12 великих пьес

Сзади них показывается лэди Тизл.

Джозэф Сэрфэс (в сторону). Чорт возьми… лэди Тизл! (К Марии.) Вы не должны, нет, вы не сделаете этого… ведь хотя я и питаю глубочайшее уважение к лэди Тизл…

Мария. К лэди Тизл?

Джозэф Сэрфэс. Однако, если сэр Питер заподозрит…

Лэди Тизл (выходя вперед, про себя). Что это такое, скажите, пожалуйста? Не принимает ли он ее за меня? Дитя мое, вас ждут в той комнате. (Мария уходит.) Что все это значит, скажите, пожалуйста?

Джозэф Сэрфэс. Пренеприятная история! Мария каким-то образом приметила мою нежную заботливость о вашем счастьи и грозила все рассказать сэру Питеру. Вы вошли как раз в ту минуту, когда я старался убедить ее, чтобы она…

Лэди Тизл. Вот как? Какой у вас, однако, нежный способ убеждать… И что же – это вы всегда так убеждаете, стоя на коленях?

Джоээф Сэрфэс. О, она совсем еще ребенок, и я думал, что немного пафоса… Но, лэди Тизл, когда же вы соберетесь познакомиться с моей библиотекой, как вы обещали?

Лэди Тизл. Нет, нет; я начинаю думать, что это было бы неблагоразумно… Вы знаете, я допускаю ваши ухаживания лишь настолько, насколько этого требует мода.

Джоээф Сэрфэс. Да, правда… Я самый платонический вздыхатель, с каким приходилось иметь дело женщинам.

Лэди Тизл. Конечно, нельзя отставать от моды. Я уже бросила столько провинциальных привычек, что сколько бы сэр Питер ни мучил меня своими капризами, они не доведут меня до…

Джоээф Сэрфэс. Единственного доступного для вас способа мести. Превосходно! Я аплодирую вашей скромности!

Лэди Тизл. Молчите! – вы опасный человек. Но нас, пожалуй, могут хватиться – идемте туда, где все остальные.

Джоээф Сэрфэс. Нам лучше бы итти туда порознь.

Лэди Тизл. Хорошо. Но только вам незачем оставаться здесь: Мария уже больше не придет сюда слушать ваши увещания – за это я вам ручаюсь. (Уходит.)

Джоээф Сэрфэс. Да, в курьезное положение попал я со своей политикой! Я хотел войти в милость у лэди Тизл, только чтоб она не стала моим врагом вместе с Марией – и вот, сам не знаю как, попал в ее обожатели. Говоря откровенно, я начинаю жалеть, что так старался приобрести безукоризненную репутацию: это запутало меня в такую сеть интриг, что я боюсь, как бы в конце концов меня не вывели на свежую воду. (Уходит.)

Комната в доме сэра Питера.

Входят сэр Оливер Сэрфэс и Раули.

Сэр Оливер. Ха, ха, ха! Так мой старый приятель женат, а? Молодая жена из деревни? Ха, ха, ха! Долго крепился старый холостяк, а в конце-концов все-таки увяз в браке!

Раули. Не годится шутить над ним, сэр Оливер; уверяю вас – это его больное место, хоть он женат всего семь месяцев.

Сэр Оливер. Значит, уже полгода, как он начал отбывать наказание. Бедный Питер! Но вы говорите, что он совершенно отступился от Чарльза и больше не видится с ним, а?

Раули. У сэра Питера прямо странное предубеждение против Чарльза. По-моему он ревнует его к лэди Тизл, причем эту ревность в нем очень искусно вызвали наши соседи-сплетники; они немало прибавили дурной славы Чарльзу. А все дело в том, что если лэди и неравнодушна к одному из братьев, так именно к Джозэфу.

Сэр Оливер. Да, это я знаю: здесь целая шайка злых клеветников и благожелательных сплетников, которые убивают репутации, чтобы только убить время, и еще не успеет человек оценить, что значит доброе имя, как он уже его потерял. Но этим господам не вооружить меня против моего племянника, это уж будьте уверены. Нет, нет; если Чарльз не сделал ничего бесчестного или низкого, я готов простить ему все сумасбродства.

Раули. Если так, то я жизнью ручаюсь, что вы его обратите на путь истинный! Ах, сэр, я воскресаю: я вижу, что ваше сердце не отвратилось от него. У сына моего доброго господина остался все-таки друг.

Сэр Оливер. Да неужели я могу забыть, мистер Раули, каким я сам был в его годы? Ей-богу, и мой брат, и я – мы были не слишком-то благоразумными юношами; и все же я думаю, вы немного людей видели лучше своего старого господина.

Раули. Сэр, именно это и дает мне уверенность, что Чарльз может восстановить честь своей семьи. Но сюда идет сэр Питер…

Сэр Оливер. Да, идет… Боже праведный, до чего он изменился! Окончательно женатый человек, у него на лице написано, что он супруг – это видно за версту.

Входит сэр Питер Тизл.

Сэр Питер. А, сэр Оливер – старый дружище! С приездом в Англию!

Сэр Оливер. Спасибо, спасибо, сэр Питер. Честное слово, я рад видеть вас в добром здоровьи.

Сэр Питер. Ну, давненько мы не видались – пятнадцать лет: даже не верится, сэр Оливер! За это время много было всяких огорчений…

Сэр Оливер. Да, и у меня тоже. Но это что! А вот вы, оказывается, женаты, а, старина? Ну, этому уж не поможешь, так что значит – поздравляю вас от всего сердца.

Сэр Питер. Спасибо, спасибо, сэр Рливер! Да, попал я в… в… рай… Но не стоит сейчас говорить об этом.

Сэр Оливер. Верно, верно, сэр Питер, не годится старым друзьям при первой же встрече начинать с жалоб.

Раули (тихо – сэру Оливеру). Будьте осторожны, сэр, умоляю вас.

Сэр Оливер. Так, стало быть, один из моих племянников – беспутный кутила?

Сэр Питер. Ах, старый друг, грустно думать мне, как вы разочаруетесь в нем! Он – погибший человек. Но за Чарльза вас вознаградит его брат, Джозэф: это – действительно образцовый юноша; весь свет о нем хорошо говорит.

Сэр Оливер. Очень прискорбно это слышать: у него слишком хорошая репутация, чтобы он оказался честным малым. Весь свет о нем хорошо говорит! Это значит, он кланялся одинаково низко и мудрецам, и дуракам, и мерзавцам, и честным людям.

Сэр Питер. Как, сэр Оливер? Неужели вы ставите ему в вину, что он не нажил себе врагов?

Сэр Оливер. Да, если он человек порядочный, то он заслуживает врагов.

Сэр Питер. Ну, хорошо; вы не будете так думать, когда узнаете его. Говорит он так назидательно, выказывает такие благородные чувства!

Сэр Оливер. К чорту его чувства! Если он встретит меня с объедками морали во рту, меня сразу стошнит. Поймите меня, сэр Питер: я и не думаю защищать ошибок Чарльза; но прежде чем составить мнение о каждом из братьев, я собираюсь сделать испытание их сердцу. Я и приятель мой Раули кое-что придумали для этой цели.

Раули. Сэр Питер хоть раз в жизни должен будет узнать, что он ошибался.

Сэр Питер. О, я жизнью ручаюсь за Джозэфа!

Сэр Оливер. Ладно, идем, поставьте нам бутылку доброго вина, выпьем за здоровье этих ребят, и мы объясним вам наш план.

Сэр Питер. Идем, идем.

Сэр Оливер. И не будьте вы, сэр Питер, так строги к сыну своего старого приятеля. Чорт побери! Не беда по-моему, что он немного вышел из колеи; что касается меня, так я терпеть не могу, когда благоразумие уродует зеленые побеги юности: оно похоже на плющ, который обвивается вокруг молодого деревца и мешает ему расти. (Уходят.)

Действие III

Комната в доме сэра Питера.

Входят сэр Питер Тизл, сэр Оливер Сэрфэс и Раули.

Сэр Питер. Ну, так мы сперва посмотрим на него, а за вино сядем после. Но как же так, мистер Раули? Я все еще не уразумел, в чем суть вашего плана?

Раули. А видите ли, сэр, этот мистер Стэнли, о котором я говорил, – близкий их родственник по матери. Он был когда-то купцом в Дублине, но разорился после ряда несчастных случайностей. Когда его арестовали, он обратился письменно к обоим, к м-ру Сэрфэсу и к Чарльзу; от первого он не получил ничего, кроме уклончивых обещаний, а Чарльз сделал все, что мог. Как раз теперь Чарльз старается занять у кого-нибудь денег, и часть их, несмотря на собственное отчаянное положение, он намерен отдать бедному Стэнли.

Сэр Оливер. А! Ну, Чарльз – сын моего брата.

Сэр Питер. Хорошо, но как же может сэр Оливер лично…

Раули. А вот как: я извещу братьев, что Стэнли добился разрешения лично обратиться к своим друзьям. Ни Джозэф, ни Чарльз никогда не видали этого Стэнли, так пусть сэр Оливер и назовется им. Вот и представится прекрасный случай судить об их характерах. И поверьте мне, сэр, в младшем брате вы найдете человека, у которого, несмотря на все его сумасбродство и беспутство, по выражению нашего поэта,

…и сердце, и рука

Для чистого открыты состраданья.

Сэр Питер. Гм… что из этого, что у него щедрая рука, если давать-то нечего? Производите, производите свои испытания, сколько угодно. Но где же этот человек, который должен рассказать сэру Оливеру о положении дел Чарльза?

Раули. Внизу, ждет приказаний. Он даст самые верные сведения. Это, сэр Оливер, добрейший еврей; и он, надо отдать ему справедливость, сделал с своей стороны все возможное, чтобы показать вашему племяннику его поступки в истинном свете.

Сэр Оливэр. Пожалуйста, распорядитесь позвать его сюда.

Раули (говорит в дверь слуге). Попроси войти м-ра Мозеса.

Сэр Питер. Но, скажите, пожалуйста, с какой ему стати говорить правду?

Раули. О, я убедил его, что он может получить кое-какие долги с Чарльза только чрез сэра Оливера, о приезде которого ему известно; значит, не лгать – в его интересах. В моих руках есть еще и другой свидетель, некий Снэйк; я накрыл его в одном деле, очень смахивающем на подлог; он рассеет ваши, сэр Питер, подозрения относительно Чарльза и лэди Тизл.

Сэр Питер. Про это я уж столько слышал, что с меня довольно.

Раули. Вот и честнейший сын Израиля пожаловал. (Входит Мозес.) Сэр Оливер здесь.

Сэр Оливер. Сэр, как мне известно, у вас за последнее время были серьезные дела с моим племянником Чарльзом?

Мозес. Да, сэр Оливер, я сделал все, что мог для него; но он был разорен раньше, чем обратился ко мне за помощью.

Сэр Оливер. Не повезло вам; значит, вам не пришлось показать свой талант?

Мозес. Нет, я имел удовольствие услышать об его несчастиях не раньше, чем он задолжал безнадежно несколько тысяч фунтов.

Сэр Оливер. Какая неудача! Все-таки, я полагаю, вы сделали для него все, что было в вашей власти, почтенный Мозес?

Мозес. Да, и он это знает. Как раз сегодня вечером я должен был привести к нему джентльмэна из Сити, который мог дать ему денег в долг, потому что он еще не имел дела с м-ром Чарльзом.

Сэр Питер. Как? Нашелся человек, у которого Чарльз ни разу не занял денег?

Мозес. Да, некто м-р Премиум,[55] с улицы Крэчд-Фрайарс, бывший маклер.

Сэр Питер. Сэр Оливер, блестящая идея, ей-богу! Вы говорите, Чарльз не знает м-ра Премиум?

Мозес. Нет, не знает.

Сэр Питер. Вот вам, сэр Оливер, и случай удовлетворить свое любопытство, случай куда более удобный, чем старая романическая сказка про бедного родственника: ступайте с моим другом Мозесом и разыгрывайте роль м-ра Премиум; тогда вы увидите племянника в полном блеске.

Сэр Оливер. Эта мысль мне больше по вкусу, а Джозэфа я могу посетить потом в качестве старого Стэнли.

Сэр Питер. Верно, так будет хорошо.

Раули. Ну, это значит поставить Чарльза в невыгодные для него условия. Но все равно: Мозес, вы поняли сэра Питера и вы не измените нам?

Мозес. Можете на меня положиться. (Смотрит на свои часы.) Я собирался зайти к м-ру Чарльзу именно в это время.

Сэр Оливер. Ну, Мозес, я готов итти с вами – хоть сейчас. Постойте, об этом я и забыл совсем: как, чорт возьми, мне сойти за еврея?

Мозес. В этом нет надобности: м-р Премиум – христианин.

Сэр Оливер. Да что вы? Очень жаль. А вот еще вопрос: не слишком ли я нарядно одет для кредитора?

Сэр Питер. Нисколько. Если б вы приехали в собственной карете, даже и это не испортило бы роли, – правда, Мозэс?

Мозес. Истинная правда.

Сэр Оливер. Но как я должен говорить? Ведь у ростовщиков, наверное, есть свой жаргон, свои методы в разговоре, – мне все это надо знать.

Сэр Питер. О, тут нечему учиться! Главное – предъявлять непомерные требования. Так, Мозес?

Мозес. Да, это самое главное.

Сэр Оливер. Ладно. На это меня хватит, ручаюсь. Я потребую с него процентов восемь или десять, не меньше.

Мозес. Если вы потребуете только это, вас сейчас же узнают.

Сэр Оливер. О, чорт побери! Сколько же надо?

Мозес. Это зависит от обстоятельств. Если вам покажется, что он не очень нуждается в деньгах, вам следует потребовать только сорок или пятьдесят процентов; но если он в очень трудном положении, можете спросить вдвое.

Сэр Питер. Хорошему ремеслу вы учитесь, сэр Оливер!

Сэр Оливер. Да, и не безвыгодному.

Мозес. Затем, видите ли, у вас у самого денег нет, и вы должны занять их для м-ра Чарльза у своего приятеля.

Сэр Оливер. А, занять их у приятеля… Так, так!

Мозес. А ваш приятель – бессовестный пес, но вы уж тут не при чем.

Сэр Оливер. Мой приятель – бессовестный пес? Так, так!

Мозес. Да, у него наличных денег тоже нет, и поэтому он должен продать свои ценные бумаги с большим убытком.

Сэр Оливер. Должен продать бумаги и с большим убытком? Это, знаете, очень любезно с его стороны.

Сэр Питер. Ну, сэр Оливер… то бишь – м-р Премиум – скоро вы будете мастером своего дела. А что, Мозес, не заставить ли его пройтись насчет закона о процентах? По-моему, это подошло бы к его роли.

Мозес. И даже очень.

Раули. А если еще упомянуть, что теперь молодой человек должен стать совершеннолетним, прежде чем ему позволят разориться: разве это не обидно?

Мозес. Да, очень обидно!

Сэр Питер. А если еще обругать тех, кто одобряет такой закон? Вы только подумайте; единственная цель его – вырвать из лап ростовщиков несчастных и неосторожных молодых людей и дать им возможность получить наследство еще не совсем растраченным!

Сэр Оливер. Так, так… Дальнейшие инструкции Мозес даст мне дорогой.

Сэр Питер. Ну, времени для этого у вас будет немного: ваш племянник живет совсем близко.

Сэр Оливер. О, не беспокойтесь, у меня, повидимому, такой талантливый учитель, что, живи Чарльз хоть рядом, я стану совершенным мошенником, прежде чем мы завернем за угол. (Уходят с Моресом.)

Сэр Питер. Уж теперь-то, я думаю, сэр Оливер узнает истину: ведь вы, Раули, пристрастны к Чарльзу и могли предупредить его о первом своем плане.

Раули. Нет, честное слово, сэр Питер!

Сэр Питер. Хорошо, ступайте, приведите ко мне этого Снэйка. Послушаем, что он скажет. А, я вижу – идет Мария; мне надо поговорить с ней. (Раули уходит.) С какой бы я радостью убедился, что мои подозрения относительно лэди Тизл и Чарльза не основательны. Я ни разу еще не говорил об этом с моим другом Джозэфом. Решено: сделаю это, а он чистосердечно скажет мне свое мнение.

Входит Мария.

Сэр Питер. Ну, что, дитя мое, м-р Сэрфэс вернулся с вами?

Мария. Нет, сэр; его задержали.

Сэр Питер. Вот что, Мария: вам все чаще приходится беседовать с этим милым молодым человеком, неужели вы еще не видите, какой награды заслуживает его склонность к вам?

Мария. Знаете, сэр Питер, вы меня приводите в отчаяние вашими постоянными разговорами об этом. Вы заставляете меня сказать вам, что среди моих поклонников нет человека, которого я не предпочла бы м-ру Сэрфэсу.

Сэр Питер. Какая испорченность! Нет, нет, Мария, вы предпочли бы одного: Чарльза. Это ясно. Его пороки и безумства покорили ваше сердце.

Мария. Это жестоко, сэр. Вы знаете, я послушалась вас, я не вижусь и не переписываюсь с ним: я уж довольно наслышалась о нем и теперь убедилась, что он не стоит моего внимания. Но все-таки, разве это преступление, что мое сердце жалеет его за его несчастья, хотя умом я строго его осуждаю?

Сэр Питер. Хорошо, хорошо, жалейте его, сколько вам угодно, но руку и сердце от-дайте более достойному.

Мария. Только не его брату!

Сэр Питер. Вы испорчены и упрямы. Но берегитесь, мисс, вы до сих пор не знали еще, что такое власть опекуна, – и лучше не заставляйте меня показать вам ее.

Мария. Я могу только сказать, что вы будете неправы. Правда, по желанию моего отца, я некоторое время обязана смотреть на вас как на его заместителя; но я обязана перестать считать вас им, если вы вздумаете сделать меня несчастной. (Уходит.)

Сэр Питер. Ну, у кого может быть столько неприятностей, как у меня? Все будто сговорились меня злить. И двух недель не прошло со времени моего брака, как умер ее отец, здоровый и крепкий человек, – умер, по-моему, единственно ради удовольствия помучить меня хлопотами о его дочке. (Лэди Тизл поет за сценой.) Однако сюда идет моя супруга. Она, повидимому, в хорошем настроении. Как бы я был счастлив, если б мог внушить ей хоть немного любви ко мне!

Входит лэди Тизл.

Лэди Тизл. Господи, сэр Питер, надеюсь, вы не ссорились с Марией? Нехорошо с вашей стороны сердиться, когда меня нет при этом.

Сэр Питер. Ах, лэди Тизл, привести меня в хорошее настроение – это всегда в вашей власти.

Лэди Тизл. Конечно! Этого я и хочу: мне надо, чтобы вы сейчас были в очаровательном настроении. Развеселитесь же и дайте мне двести фунтов; дадите?

Сэр Питер. Двести фунтов! Как будто бы я не могу быть веселым бесплатно! Впрочем, стоит вам только говорить со мной вот так, как теперь, и тогда для меня нет ничего, в чем бы я мог вам отказать. Вы получите деньги, а в награду соблаговолите приложить печать к нашему договору.

Лэди Тизл. О, нет… вот вам – рука, Этого довольно. (Подносит к его губам руку.)

Сэр Питер. И вы не станете больше упрекать меня за то, что я не выделяю вам самостоятельного капитала. Я скоро сделаю вам сюрприз, только всегда ли мы будем так жить, а?

Лэди Тизл. Если хотите – всегда. Я ничего не имею против того, чтобы прекратить наши ссоры, если вы только сознаетесь, что вам первому это надоело.

Сэр Питер. Хорошо, значит, теперь мы будем состязаться во взаимной уступчивости?

Лэди Тизл. Уверяю вас, сэр Питер: доброе настроение вам очень к лицу. Вы теперь похожи на прежнего сэра Питера до нашей свадьбы, когда вы бывало гуляли со мною под вязами и рассказывали мне, каким вы были щеголем в юности, и брали меня за подбородок, и спрашивали, не полюблю ли я старика, который мне ни в чем не будет отказывать, так ведь?

Сэр Питер. Да, да, и вы были так нежны, так внимательны…

Лэди Тизл. Да, конечно, и я всегда принимала вашу сторону, когда мои знакомые дурно говорили о вас и поднимали вас насмех.

Сэр Питер. В самом деле?

Лэди Тизл. Да, и когда моя кузина Софи называла вас брюзгой и старым холостяком и смеялась над моей затеей – выйти замуж за человека, который годится мне в отцы, я всегда вас защищала и говорила, что вовсе не считаю вас таким противным.

Сэр Питер. Спасибо вам.

Лэди Тизл. И я даже говорила, что из вас пыйдет очень хороший муж.

Сэр Питер. Ваше предсказание было справедливо; и мы теперь будем счастливейшей парой…

Лэди Тизл. И никогда не станем ссориться?

Сэр Питер. Никогда! Но все же, дорогая моя лэди Тизл, вы должны очень серьезно следить за своим характером; ведь во всех наших маленьких столкновениях, припомните-ка, моя дорогая, вы всегда были зачинщицей.

Лэди Тизл. Извините, дорогой мой сэр Питер, – это вы всегда начинали первый.

Сэр Питер. Ну, вот видите, мой ангел! Будьте осторожны: противоречие никак не помогает дружбе.

Лэди Тизл. Ну, что, мой любимый, разве не вы начинаете первый?

Сэр Питер. Вот опять пошла! Вы не замечаете, душа моя, что делаете именно то, что, знаете ли, всегда меня сердит.

Лэди Тизл. Да, но, знаете, дорогой мой, если вы будете сердиться без всякой причины…

Сэр Питер. Значит, вам опять хочется поссориться?

Лэди Тизл. Нет, мне не хочется, но если вы будете таким брюзгой…

Сэр Питер. Ну, кто же начинает?

Лэди Тизл. Да вы, вы же, конечно. Я ничего такого не говорила, но у вас невыносимый характер.

Сэр Питер. Нет, нет, сударыня; вините свой собственный характер.

Лэди Тизл. А, значит, вы как раз и есть то, что про вас говорила кузина Софи.

Сэр Питер. Ваша кузина Софи – наглая, дерзкая вертушка.

Лэди Тизл. Вы – грубиян! Не смейте бранить моих родственников!

Сэр Питер. Ну, если я еще когда-нибудь попытаюсь мириться с вами, пусть меня вдвое скрючит эта чума, именуемая браком!

Лэди Тизл. Если скрючит – тем лучше!

Сэр Питер. Нет, нет, сударыня! Теперь ясно: вы никогда даже вот настолько не думали обо мне, и я был сумасшедший, когда женился на вас – дерзкой деревенской кокетке, которая отказала половине честных сквайров-соседей.

Лэди Тизл. И мне тоже ясно: какая я была дура, что пошла за вас – старого волокиту-холостяка, который до пятидесяти лет не женился только потому, что никто не шел за него.

Сэр Питер. Ладно, ладно! Однако вам было довольно приятно слушать меня: таких женихов, как я, у вас никогда не было.

Лэди Тизл. Не было? А разве не отказала я сэру Тиви Тэрьеру?[56] Уж он-то был бы партией получше, – это все говорили. Имение его было не хуже вашего, и он сломал себе шею после нашей свадьбы.

Сэр Питер. Между нами, сударыня, все кончено! Вы бесчувственная, неблагодарная… Но всему есть конец! Я считаю вас способной на всякую мерзость… Да, сударыня, я теперь верю слухам относительно вас и Чарльза, сударыня. Да, сударыня, про вас и Чарльза не без оснований…

Лэди Тизл. Берегитесь, сэр Питер! Лучше бы вы не намекали на такие вещи! Впредь вы не будете подозревать меня без причины, – это я вам могу обещать.

Сэр Питер. Очень хорошо, сударыня, очень хорошо! Разъедемся хоть сию минуту, если вам угодно. Да, сударыня, или даже – разведемся. Я дам собою благой пример всем старым холостякам. Разведемся, сударыня.

Лэди Тизл. Я согласна, я согласна. Вот, дорогой мой сэр Питер, мы опять пришли к согласию, мы можем стать счастливой парой и никогда не ссориться… ха, ха, ха! Ну, вы, я вижу, собираетесь опять рассердиться, и я вам только помешаю – прощайте, прощайте! (Уходит.)

Сэр Питер. Мука, пытка! Неужели я не могу ее рассердить? О, я несчастнейший чело век! Но я не потерплю, чтобы она была спокойна: нет, пусть она разобьет мне сердце, но она не смеет быть спокойной. (Уходит.)

Комната в доме Чарльза Сэрфэса.

Входят Трип, Мозес и сэр Оливер Сэрфэс.

Трип. Сюда, мистер Мозес! Если вы подождете немного, я попытаюсь… Как зовут джентльмэна?

Сэр Оливер (тихо – Мозесу). М-р Мозес, как мое имя?

Мозес. М-р Премиум.

Трип. Премиум – отлично! (Нюхая табак, уходит.)

Сэр Оливер. Ну, слуги не производят впечатления, что хозяин разорен. Но позвольте? Ведь это дом моего брата?

Мозес. Да, сэр; м-р Чарльз купил этот дом у м-ра Джозэфа с мебелью, картинами и всем прочим, – купил в совершенно таком виде, в каком старый джентльмэн все оставил после смерти. По мнению сэра Питера, это один из случаев расточительности Чарльза.

Сэр Оливер. По-моему гораздо непростительнее экономия Джозэфа, продавшего отцовский дом.

Возвращается Трип.

Трип. Мой хозяин просит вас подождать, джентльмэны: у него гости, и он пока не может говорить с вами.

Сэр Оливер. Если бы он знал, кто желает его видеть, быть может, он не прислал бы такого ответа.

Трип. Да, да, сэр; он знает, что вы здесь. Я не забыл про м-ра Премиума, нет, нет, нет!

Сэр Оливер. Очень хорошо, сэр; а… извините, сэр, как вас зовут?

Трип. Трип, сэр; мое имя Трип – к вашим услугам.

Сэр Оливер. Я вижу, м-р Трип, вам здесь неплохо служить, а?

Трип. Да что же… здесь нас трое или четверо, и проводим мы время довольно приятно; только вот иной раз жалованье нам задерживают, да и не очень-то оно велико: только пятьдесят фунтов в год, а, например, кошельки или цветы – на свой счет.

Сэр Оливер (в сторону). Кошельки! Цветы! Палок бы им! Веревок!

Трип. Да, кстати, Мозес, не согласились ли бы вы учесть вот этот векселек?

Сэр Оливер (в сторону). Тоже хочет занять денег! Господи, помилуй! Готов ручаться, что у него такое же положение, как у хозяина, и тоже куча кредиторов и заимодавцев.

Мозес. Право, никак не могу, м-р Трип.

Трип. Вот тебе и на, вы меня удивляете. Приятель мой Браш[57] сделал на нем передаточную надпись, и я думал, что если он расписался, так это все равно, что наличные деньги.

Мозес. Нет, это не все равно.

Трип. Да ведь небольшая сумма – всего двадцать фунтов. Слушайте-ка, Мозес, не дадите ли вы их мне под обеспечение моего годового дохода?

Сэр Оливер (в сторону). Под годовой доход! Ха, ха! Лакей занимает деньги под свой годовой доход… Ну, и ловкач… ей-богу!

Мозес. Хорошо, только вы должны застраховать свое место.

Трип. О, с величайшим удовольствием! Я застрахую свое место – и жизнь тоже, если вам угодно.

Сэр Оливер (в сторону). Ну, жизнь этого вексельника я бы не взялся страховать…

Мозес. Но разве Вам нечего заложить?

Трип. Да все ценное из гардероба моего хозяина уже давно исчезло. Впрочем, я могу вам предложить кое-что из его зимней одежды с правом выкупа до ноября. А то есть еще и французский бархат и синий камзол с серебром, да в придачу несколько пар кружевных манжет: Это, я полагаю, годится? Ну, приятель, как? а?

Мозес. Хорошо, хорошо. (Звонок.)

Трип. Эге, звонок! Вот теперь, джентльмэны, думаю, уж можно вас провести к нему. Не забудьте про мой годовой доход, Мозес! Сюда, джентльмэны! Я застрахую свое место, будьте покойны.

Сэр Оливер (в сторону). Если слуга – хоть тень своего господина, так здесь и в самом деле – храм расточительности. (Уходит.)

Другая комната в том же доме.

На сцене Чарльз Сэрфэс, сэр Гарри Бэмпэр, Кэйрлесс и джентльмены – пьют.

Чарльз Сэрфэс. Это верно, чорт возьми! Наше поколение вырождается. Многие из наших знакомых – люди со вкусом, умом и светским лоском; но, чорт их возьми, не умеют жить!

Кэйрлесс. Верно, верно, Чарльз! Из всего изобилия на столе они выбирают что посущественней и боятся только вина и остоумия. Ну, конечно, в обществе это просто невыносимо! Бывало, над стаканом доброго бургундского разговор их кипел весельем, а теперь он стал похож на воду из Спа, которую они пьют; в ней есть игра и пена, как в шампанском, но нет ни вкуса, ни аромата.