Личностный потенциал. Структура и диагностика

С разрешения института «Values in action» был выполнен прямой перевод на русский язык обоих вариантов опросника VIA: для взрослых (Д.А. Леонтьев) и для подростков (И.А. Буровихина и Д.А. Леонтьев). Было выполнено исследование, целью которого явилась проверка психометрических показателей подросткового варианта методики с целью определения возможностей ее адаптации к русскоязычной выборке (Буровихина, Леонтьев, Осин, 2007). Вместо буквального перевода метафорического названия исходной методики в дальнейшем для русскоязычного варианта используется оригинальное, более точное и емкое, на наш взгляд, название «Профиль личных достоинств» (ПЛД).

Выборку исследования составили 79 учеников 9–11 классов одной из московских школ (35 юношей и 44 девушки, средний возраст 15,5 лет), а также 66 студентов 2-го курса экономического и юридического факультетов одного из московских ВУЗов (30 юношей и 36 девушек, средний возраст 18,5 лет).

Вот вкратце основные полученные в исследовании результаты.

Внутренняя согласованность шкал исходной версии опросника проверялась с помощью альфа-коэффициента Кронбаха отдельно в каждой подвыборке. Отдельные шкалы («Любовь», «Способность прощать», «Надежда» и др.) показали достаточно высокую внутреннюю согласованность на обеих выборках и не потребовали отбора пунктов. Согласованность других шкал, напротив, оставляет желать лучшего и после отбора пунктов («Гибкость мышления», «Храбрость», «Непредвзятость»), что может свидетельствовать о том, что в русской культуре соответствующие силы характера проявляются иначе, чем в американской. Некоторые шкалы работают на двух опрошенных подвыборках неодинаково («Гибкость мышления», «Мудрость», «Социальный интеллект», «Самоконтроль», «Благодарность»), что может свидетельствовать о возрастной динамике представлений о проявлениях соответствующих добродетелей.

С целью выявления латентной структуры опросника на выборках школьников и студентов по отдельности был проведен факторный анализ. По результатам анализа можно сделать предположение о существовании следующих латентных факторов на выборке студентов:

Ресурсы самотрансценденции (фактор 1): «Благодарность», «Надежда», «Жизненная энергия», «Чувство юмора», «Любовь».

Ресурсы саморегуляции (фактор 2): «Непредвзятость», «Искренность», «Скромность», «Самоконтроль», «Упорство», «Благоразумие».

Ресурсы смелости и открытости (фактор 3): «Доброта», «Искренность», «Храбрость».

Ресурсы познания (фактор 4): «Интерес к учению», «Креативность», «Любопытство», «Упорство», «Гибкость мышления», «Чувство прекрасного».

Ресурсы социального взаимодействия (фактор 5): «Социальный интеллект», «Лидерство», «Мудрость».

Ресурсы нравственности (фактор 6, выделился не вполне четко): «Способность прощать», «Доброта», «Религиозность».

На выборке школьников более или менее четко воспроизводятся факторы, соответствующие добродетелям познания (фактор 2), добродетелям отваги (фактор 5; добавляется «Скромность») и добродетелям социального взаимодействия (фактор 6). Соответствие остальных факторов выглядит частичным: так, фактор 1 у школьников в целом соответствует добродетелям самотрансценденции, фактор 4 представляет собой смесь личностных черт, связанных с саморегуляцией и с социальным взаимодействием.

Таким образом, теоретическая классификация добродетелей и сил характера, построенная авторами подхода, находит частичное подтверждение.

Помимо опросника «Профиль личностных достоинств», испытуемым также предлагался ряд других методик. Характер взаимосвязей шкал «ПЛД» с показателями других методик оказался различным в выборках школьников и студентов. Отметим лишь наиболее сильные взаимосвязи, которые наблюдаются на обеих выборках.

1. Шкалы счастья и субъективной удовлетворенности, а также шкалы психологического благополучия К. Рифф (Шевеленкова, Фесенко, 2005) примерно одинаково коррелируют с рядом шкал «ПЛД»: «Благодарность», «Надежда», «Любовь», «Жизненная энергия», а также «Лидерство», «Мудрость», «Социальный интеллект» и др. Вероятно, эти шкалы в наибольшей степени связаны с общим уровнем субъективного благополучия; в основном, это составляющие первого из выделенных нами факторов (ресурсы самотрансценденции). Следует отметить, что у школьников набор этих корреляций значительно шире: это можно связать как с меньшей дифференцированностью их сознательных представлений о психологическом благополучии, так и с тем, что мощность нашего анализа на выборке студентов ниже (при r = 0,4: ? = 0,8 против ? = 0,95 на выборке школьников).

2. С показателями осмысленности жизни по Тесту смысложизненных ориентаций (Леонтьев, 1992) коррелируют те же шкалы, а также «Креативность», «Любопытство», «Чувство юмора», «Упорство», «Доброта», «Лидерство», «Интерес к учению»: осмысленность жизни связана не только с общим благополучием, но и с представлением субъекта о важности познания мира и рефлексии собственного опыта.

3. С внутренним локусом контроля по тесту «Уровень субъективного контроля» (Бажин, Голынкина, Эткинд, 1984) коррелируют шкалы «Чувство прекрасного», «Креативность», «Непредвзятость», «Искренность», «Надежда», «Упорство», «Интерес к учению», «Социальный интеллект», «Благоразумие» и «Жизненная энергия» – в первую очередь, это добродетели саморегуляции, осуществление которой требует принятия на себя ответственности.

Полученные результаты свидетельствуют о том, что русскоязычная версия опросника «Профиль личностных достоинств», при том, что на него можно распространить все оговорки, делаемые применительно к любым психометрическим методам, хорошо вписывается в круг существующих инструментов для измерения личностного потенциала и психологического благополучия и при условии некоторой доработки может занять достойное место в инструментарии практического психолога.

Бажин Е.Ф., Голынкина Е.А., Эткинд А.М. Опросник уровня субъективного контроля (УСК). М.: Смысл, 1993.

Буровихина И.А., Леонтьев Д.А., Осин Е.Н. Силы характера как ресурсы личности подростка: опыт применения профиля личных достоинств // Психологическая диагностика. 2007. № 1. С. 107–127.

Леонтьев Д.А. Тест смысложизненных ориентаций (СЖО). М.: Смысл, 1992.

Пергаменщик Л.А., Лепешинский Н.Н. Опросник «Шкалы психологического благополучия» К. Рифф: процесс и результаты адаптации // Психологическая диагностика. 2007. № 3. С. 73–96.

Фесенко П.П. Осмысленность жизни и психологическое благополучие личности: Автореф. дис. … канд. психол. наук. М., 2005.

Эммонс Р. Психология высших устремлений: мотивация и духовность личности. М.: Смысл, 2004.

Шевеленкова Т.Д., Фесенко П.П. Психологическое благополучие личности (обзор основных концепций и методика исследования) // Психологическая диагностика. 2005. Т. 3. С. 95—129.

Calhoun L.G., Tedeschi R.G. (Eds.) Handbook of Posttraumatic Growth: Research and Practice. Mahwah (NJ): Lawrence Erlbaum, 2006.

Jahoda M. Current Conceptions of Positive Mental Health. N.Y.: Basic Books, 1958.

Keyes C.L.M. Social well-being // Social Psychology Quarterly. 1998. Vol. 61. P. 121–140.

Keyes C.L.M., Shmotkin D., Ryff C.D. Optimizing well-being The empirical encounter of two traditions // Journal of Personality and Social Psychology. 2002. Vol. 82. P. 1007–1022.

Park N., Peterson C., Seligman M.E.P. Character strengths in fifty-four nations and the fifty US states // Journal of Positive Psychology. 2006. Vol. 1. № 3. P. 118–129.

Peterson C. A Primer in Positive Psychology. N.Y.: Oxford University Press, 2006.

Peterson C., Park N., Seligman M.E.P. Greater strengths of character and recovery from illness // Journal of Positive Psychology. 2006. Vol. 1. № 1. P. 17–26.

Peterson C., Seligman M.E.P. (Eds.) Character Strengths and Virtues: A Handbook and Classification. N.Y.: Oxford University Press, 2004.

Ryan R.M., Deci E.L. On Happiness and Human Potentials: A Review of Research on Hedonic and Eudaimonic Well-Being // Annual Review of Psychology. 2001. Vol. 52. P. 141–166.

Ryff C. Happiness is everything, or is it? Explorations on the meaning of psychological well-being // Journal of Personality and social Psychology. 1989. Vol. 57. P. 1069–1081.

Ryff C.D. Possible selves in adulthood and old age: a tale of shifting horizons // Psychol. Aging, 1991. Vol. 6. P. 286–295.

Ryff, C.D., Singer B. The contours of positive human health // Psychological Inquiry. 1998. Vol. 9. P. 1—28.

Schmutte P.S., Ryff C.D. Personality and well-being: reexamining methods and meanings // Journal of Personality and Social Psychology. 1997. Vol. 73. P. 549–559.

Seligman M.E.P. Authentic Happiness: Using the New Positive Psychology to Realize Your Potential for Lasting Fulfillment. N.Y.: Free Press, 2002.

Seligman M.E.P, Csikszentmihalyi M. Positive Psychology: an introduction // American Psychologist. 2000. Vol. 55. № 1. P. 5–14.

Seligman.M.E.P., Park N., Peterson C. The Values in Action (VIA) Classification of Character Strengths // Ricerche di Psicologia. 2004. Vol. 27. № 1. P. 63–78.

Мудрость как интегральная характеристика личностного потенциала

Д.А. Леонтьев

Одним из наиболее древних конструктов, выражающих содержание, во многом пересекающееся с содержанием понятия личностного потенциала, является понятие мудрости. Это понятие привычно ассоциируется с древними религиозно-философскими текстами (практически единственный содержательный обзор философского понятия мудрости на русском языке см. Файзуллаев, 1987), однако в последние два десятилетия в психологии наблюдается волна интереса к этому древнему понятию и небезуспешные попытки вписать его в ряд рабочих понятий современной психологии. За это время вышли по меньшей мере три представительных антологии по этой проблеме[1].

Выпадение проблематики мудрости из сферы интересов психологии в предшествовавший период было во многом закономерно и связано не только с особенностями развития психологического знания, но и с особенностями западной культуры и цивилизации в целом. Понятие мудрости не чисто психологическое, его сложно определить, трудно отграничить от таких конструктов, как интеллект, креативность и др., которые операционализированы в конкретных методиках и измерительных процедурах и с которыми благодаря этому можно работать. Мудрость измерить напрямую не получается, хотя были довольно наивные попытки создания психометрической шкалы мудрости. Это, однако, скорее, видимость подхода к проблеме.

Что касается общекультурного контекста, дело во многом в том, что на протяжении ХХ в. идея мудрости утратила актуальность, обесценилась, общественный запрос на мудрость стал размываться и ослабевать. Это было во многом связано с омассовлением культуры, с наступлением массовой культуры на культуру более традиционную. Традиционная, классическая культура была основана на признании априорных ценностных иерархий, априорных представлений о хорошем и плохом. Развитие в середине ХХ века теории познания и методологии науки привело к осознанию относительности всех ценностных систем, которые сложились исторически, и осознанию отсутствия абсолютной истины и доступа к ней, что привело к триумфу постмодернизма и всеобщей относительности. В результате этого обесценилось и понятие мудрости, связанное с представлением о том, что одни люди понимают лучше, чем другие. Но ведь если все относительно и нет объективных критериев истины, то какое право у этих людей утверждать, что они в чем-то выше остальных?

Это привело к устранению на какое-то время понятия мудрости из повестки дня, хотя постепенно эта повестка дня стала восстанавливаться. После нескольких десятилетий блужданий культуры и гуманитарных наук в поле всеобщей относительности и отсутствия критериев, мы пришли к осознанию того, что социальная жизнь, коммуникация оказываются невозможны в отсутствии разделяемых всеми оснований. Поэтому опять начал становиться актуальным анализ такого понятия, как мудрость.

Другая особенность культуры и цивилизации ХХ в., которая также не способствовала интересу к изучению мудрости, заключается в растущей технологизации и фрагментации всей общественной жизни. В каждую историческую эпоху, какой-то один аспект действительности становится моделью для понимания и построения других аспектов действительности. В одни эпохи такой универсальной моделью для всех остальных видов деятельности человека становилась война, в другие – религиозная практика, а во второй половине ХХ в. такой моделью стала коммерция, бизнес. По этой модели в большинстве стран стала строиться вся остальная жизнь общества, что приводило к однобокости, игнорированию специфики разных сторон жизни. Эта доминирующая уже не одно десятилетие односторонность делает ненужной мудрость, и даже ум, требуя вместо них четкости, исполнительности, в лучшем случае интеллекта и креативности. Как констатировал Михаил Жванецкий, умные люди куда-то исчезли, их место заняли сообразительные. И именно осознание необходимости преодоления интеллектуальной фрагментации, восстановления целостности, привело и приводит к росту интереса к такому холистическому и междисциплинарному понятию, как мудрость.

Контексты, с которыми соотносится понятие мудрости, многообразны: интеллект, ум, мышление – с одной стороны; опыт, знание, личностный рост, зрелость – с другой. Уже на уровне обыденного понимания видно, что понятие мудрости расположено между интеллектом и личностью; как показывают исследования, она обусловлена не характеристиками интеллекта и не характеристиками личности, а взаимодействием между ними и их определенной интеграцией.

М. Чиксентмихайи и К. Рэтхунде в одной из первых обобщающих публикаций по этой проблеме (Csikszentmihalyi, Rathunde, 1990) различают три аспекта понимания мудрости: (1) мудрость как когнитивный процесс, как способ получения и переработки информации; (2) мудрость как добродетель, как то, что делает человека полезным для общества; (3) мудрость как благо, то, что самому обладателю этого свойства дает определенные преимущества. Последнее очевидным образом контрастирует как с древним афоризмом «Во многой мудрости много печали» (Екклесиаст, 1:17–18), так и со многими обыденными представлениями про «горе от ума».

Как познавательный процесс мудрость характеризуется многоуровневой и многозадачной переработкой информации, как этот процесс называют сейчас в компьютерных науках: применяется целостная параллельная обработка информации из многих источников, которая направлена на восстановление сложных системных связей. Она не сфокусирована на решении конкретных задач, она всегда предполагает открытость и широкие контексты. Без выраженной открытости опыту говорить о мудрости, по-видимому, действительно невозможно. Но достаточной она не является, иначе мудрость не была бы столь редким явлением. Главной когнитивной характеристикой мудрости служит то, что она направлена на понимание мира в отрыве от личного интереса.

Как добродетель мудрость связана с пониманием сопряженности причин и следствий, на что обращали внимание еще античные мыслители, начиная с Платона. «Знание того, как связаны между собой причины и следствия, показывает путь к действию и служит основанием морали» (Csikszentmihalyi, Rathunde, 1990, p. 32). Большинство людей делают что-то, о чем потом сами жалеют, как раз потому, что плохо понимают связь между причинами и следствиями, поэтому хотят как лучше, но получается, как всегда.

Еще одна особенность мудрости заключается в том, что это не просто способность понимания, но и трансформация этого понимания в практические действия, «ценный ресурс для того, чтобы жить хорошей жизнью» (Эммонс, 2004, с. 294). Если познание причин и следствий, добра и зла не отражается в действиях человека, говорить про нравственность и мудрость в этом случае проблематично. «Допущение, которое лежит в основе взгляда на мудрость как на добродетель, состоит в том, что личность, сталкиваясь с познанием того, что реально происходит, с осознанием конечной истины, не способна противостоять ее логике и будет следовать верным путем» (Csikszentmihalyi, Rathunde, 1990, p. 33).

Мудрость как личное благо рассматривается в контексте проблемы счастья – еще Платон в «Меноне» писал: «Все, что делает или претерпевает душа, руководствуясь мудростью, ведет к счастью» (цит. по Csikszentmihalyi, Rathunde, 1990, p. 37). Чиксентмихайи и Рэтхунде констатируют, что мыслители прошлого были на редкость единодушны по вопросу о связи мудрости и счастья, однако в современном сознании вновь набирает силу пессимистическая позиция Екклесиаста, а мнения психологов, занимавшихся этой проблемой, распределяются примерно поровну между этими двумя точками зрения: «мудрость ведет к печали» и «мудрость ведет к счастью» (ibid.). Эмпирических данных, на которые можно было бы опереться, практически нет, сами же авторы обзора настроены оптимистично, видя в мудрости в первую очередь ресурс освобождения от зависимостей, роста автономии и преодоления эгоцентрического суженного мировоззрения личности, расширения ее перспектив благодаря в первую очередь рефлексивному сознанию. Они также связывают мудрость с оптимальными переживаниями (состоянием потока). «Эволюционная значимость мудрости как личного блага (высшая самодостаточная радость) коренится в ее связи с разнообразием, экспериментированием, любопытством и другими подобными процессами расширения. Процесс развития, требующий применения всех усилий или энергии субъекта, обеспечивает немедленное вознаграждение и не нуждается поэтому ни в каких других обоснованиях» (Csikszentmihalyi, Rathunde, 1990, p. 41).

Общее теоретическое объяснение феномена мудрости, которое предлагают Чиксентмихайи и Рэтхунде, они называют эволюционной герменевтикой. Этот подход основан на допущении, что «понятия, имеющие отношение к оценке человеческого поведения, – такие как добродетель, отвага, свобода, или мудрость, – существовавшие много веков в очень разных социальных и исторических условиях, по всей вероятности, имеют для человечества адаптивную ценность» (ibid., p. 25), то есть полезны для сохранения и развития человечества, группы и отдельных индивидов. Задача эволюционной герменевтики формулируется как раскрытие смысла тех возникших в истории человечества понятий, которые выдержали проверку временем.

Эволюционная трактовка мудрости опирается на понятие «мем», означающее единицу хранения и передачи культурного опыта, по аналогии с генами, являющимися единицами хранения и передачи генетической информации. В эволюционной перспективе «мудрое, творческое и умное поведение с большей вероятностью будет замечено, оценено и сохранено сообществом, и люди, которые проявляют такое поведение, останутся в его памяти» (ibid., p. 26–27). Они, как правило, имеют не больше шансов по сравнению с другими родить потомство, которое будет нести их гены, но имеют больше шансов на сохранение в мемах своего духовного наследия. Этот эволюционный механизм передачи духовного наследия работает даже отчасти независимо от усилий самих творцов: Гомер и Сократ сами не написали ни строчки, но основное их наследие дошло до наших дней.

В качестве одного из предтеч введения в психологию понятия мудрости часто ссылаются на Э. Эриксона (Kunzmann, Baltes, 2005, p. 114). Эриксон, во-первых, был одним из первопроходцев изучения развития личности во взрослом и в пожилом возрасте, в том числе психогеронтологии; во-вторых, он ввел идею генеративности, или продуктивности, как характеристики позитивного развития личности на предпоследней, седьмой стадии онтогенеза, охватывающей большую часть работоспособного возраста. Главным приобретением на последней, восьмой стадии жизненного цикла, по Эриксону, выступает интеграция, которая во многом связана с мудростью. Мудрость включает в себя несколько отстраненный взгляд на мир, выход за рамки своих собственных узколичностных, эгоцентрических интересов.

Кроме Эриксона в число других источников современных исследований мудрости включают линию исследований когнитивного развития, идущую от Ж. Пиаже. В работах последователей Пиаже мудрость описывалась как интеграция разных способов познания, интеграция противоположностей, диалектический синтез, интеграция таких интрапсихических систем, как когниция, эмоция и мотивация, которые на более ранних стадиях развития разделены.

Максимально эмпирически и теоретически обоснованным на сегодняшний день является подход к исследованию мудрости, известный под названием «Берлинская парадигма мудрости», поскольку именно в Берлине разворачивался существенный этап работы в этом русле. Работа в этом направлении стала заметной уже в начале 1990-х гг., и связана она, прежде всего, с такими именами, как лидер этого направления, недавно умерший, Пол Балтес, а также Урсула Штаудингер, Уте Кунцман и другие исследователи. Ранний этап исследований этого направления получил отражение в отечественных публикациях (Анцыферова, 2006). В этой парадигме была разработана не только теоретическая модель, но и собственный методический подход и собран немалый эмпирический материал. Берлинские авторы в поисках решения проблемы мудрости начали двигаться от проблем интеллекта и интеллектуальных способностей и довольно быстро пришли к тому, что мудрость связана не только и не столько с интеллектом.

Еще до исследований Берлинской парадигмы было установлено, что люди могут четко отличать мудрость от других человеческих способностей и что это многомерное явление. Анализируя имплицитные теории мудрости в обыденном сознании, Штаудингер и Лейполд выделяют четыре основных результата, которые удалось констатировать. Во-первых, понятие мудрости определяется через конкретных мудрых людей – носителей мудрости. Во-вторых, в понятии «мудрость» и в образе мудрых людей сочетаются характеристики разного рода – собственно интеллектуальные характеристики, свойства характера и этические ориентации, всегда присутствует баланс разнообразных интересов и предпочтений, то есть понятие мудрости невозможно свести к чему-то однозначному. В-третьих, мудрость включает в себя очень сильный межличностный и социальный аспект, она связана не столько с индивидуальной продуктивностью и успешностью, сколько со способами взаимоотношений и взаимодействия с людьми. В-четвертых, мудрость пересекается с другими психологическими понятиями и категориями, более изученными, такими как интеллект, благоразумие и др., представляя собой интеграцию когнитивных, эмоциональных и мотивационных процессов, но не сводится к ним; она включает в себя также что-то, что не вписывается в другие понятия (Staudinger, Leipold, 2002, p. 174).

П. Балтес на основе культурно-исторического анализа философской, религиозной и духовной литературы выделил семь наиболее общих и универсальных свойств мудрости (Kunzmann, Baltes, 2005, p. 112):

1. Мудрость обращена к сложным проблемам, касающимся смысла и течения жизни.

2. Мудрость представляет собой выдающийся уровень знания, суждения и способности давать советы другим.

3. Мудрость представляет собой совершенную интеграцию познания и личности, психики и добродетели.

4. Мудрость координирует и стимулирует индивидуальное и общественное развитие.

5. Мудрость включает в себя баланс и опосредование.

6. Мудрость всегда включает в себя осознание границ познания и неопределенностей, существующих в мире. Мудрый человек никогда не будет выносить окончательного, жесткого суждения, потому что понимает, что все в мире имеет свою обратную сторону и ничего однозначного в мире нет. Поэтому мудрость невозможно изучать методами самоописания: мудрый человек никогда не скажет «я мудр», поскольку гораздо лучше осознает ограниченность своего познания, чем человек, не отличающийся этой способностью. Только далекий от мудрости человек может высоко оценивать свои познания.

7. Мудрость трудно обрести, но легко узнать. Практически не бывает проблем с определением того, имеем ли мы дело с мудростью или нет; несмотря на отсутствие четких, однозначных определений, она всегда говорит сама за себя и легко опознается.

Эти семь характеристик задают общую основу, которая может послужить хорошим путеводителем в психологической работе.

Представители Берлинской парадигмы в большей степени связывают свой подход с идеями Роберта Стернберга, исследовавшего различные формы интеллекта (Sternberg, 2003). Главная черта мудрости, по Стернбергу, – использование скрытого, неявного, имплицитного знания, которое связано с практическим интеллектом. Но мудрость отличается от практического интеллекта, в частности, тем, что она всегда направлена не только на индивидуальное благополучие, но обязательно включает в себя ориентацию на максимизацию общего блага, интеграцию индивидуальных и более широких интересов. Именно через это отличие разрабатывался специфический подход берлинской парадигмы мудрости, которая отталкивалась от интеллектуальной парадигмы Р. Стернберга, но вышла далеко за рамки проблемы интеллекта. Мудрость связана в большей мере с личностью, чем с интеллектом и с познавательными способностями, и определяется в берлинской парадигме как «высокоценная выдающаяся способность понимания фундаментальных экзистенциальных проблем, касающихся смысла и течения жизни» (Kunzmann, Baltes, 2005, с. 117). Проблемы, по отношению к которым проявляет себя мудрость, как правило, носят сложный характер, нечетко сформулированы и имеют обычно множественные и неоднозначные решения, а не одно правильное.

Основной методический подход к эмпирическому исследованию мудрости, который был сформулирован в рамках Берлинской парадигмы, основан на анализе мышления вслух при решении задач особого рода. Испытуемым предлагается описание жизненной проблемы, которая не имеет простого однозначного решения и не поддается решению путем расчета или применения знаний. Испытуемого просят решать эту проблему, проговаривая вслух все, что приходит ему в голову в процессе решения. Следующим этапом служит экспертная оценка записей процесса решения проблем по заданным критериям. Подтверждено, что эксперты в состоянии достаточно четко и согласованно оценить по этим критериям процесс рассуждений, обнаруживая хорошие показатели согласованности оценок. Учитывая, что мудрость, по всеобщему признанию, является очень редким, выдающимся качеством, в исследованиях Берлинской парадигмы используют такое понятие, как wisdom-related performance, что приблизительно можно перевести как «умудренные решения». Под этим понимается проявление в решении проблем определенной степени мудрости, которая не позволяет назвать человека однозначно мудрым, но позволяет говорить, что он в какой-то степени обладает теми способностями и теми достоинствами, которые лежат в основе понятия мудрости (Staudinger, Leipold, 2002).

Критериев мудрости выделяется пять, из которых два – наиболее базовые, универсальные и проявляются всегда, а три – дополнительные, которые проявляются не во всех случаях. Основные критерии:

1. Фактическое знание того, как устроена жизнь, как люди действуют, дифференцированная картина мира и понимание того, что с чем в этом мире взаимосвязано.

2. Процедурное, или стратегическое, знание – ноу-хау, знание о том, как решать те или иные проблемы, достигать тех или иных целей.

Эти два критерия универсальны, но не специфичны только для мудрости, необходимы, но не достаточны. Три вспомогательных критерия, напротив, менее универсальны, но более специфичны.

3. Контекстуализация, то есть способность помещать ситуацию в разные широкие контексты, в том числе общества и жизни в целом.

4. Осознание и учет неопределенностей, существующих в жизни.

5. Понимание и учет индивидуальных, социальных и культурных различий в ценностях и приоритетах, понимание относительности точек зрения.

Эти пять критериев в совокупности образуют баланс между разными аспектами мудрости, между ее интеллектуальной и личностной стороной. Вот некоторые конкретные операциональные индикаторы, наличие которых в рассуждениях позволяет диагностировать признаки умудренности. Фактическое знание: максимальное уточнение и анализ фактических обстоятельств, приведение примеров возможных ситуаций. Процедурное познание: выработка стратегии поиска информации, принятия решения и совета, четкие временные графики, включенные в ситуацию, выбор точного времени, когда давать тот или иной совет, обследование, анализ различных сценариев с точки зрения соотношения затрат и результатов, целей и средств. Контекстуализация: учет и анализ разных культурных норм, учет возрастной специфики, учет индивидуальной ситуации, определение приоритетов разных сфер жизни и взаимоотношений, напряжений между разными сферами жизни. Неопределенность: указание на отсутствие совершенного решения, оптимизация потерь и приобретений, выбор меньшего из двух зол, невозможность предсказания будущего. Относительность: учет исторического периода, учет религиозных контекстов, личных предпочтений, учет возможных изменений ценностей и предпочтений в будущем (Baltes, Staudinger, 1993).

Результаты, полученные в исследованиях Берлинской парадигмы, распадаются на несколько групп (Baltes, Kunzmann, 2003; Kunzmann, Baltes, 2005).

(1) Многие взрослые люди находятся на пути к мудрости, но очень немногие по приведенным критериям достигают действительно высокого уровня, что хорошо согласуется с обыденными представлениями. (2) Первые признаки мудрости, точнее, умудренного поведения и решений, обнаруживаются уже в позднем подростковом возрасте и ранней взрослости. На протяжении довольно длительного последующего периода, большей части взрослости, не происходит принципиальных сдвигов.