Морская война

В список флота, в конце царствования Иакова I, занесены 33 корабля, от имеющих водоизмещение 1200 тонн и вооруженных 55 орудиями до судов в 88 тонн водоизмещении. Характеристика списка состоит только в том, что, за исключением увеличения в численности судов от 600 до 900 тонн водоизмещения, носивших от 32 до 44 орудий, в количестве судов всех родов признавалась одинаковая потребность.

Система разделения более крупных судов британского флота на шесть рангов, кажется, появилась во второй половине семнадцатого столетия. Она, наверное, уже вполне утвердилась в 1660 г. Около этого времени к первому рангу относили суда, носившие более 70 орудий; ко второму — вооруженные от 60 до 70 орудиями; суда третьего ранга имели 50-60 орудий; четвертого — от 38 до 50; пятого — от 22 до 30 и суда шестого ранга носили 10-20 орудий. Все, что мы можем заключить из этих разделений и классов, что они — административные и финансовые.

Жалованье почти каждого члена экипажа, начиная с командира, было определено в зависимости от ранга судна, на котором он служил. Но, независимо от этого, удобство указанного разделения, которым широко пользовались, состояло в том, что говорили о ранге судна, вместо того чтобы говорить о каждом судне отдельно; и в течение многих лет кораблестроители на верфях получали приказания построить судно того или другого ранга, и уже после получения такого простого приказания они не спрашивали для исполнения его еще каких-либо иных указаний.

Если мы подумаем о таком раннем учреждении «рангов», то увидим, что оно не только не дает никаких сведений о том, чего требовали в то время стратегия и тактика, но и представляет прямое отрицание подобных требований, так как тактика и стратегия могут требовать что угодно, но уже именно не правильную градацию силы. Вышеприведенная классификация прежде всего учит, что мы должны строить корабли всех классов в одинаковом количестве. Из нее никак не увидишь, что для целей войны численность судов одних классов должна быть увеличена возможно более, а число судов других классов низведено до минимума, если только не до нуля. Таким образом, учреждение серий степеней или рангов судов, которое существовало в течение всех наших войн и, по крайней мере в теории, даже до времени, ушедшего от нас назад не далее как на два десятка лет, может быть было прямым препятствием к морскому прогрессу. В конце концов отказались от практиковавшейся так долго классификации.

Система разделения судов на правильные градации, от сильнейших до слабейших, кажется, была общепринятой у нескольких наций в течение последней части семнадцатого столетия. По данным Чарнока, которые не всегда точны, первый ранг составляют суда, имеющие, в среднем, 90 орудий, второй — суда с 72 орудиями, третий — с 53 орудиями, четвертый — с 42 и пятый — с 30 орудиями. Затем идут «малые фрегаты», брандеры, баркасы (barca on gas) и пинки (pinks).

Можно сказать, что флоты и флотилии времени, близкого к началу первой Голландской войны, т.е. около половины семнадцатого столетия, превосходно согласовались с идеей, положенной в основание системы разделения судов на ранги, которые (суда) строились в соображении менее с тем, чтобы каждое судно выполняло определенную службу, отвечающую его величине и силе, чем с заботой о выполнении судами суммы требований своего ранга и о соблюдении численного в каждом ранге судов соответствия. Британский флот к 27 декабря 1653 г. состоял из следующих судов:

1 ранга: 3 судна — от 891 до 1 556 тонн, от 64 до 104 орудий и от 350 до 700 человек команды.

2 ранга: 11 судов — от 721 до 825 тонн, от 54 до 66 орудий и от 260 до 400 человек экипажа.

3 ранга: 11 судов — от 532 до 800 тонн, от 44 до 60 орудий и от 200 до 300 человек экипажа.

4 ранга: 63 судна — от 301 до 700 тонн, от 28 до 50 орудий и от 100 до 220 человек экипажа.

5 ранга: 35 судов — от 105 до 500 тонн, от 12 до 36 орудий и от 30 до 200 человек экипажа.

6 ранга: 9 судов — от 55 до 255 тонн, от 6 до 36 орудий и от 25 до 130 человек экипажа.

4 брандера при 10 орудиях и 30 человек экипажа; 8 транспортов — от 10 до 12 орудий и от 30 до 40 человек экипажа.

В этом списке много судов входит в классы четвертого и пятого рангов, но так как эти ранги сами по себе заключают обширную группу судов, начиная от таких больших, как 50-пушечные, и до 12-пушечных, мы видим еще более ясное указание на то, что рассматриваемая классификация имеет начало скорее в административных, чем в стратегических и тактических соображениях.

1653 год был одним из тех годов, когда опыт войны уже имел свое действие. Два с половиной года перед тем в нашем флоте было одинаковое число судов первого и второго рангов, но лишь 7 судов третьего ранга, 20 — четвертого и только 4 — пятого ранга.

Результатом опыта войны, таким образом, было увеличение численности судов среднего класса. Мы должны помнить, в чем состояла сущность этой войны, а именно: атака и оборона коммерческих судов, собранных в больших массах, были руководящими ее началами. Не кажется невозможным связывать увеличение в численности судов средней величины с таким методом ведения войны; но я думаю, что второй причиной к такому увеличению явились условия прямого сражения между флотами. Однако пока еще в целях этого сражения видели мало причин к такой ясной дифференциации, какая заняла место впоследствии.

Я не углубляюсь теперь в тактический вопрос более, чем это необходимо для того, чтобы проследить его отношение к вопросу о дифференциации силы, но существенно усвоить, что в конце первой Голландской войны установилась тактика такого рода, чтобы все суда без различия допускались к участию в общем сражении. Мы уже видели, что это было так; для нас ясно из числа сражавшихся в генеральных боях судов, что весь флот каждой стороны, с большими и малыми судами, принимал участие в общей свалке.

Сэр Вильям Монсон, писавший, вероятно, между 1635 и 1640 гг., дает прекрасный обзор тактических идей в его дни и указание на то, как они применялись тогда; мы можем видеть из его строк, что ничто в то время не наводило людей на мысль о выделении из флота каких-либо специальных классов судов для генерального сражения.

Вероятно, в умах моряков при таких обстоятельствах идея силы представлялась скорее в говорящих неразборчиво числах, чем в определенных типах судов.

«Строгий порядок корабельных баталий (говорит сэр Вильям Монсон) имел место до изобретения булиня, потому что тогда не было иного плавания, как только по ветру, и иного сражения, как абордажное, тогда как теперь корабль пойдет шесть румбов от ветра из тридцати двух и при преимуществе положения относительно ветра может разбить всякий флот, который расположен в этом строе баталии (в строе полумесяца).

Погода в море никогда не верна; ветры переменны; корабли неравных качеств в ходе под парусами… И когда они хотят строго соблюсти назначенное им в строе место, то они обыкновенно сваливаются один с другим; и в таких случаях они более следят за даваемыми им приказаниями, чем за тем, чтобы обидеть неприятеля, через что сами бывают приведены в беспорядочные столкновения между собой.

Предположим, что флот расположился в строе полумесяца; атакованные суда будут стараться сохранить свое место в разгаре сражения, и это повлечет за собой опасность беспорядочной свалки одного с другим настолько, что для генерала не будет возможности отдавать новые приказания, но каждый корабль должен будет сражаться «по способности» или по желанию, а не по команде.

Для избежания такого смятения инструкции генерала не должны быть многословны, потому что величайшее преимущество в морском сражении состоит в том, чтобы выйти на ветер относительно неприятеля; ибо тот, кто на ветре, не подвергается опасности быть абордированным и имеет преимущество в возможности выбора, куда и как абордировать неприятеля…

По достижении наветренного положения генерал не дает иных указаний, кроме того, чтобы каждый адмирал собрал суда своей эскадры и атаковал противоположную ему эскадру неприятеля или такую, нападение на которую он считает наиболее выгодным для себя; но в то же время эскадры должны заботиться о соблюдении приличной дистанции между собой и оказывать помощь той эскадре, которую противник начнет одолевать или которая придет почему-либо в смятение.

Пусть адмиралы предостерегут свои корабли от увлечения попасть под ветер относительно неприятеля, потому что если это случится, то адмирал должен будет или пережить позор взятия корабля врагом у него на виду, или в попытках его освобождения, рискнуть самому уклониться под ветер и тем потерять приобретенное ранее преимущество в позиции. Раз это случится, то неприятель будет иметь возможность абордировать наши корабли, и он не будет избегать это сделать, так как абордирование есть единственная вещь, которой добиваются испанцы в сражении в наше время, вследствие преимущества их кораблей, как я заметил уже это ранее».

В согласии с этими взглядами относительно методов сражения, которые были «в моде» в период времени, когда разразилась первая Голландская война, находятся дошедшие до нас распоряжения графа Линдсеу, отданные капитанам его флота в 1635 г.

«Если нам случится (говорит он) различить в море какой-либо флот, с которым нам предстоит померяться силами, то я прежде всего буду стараться выйти на ветер (если я под ветром у него), и то же самое должен делать и весь мой флот в надлежащем порядке; и когда мы завяжем сражение, то ни один корабль не должен осмеливаться атаковать адмирала, вице-адмирала или контр-адмирала неприятеля, что должен сделать я сам, мой вице-адмирал или контр-адмирал, если мы будем в состоянии нагнать их; другие корабли должны выбирать себе противника „по способности“ и выручать друг друга, когда обстоятельства того потребуют, не расточая пороха по малым судам и по транспортам и не стреляя до тех пор, пока не сойдутся борт о борт с противником».

Этот запутанный, хаотический прием сражения, мог иметь место при судах всякого класса и не способствовать преимуществу одного класса перед другим. Но в голландских войнах выдвинулся брандер, и в первых сражениях он был ужасным оружием. Понятно, что раз это было так, то естественно, что были приняты какие-либо меры для уменьшения его силы. Одним из источников этой силы был тот факт, что суда в сражении распределялись в массах, так что брандер, пущенный по ветру в такую массу, наверняка сцеплялся с каким-нибудь кораблем. Далее, скоро было замечено, что такая беспорядочная атака или оборона очень ненадежна и очень неудовлетворительна. Мы видели, что уже в голландских войнах во всех больших операциях играли роль правильные бои, и этот факт должен был остановить внимание тех, на ком лежала забота ведения дел флота в то время.

Кажется, голландцам принадлежит первенство в изобретении как средств ослабить силу брандеров, так и способов не только подчинения флота лучшему контролю, но и приведения его в такое состояние, чтобы было обеспечено употребление его коллективной силы. Это было установление линии баталии как боевого строя, и мы видим употребление его в английском флоте уже 31 марта 1655 г. Едва ли найдется какое-либо сомнение, чтобы помешать нам приписать сэру Вильяму Пенну полную честь инициативы большой тактической революции. Мы имеем ее в «Инструкциях для лучшего управления флотом в сражении», изданных в упомянутый день и год Блэком, Монком, Дисброу и Пенном; но сейчас мы увидим, что хотя мы и ввели линию баталии, но это было сделано экспериментально и без всякой опоры на то убеждение, которое дало этому строю в последующие годы такое строгое и прочное положение в морской тактике. Статья 2 говорит:

«При виде названного флота (флота неприятеля) вице-адмирал, или занимающий второе место в порядке командования, и его эскадры, точно так же, как контр-адмирал, или тот, кто занимает третье место в порядке командования, и его эскадры должны воспользоваться всеми парусами, чтобы подойти к адмиралу, — вице-адмирал с правого крыла, а контр-адмирал — с левого; при этом должно быть оставлено достаточно большое расстояние для эскадры адмирала, если ветер позволит и если флот находится в приличном расстоянии от берега».

Здесь мы находим старую идею о хаотическом сражении в эскадрах, идею допущения к участию выражении судов всех классов и указание на то, что всем судам следует найти себе противников и что сражение должно состоять из серии дуэлей. Но в статье 3 мы уже видим выраженною слабо, в виде попытки, новую идею:

«Как скоро они увидят, что адмирал вступил в бой, или сделал сигнал двумя выстрелами, или поднял красный флаг на фор-стеньге, так каждая эскадра должна сделать лучшее, что можно, для вступления в бой с соответствующей ей эскадрой неприятеля, и при этом все корабли каждой эскадры должны стараться держаться в линии с кораблем главнокомандующего, если только этот корабль, носящий флаг, не поврежден или вообще каким-нибудь образом не лишен возможности исполнять свое назначение; в последнем случае каждый корабль названной эскадры должен стараться войти в линию с адмиралом или с заменяющим его место старшим командиром и ближайшим к неприятелю».

Эти инструкции составили базис для тех, которые изданы Джеймсом, герцогом Йоркским, 27 апреля 1665 г. [24], когда он принял командование флотом. Этот последний показывает большую точность в установлении порядка сражения, к которому пришли, по крайней мере, теоретически. Вторая инструкция меняет свою форму и выражается так:

«При виде названного (неприятельского) флота вице-адмирал (или тот, кто занимает второе место в порядке командования) со своей эскадрой, а также контр-адмирал (или тот, кто командует третьей эскадрой) со своей эскадрой должны воспользоваться всеми парусами, какими только можно, для того, чтобы прийти в тот ордер баталий, какой им будет дан; для этого должен служить сигналом флаг соединения, поднятый на клотике бизань-мачты адмиральского корабля; при виде его вице— и контр-адмиралы Красной эскадры, точно так же как адмиралы, вице-адмиралы и контр-адмиралы других эскадр, должны отвечать ему так же, т.е. репетовать его сигнал».

Это уже в некотором роде отступление от хаотического, запутанного сражения. В основу положен уже точный ордер баталии, который устанавливается сигналом. Третья инструкция гласит так:

«В случае если неприятель находится на ветре у адмирала и флота и при этом берег лежит в достаточном удалении, они должны придерживаться так близко к ветру, как только могут, до тех пор, пока не увидят случая, приведя в кильватер, разделить флот неприятеля; и если авангард флота его величества найдет, что значительная часть кораблей его пришла в кильватер, то он должен поворотить оверштаг и стараться разделить силы неприятеля. Та эскадра, которая пройдет первой, будучи на ветре, должна поражать те неприятельские корабли, которые лежат под ветром у нее; средняя эскадра должна придерживаться к ветру и наблюдать движение авангарда неприятеля, чему последняя эскадра должна вторить… И обе эти эскадры должны употребить все свои усилия, чтобы помочь и прийти на выручку первой эскадре, которая разделила флот неприятеля». [25]

Другие инструкции, которые нам важно знать для настоящей цели, отмечены номерами V, VII, VIII. Номер V говорит следующее:

«Если неприятель находится на ветре флота его величества и хочет сразиться с ним, то командиры кораблей его величества должны стараться построиться в одну линию, круто к ветру, согласно ордеру баталии».

В инструкции VII читаем:

«В случае если флот его величества лежит на ветре у неприятеля и если последний держит на наш флот, а наш флот — на неприятельский, то авангард флота его величества должен держаться к ветру; и, когда он придет в удобную дистанцию от арьергарда неприятеля, он должен остановиться до тех пор, пока вся линия не придет на ту же дистанцию от неприятельского авангарда; затем вся его линия должна повернуть оверштаг (каждый корабль на своем месте) и, держась так близко между собой, как только можно (не подвергаясь опасности выйти из ветра), стоять там на том же галсе, все еще держа неприятеля под ветром, не позволяя ему повернуть оверштаг в его авангарде; а если же неприятель повернет оверштаг сперва в арьергарде, то тот, кто находится в арьергарде флота его величества, должен поворотить оверштаг первым с таким числом кораблей, дивизий и эскадр, с каким сделал это неприятель, и если все корабли неприятеля повернут оверштаг, то и вся линия королевского флота должна ему последовать, ложась на тот же галс, на котором лежит неприятель».

Инструкция VIII говорит:

«Если неприятель уклоняется от сражения (при условии, что флот его величества лежит на ветре), то передовая эскадра флота его величества должна направиться на передовую эскадру кораблей неприятеля».

Можно сказать об этих инструкциях, что их дух, если не буква, управляли порядком морских сражений, пока они происходили под парусами. Но мы не должны предполагать, что, если строй линии был таким образом установлен на бумаге как боевой строй, то и в действительности он занял такое положение вполне. Он медленно упрочивался в своем назначении. Согласно отцу Госту, в этом строе были флоты Англии и Голландии в сражении 29 июля 1653 г., и, согласно тому же самому авторитету, он употреблялся в полном развитии герцогом Йоркским в сражении близ Текселя в июне 1665 г. Но строй этот опять был забыт Альбермалем в сражении, данном им в июне 1666 г.; и из того, как говорит об этом сэр Вильям Пенн, кажется ясно, что все еще существовали противоречия, надо ли считать линии лучшим строем для целей сражения. Пепис сообщает, что Пенн сказал о сражении через несколько дней после того, как несчастные результаты его сделались известными: «Он говорит, что три вещи должны быть исправлены, иначе мы будем разбиты этим флотом. Мы должны сражаться в линии, тогда как мы сражались беспорядочно, к нашему крайнему и явному поражению, голландцы сражаются иначе, и мы каждый раз побьем их» [26].

Таким образом, хотя линия была установлена на бумаге как боевой строй вскоре после объявления первой Голландской войны, и хотя о ней точно говорится в авторитетных инструкциях в начале второй Голландской войны, этот строй линии, по всей вероятности, еще не упрочился абсолютно даже и в третьей Голландской войне. Термин «линия баталии» не встречается в инструкциях герцога Йоркского. Он не употреблялся и лордом Торрингтоном в 1690 г. Описывая показавшийся французский флот, Торрингтон не упоминает о «линии баталии кораблей», но говорит, что корабли «приспособлены для построения в линию» [27].

Преимущества линии были, однако, достаточно надежны для того, чтобы она упрочилась. Во-первых, она представляла хорошую оборону против брандеров, потому что когда подветренный флот построился в одну линию, то каждой паре судов его сравнительно легко пропустить брандер так, чтобы он прошел между ними безвредно. В этом факте, я полагаю, и надо видеть объяснение того, что от брандера как от орудия поражения в конце концов совершенно отказались. Он был на вершине своего значения, когда флоты сражались в массах, как я уже сказал, но чем более делалось вероятным, что оба флота развернутся для боя в линию, тем менее была надежда на действительность употребления брандера. Так как я теперь говорю о дифференциации морской силы, то уместно покончить сразу и с вопросом о брандере, ибо его значение в действительности определяется временем, предшествующим линии баталии и совпадающим с ней. Мы видели, какую выдающуюся роль играл брандер во всех голландских войнах, хотя не всегда легко сказать, какое число их употреблялось в каждом флоте. Но в 1678 г. было 6 брандеров на 77 ранговых судов. Десять лет позднее было 26 брандеров при 52 ранговых судах, готовых выйти в море. В год смерти короля Вильяма было 87 брандеров при 123 линейных кораблях. В 1714 г. было около 50 брандеров при 125 линейных кораблях. В 1727 г. брандеры делаются менее популярными, так как их числилось только 3 или 4 при 123 линейных кораблях. В 1741 г. брандеры были еще в Англии, Вест-Индии и в Средиземном море, но их было уже только 17 на все 480 ранговых судов, из которых 129 были в кампании. При заключении Экс-ля-Шапельского мира в 1748 г. у нас было только 5 брандеров при 174 ранговых судах. При заключении Парижского мира (1763 г.) было только 8 брандеров на 55 линейных кораблей. В 1783 г. мы имеем дальнейшие указания падения значения брандера: в службе их состояло только 7, хотя на воде было 273 ранговых судна. После революционной войны мы перестаем слышать о них, как о частях ординарного флота, и к году Амьенского мира (1802 г.) мы находим только 9 или 10 брандеров, хотя флот состоял почти из 1000 судов всех классов. Во время революционной войны с 1794 по 1799 г. в кампании было только 3 брандера. Затем в 1799 и в 1800 гг. число их поднимается до 7, упав, однако, в 1801 до 3, а в 1802 — даже до 1. В 1804 и в 1805 гг. в кампании был только один брандер, а после того этот тип судна исчезает совсем как действительное оружие.

История брандера не имеет параллели в морских летописях. Он делается излюбленным оружием потому, что метод сражения в массах скучившихся между собой кораблей представлял особенно благоприятные данные для его употребления, но почти сразу после того, как установилось построение кораблей в бою в длинную ординарную линию, значение брандера ослабилось, и он сделался менее важным орудием поражения, чем был раньше. Но импульс, данный к его употреблению сначала, действовал так, что хотя успех этого орудия в действительности ослаблялся, на него еще возлагали большие надежды, и число брандеров достигло максимума в конце царствования Вильяма III. Затем опыт начинает оказывать противодействующее влияние слабеющему импульсу, и рассматриваемое оружие постепенно дискредитируется.

Приведя ход возникновения, прогресса и падения брандера как иллюстрацию дифференциации морской силы и оснований, которые управляют ею, мы можем возвратиться теперь к линии баталии и проследить ее влияние. Я уже указал, как в хаотическом запутанном сражении между двумя флотами каждый класс судов был допущен к сражению, так как тогда не было специального ордера или строя судов, и каждое из них могло искать и искало себе противника «по способности», так что сражение разбивалось на серии дуэлей. Но как скоро установился строй ординарной линии, так каждому кораблю было определено свое место, которого он не мог оставлять, и поэтому, если были большие различия в силе судов, составляющих линию, слабейшее из них, весьма вероятно, могло оказаться в сражении против сильнейшего из неприятельских судов. Введение линии баталии как боевого строя повлияло прежде всего на исключение из линии слабейших кораблей и на осуществление идеи лорда Торрингтона, чтобы флот состоял только из кораблей, «способных занять место в линии баталии», т.е. таких, какие впоследствии стали называться линейными кораблями (line of battleships).

Далее, линия баталии должна была вызвать стремление увеличить силу индивидуального линейного корабля, чтобы можно было уменьшить число их, так как линия большого протяжения была бы неуправляема, и, кроме того, при переменах ветра многочисленному флоту даже трудно было бы удержаться в таком строе. Но, с другой стороны, увеличение в силе индивидуального корабля не должно было доводиться до крайних пределов.

Совершенно те же причины, которые продолжили жизнь брандера за тот период, когда его уже нельзя было употреблять с пользой, помешали увидеть в течение многих лет, что настоящий линейный корабль есть корабль средней величины — ни нисходящий до низшего, ни поднимающийся до высшего масштаба силы. Установившийся в дни беспорядочных сражений обычай строить корабли всех классов на основании идеи, что все они могут принимать участие в общем сражении борт о борт, господствовал еще долго после того, как положение вещей потребовало линейных кораблей однообразного типа, средней силы.

В то время как входил в силу порядок сражения между флотами в двух противоположных линиях, операции нападения на торговлю и обороны ее, имевшие место и до того времени, требовали кораблей, пригодных для выполнения соответствующей службы. Учреждение линии баталии не только выделило сильный класс судов для принятия участия в этом боевом строе, но и — так как оно исключило меньшие классы судов из общего сражения — тем самым пошло навстречу требованию специального судна для целей атаки или обороны морской торговли.

Кажется естественным, что преследователи и охранители морской торговли должны были быть судами меньшего класса, потому что если бы вопрос зашел о защите или поражении многочисленного флота коммерческих кораблей, что случилось в первой Голландской войне и могло, естественно, повторяться, то тогда с обеих сторон могла бы быть употреблена в дело линейная сила. Когда число подлежащих конвоированию судов мало, то экономия войны не должна допустить ослабления главной линии баталия для такой второстепенной службы; если меньшая сила достаточна для атаки, то меньшая сила действительна и для обороны. Один тот факт, что коммерческие суда охраняются конвоем, мог исключать и всякую мысль об атаке их. Если и могло оправдаться назначение второстепенной силы для нападения на неохраняемые коммерческие суда, то, с другой стороны, могло быть очень затруднительным отделить от главной силы достаточную часть для того, чтобы несомненно превзойти даже слабую силу, охраняющую коммерческие суда. Далее, относительно численности флота этих последних, подлежащего конвоированию, должны были иметь место следующие соображения. Большое стечение коммерческих кораблей представило бы искусительный приз, обеспечение которого было бы достойно больших усилий; пропорционально большая сила могла оказаться недостаточной для защиты его. Другой прием защиты морской торговли — это разбивка коммерческого флота на маленькие эскадры с обеспечением каждой легким конвоем. Невероятно, чтобы все они были атакованы, а для защиты атакованных их конвой мог быть достаточным. В общем изложенные соображения приводят к тому, что нужно иметь многочисленный состав очень легких судов для специальных целей обороны своей торговли и нападения на торговлю неприятеля.

Следовательно, пришли к такой дифференциации морской силы, которая выделила линейные корабли, специально предназначенные сражаться в линии баталии и действовать в согласии, как главную силу морской позиции, как цитадель морской силы; такую организацию морской силы, перед которой морская сила всякого другого рода должна преклониться и которую нельзя одолеть иначе как большим количеством подобной же силы. Необходимость выделить специальный класс судов для сражения в линии баталии была вполне допущена в 1774 г., и памфлет адмирала Лестока, опубликованный анонимно против Матьюса, содержит указания на положение, занятое линией баталии, и на достоверность того, что рано или поздно однообразие в судах, составляющих линию баталии, будет установлено как необходимый вывод из хода сражений, происходивших в этом строю.

Линия баталии (говорит анонимный памфлет) есть базис и основание всей дисциплины в морских сражениях и универсально практиковалась всеми нациями, владеющими какой-либо силой в море; она имеет за собой заслугу испытания долгим опытом и установилась чистой и неизменной, введенная нашими предшественниками как наиболее благоразумная и наисогласнейшая диспозиция, которая может быть употребляема в море. Этот ордер состоит в том, что корабли выстраиваются в одну линию — или один впереди другого, или лагом друг к другу, и держатся так близко между собой, как позволяет погода, так что все время каждый корабль может быть готов поддержать, освободить или спасти другой. Указано, что каждый корабль в линии баталии должен держаться в полукабельтове от другого, что составляет около пятидесяти сажен; так что если флот его величества будет на ветре неприятеля, то авангард должен направиться на авангард неприятеля и вступить с ним в бой, причем каждый корабль знает своего противника и от передового в авангарде до последнего будет атаковать врага последовательно.

Таким образом, линия баталии обещала установить однообразие кораблей и в этом однообразии не придавать линейному кораблю крайней силы, потому что тогда в линии было бы очень мало кораблей; а также не ограничиваться слишком малой силой, потому что в таком случае флот для достижения солидного могущества должен был бы получить размеры, слишком неудобные для управления им. Вот такими данными определялось судно, называвшееся прежде линейным кораблем и утвердившееся, в силу обычая и традиций хаотического способа сражения, не очень поспешно.

Когда линейный корабль был отделен от судов всякого другого рода, следствием этого явилось, что флот должен был требовать адъюнктов в виде более легких судов для разведочной и посыльной службы. Эти суда могли обладать значительно слабейшей силой, так как они не должны были принимать участия в сражении; но в то же время от них требовались значительные размеры, чтобы они могли брать продовольственные запасы на все время кампании флота кораблей, и скорость большая, чем имел этот флот, для того чтобы уходить от последнего и возвращаться к нему в выполнение функций разведочной службы. Эти требования привели к фрегату, судну хотя и сильному, но значительно уступающему в силе линейным кораблям, флот которых он специально сопровождал.

Наконец, потребовалось еще значительно слабейшее судно — конвоир при коммерческим флоте, приспособленное и к защите его и к атаке коммерческих судов противника… И вместе с тем как практика указывала все более и более на целесообразность деления коммерческого флота на мелкие эскадры, подлежавшие конвоированию, число конвоиров — этих легких и более мелких судов — должно было расти.

Дифференциация морской силы на три класса: 1) линейный корабль, 2) фрегат и 3) легкий крейсер, как видно, возникла естественно из самих условий морской войны, и, судя по тому, что мы видели, мы должны полагать, что дифференциация росла медленно.