Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Формула неверности

ModernLib.Net / Современные любовные романы / Кондрашова Лариса / Формула неверности - Чтение (стр. 3)
Автор: Кондрашова Лариса
Жанр: Современные любовные романы

 

 


В вестибюле Мишка остановился, повернул к ней какое-то отстраненное, чужое лицо и сказал:

— Зайди в туалет, приведи себя в порядок, носик попудри.

Отсылал ее с глаз долой. Как же, так она ему и ушла!

— Я не пользуюсь пудрой!

Таня тоже умела быть холодной: ишь, фильмов насмотрелся! Но бросила взгляд за стеклянную стену вестибюля ресторана, увидела четверых хулиганов, которые и не думали прятаться, стояли на крыльце у самой двери.

— Ну, тогда сходи пописай, мало ли…

Он говорил ей это, а сам смотрел на стоящих за дверью парней, и губы его зло кривились.

— Никуда я не пойду. Я с тобой.

Она знала, что Михаил, окончивший физкультурный институт, не только мастер спорта по самбо, но и считается одним из лучших рукопашников в городе. Она не очень представляла себе, что это значит, но думала, что он может сражаться с кем-то один на один, только без боксерских перчаток. И не с целой сворой.

И вообще, по ее мнению, все его достижения в спорте были больше теорией или практикой, но классической, где борющиеся стороны соблюдают правила… А его ждала драка, где нет ни правил, ни благородства, одни волчьи законы. Он же все-таки не Брюс Ли.

Чем бы могла помочь ему Таня? Чем-нибудь. Мало ли, может, вцепилась бы кому-то из хулиганов в волосы, расцарапала морду, дралась бы ногами… О, она бы сделала все, что можно, для Мишки. Пусть бы ее саму хоть убили!

— Ладно, — нехотя согласился Мишка. — Только иди за мной не слишком близко, чтобы я, размахнувшись, не задел тебя.

Дальнейшее произошло так быстро, что Таня не успела даже испугаться. Быстрым неуловимым движением — с двух рук! — Мишка ударил по головам двоих ближе других стоявших задир и, не глядя, как они валятся на землю, точно сбитые кегли, шагнул к двум оставшимся. Опять взмахнул руками, но ударить их ему не удалось.

Как раз в это время рядом с ней появился швейцар и оглушительно засвистел в милицейский свисток. Нападавшие со всех ног кинулись бежать, словно свисток освободил их от некоего гипноза, которому они подверглись при виде разъяренного Мишки. Он так недвусмысленно размахивал страшным оружием — бутылками шампанского брют — и уже вырубил двоих из них, а те, что еще были на ногах, словно приросли к месту: слишком неожиданной оказалась развязка. Не к тому они готовились.

— Кончай свистеть, отец, а то мусора сейчас сбегутся, — посоветовал ему Мишка. — Лучше лежащим «Скорую» вызови. И бутылки забери — у тебя мусорная корзина-то имеется?

— Имеется, — кивнул тот, принимая от Мишки ничуть не поврежденные бутылки.

— Думаешь, он их и вправду в мусор выбросит? — спросила Таня.

— Ага, держи карман шире! — усмехнулся он.

Как она тогда им гордилась! Даже не подумала, что его удары по голове могут быть для кого-то попросту смертельными. Молодость беспечна.

Едва они спустились со ступенек, как тут же Мишка остановил такси, и через несколько минут они уже мчались по дороге к Таниному дому.

Даже сейчас, спустя почти два десятка лет, Таня ощутила подрагивание в коленях. Она отчетливо помнила даже прохладу стеклянной двери, к которой прижалась разгоряченной щекой, когда стояла и смотрела, как Мишка орудовал бутылками с шампанским, и вместо драки, которой она панически боялась, все закончилось быстро и невероятно.

А сама Таня не сделала и шага, чтобы как-то помочь лежащим. Она видела, как швейцар набрал, видимо, номер телефона «Скорой помощи» и что-то объяснял в трубку, и покорно дала Мишке свести себя по лестнице, прямо к раскрытой дверце такси.

Ее не испугала жестокость драки и то, как хладнокровно нанес Михаил удары нападавшим, она была совершенно уверена в том, что у него не было другого выхода.

Испугалась за возможные последствия она только теперь, много лет спустя. Опять-таки ее сестра Маша рассказывала, как осудили юношу-студента, который всего лишь не рассчитал силы и так резко оттолкнул пристававшего к ним с девушкой пьяного мужика, что тот упал, ударился затылком о бордюр и умер.

И надо же, этого студента нашли. В городе с почти миллионным населением. И дали ему не то пять, не то шесть лет… Ведь и Мишка мог бы пострадать так же. Но наверное, черепушки у ресторанных хулиганов оказались крепкими.

А как она потом целовалась с Мишкой на заднем сиденье такси. С героем. Победителем четырех человек! И голова ее шла кругом. И хотелось, чтобы эта поездка никогда не кончалась.

Потом, повзрослев, она стала в душе побаиваться спрятанной глубоко внутри Михаила жестокости. Старалась не доводить мужа до того, чтобы эта жестокость из него выплеснулась. Боялась, что он обратит это против нее. А как? Ударит?

В ней самой жестокости не было. То есть как сильно она ни была разгневана, она вслух никогда не говорила: «Убила бы тебя!»

И никогда не думала, как, например, ее институтская подруга Тамара: «Будь у меня в руках автомат, я бы их всех расстреляла. Безо всякой жалости».

Но мужчины… У них ведь совсем другая душевная организация…

Нет, Миша не мог бы ударить женщину. А тем более любимую. Она всегда была уверена в его любви. Потому что и сама его любила. И считала, что он никогда не причинит ей боли.

Это потом она поумнела. Именно любимые и причиняют самую сильную боль. Наверное, потому, что перед любимыми мы беззащитны…

Известие о Мишкиной измене сразило Таню наповал. Иногда так рассказывают о неожиданном происшествии. Шел себе человек по улице, споткнулся, упал и умер. Вот так и она. Имела семью, имела любимого мужа, счастливую жизнь, и в одночасье все рухнуло.

Это она, Таня, умерла.

Значит, те слова, что он шептал ей по ночам, он говорил еще кому-то? И обнимал? И целовал? И отдавал чужой женщине то, что до сих пор принадлежало только ей одной? Думать так было невыносимо.

Глава четвертая

Звонок телефона застал Таню врасплох, заставив ее сердце болезненно забиться от неожиданности. Словно некое ночное таинство нещадно высветил вдруг яркий электрический свет. Она так глубоко ушла в свои воспоминания, что не сразу сообразила: звонит именно телефон. И прямо-таки заставила себя протянуть к нему дрожащую руку.

— Мама, это я, — раздался в трубке голос дочери, — ты не возражаешь, если я сегодня задержусь немного?

Если она станет так пугаться всякого телефонного звонка, она далеко пойдет. Крышу снесет, да и только! Это все потому, что нервная система у нее чересчур хрупкая. С некоторых пор она подсознательно все время ждет какой-то неприятности.

Ну что может случиться в семье, где все давно стоит на своих местах и не предвидится никаких пертурбаций?! По крайней мере ее муж Леня ничуть не изменился, если не считать охлаждения, которое наступило почти вскоре после их женитьбы.

— Немного — это сколько? — спросила Таня, стараясь говорить ровно и спокойно, иначе Шурка сразу начнет приставать, что случилось.

— Часа на два. За мной папа в университет заехал.

— Какой папа? — спросила она все же рассеянно.

— У меня папа всего один, — обиделась дочь.

— Ладно, иди, — разрешила Таня, еще наполовину пребывая в том далеком времени, из которого вернулась только что.

Так вот почему она второй день не переставая думает о Михаиле свет Романовиче! Как раз он и сам объявился. Давненько его не было. Все по командировкам, по заграницам. Сестра Маша обмолвилась будто невзначай, что он работает где-то в МЧС, выезжает на катастрофы и всякие стихийные бедствия. Где бы он еще мог работать! Имей он поспокойнее работу, небось давно бы семью себе завел, а так… Кто ж за такого непоседу замуж выйдет?!

Подумала так и отчего-то испытала удовлетворение. Мишка холостяк устраивал ее куда больше, чем Мишка женатый…

То есть в каком смысле устраивал? Да она его года три уже не видела. Только изредка по телефону скажет пару слов, и то в ответ на его расспросы о дочери.

Иными словами, Татьяна Карпенко — махровая эгоистка! Ни себе, ни людям!

Кстати, фамилию в новом браке она так и не поменяла. Уж как Ленька ее прессовал! Во всем его слушалась, а тут нашла коса на камень.

Вроде и фамилия у второго мужа вполне приличная — Каретников, но Татьяна на нее никак не соглашалась.

— Это же все документы надо менять, — говорила она.

— Ничего, кроме паспорта, менять не надо будет, — злился Ленька. — В крайнем случае покажешь свидетельство о браке.

— В крайнем случае… У нас с Сашей будут разные фамилии.

— Они у вас все равно будут разные! Она выйдет замуж и фамилию поменяет!

Таня и сама не знала, почему фамилии Карпенко держалась. Понятно, была бы девичья, а то ведь Мишкина! Это-то Леонида и злило.

— А твои бывшие жены меняли фамилии? — спрашивала Таня.

— Меняли! — кричал Ленька, не видя подвоха в ее вопросе. — И между прочим, даже после развода оставили!

— Вот! — торжествовала Таня. — Наплодил баб Каретниковых, хочешь, чтобы и я в этом ряду стояла…

— Меня беспокоит другое. — Он посмотрел на Татьяну тяжелым взглядом. — Уж не собираешься ли ты, милочка, сидеть одной задницей на двух стульях? Вдруг со мной не заладится, к своему Михаилу вернешься!

— Хотела бы вернуться, я бы с ним не разводилась, — тихо сказала она.

Что странно, но эта ее фраза Леонида успокоила. Наверное, потому, что Таня и сама тогда в это верила… Именно реакция мужа успокоила Таню. Она отчего-то уверилась, что он больше не станет пытаться вступить в новый брак. И будут жить они, привычно равнодушные… Ненависти между ними нет, раздражения тоже. Живут же другие так всю жизнь, и ничего…

Человек со стороны, к Татьяне равнодушный, сказал бы, зная ее историю: «Бог наказал!» Потому что если первый муж совершенно добровольно принадлежал Тане, что называется, с ног до головы — может, поэтому она его не простила за измену? — то второй муж не принадлежал ей никак, разве что юридически. К нему, как ни к кому другому, подходила фраза: «Кот, который гуляет сам по себе». Она неплохо звучала в сказке Киплинга. И применительно к котам вообще. Но как характеристика женатого мужчины…

А Тане Карпенко попался именно такой. Насколько несвободна была в браке с ним она, настолько независимым чувствовал себя ее муж Леонид.

Семейный уклад воспринимался Каретниковым как нечто несовершенное, но необходимое. Изредка ему таки хотелось рухнуть в кресло перед телевизором, посмотреть фильмец-другой. Опять же, свежие рубашки и носки — ежедневно. Поначалу он искренне восхищался ее заботой, благодаря Тане он всегда был одет с иголочки. Потом привык. Просто бросал грязную рубашку на пол и доставал из шкафа свежую.

К тому же нравилась ему Танина стряпня. Предыдущие две жены ей сильно в этом уступали.

Поддерживать домашнее хозяйства в порядке, в части того, что требовало мужского пригляда, ему не составляло особого труда. Стоило жене пожаловаться, как что-то вышло из строя, или требовалось что-то прибить, починить, как тут же дома появлялся какой-нибудь Иваныч или Степаныч, старый умелец, которого Ленька всегда держал при себе. На всякий случай. Платил немного, но и работа была эпизодическая…

Но они, эти умельцы, оставались возле него, потому что в хорошую минуту Леня мог подбросить им сотню-другую от барских щедрот и похлопать по плечу: «Ты, Степаныч (или Иваныч), народный умелец! Руки у тебя золотые. Что бы я без тебя делал!»

Старики чувствовали себя нужными. Впрочем, Таню это устраивало. Присланные Леонидом умельцы, как обычно, дело свое знали, делали его на совесть. В конце концов, какая разница, чьими руками поддерживается порядок в доме?

Частенько Леонид уходил из дома почти на всю ночь. «Расписать с друзьями пулю» — вот как это называлось.

Первое время Таня высказывала вслух свои сомнения. Мол, знаем мы эти пули! Но однажды супруг взял ее с собой.

Весь вечер она просидела рядом, проскучала, слушая невразумительные выражения вроде «двойная или тройная бомба», «мизер втемную», «четыре в гору» и прочую белиберду, перемежаемую грубыми мужицкими выражениями типа: «Все, Вовчик, ты торчишь, как слива в анусе!»

Приятно такое слушать? Больше намерения идти с Леонидом она не высказывала.

На днях, когда Леня в очередной раз уходил на свои картежные посиделки, она прочитала ему из газеты анекдот: «Доктор, выпишите моей жене снотворное, она порой до шести утра не спит!» — «Что же она делает?» — «Меня ждет».

Муж посмеялся. Юмор он понимал.

— Надеюсь, тебе снотворное не понадобится?

Таня бессонницей не страдала. Странно, в былые времена, когда почему-либо задерживался с приходом Мишка, она не спала, ждала его. А в отсутствие Леньки спала, как сурок.

У нее теперь многое происходило не так, как раньше. Раньше ее семья была единым целым. Сейчас — вроде количество членов то же самое, а будто каждый в отдельности. Даже дочь Александра понемногу отдалилась, стала малоразговорчивой, все норовила закрыться в своей комнате.

Первое время Ленька требовал, чтобы она звала его папой, и Таня это его требование поддерживала, но упрямая Шурка пускалась на всяческие ухищрения, чтобы никак к нему не обращаться, а теперь и вовсе за глаза говорила о нем «отчим» или «Каретников», а в глаза — дядя Леня.

Таня частенько занималась тем, что гасила готовые вспыхнуть конфликты, примиряла, увещевала.

— Пусть зовет тебя дядей. Не было бы у тебя родных детей, а так… Не вредничай, Леня. Главное, скажи, она тебя слушается?

— Слушается, ничего плохого не скажу, — соглашался он. И тут же добавлял: — Но зато упрямая, вся в тебя!

А Тане казалось, что с ним она очень даже покладистая. Вот только семью у нее дружной никак не назовешь. Никто не догадывался, что, будучи замужней женщиной и имея дочь, Таня страдала от одиночества.

Она могла бы чаще видеться с сестрой — всего лишь выйди во двор и зайди в другую дверь, но тогда ей пришлось бы принять правила уже другой игры: расслабиться и быть самой собой, шутить, смеяться, понемногу выпивать, может, даже кокетничать с Машиными знакомыми мужчинами. Как будто у нее в жизни все идет, как прежде. А у Тани было чувство, что она не имеет на это права.

Как будто недавно умер самый близкий, самый дорогой ей человек, без которого она жила словно по привычке, не имея права веселиться. И вообще, быть самой собой…

Ленька, конечно, не оставлял ее совсем уж без внимания и даже, уходя на игру, время от времени звонил, словно проверяя, дома ли жена.

Из этого тоже был выход: брать с собой трубку телефона — благо, дом сестры рядом, — сидеть у нее, а врать ему, что она дома. Смотрит телевизор или читает.

Можно подумать, что с Машей и ее друзьями Татьяне было бы трудно общаться. Но она вышла замуж за Леонида. А ему бы такое не понравилось. Стало быть, либо живи с ним и принимай его условия, либо уходи.

Так она и жила пять лет — как во сне, как плохой актер, который никак не может выучить свою роль наизусть и читает ее по бумажке… Изо дня в день один и тот же текст не задумываясь, а что в нем.

Неужели в одной семье могли родиться два таких разных человека, как Маша и Таня? Старшая сестра — женщина свободная, самодостаточная, никому не позволяла давать себя в обиду. И Таня — тихая, покорная, преданная…

Что она лепит! Слышал бы Мишка то, что она рассказывает о себе самой, обхохотался бы: «Это ты — тихая? Ты — покорная?!»

Наверное, вспомнил бы, как она уходила от него, не слушая извинений, мольбы, не оглядываясь. Оттолкнула его не по-женски сильно, когда он попытался заступить ей дорогу.

Маша тоже, выходя замуж, оставила свою фамилию. Конечно, не первого мужа — у нее брак был всего один, а свою девичью. В память о погибших родителях.

Ее сын, что служил сейчас на флоте, получая паспорт, взял фамилию матери, не простив отцу того, что однажды он на его глазах ударил Машу. Таким вот странным образом фамилия Вревских продолжилась, хоть и не напрямую по мужской линии.

Смерть родителей случилась тогда, когда Маша перешла на третий курс медицинского института, а Таня перешла в девятый класс.

Так и получилось, что у старшей сестры первой пациенткой оказалась ее младшая сестра. В тот момент, когда студентам еще не приходится лечить больных. Они только постигают азы медицины да учатся у профессоров своему нелегкому ремеслу.

Маша собиралась стать терапевтом, но поскольку ей приходилось возиться с Татьяной: ту по ночам одолевали кошмары, а днем — головные боли, — она в конце концов решила поменять специализацию. Вначале просто совмещала изучение дисциплин, а потом определилась окончательно. Прочитала уйму литературы, ловила в коридорах преподавателей, чтобы растолковали ей то, что она не понимала или чего на занятиях еще не проходили.

Ничего, сестренку вытащила. Теперь в своих кругах Мария Всеволодовна Вревская считается лучшим невропатологом города.

Маша уверяет, что Тане повезло: ее выздоровлению способствовало рождение Александры. Организм сконцентрировался на том, чтобы молодая мамаша смогла доносить и родить ребенка. Мамой Татьяна стала за месяц до своего девятнадцатилетия.

Маша вспоминала одного профессора, к которому водила сестру на консультацию.

— Бог даст, родит, и все пройдет.

— Что же это, нам с тобой только на Бога и надеяться? Народ как говорит: надейся, а сам не плошай.

Выходит, профессор оказался прав. Но он, конечно, не мог знать, что еще больше, чем беременность, на Таню воздействовала ее влюбленность. Вот что в момент очистило ее засоренную призраками энергетическую оболочку. Для них просто не осталось места. В ее мире теперь был Мишка, она, а потом и маленькая Александра.

Но это было после, а до того…

Таня с Мишкой ехали в такси к ней домой и целовались так, что в глазах темнело от нехватки воздуха, все не могли оторваться друг от друга.

— Поехали ко мне? — наконец хрипло сказал ей Мишка в самое ухо.

У него уже была своя квартира, правда, не им самим купленная, матерью, которая откладывала для этого каждую свободную копейку. Но и вообще уже тогда Мишка был жутко самостоятельный. Вместо армии ему предложили отслужить долг родине в милиции. Он согласился и два года обучал самозащите без оружия оперативников и работников всех других отделений, кто хотел этому учиться. Обращению с оружием милиционеров учили другие люди.

Итак, в тот вечер переполненный любовью Мишка позвал ее к себе.

— Я бы поехала, — тоже тяжело дыша, сказала Таня, — но Маша будет волноваться.

— А если я тебя отмажу? — спросил он. Таня не выдержала и расхохоталась:

— Ты — отмажешь? Да Машка тебе такое устроит! Она за меня горло перегрызет. Натравит на тебя и милицию, и ФСБ, и пожарных, и не знаю, еще кого!

В правдивости собственных слов Таня ничуть не сомневалась. Приятно было осознавать, что сестра так ею дорожит.

Мишка тронул за плечо водителя такси:

— Слушай, шеф, тормозни-ка рядом с телефоном, мне надо срочно позвонить.

Таня вылезла следом за ним. Ей. было интересно, как Мишка будет разговаривать с ее строгой, рано повзрослевшей сестрой.

Михаил удивился, что Маша сразу взяла трубку.

— У телефона дежурила, что ли? — со смешком шепнул он Тане, нарочно отодвигая трубку от уха, чтобы и она могла слушать и смеяться.

Но той в момент стало не до смеха.

— Здравствуйте, Маша. Это говорит Михаил.

— Где Таня? — спросила сестра, как прорыдала, не отвечая на еҐо приветствие.

— Она со мной.

— Я вам не верю! — с каким-то надрывом прокричала Маша, и Таня подумала: интересно, кого из них надо отпаивать транквилизаторами?

— Да здесь я, Маша, чего ты нервничаешь?

— Татьяна, немедленно езжай домой! — сказала сестра так, как умела говорить только она.

Еще год-другой тому назад Таня трепетала от такой вот ее интонации, а теперь лишь грустно усмехнулась про себя.

— Я сегодня не приду ночевать, Машенька, ложись спать, — сказала она ласково, впервые чувствуя свое превосходство над старшей сестрой.

— Ты останешься ночевать у него? — чуть ли не взвизгнула сестра.

— Погоди минуточку, — сказала она в трубку и обернулась к Мишке: — Будь другом, подожди меня в машине. Я скоро.

Михаил отошел, чему-то усмехаясь, и даже пробормотал:

— Ну-ну!

— Останусь ночевать, Машуня, и думаю, между нами обязательно произойдет то, чего ты так боишься.

— А если после этого он на тебе не женится? — задала она глупейший, по мнению Тани, вопрос.

— А надо, чтобы он непременно женился?

Теперь, когда после смерти матери прошло столько лет, Таня могла уже, храня в душе ее образ, оценивать и то, что ее воспитывает сестра. Вряд ли вот эту самую фразу она могла бы сказать матери.

Но Маша смутилась вроде, сразу растеряв и свою строгость, и даже уверенность.

— Но почему именно сейчас и именно так? Есть же другие пути. Он мог бы попросить твоей руки… Поженились бы, чтобы все как у людей.

— Я люблю его, сестренка, понимаешь? Думаешь, пусть лучше это произойдет с кем-нибудь случайным, о чем я потом всю жизнь стану жалеть? Не переживай, у нас с ним будем именно все как у людей.

— Ты не могла бы еще раз позвать к телефону этого… своего Михаила?

Таня положила трубку рядом с рычагом и вернулась к машине.

— Иди, тебя опять к телефону зовут.

— Здесь вам такси или переговорный пункт? — возмутился таксист.

— Не переживай, шеф, плачу по двойному тарифу, — успокоил его Мишка, сам изрядно волнуясь. — Тут, понимаешь, жизнь решается, а он…

— А я что, я ничего, пожалуйста… — пробормотал тот. Таня, конечно, не могла слышать, о чем говорит он и что — Маша, но потом понемногу вытащила сначала из Мишки, потом из Маши этот их короткий разговор, о котором оба рассказывали неохотно.

— Миша… это сестра Тани… Я ей как мать, вместо матери… Я ее воспитывала с пятнадцати лет…

— Я знаю, — не удивился он, понимая, что девушка волнуется.

— Ты береги ее — кроме Танюшки, у меня никого нет. Она расплакалась, и Михаил слышал в трубке, как она давится рыданиями.

— Маш, ну ты кончай реветь, а? Я же не случайный прохожий все-таки, я люблю Таню.

— Правда? — Она несколько успокоилась.

— Все будет хорошо, вот увидишь! — уверенно сказал он.

Через неделю после их первой ночи Таня с Михаилом подали заявление в загс, а через месяц поженились. Он не хотел ждать два месяца, как другие пары, и пустил в ход все свое обаяние, когда уговаривал заведующую загсом оформить их брак побыстрее. Таня бы не удивилась, узнав, что он приврал. Например, насчет ее беременности или еще чего-то типа его срочного отъезда.

Потом он говорил, что если бы заведующая не согласилась, пришлось бы ребят из милиции подключать.

— Куда ты так торопишься? — смеялась Таня.

— Я хочу, чтобы твоя сестра больше не переживала о тебе. И не плакала.

А потом Маша до последнего дня не верила, что Таня разводится с Мишкой.

— Вы же так любили друг друга?! — недоумевала она. — А о Шурке ты подумала? Оставить девочку без отца!..

Стукнула калитка, и она, услышав быстрые шаги мужа Леонида по двору, а потом и на крыльце, метнулась на кухню и сделала вид, что перебирает гречку. Вспомнила вдруг вольное переложение «Фауста», которое ходило в самиздатовском виде по рукам еще в институте:

Ша, где-то пипснула калитка, Пока засунемся в кусты!

Вот так она все время притворялась, чтобы не давать повода для его гипертрофированной ревности. Раз она сидит и ничего не делает, значит, вспоминала своего первого мужа. Он просто зациклился на этом, хотя именно теперь как раз бы и угадал.

— Таня, ты где?

— На кухне. Обед готовлю, — отозвалась она, спешно сотворяя вокруг себя рабочую обстановку повара. И даже вышла ему навстречу с кухонным фартуком в руке, словно только что сняла его с себя.

К счастью, Леонид торопился. Потому и на мелочи не обращал внимания. В другое время она бы так легко его не обманула.

Расстегивая на ходу рубашку, он подошел к шкафу, вынул свежую, отглаженную.

— Кушать будешь? — спросила Таня.

— Некогда, — отмахнулся он. — Чайник теплый? Чайник она как раз успела включить.

— Греется.

— Налей мне чаю и сделай бутерброд, я поем на ходу.

Таня мужа ни о чем не спрашивала: что у него за дело, почему так торопится? Захочет — сам расскажет. Прямо не жена, а мечта прораба!

— Я сегодня поздно приду. Дела, — пробурчал он несколько позднее с набитым ртом. — Ты ложись спать, не жди меня… Александра звонила?

— Звонила, скоро приедет, — на всякий случай соврала Таня.

Она опять вяло подумала, что муж мог бы ей сказать, куда торопится. Если бы его ждала женщина, вряд ли он бы так наглядно все проделывал. Она скорее могла бы представить себе его где-нибудь в машине, которую он отогнал подальше от людских глаз. Где-нибудь на опушке леса или у реки. Сиденья раздвинул, вот тебе и ложе страсти. На колесах…

Но даже при попытке это себе представить, ничего в ее душе не шевельнулось. Уж не умерла ли в Тане ревность? Вместе с ее первым браком?

Ленька все же окинул взглядом горкой высыпанную на столе гречку. Таня — кажется, она становится виртуозом обмана — даже отгребла немного, словно вот как раз перед его приходом крупу перебирала, но Леня своим приходом оторвал ее от работы…

Она и смотрела на Леньку взглядом ясным, преданным, как смотрит любящая жена, и муж на это ее выражение откликнулся.

Она не знала, да теперь и не узнает, собирался Леонид сделать этот жест или мысль пришла ему вдруг, под влиянием минуты, но он вдруг обнял ее, поцеловал в ушко — он знал, что у Тани это уязвимое место. В том смысле, что она сразу расслабляется, тело ее покрывается мурашками и она ощущает на коже легкое покалывание — как прелюдию к желанию…

Таня обняла его, но Ленька расхохотался:

— Нет-нет, дорогая, я проделал это машинально. Увы, нет времени. Зато у меня есть неплохая компенсация за то, что нашу встречу пока придется отложить.

Он щелкнул крышкой дипломата, достал из него завернутый в целлофан пакет и отдал Тане.

— Открой!

Она открыла и обнаружила в нем десять банковских упаковок по сто рублей, перевязанных между собой так, что они представляли аккуратный столбик купюр всего-навсего… в сто тысяч рублей.

— Что это? — спросила Таня пересохшими губами.

В принципе сумма была не очень и большая, то есть она могла вполне ее представить. Это не миллион долларов, не какая-то запредельная цифра. Но где мог Леонид получать ее вот так, единовременно. Держал их в банке? Продал что-то?

— Деньги, дуреха! — разулыбался он ее смятению. — Или ты уже забыла, что это такое?

— Нет, но в этом месяце ты уже отдавал мне свою зарплату.

— А это премия!

Сегодня Ленечка был непривычно весел. Что это с ним? В предвкушении чего веселится? Или доволен тем, что провернул какое-то дельце…

Ни фига себе, что жена думает о муже! Почему-то ничего подобного о Мишке просто не пришло бы ей в голову! За кого же она замуж-то вышла сгоряча?

— Это деньги ваши, — между тем сказал Ленька.

— Чьи — наши? — все еще не понимала Таня.

— Твои и Александры. Я решил побаловать женщин своей семьи — разве вы этого не заслужили? Дочь — отличница, мать — хозяйка от Бога. Такие заслуги нуждаются в поощрении. В воскресенье я повезу вас с Сашей на рынок, и. вы сможете купить себе все, что захотите, в пределах этой суммы. Неплохо для начала?

Этим он покорил ее еще в начале их знакомства: пристрастием к широким жестам. Правда, потом она разглядела и обратную сторону этого его пижонства. Леонид хотел непременно великой радости, слез благодарности и непременного прославления его щедрой натуры. И еще странной уверенности в том, что на это его «добро» ему непременно тут же должны были ответить добром.

— Неплохо, — задумчиво поддакнула Таня, но, поймав внимательный взгляд Леонида, изобразила на лице ничем не замутненное удовольствие.

Глава пятая

Таня проснулась в предчувствии не то чтобы тревоги, скорее, предвкушения, что сегодня ее ждет день перемен. И надо быть готовой ко всяким неожиданностям. Тем более эти перемены, кажется, ей придется совершать самой.

Вроде ничего этого не предвещало. Может, она увидела какой-то особый, знаковый сон? Но и сон не помнился.

Сознание ее как бы раздвоилось: привычка заставила подняться, принять душ, полезть в платяной шкаф за одеждой — рабочий день как-никак, а внутренний голос посоветовал: «Позвони директрисе магазина домой и скажи, что ты сегодня не придешь. И вообще никогда. Разве что за расчетом».

Она помедлила еще некоторое время у дверцы шкафа, но тут ее взгляд упал на пачку денег, которые вчера Леонид ей дал на тряпки, и Таня поняла свое пока еще смутное желание — уйти из магазина.

Дело в том, что при виде этих денег мозг ее тут же произвел нехитрый подсчет и выдал итог: такую сумму в магазине, где она работает продавщицей с утра и до вечера, почти без выходных… она сможет заработать за пять с половиной лет, причем если не будет ни на что тратить, а только откладывать.

Оказывается, чтобы принять правильное решение, надо, по словам героя Агаты Кристи — Эркюля Пуаро, всего лишь почаще использовать серые клеточки! Короче, думать головой.

Она еще подозревала, что если бы вела себя несколько по-другому и почаще бы использовала обычную женскую хитрость — помнила, например, народный фольклор, который восхвалял ласкового теленка, двух маток сосущего, — Леня гораздо чаще ее бы баловал такими вот пачечками. Что ей стоило изображать любовь и благодарность даже тогда, когда она ничего подобного не чувствовала?

Увы, Леня не знал, что у Тани просто никогда не было трепета перед деньгами. С изменением в стране общественного строя — сползание от псевдосоциализма к дикому капитализму — многие стали уверяться сами и уверять других, что купить можно все и перед деньгами никто не устоит. Или Таня оказалась совсем уж нетипичной женщиной?

Кто-то из юмористов воскликнул: «За что женщины любили мужчин, когда денег не было?»

Бедняжка, наверное, не знал другой любви. Да и к русским ли женщинам относится его высказывание? Понятно, без денег не проживешь, но жить ради них…


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16