто женского любопытства.
      - Она самая. Вы, конечно, помните дело Рокотова? Хотя откуда вам помнить этого Рокотова, если вы тогда еще, пардон, на горшке сидели? Простите за вульгарность. Так этот Рокотов был-таки молокососом по сравнению с моим бедным папой...
      - Хорошо, хорошо, Таисия Абрамовна... Но что вас так возбудило?
      - Такие деньги... И как с неба...
      - Почему это с неба? Из Африки.
      - Так вы знаете?
      - Конечно. Это взнос моих африканских партнеров в работу нашей "Африки". Но вы, конечно, понимаете, Таисия Абрамовна, что наше финансовое положение - это коммерческая тайна. Никому ни звука. И вообще, мы живем бедно, но достойно.
      - Меня об этом не надо предупреждать, - гордо заявила Таисия Абрамовна. - Этому меня учил ещё мой бедный папа...
      Значит, вот как выглядел сюрприз Бираго Диопа! Он перечислил на счет "Африки" значительную сумму, и Настя не совсем понимала, почему. Или опасается, что позже не сможет это сделать. Или просто это щедрый жест - с него станется. Или прощальный подарок своей бывшей "старшей жене"? Ведь говорил же он как-то, что в его стране мужчина обязан до конца её жизни содержать покинутую женщину? Нет, постигнуть тайны африканского характера европейке не по силенкам.
      Но Настя не обманывала себя - это был прощальный подарок её "шоколадки". Все оставалось на своих местах: очаровательная Клэр, африканское отделение издательства, работа над новыми книгами... Но она, Настя, уже никогда не сможет сказать Бираго: "Любимый мой!.." Завершилась романтическая драма, все осталось в прошлом, повторение пройденного невозможно. Так решил президент, а кто она такая, чтобы его ослушаться? И щедрый взнос в "Африку" - прощальный привет ей, Насте. Деньги шли к деньгам. Но не стоит трубить об этом на весь белый свет...
      "Он меня любил и я его любила"
      Утром Настя написала на листке "Делового календаря": Посол, Еремин, Фофанов, МИДовец.
      С ними она намечала встретиться или переговорить по телефону.
      С послом страны Бираго Диопа разговор был выдержан в восторженных тонах. Посол восхищался Настей, а Настя господином президентом и его страной. Она продиктовала господину послу текст благодарственного послания президенту - за гостеприимство, радушный прием и незабываемые впечатления. После паузы добавила:
      - Запишите вот это: "Дорогой господин президент, высоко ценю ваш сюрприз. Он открывает мне новые возможности".
      - Господин президент поймет, о чем идет речь? - осторожно спросил посол.
      - У нас с вами нет поводов сомневаться в сообразительности господина президента, - колко сказала Настя.
      - Что вы, что вы! - испугался посол. - Я всего лишь уточнил, жалкий слуга мудрого вождя.
      - Подпишите мое послание так: "Всегда в твоем распоряжении - Анастасия Соболева-Демьянова".
      - Может быть, добавить обычную формулу: "с совершенным почтением"? рискнул уточнить посол.
      - Именно потому что она обычная, не добавляйте. Не надо. Ваш президент необыкновенный человек и к нему не применимы, как вы говорите, обычные формулы.
      - Вы правы, госпожа Соболева! - пылко произнес посол. - Мы с огромным интересом прочитали очерк господина Волнухина о нашем великом президенте в "Российских новостях". И его статью о перспективах наших отношений тоже изучили. Почти все послы из африканских стран позвонили мне и выразили свое доброе отношение к выступлениям такой влиятельной газеты, как ваша. Передайте нашу искреннюю благодарность господину Волнухину...
      - Господин посол, я бы советовала поступить иначе...
      - Я весь внимание...
      - Позвоните главному редактору газеты Юрию Фофанову, моя секретарь после нашего разговора продиктует его телефон вашему секретарю. И поблагодарите его. У вашей страны появится ещё один влиятельный друг. А я его подтолкну к этой дружбе - в этой газете у меня контрольный пакет акций.
      - Мне бы такого советника, как вы, мадам, - мечтательно произнес посол.
      Они попрощались, вполне довольные друг другом.
      Генерал Еремин приехал к Насте через час после её звонка. Они встретились, как добрые знакомые. Настя преподнесла генералу сувениры из Африки: старинный щит из кожи буйвола и короткий африканский меч, выкованный в бог знает какие времена.
      - Подарочек с намеком, - растрогался генерал. - Щит и меч... Но это стоит огромных денег! Я ведь вижу - не новоделы, раритет.
      - Да уж конечно не сувениры для туристов, - с достоинством сказала Настя. - Да вы не беспокойтесь, я богатая, вам это хорошо известно.
      Она позвала Нину:
      - Аккуратно упакуйте и передайте водителю генерала.
      - Он не возьмет, - усмехнулся генерал.
      - Прикажите ему.
      Генерал набрал номер мобильного телефона и произнес четко и властно:
      - Поднимись в приемную госпожи Соболевой, спроси Нину Геннадиевну и возьми в машину то, что она передаст.
      Настоящего офицера видно по тому, как он распоряжается, отдает приказы, подумалось Насте. Попробуй такого не послушаться, даже если прикажет ножки раздвинуть... Ей всегда нравились настоящие мужчины.
      - Павел Федорович, сперва вы мне свои новости, а потом я вам свои просьбы, - предложила она.
      - У меня новостей нет, - словно бы извиняясь, сказал Еремин.
      По его словам выходило, что все попытки выйти на след бывшего полковника Строева результатов не принесли. Он обрубил концы, никак не проявляет себя.
      - Вам не положено всего знать, Анастасия Игнатьевна, - сказал генерал, - но вот это я могу сказать: или его нет в живых, или его перевербовала и спрятала "дружественная" нам спецслужба.
      - Ни то, ни другое, - сказала Настя.
      - Откуда такая уверенность? - генерал смотрел на неё с интересом.
      - Строев не побежит к американцам, пока есть у него надежда схватить мои миллионы. Какой ему смысл существовать на подачки, если он может в один момент стать очень богатым человеком? Я лучше вас знаю Строева...
      - Так уж,.. - засомневался генерал.
      - Поверьте, нигде мужчина так не открывается, как в постели с женщиной, которую считает своей собственностью. Строев - сильный, уверенный в себе. Такие не останавливаются на полпути. А жив ли он...
      И Настя рассказала генералу о том, как какой-то парень, совсем не похожий на бомжа, пил пиво на лестничной клетке в непосредственной близости от её квартиры. Его охранник видел, но "взять" было не за что - просто выгнал.
      Генерал забеспокоился:
      - Мы дадим вам свою охрану. Кроме капитана, что внизу, на контроле.
      - Не надо, - запротестовала Настя. - Я мало что смыслю в таких делах, но знаю, что охранники, с такой помпой сопровождающие наших придурков-банкиров, ни от чего их уберечь не могут. Выстрел в упор, очередь в боковое стекло машины - и привет...
      - В этом вы правы, - вздохнул генерал.
      - Мои ребята могут сработать более эффективно. Я уже дала указания вашему знакомцу Кушкину. Он все сделает...
      - Что же, вам виднее, - согласился генерал. - Но, извините, меня одолевает любопытство...
      - Готова удовлетворить его, конечно, в рамках...
      - Это в связи с вашим визитом. Наш человек с большим недоумением сообщил, что вас принимали, как супругу главы государства, со всеми почестями. Посол - я читал его шифровку - взвизгивает от восторга... Западные газеты пишут, что вы новоявленная Мата Хари и секретное российское оружие в африканской политике... Продолжать?
      - Мой генерал, как говорят французы, вы, когда допрашиваете кого-то, даете бедолаге рюмку коньяка для развязывания языка?
      Еремин притворно вздохнул:
      - Оригинальная вы женщина, Анастасия Игнатьевна.
      - Мне требуется - для храбрости. - Она налила себе и генералу: - Ну, будем, как говаривали наши предки.
      Генерал, не чинясь, выпил и вопросительно посмотрел на Настю. Он ждал ответ.
      Настя открыла сейф, извлекла Знаки Кобры и надела их на себя.
      - Значит, вам донесли, что принимали, как супругу? Вы, генерал, должны знать: у африканских властителей жен и наложниц может быть много. А вот возлюбленная - данная Богом или их Духами... Это уже нечто иное, особое, не подвластное официальным протоколам. Да, перед лицом своих близких и подданных Бираго Диоп возвел меня в ранг супруги - старшей сестры для других его жен. Без штампа в паспорте и без всяких там служб в церквях или обрядов с колдунами. У них все это проще: слово крепче штампа. Но сейчас это уже в прошлом. Он нашел достойный выход, ибо Диоп - политик и воин и ему сейчас не с руки возиться с дамочкой из России. Но он сказал - и я ему верю, - что в благодарность этой дамочке он будет всеми силами укреплять отношения с её страной. Вам это понятно?
      - Еще бы! - протянул Еремин. - На официальном языке это именуется огромным успехом. Вы сработали за дипломатическую миссию.
      - Бог с ним, с успехом. - Настя часто заморгала, сдерживая слезы: - Он меня любил и я его любила. Он - мой единственный любимый мужчина. Это какая-то странная любовь. Она не имеет ничего общего с той, когда постель заменяет все. Бираго Диоп для меня рыцарь из африканских преданий, подарок судьбы в трудные дни. Но он - и призрак, который остается в прошлом.
      Настя помолчала, глаза у неё теперь были сухими и ничего не выражающими.
      - Я удивительно откровенна с вами, генерал. Может быть, потому, что я сейчас в одиночестве, как в тисках. А может, потому, что в вас секреты и тайны можно складывать, как в сейф...
      Она показала на Знак Кобры.
      - Господин Диоп посвятил меня в сан Достойной, дочери Священной Кобры. Такие знаки есть у двух десятков высших правителей его рода - рода людей, превыше всего ставящих честь, достоинство и мужество. Любой поданный Бираго Диопа, увидев на мне этот знак, скажет: "Приветствую тебя, Достойная! Приказывай!" И если я ткну пальцем в кого-либо и скажу: "Убей его!", он убьет, не спрашивая, зачем и почему.
      - Бог мой! - воскликнул генерал. - Вы это серьезно?
      - Конечно. Это - Африка... И Бираго Диоп сделал меня её дочерью... Я вам все сказала, генерал. Только вам, а не вашей "службе". И забудем об этом, потому что здесь, в России, я просто Анастасия Соболева-Демьянова, генеральный директор Издательского дома "Африка", журналистка и женщина с путаной судьбой.
      - Зачем вы так о себе?
      - Ничего, накатило что-то на меня, но сейчас пройдет. Да и женщине полезно помнить, что она птица не самого высокого полета. Две просьбы, генерал...
      - Для вас, Анастасия Игнатьевна...
      - Первая. Поручите своим или братским вам службам - видите, я вашу терминологию знаю - подобрать материалы по эссесовским формированиям из крымских татар, калмыков, украинцев и так далее. Ну, вы знаете, о ком я говорю: дивизия СС "Галиция", калмыцкая дивизия и прочие.
      - Зачем вам это?
      - Я давно не выступала в газете.
      - Вы что, всерьез? Да вы представляете, какую бомбу взорвете? Ныне, когда демократы вопят...
      - Лжедемократы, - поправила Настя. - Настоящие демократы понимают, что к чему. Как знают и то, что среди массы невинно пострадавших в печальные времена было немало отпетых убийц, садистов, уголовников. Знают, но молчат, боятся прослыть сталинистами. Сейчас ведь это просто: шлеп-шлеп и черная метка на лбу, жизнь сломана.
      - Ваш материал, а я чувствую, каким он будет, никто не опубликует, убежденно сказал Еремин.
      - Да, Павел Федорович? - Настя улыбнулась, но улыбка у неё была злой, саркастической. - Моя газета напечатает - Фофанов не дурак и бить горшки со мной не будет. А заартачится - окончательно куплю газету со всеми её потрохами.
      - Каким образом?
      - У меня пятьдесят один процент акций. Запаслась - не дурочка. Другие на руках у журналистов. Предложу хорошие деньги, и мне их на блюдечке с голубой каемочкой принесут.
      Генерал смотрел на Настю со все возрастающим уважением:
      - Вы получите материалы, в том числе и такие, которые ни один журналист не видел.
      - Надо бороться, Павел Федорович, а не ждать, пока эти гиены разъедят душу и совесть народа, превратят в дерьмо нашу историю.
      - Возразить против этого трудно... Но готовьтесь к тому, что после публикации вас будут ждать крупные неприятности.
      - Да плевать я на это хотела! - выкрикнула Настя так громко, что её услышал в приемной Артем, заглянул в кабинет и снова исчез. - Что они мне сделают? Подстрелят? Так это и так мне светит. Скомпрометируют? Ха-ха, я свободная женщина в свободной стране, что хочу, то и ворочу! Зацепятся за мое прошлое? Да они ещё в штаники тихо писали от страха, когда я тот тоталитарный режим привселюдно драла на газетных страницах, ставила по стойке - попку оттопырь!
      - Ух ты, - изумился генерал. - Вы и такие обороты знаете?
      - И другие тоже, - рассмеялась Настя. - Я ведь умная женщина, генерал, и позвала вас сегодня к себе потому, что вижу в вас своего союзника...
      - Мне тоже кажется, что мы можем быть полезными друг другу...
      - Теперь второе. Я вскоре улетаю в Париж...
      - Я знаю.
      - Откуда?
      - Во французских газетах появилась информация о вашем визите.
      "Молодец Кэтрин. Быстро сработала", - подумала Настя.
      - Я вас прошу: дайте указание своим людям там, в Париже, чтобы не путались под ногами.
      - То есть?
      - Не наивничайте, генерал. Вы ведь будете выяснять, не выйдут ли на меня Строев или его соратники. Так вот, я вас прошу: не надо. Почему объяснять не буду. Но прошу мне поверить - так будет лучше. Для меня. Возможно и для вас...
      Прощаясь, Еремин галантно поцеловал ручку даме, то бишь госпоже Соболевой. Настя даже удивилась: у мужиковатого на вид генерала это получилось вполне в духе светского этикета. Чтобы ни говорили, а кадровые военные - особая порода мужчин, достойная женского внимания.
      Из намеченных на сегодня дел оставались ещё встречи с Фофановым и "начальником по Африке", как иронично окрестила мидовского деятеля Озерова Настя. Она нашла визитную карточку: Геннадий Савельевич Озеров...
      - Геннадий Савельевич, есть предложение...
      - Нет возражений! - бодро откликнулся Геннадий Савельевич. - Мне необходимо встретиться с вами по итогам вашей поездки в Африку. Пожалуйста, приезжайте. Пропуск я закажу.
      "Тоже мне деятель, - беззлобно подумала Настя. - Пожалуйста, приезжайте...".
      Чиновники при любых режимах верны себе - они всерьез считают, что мир вертится вокруг них.
      - Вы меня не поняли, уважаемый Геннадий Савельевич, - мягко сказала она. - Обычно приезжают ко мне. Но для вас, я так и быть сделаю исключение. Предлагаю встретиться на нейтральной почве. Поужинаем вместе и заодно я отчитаюсь о поездке.
      - Я закажу столик в "Праге", - после недолгого размышления сказал Озеров.
      - Не пойдет! "Прага"", "Президент-отель" и прочее - это ваши вотчины, золотопогонные ресторации, официанты-капитаны и подсадные девочки-информаторши...
      - Анастасия Игнатьевна! - не очень натурально возмутился Озеров.
      - Встретимся в ресторанчике "Белое солнце пустыни". Не так давно открылся, но уже народ стоит в очереди. Там хорошо кормят и обслуживают. И вы там меньше себя будете чувствовать "при исполнении".
      - Хорошо, - согласился Озеров.
      - Тогда в семь вечера. Вышибале на входе скажите: "Я с госпожой Соболевой". И перед вами откроются все двери. Можете взять с собой супругу, если хотите.
      - Увы, я третий год в разводе, - с приличествующей данному факту грустью сказал Озеров.
      - А вот подруг не надо! - веселилась Настя.
      - Увы, - в тон ей ответил Озеров. - И подруга меня оставила...
      - Бедненький! - Настя тоже умела подмешать в свой голос грустинки. Значит, поскучаем вдвоем...
      Она бросила взгляд на часики - четыре, то бишь шестнадцать с минутами. Разгар дня, а она уже устала, разговор с генералом дался ей нелегко. Настя изо всех сил старалась казаться в беседе с ним немного легкомысленной и раскованной. Девицей, которой сам черт не брат. Но она хорошо знала, что вежливый, внешне свойский генерал свято блюдет интересы своей "конторы", иначе он не стал бы генералом, или давно вылетел бы по меньшей мере в действующий резерв, как они там у себя говорят. Звезды на генеральские погоны в его времена трудно доставались, но сейчас легко гасли. Генералов его "призыва" новоявленные "силовые министры" не очень жаловали чувствовали свою ущербность по сравнению с ними. Одно дело - служить и заслужить, совсем другое - получить подачку на паркетных полах Кремля, под нежную музыку, долженствующую придавать лирическую торжественность обстановке. Тьфу... Настя вспомнила, что когда уходил в отставку тогдашний министр внутренних дел Щелоков, ему дали звание генерала армии и ввели в инспекторскую группу генералов армии в Министерстве обороны, которую называли "райской". Генералов армии было всего несколько человек, они были на особом положении - эдакие небожители, обладающие огромным авторитетом. Так вот никто из них не подал руку Щелокову, ибо они не понимали, как можно дать звание генерала армии человеку, в боях не защищавшему Отечество, не пролившему за него кровь.
      Еремин Насте нравился. В нем ничего не было от скользкого кегэбешника, он не пытался ни на чем подловить её, генерала интересовало в отношениях с нею только одно - разыскать и обезвредить Строева. Что же, пусть не обессудит её генерал Еремин - у неё свои счеты со Строевым.
      В кабинет заглянула Нина:
      - Вам звонит Юрий Борисович.
      - Очень кстати, - сказала Настя.
      Она сообщила Фофанову, что как раз собиралась заехать к нему, но ей надоело сидеть в кабинетах, и она предлагает попить кофе в кофейной втроем.
      - А кто третий? - с недоумением поинтересовался Фофанов.
      - Естественно, Лена Ирченко. Ты чего её держишь в черном теле?
      - Да я... да понимаешь...
      - Учи вас достойному поведению... Интеллигенты первого поколения... А вообще-то сделаем так. Пусть она и Люська Заболотина - она мне понадобится - будут где-нибудь поблизости, ну, например, в другом углу кофейни пьют эту гадость, которую вы именуете кофе. Мы с тобой решим свои дела, а потом пригласим барышень. Времени у меня - до восемнадцати тридцати. Дальше другая встреча.
      - Деловая ты стала, Анастасия Игнатьева, - прокомментировал Фофанов.
      - И тебе советую ворон не ловить, - отрезала Настя. - Дай указание, чтобы столик подготовили, а то будем торчать столбами как бедные родственники, или подсаживаться к кому попало... Встречаемся в кофейне.
      Настя тосковала по редакционной обстановке. Здесь прошел не самый худший кусок её жизни, в этих коридорах и кабинетах девки учили её уму-разуму, а она училась профессии, ремеслу. Как может газетчик забыть свою первую напечатанную заметку, первую крупную ошибку, первый "зарезанный" начальством материал? В её время после стихийных возлияний девчонки с чувством хором орали на всю редакцию песенку: "Нам нового начальника прислали". Был начальник-бабник, трахал всех подряд, возмутились, потребовали убрать. И "нам нового начальника прислали..." Алкоголик, пьяница, не высыхает... Снова возмутились. И опять "нам нового начальника прислали..." Дурака и тупицу... И тогда потребовала "общественность" вернуть самого первого начальника - хоть какая-то была от него польза.
      Такие вот тоскливо-развеселые песенки пели редакционные девчонки, ныне ставшие уже солидными дамами.
      Фофанов сидел за столиком в углу - один, отмахиваясь от желающих почтить главного редактора своим присутствием. Все как обычно: "золотые перья" за сдвинутыми вместе двумя столиками обсуждали насущные вопросы российского бытия и тон у каждого был непререкаемый, словно именно ему была известна истина в первой инстанции. Два вызванных в редакцию собкора из провинции поили шампанским секретарш, стенографисток и прочих технических девочек, приглядываясь, какая вечерком не откажет. Сгрудился за столом дружный экономический отдел - там работали одни мужики и каждый из них себе на уме. В сторонке от всех сидели Ленка Ирченко и Люська Заболотина, заинтригованные указанием Фофанова вести тихо и ловить его знаки.
      Настю встретили шумом, гамом, радостными возгласами. Она пришла к своим и это был такой народец, который перед её миллионами не гнулся. Сопровождавшие её Артем и Никита тут же встали у входа, что не осталось незамеченным. Настя показала им столик, за которым будет сидеть и попросила пристроиться где-нибудь рядом, а не перекрывать вход-выход. Парни окинули взглядами публику, чуть приметно поморщились - дым, гам, и народ все какой-то возбужденный и встрепанный. Но это было не их дело, они просто заняли те места, с которых хорошо обозревались зал и вход в него.
      Настя, сделав ручкой всем "общий привет", попросила Глашу поставить на столик к Фофанову коньяк, лимоны, "боржоми". Она заметила в кофейне несколько новичков. "Бывалые" объясняли им шепотом, что это явилась госпожа Соболева собственной персоной. Кто она такая, новичкам, конечно, уже было известно. Но в целом редакционный народ вел себя сдержанно, пора изумления миновала, а потом это ведь редакция, запросто бывать в которой хотелось бы многим новорусским - и банкирам, и предпринимателям, и финансовым бандитам.
      Фофанов, заметив Настю, встал и пошел ей навстречу с раскрытыми объятиями. Он демонстрировал всему коллективу, в каких замечательных отношениях находится с владелицей контрольного пакета акций газеты.
      - Здравствуй, Юра, - подыграла ему Настя. По неписаной традиции по имени главного редактора никто не называл. Но Настя могла это себе позволить.
      Настя схватила завистливые взгляды журналистов, засекших на их столике коньяк.
      - Зарплату снова задержали? - спросила Фофанова.
      Тот лишь вздохнул.
      - Ладно, немного подброшу в счет взаимных расчетов. В качестве благодарности за публикации о Бираго Диопе.
      - За это спасибо, Анастасия Игнатьевна. Вертимся, как можем, но дела идут не то, чтобы очень...
      Настя вздохнула:
      - Слабый ты человек, Юрий Борисович.
      - Ты что? - изумился Фофанов. - Чего обижаешь, Соболек?
      - Да выгони ты половину редакции - вишь сколько их у тебя на шесть газетных полос! А вторую половину заставь работать до седьмого пота.
      - Я и сам об этом думал не раз. Но как ты их выгонишь? Прошлое связывает покрепче трудового законодательства.
      - Объяви, что отныне редакция будет работать на контрактной основе... Мысль понял?
      - Да.
      - Характера хватит?
      - Не знаю.
      - Ты имей в виду, сейчас мягкотелых перемалывают, пережевывают и выплевывают. Ты их жалеешь, а они тебя? Бессовестно бездельничают и ещё требуют, чтобы ты им платил за ничегонеделанье. У меня есть одна идея, но о ней чуть позже. А сейчас хочу информировать, что твой Волнухин отлично себя проявил во время поездки со мной в Африку...
      Фофанов оживился:
      - Мне звонил посол. Он рассыпался в благодарностях газете, мне и Женьке Волнухину. Приглашал вместе пообедать, чтобы обсудить планы сотрудничества...
      Что же звонок посла - в масть. В самолете на обратном пути из Африки Элеонора все заглядывала в глазки Насте, пока та прямо не сказала:
      - Не мелькай, Элька. Что надо?
      - Понимаешь... Я... Женя... Мы...
      Элеонора вполне натурально краснела и смущалась, опускала глазки, теребила в руках носовой платочек, словно девочка, которую первый раз потискали - и хочется, и колется, и сопротивляться следует в меру, чтобы не спугнуть.
      - А ночка темная была? - спросила с намеком Настя.
      - Понимаешь...
      - Да или нет?
      - Все случилось так неожиданно... - совсем по-девичьи зарделась Эля.
      - Дальше что?
      - Предложил расписаться. Мол, мечтал о такой женщине, как я.
      - Он что, неженатый?
      - Угу...
      - Так что ты от меня хочешь?
      - Ты моя самая близкая подруга. И моя хозяйка...
      А что, подумала Настя, может и повезет Эльке после всех её сексуальных похождений. Из таких хорошие, верные жены получаются, когда перебесятся, остановятся на какой-нибудь тихой "станции".
      - Вот что, Элеонора... Я не против, но надо сделать все на хорошем уровне. Ты - директор рекламного агентства, у тебя заработки втрое выше, чем у него, простого корреспондента. Неравный брак... Может закомплексовать...