ГЛАВА ШЕСТАЯ

Отрывок из колонки Сюзи, «Нью-Йорк дейли ньюс», 28 июня, 1988 г.

Заходящая телевизионная звезда, мисс Катерин Беннет, упаковав пару дюжин туалетов от Луи Уиттона, рванула со своим дорогим сыночком по Европе, чтобы потом задержаться в своем убежище в Сен-Тропезе. Милочка Китти, или, если хотите, Джорджия-Гадюка из телевизионного хита «Семья Скеффингтонов», отправилась в заслуженный отпуск. Она только что закончила съемки третьего сезона крайне популярного сериала и собирается возвратиться в Лос-Анджелес в середине июля, чтобы начать четвертый сезон. Браво, Китти! И не горюй, что замечательная роль Эммы Гамильтон досталась потрясающей телевизионной стерве Элеонор Норман. Мы слышали, что Гейб Хеллер всерьез раздумывает, не взять ли тебя на главную роль в новом варианте сериала. Мы надеемся, что ты дашь им прикурить в новом сезоне, как делала в прошлом. Мы все тебя обожаем, Китти!

Вилла спряталась далеко в холмах за Сен-Тропезом, достаточно близко, чтобы Томми мог на велосипеде поехать в шумный порт с модными магазинчиками и кафе, покататься на водных лыжах, заняться виндсерфингом и поплавать на близлежащих пляжах, но достаточно далеко от назойливых газетчиков и вообще любопытных. Здесь Катерин чувствовала себя в безопасности, хотя по меркам богачей, отдыхающих на Ривьере, вилла была скромной. Большая уютная гостиная с несколькими комфортабельными диванами и старой, но красивой деревянной мебелью в прованском стиле. Имелась еще маленькая столовая, пять спален различных размеров и приятная комнатка с телевизором, где они с Томми смотрели видеофильмы и где ей иногда удавалось уговорить его поиграть в скрэббл или другие игры.

Чета французов ходила за покупками, готовила им и убирала виллу, оставляя Катерин достаточно времени, чтобы отдыхать в саду, наполненном запахом лаванды и жасмина и расцвеченном пурпурной бугенвилеей и бледно-голубыми цветами климатиса. Иногда она лежала около бассейна, откуда открывался замечательный вид на бухту, заполненную яхтами, радуясь возможности ничего не делать, или проводила время с Томми, если тот не был занят со своими друзьями-подростками на пляже. Она знала, что он получил удовольствие от тех двух недель, что они провели вместе в Париже и Лондоне. Ей страшно нравилось показывать сыну эти свои два самых любимых города, но теперь ему требовалось общество, сверстников. Ему также надо было отвлечься от мыслей о Джонни. Томми постоянно ему звонил, и его беспокоило, что у отца снова появились боли.

В один из таких ленивых дней, когда Катерин полудремала в шезлонге после позднего обеда, убаюканная звонкими, кристальными звуками маленького фонтана, позвонил из Лос-Анджелеса Стивен.

– Китти, я только что вернулся с совещания у Гейба. Они приняли решение – Джорджия не умрет!

Китти ощутила одновременно и облегчение, и разочарование. Она знала, что была бы убита, если бы ее героиню выкинули из сериала, с другой же стороны, ей крайне нравилась сибаритская жизнь на юге Франции. Она обленилась, чувствовала себя довольной, хотя ощущение счастья слегка омрачалось сознанием, что рано или поздно этой жизни придет конец. Пресса активно развлекалась по поводу ее неудачи с ролью Эммы Гамильтон, но втайне Китти понимала, что все к лучшему. Она только теперь ощутила, насколько вымоталась и как хорошо, что этот перерыв между съемками она не использовала для работы.

Теперь же она произнесла:

– Хорошие новости, Стивен.

– Я знаю, и все благодаря зрителям. Исследование общественного мнения и все вопросники, распространенные Гейбом и K° в последнее время, сейчас дали результаты, и решение единодушное. Они обожают тебя, они любят тебя, детка! – Его подражание Салли Филд заставило Катерин рассмеяться.

– Ну, я очень рада, просто в восторге.

– Я тоже был уверен, что им не удастся отделаться от Джорджии. Попробуй они это сделать, им бы пришлось подавлять бунт. Ты забудь про эту Эмму Гамильтон, все уже в прошлом. Я напишу для тебя просто убийственные сцены, вот увидишь.

Он повесил трубку. Катерин встала и вернулась в дом. Внезапно, по непонятной причине, ее охватило чувство одиночества. Теперь, когда ей не надо каждый день отправляться на работу, у нее было время подумать, и она стала понимать, насколько ей хочется иметь кого-то в своей жизни, мужчину, который любил бы ее без всяких условий, такой, какая она есть. Китти Криббенс из Куинса.

– По существу, домашняя девочка, – поддразнила она себя, заметив свое меланхоличное лицо в зеркале. Не блестящая Катерин Беннет из Беверли-Хиллз, настолько знаменитая, что не может выйти из дома, чтобы в ее сторону не поворачивались головы.

– Разве так должна рассуждать женщина восьмидесятых? – укорила она себя. Женщина восьмидесятых должна зависеть только от себя, сама себя содержать, быть самоуверенной и способной наплевать на мужчин! – Господи, тебя сюда как из пятидесятых бросили, – пожурила Катерин свое отражение. В те годы она была ребенком и часто наблюдала, как мать и ее приятельницы доводят себя до совершенства даже для самого скромного мероприятия. Ей нравилось смотреть, как они поправляют вуаль на своих маленьких, похожих на коробочки, шляпках, разглаживают морщинки на перчатках. Обсуждались, в основном, преимущества завивки у Тони перед перманентом у Клейрол, или можно ли носить белые туфли после Дня труда. Но говорили ли они об этом или решали, что приготовить на десерт, цель была одна: угодить своему мужу и сделать так, чтобы он любил тебя вечно.

Совет, данный Китти Верой, был бескомпромиссным:

– Мужчинам нужно лишь одно, Кит-Кэт, и, если ты им это позволишь, не надев обручального кольца на палец, ты дура.

Вера любила хвастаться, как она сохранила невинность, хотя большинство ее подруг свободно спали с симпатичными солдатами, у которых находились для них шоколадки и нейлоновые чулки. И Вере удалось то, что не получилось у многих. Она захомутала Барни Криббенса, самого симпатичного из всех, и была с ним счастлива до самой его смерти. И все потому, утверждала она, что предусмотрительно приберегла свою козырную карту.

Катерин вздохнула. Те дни уже давно в прошлом. Но почему ей ближе взгляды тех далеких лет, чем пренебрежительное «Отвалите, ребята, нам и без вас хорошо» восьмидесятых?

– Ты завязла в прошлом, – снова пробормотала она.

Несмотря на громкие заверения, что она не собирается замуж, Катерин хотелось со временем найти себе мужа. Большая часть ее двадцати лет с Джонни были счастливыми. Она снова хотела семейной жизни. Хотела принадлежать кому-то и чтобы этот кто-то принадлежал ей. Ей хотелось засыпать в объятиях любимого мужчины и так же просыпаться. Ей хотелось возвращаться домой каждый вечер к нему, чтобы они вместе обсуждали события дня. Удастся ли ей это когда-нибудь? Многие мужчины чувствовали себя неуютно из-за ее славы и боялись, что на них тоже падет ее тень. Катерин знала, что не всякий мужчина рискнет на ней жениться.

Катерин часто приглашали соседи и знакомые, но она всем отказывала, то есть всем, за исключением одной техасской пары, теперь проживающей в Калифорнии. Она решила принять приглашение Бетти и Стэна Чал-мерс. Они были невероятно богаты, невероятно общительны и в разгар сезона проводили по два месяца на своей вилле в Сен-Тропезе. Поскольку у них был сын одного возраста с Томми, Катерин решила принять приглашение.

В тот день была жуткая жара, солнце Ривьеры шпарило вовсю, когда Катерин и Томми подъехали к великолепной вилле Чалмерсов. Черные чугунные ворота распахнулись, стоило ей нажать кнопку. Они проехали во взятом напрокат «рено» по серой дорожке из гравия, обсаженной по краям серебристыми елями и оливковыми деревьями, к белому дому из камня и мрамора. Отсюда хорошо был виден сверкающий залив Сен-Тропезе. Море, совершенно спокойное, сверкало то там, то здесь белыми парусами яхт. Когда они подошли к дому, дворецкий в форме провел их через прохладный холл, облицованный белым и черным мрамором, на ровную, изумрудного цвета лужайку, с которой открывался вид на бухту.

– Привет, Китти, дорогуша! Я так рада, что ты смогла прийти. – Бетти Чалмерс, настоящая южная красотка, полная очарования, кинулась навстречу Катерин. Чтобы предохранить свое молочно-белое лицо от солнца, Бетти носила большую соломенную шляпу, украшенную маленькими американскими флажками.

– Я ее надела в День независимости на вечеринку, дорогуша, и таким пользовалась успехом, что решила попробовать еще раз!

На Бетти, находящейся в прекрасной форме, был плотный купальный костюм, полосато-звездная перевязь вокруг узеньких бедер, золотые цепи с сапфирами и рубинами на шее и запястьях и огромные рубиновые с бриллиантами серьги в форме сердечка в ушах. На красивом лице большой и приятный рот, накрашенный яркой помадой.

– Ты выглядишь дико патриотично. – Катерин всегда одобряла вкус Бетти.

– А, ты же знаешь, Китти, я самая настоящая типичная американка!

Ее муж Стэн прославился тем, что, будучи настоящей барракудой в зале для заседаний правления, был самым ласковым котенком в спальне. Теперь он тоже подошел к Катерин с приветливой улыбкой.

– Жутко рады видеть вас здесь, мисс Джорджия. – Он приподнял свою красно-бело-синюю шляпу.

– Стэн! Не смей называть ее Джорджией, это только для телеэкранов. Извини, душечка, иногда он сам не знает, что на него находит.

Бетти, нахмурившись, посмотрела на своего мясистого супруга, потом взяла Катерин за руку и повела к остальным гостям. Это была странная смесь всякого европейского мусора, представителей высших сословий из Центральной Европы без гроша за душой, парочки стареющих плейбоев, одного или двух английских аристократов и вдовствующей королевы косметики из Нью-Иорка, которой было далеко за восемьдесят, но выглядела она, как свежая незабудка, в розовой шляпе с широкими полями и шифоновом шедевре от Чипарелли.

Тут сердце Катерин начало биться медленно и болезненно сильно, ладони рук вспотели, а во рту пересохло. На дальнем конце плавательного бассейна стоял ее прекрасный, таинственный блондин. Ей казалось, что он расплывается в солнечном свете, подобно миражу или видению; ей даже подумалось, не галлюцинация ли у нее. Но когда она заметила, с кем он разговаривает, почувствовала себя лучше.

Квентина Роджерса она знала хорошо; знаменитый старый плейбой и бонвиван славных дней Голливуда. Он всегда присутствовал на всех значительных голливудских вечеринках, начиная с сороковых годов.

– Китти, душечка, это мой самый любимый-прелюбимый старый друг из Голливуда, Квентин Роджерс, которого, я уверена, ты хорошо знаешь.

– Разумеется. Квентин, рада снова встретиться. – Катерин протянула руку; крошечный человечек взял ее в свою с идеально наманикюренными ногтями.

– Я тоже, дорогая Китти. Ты, как всегда, выглядишь замечательно.

Кроме кремового цвета панамы, надетой под лихим углом, на нем была легкая, белая в черную полоску, хлопчатобумажная рубашка и великолепно отутюженные льняные брюки. На ногах – черно-белые туфли, какие носил герцог Виндзорский в тридцатые годы. От него так и несло галантностью старого образца и богемой.

– Позволь мне представить тебе Жан-Клода Вальмера.

– Enchante[15], mademoiselle. – Он встал и одарил Катерин сверкающей улыбкой.

Она взяла его крепкую, загорелую руку. Пожатие оказалось как раз таким, как надо, не слишком крепким, как будто он пытался подчеркнуть, что он мужчина, но и не вялым. Катерин оглядела его. При ближайшем рассмотрении он был просто великолепен, другого слова не подберешь. Еще красивее, чем ей запомнилось. По сути дела, его светлые волосы и темные брови делали его самым красивым мужчиной, с каким ей когда-либо приходилось встречаться.

Невзирая на то, что говорят эксперты насчет злоупотребления солнцем, загар выгодно подчеркивал его лучшие черты. Загар Жан-Клода напоминал красное дерево. – Густые, развеваемые ветром и выбеленные солнцем волосы слегка поседели на висках. Несколько длинноватые, так что он мальчишеским жестом постоянно откидывал их со лба. Он снял солнцезащитные очки, и Катерин поразила глубина его ярко-зеленых глаз. Зрачки на солнце сузились, и радужная оболочка глаз казалась полупрозрачной.

Ему, как ей представлялось, было около сорока, но в светло-голубой хлопчатобумажной спортивной рубашке и белых шортах он выглядел значительно моложе.

– Пожалуйста, Китти, дорогая, присоединяйся к нам. – Квентин показал на свободное кресло рядом с ним. – Мы так давно не виделись, что невероятно приятно встретиться снова.

Катерин села, чувствуя на себе взгляд слегка улыбающегося Жан-Клода.

Она порадовалась, что сегодня особенно старательно занималась своей внешностью. Обычно в Сен-Тропезе она ходила в шортах и майке, но на этот раз она приоделась. Белая шелковая блузка обнажала одно плечо и подчеркивала ее загар, а пышная сине-белая цветастая юбка, затянутая серебряным поясом, выгодно выделяла ее тонкую талию. Сандалии, серебряные серьги кольцами и соломенная шляпа с широкими полями на цыганских волосах довершали ее туалет, сильно отличая ее от ее же рафинированного телевизионного образа.

Пока Катерин пила марочное шампанское с персиковым соком и наслаждалась теплыми лучами солнца на своих плечах, она все время чувствовала, что Жан-Клод не сводит с нее взгляда, но он снова надел зеркальные очки, так что было невозможно разобрать, что за ними.

– И чем вы занимаетесь?

– Я строю гостиницы, – ответил он. – Квентин и я только что закончили одну в Авиньоне. Жаль, что это так далеко. Мне бы очень хотелось показать ее вам.

– Ну, Авиньон не так уж далеко отсюда, – заметила Катерин, не боясь, что он сочтет ее слишком навязчивой.

– Было бы замечательно с вами встретиться, но нам завтра нужно уезжать в Париж.

Она почувствовала, как в желудке что-то сжалось от волнения. Прекрати, сказала она себе, отпивая глоток шампанского и отводя от него взгляд. Прекрати немедленно, идиотка. Он, верно, связан с кем-то, возможно, с Элеонор.

Она спросила, где он остановился.

– У Стэна и Бетти. Мы тут уже целую неделю.

– О, как мило, – сказала она. Вот оно что. Этот золотой бог не иначе как последняя игрушка Квентина. Могла бы раньше догадаться.

– Да нет, вы неправильно подумали! – Жан-Клод улыбнулся. Он заметил искорку понимания в глазах Катерин. – Я дружу с Квентином с детства. Он вроде отца для меня. Мы оба уже несколько лет не отдыхали, так что, когда Бетти пригласила нас, мы просто подпрыгнули от радости.

– Бетти умеет заставить людей прыгать, – заметила Катерин.

– Она сильная женщина. – Он посмотрел туда, где стояла Бетти, рассказывающая какую-то похабную историю. – Сильная и красивая одновременно, – добавил он, – но далеко не такая прекрасная, как вы.

Катерин почувствовала, что лицо заливает румянец.

– Спасибо… – пробормотала она. – Ведь это вы прислали мне записку на церемонии присуждения наград?

– Виноват, – признался он. – Я не слишком люблю переписку, но я впервые увидел вас по телевизору, потом там во плоти, и я подумал: земля не создавала ничего более прекрасного.

– Вы к тому же поклонник Шекспира? – Она не могла оторвать от него глаз.

– Вордсворта. Просто не мог сдержаться. Надеюсь, вы не возражаете?

– Разумеется, нет.

Он снял очки и посмотрел на нее.

– Поверить не могу, что вы настоящая.

– Актрисам не полагается быть настоящими. По мнению некоторых людей, они просто выставочные экземпляры, вроде фазанов, чтобы на них глазеть. – Она оглянулась на гостей, некоторые из них исподтишка поглядывали на Катерин.

– Вы созданы для того, чтобы на вас глазеть. – Ей казалось, его слова ласкают ее.

– Не знаю, что на это и ответить. – Она ощущала необыкновенную легкость и счастье. – Не могу найти слов.

– Имея такие глаза, зачем говорить? – прошептал он, неотразимо улыбаясь ей. Катерин казалось, что ее окутывает тепло и какое-то предвкушение, о существовании которого она давно забыла. Какое лицо, какое тело, какая улыбка! Как может быть человек таким красивым и одновременно таким интересным, душевным и милым?

Жан-Клод наклонился к ней, собираясь что-то сказать, когда Бетти громко хлопнула в ладоши и возвестила:

– Ладно, слушайте все, ленч подан. Старая испытанная техасская жратва. Хотдоги, черные бобы и мое любимое, жареные цыплята, которых специально самолетом доставили из Далласа вчера вечером!

– В этом petite maison[16] с расходами не считаются. – Почуяв запах пищи, Квентин проснулся и поправлял свою панаму, чтобы она сидела на нем под нужным углом.

– Вам что-нибудь принести, Катерин? – спросил Жан-Клод.

– Пожалуйста, зовите меня Китти. Вы очень любезны, Жан-Клод, но я пообещала пообедать с сыном.

– Ну что же, возможно, мы все сможем сесть вместе. Вы думаете, он не станет возражать?

Катерин посмотрела на бассейн, где Томми барахтался с двумя девицами в бикини, и усмехнулась.

– Думаю, он совершенно не будет возражать. Жан-Клод взял ее под руку, приблизив к ней лицо, и, сияя все той же таинственной улыбкой, повел ее к буфету. Катерин почувствовала, что краснеет.

Ленч оказался таким вкусным, что Катерин ела и пила вдвое больше, чем обычно. После ленча дети пошли играть в дом, а взрослые собрались вокруг бассейна. Катерин лежала в шезлонге, едва не засыпая и прислушиваясь к гулу голосов. Некоторые гости уже ушли. День на Ривьере выдался жарким и душным. Она слышала непрерывное жужжание пчел в лаванде и стрекотание цикад, такое громкое, что впору оглохнуть.

– Жан-Клод, дружок, почему бы тебе не спеть нам? – Это подошла пышущая энергией Бетти.

– Ох, нет, спасибо, cherie. Очень мило с твоей стороны, но мои песни в далеком прошлом.