1. Лирика

      Эта книга – антипод комфортабельного семейного чтива. Здесь, в мрачном зазеркалье одиночества, ничто не происходит «как положено». Здесь, по пояс в грязи, бредут мои несчастные герои. Не я замесил для них эту грязь. Не мне добела отмывать их одежды. Все, что в моих силах – дать каждому посох, чтобы шаги вперед давались с меньшим трудом.
      В наше страшное время, когда Любовь смешалась с толпой бомжей и глядит оттуда затравленным волчонком, нужно суметь вспомнить о ней. И сделать это вовремя, пока не стало слишком поздно. Пока в брошенном замке Любви не прижилась окончательно кукла с силиконовой душонкой.
      И еще. Я ненавижу суету. Нет врага, которого я ненавидел бы сильнее. Наша жизнь так коротка, а молодость так преступно скоротечна, что тратить хотя бы миг времени на что-то постороннее кажется мне совершенно недопустимым. Любовь и Дружба. Вот – все, на что стоит расходовать свою шагреневую душу. Когда я вижу блеющее стадо больших и маленьких сует, мне становится страшно. И не нужно быть Экклезиастом, чтобы разглядеть всю жалкую тщету наших попыток удержаться на чертовом колесе, когда единственным верным решением является шаг в сторону, прочь от мрачнейшего аттракциона, в светлую залу Больших Понятий.
      Конечно. Где Большие Понятия – там и Большие Разочарования. Там и страсть, и одиночество, и ложь. Там, под пудовыми канделябрами, ты становишься самим собой – порой жалким, маленьким человечком. Но это ли не повод взбунтоваться! Это ли не повод бросить вызов самому себе?...
      Так что же ты медлишь? Что же медлю я? В Пантеоне сумрачных и тихих богов не пристало вести себя трусливо. Все, что требуется от нас – это достойно заполнить мгновение между рождением крикливого кусочка безмозглой плоти и уходом усталого от суеты мешка страстей. Вот оно, это мгновение, счет в нем идет на годы и десятилетия, но ни одного покупателя в лавке пряностей не обвесят так лихо, как нас с тобой – здесь, под солнечными часами...

2. Несколько слов об истории появления этой книги

      «Одно чувство», упомянутое в названии, действительно существовало. Потом оно разбилось на осколки, и, чтобы не топтаться по ним босой душой, я решил выложить из них мозаику – себе на память, другим на потеху. Мозаика получилась мрачной и пропускает мало света, но создает в душе полезный полумрак. Надеюсь, что второй витраж с недостающей половиной стекол будет веселее на вид. Его появление ожидается.
      Первые рассказы были написаны в конце мая 1998 года и напечатаны в Интернете под именем Mr. Kiss.
      На сегодня (февраль 2003 года) они лежат на той же странице. Там же время от времени появляются новые опусы. Страничка периодически переезжает, так что адрес, который я могу вам сейчас предложить, через некоторое время может устареть. И все же. Сейчас мои этюды можно найти в Интернете по адресу: http://www.korf.ru/ и написать мне по адресу: korf@mail.ru.
      Созданием и поддержкой странички занимаюсь я сам, так что вы всегда найдете на ней информацию из первых уст. Там же находится мой адрес электронной почты и номер ICQ для обратной связи.

3. Спасибо

      Пользуясь случаем, хочу поблагодарить всех, кто помог мне словом и делом. Ксюша, слишком красивая для повивальной бабки, тем не менее помогла Mr. Kiss’у появиться на свет. Человек по имени Скелет первым углядел в моих опусах литературу и даже уподобил их раннему Мопассану. До сих пор не знаю, радоваться или огорчаться такому сравнению. Лена заправляла киссобус неразбавленной Текилой и чертила для него маршруты по воспаленной летней Москве 1998-го года. Макс из Канады занимался безналичным переводом нескольких опусов на английский язык. Наконец, Неонилла из Питера, которая нашла мои этюды в Интернете, помогла с первой печатной публикацией трех их них в альманахе «Питерbook» (№ 9 за 1998 г.) и сделала редактуру рукописи, которая вышла отдельной книгой в 1999 году.
      Спасибо!

      Настоящее время.
      Утром этого дня он позволил себе одну слабость – думать по-русски.
      «Позвонить или подождать?!» – подумал Он и посмотрел на телефон. Тот подмигнул и зазвонил сам. Он вздрогнул и не сразу взял трубку. А когда взял, был разочарован.
      Поток дерьма, которое в остальные дни называлось делами, размыл его утреннее сосредоточенное молчание. Пришлось битых полчаса объяснять помощнику, что к чему и почем, после чего тот отстал с обычным для дурака видом недоенной коровы.
      Потом были другие звонки, потом секретарша зашла в кабинет с утренним кофе и, как всегда, не спешила уходить. С тех пор, как Он однажды переспал с ней, она при виде его ерзала на стуле, по-унтерски стекленела взглядом и иначе, как по стойке смирно, не вставала. Вот и теперь, она доложила о приходе японцев и ждала, вытянувшись по струнке.
      – Вольно, – сказал Он по-русски.
      Она непонимающе выкатила глаза и подтянула струнку еще на полтона.
      – Зови, – сказал Он по-английски. – Организуй всем выпивку, закуску, телефон не отключай. Жду важного звонка.
      Японцы, как водится, зашли толпой, расселись по чину и повели разговор издалека. Он собрался, включил автопилот и повел переговоры в нужную сторону. До тех пор, пока один из важных гостей не сказал женским голосом по-русски, в самое ухо и глубже:
      – Завтра?
      Он вздрогнул и обнаружил себя с трубкой в руке, в прицеле удивленных взглядов. Секунда узнавания провалилась в короткое беспамятство. Как после аварии на трассе.
      – Завтра! – ответил Он по-русски. В трубке раздались короткие гудки. – Прошу простить меня, господа. У меня – важная встреча, так что давайте сократим вдвое протокольное время нашей беседы. Тем более, что по большинству вопросов у нас нет разногласий. Мои помощники помогут вам подготовить проект нашего соглашения... А теперь прошу прощения, я должен вас покинуть.
      Кому он говорил последние слова? Говорил ли? Когда Он снова включился, за столом было пусто. Не считая секретарши, которая с ужасом смотрела на сигарету в его руке.
      – Я уезжаю, – тихо сказал Он.
      – Что?
      – Я уезжаю! – заорал Он по-русски и вдруг расхохотался.
      Гадкий утенок эмансипации смотрел на него по-лебяжьи и, кажется, собирался заплакать.
      – Ненадолго, бэби. Держи хвост пистолетом! – Он вынул из сейфа старый мешок, о котором судачили все сотрудники от мала до велика, взял со стола сигареты и отправился к выходу. Уже в дверях Он обернулся и посмотрел на девчонку с такой детской, слепящей глаза, улыбкой, что она не могла не улыбнуться в ответ...
 
      ...В это же время другая секретарша, тоже любовница своего босса, сидела на растрепанной кровати и умывалась слезами. Босс, тем временем, стоял перед зеркалом, по недоразумению отражавшим изящную голую даму с совершенно бешеными глазами. Она еще кипела после недавнего объяснения, но была благодарна подруге за то, что та отвлекла ее от мыслей посерьезнее. Она торопливо одевалась, поглядывая на часы. Она была из женщин, которые опаздывают тем больше, чем раньше начали собираться.
      Ночной скарабей еще не докатил лунный шарик до заветной лунки на Ленинских горах, когда Она, наорав напоследок на бедную, ни в чем не повинную девочку, рванулась прочь из дома. Не забыв прихватить чемоданишко с приржавевшими замками. В дверях Она обернулась с улыбкой, от которой по обоям проскакал солнечный заяц...
 
      ...Он летел из Сиэттла, с одной пересадкой, с красивым словом Alaska на борту. Виза была приготовлена загодя, и теперь он мог расслабиться. Мешок, так непохожий на респектабельного хозяина, был осмотрен на таможне со всех сторон и удивленно возвращен обратно.
      В самолете Он нервничал, много и жадно ел, отказывался от выпивки. Через раз, впрочем, соглашался. Пил шампанское, как воду, большими глотками. Не пьянел. Смотрел через иллюминатор на отары облаков, приписывая им собственное блеющее молчание...
 
      ...Она летела, как ведьма на шабаш, не чуя под собой самолета. Ей было хорошо и пусто на высоте, с тлеющей позади Москвой, с губкой мрака впереди по курсу. За мраком было солнце, и Она мчалась навстречу восходу, чувствуя себя одетой только в часовые пояса...
 
      ...В аэропорту Петропавловска Его никто не встретил. Он угрюмо прошел в зал ожидания и сел в неудобное кресло. Голова кружилась после долгого перелета и выпитого вина.
      – Меня никто не встретил, – сказал он женщине, читавшей книгу напротив.
      – Не может быть, – рассеянно ответила она. – Наверное, вы просто разминулись.
      – Мы не могли разминуться. Меня никто не встретил. Меня. Никто. Не. Встретил.
      – Жаль, – она отложила книгу, – а кто должен был вас встречать? Жена?
      – Нет. Я не женат.
      – Вот как? И давно не женаты?
      – Да. Слишком давно. С самого рождения.
      – Надо же, какое совпадение! У меня – та же картина. Впрочем, мы отвлеклись. Так кто же должен был вас встретить?
      – Девочка. Или старуха. В зависимости от того, сколько я спал.
      – А вы сами не знаете?
      – Нет.
      – А почему «спал». Может быть, вы еще не проснулись? Вот вас и не встретили.
      – Я проснулся.
      – Почему вы так уверены?
      – Во сне голова не болит так сильно, как у меня сейчас. Я проснулся.
      – Ну, тогда дело – за девочкой. Или старухой.
      – Или просто – женщиной.
      – Даже так?
      – Да.
      – И как она должна выглядеть?
      – Десять лет назад она была самой красивой девушкой на свете.
      – Десять лет?
      – Десять лет.
      – Десять долгих лет?
      – Десять долгих, долгих лет...
      – Десять долгих, вонючих, блядских, ебаных лет... – Она заплакала и уронила книгу. Он, не поднимая книгу, пересел к ней и обнял за плечи.
      Они молчали так долго, будто считали про себя каждый день разлуки. А может, так оно и было. Уже вороватый бич стал подбираться к Ее беспризорному чемодану. Уже бдительный милиционер обошел с фланга Его мешок, (который в России превратился в обыкновенный старый рюкзачишко), подозревая в нем взрывное устройство немалой силы.
      Однако дымом тянуло не от вещей, а от душ. Там догорала печаль. Милиционер погрозил кулаком бичу, бич погрозил кулаком небу, а небо, не найдя никого подходящего, погрозило кулаком само себе. И пошел дождь.
      – Пойдем, – шепнул Он.
      – Да, – Она улыбнулась сквозь слезы, – пойдем...
 
      Десять лет тому назад.
      Охотничья избушка в зарослях шеломайника. Костер и шумная компания студентов-геологов, изо всех сил не замечающая уединившуюся парочку. Они – в избушке, лежат в темноте и греют друг друга голыми телами. Их ласки наивны, но искренни. Их желание так велико и так неловко, что они не знают – плакать или смеяться. Они пытаются обратить все в шутку, отчаянно смущены тем, что творят их руки и губы. Даже оставшись вдвоем, они ощущают компанию под боком и, прошептавшись пять минут, нарочито громко смеются или подпевают очередной песне.
      Но его губы сами собой отправляются в путешествие, язык проводит такую нежную и обстоятельную разведку, которой позавидовала бы любая пересеченная местность. Не ленятся и руки. Пальцы сами находят места, где восторг бьет неприметным гейзером, и заносят их на карту, чтобы вернуться снова и снова. Наконец, отыскав родник, он надолго припадает к нему губами и долго не может остановиться, утоляя жажду.
      Она замирает, испугавшись своих ощущений, но тут же без оглядки отдается им, неприлично содрогаясь в ответ на каждое его прикосновение. Она с ужасом чувствует, что стонет, и пытается громко рассмеяться. Но смех выходит такой, что она испуганно замолкает и только молча вздрагивает каждый раз, когда по телу проносится конница мурашек. Она – о Боже – раздвигает ноги так широко, что левое колено упирается в холодную сырую стену. Ей уже мало нежности, ей хочется боли, ей хочется ощутить Его внутри себя, пустить под самое сердце...
      И Он заходит, переступив через невысокий порожек первой и незнакомой Ей прежде боли. И начинает раскачивать маятник одной единственной, бесконечной секунды... Она перестает слышать песни, разговоры, даже скрип кровати проваливается в вату раскаленной тишины, из которой растет нескладный, уродливый крик...
      Когда крик проклевывается наружу, компания испуганно замолкает.
      «Ребята, вы там что, медведя увидали?» – хохочет местный парень, вездеходчик. Его шепотом одергивают, он давится собственным смехом и неловко запевает следующий хит сезона... Компания подпевает смущенными, взволнованными голосами.
 
      Настоящее время.
      – Да, ребята... – Парнишка-вездеходчик, за две пятилетки заматеревший до полной неузнаваемости, хлебнул из горлышка. – Как вас увидел, думал – белая горячка... Это ж надо! Сколько лет, сколько зим... И чего вас сюда занесло? Вы же, вроде, не нашли тогда ничего...
      – Нашли, брат, нашли... – Он рассмеялся. – Только тогда эти ископаемые еще полезными не считались.
      – А теперь, стало быть, считаются?
      – А то! Дороже платины!
      – Ух ты! – мужичок с уважением посмотрел на заросли шеломайника и еще раз глотнул.
      Вездеход вперевалку шел по бездорожью, оставляя после себя колею. По бойницам окошек хлестала трава. На ямах пассажиры подскакивали, водила привычно крякал. Наконец, адская машина с громким кашлем затопталась на месте и затихла. Тишина заложила уши.
      – Приехали, – сказал водитель. И смущенно добавил:
      – Дальше, поди, сами?
 
      Десять лет назад.
      – Знаешь, что? – сказала Она, когда снова смогла говорить.
      – Что? – прошептал Он.
      – Повторяй за мной.
      – Что?
      – Я буду любить тебя всегда. Что бы ни случилось. Повторяй.
      – Я буду любить тебя всегда. Что бы ни случилось.
      – Ты – мое солнце и моя луна, мой день и моя ночь, мое счастье и мое горе.
      – Ты – мое горе и мое счастье, мой день и моя ночь, мое солнце и моя луна.
      – Кроме тебя, у меня нет и никогда не будет никого...
      – Кроме тебя, у меня нет и не будет... никого и ничего... Я люблю тебя... Теперь ты повторяй.
      – Я люблю тебя.
      – И, если кто-то или что-то разлучит нас...
      – Еще чего!.. Ну, хорошо, если кто-то или что-то раз... Что ты несешь, как – такое вообще возможно?...
      – Повторяй!
      – Если кто-то или что-то разлучит нас...
      – То мы вернемся сюда, в этот дом...
      – То мы вернемся сюда, в этот дом... Это мне уже больше нравится...
      – Что бы ни случилось...
      – Что бы ни случилось...
      – Если будем живы...
      – Если будем... живы?... Ты это серьезно?
      – Да... Ровно через десять лет...
      – Ровно через десять лет...
      – День в день...
      – День в день... День в день... День в день... Это звучит, как колокольчик...
 
      Настоящее время.
      Высоченная трава не давала разглядеть ничего впереди. Они шли наугад, и только старый опыт помог держать направление.
      – Я боюсь, – сказала Она.
      – Я тоже, – прошептал Он.
      – Ведь домика уже нет.
      – Конечно, нет.
      – Зачем мы идем туда?
      – Потому что не можем не идти.
      – Мне страшно. В этом доме нет ничего, кроме двух обнявшихся скелетов.
      – Тогда мы расцепим и похороним их.
      – Зачем?
      – Все истории должны кончаться.
      – Та история уже закончилась. Закончилась поцелуем. А новая – не начнется там, где умерла старая.
      – Тогда зачем ты приехала?
      – Не знаю. Мне страшно.
      – Мне тоже. Не останавливайся. Главное – не остановиться сейчас. Идем.
      – Нет. Давай вернемся.
      – Иди вперед, или я тебя ударю.
      – Нет...
      Она села на землю и заплакала. Ветер качнул травяное озеро у них над головами. Совсем недалеко, шагах в десяти, на сквозняке со скрипом отворилась дверь. Или затворилась?
      Кто знает?...