К этому же предмету относятся следующие строки в записках Пеписа, передающего мнение компетентного человека — сэра Вильяма Ковентри, который был секретарем герцога Йоркского:
30 (июль 1666 г.) «…он не одобряет стоянку флота у неприятельских берегов, так как полагает, что голландский флот выйдет через 14 дней, и тогда мы окажемся в дурном положении, принужденные с нашим расстроенным порчей нескольких кораблей флотом сражаться у их берегов».
Не вполне так, но с тенденцией того же вывода обсуждает эти обстоятельства лорд Хоу сто тридцать лет спустя. Без сомнения, в то время на обоих берегах Северного моря имели место взгляды, не одобрявшие всякую попытку того настойчивого подстерегания флота у голландских или английских портов, которое так часто практиковалось в позднейших войнах и, между прочим, так замечательно у этого самого голландского берега — Дунканом.
По всей вероятности, надо допустить, что как по подверженности порчам от непогоды, так и по неудовлетворительности снабжения провизией корабли середины XVII столетия и конца XVIII столетия сильно различались между собой — не к выгоде для кораблей первого периода. Обыкновение после сражений удаляться в свои порты и оставлять море открытым, как это случилось и после последнего из упомянутых сражений, может быть до некоторой степени приписано этим причинам.
В стычке 4 июня ни с той, ни с другой стороны не было потеряно ни одного судна; но голландские летописцы утверждают, что союзники потеряли более 3000 человек, и это, если так подтверждает сказанное выше о скученности экипажа на их кораблях, и дает дальнейшее объяснение причин, почему союзники не настаивали на более серьезном сражении. Несмотря на убедительные, кажется, уроки о затруднительности десанта на берег неприятеля до тех пор, пока надлежащим образом не парализовано действие его флота, союзники все еще добивались осуществления этого проекта и, свезя на берег своих раненых, взяли на суда 700 человек новых войск и 17 июня вышли опять в море.
Голландцы, между тем, показали успехи в искусстве ведения морской войны отделением маленькой наблюдательной эскадры к Темзе, под командой контр-адмирала де Гаана, которая по возвращении своем заявила, что видела около 70 военных кораблей на якоре близ Ширнесса и что слышала, будто бы 30 000 войска собираются сесть на суда у Тильбюри-Гопе для приготовления к десанту в Зеландии. Голландцы видели сами, что они не в состоянии собрать достаточную морскую силу для обеспечения сражения при сколько-нибудь равных шансах с 60 английскими и 30 французскими военными кораблями, которые появились у Мааса и Шельды с 23 на 24 июня. Ввиду близости 70 хорошо снаряженных голландских судов, готовых появиться в водах Зеландии, никакой десант не был возможен даже и в попытке, и союзники прошли к северу от Текселя вдоль берегов Голландии и Фрисландии, ко Вли, Амеланду и Западному Эмсу и затем опять назад — к Текселю.
Голландцы выдержали угрозы своим берегам в течение двух недель и затем, около 3 августа, приблизительно в то время, как союзники проходили назад мимо Текселя, вышли в море и расположились к северу от него вдоль берега. Противные ветры замедлили их движение, так что флоты увидели один другого не ранее как 10 августа и около 8 часов утра сошлись в жестоком и заключительном сражении за то обладание морем, которое не попадало до сих пор в руки той или другой державы всецело.
Союзники были в числе 90 сильных кораблей под командой прежних флотоводцев Руперта, д'Эстре и Спрагге. Англия положилась на Францию, которая еще раз, и уже окончательно, обманула ее доверие. Д'Эстре командовал Белой эскадрой, состоявшей всецело из его кораблей. Голландцы были в числе 70 кораблей под командой де Рюйтера, Корнелиуса Тромпа и Банкерта. Происшедшее сражение, как говорит автор «Columna Rostrata», было «подобно общей войне элементов» и продолжалось до солнечного заката (место сражения обозначено на рис. 4 цифрой 5).
Это не могло бы иметь места, принимая во внимание значительно меньшую численность голландцев, если бы д'Эстре не предоставил англичанам о самого начала сражаться одним с голландцами, держась сам в отдалении простым зрителем. Тромп был на «Голден Лайоне», а Спрагге — на «Принсе» [23]. Эти корабли атаковали один другого и сражались до тех пор, пока оба не вышли из строя; тогда флагманы перенесли свои флаги на «Комет» и «Сент-Джордж», которые столкнулись затем в горячем бою. «Сент-Джордж» был также выведен из строя, английский адмирал сел на шлюпку для того, чтобы перейти на третий корабль («Роял Чарльз»), но на пути туда шлюпка была разбита снарядом надвое, и он утонул. Между другими судами флота также горел ожесточенный бой, и, кажется, нельзя оспаривать, что, в конце концов, голландцы остались победителями. Потеря судов с обеих сторон была ничтожная; у англичан потонула одна яхта, а голландцы признаются только в потере нескольких брандеров, или потопленных, или «бесполезноутраченных»; но убыль в экипаже, команде и офицерах, была велика. Англичане потеряли, кроме адмирала Спрагге, четырех капитанов, а голландцы — двух вице-адмиралов: де Лифде и Свирса, двух капитанов, и, кроме того, многие высшие офицеры были ранены. Экипаж английского флота пострадал тяжелее, без сомнения, вследствие большой тесноты на судах. Голландские писатели утверждают, что флот их держался в море до 12 сентября, не видя какой-либо попытки со стороны англичан оспаривать у них их существенную победу.
Это было последним актом войны. Английская нация гнушалась католического союза против протестантского государства, и флот сильно гнушался таких союзников, политика которых состояла в том, чтобы предоставить товарищу одному вступать в бой с неравным противником и затем оставаться праздным зрителем его усилий выйти с возможной честью из такого положения. Мир был заключен в феврале 1674 г., и в следующей затем морской войне судьба поставила Англию и Голландию рядом сражающимися рука об руку в третьей комбинации союза между тремя великими европейскими нациями. Таким образом получилось, что сначала голландцы и французы сражались против Англии, из чего вышло очень мало; затем французы и англичане сражались против голландцев, из чего вышло немного более; наконец, англичане и голландцы соединились против французов, и этому союзу предстояло иметь серьезный результат.
Я, может быть, достаточно уже отметил главную характеристику первой и второй Голландских войн и обратил внимание на то, что первая война велась под влиянием идеи, что обладание морем не представляет первостепенной необходимости; что обширная торговля, составлявшая, в действительности, насущный хлеб для государства, может защищаться силами, которые едва лишь достаточны для сражения при равных шансах с военными кораблями неприятеля, имевшими целью захват или уничтожение того самого, для защиты чего были собраны морские силы голландцев. Англия при торговле, меньшей торговли противника, и вследствие этого с меньшим разбрасыванием своих сил, была способна провести всецело наступательный образ действий. После преследования этой политики в продолжение всей первой войны голландцы, воспользовавшись ее уроками, всецело изменили эту политику при возникновении второй войны и сосредоточились во все время ее, несмотря на заметное превосходство неприятеля, на прямой борьбе за обладание морем и затем, достигнув прочной почвы в этих экспериментальных попытках, стали на нее при возникновении третьей войны, в течение которой во все время оставались на ней с лучшим успехом.
Вот те широкие принципы, которые кладут основу дальнейшему развитию правил морской войны, выделяясь заметными точками на ровной картине ее, какой она представлена в кратком и не слишком узком исследовании, сделанном нами в этих главах.
Относительно того, что может быть специально выведено из сравнения общего хода третьей войны с тем, что характеризовало вторую, я думаю, мы можем сказать с уверенностью, что в третьей войне с обеих сторон проявилось страстное отношение к методу, принятому во второй войне. Было сделано нападение на суда, стоявшие во Вли, которое было необыкновенно успешно для англичан и необыкновенно бедственно для голландцев. Голландцами было сделано нападение на разоруженные военные корабли английского флота в Чатаме, которое, хотя и окончилось весьма успешно для голландцев, могло быть предпринято ими только в отместку за оскорбление и вред, нанесенные им во Вли. Затем еще была неуспешная попытка Тиддимана атаковать коммерческий флот в Бергене, и, судя по некоторым данным, надо полагать, что здесь более значительные силы могли бы иметь успех.
Сэндвичу нечего было тревожиться отделением отряда Тиддимана рано в августе, потому что он был на месте с полным и победоносным флотом, тогда как голландцы были не более двух месяцев тому назад разбиты наголову и загнаны в свои порты, полные смущением, взаимными неудовольствиями и разногласиями, к которым всегда склонны начальники отдельных частей побежденной стороны.
Когда Руперт и Альбермаль отрядили сэра Роберта Хольмса в экспедицию во Вли, окончившуюся столь исключительно успешно, это было едва через две недели после того, как голландцы, совершенно разбитые в сражении близ Норд-Форланда, принуждены были ретироваться под прикрытие своих мелей, оставив победоносный английский флот беспрепятственным хозяином моря. Равным образом, когда голландцы появились в Медуэе и увели и сожгли некоторые из лучших наших военных кораблей, это случилось потому, что англичане халатно разоружили эти корабли и распустили их команду, несмотря на то, что три месяца до того они высказали сами ясно предположение о возможности именно такой атаки против них, какая в действительности состоялась. Основываясь на этих прецедентах, голландцы показали бы более ума и предусмотрительности, если бы отложили всякую мысль о блокаде Темзы в 1673 г., пока не получили бы уверенности в том, что способны поддерживать отряд, на который возложена была эта обязанность, и обеспечить его от внезапного нападения. С другой стороны, и союзники высказали бы более ясное понимание положения, если бы они приготовились гарантировать вполне высадку от помехи со стороны голландского флота, без потери сообщения со своими собственными кораблями после этой высадки и с обеспечением обратной посадки войск на суда. История не говорит нам, почему эти войска так бесполезно и с такими убийственными потерями перевозились в течение почти двух недель на голландские берега, но, читая между строками, мы, кажется, можем усмотреть, что это имело место именно по недостатку упомянутой гарантии.
Один из ранних историков считает, что приближение голландского флота для вступления в сражение 4 июня было необыкновенным поступком с его стороны, «потому что со времени первого дела против англичан в этих морях, в 1652 г., до сих пор голландцы редко удалялись добровольно вне вида своих собственных берегов; никогда также не были они нападающими в каком-либо решительном сражении, за исключением двух раз, когда им посчастливилось застать врасплох английский флот, сначала в Даунсе, во времена Блэка, и затем в Соульдбее год тому назад (1672)».
Стратегически, я думаю, мы можем допустить скорее противоположный взгляд и сказать, что голландцы в течение трех войн показали все усиливавшееся сознательное стремление сражаться близ своих берегов. В первой войне только одно последнее сражение близ Текселя может быть отнесено к числу таких, которые происходили у голландского берега, а во второй войне взятие крейсеров Робертсоном, также близ Текселя, было единственным сражением на том берегу вод. Зато в третьей войне три из четырех больших сражений имели место на голландском берегу Северного моря, и я думаю, что это было следствием намеренного стремления со стороны голландцев. Я сказал бы даже, что разбор всех обстоятельств показывает, что в каждой последующей войне голландцы чувствовали ослабление своих сил, так что если бы англичане сами были так же решительны в своем намерении изгнать голландцев с морей в 1672-1673 гг., как это было в 1652-1654 гг., то война могла бы принять другой ход, и голландцы могли бы быть отогнаны ближе к своим берегам, чем это в действительности имело место; но третья война не одобрялась преобладающим мнением в Англии, и союз с Францией, заключенный в расчетах на экономию, не имел своим результатом увеличения силы.
Без углубления в статистику событий более, чем это прилично размерам настоящего труда, я не могу выяснить, как вопрос о защите торговли и о прекращении ее может влиять да способ ведения войны и на ее популярность в государстве. В третьей войне потеря коммерческих судов вследствие захватов их неприятелем с обеих сторон была значительна, но она была более чувствительна для Англии, чем для Голландии, просто потому, что вследствие запрета голландцев на торговые рейсы нападению англичан могли подвергаться только суда, возвращавшиеся домой. Огромные опустошения во Вли и значительные захваты судов из Бергена во второй войне, вероятно, весьма чувствительно перевесили чашу весов не в пользу Голландии, тогда как в первой Голландской войне мы могли почти сказать, что главное усилие со стороны Англии было непосредственно направлено против торговли неприятеля. Но если сражения военных флотов, вследствие недостойного поведения французской эскадры, не сопровождались благоприятным для Англии результатом и если торговля Англии страдала больше, чем торговля Голландии, то действительно имелось серьезное основание к возражениям нашего общества против третьей войны и к требованию прекращения ее. Английский коммерческий флот был в периоде громадного роста, так как по статистике 1688 г. он удвоился с 1666 г., и если Голландия наложением запрета на свою собственную торговлю была в состоянии причинить Англии пропорционально больший урон, то выгода для Англии прекратить военные действия могла быть ясной.
Все эти войны начались и окончились на море. Даже успешные набеги на территорию едва выходили за пределы территориальных вод, и призы, взятые при этом победителями, состояли в захватах судов в прибрежных водах. Можно сказать, что равенство сражающихся во всех отношениях было условием, удалявшим сражения от берега.
Пока все, что было действительно важного, разыгрывалось в европейских водах, второстепенные же действия происходили и в более отдаленных частях мира, всюду, где только Англия и Голландия имели интересы нападать или защищать. В первой войне ван Халлен, с одной стороны, и коммодор Бодлей, с другой стороны, сражались в Средиземном море для приобретения своему отечеству права морской торговли без помех и для препятствования противной стороне вести ее торговлю: борьба их сопровождалась переменным счастьем.
Далее, старая система морских набегов начала как бы вырождаться в партизанские действия, предшествовавшие формальной морской войне и продолжавшиеся во время ее в отдельных владениях обоих государств в Африке и Вест-Индии. Так, сэр Роберт Хольмс без всякого противодействия опустошил часть западного берега Африки. Затем он прошел к Новым Нидерландам, как назывался тогда Нью-Йорк, и покорил их.
После этого выступает на сцену другая сторона. Как только до голландцев дошли вести о враждебных действиях против их владений, совершенных Хольмсом втихомолку и безнаказанно, так голландское правительство решилось, также «без шума», или отнять свои владения обратно, или ответить неприятелю нанесением ему такого же зла. Де Рюйтер, бывший тогда в Кадисе, спокойно вышел оттуда по стопам сэра Роберта Хольмса с целью отнять, если возможно, все то, что было у его правительства отнято. В некоторых случаях он имел успех и взял английский пост — форт Кормантин, хотя население Коаст-Кестля и Чама действовало против него. Затем, пройдя до Барбадоса, он не нашел себя достаточно сильным для более серьезных действий и ограничился лишь захватом коммерческих судов, бывших там и у Монсеррата, Невиса и Ньюфаундленда, после чего возвратился домой, для принятия командования над отечественным флотом.
Позднее, в 1666-1667 гг., совершался тот неоднократный переход островов Вест-Индии от государства к государству, который, от начала до конца, должен служить, кажется, характеристикой войны в тех широтах. Англичане начали с отнятия у голландцев острова св. Евстафия, Тобаго и других мест. Затем голландский флот под начальством коммодора Квиринса завладел для своего правительства Суринамом. Потом французский и голландский флоты вместе могли только овладеть половиной острова Сан-Христофер. Морская экспедиция из Барбадоса для восстановления на вышеупомянутом острове прежнего порядка вещей не удалась, так как флот был рассеян ветром. Голландцы все еще действовали успешно; Эвертсон отнял назад Тобаго и сделал много захватов на берегу Виргинии, но в марте 1667 г. к острову Сан-Христофер прибыл из Англии сэр Джон Гарман с двенадцатью фрегатами. Это сделало необходимым соединение французского и голландского флотов и остановило набеги в этих водах до тех пор, пока не было решено, кто должен был получить преобладание в них. Произошло общее сражение в мае при острове Сан-Христофер, непосредственные результаты которого оспариваются; но конечным результатом его было расторжение союза Франции и Голландии, оставивших англичан обладателями моря и позволивших им отнять назад Суринам.
Первой операцией третьей войны было взятие назад Тобаго пятью или шестью кораблями и пешим полком из Барбадоса, под командой сэра Томаса Бриджера. С другой стороны, голландское население само овладело островом св. Елены и прогнало английского губернатора и английское население на корабли, стоявшие на якоре. Но коммодор Монди, с 4 военными кораблями, на пути своем для конвоирования ост-индского флота, нуждаясь в пресной воде и заметив, что он должен отнять остров для того, чтобы добыть ее, вмешался в это дело и окончил его успешно.
Эти специальные черты морской войны должны быть еще вновь обсуждены в некоторых деталях для того, чтобы можно было войти в близкое рассмотрение их принципов. Мы можем сказать, что во всех войнах, где обладание морем не было совершенным и где территории, которые могли быть захвачены, подвергались возможности обратного отвоевания после захвата, имел место порядок вещей, характеризующийся событиями, подобными описанным.
Я полагаю, что на основании всего изложенного до сих пор мы можем лишь заметить, как близко завоевание идет за развитием морских операций и как всякая другая держава поглощается морской державой. Конечно, отсюда не следует, чтобы даже в этот весьма ранний период мы не видели, как морская сила может оказаться неспособной выполнить свою задачу; но в общем результате, очевидно, имеет большее преимущество тот, кто обладает силой на воде, и каждый обладатель этой силы, кажется, должен смести все, что встречает на своем прогрессивном пути, пока, в свою очередь, сам не сметется следующим обладателем «морского голика».
Глава V Дифференциация морской силы
В предшествующих главах я старался проследить возникновение настоящей морской войны и рассмотреть ее сущность; я старался показать, каким образом, благодаря тому, что морская торговля играет главенствующую роль в развитии богатства и устойчивости народов, могут возникать и возникали войны всецело морские; войны, в которых военные операции на суше или набеги на территорию были незначительны… или даже, можно сказать, совсем отсутствовали в сравнении с операциями на воде.
Но так как морская война возникла и развивалась непредумышленно со стороны тех, которые вели ее, и даже сначала при неведении их о том, в чем в действительности состоит она, то из этого следует, что люди лишь постепенно пришли к пониманию того, каких родов морская сила действительно требуется в морских войнах и при каком распределении они могут оказаться наиболее действительными. Если первая англо-голландская война велась по совершенно новому плану, который не имеет примера ни в одной из предшествовавших ей войн, то было совершенно возможно рассматривать ее как исключительную и предположить, что предшествовавшие ей типы войны могли пережить ее. Вовсе не следовало, чтобы морские нации приготовлялись к войне этого рода, а не к какой-либо другой; но было несомненно, что эта война за обладание морем сделается впредь навсегда единственной целью морских наций и что если только при самом начале войны избыток силы с какой-либо воюющей стороны недостаточен для того, чтобы удостоверить и сохранить за собой это обладание, то англо-голландский тип войны будет всегда неизбежен.
Но когда за первой войной последовали вторая и третья, в которых основные черты первой войны повторились в еще более резких штрихах, то сделалось ясно, что все, кто имел какое-либо влияние на организацию или развитие морских сил, должны были стараться о приготовлении последних именно к этому роду войны, а не к какому-либо другому.
Чем же, однако, характеризовался этот род войны? Во-первых, последняя состояла прежде всего из целой серии генеральных сражений между наиболее могущественными силами, какие только каждая из сторон могла взаимно противопоставить. Во-вторых, она состояла в нападении на морскую торговлю и в обороне ее в море. В-третьих — в нападении на морскую торговлю и в обороне ее в портах, что сопровождалось попытками вредить источникам морской силы и в очень малой степени попытками нанести вред имуществу неприятеля на берегу. Сделалось ясным, что оборона морской торговли и нападения на нее могут и иногда должны даже идти рядом с прямой борьбой за обладание морем; но равным образом сделалось ясным и то, что держава, чаша весов которой наклонится в невыгодную для нее сторону в первоначальном состязании, тем самым ставится в крайне затруднительное положение относительно обороны морской торговли.
Вполне было доказано также, что совершенно тщетно думать об атаке флотов в порту, о нападении на источники военных запасов или на имущество на берегу, если только не обеспечено, по крайней мере, хоть обладание морем, окружающим атакованный пункт. Возможно думать, что этот последний вывод наименее поддался усвоению, судя по тому факту, что до наступления Голландских войн система морских перекрестных набегов не была оставлена.
Почти очевидно, что некоторая дифференциация морских сил должна была бы последовать за решением Голландии во второй и третьей войнах отказаться от всяких попыток защищать свою торговлю и тем самым остановить ее на время. Что касается Голландии, то всем ее силам надо было дать организацию, наиболее приспособленную к большому сражению флотов, хотя могло быть также сделано и некоторое употребление из судов, наиболее пригодных для нападения на торговлю неприятеля в море. Англия, со своей стороны, зная, что Голландия решилась положить всю свою энергию на генеральные боевые действия флота, как следствие прямых усилий ее приобрести такое обладание морем, которое позволило бы ей восстановить свою торговлю, принуждена была обратить специальное внимание на приготовление своего флота к упомянутым генеральным действиям. Прекращение голландской торговли равным образом отвращало внимание от организации средств к нападению на неприятельскую торговлю, и оставалась только забота об обороне своей торговли. Но положение, занятое Голландией, даже и по этому последнему предмету не вызывало больших опасений, так что в общем плане подготовки Англии к войне вопрос об обороне ее торговли должен был занимать лишь подчиненное, второстепенное место.
Стратегически положение дел понуждало обе стороны к дифференциации сил такой, какую полагали более всего приспособленной к генеральным сражениям флотов и, отчасти, наиболее отвечающей целям нападения на торговлю и оборону последней, не в сравнении с теми большими усилиями в этом направлении, какие характеризовали первую Голландскую войну, но каким не было места во второй и третьей войнах вследствие того, что Голландия убрала с моря свои коммерческие суда. Далее, стратегическое влияние времени было направлено в сторону возможного уменьшения силы, назначенной специально для вышеупомянутой второстепенной цели — атаки и обороны торговли.
Практика приватирства должна была стремиться еще более уменьшить принятие общих мер к нападению на неприятельскую торговлю. Мы уже видели, что в царствование Елизаветы позволение подданным приспособлять военные суда для «хищнической охоты» за торговлей неприятеля практиковалось в полном разгаре. Историки в своих повествованиях о голландских войнах говорят об этом менее, но все-таки еще достаточно для того, чтобы вселить в нас уверенность, что и тогда приватирство было в силе. До некоторой степени оно освобождало правительства обеих воюющих сторон от необходимости организовывать сильный флот кораблей для нападения на неприятельскую торговлю.
Но если стратегические условия морской войны вынуждали, таким образом, на дифференциацию морской силы, то еще более влияли в том же направлении тактические условия. Когда генеральное сражение — чисто морское сражение кораблей под парусами — заняло в первой Голландской войне свое место как воскрешение баталий древних и средних веков на воде, оно было новостью для того времени, и тогда мало сознавалось, что для него настоятельно требуются и особые классы судов и особый порядок. Приготовления к морскому сражению не имели до того времени какой-либо определенной характеристики. Не было дифференциации силы и едва ли был принят какой-либо порядок.
Мы видели, что со стороны Испании в 1588 г. идея о правильном морском сражении, кажется, совершенно, отсутствовала. В испанской Армаде, в действительности, не было никакой дифференциации силы и никакого установленного ордера для боя.
Но ни того, ни другого не было также и у нас. Мы собрали громадную силу, но в списках, дошедших до наших времен, нет признака какой-либо классификации или какой-либо группировки классов судов для цели согласного действия. Существовало несколько списков судов, но все без классификации. Было 34 корабля для службы с лордом главным адмиралом — все, очевидно, королевские корабли, и их градации постепенно нисходят от «Триумфа» в 1000 тонн с экипажем в 500 человек до «Сигнет» — в 30 тонн водоизмещением и с экипажем в 20 человек. Градации классов 10 кораблей, числящихся по водоизмещению в службе с лордом адмиралом, нисходят с чрезвычайной постепенностью от «Эдварда оф Мальдон» — 180 тонн и 30 человек — до «Пепина»-20 тонн и 8 человек. С сэром Фрэнсисом Дрэйком было 32 судна — от галиона «Лейчестер» в 400 тонн водоизмещением и 160 человек команды до «Кавела» -30 тонн и 24 человека; и далее находим еще несколько других подразделений еще более мелких судов; но в каждом списке перечислялись суда в порядке их силы — от высшей до низшей.
Рассмотрение списков знакомит нас с 197 кораблями (общее число экипажа на них 15 785). Водоизмещение некоторых не указано, но у 175 судов оно достигает, в общем, 29 744 тонн и распределяется следующим образом (см. табл.):
Таким образом, нет никаких штрихов, никаких точек, по которым бы мы могли сказать, что одна группа судов приспособлена для одной цели, а другая — для другой. Все следы классификации сводятся к одному факту, что чем меньше судов, тем они более многочисленны.
Список судов нашего флота 1603 г., переданный нам сэром Вильямом Монсоном, сообщает следующие данные:
В этом списке мы имеем такую же постепенную градацию судов от сильнейших до слабейших, но с той лишь разницей, что меньшие суда не так многочисленны; так, здесь 20 судов в 400 тонн и более и только 21 меньшей величины. Это, вероятно, объясняется обычаем, практиковавшимся тогда широко, — соединять частные предприятия с государственными, — вследствие чего забота о снабжении флота меньшими судами возложена была на купцов.
Обратившись затем к списку судов королевы в экспедиции Эссекса в Кадис, мы найдем 17 судов, на трех из которых было экипажа по 340 человек, на 6 — от 200 до 300, на 2 — от 100 до 200 и на 6 — менее чем по 100. Здесь все еще правильная градация от больших судов к малым без всякого признака такой классификации или группировки, которая позволила бы нам сделать заключение о приспособлении их к каким-либо определенным, специальным целям.
В начале семнадцатого столетия, однако, уже было стремление группировать суда, что впоследствии развилось в хорошо известную систему классифицирования их по рангам, систему, выходящую из употребления только в наши дни. Предложение сэра Роберта Дудлея, герцога Нортумберлендского, и последующие системы классификации и разделения судов на ранги не были внушены стратегическими или тактическими соображениями, а, очевидно, сообразовались только с удобством номенклатуры, описания, а также и с финансовой стороной вопроса.
Классификация Дудлея была следующая:
1) галион (galleon) — в 80 орудий;
2) легкий фрегат (rambarga или pinnace);
3) галеас (galizabra);
4) (frigata);
5) галера (galeron);
6) малая галера (galevuta);
7) посыльное судно (passu volante).
Из рассмотрения сущности этой группировки явствует, что попытка классификации представляет не более как желание внести хотя какой-нибудь порядок в то, что совсем не имело порядка, и сгруппировать несколько различных классов в один или два, представляющие нечто среднее между ними. Этот план группировки судов не был принят, хотя он, может быть, ускорил принятие другого. Это был план, принятый королевскими комиссионерами, на которых первоначально возложена была обязанность дать отчет о состоянии флота 12 февраля 1618 г. Они сообщили о числе и водоизмещении судов. Однако употребленная ими классификация, оставшаяся официальной классификацией на многие годы, не имела ничего общего со стратегией и с тактикой, но была единственно административного порядка. Предполагаемый флот должен был состоять из нижепоименованных судов, следующим образом классифицированных:
4 королевских корабля…от 800 до 1200 тонн
14 больших кораблей (Great Ships)…от 600 до 800 тонн
6средних кораблей (Middling Ships)…до 450 тонн
2 малых корабля (Small Ships)…До 350 тонн
4 легких фрегата (Pinnaces)…от 8 до 250 тонн
Мы не только не открываем никакой стратегической или тактической идеи в этих названиях, но с уверенностью можем убедиться, глядя на эту постепенность нисходящих размерений, что было отдано предпочтение судам почти, но не совсем самых больших классов.