- Раньше сотрудник КГБ - это звучало гордо, а сегодня смотри, чтобы, узнав кто ты, голову не проломили кирпичом, - с горечью сделал вывод Кушкин.
      - А как у тебя лично все складывается? - почти с сочувствием спросила Настя. В принципе ей, конечно, не было так уж безразлично, что происходит с "конторой". Ибо "контора" - это Олег, Алексей, это - опасность. Она автоматически отметила, что в список тех, кто представляет для неё опасность, она не включила майора Кушкина. И вдруг четко и ясно сформулировался неожиданный вывод - не "контора" для неё представляет опасность, а именно Олег и Алексей.
      - Подразделение, отдел, управление или как это у вас называется, в котором работали полковники Строев и Юрьев, осталось, или претерпевает какие-то изменения? - спросила впрямую Настя Кушкина.
      - Ты хочешь, чтобы я сообщил тебе сведения, которые являются совершенно секретными... Я не могу этого сделать... Давал присягу и все такое...
      - Присягу надо выполнять, - согласилась Настя. - И любой мужик должен держать свое слово. Но вот ты, майор, и твои люди уже несколько месяцев за мной ходите. Так скажи мне, похожа я девицу-несмышленыша?
      Майор промолчал.
      - Тогда я сама отвечу на свой вопрос: нет, я совсем не дурочка. И давно уже поняла, что к вашей "конторе" я имею очень боковое отношение. Да, наверное у кого-то где-то есть оригиналы или копии бесед со мною, студенткой "лумумбария". Но грош им цена - ни один из этих поганых листков мною лично не подписан. Да, где-то зафиксировано, что я воспользовалась вашими материалами для написания хлестких материалов. Возможно, где-то отмечено, с кем я спала... Все это, повторяю, может быть...
      Настя ненадолго замолчала, словно бы собираясь с мыслями. Если майор поверит ей, она узнает нечто необычайно важное для себя. Он, возможно, прямо не скажет, но ведь это и не тот случай, когда требуется рубить с плеча правду-матку. Нужно, чтобы поверил...
      Она продолжала очень спокойно и даже безразлично:
      - Все это и кое-что иное действительно имело место... Но... "доверительные" беседы - и это ты знаешь - проводились со многими советскими студентами "лумумбария"... Многие известные журналисты пользовались при написании своих статей материалами Комитета партийного контроля ЦК КПСС, КГБ или МВД... Ты не найдешь журналистку, которая бы с кем-то не спала. А у меня партнеры были будь здоров - полковник Строев, полковник Юрьев, другие, не менее достойные люди... Я вразумительно объясняю?
      - Вполне, - ответил Кушкин. Он напряженно шарил по сторонам взглядом. Настя понимала, что он опасается, как бы их не подслушали другие, случайные, или, наоборот, заинтересованные люди.
      - Слушай дальше, мой боевой товарищ... Я никаких подписок-расписок не давала, официально с вашей "конторой" никак не связана. Но два полковника из вашей службы считают, что они поймали меня на крючок, диктуют мне кое-какие распоряжения, приказывают тебе и твоим людям следить за мной и охранять меня... Это что, самодеятельность или так требуют интересы государственной безопасности?
      Кушкин молчал, да Настя и не ждала, что он что-нибудь ей скажет.
      - Вникаешь? - злорадно поинтересовалась она. - Что же, так и быть, прочитаю тебе маленькую лекцию о "ваших нравах". Я ведь не вчера с дерева слезла, написала массу материалов по "заявкам" вашей "конторы", по душам беседовала за чашкой чая с интересными людьми. И дело выглядит вот как... Чтобы начать "работу по человеку", как у вас говорят, в данном случае по мне, ваша "контора" должна была бы иметь доказательства моих преступных деяний или намерений. Только в таком случае давалась санкция на уровне руководства Управления, а то и всего Комитета. Это первое. Второе... по прослушиванию моих телефонов... На это вообще надо черт знает сколько разрешений. У вас ведь технических возможностей только и хватало, что на подозрительных иностранцев. Я права? - неожиданно спросила Настя.
      - Да, - нехотя согласился Кушкин. - Кое-что ты действительно знаешь. Вот и молчала бы об этом...
      - А с какой стати? И впредь позволять двум полковникам использовать меня в непонятных мне целях, да ещё и прикрываясь, как щитом, вашей "конторой"? Дудки! Вышла уже из возраста, когда меня можно было употреблять, прости, Мишенька, за грубость, хоть стоя, хоть лежа... И вот я, вся из себя самостоятельная, сейчас возвращаюсь в редакцию, по "вертушке" звоню вашему высшему руководству и прошу меня принять. Меня, известную журналистку, пригласят приехать немедленно, не сомневайся. И я подробно излагаю ситуацию и прошу: объясните, на каком я небе? Кто я, новоявленная Мата Хари? Или дурочка, которую используют втемную?
      И Настя действительно поднялась со скамейки, чтобы идти в редакцию, где в её кабинете есть "вертушка" - телефон правительственной связи, позволяющий разговаривать с высокими чинами, минуя секретарей, помощников и референтов. Когда звонит "вертушка", трубку обязан снять её хозяин.
      Кушкин её удержал. Он глухо сказал:
      - Сиди, Анастасия. Если ты поступишь так, ты подпишешь себе смертный приговор.
      - Но прежде я подставлю под него других. От скомпрометировавших себя людей избавляются. Тем более в такой серьезной "конторе", как ваша.
      Настя решила давить на Кушкина до конца. Она не знала, какие карты у неё на руках, и есть ли среди них козыри, однако же рискнуть стоило. Да и брести дальше по жизни втемную и на поводке не просто надоело - это становилось опасным. Перемены в России не могли не затронуть и ту часть её структур, которая находилась в густой тени, грубо говоря, в подземелье. Новый режим лихорадочно обновлял старый и создавал преданный ему аппарат. И если раньше у Насти всего лишь тихо шевелилось подозрение, что "команда" полковника Строева действует самостоятельно, лишь прикрываясь вывеской своей "конторы", то сейчас подозрения, догадки обретали уверенность. Требовались лишь подтверждения. В прессе уже мелькали не очень ясные намеки на то, что в последние годы своего существования ЦК КПСС разработал структуру, которая занималась размещением партийных денег за рубежом и подчинялась непосредственно ЦК, точнее, некоторым его высшим руководителям. В этом не было ничего нового. Примерно так же действовали и бонзы нацистской партии перед крахом третьего рейха. Олег часто употреблял слово "команда". Он неожиданно перешел на работу в ЦК КПСС. И не была ли его "команда" частичкой той тайной структуры, которая выполняла распоряжения ЦК, но и сама обладала правом отдавать приказы некоторым сотрудникам КГБ, к примеру, тому же Кушкину, приданным ей в помощь?
      Постоянно пополняющееся "наследство" Насти не оставляло у неё сомнений в том, что кто-то, если не богатый, то сильный, "подпитывал" его. Да и сама история с неожиданным "наследством" наталкивала на многие размышления.
      - Я догадываюсь, о чем ты думаешь, - прервал затянувшееся молчание Кушкин. - Но поверь мне, я знаю не намного больше твоего. Я - исполнитель, мне приказали - я выполняю. Ты думаешь, мне сообщили, для чего я так срочно менял тебе фамилию? Или зачем ты летала в Швейцарию? Или по каким соображениям ты быстро выскочила замуж за Алексея Дмитриевича? Пойми, я всего лишь исполнитель...
      - Прикажут тебе убрать меня и ты исполнишь приказ?
      - Вчера "да", сегодня - уже нет. Изменилось не только время, но и люди, и я в том числе.
      - И за то спасибо, - грустно сказала Настя. - Я буду права, если скажу, что Олег и Алексей вывалились из вашей "тележки"?
      - Не совсем, - замялся Кушкин. - Я могу высказать свои предположения?
      - Буду благодарна.
      - Учти, это всего лишь предположения... Мне кажется, что оба полковника все ещё в строю. Но...
      - Но?..
      - Они ведут двойную игру. Нет, нет, не подумай, на иностранные спецслужбы они не работают. У них были свои задания по линии "конторы" и они их выполняли. Но помимо этого, есть ещё что-то. Может быть, даже свое...
      Он замолчал, и Настя поняла, что больше майор Кушкин ничего ей не скажет, ибо и так уже переступил за черту дозволенного.
      - Хорошо, Миша, мне этого достаточно, чтобы сопоставить некоторые свои факты и сделать выводы. Теперь скажи мне, каково твое лично положение?
      Кушкин ответил, не колеблясь.
      - Мое положение хреновое. И боюсь, что я сегодня не ко двору, мои взгляды известны "старшим товарищам" по ремеслу, и у них есть основания полагать, что я из другой стаи.
      - И что ты думаешь делать?
      - Уходить, пока есть возможность уйти спокойно.
      - Куда?
      Кушкин хмуро посмотрел на Настю:
      - Зачем тебе это знать, Соболева? Очередную статейку тиснуть о неудачнике-майоре?
      - Дурак ты, Миша, - спокойно ответила Настя. - Я ведь с тобой почти сроднилась это время. Разве что не спала, - заулыбалась она.
      Кушкин тоже улыбнулся:
      - Приказа такого не было... Да и вообще, когда воюют полковники, майорам лучше отсидеться в тени.
      - Не хами, Миша. У нас серьезный разговор. На мой вопрос ты пока не ответил.
      - Некуда мне уходить. В охранные фирмы, куда сейчас многие из наших подались, не хочу - не хватало ещё новых толстопузых охранять. А так... Куда?
      - От вас как уходят? - поинтересовалась Настя.
      - Очень просто. Пишут рапорт, заполняют некоторые бумажки - и скатертью дорога.
      - Тебя будут задерживать, уговаривать, чтобы остался?
      - Думаю, что нет. Скорее всего, обрадуются.
      - Тогда вот какое у меня предложение, Михаил Иванович... - Настя говорила уже очень официально. - Переходи работать ко мне, точнее на меня. Я начинаю новое дело, очень большое, и ты станешь в нем важной фигурой, поскольку в твоей порядочности я убедилась и доверяю полностью. Когда дело мое появится, тогда и определим, как будет называться твоя должность. А пока создавать его, регистрировать, преодолевать бюрократические барьеры будем вместе.
      - Дело чистое? - поинтересовался Кушкин.
      - Абсолютно.
      - А то ко мне подкатывалась уже братва из какой-то группировки, не понял, какой...
      - Нет, у меня все будет серьезно и, я бы сказала, открыто. Но побороться придется немало, я это знаю... Ты из непонятной мне скромности не спрашиваешь, на какую зарплату я тебя зову. Пока дело не откроем, я сама будут платить тебе ровно столько, сколько ты имеешь. А потом определимся... Обижен не будешь. Еще один вопрос... Кто твоя жена?
      - Развелся несколько лет назад, хотя у нас это и не поощряется.
      - Возлюбленная есть?
      - Пока нет. Правда... - Кушкин замялся.
      - Что? Выкладывай до конца, - потребовала Настя.
      - Я без тебя два-три раза встречался с твоей подругой Ниной. Очень чистая, не по нашему клепаному времени наивная девушка...
      Настя едва не поперхнулась от изумления. "Ай, да Нинка, - подумала весело. - Ай да стерва! Изобразила из себя наивную, шалава!"
      - Ладно, это дело твое, Михаил Иванович. - Так как мое предложение?
      - Как мне тебя теперь называть? Босс? Леди? Леди-босс? - улыбнулся Кушкин.
      - Значит, согласен... Завтра и начнем боевые действия. И вот мои первые пожелания, Михаил Иванович: снять с меня то ли слежку, то ли охрану, освободить от прослушивания телефонов - в кабинете и на квартире. Повод простой: это были распоряжения полковника Строева, он их в новых условиях не подтвердил. Нет ведь?
      - Нет.
      - Сделай это и лишь после этого пиши рапорт об уходе в запас. Когда сможешь сделать?
      - Завтра с утра. Официально: доклад моему непосредственному начальнику, его распоряжение. А он при имени полковника Строева на стенку лезет...
      - Ну, это уже ваши внутренние игры, - рассудительно сказала Настя. Как только отключишь прослушивание, прошу ко мне на квартиру, будем намечать план действий. На работе у меня ты - с завтрашнего дня.
      Жизнь - борьба?
      Настя не ошиблась в Кушкине. Он в несколько дней официально решил все проблемы с наследством - Настя выдала ему доверенность, дающую право представлять её интересы. Она позвонила президенту "своего" банка в Швейцарии и в тот же день получила факс, удостоверяющий сумму наследства, естественно, его первоначальную цифру. Копию завещания тетки, заверенную конторой господина Рамю, Настя сделала ещё в Швейцарии. Пробовалось множество других справок и документов, и Кушкин собрал их мгновенно. Похоже, ему здорово помогало удостоверение сотрудника спецслужбы, которое он пока не сдал, и обаятельная улыбка. Он показывал свое удостоверение и представлялся: "Доверенное лицо госпожи Соболевой... Да, да, той самой... Вы, конечно, читали о ней"... После этого извлекал из "дипломата" альбом с вырезками о Насте в зарубежной и родной отечественной прессе.
      Налог с наследства Настя заплатила по минимальной шкале, но сумма все равно была большой и ей было жаль этих денег, которые ни за что, ни про что отняли у нее. Она категорически отказалась переводить свои деньги в один из российских банков, как ни попытались нажать, припугнуть, - в ответ Настя пригрозила публикациями в прессе. От неё отстали, ибо скандал тогда, когда Россия перед всем миром изображала паиньку-девочку, любящую реформы, рынок и вообще свободу, был никому не нужен.
      Насте надо было оттянуть приезд в Москву Алексея, чтобы получить резерв времени, и в этом ей помог Фофанов. Она довольно исправно ходила на работу, проводила в своем кабинете несколько часов, занимаясь своими проблемами. Здесь было удобнее: по "вертушке" могла связаться с любым высокопоставленным чиновником. Как-то ей позвонил Фофанов по внутреннему телефону и сказал:
      - Есть новость, Анастасия Игнатьевна. Мы...
      - Юрий Борисович, - перебила его Настя. - Не сочтите за труд, загляните ко мне. Угощу хорошим кофе.
      Фофанов тут же к ней прибежал и она сказала:
      - Юрий Борисович, твой кабинет прослушивается. Да не волнуйся, успокоила она, заметив, как сперва побледнел, а потом покраснел Фофанов. Слушают не тебя, а твою высокую должность. Не при тебе это было заведено, гораздо раньше. Поэтому со всеми новостями прошу ко мне, у меня все чисто, проверено. Так что случилось?
      - Снова звонил Алексей Дмитриевич. Настойчиво просит вызвать его на несколько дней в Москву, в редакцию. Для того чтобы согласовать новые темы и, как выразился, подышать изменившимся воздухом отечества...
      "Так, - подумала Настя, - хочет со мной разобраться дорогой муженек. Не дает ему покоя моя самостоятельность". Она прикинула, не заложил ли её Кушкин и пришла к выводу, что нет, не такой он человек. Значит, это последовало продолжение швейцарских событий. Ничего хорошего приезд Алексея ей не сулил, изменение условий владения наследством и огромными суммами, которые на нем наросли, ей не простят. Так как она выглядит, "ненасильственная" смерть? Знать быть...
      - Нечего делать в Москве твоему собкору Юрьеву, господин главный редактор, - резко сказала Настя. - Он может помешать нашим планам.
      - Как скажешь, Анастасия, - покладисто согласился Фофанов. И жалобно сказал:
      - Соболек, ты обещала помочь... Люди без зарплаты, бумагу в кредит больше не отпускают... Не завтра, так послезавтра мы должны будем приостановить выпуск газеты. Такого не было даже в войну...
      - В войну было известно, кто враг, где он окопался или когда поднимается в атаку, - заметила Настя. - А сейчас жизнь - борьба, но не перепутать бы, с кем бороться.
      Фофанов выглядел жалким и потерянным. Талантливая журналистка Настя терпеть не могла банальных сравнений, но Юрий Борисович напоминал ей воздушный шарик, из которого выпустили воздух.
      Она открыла шкафчик, достала бутылку коньяка и рюмки, предложила тоном гостеприимной хозяйки:
      - Выпьем, Юрий Борисович. Кажется, тебе требуется выпить.
      Главный редактор опрокинул рюмку, отвернулся к окну.
      - Юрий Борисович, я действительно обещала помочь, но договаривались о вполне конкретных вещах. Ты приступил к созданию акционерного общества? Нет! С кем же мне прикажешь иметь дело? С газетой, которая вчера ещё была собственностью Президиума Верховного Совета СССР, а сейчас неизвестно чья? Бесправная сирота, выкидыш демократических родов?
      - Нельзя же так сразу, Соболек, - стал оправдываться Юрий Борисович. Я просто не успел...
      - А почему нельзя? Чтобы я могла иметь с вами дело, газета должна обладать юридическими правами. Я подсказала, как это совершенно законно сделать, реформироваться в духе времени. А ты, прости меня, никак растелиться не можешь. Так дела не делают.
      - Хорошо, Настя, на днях приступим...
      - Не на днях, а уже сегодня! Прими решение редколлегии о создании акционерного общества "Российские новости", а завтра к вечеру соберите собрание будущих акционеров.
      - Сделаю. Устав юристы подготовили - можно сразу и утвердить.
      - На этом собрании, где будут все редакционные работники, повинись и извинись, что не можешь сейчас выплатить зарплату. Пообещай, что разобьешься в лепешку, но дней через десять со всеми рассчитаешься.
      - Где же я возьму деньги? - тоскливо спросил Юрий Борисович.
      - Найдем. Ты абсолютно честно расскажи о тупике, в который забрела газета. Это убедит всех, что акционерное общество - какой-никакой, а выход. Пойдем дальше... Кто нам поставляет бумагу?
      - Соликамский целлюлозно-бумажный комбинат.
      - Долг большой?
      - Огромный.
      - У них есть представительство в Москве?
      - Да. Возглавляет его некто Сиротюк Владилен Сергеевич. Я с ним несколько раз по телефону говорил. На уступки не идет.
      - Завтра поедем к нему - ты, я и Кушкин, мой помощник. А сейчас пришли ко мне своего главного бухгалтера и начальника отдела снабжения со всеми документами по поставкам бумаги: договором с комбинатом, платежками, перепиской, словом, со всем, что есть. Да прикажи им ничего от меня не утаивать, а то начнут ещё играть в коммерческие тайны. И запомни, дорогой господин Фофанов: хочешь выжить - действуй...
      ...На следующий день Настя, Фофанов и Кушкин поехали "за бумагой". Господин Сиротюк их встретил холодно, ведь они были злостными неплательщиками. Сесть не предложил, предупредил, что у него есть не больше четверти часа. Небрежно представил двух дам, сидевших за приставным столиком:
      - Наш бухгалтер и диспетчер по поставкам.
      Кабинет у него был просторный, с дорогой финской офисной мебелью. "Надо же, - мелькнуло у Насти, - не сеет, не пашет, а на хлебушек с маслом получает". Где-то, в далеком Соликамске сотни людей стояли у бумагоделательных машин, другие люди поставляли на комбинат лес, словом, тяжело работали, а этот пристроился к распределению плодов их труда...
      "Сейчас я с тебя спесь собью, - злорадно подумала Настя, - индюк надутый". Сиротюк ей активно не понравился, она готова была поспорить, что он из породы партийных работников городского масштаба, пробившийся на теплую должность в столицу.
      - Вы бы сесть предложили, господин Сиротюк, - грубовато сказала она. Мы ведь пришли не на работу к вам наниматься.
      - Ах, да, - сделал вид. что спохватился "господин" Сиротюк. Простите, совсем замотался.
      Когда сели за длинный стол, за которым, очевидно, Сиротюк по аппаратной привычке проводил совещания, он сказал:
      - Пока вы с нами не рассчитаетесь, не получите ни одной тонны бумаги. Поймите, мы тоже многим должны, положение у нас не блестящее.
      - В таких случаях деловые люди договариваются, а не играют в крутых. Сколько мы вам должны? - Настя не считала нужным сдерживать раздражение. Фофанов пытался взглядом дать ей понять, что следовало быть помягче.
      Главный бухгалтер назвала сумму долга, она была заоблачной.
      - По какой цене вы считаете?
      - Естественно, по нынешней, - высокомерно сказала главный бухгалтер.
      - Почему естественно? - спокойненько поинтересовалась Настя. - Вот договор, здесь указана цена, в десять раз ниже той, которую вы называете. Договор не пересматривался, никаких предложений с вашей стороны о пересмотре цен не было. Кроме самого первого, других протоколов согласования цен нет.
      - Но ведь это же абсурд! - вскочил с кресла Сиротюк.
      - Как сказать... Любой суд, арбитраж, словом, все будут на нашей стороне. А я уж постараюсь, чтобы комбинатовское начальство по достоинству оценило вашу деловую тупость.
      - Если вы немедленно не извинитесь, я прекращу разговор! - повысил голос Сиротюк. - И обещаю, что вы ни одной тонны бумаги больше не получите!
      - Но вы все-таки нас выслушаете... Ваша бумага нам не нужна. Не сомневаюсь, вы знаете: не газета вас выбирала в партнеры, а так определил Госплан. В убыток нам определил. Находитесь вы далеко от нас, перевозки, за которые мы платим, стоят дорого... Бумага у вас плохого качества, много брака, рулоны поступают к нам с механическими повреждениями... Но теперь Госплана нет! Зато есть комбинаты в Балахне, в Кондопоге... Они ближе к нам, у них более современная производственная база, у них продукция дешевле, хотя и выше качеством.
      Пока она все это говорила - без эмоциональных всплесков, словно нотацию читала провинившемуся школьнику, Фофанов беспокойно ерзал в кресле, а Кушкин улыбался, как всегда, очень доброжелательной улыбкой. Настя продолжила свой монолог:
      - Вы знаете, как на Западе отвечают на вопрос, какой клиент лучше? Старый клиент! А вы клиентом, который потреблял значительную часть вашей продукции, не дорожите! Мы вам заплатим, но по ценам, которые были зафиксированы в договоре. И тогда, когда сможем, так как тем же договором штрафные санкции не предусмотрены.
      - Что вы несете! - побагровел Сиротюк.
      - Перечитайте договор и вы легко в этом убедитесь. Впрочем, за это я вас не виню. Зачем их было тогда, в те времена, штрафы предусматривать? Госплан распорядился, приказал, обязал... И все дела! А Госплан взял да приказал долго жить!
      - Но вы же так не можете... - Сиротюк забегал по кабинету.
      - Можем, - заверила его Настя. - Наш главный редактор, - она уважительно показала пальчиком на Фофанова, - интеллигентный, мягкий человек. Но, между прочим, участвовал в событиях у Белого Дома... А уж с вами мы как-нибудь справимся. Завтра наш управляющий делами господин Кушкин, - легкий поклон в сторону Кушкина, - уедет в Балахну, а послезавтра балахнинцы начнут отгружать нам бумагу. Вы ведь, господин Сиротюк, не учли ещё одно обстоятельство: цены на бумагу и в самом деле выросли, но заказы на неё резко уменьшились, потому что многие газеты и журналы начинают печататься на зарубежной базе. Вы хоть на это обратили внимание, господин Сиротюк, за заботами о себе, любимом?
      Сиротюк промолчал.
      - И, наконец, последнее. Мы люди не мстительные, но не любим, когда нас, скажем так, недооценивают. Я не буду звонить или писать вашему генеральному директору, чтобы довести до его сведения, как вы тупо ведете дела. Сделаем проще. Наши фельетонисты в пух и прах разнесут и ваше уютное гнездышко и вашу синекурную должность...
      Настя встала из-за стола:
      - Честь имеем!
      - Погодите! - Сиротюк с трудом сохранял достоинство. - Можно ведь попытаться решить наши проблемы...
      - Что же, давайте попытаемся, - после длинной паузы неохотно согласилась Настя.
      ...Когда они возвращались в редакцию, Фофанова, ушибленного впечатлениями, хватило лишь на то, чтобы спросить:
      - А что, господин Кушкин, действительно наш новый управляющий делами?
      Настя засмеялась.
      - Да нет, это я для пущей важности.... Михаил Иванович мне самой нужен.
      Свидание с последствиями
      Настя прочитала в своей газете, что в Москву прибыла представительная делегация из Африки во главе с господином президентом Бираго Диопом. Как заявил господин Бираго Диоп в аэропорту, целью визита является установление прочных взаимовыгодных отношений его страны с демократической Россией.
      "Так, - сказала себе мысленно Настя, - Моя "шоколадка" в Москве... Надеюсь, он даст о себе знать..."
      Телефонный звонок у неё дома раздался на следующий день. Мужской голос осведомился, говорит ли госпожа Соболева по-английски.
      - Конечно, - с достоинством ответила Настя. - Добрый день, сэр.
      - Вас беспокоит советник господина президента Бираго Диопа. Господин президент приветствует вас и спрашивает не будете ли вы любезны нанести ему визит?
      - Где вы разместились? - спросила Настя.
      - В одном из особняков на Воробьевых горах..
      Настя знала эти особняки. Раньше они принадлежали ЦК КПСС и в них останавливались руководители "братских" коммунистических партий, теперь же стали гостевыми коттеджами правительства Российской Федерации.
      - ...Но вам нет необходимости разыскивать наш особняк, - продолжил свою информацию собеседник. - Если вы не возражаете, в семнадцать часов к вашему дому подойдет наша машина. Мы знаем, где вы живете. Я лично приеду за вами.
      - О'кэй, - согласилась Настя. - До завтра, господин советник.
      Для визита она выбрала скромный на вид, но стоивший бешеные деньги костюм, который она приобрела в Швейцарии. Так, ничего особенного: длинная юбка из легкой шелковой ткани в стиле "ретро", белоснежная блузка с отложным воротничком, суженный в талии пиджачок из черной тонкой шерсти, отдаленно напоминавший мужской. Туфельки на высоких каблуках-"пирамидках", длинные перчатки и маленькая сумочка удачно дополняли её наряд. Они не контрастировали со знаками Кобры, которые Настя бережно извлекла из шкатулки. Настя выглядела преуспевающей деловой женщиной и, именно так она хотела смотреться, ибо намеревалась решить некоторые свои проблемы.
      В семнадцать часов она вышла из подъезда и сразу увидела черный "мерс", очевидно, закрепленный за делегацией - номер у машины был не дипломатический, значит, машина не посольская.
      Советник, заметив знаки Кобры, произнес вполголоса традиционное приветствие, низко поклонился и услужливо открыл дверцу. Он ни о чем не спрашивал, не интересовался самочувствием или погодой, словом, не пытался развлекать Настю разговором, её высокие знаки отличия исключали пустопорожнюю болтовню.
      Охранники в посольстве вытянулись по стойке "смирно". Один из них, низко поклонившись, шепнул несколько слов в радиотелефон. Советник шел чуть впереди, показывая дорогу.
      Бираго Диоп принял её в рабочем кабинете. Он вышел из-за стола, пошел навстречу Насте и глаза у него лукаво блеснули, когда он увидел знаки Кобры.
      - Приветствую тебя, Достойная! - сказал он. - Приказывай!
      Советник испарился из кабинета и Настя ответила, не скрывая радости:
      - Приветствую и я тебя, Достойный! Приветствую и поздравляю с тем, что твои планы осуществились! От всего сердца желаю тебе, родной мой человек, счастья и здоровья.
      - Спасибо, Настя!
      Бираго Диоп внешне мало изменился, штатский костюм прекрасно на нем сидел, он улыбался - настроение у него было отличное. Можно было лишь предположить, сколько ему пришлось пережить за минувшее время, каких усилий стоила победа, но никаких "следов" на нем это все не оставило. Конечно, Бираго был уже далеко не тем студентом из "лумумбария", каким знала его Настя - перед нею стоял человек, облеченный большой, может быть, даже необъятной властью в своей стране. И человек этот смотрел на неё очень доброжелательно. Он заговорил с Настей на русском:
      - Анастасия, я знаю о поразительных событиях в твоей жизни. Наше посольство в Швейцарии меня подробно информировало... Ты теперь обладательница большого состояния... - Я думал, такое бывает лишь в сказках...
      - Сейчас я уже к этому немножко привыкла. А первое время чувствовала себя очень странно... И спасибо твоим людям в Швейцарии - они помогли мне... уцелеть.
      - Мне передали твое поздравление. Благодарю тебя, дорогая госпожа Демьянова. Ты оказалась одной из первых, кто "признал" мое правительство. Я позаботился, чтобы твое поздравление попало в печать и наши газеты с восторгом писали о российской миллионерше - друге нашей страны и её президента...
      Бираго был политиком и из всего умел извлечь пользу.
      А Настя вдруг с невероятной нежностью вспомнила, каким он был у неё в квартире в ту, ставшую уже далеким прошлым ночь, и её охватило желание, чтобы все, что было, получило продолжение. Но она понимала, что это невозможно. Как так сказал Киплинг про Запад и Восток? Ее Россия - не совсем Запад, а его Африка - совсем не Восток, но все равно два противоположных полюса планеты. На сердце у Насти было грустно - прекрасная страничка её жизни окончательно исчезала в минувших временах. Это лишь в романах короли и президенты ездят на тайные свидания.
      Бираго Диоп тоже смотрел на неё с чуть приметной нежностью, но приветливость его и нежность были едва заметно окрашены в официальные краски. Сильные мира сего узнаются ещё до того, как произнесут первые слова. А Бираго Диоп был, безусловно, из их.
      Он пригласил Настю в гостиную, чтобы продолжить разговор за чашкой кофе. Тут же в гостиную из противоположной двери вошла молоденькая женщина в длинном ярком национальном одеянии. Была она такой же смугло-шоколадной, как и Бираго. Большие темные глаза её смотрели на мир наивно и восторженно. Это восхитительное создание явно было "смесью" из африканских традиций и европейского образования. После обычного поклона "создание" нежно обняло Настю и эмоционально произнесло на прекрасном английском языке:
      - Здравствуй, старшая сестра! Я, одна из жен нашего господина... Мне доставляет огромную радость познакомиться с тобой. Наш господин говорил мне, какая ты прекрасная женщина, и теперь я вижу это собственными глазами.
      "Так, - подумала Настя. - Сестренка у меня смугленькая объявилась... Хорош Бираго, все рассказал жене о женщине в Москве, которая однажды обогрела его душу и тело. Слава богу, что хоть в сан законной возвел, а не мимолетной возлюбленной. Или у них так принято: обласканная числится женой? Нет, конечно, далеко не каждой вождь преподносит знаки Кобры".
      Жена Бираго явно ждала ответа на свои приветствия и Настя вполне искренне воскликнула:
      - И я счастлива познакомиться с тобою, младшая сестра. Ты очень красивая. Как тебя зовут?
      - Если мое имя перевести на английский, то оно будет звучать, как Клэр... А тебя зовут... Настья, я знаю, мне наш господин и муж говорил. Я очень рада, что он взял меня с собой в Москву и познакомил с тобой. И мне грустно, что ты не живешь вместе с нами, другими его женами. Извини, но я не младшая сестра, у господина есть жены младше меня.