Глава седьмая

В магазине меховых и кожаных изделий продавцы слегка обалдели, когда Леонид сказал, что они приехали за шубой. Кто в наше время летом покупает шубы?

Когда-то, в советское время, люди в России приобретали вещи впрок. Тогда все более-менее приличное было в дефиците. Вот народ и готовил сани летом. А вернее, покупал все, что попадалось. Это называлось — повезло.

Но теперь-то товар распродавался и покупался по сезону.

Все же в магазине висело несколько шуб, наверное, на такой вот случай. Основную же часть товара упаковали на складе до следующего сезона.

Обычно, чтобы не слишком возвышаться над Леонидом, Таня покупала себе туфли на небольшом каблучке, но шуба… Она была уверена, что шубу надо мерить в сапогах или туфлях на высоком каблуке. Такие туфли она себе тут же и купила. Благо, в магазине имелся и небольшой обувной отдел, в котором ей приглянулась пара туфель. Как раз на выход.

Ленька деньги у нее брать не стал, чтобы Таня за все расплачивалась сама. Наверное, он так прикалывался: мол, пусть оттянется на полную катушку. Праздник так праздник, потом то, что останется, сама ему отдаст. Вообще-то обычно деньги он оставлял у себя. Женщине ведь сколько ни дай, все распуляет.

Но и Таня до поры до времени решила мужа не пугать и все еще изображала покорную женушку. Когда сняла с полки туфли, то взглядом спросила его: мол, как они тебе? Леня согласно кивнул. Ай в самом деле, пусть потешится.

Она сунула ему в руки коробку, в которую положила бывшие на ней босоножки на маленькой платформе, стала ходить по магазину в туфлях. А когда набросила себе на плечи шубу и прошлась перед ним, слегка покачивая бедрами, в глазах Леонида что-то мелькнуло. Не то растерянность, не то сожаление. Что-то он просмотрел, в чем-то жену недооценил…

А может, подумал, что не следует женщину наряжать в такие дорогие вещи? Не витрина. И не в модельном бизнесе работает. Тем более что в такой шубе ей и ходить-то некуда.

Все-таки он остался верен себе. Прежде чем заплатить за шубу, Леня прошел к продавцам и о чем-то с ними поторговался. Взял у Тани деньги — столько, сколько было на ценнике, сам пошел к кассе, но она заметила, что ему выдали сдачу, которую Леня положил в карман. Смешно, отдать ей такие деньги и экономить на копейках. Может, он уже пожалел о своем широком жесте? И таким образом потихоньку отрабатывает задний ход? Например, вдруг решит, что хватит с нее шубы, и отвезет жену домой, пока она не увлеклась покупкой еще чего-нибудь дорогого.

Таня как в воду глядела. Ни о чем ее не предупреждая и не спрашивая, Леня повернул на дорогу к дому.

— Куда ты меня везешь? — удивилась она.

— Домой. У меня срочное дело.

— Подожди! — Оказывается, Таня тоже умела командовать. — Дело, да еще срочное, конечно, прежде всего. А меня ты отвези пока к косметическому салону.

— Я же сказал… — начал раздражаться он.

— Сделаешь свои дела, заедешь за мной, — спокойно сказала Таня. — Не волнуйся, ты отдашь свою жену в руки женщин, которые как следует подготовят ее к сегодняшнему празднику.

— Какому празднику? — обалдело поинтересовался он.

— Сегодня мы при свечах будем торжественно отмечать королевскую щедрость моего мужа, потому я должна выглядеть соответственно.

— Ладно, приводи себя в порядок, — согласился он и усмехнулся: — Неужели два часа тебе хватит?

— Постараюсь уложиться, — в тон ответила ему Таня. Услуги этого салона стоили очень дорого. По прежним ее деньгам. Но, имея в руках баксы, Таня наконец могла позволить себе не то что любые услуги. Вообще новый имидж!

Она оставила упакованную шубу на заднем сиденье.

— Береги ее, — наказала со смешком. — Машину угонят, Бог с нею, по лишиться своей многолетней мечты… Нет, я этого не переживу.

— Типун тебе на язык! — шутливо возмутился Ленька. — Сколько стоит твоя шуба, а сколько мой «форд»!.. Может, босоножки наденешь? Туфли-то новые, неразношенные.

— Ничего, как говорила героиня одной книги, терпи коза, а то мамой будешь! — сказала Таня. — Для моего нового имиджа мне нужны именно такие туфли.

Впрочем, он и вправду торопился, а потому слова жены насчет ее нового имиджа пропустил мимо ушей. А зря.

Ленька смог освободиться и заехать за ней не через два, а через три часа. Правда, она сама освободилась на полчаса позже против заявленных двух. Выглянув на улицу и не обнаружив Ленькиного «форда», Таня с удовольствием прогулялась по первому этажу здания, в котором на втором этаже размещался косметический салон, а первый был просто усеян небольшими бутиками с модной одеждой.

Еще раньше в обменном пункте здесь же Таня поменяла триста долларов и теперь ходила с пачкой отечественных денег и покупала все, на что падал ее взгляд.

Таня приобрела кое-что из модных тряпок для своей дочери — девочка досрочно сдает сессию, все на «отлично», почему бы ее и не порадовать. Заслужила.

И наверное, впервые в жизни именно кучу тряпок купила для себя, причем некоторые она тотчас и надела.

Теперь Таня внешне со смехом, а внутренне с некоторым трепетом рассматривала себя в многочисленных зеркальных витринах. Как-то она слышала старую песню: «Неужели, это я, может, алая заря…»

Шутки шутками, но то, что с ней сделали все эти парикмахеры, косметологи и визажисты, не поддавалось определению одним словом. То есть такое слово в русском языке наверняка было, она просто не могла его вспомнить.

Эта особа походила на кого угодно, только не на Татьяну Карпенко. В таком виде ее не узнал бы никто. Даже любящий в прошлом муж Михаил.

Ее слегка вьющиеся русые волосы до плеч, во-первых, никто уже не смог бы назвать русыми. Понятно, они и были выкрашены краской, тон которой на коробке с тюбиком объявлялся как огненно-красный. И эти красные волосы больше не доставали до плеч, потому что с одной стороны оканчивались над ухом, а с другой стороны на лицо падали длинной косой прядью.

Нижнее белье, которое Таня купила в магазине, бюстгальтер и трусики даже изменили ее фигуру. Верх поддерживали так, что она с удивлением обнаружила у себя вовсе не плохую грудь, а низ слегка утянули, так что ее нижняя выпуклость стала как-то по-особому выпуклой. Или, может, раньше она просто не придавала значения тому, какое на ней белье?

То есть Таня, конечно, белье покупала и носила, недоумевая, за что платят деньги богатые женщины, если эти детали туалета отличаются только ценой? Оказалось, не только.

Косметолог сказала Тане:

— Какая у вас хорошая кожа: нежная, гладкая.

Парикмахер сказала:

— Вам удивительно идет этот цвет волос, визажист сказала:

— У вас такое красивое лицо, что мне оставалось лишь слегка подчеркнуть то, что щедро отпустила вам природа.

Муж обалдело произнес:

— Едрит твою налево!

Прежде Тане частенько говорили, что она симпатичная, а в юности употребляли эпитет «хорошенькая», но красивой ее не называли. Но сегодня… Такое впечатление, что кто-то вынул из оболочки, в которой она прежде жила, совсем другую Таню.

Говорят, изменившийся облик меняет и многие привычки. Например, она привычно пошла так же, как ходила всегда, но вдруг споткнулась и поняла, что это не ее походка, она ей не идет. Женщины с таким лицом ходят по-особому. Как — она поймет, прислушавшись к себе.

Если бы где-то поблизости был некий тренажерный зал, где она могла бы новую походку потренировать, конечно, без посторонних глаз, Татьяна так бы и сделала, но учиться ей пришлось, что называется, на ходу.

И хорошо, что Ленька приехал за ней позже обещанного времени. Таня медленно прохаживалась возле витрин, искоса посматривая на свою осанку, пока от напряжения у нее не заболела спина. Так что новый имидж давался вовсе не так легко, как могло показаться на первый взгляд.

Неужели она прежде ходила так некрасиво, разбрасывая в сторону ступни? И сутулясь при этом. И размахивая руками. Как там говорили в известной комедии — походка от бедра? Нет, надо будет потренироваться на веранде, когда дома никого не окажется. Пока нужно просто помедленнее ходить. Быструю походку труднее контролировать.

Она увидела сквозь огромные стеклянные двери, как Ленька остановил свой «форд», и медленно отправилась ему навстречу.

Муж ее не узнал, даже когда она взялась за ручку дверцы. И обратил к ней одновременно оценивающий и вопросительный взгляд.

— Мужчина, не подбросите до Сормовской, стольник плачу! — сказала Таня нарочито хрипло.

И тогда Леня, все еще не доверяя своим глазам, произнес эту сакраментальную фразу насчет матери.

Пакеты, которые Таня бросила на заднее сиденье, заняли чуть ли не полсалона. Ленька все смотрел на нее, открыв рот, пока Таня не скомандовала:

— Поезжайте вперед, мужчина, здесь стоянка запрещена. И рот закройте. Мухи летают. Не дай Бог, залетит какая, а ведь они на что только не садятся!

— Зачем ты это с собой сделала? — спросил он, с трудом отрывая взгляд от жены.

— Тебе не нравится? — ответила она вопросом на вопрос.

— Ты стала шикарной женщиной, но какой-то чужой.

— Ничего, привыкнешь.

— А если нет?

Прежде, наверное, она бы запаниковала. Обидела мужа! Но что же делать. Он сам виноват: такой дремучий. Домострой давно отменили, а он все как старовер. Жить его установками и каждый свой шаг сверять с его патриархальными вкусами? И трепетать от его неодобрения? Этак, волка бояться — в лес не ходить!

А почему бы тогда Леньке не бояться, что она его бросит. Но он не боялся, потому что Татьяной не дорожил. Как ни пыталась Таня разобрать по косточкам причину их совместного проживания, ничего не получалось. Без любви и совместных детей… оставались привычка и понимание, что нет смысла менять партнера, начинать все сначала, когда можно лишь попытаться сгладить острые углы.

Она опять вспомнила слова Маши, что мужская сила Леонида значит слишком мало. Нет, настоящие женщины такими мужчинами не разбрасываются.

Словом, рассуждала Таня правильно, что при всех раскладах их брак стоило поберечь, но вслух на Ленькин вопрос ответила неожиданно для самой себя:

— Что ж, тогда ты со мной разведешься.

Слово было произнесено.

В салоне машины повисло молчание — они стояли как раз на светофоре, но Леонид вовсе не был намерен отдавать инициативу в руки жены.

— Солнышко, — сказал он, криво улыбаясь, — верни, пожалуйста, деньги, которые я тебе дал.

— Не верну.

Все-таки она успела как следует изучить своего мужа. И была уверена, что именно так все и произойдет: он не даст ей долго резвиться и деньги заберет.

— Меня не оставляет впечатление, что жену мне не изменили, а подменили, — сказал он. — Ты уверена, что я не применю к тебе силу.

— Уверена, — сказала она, обольстительно улыбаясь, — ты не из тех людей, которые отбирают у женщины собственный подарок.

— Деньги не могут быть подарком!

Кажется, она опять повергла его в растерянность:

— Выходит, могут.

— Ты знаешь, почему я ушел от своей второй жены?

— Ты мне не рассказывал. И я решила не спрашивать. Но я с удовольствием послушаю.

— Так вот, она тоже захотела свободы!

— И ты понимаешь, о чем это говорит?

— О чем? — спросил Ленька с самым глупым видом.

— О том, что рядом с тобой женщина не может слишком долго выглядеть дурочкой. В ней просыпается любовь к активной жизни. Ты слишком незаурядный человек, потому каждая из нас стремится до тебя дотянуться, тебе соответствовать, быть тебя достойной…

Вот так, пусть теперь сидит и размышляет: Таня сказала ему комплимент или обдурила.

Он опять углубленно замолчал и заговорил только несколько минут спустя, ехидно усмехаясь:

— Может, я не так красиво излагаю свои мысли, но если твоя воля к жизни проснулась только сейчас, то объясни мне, что за эмоции сегодня ночью не только имелись в наличии, но и вопили об этом на всю улицу.

Нет, это удар ниже пояса. Таня невольно покраснела. Почему он все их споры сводит к одной постели? Ну темпераментная она женщина! Другой бы радовался, а этот все время кусает.

Но и то правда, чего это вдруг ее потянуло на красивости? Не на трибуне! Ленька понял, что она вешает ему на уши лапшу, и разозлился.

Самое время изобразить на лице раскаяние и смирение.

— Ладно, я больше не буду разглагольствовать на тему свободы, но и ты скажи, что тебе не нравится в моем новом облике? Разве ты не знаешь — время от времени женщина должна менять свой имидж, так говорят даже известные психологи.

— Прежний имидж мне нравился больше.

— Безответный?

— Называй его как хочешь, но такая роскошная женщина, какой ты себя сделала, для ежедневной прозы жизни как-то не подходит. Это на подиуме или на сцене ты могла бы выглядеть на своем месте, а в нашем скромном коттедже…

— Да что особенного со мной сделали? — не выдержав дипломатии, взорвалась Таня. — Ну подстригли, ну покрасили… Сейчас модны такие цвета. Осенней листвы. Нанесли макияж…

— А что у тебя с ногтями?!

— Обычные накладные ногти.

— И как ты собираешься с такими мыть посуду?

— Так вот что тебя возмутило, — с издевкой протянула Таня, а Леонид при ее словах стукнул кулаком по рулю. — Ничего, я буду надевать резиновые перчатки. Они продаются. Хозяйственными называются.

— Не выставляй меня идиотом!

— В крайнем случае можно пригласить домработницу. На те деньги, что ты мне дал, я могу себе позволить лет пять платить другим за работу, которую я делаю сейчас.

— Тогда что будешь делать ты?

— Тебя не поймешь. — Тане надоело препираться, и она просто «включила дурочку». — То ты не хочешь, чтобы я работала, то чуть ли не требуешь…

— Ничего такого я не требую. — Он понизил голос.

— А еще ты говорил, чтобы я нашла себе какое-то хобби.

— Ну говорил. — Он уже с осторожностью подбирал слова, решив про себя, что ему с ней надо держать ухо востро.

— Я придумала, чем смогу заняться. Стану рисовать картины.

Он так круто повернулся к ней, что машина вильнула на шоссе.

— Смотри на дорогу, — сказала Таня.

Ей стало не по себе от его взгляда. Она считала, что Ленька ее не знает, но она-то сама так ли уж хорошо его знала? Иначе почему вдруг ей пугаться?

Что-то этакое в ее жизни уже было. Ах да, она одно время боялась, что Мишка в ярости поднимет на нее руку. После того случая, когда он так жестоко обошелся с напавшими на них хулиганами.

— Ты хочешь заняться рисованием?

Он произнес фразу как бы по слогам, будто она сказала что-то донельзя глупое.

— А чем же это хобби хуже любого другого? — все же спросила она. — Я в юности неплохо рисовала. Одно время даже ходила в молодежную художественную студию. Наш руководитель, художник, говорил, у меня неплохая рука.

— И ты для того себя обезобразила? Наверное, в представлении богемы это очень красиво, а на мой взгляд, этому твоему имиджу только таблички не хватает: «Даю!»

— Останови машину, немедленно! — в бешенстве закричала Таня.

— Без нервов, мадам, — медленно процедил он, и взгляд его сделался злым и холодным. — Я отвезу тебя домой, и попробуй в мое отсутствие хоть шаг за калитку сделать!

— В твое отсутствие? И долго ты собираешься отсутствовать?

— Столько, сколько сочту нужным!

Он и в самом деле довез ее до дома и смотрел ей вслед, пока Таня не зашла во двор и не закрыла за собой калитку, а потом с ходу так ударил по газам, что взвизгнули покрышки.

Едва она простучала каблуками к своей двери, как услышала голос Маши — она кричала, свесившись с перил веранды:

— Сашенька, это ты?

Из-за навеса ей не было видно, кто открывает входную дверь.

— Это я, Маша, — отозвалась она.

— Таня, зайди ко мне на минутку! — сказала сестра. — Ты-то как раз мне и нужна.

Коттедж на два хозяина, в котором жили сестры, был мансардного типа, разрешение на строительство таких особняков давали в свое время весьма неохотно, но адвокат Вревский был заметной фигурой в городе, и ему строить дом разрешили.

Наверху в каждой половине располагались две спальни, одна из которых выходила на открытую веранду типа большой лоджии. У Маши она была открытой, а в Таниной половине Леонид ее застеклил. Наверное, чтобы жена не могла перелезать прямо к сестре на веранду.

Таня предвкушала реакцию Маши и, так и не открыв свою дверь, поспешила на половину сестры. День сегодня у Маши был нерабочий, и Тане отчего-то захотелось, чтобы она оказалась дома одна.

Маша и вправду была одна. Сидела за накрытым столом и пила чай. Рядом стоял белый электрический чайник из импортных, которые, закипев, сами отключаются.

— Ну, сестрица, вот это ты номер отмочила.

Это Маша ее облику изумилась и некоторое время рассматривала сестру, лишь слегка отодвинув стул, на котором сидела. Но потом она не выдержала и подошла поближе, чтобы убедиться: глаза ее не обманывают.

— Таня, Боже мой, да ты у нас просто красавица! А еще говорят: сколько-то там лет — бабий век. Это у кого как, а мы вот только расцвели по-настоящему… А ты знаешь, как сейчас на маму похожа. Русые волосы у тебя в папу, а мама у нас темноволосая была.

— Я помню, — тихо сказала Таня.

— Кто мог подумать два десятка лет назад, что мы, сестры, выросшие в дружной и любящей семье, вдруг останемся сиротами! — вздохнула Маша. — Как же это Леня позволил тебе такое?

— Замечательно, от сирот перешла сразу к Лене, — рассмеялась Таня. — А он, кстати, и не позволял. Так разозлился, что даже посадил меня под домашний арест.

— А в чем он заключается? — шутливо ужаснулась старшая сестра. — Тебе нельзя выходить со двора или из дома вообще?

— Не знаю, я отчего-то забыла уточнить.

— Ты сбежала из дома в парикмахерскую? Постриглась и покрасилась ему назло?

— Почему обязательно назло? Я всего лишь заранее его не предупредила. Вернее, я начала говорить, но он не стал слушать, куда-то торопился.

— Надо же, вылитая наша мама! — продолжала повторять Маша, любуясь ею, как картиной.

Она полезла в шкаф и вытащила оттуда фотографии.

— Вот, убедись сама.

Мама и вправду была очень красивой женщиной, и если Таня на нее похожа… Глупый Ленька, еще и злится на нее. Какой-то он неправильный мужчина. Таня сама виновата, так редко говорила с ним по душам. Что за комплексы его одолевают? Наверное, с ее помощью он мог бы от них избавиться…

Маша убрала альбом в шкаф и погладила ее по голове, как когда-то давно. Но тут же, вспомнив о чем-то, убрала руку и сказала:

— Ну-ка отойди, я на тебя со стороны посмотрю. Надо же, и каблучищи опять надела. И откуда такая куча пакетов?

— Любимый муж в город вывез. А пока он своими делами занимался, я слегка себе позволила. Знаешь, что в этом, самом большом, пакете? Песцовая шуба!

— Как же Ленечка это перенес?

— С трудом… То есть шубу-то он купил, а вот остальное. Он дал денег — я стала их тратить. Это такое удовольствие! — Таня мечтательно потянулась. — Это как два… Нет, как три дня рождения. Только подарки я дарила себе сама… Ну да Бог с ним, с Леней, что ты мне хотела сказать?

Маша пододвинула свой стул совсем близко к Тане и взяла ее руки в свои.

— Ой, Танюшка, у меня такие новости, что я тебя еле дождалась. От того, что не с кем поделиться, вся извелась.