Глава VIII

«Таи Бо»

Учитель сказал:

— Тай Бо[88], о нем можно сказать, что в высшей степени добродетелен. Трижды[89] отказывался от трона в Поднебесной. Народ не смог подыскать соответствующих слов, дабы прославить его.

Учитель сказал:

— Почтительность без ритуала приводит к суетливости; осторожность без ритуала приводит к боязливости; смелость без ритуала приводит к смутам; прямота без ритуала приводит к грубости.

Если благородный муж должным образом относится к родственникам, в народе процветает человеколюбие. Если он не забывает о друзьях, народ не утрачивает отзывчивость.

Когда Цзэн-цзы заболел, он призвал своих учеников и сказал им:

— Посмотрите на мои ноги, посмотрите на мои руки! В «[Книге] Стихов» сказано: «Будь осторожен! Будто ты на краю бездны, будто идешь ты по тонком льду». Отныне я только понял, как избежать напастей, мои ученики!

Когда Цзэн-цзы[90] заболел, Мэн Цзинцзы навестил его.

Цзэн-цзы сказал:

— Птицы перед смертью жалобно кричат, люди перед смертью о добре говорят. Благородный муж должен ценить в Дао-Пути[91] три [принципа]:

– быть взыскательным к своим манерам, тогда можно избежать грубости и надменности;

– сохранять спокойный вид, тогда люди проникнутся доверием;

– в речах подбирать слова и тон, тогда можно избежать пошлости и ошибок.

Что касается такой мелочи, как расстановка жертвенных сосудов, то за это отвечают соответствующие чины.

Цзэн-цзы сказал:

— Способный сам, он мог учиться у неспособного; обладая широкими знаниями, он мог спрашивать у незнающего; ученый, он [не боялся] выглядеть как неуч; наполненный, [не боялся] казаться пустым; получив обиду, не стремился рассчитаться – так вел себя один мой старый друг.[92]

Цзэн-цзы сказал:

— Тот, кому можно поручить воспитание юного принца ростом в шесть чи, кому можно доверить управление [царством] размером в сто ли, кто не дрогнет в чрезвычайной ситуации – не благородный ли это муж? Да, это благородный муж.

Цзэн-цзы сказал:

— Не бывает ши-книжника без широты ума и твердости духа. Его ноша – распространение человеколюбия и добродетели во всей Поднебесной – разве не тяжела она? Только смерть прерывает его путь – разве не долог он?

Учитель сказал:

— Воодушевляйся «[Книгой] стихов», опирайся на Правила, совершенствуйся музыкой.

Учитель сказал:

— Народ можно заставить повиноваться, но нельзя заставить понимать почему.

Учитель сказал:

— Когда любят отвагу и ненавидят бедность, это может привести к бунту; когда очень ненавидят людей, лишенных человеколюбия, это также может привести к бунту.

Учитель сказал:

— Пусть человек блещет талантами Чжоу-гуна, но если он заносчивый и скаредный, то остальные его качества не заслуживают внимания.

Учитель сказал:

— Нелегко найти человека, который, проучившись три года, не мечтал бы получить казенное жалованье.

Учитель сказал:

— В любви к учению опирайтесь на искреннюю убежденность; стойте до смерти за правильное учение. Не посещайте государство, где неспокойно; не живите в государстве, где беспорядки. Если в Поднебесной царит спокойствие, будьте на виду; если в Поднебесной нет спокойствия, скройтесь. Если государство управляется правильно, бедность и незнатность вызывают стыд. Если государство управляется неправильно, то богатство и знатность также вызывают стыд.

Учитель сказал:

— Если не находишься на службе, нечего думать о государственных делах.

Учитель сказал:

— Когда главный придворный музыкант [царства Лу] Чжи начинает исполнять песню и когда заканчивается ода «Крики чаек», как ласкают слух приятные звуки!

Учитель сказал:

— Безрассудный и к тому же не прямой, глупый и к тому же не кроткий, неспособный и к тому же не честный – такого рода людей я просто не понимаю.

Учитель сказал:

— Учитесь так, как будто вы не в состоянии достичь знаний, словно вы боитесь их потерять.

Учитель сказал:

— О как велики были Шунь и Юй, владея Поднебесной они не считали ее своей.

Учитель сказал:

— О как велик был Яо как правитель! О как он был велик! Только небо более велико! Яо следовал его законам. Народ не смог [даже] выразить этого в словах. О как обширна была его добродетель! О как велики были его заслуги! О как прекрасны были его установления!

У Шуня было всего пять сановников, а в Поднебесной царило истинное правление.

У-ван[93] сказал:

— У меня десять способных сановников.

Кун-цзы [в связи с этим] заметил:

— Трудно подобрать таланты, не так ли? Период от Тана до Юя[94] богат талантами. [У чжоуского У-вана] среди сановников была одна женщина, таким образом, фактически их было девять. И хотя [чжоуский У-ван] владел двумя третями [страны], он все еще считался подданным Инь. Можно сказать, что добродетель дома Чжоу достигла высших пределов.

Учитель сказал:

— Юй[95]! К нему у меня нет нареканий. Он ел и пил скудно, но проявлял почтительность, принося жертвы богам и духам; ходил обычно в грубой одежде, но его ритуальное одеяние было красивым; он жил в простом доме, но все силы его уходили на рытье [оросительных] каналов. Да! К Юю у меня нет нареканий!

Глава IX

«Цзы Хань»

Учитель редко говорил о выгоде, воле неба и человеколюбии.

Человек из Дасян сказал:

— Велик Кун-цзы. Его ученость огромна, но он еще не прославился.

Услышав это, Кун-цзы сказал, обращаясь к ученикам:

— Что бы мне сделать? Доказать ли искусство управления колесницей или искусство стрельбы из лука? Я покажу искусство управления колесницей.

Учитель сказал:

— В соответствии с ритуалом следует делать шапки из конопли. Но теперь изготовляют из шелка. Так экономнее, и я следую этому.

В соответствии с ритуалом государя следует приветствовать у входа в залу. Но теперь приветствуют после того, как он уже вошел в залу. Это – [проявление] заносчивости. И хотя я иду против всех, я приветствую, стоя у входа в залу.[96]

Учитель категорически воздерживался от четырех вещей: он не вдавался в пустые размышления, не был категоричен в своих суждениях, не проявлял упрямства и не думал о себе лично.

Когда Учителю угрожали в Куане, он сказал:

— После смерти [чжоуского] Вэнь-вана я – тот, в ком вэнь-культура. Если бы Небо поистине хотело уничтожить вэнь-культуру, то оно не наделило бы ею меня. А коль само Небо не уничтожило ее, стоит ли бояться каких-то куанцев?

Первый министр[97] спросил Цзы-гуна:

— Не является ли учитель совершенномудрым? Откуда у него такие способности ко многому?

Цзы-гун ответил:

— Именно небо сделало так, что он стал совершенномудрым, и поэтому обладает большими способностями.

Учитель, услышав его, сказал:

— Первый министр знает меня. В детстве я жил бедно и поэтому научился многому такому, что не имеет никакой ценности. Но разве благородный муж должен обладать способностями ко многому? [Он] не должен уметь делать многое.

Лао[98] сказал:

— Учитель говорил: «Меня не использовали [на службе], поэтому я [был вынужден кое-чему] научиться».

Учитель сказал:

— Обладаю ли я знаниями? Нет, но когда низкий человек спросит меня [о чем-либо], то, [даже если я] не буду ничего знать, я смогу рассмотреть этот вопрос с двух сторон и обо всем рассказать [ему].

Учитель сказал:

— Феникс не прилетает, лошадь-дракон с рисунком на спине из реки не появляется, боюсь, что все окончено.[99]

Когда учитель видел людей в траурных одеждах или в парадных шапках и платьях или слепых, то, хотя они были и моложе его, он обязательно вставал. Если же шел мимо них, то обязательно спешил.[100]

Янь Юань со вздохом сказал:

— Чем больше [я] всматриваюсь в учение [учителя], тем возвышеннее оно кажется; чем больше стараюсь проникнуть в него, тем тверже оно оказывается. [Я] вижу его впереди, но вдруг оно оказывается позади. Учитель шаг за шагом искусно завлекает людей, он расширяет мой ум с помощью образования, сдерживает меня посредством ритуала. Я хотел отказаться [от постижения его учения], но уже не смог; я отдал все свои силы, и кажется, что его учение находится передо мной, я хочу следовать ему, но не могу этого сделать.

Когда учитель серьезно заболел, Цзы-лу заставил учеников прислуживать ему.

Когда болезнь прошла, учитель сказал:

— Ю давно занимается этим ложным делом! Претендовать на почести, оказываемые сановнику, когда я не являюсь сановником, кого я этим обманываю? Я обманываю небо! Кроме того, разве умереть на руках у подданных лучше, чем умереть на руках своих учеников? И хотя мне не будут устроены великие похороны, разве я умру посреди дороги?[101]

Цзы-гун сказал:

— Здесь есть кусок прекрасной яшмы. Спрятать ли его в ящик или же подождать, когда за него дадут хорошую цену и продать?

Учитель сказал:

— Продать. Продать. Я жду цены.[102]

Учитель хотел поселиться среди варваров.

Кто-то сказал:

— Там грубые нравы. Как вы можете так поступать?

Учитель ответил:

— Если благородный муж поселится там, будут ли там грубые нравы?

Учитель сказал:

— Лишь после того, как я возвратился[103] в Лу из Вэй, музыка была исправлена, оды и гимны были упорядочены.

Учитель сказал:

— Во внешнем мире служить правителям и сановникам, дома служить отцам – старшим братьям, не сметь не усердствовать в делах похоронных и не пьянеть от вина – что из всего этого трудно для меня?

Стоя на берегу реки, учитель сказал:

— Все течет так же, [как вода]. Время бежит не останавливаясь.

Учитель сказал:

— Я не встречал еще человека, который любил бы добродетель так же, как красоту.

Учитель сказал:

— Вот, к примеру, [заканчивая] возведение холма, я остановился, хотя и осталось насыпать одну плетушку.

Это я остановился.

— Или на ровном месте, [начиная возводить холм,] я продвинулся, хотя и высыпал всего одну плетушку.

Это я продвинулся.

Учитель сказал:

— Всегда внимательным к тому, что я говорил, был, пожалуй, один Янь Хуэй.

Говоря о Янь Юане, Учитель сказал:

— Как мне жаль его! Я видел, как он продвигался вперед, и никогда не видел его стоящим на месте.

Учитель сказал:

— Бывает, появляются всходы, но не цветут! Бывает, цветут, но не плодоносят!

Учитель сказал:

— На молодежь не следует смотреть свысока. Откуда нам знать, сравнится ли следующее поколение с нами? Но если человек к сорока-пятидесяти годам не достиг ничего путного, то он не заслуживает уважения.

Учитель сказал:

— Можно ли не принимать справедливые советы? Но они ценны только тогда, когда сам исправляешься. Можно ли не радоваться желанным словам? Но они ценны только тогда, когда сам задумываешься над ними. Однако если человек радуется, но не задумывается, принимает [советы], но не исправляется, с таким человеком я ничего не могу поделать.

Учитель сказал:

— Стремись к верности и искренности; не дружи с тем, кто тебе не ровня; не бойся исправлять ошибки.

Учитель сказал:

— Можно лишить власти командующего войском, но нельзя заставить простолюдинов изменить свои намерения.

Учитель сказал:

— В рваном халате на старой вате может не стыдиться стоять рядом с одетым в лисью или енотовую шубу, пожалуй, только Чжун Ю! В «[Книге] стихов» говорится: «Не завидует, не заискивает, разве не может он быть добрым?»

Цзы Лу постоянно повторял этот стих, и Учитель сказал:

— Это в порядке вещей, стоит ли за это хвалить?

Учитель сказал:

— С наступлением холодной зимы узнаешь, что сосна и кипарис последними теряют свой убор.[104]

Учитель сказал:

— Мудрый не испытывает сомнений, человеколюбивый не испытывает печали, смелый не испытывает страха.

Учитель сказал:

— С человеком, с которым можно вместе учиться, нельзя вместе стремиться к достижению правильного пути. С человеком, с которым можно вместе стремиться к достижению правильного пути, нельзя вместе утвердиться [на этом пути]. С человеком, с которым можно вместе утвердиться [на правильном пути], нельзя вместе действовать сообразно обстоятельствам.

Учитель, [услышав эту песню], сказал:

— Не думает? Если б думал, то и даль бы ничего не значила!

Глава X

«Кун цзы»